Август без императора

1

Над привокзальной площадью станции Хаката^[1] сгущались вечерние сумерки. Хироаки Исимори, уверенно пробиравшийся сквозь уличную толчею к зданию вокзала, вдруг остановился и обернулся. Его словно кольнули в затылок острой иглой.

Исимори снова показалось, что за ним следят. Это ощущение уже несколько раз возникало у него за сегодняшний день, впервые появившись, когда он, чтобы убить время до отхода поезда, зашел в ближайший кинотеатр, где шли подряд два порно­графических фильма. Больше половины он проспал, но всякий раз, когда просыпался, у него возникало чувство, что за ним наблюдают.

Исимори внимательно оглядел немногочислен­ных зрителей, однако не обнаружил никого, кого могла бы заинтересовать его скромная персона.

’’Показалось!” — попытался уверить себя Исимо­ри. Только вчера он приехал из Токио сюда, в Фукуоку, за материалом для газеты, и до сих пор ему не приходилось бывать в этих местах. Не только в городе, но и на всем Кюсю у него не было ни одно­го знакомого. Командировка в Фукуоку заняла лишь сутки, и теперь он торопился назад в Токио.

Весь вчерашний вечер он просидел в своем номе­ре в гостинице ’’Хигаси-Накасу”, работая над стать­ей об Институте обуви ’’Фукуока эсперанса”. Его беседы и встречи с директором институ­та и студентами носили чисто деловой, прозаический характер. ’’Вряд ли их настолько интересует коррес­пондент скромной отраслевой газетки со смешным названием ”В мире обуви”, — усомнился Исимори.

Успокоившись и отбросив сомнения, следит ли кто-нибудь за ним или нет, Исимори вышел из кино­театра и направился к станции Хаката. Последний ночной экспресс на Токио — ’’Сакура”, отправление из Хакаты в 18.59. На нем он вернется домой. Завтра в половине двенадцатого дня поезд прибудет на Токийский вокзал.

Исимори выгадал бы во времени, возьми он билет на Синкансэн¹ — тогда бы он попал домой в тот же день. И все же он выбрал ночной экспресс со спальными местами. Ничего такого, что требовало бы его срочного возращения в Токио, не было. Свой репортаж о первом обувном институте в провинции он вполне успеет написать и дома.

(1 Скоростная железнодорожная магистраль)

Что толку в суперэкспрессе, кроме экономии во времени? Коль скоро длительное путешествие по железной дороге неизбежно, то спальный вагон — лучше всего. Разве плохо дать себе отдых от еже­дневных хлопот — безмятежно поспать на жесткой полке под мерное покачивание вагона? Своего рода отдушина в этой суматошной жизни. И, поразмыс­лив, Исимори взял билеты на ночной экспресс — от Токио до Хакаты и обратно. Несмотря на свои тридцать два года, Исимори бывал порой несколько старомоден, особенно в некоторых своих пристрас­тиях, отступать от которых заставить его было непросто.

’’Кто же может ходить за мной?” — оглянувшись, Исимори так и не увидел никого, на ком бы мог задержаться взгляд. Перед глазами мелькали одни незнакомые лица.

’’Пустые страхи”... На худом лице Исимори по­явилась усмешка. Он вошел в здание вокзала.

В киоске купил журналы и вечерние газеты. Жур­налы уложил в сумку, газеты засунул под мышку и взглянул на наручные часы. Они показывали начало шестого. До отхода поезда оставался еще почти целый час.

Исимори решил прогуляться по торговым рядам, купить сувениры для сотрудников и для жены — Тиаки. Он зашагал к магазинам и вдруг снова почувствовал, как что-то кольнуло его в затылок. Но теперь во взгляде, устремленном на него, чув­ствовалась какая-то особая сила. Боль не утихала, затылок точно огнем жгло. Теперь уже у Исимори исчезли последние сомнения в том, что за ним ходят по пятам. Но, сколько бы он ни вертелся вокруг, ничего подозрительного так и не смог обнаружить.

Исимори недолго выбирал подарки: для жены — знаменитые хакатские куклы. У Тиаки болела нога, и она редко выходила на улицу, целыми днями сидела дома, мастеря на продажу куклы. А с коллег хватит и коробки ’’монака” — вафель с фасолевым мармеладом. В редакции-то всего семь сотрудни­ков, включая шефа.

Но все равно еще оставалось много времени, и Исимори решил заглянуть в кафе. Не то чтобы ему очень хотелось кофе, но и слоняться без дела в ожидании поезда по платформе, ощущая на себе пристальные взгляды таинственных соглядатаев, было не слишком приятно.

Исимори выбрал кафе в самом конце торговых рядов со знакомым названием ’’Черный дилижанс”. Кафе ’’Черный дилижанс” — главная контора нахо­дится в Токио — разбросаны по всей стране. Исимори сел у самой двери, чтобы видеть всех входя­щих.

Закурил сигарету, подозвал официантку и в ожидании кофе залпом выпил стакан холодной воды: почему-то пересохло в горле. Потом раскрыл вечернюю газету. По привычке пробежал снача­ла заголовки политических статей — о внутренних проблемах, о международной жизни. Крупные иеро­глифы заголовков возвещали о возможности больших перемен: приближались всеобщие выборы, и прогрессивные силы могли взять верх над консер­ваторами. В правящей Демократической партии процветала коррупция, и это вызывало всеобщее возмущение.

Принесли кофе. Теперь Исимори занялся страни­цей местных новостей.

В глаза бросилась жирная строка: ’’Проданы два билета на одно спальное место в сегодняшнем ноч­ном экспрессе ’’Сакура”. Ошибка компьютера на станции Хаката”.

’’Сегодняшняя ’’Сакура”? Это же мой поезд!” — вспомнил Исимори.

Что там за путаница с билетами на ’’Сакуру”? От­пивая маленькими глотками кофе, Исимори углубился в статью.

’’Администрация станции Хаката в растерянно­сти — стало известно, что в результате ошибки компьютера допущена продажа трех двойных биле­тов на спальные места экспресса ’’Сакура”, следующего сегодня, семнадцатого, из Нагасаки —Сасэбо в Токио через Хакату”. Так начиналась заинте­ресовавшая Исимори статья. В ней говорилось, что вчера, примерно в пять часов вечера, из-за небреж­ности оператора компьютера, не вычеркнувшего номера уже проданных спальных плацкарт, на три места в хвостовом вагоне было продано по два билета. Администрация сообщала и номера мест:

1) Вагон номер один. Место девятое верхнее.

2) Вагон номер один. Место двенадцатое верхнее.

3) Вагон номер один. Место тринадцатое нижнее.

Исимори поставил чашку на стол. Один из номе­ров показался ему знакомым: тринадцатое нижнее.

”Да ведь на это место я и купил вчера билет в кассе на станции Хаката”, — подумал Исимори.

^[1] Хаката - район Фукуоки — города на севере о-ва Кюсю. Здесь расположен порт и станция государственных железных дорог. - Здесь и далее примечания переводчика.

2

Он достал билет из бокового кармана. Да, три­надцатое нижнее! Тот же номер...

’’Выходит, мне попался ’’двойник”?”— Исимори внимательно рассмотрел билет. Да, и прежде он читал в газетах о таких недоразумениях...

В большинстве случаев причиной продажи ’’двойных” билетов бывала ошибка оператора при стирании данных из памяти компьютера. Продажа билетов на ’’Сакуру” начинается по всей стране за месяц до отправления экспресса. Потом она возоб­новляется — за неделю. Например, пассажир отка­зался от билета, заказанного за месяц до отправле­ния. Получив сведения об отказе от би­лета, на станции в память компьютера закладыва­ют информацию о том, что указанное место сво­бодно. Если же оператор ошибся и набрал неверный номер, то на одно место будет продано два билета.

’’Вот так возникают ’’двойники”. По-видимому, и на мое место также было продано два билета. Зна­чит, есть еще кто-то с билетом на тринадцатое ниж­нее место, причем он приобрел билет раньше ме­ня. После посадки мы с ним встретимся. Да, поло­женьице”, — размышлял Исимори. Может быть, в кассе на вокзале обменять билет на другой вагон или на следующий поезд?

Но ’’Сакура” — сегодня последний ночной экс­пресс на Токио. Нет больше поездов на Токио и по Синкансэн...

Что же делать? Исимори на мгновение задумался, потом решился сразу — сейчас же идти на посадку, ехать на ’’Сакуре”. Вину за продажу ’’двойника” несет администрация государственных железных до­рог. Проводник экспресса просто обязан разо­браться.

Исимори читал в каком-то еженедельнике, что на поездах государственных железных дорог на такой случай специально оставляют четыре свободных места. Места эти отдаются в распоряжение провод­ника и старшего кондуктора, билеты на них, естест­венно, не продаются. Так что даже если придется от­дать нижнее тринадцатое обладателю второго би­лета, то и Исимори без места не останется.

— А, обойдется, — пробормотал Исимори и в этот момент снова ощутил на себе чей-то острый взгляд. ’’Прилипли”, — с досадой щелкнул он языком.

Он наконец разозлился — что за люди? Какого черта так назойливо следят за ним?!

Исимори раздавил в пепельнице сигарету и де­монстративно принялся за другую статью. ”В окре­стностях города Аомори на шоссе столкнулись два грузовика, погибли все, кто ехал на них, — оба води­теля и их сменщики”.

Короткая заметка привлекла внимание Исимори не потому, что он питал интерес к дорожным проио шествиям. Его заинтересовало само место — Аомо­ри. Исимори родился в Хатинохэ и до второго клас­са начальной школы изъездил вместе с родителями немало уездов префектуры Аомори. Отец служил в Лесном департаменте, и его часто переводили с места на место. Потом он получил место в Цент­ральном управлении, и вся семья вернулась в

Токио. Больше они никуда не переезжали, и с тех пор любое упоминание об Аомори вызывало у Исимори своеобразную ностальгию, щемящие воспоминания детства - молочно-белая дымка мор­ского тумана, стелющегося по улицам, тревожные гудки пароходов, стаи чаек...

Странное чувство испытывал Исимори, читая в кафе на станции Хаката новости из далекой Аомори. Судя по всему, причина столкновения — густой туман. Все случилось вчера, примерно в 0.20 ночи. В газете сообщалось, что еще одной жертвой происше­ствия стали полицейские из Центрального участка города Аомори, проезжавшие мимо на патрульном автомобиле. Оба погибли, как говорится, ”на посту”.

”Как это может быть? — невольно задумался Исимори, закуривая вторую сигарету. — Или по­лицейская машина была раздавлена, оказавшись зажатой между двумя грузовиками, столкнувши­мися друг с другом, или же сами полицейские соз­дали аварийную ситуацию?”

