Аристократы

Глава 11 “Очаги войны”

POV Вильмонт

Шесть утра или сколько? Рядом со столом на кухне есть маленький диван на два места, я на нем и развалилась. Ноги не помещались, поэтому их пришлось на подлокотник закинуть. Рукой прикрыла глаза от солнечного света, который стал тревожить в открытое окно слева. Рассвело.

Боялась если свет попадет в глаза, я бы непременно ослепла, те слишком сильно горели от недосыпа.

Отраву в груди под название Хаски опять подогрели, заставили ее двигаться по крови. Что будет дальше? Я боюсь? Нет. Его действий не боюсь, наказаний тоже. Одно интересовало — смогу ли достойно, равнодушно отвечать на выпады ненавистного Аристократа. Очень надеюсь. Не хочу, чтобы он понял, как было плохо.

Дверь входная противно скрипнула, привлекая внимание. Я поднялась на локтях, чтобы посмотреть через спинку дивана, кто там. Поймала взгляд Саши.

Алиса и брат давно спали — это я одна полуночница.

— Не спишь? — заулыбалась Саша, при этом аккуратно оперлась спиной о стену и начала снимать туфли. Затем одной из них помахала в воздухе:

— Приветик! — едва не захлопала в ладоши, как маленький ребенок, сестра и пожала плечами вверх. Когда эмоции у нее выходили из под-контроля, она приподнимала плечи и опускала. Не столь важно, плохие чувства или хорошие, так проявлялись ее нервы.

Моя сестра отнюдь не трезва.

Очень тяжелой поступью Саша пробралась к ближайшему стулу возле стола, где мы сегодня перед праздником выпивали, и плюхнулась, как мешок с очень тяжелыми костями.

Нарочито медленно сестра подняла бокал пустой, оставленный на столе, и демонстративно перевернула вниз. Ни единой капельки алкоголя. По-моему ей хватит, давно не видела ее в таком градусе.

Отставила Саша стакан на край стола, локоть поставила на твердую поверхность, и поддержала щеку ладонью. А потом очень протяжно выдохнула воздух изо рта, как будто долго его копила.

— Я тебе звонила, ты овца, слышала и не ответила! Проститутка! — выдала она. Я даже приподнялась, уселась на попу, подтянула колени к груди. Нормально!?

— Нет. Ну это надо было! — продолжала сестра. Хотя она говорила и насмешливо, но доля правды в каждой шутке. — Трахаться с моим бывшим возлюбленным. Стерва ты, Анька!

Понесся словарный ливень из сестры, пусть выскажется, а я помолчу. Главное начала говорить, а то дешевые молчаливые сопли как-то меньше меня устраивали. Пусть выскажется, а потом подеремся.

Но Саша замолчала, будто устала говорить:

— Ты из-за него невменяемая была? — более спокойно спросила она, глядя в глаза, и насквозь, как детектор лжи, улавливая сигналы моих нервов.

— Не хочу вспоминать, — отвернулась от детектора.

— Твой Шмонт бешеный, как бык-осеменитель, напился и был таков, приставал к телкам! — ни один мускул не дрогнул на лице.

Моя вина-да? У меня правда не было выхода, как еще вылезти из этой ситуации живой и невредимой. Бесконечно скрываться всё равно бы не смогла.

Саша опять переместилась на прежнюю тему:

— Никогда бы не подумала, что кто-то сумеет пробраться к нему в пианино. Это святая святых, только Кристине дарована честь там останавливаться, когда приезжает его навещать.

— Он меня вынуждал, — ответила я.

На замечание Саша очень громко рассмеялась, пришлось запоздало шикнуть на нее, чтобы потише, а то родственников могли разбудить.

— Угрожал, для того, чтобы ты с ним жила в пианино? Чтобы ты спала с ахренительным мужиком и жила с ним? Я правильна поняла? — чуть успокоилась, но была сестра явно неадекватна.

— Чтобы я спала с ним, если быть точной. Только не надо думать, что у него какие-то там «чувства» — закатила я глаза к потолку. — Поверь, единственное его чувство — это как засунуть член мне в рот, причем при людно желательно. Кайфовал от унижений надо мной.

— Да я тебя умоляю, дура. Он похож на мазохиста спать с девушкой, которая ему не нравится? Мозгом раскинь! — повысила вновь голос Саша, при этом постучала пальцами себе по голове.

— Я просто не велась на его морду и деньги. Не растекалась лужей при нем, вот он и подскочил. Как же так?

