АСКЕТ

Офелия и плесень

«… перестройка и ускорение. Мы будем стараться найти консенсус…»

— Выключи ты его! — поморщилась Любовь Сергеевна. — Говорильня одна.

— Да кто там их разберёт, — заметил Владимир Николаевич, интеллигентный старичок, сосед по коммунальным радостям и невзгодам. Поговаривали, что в Ленинград он смог вернуться только после «оттепели». С тех пор о властях говорить побаивался. Жил тихо. Выудить его из крошечной комнатки можно было разве что на большие общие торжества, какое случилось сегодня.

— Не скажите! Новый генсек он… — Видякин повертел пухлыми волосатыми пальцами в воздухе.

— Хватит вам! — рявкнула тётя Фима, огромная добродушная еврейка, владелица двух комнат в их коммуналке, где, расселилась её многочисленная родня, включая племянницу с двумя сыновьями Сёмой и Моней. — Не для того собрались. Детка, скажи нам, старикам, что-нибудь. За тебя таки пьём.

— Я… это… — Леночка сама на себя была не похожа. Обычно она тараторила без умолку. — Спасибо, что вы тут меня поздравляете. Хочу сказать… В общем, я… замуж выхожу, вот.

— Тебе 18! —разорвала тугое безмолвие срывающимся голосом Любовь Сергеевна. Из материнских глаз потоком хлынули слёзы. Точно кран включили.

— Ну-у-у… — протянул Гоша-слесарь, ещё один сосед Видякиных. — За это и выпить не грех!

— Не пойдёшь ты никуда! — очнулся Видякин, схватился за сердце и побледнел. Он подозревал, кто был избранником дочери и ему совсем не светило оказаться в одной комнате ещё и с тощим, туповатым зятем.

— Нет, пойду! Я беременная! Вот… — от волнения именинница даже упустила интимность момента, выплёскивая сообщение при стечении соседей.

— Ольга Аркадьевна, можно? — в узкую щель между косяком и дверью просунулось кукольное личико Олеси, Леночкиной старшенькой.

— Входи, Олесенька, — благообразная старушка улыбнулась. Хотя её стан сильно искривило время, в сияющих глазах сохранялся былой свет рамп.

— Как у вас хорошо!

— Чего хорошего? — Ольга Аркадьевна отмахнулась. — Скучно со старухой-то.

— Да вы что! — Олеся даже подпрыгнула. — Мне с вами только и хорошо! Там, знаете… — она понурилась — никто меня не понимает.

— В твоём возрасте я так же думала. Когда в Питер сбежала «в актёрки», как мой отец говаривал.

— Расскажите про ваш дебют, про Офелию, — в голосе Олеси затуманилась нега. Эту историю она слышала сотни раз, но никак не могла отделаться от чувства, что с тихим голосом старой актрисы в её сознание вливается что-то завораживающее, уютное и очень родное. Она свернулась калачиком, готовясь погрузиться в ароматную ванну чужих воспоминаний.

— Ты уж лучше меня всё знаешь, — Ольга Аркадьевна потянулась к вычурно изукрашенному резьбой комоду. — Посмотри лучше, сегодня только нашла. Это я в роли Сонечки Мармеладовой.

— Ух… красивая… — в груди девушки что-то тоскливо сжалось.

— Да, что ты! — старушка даже руками всплеснула. — Сонечка!? Другая в ней красота. Иная…

— Почему вы не моя мама, — шепнула в никуда Олеся.

— Что ты говоришь, девочка! Твоя мама отдаёт все силы, старается, чтобы вы были одеты, накормлены. Ты понимаешь, чего ей это стоит?!

— Она никогда не разговаривает со мной… так, — Олеся отвернулась. — Если бы не вы, со мной бы, вообще, никогда никто не разговаривал.

— У неё времени нет … — беспомощно попыталась оправдать Леночку Ольга Аркадьевна.

— А помните, как мы с вами на «Женитьбу Фигаро» ходили? — Олеся неожиданно засмеялась.

