Очнулся я оттого, что кто-то дул мне в лицо. Было темно, как в погребе. Я тихо спросил:
- Кто тут?
- Я.
Голос был Артемкин.
- Ты жив?
- Жив, - сказал Артемка.
- Я тоже жив. Где мы?
- Не знаю. Кажется, в подвале. Ты слышишь, что делается наверху?
- Нет, - сказал я. - У меня гудит в голове.
- А ты прислушайся.
Я приподнялся и стал слушать:
- Кажется, стреляют.
- Стреляют, - сказал Артемка. - Это наши.
- Тебе больно? - спросил я.
- Больно. У меня, наверно, ребро сломано. А тебе?
- Мне нет. Только в голове гудит. И что-то теплое льется у меня из глаз. Кажется, я плачу.
- А ты не плачь. Нас спасут.
- Я не потому. Мне очень хорошо, оттого я и плачу. Я горжусь, что ты мой друг. Ты герой, Артемка.
- Какой там герой! - вздохнул он. - Просто вспомнил, как однажды Пепс вот так же в цирке заговорил, и тоже вот…
- А ты видел, как полковник ударил казака?
- Видел, только не понял за что.
- Он хотел заступиться за тебя.
- Правда? - встрепенулся Артемка.
- Да и другие солдаты… Ох, и кричал же на них Потяжкин!
- Ну, так они теперь и воевать ему будут! - сказал Артемка с довольным смешком.
Но я все еще не мог унять слез. Они лились и лились у меня по щекам.
- Артемка, давай пообещаем, что всю жизнь посвятим нашему делу, - сказал я, уже не сдерживая себя.
- Да мы ж ее уже посвятили, - просто ответил Артемка.