Арка в скале

Глава 4

Когда через расщелину потянулись женщины, подростки и дети, нагруженные каким-то садовым инвентарем, тюками с одеждой, мешками непонятно с чем, а еще и лошади пошли, Аркадий Игоревич не выдержал и подошел к начальнику полигона, который уже заканчивал снимать шкуру с мертвого медведя.

— Ну, как вы можете, Николай Павлович, портить такой прекрасный уголок первозданной природы! Мало того, что убили редчайшего зверя, так еще и пустили сюда толпу каких-то босоногих хабалок и их сопливых детей. Да они же уничтожат все, до чего смогут дотянуться в этом заповеднике своими грязными руками! Они же прямо сейчас начнут разрушать эту удивительную окружающую среду! Поймите, что в результате моего эксперимента с артефактом мы попали в совершенно уникальное место, скорее всего, еще даже не тронутое человеческой цивилизацией. И я очень надеялся, что вы, наоборот, поможете мне сохранить все здесь в первозданном виде ради науки. Я собирался создать отдельный исследовательский центр для изучения этой территории. Ведь мы пока даже не представляем точно, куда привел этот сдвиг пространственно-временного континуума. Но, он, определенно, произошел. И это свершившийся факт. Вот только последствия требуют тщательнейшего изучения. Я рассчитывал на вас, чтобы исключить проникновение посторонних в эту зону. А вы допустили сюда не просто посторонних, а сразу целую толпу. Я очень разочарован, подполковник, — сказал профессор.

Сомов выпрямился, посмотрел на главного ученого сверху вниз стальным взглядом своих выцветших голубых глаз и проговорил:

— Редчайшего медведя убил, говорите? Наверное, лучше было бы, если бы этот здоровенный мишка сожрал кого-нибудь из ваших коллег? Я вас защищал от хищника. А вы мне, вместо спасибо, претензии предъявляете? А эти люди знаете кто? Русский народ. Беженцы наши, женщины и дети. Они от оккупантов вынуждены бежать, от немцев и финнов, которые Карелию заняли. И неважно, что мы из разного времени. У них там снаружи сорок первый год и страшная война. Дед мой на этой войне погиб, да и не только мой дед, а и ваш тоже, насколько я знаю. А это означает, что помочь этим людям мы просто обязаны, тем более, что возможность такая внезапно появилась. Так что, при всем уважении к вам и вашей науке, Аркадий Игоревич, я предлагаю вам не вмешиваться в мои действия.

Я ведь, теоретически, могу рапорт написать, что ваша группа погибла при взрыве в лаборатории, и не пустить вас обратно. Раз здесь такой уникальный уголок природы, как вы говорите, то почвы для исследований вам на всю оставшуюся жизнь хватит. И не забывайте, что всей вот этой территории, где мы сейчас с вами стоим, ни по каким документам не значится. А раз не существует для бюрократии, то ее, как бы, и нет. Понимаете? Во всяком случае, с меня никто не спросит за все то, что на данной территории может случиться. А по поводу подземной лаборатории, в которой взрыв произошел, могу приказать загерметизировать ее и опечатать ввиду радиоактивного заражения. И ни одна комиссия не подкопается. Потому предлагаю вам сотрудничество, а не взаимные обвинения.

Профессор насупился, но смирился. Зная крутой нрав начальника полигона, Игнатов верил, что тот может поступить и подобным образом, как только что пригрозил. Потому сказал более спокойным тоном:

— Хорошо. Я согласен, что взаимные обвинения неконструктивны. Но, согласитесь, что ситуация сложилась совсем нетипичная. Вся вот эта новая территория не то что не изучена, а даже не задокументирована, как вы верно заметили. Положение примерно такое, как бывало во время географических открытий. Но, в тех случаях имелся четкий алгоритм действий. Географическое открытие заносилось на карту, обозначались координаты, давалось название, после чего вносилось в реестр земель того или иного государства. Здесь же совсем иной случай. Даже и не понятно пока, как оформлять. Мы еще совсем не знаем ни механизма произошедшего феномена, ни места, ни времени, в котором находится все вот это открытое пространство. Единственный ориентир, так это Карелия сорок первого года снаружи через проход в скале. Но, тогда получается, что перед нами некий промежуточный переходный мир. И он абсолютно не изучен.