— О-о-ой! — актриса откинулась на спинку кресла и расхохоталась. Точь-в-точь, как Олеся. Ещё бы ей не помнить! Как уламывала строгую Леночку отпустить на вечерний спектакль 13-летнюю дочь. Как объездила все ломбарды, чтобы выручить за столовое серебро необходимую на билеты сумму. На «божьего одуванчика» в старомодной шляпке с вуалькой смотрели, презрительно выгнув губы. Именные ложки вертели в руках и выносили вердикт — на лом. На лом… Эти приборы переходили из поколения в поколение. Ольга Аркадьевна помнила времена, когда мать учила её правильно держать эту самую ложку. Потом — куда и как класть эти приборы, чтобы сервировка была идеальной. Лом… Позже, правда, Ольга Аркадьевна успокоилась, когда снова наведалась в ломбард. Столовое серебро сверкало в витрине в целости и сохранности. Рядом висел ценник, вызвавший у старушки даже гордость. А тогда… тогда им едва хватило на билеты. Но как долго они обсуждали потом увиденное, хохотали и аплодировали, вспоминая особенно понравившиеся сцены.

— Почему у вас своих детей нет? — опять резко сменила тему Олеся. — Они, наверно, были бы замечательные!

— Они и есть замечательные, — актриса пожала птичьими сгорбленными плечиками. — А как же студия? Сколькие из моих деток потом стали прекрасными актёрами. Впрочем… почему обязательно актёрами? Вчера вот Верочка забегала, тоже из моих. Литературу преподаёт. Скоро 37 лет как… Удивительная девочка. Удивительная! — глаза Ольги Аркадьевны заблестели.

— Это не то… — Олеся тряхнула светлыми волосами. — Они же не с вами. В смысле… у них своя жизнь.

— У всех своя жизнь. У детей тоже должна быть своя, отличная от родителей, жизнь. Да и… честно признаться, я не очень понимаю совсем маленьких детей.

— Это точно! — развеселилась Олеся. — Я помню, как мама оставляла меня у вас, когда я была маленькая, а сама уходила на работу. Я вас тогда, гм… не любила.

— Правда? — Ольга Аркадьевна удивлённо округлила глаза. — Почему?

— А вы всё время читали мне какие-то ужасно скучные сказки! Про Тень и про Алису в стране чудес. Я их тогда ненавидела!

— Хм… — актриса смутилась. — Верно, деточка. Шварц и Кэрролл не для 3-летнего ребёнка.

— Нет! Потом я стала понимать! Всё маму просила почитать мне их … — повисла неловкое молчание. — Многим они и сейчас не нравятся, — заключила Олеся. — Если бы не вы, я бы так и не… Ольга Аркадьевна, я тоже хочу, как вы, актрисой быть! Вы знаете, у вас совсем всё как-то… не так. У вас мир такой большой, у вас вот и Тень, и Алиса, и Сонечка, и Офелия, а у других только… «варёнки» и котлеты. Я так не хочу!

— Олесенька, — актриса покачала головой — не надо никого презирать. Иногда стоит просто немного помочь. Вовсе не обязательно быть для этого актрисой. Можно быть, например, учителем литературы или инженером. Но впустить в свой мир Офелию, Сонечку, Раневскую… Решать только тебе. Ты Каверина читала? «Открытая книга», — кардинально менять тему было старой привычкой Ольги Аркадьевны, именно от неё переняла это Олеся.

— Нет, это про театр?

— Это про… прекрасную жизнь вне театра, — старушка лукаво прищурилась. — Помню, как ты плесень у меня на подоконнике выращивала, всё пыталась понять, от чего её цвет зависит.

— Ага, — расплылась в улыбке Олеся — дома мне мама не разрешала. Все мои огрызки выбрасывала. Но вы ведь поможете мне подготовиться к поступлению в театральный?

— Конечно! Если точно решишь.

— У меня для вас новость, — Олеся после вступительных слов благодарности сразу взяла быка за рога, мамина хватка. Почему-то Леночка испуганно уставилась на дочь. Место в престижном экономическом вузе было уже «схвачено». — Я поступаю в медицинский.