Второе объяснение выглядело более правдопо­добным. Полиция частенько скрывала невыгодные для себя обстоятельства дела. Очевидно, и на сей раз не обошлось без уловок.

Такое объяснение просто возмутило бы погиб­ших в аварии водителей, останься они в живых.

Поглощенный заметкой об аварии автофургона, принадлежавшего токийской станкостроительной фирме, и грузовика строительной конторы города Аомори, Исимори почти забыл про статью о пере­путанных местах в поезде. В Аомори местные газеты, наверно, дали подробную информацию о происшествии, а вот в Фукуоке вечерние выпуски газет отнеслись к аварии равнодушно. Заметка, по­мещенная на неприметном месте, слишком коротка, чтобы судить о происшедшем.

Допив кофе, Исимори вышел на улицу. Он бы еще посидел в кафе, полистал вечерние газеты, но чей-то неотступно устремленный на него взгляд лишал его покоя.

Войдя в проход торговых рядов, Исимори ощу­тил, что нервы его взвинчены до предела. Теперь слежка стала особенно явственной. Однако на этот раз зловещий взгляд, казалось, не провожал, а встречал Исимори.

Наступали вечерние часы пик, и торговые ряды были заполнены покупателями — горожанами и ту­ристами. Настороженно вглядываясь в толпу, Исимори пробирался вперед. Часы показывали по­ловину седьмого. Пора было идти к перронному контролю.

Все началось, когда Исимори уже дошел до книжного магазина у самого выхода из торговых рядов. Неожиданно перед ним, чуть справа, прегра­див путь, возник угрюмый коренастый молодой человек с коротко стриженными волосами. Он был одет в легкое темно-коричневое пальто. Второй подошел сзади.

Вздрогнув, Исимори остановился.

— Хироаки Исимори, не так ли? — послышался за спиной липкий, вкрадчивый голос.

Исимори молча кивнул и оглянулся. Краем глаза он увидел высокого мужчину в темных очках. Лицо худое, длинное. Короткая стрижка.

— У нас к вам просьба, — негромко, почти шепо­том, сказал мужчина в темных очках, беря Исимо­ри под руку. Коренастый сразу же встал по другую сторону, и Исимори оказался зажатым между дву­мя незнакомцами.

”Что им надо, этим молодчикам?!” — забеспоко­ился Исимори. Оглядел одного, потом другого. Лица обоих светились дружеской улыбкой — словно встретили старого приятеля после долгих лет разлу­ки. Но глаза были холодны как сталь.

— Может быть, поговорим на ходу, прогуляемся... — ласково предложил человек в темных оч­ках.

Исимори, не двигаясь с места, оценивающе посмотрел на него. Тот в свою очередь впился глазами в Исимори. За стеклами очков глаза его горели жестоким, властным огоньком.

Взгляд этот вызвал у Исимори безотчетную тревогу. Да в конце концов, что все это значит? Какая-то просьба... Но зачем тогда весь день следи­ли за ним?

— Поговорим на ходу! — Молодой довольно гру­бо подтолкнул Исимори. Тот нехотя повиновался. Человек в темных очках по-прежнему крепко дер­жал его за руку. Исимори попробовал высвободить­ся, но пальцы мужчины сжимали запястье точно ти­сками. Человек явно недюжинной силы.

’’Куда они меня ведут?” — заволновался Исимо­ри. Он украдкой осмотрелся. Мимо тек бесконеч­ный людской поток. Со стороны все выглядело так, словно трое сослуживцев после работы мило бесе­довали на пути домой. Но даже если поднять крик, все равно никто не придет на помощь. ’’Холодное равнодушие, нежелание вмешиваться в чужие дела, характерно для всех горожан, оно толстой стеной отделяет меня от них”, — подумал Исимори. За этой невидимой для глаза стеной — ничто, мертвящая пустота...

И все же было какое-то спасение даже в безраз­личной толпе. Эти типы, похоже, способны на все, но здесь, на глазах у людей, они вряд ли осмелятся прибегнуть к грубой силе...

— Так что за дело у вас ко мне? — нарушил молчание Исимори.

— Вы не уступите нам ваш билет на сегодняшнюю ’’Сакуру”? Окажите любезность... — неожиданно сказал человек в темных очках. Весьма странная просьба.

— Зачем? — удивился Исимори.

— Не уступите ли? Разумеется, не бесплатно, — холодно повторил человек в темных очках. — С вашего позволения, мы заплатим вам за него...

— Зачем? — снова спросил Исимори. Теперь ему стало даже любопытно.

’’Интересно, знают ли они, что мой билет на ”Са- куру” — ’’двойник”?”

— Зачем? Просто нам надо уехать на сегодняшней ’’Сакуре”. Других причин нет, — ответил человек в темных очках. Он говорил вежливым тоном, но в словах ощущалась скрытая угроза. Наглость неиз­менно рождала в Исимори дух противоречия.

— Вот незадача! И мне очень надо... — язвитель­но заметил он.

— Мы понимаем это и все же просим вас.

— А если я скажу ’’нет”?

— Может, вы все же не будете упрямиться?

— А вы прекрасно осведомлены. Как это вы узна­ли, что я уезжаю сегодня на ’’Сакуре”?

С лица человека в темных очках стерлась улыбка. Тонкие губы застыли.

Исимори молча ждал ответа.

— Уступите, а? —не к месту вставил коренастый парень. В голосе его чувствовалась неуверенность. Человек в очках оборвал его:

— Если вы отдадите билет, мы оплатим вам го­стиницу за сегодняшнюю ночь и билет на завтра в зеленый вагон¹ на Синкансэн.

’’Чего им так дался мой билет? — подумал Исимо­ри. — Нужен ли им просто билет на сегодняшнюю ’’Сакуру” или указанное в нем место тринадцатое нижнее в первом вагоне? Очевидно, все-таки мое ме­сто. Иначе к чему бы с таким упорством выслежи­вать меня! Но почему именно тринадцатое нижнее в первом вагоне? Надо выяснить”.

— Зачем? —упрямо спросил Исимори.

⁽¹ Вагон первого класса.)

Оба незнакомца молчали, словно набрали в рот воды.

Исимори поднял вопрошающий взгляд. Глаза ко­ренастого злобно сверкнули. А ведь могут и при­кончить! Перехватило горло: может, действительно отдать билет?!

Исимори вдруг расхотелось бороться. Завтра ут­ром авиарейс Фукуока—Токио, билет они купят. Деваться им некуда, так что раскошелятся. А ему все равно нужно быть в редакции только после обеда...

— Итак, вы отдаете свой билет? — решительно подытожил человек в темных очках. Этого оказа­лось достаточно, чтобы сделать Исимори несговорчи­вым. Ну нет, он не уступит этим нахалам!

— Нет, не отдам,— передернул плечами Исимори.

— Что ж, жаль... — мрачно процедил мужчина в темных очках.

— Счастливо оставаться! — Исимори попытался освободиться от хватки человека в очках, но тот только крепче стиснул его руку.

— Как вы смеете?!

— Отдайте по-хорошему!

— А что, иначе силой возьмете?

— Ну, зачем же так...

— Не отдам!

— Невзирая на нашу просьбу?

— Какая же это просьба? Это прямое вымогатель­ство!

— Называйте, как вам угодно.

Незаметно для себя Исимори оказался в зале перед выходом на перрон. Он увидел впереди крас­ную лампу на двери комнаты охраны — рядом с би­летным контролем. До нее оставалось еще метров тридцать.

Преследователи поймали взгляд Исимори, и все трое остановились.

Наступило молчание. Тягостная пауза. Прошла секунда, пять, десять...

Молодой парень неожиданно подошел вплотную к Исимори. Придвинулся и человек в очках.

Теперь их лица были настолько близко от Исимо­ри, что он мог рассмотреть даже поры на коже. Движимый инстинктом самосохранения, Исимори сделал попытку вырваться, но это оказалось не­возможным.

Что-то твердое уперлось ему в бок. Это ’’что-то” высунулось из пальто коренастого. Сквозь пиджак Исимори ощутил прикосновение холодной стали — пистолет! Ствол его все сильнее вдавливался ему в тело.

’’Сейчас убьют!” — У Исимори потемнело в гла­зах.

3

Мир вдруг поблек. Погасли звуки. Предметы, людской поток, текущий по вокзалу, — все быстро теряло краски, превращаясь в черно-белые негати­вы. Мир смерти, без света и звуков.

— Сейчас же отдайте, — повторял, словно закли­нание, человек в темных очках. Он явно не привык говорить много.

Его голос вернул Исимори к действительности. Однако нужные слова никак не приходили на ум. Вот мерзавцы! Они готовы на все, лишь бы заполу­чить билет. Даже пристрелить — тут же, на месте! Из-за какого-то паршивого билета на спальное ме­сто в экспрессе!

Самые противоречивые предположения теснились в мозгу Исимори. Кто эти двое? Может, гангстеры? Непохоже. Внешность, манеры... Тогда — сыщики? Ведь только полицейским разрешается иметь при себе пистолет. Да и то лишь при преследовании преступника. Еще кому-то, кроме полицейских, разрешено носить оружие, но кому? Этого Исимори никак не мог вспомнить.

Изо всех сил Исимори старался сохранить хлад­нокровие, но чувствовал, что это ему плохо удается.

Все тело покрылось испариной. Дыхание стало неровным. Инстинкт самосохранения требовал, что­бы он отдал билет.

Исимори сунул руку в боковой карман. Кон­чиками пальцев нащупал конверт с билетом и плац­картой. Он уже почти вытащил его, как вдруг...

Исимори заметил женщину. Ее фигура то появ­лялась, то снова исчезала в толпе. На какое-то мгно­вение Исимори забыл обо всем. Его глаза следили - только за ней. В памяти всплыли воспоминания далекого прошлого. Все его мысли были прикова­ны сейчас к профилю девушки в легком пальто темно-вишневого цвета, которая спешила к выходу на перрон. Ее фигура слегка подалась вперед, словно она шла против ветра.

’’Кёко Эми!” — едва не вскрикнул Исимори.

Не отдавая себе отчета, он шагнул вперед, но стоило ему шевельнуться, как стальной ствол еще сильнее уперся в бок. Пришлось остановиться.

— Поторопитесь! — потерял терпение человек в очках. Исимори молчал, будто не слышал. Замолча­ли и оба незнакомца, пристально наблюдавшие за ним.

Оцепенев, Исимори проводил взглядом направ­лявшуюся к билетному контролю Кёко Эми. Он не верил собственным глазам. Эта женщина когда-то должна была стать его женой и вдруг, не сказав ни слова, бесследно исчезла. Это произошло пять лет назад, зимой. Что только не делал Исимори, чтобы разыскать ее. Но все было напрасно.

