Арлекин снимает маску

Глава 5 Счастливый побег

Какое-то время Алекс всерьёз считает, что сегодня умрёт.

Прямо здесь, в старом гулком ангаре, превращённом в тайную базу недалёких, агрессивных, бритоголовых, изувеченных нацистскими татуировками людей. Может быть, во дворе, на старом фонарном столбе или кресте…

Ловя на себе брезгливые взгляды, феромим уже не верит вожаку наци, рассуждавшему о награде за выдачу «беглого подозреваемого». Ему кажется, что с бо́льшим удовольствием окружающие его бандиты вздёрнут свою жертву. А шальных денег заработают во время ночных погромов и грабежей.

Мим даже думает помолиться. Да вот только никогда этого не делал, имя Творца упоминая лишь во время эмоциональных возгласов, и то бездумно; не представляет себе ни тонкостей процесса, ни точного адресата мысленного послания. Вроде бы мама была неосинтоисткой, изредка посещая храмы, но юный Алёша не запомнил подробностей. А отец вообще отрицал существование небесных покровителей…

Бельмондо и Куликова сажают на видном месте, посреди пыльного пятака у бетонной западной стены. На стопку плиточного утеплителя, старого и драного, но всё ещё запаянного в заводскую упаковку. Сначала Краб хочет приковать обоих к тонким водопроводным трубам. И даже вынимает из кармана гибкие стяжки-наручники, какими пользуются в полиции. Но воевода лишь молча качает головой, дескать: лишнее это, малыши и так не дёрнутся — и бандитский техник послушно отходит в сторонку…

Зерно подтягивает колени к груди, охватывает их руками и опускает голову, пряча лицо. Его косички безвольно рассыпаются в разные стороны, словно рассорились. Бель убирает саквояж за спину и, в отличие от товарища, садится развязно, небрежно подогнув ногу, будто на удобном диване. Отсутствие страха он пытается продемонстрировать хотя бы позой — мим хорошо знает, что подчас язык тела обманывает доверчивых куда эффективнее слов.

Орктос стоит неподалёку. Выслушивает новости, случившиеся в его отсутствие, и раздаёт отрывистые распоряжения. На пленников он не обращает ни малейшего внимания, что позволяет Алексу спокойно осмотреться. Спокойно, насколько позволяет сумасшедшая пульсация в висках…

Зал, в котором базируются скинхеды, просторен и высок. Видимо, раньше тут и правда размещался склад или цех по сборке техники. Теперь помещение принадлежит вовсе не честным работягам: станки вывезены, замки сменены, оконные стёкла густо замазаны чёрным.

На стенах тесно от плакатов и растяжек с символикой футбольных команд и клубов. Заметны как логотипы умеренно-активных фанатских организаций, так и агрессивные бренды отмороженных ультрас. Будто царь всех настенно-декоративных иллюстраций, на потолочных балках под сводом мягко колышется внушительное полотнище вертикального флага — на его неохватном коричневом поле намалёваны уже знакомые Белу красные автомат и крестьянский серп.

Мебель, растянутые тенты, решётки и панельные перегородки рассекают ангар на зоны. Алекс видит территорию с игровыми автоматами и виброшезлонгами, тренажерку с самодельными гирями и штангами, кухонную зону, в которую загнали колёсный армейский прицеп-кухню. Территория душевых и туалетов П-образно отгорожена разбухшими гипсокартонными листами.

Вдоль восточной стены здания разместилась псарня — десятка два железных клеток, будто в приюте для животных; в половине кабин исходят от нетерпения короткошёрстные клубки мускулов и клыков. Ещё Бель примечает отдельно стоящую кабину генератора, чьи провода лианами поднимаются по стене и уходят на крышу, где наверняка притаились ветряки или солнечные накопители.

