Арлекин снимает маску

Глава 4 Страх над городом (часть 2)

— Есть новости? — выдавливает он.

— Есть, — мямлит Куликов и включает на настольном мониторе запись новостного канала.

Выпуск вечерний, часов шести от роду. В углу экрана логотип «ПЖ», огромные аляповатые буквы, выдающие общий стиль информагентства. Канал лживый и «жёлтый» настолько, что с него можно давить концентрированный лимонный сок. И всё равно проговорённое смазливым диктором бьёт Алекса по ногам, заставляя осесть на диванный подлокотник.

— Сегодня в районе полудня Посад потерял одного из самых достойных своих сынов, — вещает прилизанный диктор, нещадно переигрывая и даже не стесняясь этого. За его спиной виднеется пропускной пункт внешнего периметра корпорации. Тот самый, через который мим попал на территорию «Вектора»… — Наш страшный, циничный и наполненный склоками мир покинул Человек с большой буквы. Меценат, ценитель настоящего искусства, честный прихожанин и покровитель храмов, любящий отец и дед, человек с бесконечным чувством вкуса, руководитель одного из крупнейших предприятий агломерации — Святослав Дубинин…

На экране появляются фото, архивные записи, летящие над улицами соратобу скорой помощи. Алекс морщится, вспоминая записку племянницы Человека с большой буквы. Он порывается отойти от стола, но Зерно умоляюще поднимает руку.

— Причины смерти руководителя корпорации «Вектор-Эпсилон» пока не разглашаются, — тараторит медиалист. — Однако, как удалось выяснить лучшим корреспондентам канала «Правда жизни», вероятнее всего по здоровью господина Дубинина ударил приступ, спровоцированный затяжной болезнью и внешними факторами. Что за внешние факторы, спросите вы? И почему на месте гибели известного бхикшу работают детективы Следственного Бюро?

Камера показывает двоих мужчин в длинных чёрных плащах. Они покидают знакомое здание в форме шприца, съёмка ведётся издали, украдкой, едва выставив объектив из приоткрытого окна машины.

— Из источников, которые «Правда жизни» пока не может раскрыть, нам стала известна поистине эксклюзивная информация, которой мы спешим поделиться со своими зрителями! — Ведущий делает паузу, за которую любой коллега по ремеслу без раздумий набил бы ему лицо. — По непроверенной информации в Отделе расследования особо-важных преступлений по факту смерти С. Г. Дубинина заведено уголовное дело, что само по себе намекает на возможность убийства! Преднамеренного или нет, покажет следствие. А главным подозреваемым в этом убийстве совсем скоро может стать вовсе не представитель криминальной группировки. И не маньяк. А обычная «говорящая телеграмма», так называемый феромоновый мим под псевдонимом Бельмондо, во время визита которого и скончался известный на всю страну фармацевт!

На экране мелькают страницы рекламного досье Бела с официальных каналов инфоспатиума, фото в разных образах, список требований и предпочтений Алекса, его резюме и рекомендательные письма. Сам парень не слушает, закрыв лицо руками и стараясь не упасть. Качает головой, тихо стонет, и друг выключает ролик, прекращая пытку.

— Это всего лишь «желтуха», старина, — в неумелой попытке успокоить, говорит Зерно. — Но я посчитал, что ты обязан знать…

— Да, обязан, — приглушённо отвечает Бель из-под прижатых к губам ладоней, — ты всё сделал верно, дружище, спасибо… Но уже утром эту байку подцепят и другие каналы. И тогда мне конец…

— Ну, допустим, не тебе, а твоей карьере, — потирая серебристую подкову возле правого глаза, задумчиво произносит Лёня. — Да и вообще такой поворот событий может сделать тебе шикарную рекламу. Ты только представь, сколько адреналиновых наркоманов возжаждет услуг «пахучки», который гладок настолько, что может убить клиента ложными впечатле…

— Ой, помолчи, Куликов… — стонет Алекс, отходя от стола. — Чёрт… мне нужно в душ. Ещё пара минут с этими экстрактами на коже, и я блевану…

— Халат в шкафу, — напутствует его Зерно.

— И закажи пожрать, — уже из дверей просит Бельмондо. — Пиццу или пельменей жареных, супчика острого. Пирожков. И сока побольше. Можешь не жадничать, я всё оплачу. — Напоследок оборачивается и добавляет: — Если, конечно, хоть одна из доставок сейчас работает…

— Лады, — бормочет ему в спину Куликов, снова включая звук на слайдексе.

