КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ[71]

Глава пятнадцатая ЦУНАМИ

В семье Матаоа произошло много событий на протяжении 1955 года, перед катастрофой, чуть было не оборвавшей на Арутаки жизнь людей, животных, растений…

В январе Мато застал Моссиу в кресле странно неподвижным. На лице старика застыла спокойная улыбка, придававшая ему выражение святости. Руки его покоились на Библии. А может, он спит? Мато долго смотрел на отца и наконец понял. Моссиу заснул навсегда. «Разве не прекрасная смерть? Кто не хотел бы закончить свою жизнь таким образом?» — говорили на похоронах, и это утешало Мато, Тао и Матаоа, потому что эти слова, произносимые обычно на всех похоронах, на сей раз были правдой.

В феврале тяжело заболел Фареуа. Боль в почках приковала его к постели. Человек в возрасте Фареуа не может рассчитывать при такой болезни на скорое выздоровление. Все чаще стали говорить о Матаоа как о его преемнике. Сам Фареуа как-то сказал, что, когда настанет час выбрать нового вождя, речь может идти лишь о трех людях: Туке, Путои и Матаоа, но лучше всего выбрать последнего. «Путои — конечно, нет. Туке — быть может. Матаоа — наверняка…» Таково было мнение мудрейших, которым предстояло, когда придет время, избрать нового вождя.

В марте Моеата произвела на свет третьего ребенка, девочку, которую назвали Эиматой. Прекрасный ребенок! Такая же красивая, как Моеа, первая дочь Моеаты, родившаяся в 1947 году. Единственное, что можно было пожелать новорожденной, — стать равной по красоте своей сестре, потому что Моеа обещала стать самой прекрасной девушкой на Арутаки. Ириа сломал себе ногу, сорвавшись с кокосовой пальмы. Ну и характер у ребенка! Он сам дотащился до ближайшей хижины и только тогда, сжав зубы от боли, произнес: «Меня нужно лечить». Ни единой жалобы, ни единого стона!

Были и другие события. Во второе воскресенье апреля состоялось торжественное открытие нового магазина Ли Мина. Хозяин объявил об этом заранее и пригласил на угощение и танцы всех жителей Арутаки.

На праздник приехал из Папеэте старший сын Ли Мина, весь в драгоценностях, ничуть не похожий манерами на отца. Он выглядел в родной деревне чужаком, все нашли его спесивым и претенциозным. Обидно было наблюдать, с какой гордостью смотрел Ли Мин на своего первенца, занимавшего в Папеэте солидное положение, в то время как последний явно стыдился отца, мелкого торговца с затерянного атолла. А кто как не скромный и бережливый отец содержал его на Таити и платил за учение. Неблагодарный сын, видно, забыл то время, когда собирал сухие кокосовые орехи и кормился горсткой риса, сваренной на воде, и куском рыбы, которую давал кто-нибудь из туамотуанцев.

Но зачем осуждающе глядеть на старшего сына и тем портить радость Ли Мина? Правда, при виде богатства Ли Мина и новых товаров в магазине, ярко освещенном изнутри и снаружи, многие ворчали: «Этот китаец разбогател на нашей шее. У него больше добра, чем у десяти семей Арутаки». Но эти завистливые замечания не находили поддержки, и праздник удался на славу. Да и то сказать, дурно отзывались о китайце лишь те, у кого не были погашены долги. Все эти люди любили поспать и не иначе как думали, что копра соберется, высушится и сложится в мешки сама собой, как в сказке! Никто не слушал этих поино, все продолжали веселиться.

«Ваинианиоре» прибыла накануне и отложила выход в море, чтобы экипаж смог присутствовать на празднике. Приемщик грузов поздравил Ли Мина и объявил во всеуслышание, что такого красивого и благоустроенного магазина, как на Арутаки, нет на всем Туамоту. Даже в Папеэте лишь немногие магазины могут сравниться с ним по красоте постройки и качеству оборудования Эти слова доставили большое удовольствие присутствующим: ведь похвала относилась не только к Ли Мину, но и к плотникам, построившим магазин.