Бритоголовых Алекс насчитывает 29, считая членов схватившей его группы. Почти все они вооружены, и это не принимая в расчёт раскладных ножей в гульфиках. Ружья в основном охотничьи или спортивные, но встречаются и откровенно боевые модели автоматов, какие можно встретить в армии или силах Гражданской Обороны. У многих также пистолеты, в том числе и самодельные, напечатанные на многомерных системах послойного конструирования. На одном из Жнецов Бель даже замечает экзоскелет — почти полный, хоть и собранный из трёх разных моделей, не всегда гармонично подходящих друг другу…

Конвоиры, помогавшие Орктосу доставить пленников на базу, снимают куртки. Остаются в псевдославянских сорочках-вышиванках и разноцветных штанинах, подцепленных на широкие армированные пояса. У некоторых видны нефункциональные подтяжки: вероятнее всего, аналоги офицерских нашивок или наградные знаки «организации».

На спине и шее одного из бритоголовых Алекс замечает длинный чешуйчатый нейропривод, подключённый к нервной системе молодого человека.

— Я считал, что скины борются за чистоту рядов, — негромко бормочет мим, — и не позволяют соратникам становиться неохумами…

Он локтем толкает Зерно в бок, пытаясь привлечь внимание, но тот даже не шелохнётся. А вот у вожака группировки, как выясняется, потрясающий слух. Он поворачивается к пленникам, искоса изучает упомянутого неохума, а затем кивает, будто подтверждая правоту феромима.

— В нашем деле, рисоед, главное — дух и происхождение, — весомо роняет мужчина, медленно стягивая куртку и позволяя адъютанту забрать одежду. — Если кто-то из братьев за каким-то *** решает усовершенствовать себя, не предавая основ движения и не изменяя идеалам — это его личное дело. Ведь Будда не поразил тебя молнией, когда ты позволил нейропластикам залезть в свой мозг?

И шрамированный решительно уходит в центр ангара, где в огромном кольце продавленных диванов разместилось нечто, отдалённо напоминающее оперативный штаб. За ним Бель видит подобие гаража и ремонтного цеха. Из-за перегородок выглядывают несколько мотоциклов и два массивных внедорожника, обшитые импровизированными бронелистами.

Сразу заметно — едва вожак стаи перешагнул порог, в ангаре начинается нешуточное оживление. Перемещаясь с места на место, бритоголовые ускоряют шаг. Несколько человек проверяют оружие, сваленное на огромный верстак. Усиливаются звуки инфоспатиумных трансляций. Полдюжины псов выводят из клеток, облачают в подобие экзоскелетов с шипами на элементах, и грузят в кузов одного из автомобилей.

Жнецы определённо к чему-то готовятся. К чему-то крайне неприятному для доброй половины жителей Посада. К чему-то, не замеченному ни полицейскими, ни чиновниками.

Алекс наблюдает за старательно откалиброванной суетой, но не видит хаоса. Группировка действует весьма слаженно и быстро, словно армейское подразделение. От такого делового настроя миму становится ещё хуже. Потому что парень понимает, кто именно сегодня ночью пожнёт плоды, и кто прольёт слёзы…

Он привычно, бездумно и не отдавая себе отчёта втягивает запахи, пытаясь мысленно разложить цепочки и расшифровать доминантные ароматические группы. После частого употребления «гильотины» в глубине носа уже начала копиться невидимая преграда, но пока ещё система исправна.

Мим чует агрессию, неприкрытое соперничество, возбуждение, страх, хорошо прикрытый стыд, заискивание перед силой и умом альфа– и бета-особей, и оттенки болезненной усталости. Запахи самого цеха и живущих в нём собак перебивают обонятельную картину, но в целом всё ясно и так. Пленники угодили в маскулинный зверинец, наполненный существами, лишь отдалённо напоминающими людей…

Однако сугубо мужской банда не является — Алекс с тоской замечает двух девушек. Причём вполне симпатичных, вовсе не мужеподобных фигурой; особенно привлекательна брюнетка, а не рыжая, что носит тонкие «гангстерские» усики по последней моде. Голов обе не бреют, но очень коротко острижены, подтянуты, мускулисты; их крепкие бёдра тоже обтянуты разноцветными шоссами, заправленными в высокие армейские ботинки. На лицах мадмуазелей решимость и непреклонность, стирающие любое сочувствие к слабому полу.