Алекс забирает халат и бредёт в ванную.

Он сожалеет, что пока у него нет возможности продезинфицировать рабочую одежду и сдать полученные пси-маркеры родственникам погибшего. Но хотя бы отмыться он должен, причём немедленно.

Его посещает подозрение: интересно, предполагала ли женщина-заказчик, что подобное может произойти? Не стал ли феромим безвольным инструментом застарелой мести? Но упругие струи душа на добрую четверть часа выбивают из него эти неприятные мысли…

Бель включает фен, ещё пару минут покачиваясь в воздушных потоках из стен кабины. С ненавистью смотрит на мягкий ободок, окольцевавший его запястье. Вытирается полотенцем, которое уже пора постирать, заворачивается в халат. Собирает одежду, зажав подмышкой.

Предвкушая ужин, он принимает решение откупорить-таки принесённую бутылку сока генномодифицированной гидропонной лозы из Томских теплиц. Воодушевившись, парень возвращается в большую комнату, громко интересуясь ещё из коридора:

— Ну что, заказал? — спрашивает он, входя. — Пицца или паста?

— Я думал, тебе привычнее миска риса, — отвечает Алексу смутно-знакомый хрипловатый голос, и тот замирает на пороге. — Как думаешь, убийца, в тюрьме дают рис?

Феромим замирает. Цепенеет. Лишается дара речи.

Остекленевшим взглядом осматривает мужчин, появившихся в комнате, пока он беззаботно плескался в душе. С губ срывается нечто нечленораздельное, руки безвольно обвисают вдоль тела.

В комнате кроме Зерна четверо бритоголовых во главе со своим шрамированным вожаком. Тем самым, что вчера днём пытался запугать его перед подъездом. Здоровяк сидит на диване, небрежно забросив на подлокотник ногу в коричневой штанине.

Его подельники разместились так, чтобы видеть зуммера и мима, а также контролировать входную дверь. Один из них вертит в руках смарткомы обитателей квартиры. Антикварный коммуникатор Бельмондо — металлическую реплику старинного телефона Nokia 8110, — бритый изучает особенно долго. Алекс вовсе не намерен объяснять незнакомцу происхождение культовых форм, и псевдовинтажное устройство исчезает в кармане тёмно-красной куртки.

— Лёня, только не паникуй, — выдавливает из себя Бель. В глазах рябит от разноцветных штанин. Причём одинаковых, определённо пошитых на заказ в одном месте. — Отдай им всю наличку. И карты тоже отдай, если нужно. Мой бумажник в пальто, я сейчас принесу, давайте сделаем всё без эксцессов… — Он изо всех сил старается сохранять невозмутимость, хотя это очень нелегко. — Код доступа к вирт-кабинету я тоже сообщу, клянусь. В применении силы нет нуж…

— Это вовсе не ограбление, дружок, — нараспев, будто размышляя над собственными словами, прерывает его один из чужаков.

— Не ограбление? — окончательно опешивает Алекс.

— Прости, — вперившись в пол, жалобно просит Лёня. Он сидит на прежнем рабочем месте, но теперь за его спиной возвышается надзиратель, следящий, чтобы пиксельхантер не сунулся в инфоспатиум. — Я не знаю, как они вскрыли замки…

Облик бритоголовых изменился: теперь под яркими куртками видны элементы доспехов, местами армейских, но чаще — полицейских. На предводителе полная анатомическая кираса из прозрачного пуленепробиваемого материала. Её ворот плавно переходит в подвижный сегментарный горжет, закрывающий шею, горло и нижнюю челюсть. Алая куртка распахнута и под бронёй мерцают россыпи псевдообъемных татуировок. Только теперь заметно, что лидер нацистов эпилировал брови, это придаёт его лицу воистину демонический вид…

— Какого хрена⁈ — вдруг взрывается Алекс, сотрясаемый дрожью. — Немедленно убирайтесь или я вызову поли…

— Не нужно, — кратко и спокойно сообщает ему вожак «колготок».

В его руке, как по волшебству, появляется короткоствольный угловатый пистолет. Бритоголовый кладёт оружие себе на коричневое бедро, с намёком направляя ствол на мима.

— Не дёргайся. Не вопи. И вообще не делай резких движений. Значит, это ты отправил Дубинина знакомиться с праотцами?

— Это было не убийство! — всё ещё преисполненный праведной злости, шипит Бель.