И вот теперь Кёко Эми неожиданно возникла здесь, на вокзале Хакаты. И именно в тот момент, когда неизвестные подозрительные типы почему-то собираются пристрелить его!

Дойдя почти до самого выхода на перрон, Кёко Эми — в руках у нее был небольшой чемоданчик в тон пальто — внезапно остановилась.

Может, у нее здесь назначено свидание?

Замерла, огляделась кругом. Движения нервные, заметно, что встревожена.

Часы над ее головой показывали 6 часов 40 минут.

Взгляд Кёко Эми, скользнув до места, где стоял Исимори, резко остановился. Она была метрах в двадцати—тридцати. То и дело их разъединяли волны людского потока, и Исимори не был уверен, что Кёко узнала его.

Тем не менее было очевидно, что взгляд Кёко Эми устремлен именно в его сторону. Лицо девуш­ки заметно побледнело.

’’Узнала ли меня Кёко?” — подумал Исимори, и тут произошло нечто неожиданное. Молодой па­рень вдруг повернулся и негромко вскрикнул: ”Да это же Кёко Эми!”

Исимори опешил.

Но восклицание было адресовано не ему, а чело­веку в темных очках. Тот, очевидно, тоже заметил Кёко. Они переглянулись.

— Плохо дело... — сдавленно протянул тот, что по­моложе.

-Да...

— Неужели ей что-то стало известно?

— Может быть.

— Что же делать?

Человек в темных очках ничего не ответил, только коротко вздохнул.

Эти двое явно знакомы с Кёко Эми. Но какая может быть связь между внезапным появлением Кёко и попыткой отобрать у него билет на ’’Саку­ру”? Может быть, случайное совпадение? У Исимо­ри зародились новые подозрения.

Мысли преследователей были явно заняты Кёко.

На какие-то доли секунды ослабла рука, прижи­мавшая пистолет к его телу. Исимори не медлил. Сделав отчаянный рывок, он нырнул в толпу. У всех на виду. Мгновенный расчет: не станут же они стрелять в людей.

И все же из предосторожности Исимори бежал зигзагами. Он понимал, что все смотрят на него. Но для Исимори это было спасением. Если они бросят­ся за ним, то выдадут себя! А ведь сейчас им меньше всего хотелось бы привлечь к себе внимание...

Ноги несли Исимори к билетному контролю. Здесь тот спасительный барьер, который преградит путь преследователям. Стоит миновать его, и он в безопасной зоне, где ему нечего бояться.

Надо лишь добежать туда, вскочить в экспресс ’’Сакура”, и тот помчит его сквозь ночную тьму в Токио, с каждой секундой отдаляя от этих по­донков...

Но и на бегу Исимори продолжал искать глазами фигурку Кеко Эми. Однако та точно сквозь землю провалилась...

До выхода на перрон было уже рукой подать.

Исимори замедлил бег и пошел быстрыми шага­ми. Ему почудилось, что он во власти кошмарного сна: убегает, но ноги отказываются повиноваться, вот-вот его настигнут. Схватят... А может, все в са­мом деле было сном, кошмаром?

Тяжело дыша и тщетно стараясь взять себя в ру­ки, Исимори протянул билет контролеру. Ему поче­му-то казалось, что, увидев билет, тот не пустит его на перрон.

Исимори украдкой взглянул на него. Пожилой толстяк тоже поднял глаза и пристально посмотрел на Исимори.

’’Вот оно, начинается”. — Исимори едва сдержи­вал тревогу.

Однако вопреки его опасениям контролер, не проронив ни слова, пробил компостером билет.

Исимори вышел на перрон. Теггерь он мог вздох= нуть с облегчением. Остшоншшнсь, Исямори огля­дел зал, через который струню нескончаемая людская река. В этом пояокуре лиц он попытался найти своих преследователей. Ощупывал взглядом каждого, но тех двоих уже и след простыл.

Куда они подевались? Может, раздумали садиться на поезд?

Другого объяснения он придумать не смог. Поскольку эти негодяи рассчитывали отобрать у него билет до посадки на ’’Сакуру”, теперь он по­терял для них всякий интерес. Значит, следить за ним теперь незачем.

Надо быстрей занять место в экспрессе, и с непри­ятным приключением будет покончено.

Исимори взглянул на часы, 6 часов 46 минут. Через девять минут экспресс ’’Сакура” прибудет на третий путь станции Хаката.

Исимори направился к платформе, ощущая вя­лость во всем теле. Ноги дрожали и заплетались.

”Да что же все-таки произошло? — задумался Исимори. — Двое неизвестных силой пытались ото­брать у меня билет на экспресс. Вот и все происше­ствие. Правда, был момент, когда они могли поти­хоньку прикончить меня”.

Просто маниакальная одержимость!

А может, с его билетом на дважды проданное место связана какая-то важная тайна?

Шагая по платформе, Исяморн принялся снова разглядывать свой билет. Ничего особенного: обычный листок бумаги. Обыкновенный посадочный талон, цифры: дата и время отправления, номер вагона, номер места...

Они знакомы с Кёко Эми! Исимори вспомнил встревоженные голоса: ’’Неужели ей что-то стало из­вестно?!” — ’’Может быть...” — ’’Что же делать?'"

Перед глазами встало лицо Кёко Эми, вспомнил­ся испуг, отразившийся на ее лице в ту минуту, когда она заметила их.

В голове Исимори мелькнуло неясное предполо­жение: ’’Эти двое, видимо, охотятся за Кёко Эми. Она собралась уехать на сегодняшней ’’Сакуре”, и один из преследователей решил вслед за ней сесть на тот же поезд. Но на ’’Сакуре” свободных купе нет. И тогда они попытались отнять билет у меня.

Но зачем им понадобилось преследовать Кёко Эми? Что означал этот странный диалог? Что им все- таки нужно? Наконец, откуда им стало известно о нем, Исимори, о его билете на сегодняшнюю ”Сакуру”?”

Одно подозрение сменялось другим.

’’Сядет ли Кёко Эми на ”Сакуру”?”— Исимори прошелся из конца в конец длинной платформы, надеясь отыскать Кёко. Ее нигде не было видно. Похоже, исчез и ’’хвост”.

В экспрессе ’’Сакура” четырнадцать вагонов. Вагон номер один в самом конце состава.

Остановившись у края платформы, Исимори закурил. Уже совсем стемнело. В ночном небе черными громадами высились высотные здания на привокзальной площади. Дул теплый апрельский ветер.

Исимори еще не совсем пришел в себя, но мысли его уже вернулись к Кёко. Словно возникнув из мглы, она стояла пред его взглядом.

...Короткая стрижка, как и тогда, пять лет назад. Бледная кожа... Красивые темные глаза... Глядя на убегающие вдаль пути, Исимори погрузился в вос­поминания.

4

Он познакомился с Кёко Эми в небольшом китайском ресторанчике в Кито, столице южноаме­риканской республики Эквадор.

В то время Исимори работал в Сантьяго, предста­вителем отдела по закупкам меди 1-го управления по импорту цветных металлов торговой фирмы ”Ицуи сёдзи”. Попал он в ”Ицуи сёдзи” после окон­чания частного университета в Токио, и через два года его уже послали в ’’медную республику” — Чи­ли. Но деятельность Исимори не ограничивалась одной страной. Скупая медь, он исколесил всю Латинскую Америку. В Кито же приехал, чтобы провести там недельный отпуск, который ему нако­нец предоставила фирма на третьем году службы.

Японцы в Эквадоре весьма немногочисленны — в течение многих лет туда была запрещена иммигра­ция лиц азиатского происхождения. Но это как нельзя больше устраивало Исимори, которому хо­телось отдохнуть от своих соотечественников.

Он остановился в отеле ’’Колон интернэшнл”. Днем отсыпался в номере, а вечером не спеша , прогуливался по главной торговой улице Кито — Гуаякиль, заглядывая в сувенирные лавки, где продавались местные изделия — ковры ручной рабо­ты, серебряные поделки индейцев, пончо и про­чие безделушки.

На третий вечер Исимори решил заглянуть в ки­тайский ресторан в тихом переулке за улицей Гарсии Морено. В ресторане сидели три японские туристки. В Кито не было ни японского, ни корей­ского ресторанов, только три китайских, и девуш­ки, так же как и Исимори, зашли в один из них. Они пребывали в явной растерянности: меню было только на испанском языке.

Исимори помог им и так и остался с девичьей компанией. Среди них была Кёко Эми. Девушки служили в коммерческом отделе одной из метал­лургических компаний в Токио. Для заграничного путешествия они избрали не Европу — эту своеоб­разную мекку молодых японок, а принадлежащие Эквадору Галапагосские острова. Вот почему они оказались в Кито. Именно Галапагосы с их своеоб­разным животным миром послужили толчком для эволюционной теории Дарвина: здесь до сих пор обитают в первозданном виде пресмыкающиеся и земноводные — гигантские ящерицы-игуаны, слоно­вые черепахи. От Кито до Галапагосских островов более двух с половиной часов лету. Уже один свое­образный выбор маршрута придавал девушкам ро­мантичность и неповторимость в глазах Исимори.

Самолеты на Галапагосский архипелаг отправля­лись по вторникам и пятницам.

До самого отлета Исимори неотлучно находился при девушках. Они вместе съездили в индейскую деревню Рактанга в окрестностях Кито, походили и по самому городу: побывали в соборе Сан-Франси­ско, церкви Ла Компанья, в парке имени Двадцать четвертого мая — излюбленном месте отдыха го­рожан.

Кёко Эми все больше и больше нравилась ему. Его влекли затаившие грусть прекрасные глаза. Нравилось и то, что она не вела длинных пустых раз­говоров, чем грешат обычно ее сверстницы. Харак­тер у нее был, скорее, замкнутый.

После отпуска Исимори вернулся в Сантьяго, а Кёко Эми — в Токио. Они стали писать друг другу длинные письма.

Все это произошло в ноябре шесть лет назад.

Вскоре Исимори отозвали в Токио, и он стал служить в главной конторе, 5-м управлении по эк­спорту черных металлов.

Это было ’’призрачное” отделение, оно даже не значилось в административной схеме ”Ицуи сёдзи”. Оно было замаскировано под ’’Специальную группу азиатского сектора 4-го экспортного управ­ления”. Ведало 5-е управление экспортом япон­ского оружия. Его сотрудники занимались секрет­ной деятельностью — продажей странам Юго-Восточ­ной Азии самой различной военной техники: военных самолетов — от транспортных С-1 до спасатель­но-поисковых самолетов и вертолетов Н-19, всевоз­можных ракет, в том числе управляемых снарядов ’’земля—воздух” Найк-Джей и ракет ’’воздух—воз­дух” ААМ-1, танков модифицированного типа 61, специальных транспортных средств — шести- и семитонных грузовиков, трейлеров для перевозки понтонов и, наконец, огнестрельного оружия — авто­матов образца 64-го года, пулеметов образца 62-го и т.п.