Все члены банды молоды. Примерно одного возраста с самим феромимом, может, даже несколько моложе. Единственный из присутствующих в ангаре, кто определённо родился до 2040-го — командир со шрамом на лице. Выглядит, будто строгий вожатый в группе неспокойных подростков. Только вот готовятся эти подростки вовсе не к спортивному состязанию с соседним отрядом летнего лагеря, а к настоящей войне…

Впрочем, сборами охвачены не все — часть бритоголовых отдыхает, развалившись на диванах и стараясь не мешать собратьям. Таких лентяев Алекс насчитывает шесть. Выходная смена потягивает пивко и что покрепче, кто-то дышит наркотической пылью через специальные ингаляторы. Один из скинов, совсем ещё мальчишка, сосредоточенно втирает за уши тёмно-жёлтую «патоку» — новый вид дурманящей мази. Несмотря на леность, с которой шестеро наблюдают за остальными, на их лицах читается гордость и зависть…

Бельмондо вдруг испытывает острое желание немедленно пересмотреть семейные фотоархивы. Снимки, ролики и забавные видеооткрытки с празднования именин, новогодних застолий или дней Посада. Что угодно, где найдёт маленького себя, мать, бабулю, тётку… и даже отца, которого презирает, пусть даже не вполне справедливо.

И тут же ловит досадную многоэтажную мысль: за последние семь десятков лет человечество сошло с ума, поддавшись маниакальной привычке фиксировать на цифровые носители каждый свой шаг. Снимать на камеры роды, процессы сна и чистки зубов, юбилеи и годовщины, поездки на велосипеде и карабканье на скалы, погружение на морское дно, разгрузку вагонов, полёты на парашюте, реакции на предложения о замужестве, розыгрыши, покупку домашних зверушек, пляски, прогулки по живописным местам, прощальные зарисовки стариков, бездарное пение в машине, уроки доморощенного кунг-фу и лепет малышей…

Человек превратился в ходячее производство файлов, придаток камеры, миллионами штампуя «ценнейшие» отпечатки прошлого. Только вот потреблять эту продукцию не хочет никто. При всей страсти к умножению персонально-семейных информационных баз, пересматривать их обычно соглашаются лишь единицы. Даже из числа членов семьи. Процесс стал результатом, подменив истинный смысл подборки домашнего архива…

Это измышление отчего-то вызывает у Бела приступ настоящей грусти, и он не удерживается от вздоха. Зерно, сидящий совсем близко, слышит, но ошибочно трактует эмоцию друга, как проявление страха.

— Не переживай, Алекс, — тихо бормочет он, не поднимая головы, — ничего они нам не сделают…

Среди бритых начинается оживление — два десятка бойцов грузятся в машины и седлают мотоциклы. Их товарищи из числа остающихся гасят лампы возле ворот, с натугой распахивают створки. Слышны негромкие возгласы, боевые призывы, напутствия и нервный смех. Тянутся в страшных салютах вскинутые руки. Построившись колонной, транспортные средства Жнецов покидают склад и исчезают в ночи.

Алекс вспоминает про Стену и начавшиеся погромы, но в душе пусто — он не испытывает ни капли сострадания к тем, кто заперт в Марусинской слободе. Потому что они далеко, снаружи, с друзьями и семьями, способные создать хотя бы иллюзию отпора. А он здесь, в огромном ангаре посреди заброшенной промзоны, и его жизнь висит на волоске.

Впрочем, в душе всё же шевелится нечто, напоминающее сочувствие к знакомым китайцам и метисам. Многим из них сегодня тоже придётся ох, как несладко… Например, консьержу из высотного кондо напротив Алексовской норы № 1; или шеф-повару элитного ресторана, где мим периодически ужинает; паре знакомых таксистов; оператору машин по ремонту канализации; клон-конструктору живых цветов, на редкость миловидной девушке, однажды отшившей Бела; и многим другим…

От мёртвой промзоны до охваченной волнениями слободы — подать рукой. Пытаясь представить себе карту Посада, Бель гадает, как именно националисты-радикалы намереваются преодолевать собственное детище. Не иначе, полагает мим, всё предусмотрено заранее, и для таких вот мобильных боевых групп в Стене пробиты тайные проходы? Которые, как ни печально, никогда не будут обнаружены полицейскими подразделениями. Беспомощными в своей силе, поставленными в жёсткие рамки «демократических законов», полуслепыми и тугослышащими, опаздывающими от «колготок» на два широких шага.