Он понимает опасное безрассудство своих жгучих желаний, но его так и подмывает броситься на ближайшего Жнеца с кулаками. Да что там? Мима откровенно трясёт от наглости и разнузданной безнаказанности, с которой бандиты вломились в дом Куликова.

— Ну-ну, — кивает мужчина со шрамом на скуле, а его дружки негромко и заучено смеются. — Но ведь твои способности вполне предполагают возможность его совершения?

Алекс молчит.

Он уже жалеет, что остался мыться у друга. Жалеет, что не позвонил юристам. Жалеет, что вообще связался с «колготками» во дворе. Что вообще приехал отсыпаться к Куликову, а не в одну из собственных нор. Пытается лихорадочно придумать, что делать дальше, но бритоголовый вожак будто читает его мысли.

— Молчишь, китайчонок? — усмехается он. — Потому что я прав, угадал? В общем, так… — Он поднимается с дивана одним лёгким движением, выдающим гибкость и подвижность воина. — Сейчас ты пойдёшь с нами. Без шума и ненужных истерик, хорошо?

— Куда? — только и способен спросить Бельмондо.

— За каким *** тебе знать, куда? — выплёвывает мужчина с пистолетом. По его лбу пролегают морщины, обозначая изгиб невидимой брови. Старший головорез добавляет, обращаясь к дружинникам: — Краб, сними-ка с него эту дрянь…

Один из троих приспешников приближается к Алексу, железной хваткой вцепляясь в запястье. Мим рефлекторно дёргается, хочет отшатнуться, но «колготка» по имени Краб держит, словно промышленный зажим.

В свободной руке бритоголового появляется продолговатый прибор, по форме напоминающий старинный разводной ключ. Подтянув запястье парня к себе, скинхед подцепляет ободок тонкого браслета и что-то набирает на сенсорном экранчике. Бель не успевает даже предупредить бандитов, что самовольное избавление от «маячка» строго карается, причём наказание постигнет всех участников преступления, как Краб уже держит в пальцах мёртвую серую змейку…

— Не надейся, — с улыбкой комментирует вожак, перехватив взгляд феромима и снова без труда прочитав его мысли, — сигнала тревоги не будет. Верно, Краб?

— Говно-вопрос, Орктос, — гулко хмыкает подельник. — Что с этой хренью делать?

— В унитаз смой, — бросает здоровяк со шрамом, и Алекс понимает, что это тот самый Медведь, о котором его предупреждал Куликов. Краб уходит в ванную, а его командир кивает на халат. — А теперь переодевайся в уличную одёжку.

Сам Зерно всё так же неподвижен. Жалко съёжившись в кресле, он лишь смотрит на друга исподлобья, и этот взгляд умоляет — не сопротивляйся, Бель, будет только хуже… Медведь прячет оружие в скрытой подмышечной кобуре, теперь кивая и зуммеру.

— Ты тоже, малец. — Тот вздрагивает, словно получил пощёчину, и затравленно зыркает на Орктоса. — Прогуляешься с нами. Да и дружку твоему не так скучно будет.

— Ребята! — жалобно стонет Леонид, с хрустом переплетая пальцы. — А я-то вам что сделал?

— Ой, дурень, перестань моросить… — поморщившись, снисходительно отмахивается старший Жнец. — Думаешь, ты нам нужен? За каким ***? Да у тебя ж на роже написано, что ты даже близко не чурка. Просто не хочу следить. Когда решим, что делать с твоим дружком-рисоедом-убийцей, тебя отпустят. Обещаю.

— Можно я останусь? — вдруг спрашивает Куликов. — Я никому ничего не скажу! Клянусь!

Оставшиеся в комнате бритоголовые смеются — на этот раз не вымучено, а искренне, громко, как хозяева положения. К ним присоединяется Краб, вернувшийся из санузла и уловивший обрывок фразы. Зерно, окончательно добитый такой реакцией, готов разрыдаться.

Под присмотром ещё одного Жнеца Алекс собирает уроненную одежду и уходит в гостевую комнату переодеться. Дверь не закрывает, оставаясь на виду. Набросив пальто и забрав саквояж, возвращается в гостиную. За его спиной надсмотрщик прячет за пазуху прихваченную бутылку дорогого коньяка.

— Это, ***, ещё что за хрень? — хмуро интересуется Орктос, заметив пузатую сумку. И тут же кивает: — Краб, проверь…

Тот вырывает бордовый саквояж из пальцев феромима. Ставит на спинку дивана, открывает и смело суётся внутрь… чтобы через мгновение отпрянуть, закрывая нос ладонью.

