Артур и война двух миров

ГЛАВА 1

Солнышко проснулось и неспешно пустилось в путь к зениту, а предрассветный туман стал рассеиваться и постепенно исчез, не оставив и следа, словно случайный вздох. Сад, окружающий дом Артура, как всегда, напоминает райские кущи. Ближайший лес тоже может похвастаться красотой зеленого убранства. Деревья все как на подбор стройные, с пышной, блестящей на солнце листвой, цветы щеголяют ослепительно-яркими нарядами. Но несмотря на все великолепие этого восхитительного уголка, в нем царит поистине мертвая тишина. Не слышно даже царапанья бесчисленных ног многоножки, которая, отдуваясь, целеустремленно карабкается по древесному стволу. Даже знаменитый соловей, учитель пения королевской семьи, не издает ни звука. Соловей, который с самого рождения не пропустил ни одного утра, чтобы не исполнить в его честь хотя бы одну песенку.

Впрочем, причины гнетущей тишины нам уже известны: в окрестностях появился Ужасный У и все живые существа, включая самых крохотных, ощущают зловещее присутствие этой мрачной личности. И все же... хрусткие звуки, словно кто-то неловко наступил на сухую ветку, дерзают нарушить гробовое безмолвие. Кто же этот безрассудный зверь, рискнувший любопытства ради выскочить из своей норы?

Наверное, он слепой, глухой и вдобавок подхватил насморк, от которого у него заложило нос, и он совсем ничего не чует. Кто здесь настолько глуп, что движется с таким скрипом, словно идет не по лесу, а по рассохшемуся паркету в доме с привидениями? Конечно же это типичный представитель человеческой разновидности, именуемой обычно homo idioticus, а проще говоря, Арман.

­― Артур?! ― раздвигая заросли кустарника, кричит отец, полагая видимо, что сын его прячется именно там. ― Послушай, давай выходи! Папа на тебя не сердится!

И это чистая правда. Арман нисколько не сердится. Он, пожалуй, даже встревожен. Его сын неожиданно исчез прошлой ночью. Все были уверены, что он сладко спит на заднем сиденье машины. Но, когда мальчика решили разбудить, оказалось, что на его месте храпит пес Альфред. И с тех пор Артура никто не видел ― ни дедушка Арчибальд, ни бабулечка Маргарита, ни мать Артура, у которой после приключений на болоте стекла очков покрылись густой сеткой царапин. И теперь, даже если бы Артур появился перед самым ее носом, она бы наверняка спутала его с собакой.

― Ты выиграл, Артур, теперь можешь выходить! Смотри у меня, папа рассердится, если ты не будешь его слушаться, ― громко и нарочито строго заявляет отец.

Лес по-прежнему безмолвствует. Арман начинает терять терпение ― то ли от усталости, то ли от нарастающего чувства тревоги.

― Если ты перестанешь прятаться и выйдешь ко мне, получишь целую коробку зефира, ― вкрадчивым голосом произносит отец, решив сменить тактику и сделать свои приказы более привлекательными. ― И тебе разрешат съесть ее всю, целиком, хотя после у тебя непременно заболит живот!

Отец говорит игривым тоном, хотя в эти минуты в лесу никто не расположен играть. Однако чей-то аппетит, прельщенный лакомством, явно не выдержал, и кусты зашевелились. В глазах доброго папы вспыхивает надежда, а лицо мгновенно расплывается в улыбке.

― Ага! Так, значит, это твой живот урчит в кустах! Это-он-хочет-получить-целую-коробку-зефира? ― обращается отец к невидимому Артуру, вероятно позабыв, что сын его давно уже вышел из того возраста, когда за конфету ребенок готов выполнить любое требование родителей.

Бесспорно, идея воззвать к желудку была плодотворной. Ветки заколыхались сильнее, и кто-то начал продираться сквозь густой кустарник. Этот кто-то явно очень большой, так как каждый его шаг сопровождается гулким звуком, словно навстречу вам движется каменный гигант с острова Пасхи.

Отец удивлен. Разумеется, ему кажется, что он не видел сына целую вечность, а значит, мальчик вполне мог подрасти. Однако не настолько, чтобы носить обувь пятьдесят первого размера. Отцу становится не по себе. И в надежде, что с его дорогим чадом ничего не случилось, он заискивающим тоном продолжает призывать его:

― Так-для-какого-послушного-мальчика-папа-припас-коробочку-зефира?