Бельмондо обречённо мотает головой. Желчно размышляя, каким вот боком вышли для его страны два десятка лет экономического роста и долгожданной сытости. Такое для благополучного многомиллионного Посада — как предательский удар серпом, иначе и не скажешь…

— Как думаешь, — Куликов вдруг подаёт голос, всё ещё пряча лицо и изучая ботинки, — это полноценное восстание? Во… война?

— Не уверен, — тихо отвечает феромим. — Скорее похоже на бунт. Взрыв радикалистского гнойника. Уверен, к утру его подавят и прижгут…

Ворота ангара снова закрыты, свет приглушён.

Орктос и ещё четверо Жнецов сидят в центре зала, разместившись вокруг широкоформатного слайдекса. Внимательно изучают новостные сводки инфоспатиума, фоном включив запись футбольного матча. Шестой тягает гири в тренировочном отсеке. Ещё один бритоголовый кормит оставшихся в клетках собак. Разговаривает с ними, сюсюкает, шутит и гладит, а четвероногие убийцы знай накручивают в ответ хлёсткими, как плети, хвостами.

— Может, нам нужно что-то делать? — едва слышно, но жалобно спрашивает Зерно. — Бежать рискнём? Или как-то дать сигнал копам, а?

Алекс вздыхает, издали изучая профиль Орктоса. Его перебитую переносицу, гладкое, словно у манекена лицо, застарелый шрам на левой половине. Воевода выглядит невозмутимым и довольным. Когда прямой эфир на выбранном канале перебивается рекламой или спортивным сюжетом, он тут же переключает на соседний.

Бельмондо бандит напоминает погружённого в спячку льва. Или волка, залёгшего в длительной засаде. Впрочем, парень не знает, залегают ли волки в засады, а потому приказывает себе не романтизировать ублюдка. Потому что приказ о его, Алекса, повешении, отдаст именно этот самый «волк»…

— Тебе точно дёргаться нельзя, — стараясь не шевелить губами, отвечает Бель. — Только хуже будет. Если схватят, шлёпнут, как пособника. По законам военного времени, так сказать. Но вообще я уже начинаю подумывать, как мо…

Леонид Куликов по прозвищу Зерно не успевает узнать, о чём подумывает его друг. Потому что во всём здоровенном ангаре вдруг гаснет свет. Во всех многочисленных точках освещения, одновременно, будто людей разом ослепили. Впечатление, конечно, в итоге оказывается обманчивым — в «оперативном центре» немало оборудования, работающего от батарей. Но первые несколько секунд тишь и слепота пугают Алекса своей тотальностью…

— Какого хрена? — спрашивает Жнец, кормивший псов, а его клыкастые подопечные взрываются в разнобойном лающем хоре. — Краб, сука, опять ты химичишь?

— Отвали на ***, Лужа! — доносится из центра знакомый Алексу голос бритоголового, легко разделавшегося с полицейским браслетом. — Лучше оторви жопу от кресла и загляни в генератор!

— Заткнулись, ***, оба! — негромко, но властно прерывает перебранку Орктос. — Всем сохранять спокойствие и не портить воздух.

В непроглядной толще складского пространства вспыхивают несколько ярких точек — это сидящие в «оперативном центре» скины включают экраны смарткомов и тактические фонари. Луч бьёт в кабину генератора, ещё один скользит по проводам. Слышен лязг, Лужа запирает клетки беспокойного зверинца. Шипит на собак, приказывая заткнуться, но тем наплевать на запреты двуногого.

Вожак Жнецов нависает над столом с терминалами. Вероятно, изучает данные с систем наружного наблюдения — у Бела нет сомнений, что база нацистов ими оборудована. Судя по выражению лица Орктоса, ничего экстраординарного не произошло, а потому он поворачивается к Крабу и лениво велит:

— Крабушка, поднимись-ка на крышу, похоже у нас снова…

Чёрные, щедро залитые дегтярным слоем окна под потолком ангара взрываются внутрь. В них, словно вампиры из фильмов, что-то стремительно врывается, и воздух сразу наполняет стрекотание автоматных очередей. Столь неожиданно и резко, что Алекс даже не успевает испугаться.