Строгая засекреченность нового, 5-го управления была вызвана стремлением замаскировать экспорт оружия, скрыть его от глаз общественности, питав­шей явную нелюбовь к торговцам оружием. В ’’призрачном” 5-м управлении трудились не призра­ки, а вполне реальные люди, тридцать два сотруд­ника.

Для работы были отобраны наиболее способ­ные — те, кто хорошо зарекомендовал себя на преж­нем месте, отличаясь упорством и энергией. ”Ицуи сёдзи” необходимы были крепкие кадры, ведь у конкурента — торговой фирмы ’’Ицубиси буссан” — был более богатый опыт: еще десять лет назад она начала потихоньку заниматься этим при­быльным бизнесом и теперь с каждым годом увели- _ё чивала объем экспорта.

Сотрудники фирмы, иронизируя, прозвали отдел Исимори ’’группой призраков 4-го управления по торговле смертью”. Исимори глубоко страдал от сознания, что работает в таком месте.

Находясь в Чили, он, конечно, тоже занимался да­леко не безобидными вещами. Трудно сохранить свои руки чистыми, находясь на переднем фронте экономической войны. Но тогда у Исимори было оправдание — ведь он сражался за столь необходи­мые родине источники сырья.

Иное дело торговля смертоносной военной тех­никой — этого ничто не может оправдать. Проданные им танки и винтовки будут калечить и убивать ни в чем не повинных людей на улицах городов и в джунглях Юго-Восточной Азин! Мысль об этом тер­зала Исимори.

Духовные муки еше больше сблизили его с Кёко Эми. После возвращения в Токио они стали часто встречаться, сделались близки. Их скорая свадьба считалась делом решенным, хотя ни он, ни она не говорили об этом вслух.

Отец Кёко - Тамэитиро Эми — служил в Штабе сухопутных сил. До войны он закончил военную академию, после войны поступил на службу в ’’силы самообороны” и дослужился до звания бригадного генерала. Исимори понимал, какая это мощная организация — Штаб ’’сил самообороны”. В довоенной Японии были военное министерство и министерство морского флота, Генеральные штабы сухопутной армии и флота. Теперь всем — и органи­зацией армии и управлением войсками — ведает Штаб ’’сил самообороны”. И тем не менее Исимори не знал и не желал знать, чем занимается отец Кёко. Да и сама Кёко Эми, судя по всему, тоже почти ничего не знала о работе отца.

Беда пришла неожиданно — Кёко Эми исчезла. Кёко — единственная дочь — жила вместе с роди­телями в районе Накано. В тот день сразу же после окончания рабочего дня Кёко вышла из конторы, которая находилась в Маруноути^[1] и направилась в испанский ресторан в Роппонги на свидание с Иси­мори, но до ресторана так и не дошла. Не дождав­шись Кёко, Исимори позвонил ей домой. Было уже совсем поздно, но и дома ее не оказалось.

На следующий день Кёко не пришла в контору. Не позвонила, не написала и домашним. Стало ясно, что с девушкой что-то случилось.

Попала в аварию?

Вместе с родителями Кёко Исимори обращался в полицию, даже пытался сам искать ее. Выяснить удалось немногое. Подруга рассказала, что на улице, выйдя из здания компании, Кёко сказала, что едет в Роппонги, и, попрощавшись, направилась к стан­ции метро Отэмати, чтобы сесть на линию Мару­ноути.

Иначе как загадочным это исчезновение назвать было нельзя. Его просто невозможно было объяс­нить — кроме Исимори, поклонников у Кёко не было, проблем на службе и дома не возникало. Она не оставила даже записки. Случилось все это пять лет назад, девятнадцатого февраля. В тот день выпал такой редкий в Токио снег...

Однажды, летним вечером, спустя полгода после исчезновения Кёко, ее отец — Тамэитиро — пригла­сил Исимори к себе домой.

Потягивая пиво, Тамэитиро как бы между про­чим сообщил Исимори, что уходит из ’’сил самообо­роны” и возвращается на родину — в Нагою.

Исимори был удивлен неожиданной отставкой Тамэитиро — тому еще оставалось более пяти лет до предельного возраста, однако Тамэитиро предпочел не упоминать о причинах.

Они молча пили пиво, закусывая стручками бо­бов, и, когда Исимори уже собрался уходить, Тамэ­итиро вдруг сказал, низко склонив голову: ”3а дочь меня простите и забудьте о ней!”

В самой глубине глаз Тамэитиро — этого человека с суровым лицом верного долгу самурая — Исимори поймал затаенную боль. После исчезнове­ния единственной дочери он сильно сдал, лицо его прорезали глубокие морщины, выдававшие стра­дания и усталость.

”Не связана ли преждевременная отставка с ис­чезновением Кёко?” — осенило Исимори, и он решился спросить об этом.

— Нет! — отрицательно качнул головой Тамэитиро и задумался. — Просто мы хотим спокойно провести остаток дней на родине. Кёко мы не будем больше разыскивать. В конце концов, ей уже двад­цать три года. Она не в том возрасте, когда по своей воле делают глупости...

Из этих последних слов, вырвавшихся у старого служаки, Исимори заключил, что ему стало извест­но что-то о дочери. Исимори почувствовал это ско­рее интуитивно, никаких оснований для уверенно­сти у него не было, но он не осмелился выпытывать дальше — его остановило выражение лица Тамэи- тиро, говорившее, что больше он не произнесет ни слова.

Вскоре супруги Эми уехали к себе в Нагою. Люди аккуратные, они не забывали присылать традицион­ные открытки, в которых выражали сожаление по поводу наступления летней жары или поздравляли с Новым годом, но — ни строчки о дочери...

Они писали лишь, что благодаря протекции старого приятеля Тамэитиро удалось устроиться на работу в небольшую транспортную контору или что в свободное время он занимается сочинением хайку^[2].

Постепенно Исимори потерял надежду разыскать Кёко, но боль, причиненная ее необъяснимым ис­чезновением, не затихла со временем, а, напротив, становилась все острее и острее.

Жизнь стремительно рушилась, теряла свой смысл — он сознавал это.

Из-за скандала в баре на Гиндзе, где он поколо­тил управляющего ”Тоёва сангё” — фирмы, произ­водящей оружие, — Исимори пришлось распрощать­ся с ”Ицуи сёдзи”. Возможно, это был своего рода психологический взрыв, протест против жизненных невзгод...

В тот вечер управляющий фирмы ’Тоёва сангё”— клиента ”Ицуи сёдзи” - пригласил Исимори в бар. Когда он, обнимая одной рукой девушку из бара, поднял другой стакан с брэнда и с пафосом провоз­гласил: ”0 вино, подобное крови! Ты — источник моей жизненной энергии!” — Исимори, сам того не ожидая, швырнул ему в лицо свой стакан с виски. Вид управляющего — разбитые вдребезги очки, окровавленное лицо - привел его в исступление: Исимори набросился на него, стал хлестать по ли­цу, сам не понимая, откуда взялась у него эта зве­риная ненависть.

Стараниями руководства компании дело удалось замять и избежать судебного разбирательства, но прошение Исимори об отставке было тут же под­писано.

После ухода из ”Ицуи сёдзи” Исимори сменил много занятий. Кем он только не был: продавал видеомагнитофоны, служил в коммерческом отделе кожевенной компании... Именно тогда его и заметил Коитиро Арига - владелец небольшой отраслевой газеты ”В мире обуви”. Он и пригласил Исимори на совершенно новое для него место корреспондента.

Арига был человеком со странностями. Он не желал ограничиваться одними хвалебными статьями и время от времени подпускал яду, публикуя сар­кастические заметки, вызывавшие в деловых кругах замешательство. Особенно любопытной для читателей была рубрика ’’Небесный барабан”, * которую Арига вел под псевдонимом Карл Смит. Имя он позаимствовал у Карла Маркса, а фами­лию — у Адама Смита, причем по содержанию его статей трудно было разобраться, к кому он ближе — к правым или левым.

Его заметки поражали глубиной мысли, а подчас - ошеломительно неожиданным поворотом темы. Например, сопоставляя цифры производства кож с количеством голов скота, забиваемого в Америке, Арига установил, что в последнее время забой крупного рогатого скота — не считая телят — резко возрос. На этом основании он делал вывод о воз­можности возникновения мировой войны. Свою идею Арига сформулировал следующим образом: ’’Топот солдатских сапог отзывается стенаниями коров”.

Какое-то странное обаяние было в этом низень­ком краснолицем человечке, убежденно изрекаю­щем свои экстравагантные теории. И, покоренный этой притягательной силой, три года назад Исимори согласился стать корреспондентом его газеты.

В подобного рода небольших редакциях сущест­вует неписаный закон: сотрудники не ограничивают свои обязанности выполнением редакционной рабо­ты, они должны заниматься и чисто коммерческой деятельностью — добывать рекламу, собирать день­ги с подписчиков, но Арига освободил Исимориот этого. Такова была максимальная дань уважения, которую он мог воздать Исимори за блестящую страницу в его биографии — то, что он когда-то слу­жил в крупнейшей по масштабам и деловому разма­ху торговой фирме Японии — ”Ицуи сёдзи”.

Вскоре Исимори женился на Тиаки, своей нынеш­ней жене. Она работала кассиром в кафе, куда иног­да заходил Исимори. Тиаки была на восемь лет мо­ложе его. Эта красивая девушка с тонкими, изящ­ными чертами лица, с веснушками под глазами, слегка прихрамывавшая на правую ногу, которую она повредила еще в детстве, вызывала у Исимори жалость. Кроме того, после увольнения из торговой фирмы Исимори чувствовал, что катится вниз по наклонной плоскости, и ему показалось, что Тиа­ки — именно та женщина, которая сможет понять и поддержать его.

Свадьбу справлять не стали. Просто поселились вдвоем в квартирке на втором этаже жилого дома в Хигаси-Мукодзиме, неподалеку от редакции. О пере­мене в своей жизни Исимори не стал сообщать гене­ралу Эми, и последняя ниточка, связывавшая его с Кёко, оборвалась. Прогулки с нею по Кито отодви­нулись в безвозвратное прошлое. Равно как и блес­тящая жизнь торгового агента в Сантьяго...

Остались лишь смутные, неясные обрывки воспо­минаний — словно старая, рваная, вся в мутных пят­нах кинопленка. Одно только еще иногда волно­вало его — стоило вспомнить о таинственном исчез­новении Кёко Эми, как закипала кровь в жилах, начинала болеть старая рана, хотелось кричать...