Ответ следует быстро, скорее, чем его ожидали: кусты раздвигаются и из них выходит чудовище ростом два метра сорок сантиметров. Это Урдалак собственной персоной.

― А коробочка зефира будет моя! ― нараспев произносит повелитель мрака, тем самым доказывая, что можно быть одновременно и мерзавцем, и гурманом.

Инстинктивно наполнив легкие воздухом, Арман готовится побить рекорд, издав самый громкий вопль, но страх его столь велик, что голосовые связки отказываются работать, и он лишь разевает рот и пыхтит, напоминая выброшенную на берег ошалелую рыбу. Вторая попытка завопить также завершается неудачей: он часто-часто разевает рот и дышит так отрывисто, что, будь на его именинном пироге всего три свечки, вряд ли он сумел бы задуть даже их.

Урдалак подходит к Арману и с высоты своего гигантского роста пристально его разглядывает.

Отец дрожит так сильно, что листья на соседних кустах дрожат вместе с ним. А еще у него стучат зубы, из горла вырывается шипение, и, объединившись, все эти звуки воссоздают вполне бодрый ритм, более всего напоминающий ритм самбы.

Обладая недурным музыкальным слухом, Урдалак не может остаться равнодушым к фиесте и начинает пританцовывать на месте. Впрочем, применительно к Урдалаку слово «слух» является не более чем метафорой, так как Ужасный У наполовину уже сгнил и давно не имеет никаких ушей. Но это ему нисколько не мешает, ибо он никогда не слушает, что говорят другие.

― Ну и где?.. Где этот ваш зефир? ― нетерпеливо спрашивает повелитель мрака.

Собрав в кулак все свое мужество, Арман наконец выдает загадочную тираду.

― Ай-яй-йя-я-а... а-яй-яй-я-я-а! ― нараспев, словно певица, исполняющая частушки, голосит он.

― Я-я? Чего ты-ты? Ты съел зефир? ― охваченный ужасным подозрением, возмущенно восклицает Урдалак.

― Ох, о-ла-ла!.. Ой, о-ла-ла! Ах, а-ла-ла! ― бормочет Арман, леденея от ужаса.

― Ну, что там еще за Аллах? Это он съел зефир? ― встревоженно вопрошает Урдалак.

― Нет! Нет! Зе... зе-зе... зекир!.. кефир!.. вампир!.. лежит!.. на кухне!.. Моя... бежать... собрать... забрать... набрать... летать! ― завершает свою путаную речь Арман, не трогаясь с места.

Кажется, даже Урдалак мало что понял из его речи.

― Ладно, согласен, только поторопись! Любое терпение имеет свои границы, и это единственные границы, которые я готов признать. ― И он величественным жестом отсылает перепуганного Армана, готового от страха исполнить любое повеление Ужасного У.

В знак согласия Арман кивает головой. В зависимости от того, приходится ему отвечать «да» или «нет», зубы его выстукивают совершенно разные мелодии.

Арман улепетывает со всех ног, словно кролик в нору. Не в силах долее сдерживать рвущийся наружу смех, Урдалак громогласно хохочет. Оказывается, манипулировать людьми еще проще, чем он предполагал. Управление осматами и то требовало у него больше времени. А здесь стоило ему показаться во всей своей отвратительной красе ― и пожалуйста, человек уже с радостью тебе подчиняется. Не надо даже издавать свой знаменитый вой, секрет которого известен ему одному, не надо угрожать кривыми, словно у коршуна, когтями. Достаточно просто выпрямиться во весь рост, и человек сникает и превращается в смиренного агнца.

При этой мысли на омерзительной физиономии Урдалака появляется некое подобие улыбки. Впрочем, только хорошо зная Урдалака, можно догадаться, что речь идет именно об улыбке. Увидев его ухмылочку, любой бросится вызывать «скорую помощь».

Урдалак окидывает взором смолкший опустевший лес. На самом деле не такой уж он и опустевший. Под каждым кустом, каждым корешком блестит множество любопытных глаз, чьи владельцы, холодея от страха, взирают на чудовищного пришельца из другого мира. Урдалак не видит их, но чувствует их присутствие. Однако любой властелин прекрасно знает, что он всегда находится в центре внимания. Собственно говоря, вызывать всеобщее восхищение, ощущать себя маяком, к которому в ночной мгле устремлены взоры заблудившихся моряков, входит в обязанности повелителя.