— И именно поэтому он весь Арзонт перерыл, каждый кустик в поисках Бастарда, которого ненавидит. Ну тебя! — внезапно махнула рукой Сашка, не трезво приподнимаясь из-за стола. — Вечно меня обскакиваешь. Я ему глазки строила — строила. И опять нашлась! Увела у меня мужика. Бесишь! — бухтела сестра.

Я знала, что она злится. Ее гордость несколько необъятна, впрочем как и каждого из Вильмонтов и Хаски.

— Пошла я спать, а то полезу драться, а ты мне накостыляешь и буду с фингалами ходить… а у меня через три дня съемки с обалденным мужиком, мы как раз очень милые его трусики рекламируем. Представляешь, — это она скорее стене рассказывала, а не мне…. — Мужские трусы в виде удава. Это конечно, круто, первая ассоциация со змеей, но зачем, на белье глаза змее рисовать? Я же хохотать буду если увижу мужика в этих трусах…

На этой ноте сестра меня покинула.

Вот и поговорили. Но невольно я улыбнулась, настроение неведомо стало повышаться. Копить обиду, как маленькое дите, сестра не стала, а значит нормально восприняла новость.

Потом я вроде заснула на диване, отвернувшись от солнечного света. Разбудили шаркающие шаги брата, вечно ноги не поднимал, шуршал тапками. А сон чуткий, особенно если возле меня топали.

— Потише нельзя? — буркнула недовольно.

— Нельзя! — также недовольно ответил братец.

Запах кофе учуяла, как собачка ароматный кусочек мяса, принюхалась и привстала. Если нальют горький напиток, так и быть готова проснуться. Протерла не выспавшиеся веки, наверное, пару часов прошло. Голова звенела, как после длительной ночной гулянки.

— Тоже хочу, — заявила нагло, разглядывая родственника в шортах и футболке. Братец обиделся, стало понятно. Теперь будет молчать, как партизан. Чем бы в него запустить тяжелым? Оглянулась по сторонам, ваза с цветком на подоконнике. Нет. Жалко красивое лицо Паши портить, это единственное его достоинство.

— Встань и налей, — ответил брат, прошел мимо меня с дымящейся кружкой кофе и уселся за стол. В телефоне что-то написывал, а меня игнорировал.

— А зачем мне брат нужен? — на вопрос не ответил, поэтому пришлось вставать и наливать кофе под единственный звук — мелких глотков Паши.

Вернулась из ванной, а брат на диване телевизор смотрел.

Я тоже умею молчать. Меня не перемолчишь. Я с Хаски месяц почти молчала. Месяц! Это срок. Иногда так хотелось ему подзатыльник дать, нельзя быть таким правильным. Он кружку за собой всегда мыл. Иногда хотелось уборкой заняться, когда начинала нервничать, а он не давал, у него комната, как алтарь порядку.

А Паша? А Паша, как и предполагалось оставил на столе грязную посуду.

— Аня!? — всё, сдался. Я спрятала улыбку в кружке, пока делала глоток. — Расскажи мне какого Бастарда ты…Хаски? Хаски…ты? Я ничего не понял. Что вас вообще связывает?

— Личные дела, — коротко поведала.

— Ты с ним…того самого? — стеснялся брат о подобных вещах спрашивать у сестер. — Встречалась?

Встречалась? Я? И Хаски встречались? Вы слышали этот бред. Как бы ему поточнее объяснить. Нет, брат, знаешь он сначала силой взял, потом афродизиаком напоил и пол ночи трахал, потом мужика из-за меня убил, а под конец друзей избил, чтобы я согласилась с ним спать. Потом месяц потрахал и продал. Как-то так. Можно сказать встречались. Любовь у нас жуткая. Как бы не за любил до смерти.

Приготовилась ответить Паше часть правды в какой-нибудь завуалированной форме, открыла уже рот, но вот проблема — слова не желали слетать с языка. Потому что все, чтобы я не сказала, будет враньем.

Я была его подстилкой. Вот и вся правда, Паша.

Одновременно с братом обернулись назад мне за спину, где отворилась довольно резко дверь. В проеме возник мужчина и хорошо нам знакомый. Все вопросы оставили в подвешенном состоянии. Паша просто замолчал, а я с кружкой возле рта зависла на пару секунд. Сверилась с часами над кухонными шкафчиками — половина двенадцатого.