И вот только что он собственными глазами видел Кёко Эми у билетного контроля!

^[1] Деловой квартал Токио.

^[2] Традиционные японские трехстишия.

5

Во тьме показалась яркая точка. Она приближа­лась, то разгораясь, то почти пропадая, подобно дыханию живого существа.

Рассеянно наблюдая за мерцающей точкой, Иси­мори прокручивал назад ленту далеких воспоми­наний.

Тяжелый звук прорезал вечернюю темноту. Он вернул Исимори к действительности. Лента остано­вилась.

— Экспресс ’’Сакура”, — пробормотал Исимори, бросил на платформу недокуренную сигарету и взял сумку. Стремительно приближался темно-синий состав ’’Сакуры”.

’’Сядет ли Кёко Эми на этот поезд?” — мелькну­ло в сознании. Что будет, если он встретится с ней там? Может быть, иначе тогда закрутится колесо его судьбы...

’’Какая чепуха!” — оборвал себя Исимори. Кёко Эми уже двадцать восемь. Пять лет назад, девятнад­цатого февраля, они расстались и пошли каждый своей дорогой, расстояние между ними росло, и теперь их разделяла глубокая пропасть.

’’Может, хоть узнаю причину исчезновения Кёко”, — подумал Исимори, но тут же другой голос возразил: а собственно, зачем? Может быть, лучше и не знать?! Исимори горько усмехнулся: ”Столько воды утекло за эти годы, а я все еше как во сне...”

Экспресс ’’Сакура” с лязганьем подполз к плат­форме и остановился.

Плавное течение мыслей оборвалось.

За спиной Исимори как-то незаметно выстрои­лась очередь. Человек семь-восемь. Одни мужчины, и все с большими сумками. Похоже на группу строительных рабочих — закончили, наверно, строи­тельство высотного здания или плотины гидростан­ции и возвращаются домой. Лица загорелые, муже­ственные.

Открылись двери вагонов. Исимори вошел в последний — вагон номер один. Группа мужчин последовала за ним.

В вагоне было пусто — пассажиров десять, не больше, и ни одной женщины. Они расположи­лись в глубине вагона — постели были уже разо­браны. Когда Исимори вошел, все разом уставились на него:

Один из них поднял руку, подавая знак вошед­шим вместе с Исимори. По-видимому, из одной компании с севшими в Хакате.

Спальное место Исимори было в конце вагона, у двери во второй вагон. Самая нижняя из трех, расположенных друг над другом полок.

Исимори ожидал увидеть другого пассажира — обладателя ’’двойного” билета. Никого... Были сво­бодны и средняя, и верхняя полки под тем же номе­ром — тринадцать.

Положив сумку на багажную сетку, Исимори вышел в проход и стал считать места. Вагон спаль­ный, сорок восемь мест. Пассажиров — пятнадцать. Меньше одной трети. Все почему-то заняли заднюю часть вагона. Вблизи Исимори никого не было.

Сплошные пустые полки... Он вернулся на место.

Можно, конечно, сразу лечь и попытаться за­снуть, но еще нет и семи вечера. Так рано все равно не уснешь.

Достав из сумки журнал и покэт-бук, Исимори обнаружил, что забыл купить виски. А что может быть приятнее, чем сидеть в вагоне ночного экспрес­са и читать еженедельник или детектив, потягивая недорогое отечественное виски! А когда слегка захмелеешь и захочется спать — закрыть глаза и от­даться свободному полету фантазии. Если не считать единственного ограничения — в вагоне далеко не уй­дешь, — в остальном полная свобода.

Можно думать о чем угодно и как угодно. Хо­чешь — вспоминай о футбольном клубе, в котором играл во время учебы в школе высшей ступени. Или qлюбовной интрижке с туристкой из Парижа, с которой впервые встретился на площади Пласа де Армас в Сантьяго, во времена службы в торго­вой фирме...

Чем неудачнее твоя реальная жизнь, тем дороже именно эти часы одиночества, часы мечтаний и грез...

В будничной жизни времени на это нет. Кто ста­нет мечтать в переполненной электричке, которая мчит тебя на работу, или в крохотной комнатушке в шесть татами¹, вслушиваясь в дыхание спящей же­ны? В часы пик в электричке, держась за поручни, стиснутый со всех сторон, он думал только о рабо­те — дел было невпроворот. Ночью, в постели, раз­дражал звук воды, капающей из крана в соседней комнате, отделенной одной тонкой перегородкой. Вот почему Исимори, возвращаясь в Токио, выбрал не скоростной, а неторопливый ночной экспресс.

¹ (Циновка из рисовой соломы стандартного размера (немногим больше 1,5 кв. м), которыми застилается пол в традиционном японском доме. В данном случае — мера площади.)

Но теперь, когда ему уже перевалило за тридцать, для того, чтобы погрузиться в сладостный мир ил­люзий, необходим был алкогольный допинг. Обыч­но перед посадкой он всегда покупал в киоске на вокзале или на платформе маленькую бутылочку виски. Теперь-то хладнокровие уже вернулось к нему, но все же цепь странных происшествий на какое-то время выбила его из колеи, и он совер­шенно забыл про это.

До отхода поезда оставалось три минуты. За три минуты он вполне успеет сбегать на платформу.

Исимори ринулся к выходу, спрыгнул на плат­форму и помчался к киоску.

Платформа была забита пассажирами и прово­жающими. Перед киоском стояла очередь. Покупа­ли газеты, журналы, сигареты, завтраки в короб­ках. Когда наконец Исимори получил виски, раздал­ся пронзительный звонок, возвещающий об отправ­лении поезда.

Добежать до своего, последнего вагона он явно не успеет. Исимори решил вскочить в ближайший.

Взглянул на табличку на платформе с номером вагона. Вагон номер пять.

В то мгновение, когда Исимори вскочил в вагон, уголком глаза он заметил промелькнувшее яркое пятно. Пятно вишневого цвета.

Уже у дверей оглянулся на него — какое-то время оно плыло по платформе, а затем скрылось в дверях вагона.

Он повернулся к выходу и выглянул на платфор­му, пытаясь определить, в каком вагоне исчезло вишневое пятно.

В эту секунду двери стали закрываться.

Инстинктивно Исимори отдернул голову. Обзор был закрыт. Экспресс тронулся, живые картины на платформе начали разваливаться и сливаться в еди­ный яркий жгут света. В сердцевине его вновь про­ступило вишневое пятно. Постепенно оно станови­лось объемным, обретая очертания человеческой фигуры. Фигуры женщины в вишневом пальто. Она одиноко стояла в луче света, струящегося по ту сто­рону дверей. Страшно одинокая, маленькая фи­гурка.

Затем свет погас и надвинулась темнота.

Поезд уже почти миновал платформу. Неожидан­но четко фигурка женщины выдвинулась из мрака и стала наплывать на Исимори, словно приближае­мая объективом киноаппарата. Она стояла перед ним как живая.

— Кёко Эми! — тихонько вскрикнул он. Кёко все же села в экспресс. Судя по всему, когда он поте­рял ее из виду, она вошла в седьмой или восьмой вагон.

Исимори услышал, как гулко застучало его серд­це. Первым порывом было узнать, куда все-таки села Кёко. Он даже взялся за ручку двери перед­него вагона, но тут же овладел собой.

’’Она ушла от меня... Нам незачем встречать­ся!” — холодно приказал он себе и повернул в об­ратную сторону. Он возвращался в вагон номер один.

В пятом вагоне почти все места были заняты.

В четвертом вагоне ни одного свободного места.

То же самое было в третьем и втором вагонах.

От Хакаты ’’Сакура” шла уже почти полной. Даже после того, как линия Синкансэн была проложена до Хакаты, многие по-прежнему предпочитали ноч­ной поезд.

Исимори вошел в свой вагон и остановился: его словно окатили ледяной водой. В глаза бросился ряд незанятых полок — столько пустых мест было только здесь. Пассажиры, сидевшие в задней части вагона, угрюмо молчали. Вокруг стояла какая-то кладбищенская тишина.

Он присел на постель, ослабил галстук.

Надо было чем-то открыть бутылку с виски. Он поднял глаза к багажной полке и нахмурился: его сумка лежала как-то иначе — не так, как он ее положил.

Исимори проверил содержимое. Смена белья, туалетные принадлежности, фотокамера, блокнот с записями. Все на месте. И все же в его отсутствие кто-то рылся в сумке. Исимори был просто уверен в этом.

Кто? Зачем? Тот, кто копался в его вещах, явно едет вместе с ним в одном вагоне.

Исимори высунулся в проход и посмотрел назад, туда, где сидели остальные пассажиры. В проходе стоял какой-то мужчина и пристально смотрел на Исимори. Лицо его было мрачно-суровым. Оно словно приказывало: быстрее укладывайся спать!

Повинуясь этому взгляду, Исимори поспешно убрал голову. Он чувствовал себя как-то не в своей тарелке. Все пятнадцать пассажиров были, похоже, из одной и той же фирмы. Около половины сели на поезд раньше, остальные присоединились в Хакате. Исимори был среди них единственным чужаком.

Странным казалось и то, что, будучи явно знако­мы, они совершенно не разговаривали друг с дру­гом. Некоторые, задернув занавески своих купе, улеглись спать. Они были разобщены, и все же су­ществовала некая воля, связывавшая их воедино.

’’Какая зловещая компания”, — подумал Исимо­ри. Хоть бы на следующей станции сели другие пассажиры...

Он достал расписание и нашел страницу с графи­ком движения по линиям Кагосима и Санъё.

Тосу (отбытие) 18.30

Хаката 18.55

18.59

Модзи 20.01

20.06

Симоносэки 20.15

20.19

Убэ 20.56

Огори 21.18

21.19

Токуяма 21.56

21.57

Хиросима 23.29

23.33

— До следующей станции почти целый час, — вздохнул Исимори. В этот момент из глубины кори­дора донесся какой-то звук. Шаги. Четкий стук од­ной — нет, двух пар ботинок.

Шаги постепенно приближались.

Продолжая изучать расписание, Исимори насто­роженно прислушивался.

Эти люди вот-вот пройдут мимо него. Звук ша­гов на мгновение замер. Обнаженными нервами Исимори почувствовал, что двое остановились и внимательно разглядывают его.

Исимори, затаив дыхание, пытался сообразить, что происходит за его спиной. Но незнакомцы, по­стояв, двинулись дальше.

Снова застучали шаги.

Исимори украдкой взглянул на ноги странных попутчиков. По роду службы он теперь хорошо раз­бирался в обуви. По ней подчас нетрудно определить профессию.