С мая до конца августа промысел раковин был разрешен на Арутаки. Матаоа превзошел свой подвиг 1948 года на Хикуэру, где поднял со дна четыре тонны раковин. Он собрал больше, чем любой другой ныряльщик, хотя рядом с ним работали прославленные люди — Моана, Тефау, Маюри, не тот Маюри, что имел бар «Леа» в Папеэте, а Маюри с Такапото. До начала сезона Матаоа месяцами тренировался, на что были способны лишь немногие ныряльщики. С годами кроме десяти килограммов мускулов и жира он приобрел выносливость, которой ему так не хватало вначале. Матаоа стал гордостью Арутаки — сильнейшим ныряльщиком, после Мато разумеется. Иметь на атолле чемпиона стало уже традицией.

Тена вышла замуж за парня с Рангироа, отважного и усердного ныряльщика, прибывшего на Арутаки промышлять раковины. Церемония бракосочетания состоялась сразу же по окончании сезона. Матаоа подарил сестре тонну добытых им раковин и обещал посетить молодых после рождения их первенца. Отъезд дочери на Рангироа очень опечалил Техину. Она долго плакала и рассказала соседкам о своем предчувствии: больше она Тену не увидит. Кто мог подумать, что предчувствие не обманет ее?

Месяц спустя после окончания сезона на Арутаки прибыл важный чиновник архипелага Туамоту. Он объявил о многочисленных изменениях, которые ждут жителей атолла. На Арутаки скоро построят школу. Дети научатся читать, писать, считать, в первый же год учебы узнают много полезного. В деревне появится фельдшер: жители должны уже сейчас наметить юношу, который за счет правительства пройдет стажировку в больнице Папеэте, а спустя шесть месяцев вернется вооруженным медикаментами и знаниями, которые многим спасут жизнь. Вот ведь умерли за последнее время двое младенцев из-за того, что молоко в их желудках сворачивалось и вызывало неудержимую рвоту. Умер мальчик восьми лет, отравившийся рыбой. 14стекла кровью женщина, ибо никто не смог остановить кровотечение. Этих людей, возможно, удалось бы спасти, будь на Арутаки человек с медицинским образованием. Фельдшер здесь необходим, хотя некоторые старики и сомневаются в этом: жили, мол, раньше без него!

Чиновник сообщил еще одну вещь, заставившую многих призадуматься, — решено установить в деревне рацию, которая дважды в неделю свяжет остров с Папеэте и позволит вести переговоры с капитаном и приемщиком грузов «Ваинианиоре» или любой другой шхуны, находящейся в море. Рация обойдется недешево. Кому-нибудь из молодых людей придется поехать в Папеэте учиться на ней работать.

Нужно ли это жителям Арутаки? Многие считали, что вполне достаточно радиоприемников, чтобы быть в курсе событий и получать сообщения с «Ваинианиоре». Зачем нарушать обычаи туамотуанцев и во всем подражать попаа? Новшества в конце концов губят традиции, так считало большинство населения острова. Это мнение, высказанное членам совета семи и Фареуа, взяло верх.

Между тем Матаоа втайне думал, что, если Фареуа умрет и он станет вождем, прежде всего он установит на Арутаки рацию.

В сентябре прибыл из Франции парусник и доставил четырех человек, которые ныряли, как туамотуанцы, и охотились на рыб оружием, принятым в их стране. У них был гарпун, который они приводили в движение не рукой, как острогу-патиа, а резиной, придающей гарпуну такую скорость, что он двигался в воде быстрее самой быстрой рыбы. Жан, Франсуа, Жерар и Марк оставили в подарок жителям Арутаки несколько гарпунов и обещали прислать из Франции запасные. Они также сказали, что нигде в мире их не принимали так приветливо, как на этом атолле. Ни один известный им народ не идет в сравнение с туамотуанцами. Они не забудут пребывания на Арутаки. С такими словами обратились они в момент отъезда к населению атолла, и слезы показались у них на глазах. Речь французов заставила расплакаться людей, пришедших на пристань, чтобы надеть на отъезжающих венки и ожерелья.

Вот и все важные события за это время. Но что они перед цунами, обрушившимся на атолл в ноябре? С тех пор на Арутаки никогда уже не говорили: «1955 год», а называли его «годом цунами», как назвали на Анаа год 1912.