Что здесь забыл отец? Папа плотно прикрыл дверь, оставив охранников за пределами квартиры… Не разулся даже, матери на него нет. В кроссовках и спортивном костюме, отметила про себя. Папа занимался спортивными нагрузками!? Зачем спрашивается? Он этим бесполезным делом никогда не занимался, это мне надо форму поддерживать, чтобы нигде не вылезло. Я толстела с одной булочки, а этому ешь — не хочу. У Аристократов нет проблем с обменом веществ.

Если отец бегал — значит выпускал пар. А если выпускал пар, значит зол, потому что повышать голос никогда не любил. А зол почему? И именно сегодня с утра, после вчерашнего праздника!?

С Пашей очень выразительно переглянулись, что не скрылось от всевидящего ока отца.

Вместо приветствия папа хмуро прошел в середину комнаты и встал между диваном, где был Паша и столом, где сидела я.

— Где Алиса и Саша? — спросил. Ой, какой у него голос жутко серьезный, с подобных нот начинался курс лекций.

— Алиса с утра ушла погулять, а Саша спит, — ответил Паша.

Я на вопросительный взгляд в свою сторону утвердительно кивнула, хотя в душе не ведала, где сестры.

— Хорошо. Начнем, — отец выдвинул стул себе и уселся. — Прошу, Паша, присоединяйся, — вежливо указал ладонью на пустовавшие предметы мебели рядом со столом. Брат послушался.

Папа в который раз внимательно изучил интересующие два объекта — сына и дочь, достал из олимпийки телефон и положил на стол экраном вверх. Опять рассмотрел нас.

Папа мастер нагнетания атмосферы и психического воздействия, мы скоро первые сдадимся и начнем рассказывать, как было дело.

Уже ясно, что информация, кажется, просочилась. Я была уверена, пятьдесят на пятьдесят, потому что к сожалению мой концерт закончился почти дракой и все Гнетовцы вслед за нами покинули Страдовцев. Это означало что-то вроде негласной войны.

Папа внезапно встал и прошел к холодильнику, взял оттуда вчерашний красный напиток и налил себе. Папа пьет алкоголь в двенадцать дня, это значит весь день насмарку. И это давало понять, что дела совсем плохи.

С очень сильным стуком отец поставил стопку на стол и не поморщился, только скрестил руки перед лицом. И опять нас, как под микроскопом, изучил.

Мурашки по голове побежали целым роем. Если бы волосы были короткие думаю они бы встали дыбом, но поскольку длинные — я морщилась от неприятного ощущения.

Мы с Пашей пытались наизусть вызубрить обстановку в комнате, то на стол смотрели пустой, то на стопку, то на телевизор, работавший на фоне. Куда угодно, лишь бы не чувствовать эти неприятные волны от отца. Боялись затопит скоро.

— Хотите расскажу, как у меня началось утро? — голос отца был предельно спокоен, вежлив.

Он никогда не кричал. Никогда. Но, видимо последние минут пять старался ор сдержать внутри. Сейчас похоже справился с эмоциями.

Мы кивнули — два безмозглых раба. Очень было страшно посмотреть в глаза родителю.

— В восемь утра у нас со старшим Хаски брали интервью, — и отец улыбнулся. Если улыбался вовремя лекций, значит скоро последует словарный удар в болевую точку, не поддающийся блокировке или исцелению.

Отец продолжил речь:

— Всё началось хорошо. Улыбались, вешали лапшу репортерам, какие у нас прекрасные отношения, что мы почти друзья. Как полным ходом идет строительство объединенного острова W и X. Что мы вместе ищем виновника взрыва моста, и что его нашли. Хотя мы его не нашли и даже не подозреваем кто… а знаете, что дальше? — брови отца чуть-чуть надломились по середине, он нахмурился.

Одновременно с Пашей покачали головами слева-направо, наверное, синхронно.

— А дальше… — папа поднял телефон со стола и через несколько секунд положил обратно на середину. К нам с Пашей лицом, демонстрируя видео.

Шум, немного темно, а дальше я различила белое платье и свой оттопыренный зад крупным планом возле Хаски. Слов не слышно, но по поведению понятно, что там разлад среди мнимых «друзей». Секунды молчания на видео, затем я бросила телефон в стакан с шампанским, который пролился на штаны Хаски. Видео было заснято вплоть до ухода всех Гнетовцев.

Знаете, я теперь стопроцентно уверена, что после нападения Пб-ков в тот день четыре месяца назад меня прокляли, какое-то заклятие наложили. Последние минуты смотрели видео с одной целью, чтобы подготовиться к реакции отца.

