АСКЕТ

Без купола, облитая лунной сывороткой, церквушка напоминала обезглавленный труп. Полуразрушенный барабан топорщился в небо обломком гигантского зуба. В одном из осыпавшихся окон теплилось подрагивающее пламя свечи. Эту ночь Максимиан решил провести здесь.

Послышалось едва уловимое урчание автомобиля. Я насторожился. На десятки километров вокруг леса, да опустевшие деревни. Неужели Максимиан оказался прав, нашлось-таки кому-то дело до погребённых под руинами мощей? Далёкий рокот двигателя смолк. Я метнулся к окну. Надо предупредить святошу, чтобы не высовывался, пока ситуация не прояснится.

Узкая амбразура встретила меня бездонной чернотой. Я заглянул в церквушку. Груды битого кирпича, осыпавшаяся штукатурка, оголённые деревянные балки. Ни свечи, ни Максимиана. Из дверей он тоже не выходил. За спиной раздались осторожные шаги. Выключив фонарик, я кинулся за угол.

Из ночной мути вынырнула приземистая фигура. Двигался мужчина с опаской, то и дело останавливался, прислушиваясь. В руках у мужчины было что-то явно тяжёлое. Когда он приблизился, я разглядел большую канистру. Озираясь, ночной гость плеснул из неё на изъеденную временем и непогодами стену. В воздухе разлился удушливый запах бензина. Теперь не отвертится, имеет, дескать, страстишку ночами выгуливать истомившееся в гараже горючее! Я изготовился к прыжку.

Неожиданно с душераздирающим скрипом распахнулась дверь старой церкви. Оттуда на опешившего поджигателя выскочил Максимиан. Перекошенное яростью лицо, развевающиеся волосы и полы белых одежд – ни дать, ни взять, потревоженный дух-хранитель святынь. Не будь я знаком с ним лично по делам суетным, сам бы струхнул. Бросив канистру, 'гость' попятился. Рука скользнула за борт пиджака.

– Оружие на землю! – гаркнул я, выскакивая из укрытия.

В ту же секунду Максимиан бросился на врага. Рыча, они грянулись на землю.

– Идиот! – прошипел я.

Мой 'Макаров' из грозного оружия превратился в бессмысленную игрушку – не стрелять же в клубок из тел. Ох уж мне эти инициаторы! Я ринулся к хрипящему в пыли кому. Вовремя. Превосходящий по массе, 'гость' придавил субтильного противника к земле. Сверкнул выхваченный из подмышечной кобуры пистолет. Я нажал на курок первым. 'Гость' вскрикнул, дёрнулся, его пальцы рефлекторно сжались. Рявкнул неприцельный выстрел. Пуля взвизгнула, отрекошетив от стены. Повалив непрошенного 'гостя' лицом в пыль, я защёлкнул наручники. Перхая и отплёвываясь, Максимиан, поднялся.

– Сволоч-чь! – процедил он, изрядно подмочив свою благолепную репутацию.

– Согласен, сволочь и есть, – проворчал я. – Какого ты суёшься, когда не просят?!

Максимиан стушевался, но тут же взорвался, обращая багровеющее лицо к раненному в плечо 'гостю'.

– На Антипенко работаешь?!

Я неприязненно крякнул.

– Кто такой Антипенко?

– Такая… Жена Павла Антипенко, – откликнулся Максимиан и, напоровшись на мой угрюмый взгляд, торопливо пояснил. – Он регулярно на отчитку приезжает. Только с его бесами даже Филарету враз не справиться. Одного гоним, другие тут как тут. К земному сильно привязан. Ему от материального избавиться надо, чтоб душа полегчала.

Голова у меня пошла кругом.

– Погоди! Филарет… Вроде ж, его мощи стережём? – Максимиан утвердительно кивнул. – Так… А за экзорцизм свой кошельки прихожанам трясёте?

Хранитель мощей недовольно засопел.

– Избавление от материальных привязанностей – часть обряда. Проще верблюд сквозь игольное ушко…

– И куда экспроприированные привязанности складируешь? – подал голос наш пленник. – Не в собственную ли мошну?