— Ну, так изучайте, профессор, что вам мешает? Что же касается переселенцев, то они весь этот новый мир не займут, потому что он огромен. Пока я тут шкуру с медведя снимал, мои бойцы подняли в воздух беспилотник. Так вот, пространство вокруг обширнейшее: скалы, леса, реки и озера. Еще одна Карелия, как минимум. И совершенно без всяких признаков цивилизации. Места тут всем хватит. Как для беженцев, так и для ученых, — проговорил Сомов.

Пока начальник полигона и профессор разговаривали, мимо них продолжал идти вдоль реки людской поток. Следом за беженками и их детьми показались вооруженные партизаны. Они вели под конвоем пленных. Впереди, затравленно озираясь, шел фельдфебель в кепке-фрицевке, руки которого были связаны за спиной. За ним тащились двое немецких солдат и трое финских.

— Куда этих размещать будем, Николаич? — выкрикнул один из конвоиров, обращаясь к командиру партизанского отряда, который руководил эвакуацией.

— Да там впереди под скалами пещеры какие-то виднеются. Пока все туда и идите. И пленных тоже там пока разместим, — дал указание своим бойцам Васильев.

Сомов окликнул его:

— Станислав Николаевич! Подождите! Вы же еще те пещеры даже не обследовали. А вот этот огромный мишка, между прочим, с той стороны пришел. Может, там его родственники живут?

— Так, я думал, Николай Павлович, что вы здесь уже давно обследовали все на своем полигоне, — удивился Васильев.

— Нет, не успели еще. Мы сами здесь оказались совсем недавно. Взрыв у нас случился. Определяли последствия, да сюда и попали. Вот из той дыры пришли, — показал Сомов на зев пещеры в скале над ними, ведущий к арке, образовавшейся во взорванной лаборатории.

— Что же это получается? В подземном мире мы очутились, что ли? — недоумевал Васильев.

Тут вмешался профессор:

— Ну, где же вы видите подземный мир? Ничего общего с подземельем эта территория точно не имеет. Вон, солнце в небе светит. Это либо прошлое земли, либо параллельная реальность какая-то. Иная планета вряд ли, раз медведи водятся, вороны летают, растительность похожа, да и солнце выглядит привычным.

— Я вижу, что не под землей мы, конечно. Но, как объяснить, что вход с нашей стороны под скалой, а попадаем сюда? — спросил Васильев.

— А не надо пока ничего объяснять. Даже и не пытайтесь. Вот я член-корреспондент Академии Наук, а и то пока этот феномен объяснить не могу. Но, будем исследовать. Вас, кстати, как зовут?

Так Игнатов и познакомился с командиром партизанского отряда. После того, как представились друг другу, Васильев сказал профессору:

— А можно, я спрошу, Аркадий Игоревич, почему вы так удивились, когда увидели меня внутри расщелины? И что это за камень большой такой черный прямоугольный с какими-то письменами серебристыми у вас там в нише лежит?

— Странный камень — это древний артефакт, который я изучаю вместе с коллегами. Да и не камень он, как выяснилось, а прибор какой-то неизвестный. Он и есть причина всего этого недоразумения со странным перемещением. А удивился я, увидев вас, потому, что те времена, когда у нас большевики с маузерами в деревянных кобурах ходили, остались в далеком прошлом. Да и война вот эта, Великая Отечественная, давно у нас закончилась. Немцев мы разгромили, взяли Берлин, и это было семьдесят пять лет назад, — объяснил профессор.

— Так вы что же, еще и из будущего к нам пришли, получается? — удивился партизанский командир.

— Получается так, что прямо сейчас в этом промежуточном мире встретились люди из прошлого и будущего одной страны, и даже, похоже, из одной местности. И там у нас в 2020-м Карелия. И тут у вас в 1941-м тоже Карелия. Вот только пока непонятно, что же находится посередине? — задумчиво проговорил Игнатов.