Думая о том, какое многочисленное общество сейчас наблюдает за ним, Урдалак улыбается еще шире. Замирая в тревожном ожидании, общество пытается отгадать, каковы будут его дальнейшие действия.

Если бы Ужасный У был инопланетянином, вряд ли что-нибудь изменилось. Всех интересовал бы вопрос: с какими целями он прибыл? Готов ли он делить с обитателями незнакомой ему планеты их радости и печали? Или он явился как завоеватель, с намерением разграбить здешние богатства? И все ждут от него такого знака, на основании которого каждому станет ясно, явился он сюда с миром или с войной.

Но ничего не происходит. Используя затишье перед бурей, Урдалак удовлетворенно оглядывается по сторонам и плотоядно ухмыляется. Надо сказать, что у таких негодяев, как Урдалак, молчание является наиболее изощренной пыткой. Десятки грызунов начинают в ужасе стучать зубами, сотни птиц от страха щелкают клювами, а у хлопнувшейся в обморок сороконожки с хрустом ломаются все сорок ног.

Урдалак набирает в грудь побольше воздуху, и лесные обитатели, затаив дыхание, ждут чего-то ужасного. Решив, наконец, что его будущие подданные достаточно напуганы, повелитель зычно выталкивает из себя воздух:

...У-у-у-уххххх!

Звук получился ничуть не сильный, мы бы даже сказали ― слабый, особенно принимая во внимание старания, потраченные на его воспроизведение. Но замершие в ожидании худшего лесные жители подскакивают от ужаса. Эхо урдалачьего воя разбегается во все стороны, хаотично распространяясь полесу. Птички падают в обморок, сороконожки, спотыкаясь, мчатся в сорок сторон сразу, белки и зайцы, отпихивая друг друга, шмыгают в любую встреченную на пути щель. Словом, воцаряется паника. Даже выстрел из пушки, догадайся Урдалак произвести таковой, вряд ли вызвал бы подобное смятение. И Урдалак начинает хохотать ― оглушительно, отрывисто, содрогаясь своим искореженным телом.

Раскатившись по лесу, оглушительный хохот сбегает с окрестных холмов и докатывается до городка, заставляя ужаснуться его обитателей, решивших, что надвигается ураган.

Громоподобный смех, напоминающий звук камнепада во время оползня, разбудил Арчибальда. Достойный старичок спал в кресле посреди гостиной. Напомним, ночью ему поспать не удалось. Да и как он мог заснуть, узнав, что его внук навсегда исчез в дебрях сада?

Едва тревожная весть дошла до Арчибальда, он снял с полок все книжки, в которых говорилось о мире минипутов, и принялся их листать, стремясь найти хотя бы крошечную зацепку, позволяющую надеяться на спасение внука. До двух часов ночи Mapгарита через каждые полчаса приносила ему свежезаваренный кофе. Но потом силы у почтенной старушки иссякли, и она, с трудом дотащившись до спальни, рухнула на кровать. Арчибальд держался и продолжал упорно переворачивать страницы, стремясь не упустить ни малейшего шанса обнаружить нечто такое, что помогло бы ему вызволить внука из мира минипутов. Но поиски ни к чему не привели, усталость сморила его, и в пять часов утра, не дождавшись петушиного крика, Арчибальд задремал. Он так устал, что уже через минуту погрузился в глубочайший сон. И никто и ничто не могло пробудить его от этого сна. Кроме, разумеется, ужасного хохота Урдалака, который, как известно, мог бы разбудить даже мертвого. Впрочем, Урдалак скорее предпочел бы отправить к мертвецам всех живых.

Арчибальд подскакивает, словно потревоженная белка в дупле, и трижды обегает вокруг кресла, пока наконец не начинает понимать, что находится в собственной гостиной. Стряхнув с себя остатки сна, он останавливается и прищуривается, стараясь сообразить, откуда исходит сей нечеловеческий рев. Видимо, есть некая таинственная связь, объединяющая слух и зрение, и поэтому, когда мы хотим что-нибудь получше расслышать, начинаем щуриться.