Признаться, я хотел задать Максимиану тот же вопрос. Похоже, впутался я в сомнительное дело. Охрана сект – не мой конёк.

– Ты б не гавкал, – посоветовал Максимиан. – За попытку поджога мотать будешь по полной.

– Не встретиться бы нам в тех краях, – хмыкнул 'гость'. – За мошенничество мотать не меньше.

Хранитель мощей скривился.

– Я душу очищать никого не принуждаю. Сами приходят. Поднимайся, давай! Пока у меня погостишь. Отслужу чудоявление на заре, после с тобой разберёмся.

Дом, куда мы привезли поджигателя, аскетичным назвать язык бы не повернулся. Два этажа, трёхметровая ограда, интерьер в староанглийском стиле. Неплохо живут нынче хранители мощей. Не отличался Максимиан и человеколюбием – врача раненому не вызвал. Сослался на нехватку времени. Анестетик, правда, вколол. Происходящее нравилось мне всё меньше.

– А хорошо ты его! – Хозяин потягивал дорогой марочный коньяк.

– Я майорское звание не на фуршетах выходил, – буркнул я.

– Верю… Может, ко мне? На полное довольствие, так сказать. Не обижу. Охранное агентство твоё – штука ненадёжная, сегодня есть клиент, завтра нет. А тут гарантированный хлеб с маслом.

Я стряхнул с плеча его руку.

– Коробит меня от твоего бизнеса. Знал бы, не связался.

Максимиан цепко глянул мне в зрачки и вдруг рассмеялся.

– Честный – это хорошо. Ладно, – он лукаво прищурился – двое суток ты ещё в моём распоряжении. Продлевать контракт или нет, дело твоё. Но во время обряда быть обязан. Видишь, не всё спокойно в моём Багдаде.

– Я знаю свои обязанности.

– Прекрасно.

Едва горизонт наметился розовеющей полосой, к церкви стали подтягиваться люди. Машин видно не было. Путь к храму протаптывается своими ногами – объяснил Максимиан. Всех хранитель мощей встречал поклоном, многих называл по именам. Снова передо мной стоял кроткий агнец. У ног 'агнца' призывно высился короб. Туда прихожане бросали пачки денег – отрекались от материального. Кое-кто проходил, минуя короб. Как ответственный за установленный здесь порядок, я осведомился, не стоит ли задерживать 'зайцев'. Облачённый в холщёвое рубище наниматель посмотрел на меня чистыми очами и смиренно прошелестел:

– Нельзя остановить того, кто стремится к благодати. – Потом, наклонившись к моему уху, пояснил: – Расплатились по безналичке.

Я отошёл. Максимиан у меня вызывал стойкое отвращение.

Скоро к церквушке подкатило шикарное авто. Из него выбрался толстенький человечек со странным, словно оцепеневшим, лицом. Выходит, VIP-клиенты, дорогу к храму имеют право осилить на льготных условиях. Максимиан кинулся к нему, что-то бормоча и лаская прибывшего просветлённым взором. Из его причитаний я понял – VIP-клиент и есть тот самый Павел Антипенко, из-за которого разгорелся сыр-бор.

Никогда бы не подумал, что такое крохотное помещение может вместить столько народа. Люди стояли, плотно прижавшись плечом к плечу и, затаив дыхание, смотрели в отверстую в небо дыру. Внимали Максимиану. Болтал он долго, со слезой – отрабатывал пожертвования. Из толпы слышались ответные всхлипы. Понять религиозной ажитации мне было не дано, поэтому, притулившись в затемнённом углу, я недоверчиво посматривал на действо.

Наконец, сквозь 'небесные врата' (так Максимиан окрестил дыру в потолке) в сумрачное помещение проник первый рассветный луч. В протянувшемся от свода до засыпанного мусором пола столбе света, мерцая, закружились пылинки. Оратор воздел руки и застыл в патетической позе минуты на три. Где-то оглушительно звенел комар. Невольно вслед за всеми я поднял глаза и… В зыбком тумане проявился силуэт высокого худого старца. Одет он был во что-то просторное, до пят. По церкви прокатился стон. Кто-то истерично закричал, кто-то заплакал навзрыд. Люди подались вперёд.