— То-то оснащение у ваших бойцов странное. Я сразу внимание обратил. Но, раз вы из будущего, то ничего удивительного нет, — пробормотал Васильев.

— Вы это, Станислав Николаевич, лучше своим не говорите пока, чтобы людей сразу не пугать. Это все, вообще-то, военная тайна, — предупредил Сомов, вклинившись в их разговор.

Пока главный партизан и главный ученый разговаривали, начальник полигона успел дать указания своим бойцам, чтобы быстро проверили пещеры, которые виднелись впереди на берегу, прежде, чем заселять туда беженцев. Сами беженцы осваивались на новом месте довольно охотно. Все они значительно повеселели, заметив, что вокруг тепло и солнечно. А ребятня сразу обратила внимание на огромных непуганых ворон, которые уже закружились в небе прямо над тушей исполинского медведя, лишенной Сомовым шкуры.

— Станислав Николаевич, а не могут ли ваши женщины разделать эту медвежью тушу? Все же мясо. Не пропадать же добру? Суп, например, из медвежатины можно на всех сварить, — обратился подполковник к партизанскому командиру.

— Товарищ Алексеева! Пойди сюда! — позвал Васильев.

Сразу на зов начальства подскочила какая-то бойкая темноволосая бабенка с миловидным лицом и нетолстая, но неухоженная и босая, в грязной длинной юбке и в серой шерстяной кофте, несущая на плече целый ворох садового инструмента: трое грабель, две лопаты и мотыгу.

Станислав Николаевич сказал ей:

— Тут, это. Медведя надо разделать и супом из медвежатины всех накормить. Справишься?

— Сейчас мигом наших девок организую! Все голодные ужасно, так что и косолапого съедят с удовольствием, — проговорила бойкая брюнетка.

— Вы только, пожалуйста, кости не повредите. Это очень редкий медведь. И его скелет для науки представляет большую ценность, — вставил профессор.

— Это наша колхозная активистка, Мария Ивановна Алексеева, передовая доярка, — представил женщину Васильев.

Она мило улыбнулась Сомову и Игнатову, а затем побежала звать других женщин. Вскоре над разделкой медвежьей туши уже работала под руководством передовой доярки ножами целая женская бригада, а рядом на берегу речки подростки складывали костры из хвороста, который сразу начали подносить дети, собирая валежник не только вдоль берега, а и забираясь на невысокие прибрежные скалы, поросшие лесом. Как только костры разгорелись, над ними на треногах подвесили большие котлы, наполнив их водой из речки. И дело пошло. Суп начал вариться.

Командир партизанского отряда, глядя на эту суету, улучил момент, когда Игнатов ушел к своему артефакту, и тихо сказал подполковнику:

— Мне с ребятами надо бы возвращаться. Наши все уже тут, а следы снаружи от входа необходимо замести. Иначе финские егеря быстро этот проход в расщелину обнаружат. Если хотите сохранить все в тайне, то нужно вернуться к дороге, чтобы тщательно замаскировать следы нашего отхода к речному берегу и спуска к расщелине. Можете и своих бойцов мне выделить для этого дела. Быстрее будет. Наведем там порядок и вернемся обратно, если вы так распорядитесь, товарищ Сомов.

Но, мое предложение вам такое. Снаружи на нашей стороне надо бы устроить постоянное наблюдение. Вроде разведывательного дозора. Чтобы не только знать ситуацию, но и оккупантам при случае насолить. Да еще есть у меня задумка отбить наших военнопленных, что находятся в лагере возле заброшенного карьера. Вот только эту операцию тщательно готовить надо. С наскока их освободить не выйдет. Охрана там сильная. Да и лагерь большой, на тысячу человек точно, а, может, и больше. Смотря сколько народу супостаты уже туда согнали. А там не только военнопленные, но и все те люди, согнанные из окрестных населенных пунктов, которых враги неблагонадежными посчитали. Охраны там предостаточно, но, я думаю, что с вашей помощью мы сумеем справиться.

— Сильная охрана, говорите? Это сколько человек и какое вооружение? — спросил Сомов.