Две волны

Погода была на редкость спокойная и жаркая. Стояла тишь. Москитов и мух было видимо-невидимо. Уровень воды в цистернах понизился в этом месяце больше обычного.

Вместо воды пили сок кокосовых орехов. Сотни оири всплывали на поверхность, прибрежные воды кишели акулами. Лагуна ослепительно сверкала под лучами солнца, так что на нее нельзя было долго смотреть. Яркий и резкий солнечный свет позволял без труда отличить плавник акулы от плавника таманоу на расстоянии более тысячи метров. А какие краски разливались по лагуне каждый вечер на закате! Как будто за горизонтом полыхал мир, охваченный пламенем.

«Не было ли это предзнаменованием надвигающегося бедствия? Об этом следовало подумать раньше, а какой смысл говорить сейчас?» — горестно сетовали впоследствии некоторые жители Арутаки. Однако что изменилось бы, если бы катастрофу предвидели заранее? Разве могли бы люди сделать больше того, что они сделали для спасения жизни своей и близких, когда на атолл обрушились волны? Ко всему пережитому лишь добавился бы смертельный ужас ожидания.

* * *

В тот вечер жители Арутаки услышали отдаленный, постепенно нараставший гул. Большинство людей ужинало. Некоторые уже спали, но грозные, неумолимо приближавшиеся звуки разбудили их. Все вышли из хижин — посмотреть на небо и на море. Вдруг земля задрожала под ногами и раздался такой грохот, будто атолл раскололся. Вода в проливе внезапно поднялась и затопила хижины на берегу. Дети и женщины закричали Волна унесла несколько человек, но их всех, даже детей, удалось спасти, так как вал поднялся лишь по бедро мужчине и сразу отхлынул. Вещи внутри хижин были разбиты или повреждены. Старики принялись молиться, опустившись на колени среди обломков кораллов. «Пришел конец света! Вверим наши души господу!» — взывали некоторые.

Фареуа, как только ему удалось подняться, велел всем взять веревки, укрыться вдали от пролива в кокосовой роще и накрепко привязаться как можно выше к стволам наиболее крепких пальм. Молодые пусть позаботятся о стариках и младших братьях и сестрах. Кое-кто заколебался. Фареуа приказал силой заставить их повиноваться. Одни считали, что опасность миновала: «Зачем лезть на кокосовые пальмы?» Другие говорили, что лучше спрятаться от моря в церкви или в деревянных домах, но Фареуа кричал, что вода смоет строения. Вот ведь в Анаа церковь обрушилась на верующих. Воцарилась странная, тревожная тишина. Несмотря на увещевания вождя, двое стариков направились в церковь. «Пойдемте с нами», — позвал их Фареуа. Старики покачали головами: «Мы слишком стары, нам не взобраться на пальмы. Если суждено умереть, лучше уж умереть в церкви».

Все остальные собрались в кокосовой роще. Снова послышался нараставший гул, еще более грозный, чем в первый раз. Люди бросились к пальмам. Казалось, все море обрушилось на атолл, чтобы поглотить его.

Попытки сказать что-либо друг другу были бесполезны. Страшный рев моря заглушал все звуки. Новая волна, высотой с человеческий рост, затопила весь атолл. Она с корнем вырвала несколько кокосовых пальм и, отступая, увлекла их за собой. Воды лагуны, приведенные в движение морским шквалом, вышли из берегов и с противоположной стороны хлынули на атолл.

Только утром подсчитали потери: двенадцать взрослых и шестеро маленьких детей. Два человека позднее умерли от ран.

Среди десятка пострадавших двое или трое были тяжело ранены. В деревне остались лишь цистерны, наполнившиеся морской водой, да развалины церкви и деревянных домов. Половину пристани и все лодки унесло. От навеса для копры уцелели только исковерканные балки. Волна повалила тысячи кокосовых пальм. Вот что за несколько минут сделало море с Арутаки.

* * *

Перед второй волной Матаоа сказал Моеате:

— Возьми Эимату, а я возьму Моеа.

Ириа он велел:

— Лезь на пальму, привяжись как следует и сиди спокойно.