Старик заговорил. Негромко. Голос его кутал мягкой пеленой. Баюкая, вливался пушистой негой в каждую клетку. От нахлынувшего блаженства я задохнулся, голова пошла кругом.

О чём он говорил, не помню.

Не всё ли равно?

Только вспыхивали ослепительными искрами в сознании обрывки фраз:

– …помочь ближнему… души полны света… мольбы и чаяния… – Его голос тёк медленно и сладко, как тёмный гречишный мёд. – Готовы ли вы сразиться с силами тьмы, терзающими вашего брата?

– Да-а… – тёплым сквозняком пронеслось по церкви.

Неожиданно я почувствовал, что и из моей груди вырывается это 'да', сливаясь с десятками других. Пронзило болезненное понимание – всю жизнь во мне гнездилось нечто чёрное, мешавшее испытывать блаженство, которое даровал мне голос старца. Сражаться мне предстоит с собственными демонами.

По жилам потёк вязкий страх, превращая их в заледеневшие мутные ручьи. Внезапно стылая кора взорвалась, вздыбилась, понеслась, грохоча бьющимися друг о друга осколками. Потащила, ломая кости, в бездонную пропасть, где, кроме мрака и выворачивающей боли, не было ничего.

И тут я увидел Мрак. Тот, что скрывался во мне. Тот Мрак, что увлекал теперь в нескончаемую воронку муки и ужаса…

В солнечном столбе корчился толстенький человечек. От былого оцепенения не осталось и следа. Лицо его превратилось в перекошенную маску.

– Изыди!!! – прогремело из ослепительных высей.

И ОН отступил… Исторгая зловонное пламя, обрушился в бездну, в которую только что пытался ввергнуть и меня. Я вскрикнул и рванулся вверх.

Выше!

Выше!!!

К невесомым, блистающим мирам, разлитым в беспредельном счастье…

Подо мной медленно плыла огромная, дремотная река. Закатное небо отражалось в ней, окрашивая воды в нежные оттенки алого, бардового, розового. Радужный ветер нёс меня над просторами. Внизу неспешно текли окутанные дымкой луга, просёлки, деревянные церквушки. Я был птицей…

Нет, слишком громадны мои крылья!

Они были способны укрыть все эти пространства, защитить от того всепоглощающего ужаса, который я недавно пережил.

Я ангел…

Нет…

Я ничто!

Прекрасное, радостное, растворившее в себе время, расстояния – весь Мир – Ничто!

Когда я снова обрёл плоть и кровь, старец исчез. В 'небесные врата' светило солнце. Вокруг слышались протяжные, полные наслаждения вздохи, заливистый смех – люди возвращались из райского небытия.

Ко мне подошёл Максимиан. Лицо его тоже несло отпечаток пребывания в измерениях Абсолютной Радости.

– Теперь веришь? – спросил он приглушённо.

Не знаю, что он имел в виду, но я ответил так, как прозвучало во мне эхо, долетевшее Оттуда:

– Верую.

Охрана церквушки стала смыслом моего существования. Нельзя допустить, чтобы чья-то земная алчность испепелила двери, за которыми жило непререкаемое Блаженство.

Всякий раз, когда Чудо должно было повториться, Максимиан получал Весть.

– Филарет знает, как велико неверие в нашем мире, – грустно шептал Хранитель. – Он призван явить Истину как можно большему числу людей. Моё же предназначение – привести к 'небесным вратам' достойных. Фомы Неверующие не должны осквернить храм.

Я был согласен. Пару раз приходилось применять силу, выдворяя умников, пытавшихся произвести возле церкви какие-то замеры. Я ненавидел их. И как носит земля тех, кто думает зафиксировать глупыми железяками Откровение?!