Ботинки... Исимори с трудом удержался от воз­гласа изумления. То, что он увидел, было словно удар ножом в спину.

’’Это же...” — он едва сдержал готовое сорваться с языка слово. По телу пробежал озноб.

6

— Что вы говорите? Масагаки еще нет на месте? А может, он просто прячется от меня? — кричал Коитиро Арига в трубку, набрасываясь на невиди­мого собеседника.

— Нам тут не до шуток! Мы сами уже давно до­жидаемся заведующего! — оправдывался в трубке молодой голос. В нем слышалось легкое раздраже­ние. Наверно, молодой репортер из политического отдела. Еще не знает, как следует отвечать по теле­фону. Когда появится Масагаки, надо будет сказать ему, что его сотрудники плохо вышколены.

Арига почесал карандашом кончик носа и осведо­мился:

— Куда же отправился мой друг Масагаки?

— По-видимому, в резиденцию министра.

— В резиденцию министра? Какого?

— Кажется, министра внешней торговли и про­мышленности Куросаки.

— Вот оно что?! — удивился Арига. Интуиция подсказывала ему, что в правительственных кругах происходит что-то весьма серьезное. Министр внеш­ней торговли и промышленности Куросаки — круп­ная фигура в Демократической партии. Ранее он за­нимал посты генерального секретаря партии, началь­ника УНО^[1], министра строительства. Если заведую­щий политическим отделом крупнейшей газеты ’’Майнити симпо”, выходящей тиражом в пять мил­лионов экземпляров, самолично занялся сбором материала, значит, дело не шуточное, что-то из ряда вон выходящее.

’’Может быть, перетряхивают кабинет перед парламентскими выборами?” — предположил Арига и снова насел на собеседника.

— Копи же Масагаки выехал в резиденцию мини­стра?

’’Интервью у министра Тацуносина Куросаки, — подумал Арига, — могло бы заинтересовать чита­телей и моей газеты”.

— После обеда! — сухо ответили на другом конце провода- Но Арига не унимался.

— И до сих пор не вернулся? Ведь уже семь ве­чера!

— Да, еще не давал о себе знать...

— Понятно...

— У нас тут неразбериха, — пожаловался голос.— Начальство занято чем-то важным, а сотрудники в полном неведении!

— И когда же началась вся эта суматоха?

— Примерно после двух.

— Понятно. Вернется Масагаки, передайте ему, что звонил Арига из газеты ”В мире обуви”.

— ”В мире обуви”?.. Это что еще за газета?

Не утруждая себя ответом, Арига бросил трубку, встал с потертого кресла, из которого уже местами торчала набивка, и подошел к окну.

На улице лил дождь. И без того блеклые огни рекламы в районе Асакуса сегодня вечером ка­зались совсем полинявшими.

-Съезжу-ка я на Гиндзу, — неожиданно решил Арига. Каждый месяц, семнадцатого числа, вечером, он встречался в ’’Марсе” — баре на Гиндзе — со сво­им другом Синго Масагаки, с которым они некогда вместе выпускали студенческую газету. На этих встречах они обменивались информацией. Правда, ’’обменивались” звучало, пожалуй, слишком гром­ко — ведь его собеседник возглавлял политический отдел крупнейшей газеты, а он, Арига...

Попав в ’’Майнити симпо”, Масагаки около года проработал в местном отделении газеты, в Нагано, а потом перешел в политический отдел, с тех пор и осел там, занимаясь исключительно Демократической партией. Он уверенно шел вперед по журна­листской стезе, карьера его была блистательной. Три года назад Масагаки добился поста заведующе­го политическим отделом. Масагаки имел доступ к самой секретной информации, а уж анализировать он умел великолепно... Это и принесло ему из­вестность.

А кто он — Арига? Владелец отраслевой газетен­ки с тиражом всего-то тысяч десять. Вот и выходи­ло, что говорил один Масагаки, а он, Арига, почти­тельно выслушивал мнение коллеги. И все же их ежемесячные встречи бог знает почему продолжа­лись уже несколько лет. Началось это, еще когда Масагаки был только назначен старшим редакто­ром, а следовательно, встречались они уже более пяти лет.

В университете приятели выпускали вместе сту­денческую газету, а вот судьба сложилась по-разно­му. Масагаки попал в солидную газету и пошел в гору, а он, Арига, терпит одну неудачу за другой. Может быть, ему помешало то, что в годы учебы он слишком увлекся студенческим движением. Видно, поэтому во время приемных экзаменов в газету ”Тотё тайме” его срезали на собеседовании. С тех пор Арига сменил больше десятка занятий — был торговцем, продавал одежду с лотка, даже ра­ботал в патинко^[2]. Потом ему удалось устроиться секретарем Объединения кожевенных фабрикантов, что впоследствии и привело его в отраслевую газету, и затем он стал ее редактором и владельцем...

С тех пор миновало уже пятнадцать лет, но дела газеты были по-прежнему не блестящи...

Долгие годы ’’хождения по проволоке”, годы постоянной борьбы с конкурентами, сделали из него брюзгу, смотревшего на мир вечно недовольными и подозрительными глазами. Но временами в нем пробуждались былые настроения студенческих лет, и тогда он бросал в деловой мир свою очередную ’’бомбу”, вызывавшую новый скандал. Может быть, именно эта черта характера и вызывала уважение Масагаки, питавшее столь длительное время их странную дружбу.

Сегодня Арига получил приглашение на демонст­рацию новых моделей. Прием устраивала крупней­шая обувная фирма ’’Ямагива сёкай”, поэтому он никак не мог быть, как обещал, в девять часов на Гиндзе. Сегодня с самого обеда он звонил в ре­дакцию ’’Майнити симпо”, чтобы предупредить Масагаки, что опоздает минут на тридцать, но так и не поймал его.

Последняя беседа по телефону привела Аригу в крайнее раздражение, однако дала ценную инфор­мацию.

— Что там стряслось с кабинетом Сабаяси? — размышлял он, глядя на темный, вечерний город.

Он перебрал все политические и экономические события за неделю. Но ни в одном из них не нашел даже намека на что-нибудь существенное.

— Ничего не понимаю, — пробурчал Арига и повернулся к заведующему Ядзуми.

— Пожалуй, пора ехать

— Я готов!

Ядзуми подскочил как на пружине и поправил на переносице очки с толстыми стеклами.

Ядзуми было уже около пятидесяти — примерно столько же, сколько и Ариге. И должность, бы, неплохая — заведующий коммерческим отделом, но он так и остался робким, начисто лишенным собственного мнения человечком: только и знает что следить за выражением лица начальства. Правда, под началом у заведующего отделом всего два сот­рудника. Но на него все равно нельзя полагаться в серьезных коммерческих вопросах — умом не вышел, да и солидности маловато.

— Кроме Исимори, ни одного толкового работ­ника, — сердито проворчал Арига, снял с вешалки висевшее на стене пальто, набросил его на плечи и вышел из редакции, находившейся на пятом этаже. По лестнице он спустился бегом.

У Ариги уже появились первые признаки диа­бета, и он, чтобы хоть как-то восполнить недоста­ток движения, предпочитал не пользоваться лиф­том. Покачиваясь на ходу, словно кукла ’’дарума”^[3], Арига несколько раз повторил: ’’Как там Исимо­ри?” С самого утра ему почему-то не давала покоя мысль о любимом сотруднике.

У Ариги была привычка писать свои статьи по утрам, в постели, лежа на животе, и сегодня кончик карандаша обломился на первом же иероглифе. Каждое утро карандаш выполнял роль гадальной палочки. По тому, обломится грифель или нет, Арига судил, каким будет наступающий день. Он всегда сильно нажимал на карандаш, поэтому остро заточенный кончик частенько ломался. Если это случалось на первой же строчке, день не предвещал ничего хорошего. В такой день чек, выданный кли­ентом в оплату за объявление, оказывался недейст­вительным или с кем-либо из сотрудников газеты случалась какая-то неприятность. Арига иногда ду­мал, что все его беды начались с той самой первой жизненной неудачи — провала на экзаменах в газе­те ”Тотё тайме”. В тот день у Ариги тоже сломался карандаш, когда он начал писать статью на заданную тему.

Именно тогда у него впервые появилось это зловещее предчувствие. Оно сбылось — Арига не выдержал экзамен. С тех пор, несмотря на насмеш­ки окружающих, он упрямо придерживался собст­венного метода гадания о судьбе.

Сегодняшнее гадание предвещало беду. Перебрав в памяти шестерых сотрудников редакции, он вспом­нил, что один из них — Исимори — уехал в Фукуоку за материалом. Придя в редакцию, Арига позвонил по междугородному телефону в гостиницу, где оста­новился Исимори, но связаться с ним не смог, так как тот уже выехал. Мысль об Исимори, как сорин­ка в глазу, беспокоила его весь день.

Спускаясь по лестнице, Арига спросил у шедшего сзади Ядзуми:

— Исимори, кажется, должен быть в редакции завтра днем?

— Он вернется экспрессом ’’Сакура”. Днем, ду­маю, покажется в редакции...

— А он точно сел на ’’Сакуру”?

— Наверно...

— На твоем ’’наверно” далеко не уедешь. Плохо следишь за сотрудниками! — сорвал Арига зло на заведующем.

У выхода из здания поймали такси.

— В ’’Парк-отель” на Восточной Гиндзе! — прика­зал шоферу Арига. Поудобнее расположившись ,на сиденье, он скрестил руки на груди, закрыл глаза и задумался. Почему его так беспокоит Иси­мори? Отчасти, по-видимому, потому, что утреннее гадание предсказало несчастье. Но пожалуй, глав­ным образом из-за того, что Исимори напоминал ему самого себя в молодости.

Что-то есть у них общее в характере. Прямой, че­стный, горячий и в то же время не прост, трезво смотрит на вещи. Из-за неумения выслуживаться так и не сделал карьеры в солидной фирме.

По радио передавали новости.

Арига прислушался. Скоро зацветет сакура на Хоккайдо, где-то дорожное происшествие, поджог...

Ничего такого, что могло бы заставить заведую­щего политическим отделом крупной газеты поки­нуть свой кабинет и рыскать по городу в поисках материала...

Новости сменились комментарием. Бесстрастным голосом радиокомментатор поведал слушателям, что японцы ежегодно тратят на игру в патинко один триллион пятьсот миллиардов иен, что составляет примерно один процент валового национального продукта. Примерно такова же сумма оборонных расходов Японии. Значит, при составлении бюджета нужно руководствоваться золотым правилом — обо­ронные расходы должны составлять не более одного процента валового национального продукта. Иными словами, не превышать траты на патинко.

Вывод был: ’’Япония — поистине мирная страна”.