— Тревога! — вопит Краб, и тут же заваливается на спину, содрогаясь всем телом.

Орктос звериным прыжком перелетает через стол и диван, на ходу сдёргивая со столешницы раскладной автомат. Точечные светильники гаснут, вопит Лужа.

Слышен свист разматываемых верёвок, что-то жужжит на металлической ноте, и Бельмондо замечает два огненных цветка. Словно глаза чудовища, распахнувшиеся из темноты — это над землёй пульсируют стволы автоматического оружия. Звук выстрелов необычный, протяжный, как если бы вжжиу-шамм! закольцевали и включили на дикую скорость. Алекс запоздало вспоминает, что так работают многозарядные шокеры. Удерживаясь вровень, цветки на пламегасителях спускаются по бокам здоровенного нацистского флага, ниже, ещё ниже, гаснут.

— Краб! — призывно вопит воевода. Он не церемонится, бьёт по невидимым противникам настоящими боевыми пулями, хоть и в никуда, лишь бы огнём отсечь врага от растерянных собратьев по идеологии. — Лужа! Бледный!

— Здесь! — отзывается кто-то из дальнего угла.

— Дитрих тоже тут! — вторят ему справа. — Со мной Тяпа ещё… Зацепили, падлы, но живой…

Воздух снова наполняет стрельба, и только тут до Бельмондо доходит, что самое время упасть на пол. Сграбастав оцепеневшего Лёню, он валится за стопку утеплителя ровно за мгновение до того, как в помещении начинают с оглушительными хлопками рваться парализующие гранаты.

Эффект такой, словно кто-то сумел ухватиться за самые дальние уголки реальности и дёрнул великанской рукой, одним рывком выворачивая наизнанку, будто гигантскую наволочку. Звук настолько неприятный и громкий, что от него ломит челюсть и судорогой сводит спинные мышцы.

Кто-то вопит, но Алекс уже не разбирает голосов.

Стреляют, причём то громче, то тише. Стрекотание прерывается басистыми выстрелами чего-то тяжёлого, заряженного одиночными; взрывается новая светошумовая граната. Бель понимает, что теперь скинхеды атакованы ещё с одного направления — от ворот, в которые ушёл карательный караван.

Включается аварийное освещение: мрачное, тяжело-красное.

Просторное помещение склада наполняется багровым, сквозь которое плывут вязкие щупальца тумана. Сердце Алекса заходится в новом приступе, к горлу подкатывает комок. Он замечает пару тросов, свисающих из битых потолочных окон. Выстрелы продолжают звучать, но уже реже; грохочет переворачиваемая мебель.

— Лужа! — кричит вожак, перебегая от одного укрытия к другому. — Спускай собак!

Псы бесятся, но рядом нет никого, способного распахнуть клетки.

Не поднимаясь и прижимая Зерно к полу, Бельмондо пытается разглядеть тех, кто осмелился напасть на базу «Русского серпа». Его глаза слезятся, то ли от дыма, то ли от нервного напряжения. Он уже почти решается на рывок, как тут красный свет над пленниками перечёркивает высокая фигура, заставляя сжаться в комок.

— Вставай! — рявкает из-под забрала, окончательно ошеломляя мима.

Какое-то время Алексу кажется, что он смотрит в морду инопланетной твари. И лишь когда тварь встряхивает его за плечо, добавив хлёсткий русский матерок, понимает, что перед ним личина тёмно-зелёного тактического шлема. Матового, усиленного бронещитками. Модель «Пирагмон», по имени одного из циклопов, с крупным выпуклым окуляром посреди лица и шестью вспомогательными-многоспектральными вдоль скул. Раньше Бель видел такую амуницию лишь в кино, а потому бесконечную секунду разглядывает уникальный шлем, по-рыбьи шлёпая губами…

— Вставай, курва! — повторяет незнакомый мужской голос, и его сильным рывком вскидывают на ноги. — Передо мной, пригнувшись, быстрым шагом! Марш-марш!