Итак, прислушавшись и прищурившись, Арчибальд задается вопросом: кто в столь ранний час гибнет в нечеловеческих мучениях? Послушав немного, он констатирует, что даже свинья, которую режет мясник, издает значительно более мелодичные звуки. А жуткий, леденящий кровь рев, доносящийся с улицы, состоит из беспорядочных громовых раскатов. Раскаты такие мощные, что сотрясаются стены и на пол падает рамочка, где под стекло вставлена семейная фотография. Теперь она валяется на полу, засыпанная осколками. Аккуратно стряхнув с нее стекло, дедушка поднимает пожелтевшее от времени фото, с которого, весело улыбаясь, на него смотрят он сам, Маргарита и Артур. Арчибальд вспоминает, как еще совсем недавно они все трое были вместе и беспечно наслаждались солнышком и щедро отпущенной им хорошей погодой, позабыв, что у природы в запасе всегда имеются тучи. Лица на фотографии излучают столько счастья и радости жизни, что при одном только взгляде на них любая беда должна бежать без оглядки.

Однако несчастье терпеливо, и у него есть могущественный союзник. Этот союзник ― время. Увы, время всегда стремится обыграть счастье и начать новую партию по правилам несчастья. Время разлучает людей, делает фотографии желтыми и тусклыми и оставляет свои отметины на лицах.

Непрошеная слеза скатывается по щеке Арчибальда. Ах, как ему хочется вернуть убежавшее, словно песок сквозь пальцы, время, то время, когда счастье обитало в каждом углу его дома! Но время похоже на сон, и его нельзя ни поймать, ни остановить.

Тяжко вздохнув, Арчибальд аккуратно ставит фотографию на комод. Раскатистые звуки стихли, им на смену пришли другие, не менее загадочные. Новые звуки доносятся со двора, точнее, с посыпанной гравием площадки перед крыльцом. Звуки настолько странные, что невозможно сказать, издает их механизм или живое существо. Они напоминают прерывистое дыхание запыхавшейся собаки, свист воздуха, вырывающегося из проколотой автомобильной шины и чиханье выхлопной трубы одновременно. Хотя, быть может, речь идет всего лишь о собаке, чихающей оттого, что ей в нос попали выхлопные газы автомобиля с лопнувшей шиной.

Решив выяснить, в чем дело, Арчибальд открывает входную дверь и видит, что по дорожке, ведущей к крыльцу дома, идет Арман. Отец Артура пребывает в совершеннейшем расстройстве чувств и, видимо, именно поэтому тяжело дышит, словно запыхавшийся пес, дымится, словно радиатор, и спотыкается, словно автомобиль на трех колесах. То есть Арчибальд не слишком ошибся в своих предположениях. Не дойдя до дома, Арман без сил опускается на первую же скамейку, стоящую возле веранды. Вид зятя в полнейшем раздрызге чувств не может оставить Арчибальда равнодушным. Его охватывает тревога, поскольку выглядит Арман так ужасно, что даже после партии в крикет с командой слонов он наверняка был бы в лучшей форме.

― Что с вами случилось, Арман? ― спрашивает дедушка, кладя руку на плечо зятя.

Бедняга трясет головой, словно он заранее согласен с любым ответом Арчибальда. Хотя тот, напротив, задал ему вопрос, а вовсе не собирался на него отвечать.

― Да... именно так! ― неожиданно выпаливает Арман, все еще не опомнившийся от привидевшегося ему кошмара.

― Да, именно так... что так? ― переспрашивает дедушка таким тоном, каким обычно разговаривают с малышами, еще не научившимися говорить.

― Дьявол!.. Я видел дьявола! ― отвечает Арман, содрогаясь в конвульсиях, и глаза его буквально вываливаются из орбит.

Арчибальду больше не надо ничего объяснять. Он твердо знает: только одно существо на земле подходит под это определение. И это существо ― Урдалак!

Со вздохом дедушка опускается на скамью рядом с Арманом. Два столь мрачных известия за короткое время могут подорвать силы и более молодого человека, нежели Арчибальд. Первая новость заключается в том, что Ужасный У проник в мир людей и вряд ли он явился сюда просто погулять или сделать шоппинг. Вторая новость следует из первой и касается Артура. Если Урдалак использовал пропускной луч, значит, юный Артур остался в мире минипутов. Теперь рост его не превышает двух миллиметров, и никто не знает, каким образом он сможет вернуть свой прежний рост.

И хотя в воздухе нет даже намека на ветерок, Арчибальд начинает дрожать так, словно его продувает до самых костей. Увы, душу его заполнила холодная, как полярная ночь, мысль: как помочь Артуру? А главное, кто сумеет решить эту задачу?