Он в очередной раз встал из-за стола, налил себе выпить красноватой жидкости. Со стаканом в руке озвучил:

— Павел, начнем с тебя. В связи с последними событиями я вынужден сделать определенные выводы. Ты, — папа указал на брата пренебрежительно пальцем. — Ты, Паша, я вижу не способен нести бремя наследника!

Это прозвучало, как приговор, поэтому мы с братом друг друга оглядели, а потом продолжили слушать монолог отца:

— Ты, мой сын, знал, как необходимо всей Немии и в особенности нашим семьям делать вид прекрасных взаимоотношений. ТЫ — ЗНАЛ! — отец повысил голос едва ли не впервые на моем веку. Его глаза опасно сверкнули. Уверена после подобного взгляда он отдавал приказ убить соперника или искалечить.

Паша опустил голову вниз к столу покаяно.

Папа перевел дух:

— Еще один промах и я лишу тебя наследства…., – от неожиданности с братом опять переглянулись. Паша хотел что-то сказать, ответить чем-то, но его перебили. — Я лучше отдам наследство своему брату, у него выросли три прекрасных, послушных сына, идеальные наследники. А ты Павел — одно назва….

— Пап, это я причина, — резко перебила, взяв весь пыл на себя. Папа любит, когда ему в глаза смотрят и не отводят взгляд. Отведи — это покажет насколько ты ничтожество. — Я виновата, Паша не виноват, он меня защищал!

Папа не отрывал заинтересованных глаз от меня, но обращался к брату:

— Последнее слово я сказал! Через два дня вылетаешь в Академию Административного права, будешь изучать права людей, то чего тебе не хватает. И оттуда не вылезешь, пока не закончишь курсы. Не выполнишь… последствия я надеюсь догадываешься какие будут. А ты Аня…А ты, моя дорогая, — папа откинулся на спинку стула. — Я надеялся на сообразительность. Всегда на тебя возлагал большие надежды, но ты… разочаровала.

Что было ответить? Оправданий не существовало. Дело сделано — теперь следовал приговор.

— Решила свою судьбу? Что с учебой? — я внутренне вспыхнула от неудобства, скоро покраснею. За своими переживаниями не подумала о дальнейшей судьбе, чем хотела бы заняться в будущем.

Я не знала, что ответить, спрятала взгляд на шторе возле окна.

— Не решила? Тогда я решаю! Ты, девочка моя, продолжишь учиться в Вышке, если другого не захотела. И улыбаешься! Улыбаешься всем Страдовцам, пока скулы не начнут болеть от натянутости. Ясно!????? — еще раз за сегодня родитель повысил голос. — У меня кто-нибудь спросил, чего я желаю? Кто-нибудь интересовался когда-нибудь моими желаниями?

Папа никогда нас не оскорблял прямым текстом, всегда находил более точные слова для морального уничтожения.

— Нас с Сергеем никто не спрашивал, чего мы желаем в жизни, — отец положил локти на стол. Голос сделал каким-то неприятно тихим-свистящим. — У меня пять вооруженных нападений на территории Гнетовцев. Пять — за последний месяц, — для наглядности продемонстрировал пальцы правой руки. Затем продолжил:

— Пять нападений Бастардов на Аристократов, с жертвами и смертями. ПБ-ков зачистили, теперь народ обвиняет меня в первую очередь, а потом Хаски, ведь Бастардов больше никто не сдерживает и они начинают наглеть. И если произойдет разлом среди Аристократов, мы трупы! Все мы! Не только вы, я и еще куча народа. Очаги пламени войны по всей Немии, и они будут разрастаться. Вопрос времени, когда нас заживо сожгут!

По застывшей мимике и глазам поняла, что отец… боится!? Нет. Это не страх. Это кажется ужас, он не контролировал ситуацию, глаза не фокусировал на одной точке, бегло рассматривал обои, стул и о чем-то размышлял.

— Аня сделай все, чтобы Гнетовцы и Страдовцы полюбили друг друга и мне не важно, что ты для этого сделаешь. А теперь поведайте, почему вы оба сделаете, так как я сказал?

С братом вновь переглянулись, как бы решая, кто ответит:

— Почему я спросил?! — поторопил папа.

— Потому что так надо, — обреченно ответила я. — Потому что желания страны важнее, чем эгоистичные желания каждого отдельного человека!

— Хорошо, — чуть более спокойно ответил отец. — Два дня на сборы. Паша, привези сестре машину в Арзонт.

Отдал последний приказ родитель и, ушел не попрощавшись.