— Фу, сука! Ты там что, трусы обосранные носишь⁈

— Это мои инструменты, — честно отвечает Бельмондо. Его душу оборачивает плёнкой безразличия и равнодушия. — Чужие экстракты обычно крайне неприятны…

Брезгливо закрыв саквояж, Краб обтирает ладонь о красную штанину шоссов, отходит от дивана на шаг и вынимает портативный сканер.

— Шмотки, воевода, — сообщает он, просветив содержимое. — Хлам разный, пузырьки, шприц, украшения, скальп чей-то… Оружия нет.

— Хорошо, — соглашается Орктос. — Потому что если у кого-то из вас, умники, припасён ствол или шокер, вам не поздоровится… Эй, малец, ты готов? — Зерно, одевавшийся в коридоре под присмотром четвёртого скинхеда, появляется на пороге гостиной. — Вот и славно! Тогда вперёд!

Все шестеро заходят в грузовой лифт. Спускаются, покидают подъезд. Уличное освещение погашено, и Бель предполагает, что неслучайно. Орктос приказывает друзьям скрыть лица под медмами.

— Нам ведь не нужно, чтобы вас узнал кто-то из соседей, возвращающихся с ночной смены? — с недоброй улыбкой вопрошает он.

Сами бритоголовые цепляют на переносицы дужки лицекрадов. Не голографических, как у Алекса, а простеньких и дешёвых, но способных дать помехи на камерах уличного наблюдения.

Снаружи «колготок» поджидают ещё двое дружков. Выходят из тени, и Бель с содроганием замечает двух здоровенных бойцовских псов, едва удерживаемых на армированных поводках. Словно залог того, что спутники бандитов отбросят любые мысли о бегстве. Причём, особенно Алекс…

Собаки не лают, лишь рычат, но с первой же секунды скалят клыки, роняют слюну и пытаются добраться до феромима. Жнецы шипят на питомцев, упираясь пятками в асфальт, наматывают поводки на запястья, но пока удерживают четвероногих убийц.

— Чего это с нашими детками? — строго спрашивает старший скин.

— Я же «пахучка», — всё тем же равнодушным тоном отвечает ему Бельмондо. — Ходячий хаос концентрированных запахов и раздражителей. Они сводят животных с ума. Так что если я всё ещё нужен вам живым, держите этих тварей подальше…

Он мог бы добавить, что при составлении особых ароматических цепочек смог бы навсегда стать лучшим другом зубастых ублюдков, но не делает этого. Орктос хочет ответить миму, причём весьма грубо, но в последний момент спохватывается и ограничивается коротким жестом: собак послушно утягивают в темноту двора.

Тот, кстати, действительно погружён во тьму — не работают ни фонари, ни подъездная подсветка. Лишь горят в ночи десятки окон, выдавая бессонную тревогу тех, кто сейчас наблюдает за волнениями на юго-западе Посада. Слышны сирены, над городом пролетают пожарные конвертопланы, кое-где обсидиан ноябрьской ночи перечёркнут совсем уж непроницаемой мглой — это поднимаются к небу столбы жирного дыма.

— Ваша работа, Орктос? — как можно спокойнее спрашивает Алекс, бредущий в кольце красных курток.

— Имя моё запомнил? Молодец, — благосклонно замечает тот. А затем вдруг соглашается, неожиданным откровением удивляя и Бела, и Зерно. — Наша! Началась чистка, ребятки. Долгожданная чистка.

— Под этим словом ты подразумеваешь резню? — уточняет феромим.

Он сам поражается храбрости заданного вопроса. Но рациональная часть его сознания настаивает — хотели бы убить, перестреляли бы ещё в квартире. Вожак «колготок», между тем, реагирует с насмешливым хладнокровием.

— Как посмотреть, — говорит он, поглаживая меч-серьгу. — Наконец-то Посад избавится от грязи. От накипи, которой тут не место. От паразитов, почти сотню лет пировавших на сибирской земле. Наших девочек больше не будут насиловать азиатские обезьяны. Не будут воровать, торговать краденым и наркотой. Пришло время смыть ржавчину, не умеющую изъяснятся по-русски. Тупую, жадную, воняющую ослиным дерьмом ржавчину…

— Верно, — слыша себя со стороны, подтверждает Бельмондо.