Иногда дух Филарета являлся в бренный мир безлунными тёмными ночами. Приближаться я не смел. Издали наблюдал, как движется в темноте сияющая точка, освещающая дорогу святому старцу. Наблюдал и трепетал от непередаваемого восторга. Служить Ему, это ли не высочайшее благоволение небес?! Я счастливчик! Я избранный…

И как же я был благодарен Максимиану, что он отыскал меня и сумел мягко, без нравоучений, сломить моё неверие.

Максимиан появлялся наездами, доверяя мне заботы об охране святого места. Приезжал обычно раз в два-три дня. Вручал продукты, а сам исчезал. Причём исчезал в прямом смысле – не было его ни в церкви, ни её окрестностях. Исчезали и громоздкие сумки-холодильники, привезённые им. Вопросов я не задавал. Не смел.

Сегодня Максимиан никуда не исчез. Пробыв в церквушке совсем недолго, торопливо сел в припаркованную у дверей машину. Автомобиль рванулся с места. Настали самые сладостные мгновения – я наедине с Филаретом. Эти безмолвные беседы давно стали неотъемлемой частью моей жизни. Я вошёл в церковь и присел у склепа. Было покойно и радостно.

Не успел я слиться с согретым пламенем свечи полумраком, где-то послышался крик. Полный горя и ярости. Казалось, истошный вопль раздавался из-под земли. С каждой секундой крик становился громче, отчётливей. Он приближался. Я вскочил. Плита у моих ног шевельнулась, каменная твердь разверзлась. В лицо ударил свет. Отпрянув, я оступился и грохнулся навзничь.

Филарет вынырнул из-под могильного камня. От привычной величавости не осталось и следа.

– Где он?! – прохрипел дух. Глаза белёсыми шарами уставились на меня. Дышал он тяжело. – Где Максим?!

Мы сидели в тесной, похожей на встроенный шкаф, келье. Филарет плакал.

– Годы работы, – всхлипывал он. – Не успел даже долговременные наблюдения провести!

Я положил ладонь на судорожно сжатый кулак старика.

– Давайте по порядку. Пока я только понял, что зовут вас Михаил Романович Шерех, вы профессор и скрываетесь от каких-то весьма влиятельных лиц.

– Весьма-а-а, – протянул профессор.

– Но зачем весь этот маскарад?!

– Нам нужны деньги, – Шерех потупился. – Наше открытие стоило жизни моим коллегам. Я не мог допустить, чтобы их гибель была напрасной. – Профессор глянул полными муки глазами. – Вне среды препарат разлагается в течение сорока восьми часов. Я вводил его себе.

– Что за препарат, вокруг которого бушуют такие страсти?

– О-о-о! Дело даже не в препарате. Дело в направлении, над которым мы работали. Представьте – мир, в котором человек не будет иметь возраста, где исчезнут болезни, а любая техника будет сама себя строить и обслуживать…

– Это каким же образом?

– Преобразователи атомных структур, сокращённо ПАС. – Глаза профессора заискрились. – Бесконечно малые частицы, способные с доли секунды превратить любую субстанцию в материю с заданными параметрами. Научитесь ими управлять, и вам послушен мир атомов. Вы можете разложить и сложить их в необходимой вам последовательности. То есть, создать буквально из ничего требуемые материалы, а в итоге – предмет в целом.

– Грубо говоря, вырастить из карандаша ракету?

– Именно! – Профессор возбуждённо заёрзал. – Понимаете, какие перспективы! Над этим работала наша лаборатория. Агрегат, выражаясь вашими словами, куда, поместив карандаш, можно получить ракету! Мы уже добились обнадёживающих результатов, когда лаборатория была уничтожена. Её взорвали… – Шерех осёкся, потом добавил – со всеми сотрудниками.

– Но почему?! – Я оторопел. – Зачем препятствовать вашей работе?

