IV

Вот так на веранде, над люлькой склонясь,

Мне мама моя колыбельную пела,

В заветных мечтах представляя меня

Усатым джигитом на лошади белой.

Еще я «агу» не умел лепетать

И мирно посапывал под одеялом,

А мама была уже тем занята,

Что мне беспрестанно невест подбирала.

Они были так же беззубы, как я,

И так же лежали в раскрашенных люльках,

Не зная, что участь и их, и моя

Решается нынче…

Ах, любит — не любит?..

Как много печальных историй в горах

Я слышал, хоть лучше совсем не слыхать бы,

О грубо разорванных договорах,

О так никогда и не справленных свадьбах.

О спорах, о ссорах, о том, что сберечь

При нынешних нравах нельзя свои нервы…

Но, впрочем, совсем не о том моя речь —

Продолжу рассказ о любви своей первой.

Я помню, когда мне исполнилось пять,

(А детская память, как надпись на камне:

Все буковки можно легко сосчитать

И все углубленья потрогать руками)

Соседи, что часто ходили к нам в дом

И за руки маленьких дочек держали,

Смеясь, называли меня женихом

И честное слово торжественно брали:

— Мы свадьбу сыграем на весь белый свет!

Готовь побогаче калым, забияка…

Не ведая, шутят они или нет,

На всех обещал я жениться, однако.

На дочери плотника и чабана,

Врача, тракториста —

Запутался сам уж…

А как-то спросила горянка одна,

Вздыхая лукаво:

— Возьмешь меня замуж?

Молодку хрычовкою старой назвал,

О чем и сейчас не жалею ничуть я.

Но следом ее повторила слова

Насмешница юная из Гиничутля.

Сорвав с меня шапку, твердила она:

— Женись, а не то не получишь папаху…

Девица была мне совсем не нужна,

Но сердце уже замирало от страха

Неведомого…

Далеко-далеко

Еще подрастала любовь моя где-то,

Пока я носился лихим седоком

На струганной палке, не зная об этом.

Цыплята мне были дороже девиц

И с горки со свистом летящие сани,

И куча мала, и пыхтенье, и визг,

И драки — ну, в общем, по горло был занят.

Еще я подарком отца дорожил —

Свирелью, что вырезал он мне из ивы.

Наверное, дар этот был от души,

Предзнаменованием ставши счастливым…

Загрузка...