Его трясёт, но голос спокоен, и мим надеется, что страх незаметен окружающим. В двадцати шагах впереди продолжают бесноваться псы, едва удерживаемые на поводках. На них покрикивают и время от времени награждают сочными пинками. Зерно, идущий слева, тихо стонет, всем своим видом умоляя приятеля заткнуться и не провоцировать бандитов на жестокость.

— Только дело вовсе не в генотипе и расе, — настырно продолжает мим, вышагивая за похитителями. — Дело в мозгах. В звериной натуре, в том числе, и в вашей. Поэтому после резни девочек продолжат насиловать. И наркотики никуда не исчезнут. Только теперь насильниками и пушерами станут русские. Такие, как Краб или ты, воевода Орктос…

Тот замирает, с прищуром оглядываясь через плечо. Его дружинник, тот самый, что сканировал саквояж и снимал браслет слежения, замахивается для удара, но вожак качает головой.

— Ты прав, китайчонок, — говорит мужчина со шрамом на лице, и теперь его слова покрыты налётом воронёной стали. — Дело в мозгах. Только вот у азиатов или кавказцев этих мозгов совсем нет. Есть только желание ехать туда, где они смогут наплевать на законы. Безнаказанно воровать, грабить и насиловать. Смеяться над местными, коренными. И паразитировать, как тараканы на кухне. Или крысы… А если всё настолько плохо, что речь идёт о выживании совершенно разных видов, то слово пора предоставить «товарищу Маузеру»…

Они покидают двор Куликова. И жилой массив тоже покидают, пересекая заброшенную ветку железной дороги. Шестеро Жнецов и их жертвы направляются в промышленную зону, законсервированную лет двадцать назад.

Раздаётся злой смех — от конвоиров не укрылась дёрганная походка Зерна. Тот краснеет, тая лицо под медмой и капюшоном осенней куртки, но с врождённой моторикой ничего поделать не может.

— Припадочный, что ли? — гогочут бритоголовые, а один даже начинает записывать ролик на карманный смартком. — Прям марионетка…

Конвоиры и их объекты минуют локальный роботизированный комбинат по переработке бытового мусора. Проходят через тёмный, почти не освещённый тоннель под трамвайным мостом. Огибают десятиэтажный гаражный комплекс.

Справа виднеется старый завод, чьего предназначения Бельмондо не знает. Слева — склады, обнесённые трёхметровым бетонным забором. Сирены тускнеют, шум машин тоже стихает. Процессия ещё дважды перешагивает через железнодорожные рельсы, густо обрамлённые кустарником. Сгущается непроглядная тьма, но лысые ориентируются в ней, словно у себя дома.

— Ты должен знать, Орктос, — говорит Алекс, с тоской оглядываясь на бесконечно далёкий микрорайон за спиной, — что Сибирь тоже не была исконно-русской территорией. Мы тоже «понаехавшие». Пусть и почти пятьсот лет назад… но мы мигранты, силой выселившие с этих мест коренные народы с их укладом, культурой и развитой цивилизацией.

Со всех сторон группу неделикатно зажимают урбанистические Сциллы и Харибды косых бетонных оград, глухих стен с колючей проволокой поверху и других непроницаемых барьеров, очерчивающих частное пространство чьих-то складов, свалок, микроскопических производственных фабрик и стройплощадок.

Впрочем, в понимании Бела родной город никогда не был столицей уютных проходных двориков. Посад сам создал предпосылки для взращивания ленточного червя Стены Жнецов. Причём оказалось, что это ему — на раз плюнуть, никто и не заметил…

— И мы сделали это, — совершенно безропотно соглашается вожак скинов, — потому что мы — лучше. Вот и всё, рисоед. Лучше! Сильнее. Умнее. Чище духовно. И я уверен, что, когда придёт день — а он рано или поздно придёт, — мы завоюем и твою любимую Поднебесную.

На этот раз Бельмондо не сразу подбирает слова. Он хочет сказать, что его Родина здесь, в недружелюбной и холодной Сибири, но молчит. Вместо этого:

— Я не удивлён, что ваша гнилая коричневая суть ничуть не поменялась за полторы сотни лет…

Теперь Орктос останавливается. Замирают и крепыши, обступившие Зерно и Бела.