– Видите ли… – Шерех замялся. – Мир, в котором каждый может из ничего получить всё. Понятие товар уходит, как таковой. Его не нужно ни производить, ни покупать. Отпадает надобность в деньгах. Преступность стремиться к нулю. Нет необходимости что-то защищать, отстаивать, объединяться для достижения каких-либо целей… Постепенно отпадает потребность в самом институте власти. Это, конечно, вопрос необозримого будущего, но путь, который открывался, благодаря нашим исследованиям, неизбежно привёл бы к этому. Как думаете, сколько сегодня людей заинтересовано в том, чтобы уничтожить в зародыше идею, способную изжить такие столпы социума, как деньги и власть?

– Согласен. Но как это связано с?.. – Я обвёл взглядом каменную кладку обжитой аскетом кельи.

– Напрямую, – буркнул он. – Моя группа работала над медицинским аспектом. ПАС-очастицы призванные контролировать работу всех систем организма и поддерживать его в идеальном состоянии – такова основная тема наших исследований. Однако, как при любых подробных изысканиях, мы сталкивались с массой интереснейших ответвлений. Одним из них стало управление с помощью ПАС-технологий бинауральными ритмами. Понимаете, о чём речь?

– Если честно, не вполне.

– Да, да. – Профессор засуетился, точно заглаживал передо мной какую-то вину. – Бинауральные ритмы влияют на ритмы мозга. Проще говоря, манипулируя ими, мы получаем возможность воздействовать на сознание. Допустим, частота от одного до четырёх Герц – Дельта-ритм – вызывает естественный глубокий сон. От четырёх до восьми – Тетра-ритм – состояние медитации и творческой деятельности. И так далее. Существуют Альфа, Бета, Гамма и многие другие.

– Хотите сказать, с помощью ПАС можно подобрать необходимый ритм и ввести человека в нужное вам состояние?

Нехорошая догадка заставила меня поёжиться.

– Да! Наше открытие состояло в том, что введённые в кровь частицы помогали с величайшей точностью производить желаемые частоты при помощи голосовых связок. – Шерех с опаской посмотрел на меня.

Опасался он не зря. В моей голове прорисовалась уже достаточно ясная картина. И я в этой игре технологий выступал в довольно идиотской роли.

– А знаете ли вы, доктор, что те, на ком вы ставили свои эксперименты, теперь зависимы? – отчеканил я, изо всех сил стараясь взять себя в руки, чтобы не размозжить умную голову этого циника о стену. – За очередную дозу люди готовы были отдать последнее! Они продавали квартиры, оставляли семьи без средств к существованию!

– Нам нужны были деньги, чтобы открытие не погибло. – Повторил профессор негромко. – Это жертва во имя будущего.

– Зачем будущему манипулировать сознанием?! – Я вскочил. Больше сдерживаться не мог. Не помогали ни сжатые до синевы в ногтях кулаки, ни дыхательные техники.

– Вы не понимаете! – Доктор вскипел. – Наши разработки позволят свести на нет безумие любой оголтелой толпы, справиться с ненавистью, изжить войны, избавиться от подавленности и страха…

– Или наоборот, – прервал я его. – Вы же сами принуждали переживать людей ужас, чтобы подчинить их и заставить в полной мере оценить подаренную вами же радость!

Шерех сник.

– Сейчас я в безвыходном положении. Когда открытие станет легальным, не будет смысла использовать его против человека.

– Как видите, открытие уже в руках сомнительной личности.

Профессор поднялся.

– Пойдёмте, я вам кое-что покажу.

Мы шли по освещённым неоновыми линиями подземным лабиринтам. Я не верил своим глазам. Вынырнув из сумрачных коридоров, мы очутились в просторной лаборатории. Мёртвая церквушка действительно, служила вратами. Но не в небеса, а в залитый ярким светом мир из стекла, пластика и металла. Строй каких-то невиданных агрегатов, паутины стеклянных трубок, ряды подмигивающих миллионами бегущих цифр мониторов… Казалось, я попал на инопланетный корабль.