Рассеянно слушая идиотский комментарий, Арига не переставая думал о том, что могло бы означать отсутствие Масагаки.

Этот комментарий — жонглирование цифрами, пустая болтовня. А там, в Нагата-тё^[4], в залитом дождем Токио, несомненно, происходит нечто серьезное. За это Арига готов был поручиться. Хоть он всего лишь малоизвестный журналист от обув­ной промышленности, но интуиция профессиональ­ного газетчика, уже много лет следящего за разви­тием событий в политической жизни и экономике, подсказывает ему, что назревают серьезные со­бытия.

— Может быть, выплыла афера со страной К., — открыв глаза, сказал вслух Арига. — Или все мини­стры подали в отставку...

— Что? — недоуменно вытаращился сидевший рядом Ядзуми.

— Да нет, ничего, — отмахнулся от него Арига. Ка­бинет Сабаяси пришел к власти в прошлом году, лавируя между враждующими фракциями Демокра­тической партии. Теперь оппозиция обрушила на него огонь своей критики, обвиняя в грязных махи­нациях с соседней страной К.

Говорили, что правительство этой страны затра­тило колоссальные суммы на взятки заправилам из правящей партии. Их скупили, что называется, на корню. Коррупция достигла ужасающих масштабов.

Сам премьер-министр Сабаяси снискал себе из­вестность как лидер мощной группы лоббистов, защищавших интересы К. Избрание бывшего мини­стра внешней торговли и промышленности Сюдзо Сабаяси, несмотря на его молодость — ему было всего пятьдесят четыре года, — председателем Де­мократической партии и назначение на пост премьер- министра было вызвано всеобщим желанием руко­водства партии свести до минимума возможность разоблачения скандальных связей с государством К. Об этом уже говорилось открыто. Высказывались опасения, что если вся эта грязь выплывет наружу, то на всеобщих выборах, которые были не за гора­ми, соотношение сил между консерваторами и ре­формистами круто изменится, в результате чего придет конец многолетнему правлению Демократи­ческой партии

’’Следовательно, — потянул дальше за ниточку Арига, — кабинет Сабаяси прилагает отчаянные уси­лия, чтобы скрыть аферу с К., и вряд ли так просто согласится с отставкой. Не пойдет премьер и на

незначительные перестановки в кабинете. Может быть, депутаты от оппозиции заполучили решаю­щие доказательства участия Демократической партии в этом деле? — подумал Арига. — Но зачем в таком случае Масагаки столь срочно встречаться с министром внешней торговли и промышленности Куросаки?”

Устав от предположений, Арига решил не ломать больше голову. ’’Если удастся связаться с Масагаки, все прояснится”.

Тем временем такси выехало на Восточную Гиндзу. Дождь лил все сильнее. Время от времени на востоке гремел гром и сверкали голубые мол­нии. Гроза была необычной для этого времени года.

В Павлиньем зале на первом этаже гостиницы уже начался прием.

В обувной промышленности наблюдался застой, она страдала от перепроизводства сапожек, бывших в моде год назад. Теперь фирма ’’Ямагива сёкай” предлагала новую модель: укороченные полусапож­ки — и сапоги и не сапоги, и ботинки и не ботинки. Фирма пыталась создать что-то новое, промежуточ­ное между привычными фасонами обуви. Естествен­но, новое изделие вызывало всеобщий интерес.

На банкете присутствовало много фабрикантов. Но какой-то всеобщий налет провинциальности и грубоватости отличал собравшихся в зале дельцов. Не дожидаясь окончания приема, Арига вышел в фойе и принялся разыскивать телефон. Набрал прямой номер политического отдела ’’Майнити симпо”, минуя коммутатор. На этот раз Синго Ма­сагаки был на месте.

— Это я, — поздоровался Арига и спросил напря­мик: — Что, встреча на сегодня отменяется?

— Извини, срочное дело...

— Чрезвычайное происшествие?

— Нет, — сдержанно ответил Масагаки.

— Что-то происходит в правительстве?

— Не знаю.

— Хватит притворяться. Ты чего целый день ходил за министром Куросаки?

— Ни за кем я не ходил!

Голос Масагаки дрогнул. Арига представил себе его элегантную фигуру. Масагаки всегда был изыс­кан и сдержан. А теперь его голос едва заметно дрожал.

— Что-то серьезное? — сердито спросил Арига. — И ты не хочешь мне говорить?

Ответа не последовало. Даже по телефону чув­ствовалась напряженность, царившая в редакции.

Арига задумчиво уставился в потолок. Явно произошло какое-то событие чрезвычайной важно­сти! Масагаки обычно охотно открывал ему заку­лисную сторону политической жизни — тут, разу­меется, играло роль и то, что он не считал его, Аригу — редактора небольшой отраслевой газеты, — конкурентом. Но сегодня Масагаки упорно мол­чит, словно воды в рот набрал.

— Ну, намекни хотя бы! — взмолился Арига. Пусть это не входит в сферу интересов его газеты, но он должен знать о подводных течениях политиче­ской и деловой жизни!

— Что с тобой поделаешь... — нехотя согласился Масагаки. Наступило долгое молчание. Затаив дыха­ние, Арига опустил в автомат еще одну десятииенную монету и стал терпеливо ждать ответа.

— Перечитай сегодняшние газеты! — наконец послышался в трубке деловитый голос Масагаки. — Вчера ночью на государственном шоссе номер четы­ре в префектуре Аомори произошло столкновение грузовиков. Вот тебе мой намек.

— Столкновение грузовиков?! — забывшись, громко переспросил Арига.

— Да, да! — И Масагаки положил трубку.

’’Что бы это могло значить?” — озадаченно спросил себя Арига и растерянно посмотрел по сторонам.

^[1] Управление национальной обороны.

^[2] Заведение с игральными автоматами.

^[3] Кукла, напоминающая ваньку-встаньку.

^[4] Квартал в Токио, где расположены правительственные учреждения.

7

8 часов 6 минут вечера. Следующий в столицу экспресс ’’Сакура” точно по расписанию отошел от станции Модзи.

Дождавшись, пока поезд тронется с места, Хиро- аки Исимори поднялся и стал собираться. Смутная, еще не осознанная вполне мысль беспокоила его. Когда вскоре после отправления со станции Хаката мимо него по коридору прошли двое, он по про­фессиональной привычке взглянул на их обувь — это были не обычные черные полуботинки, а корот­кие сапоги! Подошва из искусственного каучука соединялась с верхом без шва.

Все ясно — военная обувь. В обычных ботинках подошва пристрачивается к кожаному верху. Эти же сапоги целиком отливаются из синтетического кау­чука и подвергаются затем вулканизации. Такие сапоги отличаются повышенной прочностью и ис­пользуются как походное обмундирование в ’’вой­сках самообороны”.

’’Значит, молодчики из ’’войск самообороны!” — понял Исимори. Только одеты кто во что горазд — не похоже на солдат... Пиджаки на них обычные, сели в поезд в гражданском. Но зачем в таком слу­чае походные сапоги? Коль уж переоделись в граж­данское, то и ботинки тоже могли бы надеть обычные.

’’Силы самообороны”! Исимори вдруг припом­нились странные незнакомцы, которые, угрожая пистолетом, пытались отнять у него билет на стан­ции.

”А те двое? — задумался Исимори. — Если в его вагоне солдаты ’’сил самообороны”, значит, и эти, что преследовали меня, вероятнее всего, из той же компании...”

Он вспомнил, как реагировали они на появление Кёко Эми, и у него исчезли последние сомнения.

Да, они явно из ’’сил самообороны”. Отец Кёко — генерал Эми — в прошлом служил при штабе, и эти типы, очевидно, были у него в подчинении, вот и познакомились с его дочерью.

”В вагоне солдаты ’’сил самообороны”, и те двое явно пытались помешать мне сесть на поезд. Значит, вполне возможно, что они действовали по чьему-то приказу, — попытался логически размышлять Иси­мори. — Иначе не объяснишь их упорство... Мерзав­цы готовы были всадить мне пулю в живот!”

С того самого мгновения, как он случайно заме­тил сапоги проходивших по коридору пассажиров, Исимори потерял покой. Лежа на полке, он мучи­тельно пытался разрешить сомнения, теснившиеся у него в голове. Откупорив бутылку с виски, сделал несколько глотков, но никакого облегчения не ио пытал.

’’Очевидно, они скупили все билеты в первый ва­гон, но из-за ошибки компьютера три билета были проданы посторонним, один оказался у меня. Тогда они попытались ’’вернуть” билеты. Следовательно, они не желали, чтобы в первом вагоне были чужие. Почему? Зачем им понадобился целый вагон? Может быть, у них какая-то тайная цель? — подумал Исимори. — И они не хотят, чтобы об этом узнали гражданские лица? Но все равно, наглость их пере­ходит все границы. Ничто не может оправдать безза­коние. Подумать только, военные пытаются силой отобрать билет у корреспондента газеты! Они мог­ли застрелить меня! Интересно, какое начальство санкционировало бы подобные действия? А может, они не имеют никакого отношения к ’’силам само­обороны”? Тогда кто же они? Что с владельцами других билетов-’’двойников”? Удалось ли этим скотам завладеть их билетами?”

В памяти вновь всплыли фразы, которыми обменялись на станции Хаката его преследова­тели.

’’Неужели ей что-то стало известно?” — ’’Может быть”.

’’Что кроется за этими словами? Не таится ли тут опасность для самой Кёко Эми, похоже, проникшей в их тайну?”

Все смешалось в голове Исимори.

Он пил виски глоток за глотком, но совершен­но не пьянел.

’’Силы самообороны”... Билеты на экспресс... Кёко Эми... Мысли стремительными неоновыми вспышками проносились в его сознании. Он и ду­мать забыл про сон, про мечты и грезы.

”Пойду-ка я в вагон-ресторан, поужинаю...”

Когда поезд остановился на станции Модзи, Исимори встал с постели. Ресторан, кажется, в ше­стом вагоне. Вдруг по дороге удастся встретиться с Кёко Эми? Может быть, эта встреча прольет свет и на события минувшего дня, и на ее загадочное ис­чезновение...

У Исимори забрезжила слабая надежда. Но к ней примешивалось тяжелое, гнетущее чувство — ка­кой-то осадок после всего происшедшего с ним се­годня. Обычно решительный, Исимори медлил.

Чтобы успокоиться, он закурил.

В Модзи экспресс стоял довольно долго. Исимо­ри точно не помнил, но как будто здесь был пере­ход с линии переменного тока на линию постоянно­го. На Кюсю пользуются переменным, на Хонсю — постоянным, и электровозы типа EF-72 на этой станции меняют на EF-65. Из-за этого стоянка длит­ся пять минут.