— Точно пока не скажу. Для этого разведка и понадобится. Но, примерно знаю, что четыре вышки с пулеметами по периметру имеются, а непосредственно охраняют лагерь не меньше двух десятков финнов. И это помимо полицаев. Да еще и немецкие эсэсовцы рядом расположились из айнзацкоманды. У тех пара бронетранспортеров есть, — поведал Васильев.

— Ну, раз эсэсовцы и бронетранспортеры, то охрана, действительно, неслабая. И я согласен с вашим предложением все тщательно разведать. Можно было бы, конечно, задействовать ваш партизанский отряд. Да только должна тогда снаружи иметься у вас база подготовленная. А я так понял, что ваш колхоз разгромили начисто. Значит, опереться на местное население уже не получится. И как тогда собираетесь продолжать партизанить? — проговорил Сомов.

Партизанский командир рассказал:

— Когда я устроился на тихую должность лесника, мои друзья-соратники с которыми вместе служил, помогли поставить просторную и теплую избушку в глуши на озере с болотистыми берегами. Я обживался на островке, разбил огород. Росли у меня картошка, морковка, свекла, репа, лук, чеснок, огурцы и даже помидоры. Место там тихое, по дальнему периметру охраняемое водой и топью. Лишних людей нет, чужие не шастают. Мои соратники иногда приезжали туда просто отдохнуть, расслабиться и порыбачить с лодочки. Место спокойное, целительное и для души, и для тела.

Так получилось, что кроме нескольких моих бывших сослуживцев никто не знал об этом месте. Хозяйство разрасталось, забот прибавлялось, но мне пошло на пользу — только крепче стал. После службы самое то, чтобы форму не потерять. А тут и война началась. Так вызвали меня наши партийцы районные. Велели для партизанского отряда базу создавать. Ну, так я и приспособил свою новую избушку под это дело. Отвезли туда несколько мешков с продовольствием. Там же помогли мне общими усилиями сделать тайник для оружия, да и запас боеприпасов выделили. Так что есть у меня место о котором мало кто знает, и не так далеко оно находится. Несколько часов пешком по лесу идти от того водопада, который рядом с вашей непонятной расщелиной. И не думаю, что быстро к моей избушке вражеские егеря доберутся.

Сомов внимательно выслушал Васильева и проговорил:

— Ну, тогда даю вам разрешение выйти отсюда и создать небольшой отряд снаружи. Будете действовать на пространстве между вашей базой и нашей. Но, только, в таком случае, я вам не всех ваших военизированных колхозников с собой взять рекомендую, а только самых обученных. Всего несколько человек, потому что подобная диверсионно-разведывательная группа должна быть небольшой. Например, два-три ваших самых надежных человека и два-три моих. Вроде передового разведывательного дозора. Тогда и снабжать вас для меня будет проще, да и прятаться вам легче. А, когда разведаете все об этом лагере военнопленных и операцию подготовите, мы ударим прямо отсюда. Прикинем количество необходимого вооружения, подготовимся, да и выйдем из расщелины, чтобы напасть на врагов внезапно. Только очень осторожно действуйте. Себя не выдайте, да врагов не спугните. И, еще одно. Если окружат вас, то в плен не сдавайтесь. В крайнем случае, подрывайтесь гранатами вместе с врагами.

— А можно, я тогда вот этого вашего лейтенанта с собой возьму и пару его ребят? Я их уже в деле видел. Ну, а из своих прихвачу, пожалуй, Мишку Громова, и Данилу Колесникова, — сказал Васильев.

Подполковник задумался. Потом сказал:

— Тут дело такое, с нашей стороны время мирное, поэтому из своих я сам выберу добровольцев. Есть у нас такие бойцы, кто в подобном мероприятии, как охота на настоящих эсэсовцев, с удовольствием поучаствует. Вот только мне еще с ними переговорить предстоит об этом. У нас комплектуют армию давно уже по контрактному принципу. И к каждому нашему бойцу теперь особый подход нужен. Индивидуальный. Как только вопрос улажу, так и пришлю вашей группе усиление. А вы пока, Станислав Николаевич, отправляйтесь со своими ребятами к выходу следы заметать. Там и бойцы лейтенанта, которые вход охраняют, вам помогут.