– Смотрите! – воскликнул профессор. – Это всё Максим! Ему удалось, рискуя жизнью, вынести часть оборудования из обречённой лаборатории! Он спас меня тогда. Прячет от тех, кто охотится за нами. Он создал эту лабораторию и снабжает её всем необходимым. Не знаю, как это ему удаётся, но… Он преданнейший делу человек! Может быть, Максим нашёл кого-то, в чьей власти дать открытию ход, но… Он молод и амбициозен. Мог не устоять перед искушением… войти в историю как первооткрыватель…

Моя злость на профессора вдруг истаяла, как апрельский снег. Я смотрел на него с жалостью.

– Говорите, вам удалось добиться, чтобы ПАС-частицы самовоспроизводились?

– Да! В том и была проблема. Введённые в кровь частицы гибли в недельный срок. А препарат невероятно дорог. Даже самая богатая держава не смогла бы на протяжении долгого времени поддерживать на этих инъекциях хотя бы одного человека. Необходимо было отыскать способ их самовоспроизведения в среде. Тогда всего лишь одна инъекция позволила бы…

– Быть Богом всю оставшуюся жизнь, – закончил я, сочувственно глядя на доктора.

Он молчал. Седая борода, атрибут былого Филарета, подрагивала.

– Считаете, Максиму нужно было только это? – севшим голосом спросил он.

Я не ответил. Не сомневался – пазл в мозгу профессора уже сложился.

– Я найду его.

– Да… – Этот несчастный, проживший полжизни под землёй старик был так не похож на того Филарета, который стал для сотен людей осью мироздания, властителем Страха и Радости, Боли и Любви… Или просто наркотиком? – Если вы отыщите его, передайте, что исследования не закончены, – выдавил он. – Эксперимент в стадии наблюдений.

Дом, где я однажды уже побывал, пустовал. Не было Максима и по другим его адресам. Похоже, становиться Богом он намеревался подальше от тех, кто знал его как Хранителя мощей. Скоро в разрабатываемом мной списке контактов подозреваемого всплыла ещё одна фамилия, на которую оформлялись дарственные.

Я вылетел в Швейцарию. До деревни меня доставил сонный фуникулёр. Ещё часа три я трясся в подводе, влекомой такой же сонной мохноногой лошадкой. Время здесь остановилось. Наверно, лет триста назад по этой же заснеженной тропе среди застывших вершин, этот же крестьянин лениво погонял ту же безразличную к понуканиям кобылку.

Дверь была не заперта. Непозволительная для грядущего Божества беспечность! Я вошёл. В домике на полу, на стенах, на креслах разбросаны, развешаны, накинуты шкуры. Какое-то меховое гнездо, а не пристанище для брутальных охотников. Потрескивал камин. Натоплено так, что я невольно огляделся в поисках берёзового веника.

– Я тебя ждал, – послышался из глубины комнаты негромкий голос.

Приглядевшись, я увидел лежащего в глубоком кресле Максимиана. Вернее, Максима. Был он бледен, как вечный снег на Альпийских вершинах.

– Что ж нас бросил? – язвительно спросил я. – Мы с профессором уж соскучились.

– Шерех будет доволен. – Максим скривился в болезненной ухмылке. – Крошки ПАС за него отомстили. Недолго мне осталось. Неделя, не больше. Эти твари самовоспроизводятся куда быстрее, чем мы от них ожидали. К тому же, не гибнут. Двойной эффект, так сказать.

– Что это значит?

– Артерии и сосуды практически блокированы ПАСмассой. – Рот умирающего кривился в усмешке, но в глазах его стыл ужас. – Бинго!

– Получается, всё напрасно? – Отчего-то мне хотелось задать ему этот вопрос. – Годы ожиданий, страха, что кто-то откроет тайну Филарета… Предательство, в конце концов! – Ты ведь знал, что лаборатория будет взорвана, так?

– Всё разнюхал…

Я потёр лоб ладонью. Жара здесь была несусветная.

– Кое-что сопоставил. Почему ты тщательно прятал профессора, а сам гулял, как откинувшийся фраер. Тебя ведь никто не преследовал. А почему? Ты для них свой… они так полагали… Но ошиблись. Власть и для тебя была мёдом намазана, за неё, не глядя, ты расплатился чужими жизнями.