Алекс думает, что сейчас ему точно врежут. Хотя бы для того, чтобы заткнуть рот. Воевода хмыкает, подступая ближе, причём настолько, что мим слышит слабые запахи лосьона и таббабинола. В беспомощном свете покинутого жилмассива черты лица старшего скинхеда кажутся каменными, высеченными в неживой плоти. Парень замечает, что доспех и горжет поменяли цифровую окраску и теперь не прозрачны — горло мужчины покрывает змеиная чешуя.

— А ты шибко умный, да? — с гипнотизирующей хрипотцой спрашивает Орктос.

Хрустит шеей, и Бель уверен, что сейчас в его ухе или скуле взорвётся боль от меткого хука. Но вместо этого Жнец лишь качает головой, словно убедившись в скудоумии собеседника.

— Мне плевать, рисоед, что вы будете делать у себя дома. Хоть голые скачите и с овцами сношайтесь. Но этот дом, — он обводит рукой неприглядный, хмурый и депрессивный пейзаж заброшенной промзоны, — мой. И я намерен провести генеральную уборку… А если, как ты заметил, в будущем беспредельничать станут свои, к ним мы тоже подход разыщем…

Алекс хочет возразить, но Зерно издаёт ещё один стон, на этот раз куда более громкий. Решив поберечь нервы друга, Бель опускает глаза. Саквояж в его руке стал чугунным, начинает болеть плечо. Он надеется, что скоро этот кошмар закончится. Как угодно, но лишь бы скорее…

— Что вы собрались с нами делать? — спрашивает он, когда процессия минует пролом в кирпичном заборе. Зерно чертыхается, надорвав штанину обломком арматуры. — Депортируете?

— Смешно, — отзывается Орктос, но в его ответе нет ни капли юмора. — С приятелем твоим что делать станем, я уже говорил. Отпустим. Но позже. А с тобой? С тобой — ещё не решил.

Один из бритых коротким возгласом привлекает внимание старшего.

Группа замедляет шаг, головы поворачиваются направо. Смотрит и Бельмондо. Ему становится видна кучка людей: стоят на каменистой насыпи перед брошенной стройплощадкой. Как минимум семеро. Лиц не разглядеть за военными тактическими масками, но силуэты и жесты выдают откровенных подростков, почти детей. Одинаковые, крашенные в серебро биты для лапты лениво покачиваются. Специальные устройства на них заставляют дубинки тихо и грозно гудеть.

Орктос делает мимолётный жест, и двое из скинов обнажают пистолеты.

Банда подростков тут же выключает гуделки и исчезает в недрах недостроя. Алекс понимает, что наступило время гиен — трусливых ночных падальщиков, охочих до крови. Это витает в воздухе, разносится по Посаду с дымами поджогов, хрустит в подмороженной ночным морозцем грязи…

Восемь мужчин продолжают путь.

Переходят через котлован, идут по пустынному бетонному плацу, огибая остовы мёртвых подъёмных кранов. Впереди авангардом виднеются двое с собаками. Ещё дальше Алекс замечает слабый отсвет, пробившийся через закрашенные окна то ли склада, то ли ангара.

— Понимаешь ли, — неожиданно вворачивает вожак «колготок», словно неспешная беседа с пленным доставляет ему удовольствие. Или избавляет от скуки, — сейчас перед нами открываются все двери, рисоед. И не воспользоваться шансом — настоящий грех. Например, ты сам избавился от браслета? Захотел сбежать, едва увидел свою узкоглазую рожу по слайду, а? А мы тебя отловили и сдали легавым, что скажешь? Не сразу, конечно, а только через день-два, когда они наконец сообразят, что ты специально грохнул Дубинина. Тогда, китайчонок, мы будем в самом настоящем шоколаде. Кстати, как думаешь, родня олигарха назначит за тебя награду?

Бельмондо не отвечает.

Они попадают в шлюз, отсечённый от основного помещения занавесом резиновых лент. Светомаскировка вполне удачна, и снаружи здание выглядит нежилым.

Вслед за бриготоловыми входя в просторный склад, утеплённый и облагороженный изнутри, Алекс одержим лишь одной мыслью — происходящее нереально. Вполне возможно, во время химического конструирования он допустил какую-то ошибку. Наглотался сверхмощных сложных эфиров в сочетании с крепкими наркотическими парами. И сейчас валяется на полу собственной лаборатории, пуская слюнявые пузыри и дожидаясь, когда аварийная вентиляция…

Краб грубо толкает его в спину, заставляя пошевеливаться и проходить в гнездо Жнецов, и Бель с горечью понимает, что вторжение скинхедов, похищение и угрозы — вовсе не сон.