Было совсем темно. Улицы опустели. Невесело светились в окнах редкие огоньки. Посвистывал холодный ветер.
За железнодорожным депо, в тупике между сложенными в штабеля шпалами, мелькнули две тени.
- Здесь должен быть. Больше негде! - прошептал беспризорник в английском френче и заботливо предупредил своего дружка: - Не упади - проволока!
- Не упаду!
Беспризорники пробирались к выгребным ямам. В холодные ночи ямы служили для бездомных спальней. Днём туда выгребали горячий шлак из паровозных топок. Спёкшаяся гарь и пепел долго хранили тепло. В самые трескучие морозы в ямах можно было отлично выспаться.
Мальчишкам повезло: в первой же яме они нашли того, кого искали. В темноте слышалось спокойное посапывание. На рогоже, брошенной поверх шлака, кто-то спал. Рядом лежала гитара.
- Он! - шепнул старший беспризорник.
Младший бросил вниз горсть песку. Жалобно зазвенели струны. Парнишка проснулся, сел и испуганно уставился на непрошеных гостей.
- Вылазь! - строго приказал старший беспризорник.
Квартирант выгребной ямы поднялся, схватил гитару, выпрыгнул наверх и припустился со всех ног по путям. Он подумал, что пришли постоянные хозяева «спальни».
Мальчишки догнали его. Старший подставил ногу, и паренёк упал.
- Бейте… Только гитару не троньте!
- Жрать хочешь? - неожиданно спросил старший беспризорник.
Парнишка недоверчиво поглядел на мальчишек. Только сейчас он узнал их: это они дали ему кусок сахару! Он робко улыбнулся и коротко произнёс:
- Ага! Хочу!
- Ещё раз побежишь - догонять не будем! Останешься голодным! - пригрозил старший беспризорник. - Иди за нами.
Молча дошли до сада, чуть освещённого окнами трактира, в котором каждую ночь пьянствовали колчаковские офицеры.
Старший беспризорник приказал пареньку с гитарой сесть на скамейку, на самое светлое место, а сам устроился в тени, заложил ногу на ногу, важно закачал носком ботинка и сказал:
- Начинай допрос, Мика!
Услышав про допрос, парнишка прижал к себе гитару и съёжился.
- Не бойся! - покровительственно произнёс младший беспризорник. - Отвечай: где жил?
- В Чите.
- Отец, мать есть?
- Нету, - всхлипнув, ответил парнишка и взмолился: - А пожрать-то когда дадите?
Старший беспризорник нахмурился.
- Спрашиваем мы! - одёрнул он паренька и ещё чаще закачал ногой. - Продолжай, Мика, допрос.
- Что с ними?
- Колчаковцы замучили…
Парнишка заплакал. Заморгал глазами Мика. У него запершило в горле, и он никак не мог задать следующий вопрос.
- Ну! - поторопил его старший беспризорник.
- Годен он, Трясогузка! Сразу видно - годен! - вырвалось у Мики, и он тотчас получил затрещину.
- Кличку командира вслух не произносят! - назидательно сказал старший и, снова заложив ногу на ногу, закачал носком ботинка.
За эту привычку он и был прозван Трясогузкой - пичугой, которая всегда покачивает хвостом.
Мика насупился, упрямо поджал губы, но пререкаться с командиром не стал и продолжал допрос:
- Как звать?
- Лёнькой! - соврал паренёк.
Горький опыт научил его скрывать настоящее имя. Обычно, узнав, что он цыган, беспризорники охотно брали его в компанию, заставляли плясать и петь без отдыха, а вечером отнимали и делили между собой всё, что он получал за день. Но смуглый цвет лица и чёрные курчавые волосы часто подводили паренька.
- Цыган? - спросил Трясогузка.
- Нет!
- Врёшь! Вижу, что цыган!
- Не цыган! - паренёк соскочил со скамейки. - С голода сдохну, а цыганом не буду!
Трясогузка удивлённо спросил:
- А чем плохо, если цыган?
- А чем хорошо? - горячился паренёк.
Трясогузка пожал плечами.
- Ни плохо ни хорошо… Обычно!
Ответ получился неубедительный. Трясогузка почувствовал это и рассердился.
- Есть у меня начальник штаба или нет? - повысил он голос.
- Есть! - отозвался Мика.
- Я, что ли, должен за тебя работать?… Разъясни ему!
Мика взял цыганёнка за руку, усадил на скамейку и с детской простотой сказал:
- А нам всё равно - кто ты. Лишь бы не белый, не трус и не вор!
- Будем звать тебя Цыганом, чтоб привык! - категорически заявил Трясогузка.
Парнишка промолчал.
- А теперь поклянись! - потребовал Мика. - Если струсишь, - гроб тебе сосновый, если тайну выдашь, - гроб осиновый, а если украдёшь без разрешения командира, - жевать тебе сырую землю три дня и три ночи!
Цыган с дрожью в голосе повторил страшную клятву и добавил от себя:
- Чтоб мне сорваться в тройном сальто с поворотами!
Трясогузка выслушал его и встал с такой торжественностью, что и Цыган поднялся со скамейки.
- Принимаем тебя в нашу армию! - произнёс Трясогузка и протянул новобранцу руку.