Неожиданно я почувствовала на себе чей-то холодный взгляд. Повернула голову влево, увидела два светящихся зелёных глаза. Цепкие, гипнотизирующие и невероятно знакомые.

– Ирка? – это вырвалось у меня помимо воли. Помимо сознания и разума. С ума что ли схожу?

Темнота зашевелилась и превратилась в обычную чёрную кошку, худую и довольно облезлую. Да, иркины глаза базировались именно на морде этого мифического животного.

– Привет, – просто сказала Кошка. Точно говорящие кошки были само собой разумеющимся событием, повседневным явлением, так сказать.

– Привет, – ответила я и почему-то успокоилась. – Ты как тут?

– Да вот так… – мне даже показалось, что Кошка наморщила лоб, совсем как моя бывшая подруга. – Ты ж знаешь, наверно, с самоубийцами у нас там круто.

– Ну, да… – я кивнула, словно всегда была жительницей инфернального ТАМ, о котором сказала Кошка-Ирка.

– Так-то ничего, – священный зверь Древнего Египта уселась рядом со мной и тоже подняла худую мордочку к небу. – Зимой вот только плохо. В подвале такое общество, что… сама понимаешь. К теплотрассе просто не пробиться. А так ничего, ничего… Возле ресторана сахи стоят, еды полно. Только надо смотреть, чтоб собак не было. Вчера одного нашего задрали, сволочи. А так ничего, ничего… Ты-то как?

– Да тоже нормально, – впадать в долгие рассказы о своём житье-бытье мне не хотелось. Может ли волновать кошку то, что какой-то алкаш-инженер лапает меня в когда-то моей собственной квартире за задницу? Или то, что уполномочившие меня пойти к шефу с общими требованиями коллектива коллеги вдруг сами же начали нашушукивать начальству про меня какие-то небылицы, когда начались репрессии. Вследствие чего я и вылетела с работы. Это же всё людское… Не кошачье. Никому нельзя верить.

-Как Павел? – зелёные глаза Ирки печально сверкнули. То ли и впрямь любила?

– Вроде, неплохо. Женился недавно…

– Скотина! – Кошка зло фыркнула. – Ты прости меня, ладно?

– Да зря ты мне ничего про вас тогда не рассказала, Ир. Если вам оно важно было… я бы…

– Того-то я и боялась, что ты бы, – огрызнулась Ирка. – Не живая ты какая-то. За своё же стоять не умеешь. А в жизни надо зубами своё держать, когтями… Сколько я тебе говорила? Ты бы мне его отдала, а я бы всю жизнь потом себя виноватой чувствовала, точно у ребёнка игрушку последнюю украла.

– Скажешь тоже, игрушку… Пашка разве игрушка?

– Да все мы игрушки, – философски заметила Кошка. – В свою песочницу никого пускать нельзя. Держать надо, бороться!

– Не хочу я бороться, – отмахнулась я. – За что бороться? За квадратные метры? Дак на них что-то особого счастья я не чувствую. Даже вот если бы у меня не моя нора была, а… янтарная комната, допустим. Один фиг. За любовь? Тоже, знаешь ли… если любви нет, бороться бесполезно. А, если есть – чего и бороться за неё? Много вон ты выиграла от своей борьбы? Счастье тоже так – или оно есть, или нет. Бороться не имеет смысла, только силы растратишь, да в шуме и мышиной возне всю жизнь проносишься.

– Ох и дура ты, подруга, – Кошка укоризненно покачала головой. – Дурой жила, живёшь и помрёшь дурой. Всё всем раздала, а сама вот тут сидишь.

– Сижу, ага. И, знаешь, Ирка, мне тут хорошо. Так хорошо, как не будет нигде и ни с кем, из кого или чего я отдала. Я тут свободна… от всего.

– Нашла чему радоваться!

Мы долго сидели молча. Вдыхали запах майского ультрамарина и бесконечности. Неожиданно Ирка поднялась на лапы и потянулась всем кошачьим телом.

– Женился, значит, говоришь Пашка?

– Женился.

– А когда?

– Да к Новому Году, вроде…

– Дрянь! Полгода не прошло, как я…

– Да ладно тебе, Ир.

– Это тебе ладно, а мне не ладно! – иркина шерсть встала дыбом, глаза превратились в две светящиеся изумрудным страшным светом щёлки.

– Даже сейчас успокоиться не можешь…

-Я теперь из-за него никогда успокоиться не смогу! – прошипела Кошка. – Успокоиться… хм… упокоиться…

– Ириш, да при чём тут он? Ты же сама…

– Ну, хватит!

Иркина злоба начинала меня раздражать. Даже теперь, будучи по ТУ сторону, она всё цеплялась за что-то временное. Бесилась. Пыталась вскочить в уходящий поезд. Жаждала мести. А ведь ей дано куда больше… она свободна. Кошка не скована никакими человеческими условностями, но может при этом, как и мы, ощущать эти майские запахи. Кошке никто не лжёт. Кошки не умеют плести интриг. Кошка засыпает там, где ей нравится а, проснувшись, идёт, куда вздумается. А, главное, все крыше мира принадлежат кошкам…

– Хочешь, я дам тебе своё тело на недельку? – моё предложение прозвучало дико, но почему-то я даже не сомневалась, что это в нашей власти.

Ирка посмотрела на меня с долей ужаса. Но всё же основной огонь в этих знакомых зелёных глазах был зажжён надеждой.

– Ты это серьёзно?! И ты бы…

– Почему нет? Тебе же хочется доделать что-то в образе человечьем.

– Очень…


Я выгнула спину и с наслаждением потянулась. Кошачье тело было мне впору. Оно было гибким и ловким, только и прыгать с крыши на крышу. А кошачье обоняние улавливало такие тончайшие нюансы ароматов, что в том неуютном человеческом теле мне и не снились. А кошачье зрение? А это чувство пружин в мягких невесомых лапах?! А это удивительное Знание, что весь мир принадлежит тебе?!! Что ты свободен в нём…

Через неделю, как и было условленно, я снова явилась на эту крышу. Ирка нетерпеливо ходила взад-вперёд, она ждала меня. Морщила, как она привыкла, когда-то МОЙ лоб… Видимо, неделя в моей шкуре наделала ей много бед.

Я хищно подглядывала за ней из-за трубы ещё минут сорок. А потом мягкими, пружинистыми прыжками понеслась прочь, восторженно упиваясь лёгкостью движений и ароматами ночи. Скоро лето.

Никому нельзя верить. Никому нельзя верить, Ира! Никому!!!

Загрузка...