Потом он помог забраться на пальму родителям, протянув им сверху руку, и бегом вернулся к Моеате. Ириа помог матери вскарабкаться на дерево и держал маленькую сестру на руках. Матаоа взял у него ребенка и передал жене, которая успела привязать себя к пальме веревкой.

— Поторопись, — приказал он Ириа.

Сам он взобрался на соседнюю пальму и, привязавшись за пояс к стволу, бросил конец веревки Моеа и поднял ее к себе.

— Не бойся, папа здесь, с тобой, — успокаивал он дочь. Затем пропустил веревку ей под мышки и крепко, привязал девочку к дереву.

— Обними меня за шею и меняй руки, если устанешь.

Он почувствовал, как рука дочери обвилась вокруг его шеи, и прижал к себе хрупкое дрожащее тельце.

— Не бойся, моя маленькая Моеа, — шептал он ей на ухо, — не бойся, все будет хорошо.

— Ты удержишься? — крикнул он Моеате. Ответ потерялся в грохоте моря. Затем наступил кошмар.

* * *

Может, Мато и Техина слишком крепко затянули узел веревки и не смогли ее развязать. Или их сковал ужас? Оба они утонули. Их нашли далеко в море привязанными к вырванному с корнем стволу кокосовой пальмы. Так или иначе, они все равно погибли бы, так как дерево не устояло. Смерть, очевидно, была мгновенной, они не мучились.

Как ни велико было горе Матаоа, потерявшего родителей, он все же поблагодарил бога за то, что тот сохранил его жену и детей. Вот что значит судьба! В самый страшный момент они все находились в двадцати метрах друг от друга. Из четырех пальм одного возраста и почти одинакового размера не выдержала только та, на которой сидели старики. Было ли особое предопределение в том, что молодые выжили, а старые заплатили дань смерти?

Но уже другие беды подстерегали Матаоа и заставляли отвлечься от мыслей о постигшем семью горе. Заболела Эимата. Дыхание с хрипом вырывалось из груди девочки. Одеяло, в которое она была завернута во время подземного толчка, не спасло ее от простуды. В ней поселилась тяжелая болезнь. Моеа тоже была нездорова. Но ее заболевание носило иной характер. Казалось, она потеряла рассудок.

Кроме Мато и Техины погибли Фареуа, Туке, старая Тоуиа, Ли Мин, его жена, Нахеу с женой Мэрэ и двое стариков в церкви.


На следующий день, во второй половине дня, взглянув на море, люди подумали, что видят сон. К атоллу приближалось судно. Его вид вывел людей из оцепенения, перед ними забрезжила надежда. Нужно быть очень мужественными людьми, чтобы выйти в такое бурное море! Матаоа узнал военное судно, которое он видел в Папеэте. На Арутаки пришла помощь!

Уцелевшие жители атолла плакали, преисполненные волнения и благодарности, когда в пролив, издавая громкие гудки, вошел большой серый корабль. От него отделился вельбот с людьми, среди которых был губернатор Туамоту. Он прыгнул прямо в воду еще до того, как вельбот пристал к берегу. Некоторые туамотуанцы упали на колени и поднялись лишь тогда, когда матросы и чиновники взяли их под руки. Глаза последним застилали слезы, они смотрели на разрушенную деревню с такой печалью, как если бы несчастье случилось на их родине. Узнав, что Фареуа погиб, губернатор спросил, кто теперь вождь. Все взгляды обратились к Матаоа.

Губернатор сказал ему:

— Ты — вождь. Бот что мы сделаем: врач осмотрит раненых и больных. Тяжелораненые будут отправлены на судне в Папеэте, остальных поручат заботам фельдшера. Мы оставим десять матросов со всем необходимым, судно же через два часа уйдет. Нам надо как можно быстрее добраться до Марутеа. Несомненно, цунами произвел там такое же опустошение, как и здесь.

Врач нашел Эимату тяжело больной, но заверил Матаоа и Моеату, что девочка выздоровеет. Однако ее нужно было везти в Папеэте. Врач согласился, чтобы Моеата поехала вместе с дочерью. Спустя два месяца Моеата вернулась на Арутаки. Эимата была совершенно здорова.

Загрузка...