Максим задёргался в судорожном смехе-кашле.

– Празднуй победу, майор! Да, я работал на тех, кто принял решение уничтожить лабораторию.

– Не жаль было коллег? Не жаль их работы?

– За двумя зайцами только дураки бегают… Я выбрал Шереха и его разработки. Власть над сознанием уже сегодня могла принести дивиденды.

– Странно, ты позволял властвовать над умами профессору, а сам довольствовался ролью снабженца.

Максим повёл мутными глазами.

– Халиф на час? Нет. Я ждал большего.

– Ты дождался.

Я встал и направился к двери. Снова мне казалось, что-то сгустилось в воздухе. Что-то, стыдливо называемое людьми наказанием, а Тем, Кто Над – Карой. Там, где чёрным дымом из потухающего камина клубилась Кара, наказание смысла не имело.

С исчезновением Максимиана, рассеялась и наша паства. Какое-то время подсевшие на бинауральный наркотик прихожане являлись к церкви. Ждали. Взывали к небесам, печально смотрящим на них сквозь дыру в потолке. Филарет не появлялся.

'Старец' часами сидел в лаборатории, уставившись замёрзшим взглядом в тёмные мониторы. Выходить из своего подземелья отказывался. Думаю, он был прав. Охота на него срока давности не имела. Я привозил продукты, но снабдить материалами для продолжения исследований, естественно, не мог. Не было у меня ни тех денег, которыми вертел Максим, ни связей. А, главное, не было уверенности, что поиски стоит продолжать. От пищи Шерех отказывался. По-моему, так он решил распрощаться с прошедшей мимо него жизнью. На все увещевания лишь отмахивался. Дело приняло угрожающий оборот.

Как-то раз, подъехав к церкви, я увидел доктора. Он стоял на вершине разрушенного барабана и смотрел вдаль. Снова на нём было длинное рубище, мешком свисающее с исхудавших плеч.

– Что вы ещё придумали?! – заорал я.

Объяснять свои намерения профессор не стал. Они были очевидны. Вместо этого велел спуститься в лабораторию, принести один из пронумерованных контейнеров и шприц. Я выполнил распоряжение.

– Вводите! – приказал он. – В вену колите. Надеюсь, они у вас хорошие.

– Зачем? – Я пытался затянуть разговор и отвлечь старика.

– Я уничтожил записи, – простонал профессор. – Это был срыв, глупость! Я жалею об этом. Людям нужны бинауральные технологии. Моё поражение ни о чём не говорит. Мне просто не повезло. Но мне удалось собрать последний материал и синтезировать препарат. Тот, с недельным сроком действия. Спасите его! Через двое суток вне среды ПАС-частицы погибнут. Введите их себе и езжайте в НИИ, найдите академика Рюмина! Просите, требуйте… Делайте что-нибудь!

Передо мной был безумец. Одержимый, забывший о погибшем академике, лаборатории и своей жизни.

– Доктор, спускайтесь! Поедем в НИИ вместе, вы продолжите работу…

– Я ухожу! – Шерех тряхнул спутанными космами. – Я дал обет. Колите же!

И я вколол. Зачем? Просто потому что на церковном барабане стоял человек, и человек этот непременно шагнул бы, не сделай я что-то для его спасения.

По венам понеслись сотни тысяч крошечных машин, управляемых моим сознанием и способных управлять сознанием других. Я не задумывался, как манипулировать ими. Так не задумывается новорождённый, что надо делать, чтобы сжать кулак. Я заговорил. Не помню, о чём.

Не всё ли равно?

Скоро на церковном барабане стоял смеющийся, абсолютно счастливый старик. Он был счастлив, несмотря на то, что его жизнь закончилась крахом. Смеялся, невзирая на то, что до сих пор не знал – добру или злу посвятил свой труд и талант. Хохотал, забыв, что единственный человек, которому он верил, оказался подлецом. Он был счастлив, потому что я велел ему в этот миг быть счастливым.

От этого смеха – страшного, явившегося из чуждой старику жизни – по спине у меня ползли мурашки.