Наконец поезд тронулся. Это словно подтолк­нуло Исимори.

Погасив сигарету, он сунул ноги в ботинки.

Вышел в коридор и пошел прямо к дверям. Проходя по коридору, быстро оглянулся назад.

На него никто не смотрел.

Похоже, все пятнадцать парней, задернув занавески на постелях, спокойно спят... Даже разгово­ров не было слышно. До жути тихая команда.

Он вышел в тамбур первого вагона.

В это мгновение Исимори инстинктивно почув­ствовал, что рядом кто-то есть. Из умывальника¹ вышли трое. Вздрогнув от неожиданности, Исимори замер. Один из незнакомцев внезапно бросился вперед и преградил ему путь. Широкоплечий, коренастый, лет тридцати. С угрожающим видом он стоял перед Исимори, не давая заглянуть ему через плечо. Правда, Исимори все же успел разглядеть стоявшего за ним человека, поддерживавшего за плечи третьего. У того в лице, перекошенном от боли, не было ни кровинки, глаза за стеклами оч­ков — закрыты.

¹ (В японском поезде туалет и умывальник раздельные.)

Каким-то шестым чувством Исимори догадался, что тот, который загородил ему путь, и другой, стоящий сзади в обнимку с человеком в очках, — те самые пассажиры, что недавно прошли мимо него по коридору. Третьего он видел впервые.

Стоявший поперек дороги незнакомец смотрел на Исимори тяжелым, немигающим взглядом.

Исимори невольно попятился.

— Не двигаться! — тихо приказал мужчина.

Исимори застыл на месте.

Второй, продолжая прижимать к себе человека в очках, как-то бочком начал подвигаться к двери, а первый, стоя перед Исимори, по мере его переме­щения медленно поворачивался всем корпусом — так, чтобы журналист не мог ничего увидеть.

И все же перед Исимори несколько раз мелькну­ло лицо человека в очках. Он тихо постанывал. Руки его были плотно прижаты к животу, он весь скорчился, согнувшись почти пополам. На лице выступил липкий пот. Было видно, что он с трудом держится на ногах. Рука обнимавшего его спутника не могла удержать тела, оно безвольно поникло и раскачивалось, словно морская трава.

’’Что это? Приступ аппендицита?” — подумал Исимори. Непонятно... Незнакомцы явно прятали от него человека в очках. Если ему плохо, надо немед­ленно позвать кондуктора!

Второй мужчина явно намеревался проскольз­нуть в дверь.

Таща на себе скрюченное тело, он развернулся в тамбуре и приближался теперь к входу в первый вагон.

Стоявший в дверях Исимори явно был ему поме­хой. Мужчина, преграждавший Исимори путь, про­должал поворачиваться. Его глаза приказывали Исимори: ’’Убирайся отсюда!”

Исимори отошел в сторону.

Цепкий взгляд незнакомца не отрывался от него. В его взгляде Исимори заметил пляшущий злоб­ный огонек затаившегося зверя.

Он опустил глаза и увидел красную лужу, рас­ползавшуюся по полу. Кровавая жидкость проса­чивалась из умывальника. Судя по всему, человек в очках был ранен в живот.

Они застрелили его! По телу Исимори пробежала дрожь.

Он незаметно взглянул на человека в очках. Неожиданно голова раненого упала на грудь.

’’Мертв!” — Исимори вздрогнул.

В этот момент гаркнул стоявший перед ним муж­чина:

— Иди, тебе говорят!

Исимори попятился.

— Убирайся! Говорят тебе — иди! — рассвирепел незнакомец. — Если сейчас не уйдешь — застрелю!

— Китадзава! — остановил его тот, что поддер­живал мужчину в очках.

— Но, подпоручик Мацумия! — прохрипел тот, которого только что назвали Китадзавой.

’’Подпоручик Мацумия”? Офицер?

Затаив дыхание, Исимори остановился как вко­панный.

Мацумия впился в него взглядом_с Исимори впервые увидел — в непосредственной близости от себя — лицо Мацумии. Глубоко поса­женные глаза. Во всем облике — страшная напря­женность натянутой тетивы. Запавшие глаза налиты кровью.

Его лицо, казалось, кричало, подстегивало. Иси­мори весь сжался от этого беззвучного крика.

И все же успел отметить, что Мацумия сделал Китадзаве знак глазами.

8

В этот миг что-то холодное, металлическое коснулось лица Исимори. 0.н увернулся, отпрянув в сторону. Страшный удар, миновав цель, пришел­ся в левое плечо. Исимори пошатнулся влево, едва не упав на пол.

Удар нанес Китадзава.

В правой руке он сжимал небольшой стальной предмет.

’’Пистолет!” — осенило Исимори. Это был автома­тический пистолет М-1911А-1, калибр 11,43 мм. Надежное оружие, поставляемое американцами, — один патрон в стволе и семь — в обойме.

’’Конечно, они из ’’сил самообороны”, — только и успел подумать Исимори, как с возгласом ’’скоти­на!” Китадзава начал приближаться к нему. Иси­мори слышал его яростное дыхание, ощущал едва сдерживаемую жажду убийства, исходившую от него.

Изготовившись к схватке, Китадзава медленно придвигался к Исимори. Движения его напоминали дикую кошку перед решающим прыжком.

Исимори уже не понимал, что происходит. И все же он сознавал, что Китадзава вряд ли решится выстрелить. "Он просто прибьет мои рукояткой пистолета! " - мелькнуло в голове у Исимори.

Китадзава пригнулся и изучающе посмотрел на него. ”Он пытается предугадать мои действия — брошусь я в сторону или отступлю назад — И Иси­мори сделал легкое движение вбок

Китадзава прыгнул вперед. Он, очевидно, решил, что выпад в сторону — обманный, на самом вое деле Исимори собирается броситься назад. Но он про­считался. Исимори резко отскочил в сторону, мет­нулся к двери и буквально влетел в соседний вагон.

Исимори рассчитал верно.

Согнувшись, он побежал по коридору второго вагона. Несмотря на то что поезд шел довольно плавно, Исимори бросало из стороны в сторону. Как на автомобиле, у которого отказали тормоза.

С трудом остановился в середине прохода. Не­ловко повернувшись, посмотрел назад.

Страх вновь охватил Исимори, ему почудилось, что Китадзава все еще преследует его.

"Если он только подойдет ко мне, — решил Исимори, — я позову на помощь. Кто-то же из пас­сажиров должен отозваться — ну, хоть один или двое. Сами не помогут, так по крайней мере позовут старшего кондуктора или проводника”.

Однако погони не было.

И тут только Исимори ощутил острую боль в ле­вом плече. Удар был зверский. ’’Слава богу, перело­ма, похоже, нет”, — поставил себе диагноз Исимори.

Возвращаться в первый вагон было нельзя. Оставалось двигаться только вперед. Исимори вошел в третий вагон.

Он внимательно ощупывал взглядом лица пассажиров, словно проверяя каждого из них. И хотя страх еще владел им, глаза уже напряженно искалиКёко Эми.

”Я — свидетель убийства, — подумал он. Теперь ему стала понятна сцена в тамбуре. Эти негодяи хо­тели втащить в первый вагон труп убитого. Убий­ство произошло, по всей видимости, в умывальни­ке. — Увидев меня, убийцы растерялись и решили вначале не трогать. Но потом, сообразив, что я все видел, поняли, что отпускать нельзя.

Верно, они хотели оглушить меня рукояткой пистолета, затащить в первый вагон и держать там. Словом, заткнуть рот. Но кто же убитый? Застре­лить человека в поезде — да это чистое безумие! Что они будут делать дальше?

Вывод напрашивается только один — существо­вали какие-то крайние обстоятельства, вынудившие их на убийство, на заведомое преступление. Но все равно, просто в голове не укладывается, как можно решиться на такое в поезде?! ’’Силы самооборо­ны” — часть государственной машины. Единственная в Японии легальная военная организация. Никакие обстоятельства не могут служить оправданием убий­ства, да еще в поезде, на котором едут мирные пассажиры, — недоумевал Исимори. — Может быть, они — все пятнадцать из первого вагона — дезертиры, а застрелили своего сослуживца, который вы­следил их?

Но зачем бы им дезертировать? Может, не вы° держали строгой дисциплины в войсках? Нет, вряд ли... Среди них немало совсем зеленых, но все же больше трети — люди зрелого возраста, осмотрительные и разумные. Вряд ли это простое бегство...

А может, мятеж? За неподчинение командирам их хотели отдать под трибунал, как в старой армии, и они бежали? Что-то непохоже — слишком слаженны их действия. В вагоне никакого беспорядка. Какая- то неразбериха! — Исимори покачал головой. — Сплошные загадки!”

Незаметно для себя он очутился в пятом вагоне. Следовательно, он уже прошел и третий, и четвер­тый, но Кёко Эми так и не было нигде — если только она не скрывалась за занавеской...

“Что же делать? — прошептал Исимори.— Понят­но только одно — это убийство. Неизвестно, что они сделают с трупом. Но, уж во всяком случае, меня, свидетеля преступления. они постараются убрать поскорее. Преступники будут тщательно следить за мной. Потом в подходящий момент заставят замол­чать — навсегда... Эти типы прошли прекрасную боевую подготовку. Так сказать, профессиональные убийцы. Специальными приемами слежки владеют виртуозно. Так что пытаться улизнуть бесполезно”.

Во что бы то ни стало — сойти с поезда! Но во время движения двери экспресса не открываются. Значит, на ходу не спрыгнешь.

Исимори мысленно перелистал железнодорожное расписание. Следующая станция — Симоносэки. Прибытие около 8.15.

Он взглянул на часы. 8 часов 10 минут. До оста­новки менее пяти минут. Задумался.

’’Мои намерения разгадать не трудно. Надо быть готовым ко всему. Они постараются задержать меня”.

Исимори почувствовал себя в ловушке. Быстры­ми шагами он прошел в вагон номер шесть. Вошел в ресторан.

Там было яблоку некуда упасть: ни одного свободного места. Открыл дверь следующего ва­гона. Подумал, что до того, как он сойдет в Симоно­сэки, надо бы встретиться с Кёко Эми. Он вовсе не собирался воскрешать былое. Только хотелось узнать, что это за зловещая команда, захватившая весь первый вагон. ”Да что мне в этом", - вдруг за­колебался Исимори. Что он сможет сделать, если даже и выяснит, кто они? И без того понятно, что это не обычные люди. Куда направляются — неиз­вестно, но ясно как божий день, что здесь затевается подлость.

”Все-таки сойду, — пробормотал он про себя. — В редакцию опоздаю, но ничего не поделаешь...” Подумал о сумке, брошенной на постели, и тут ему вспомнились громоздкие рюкзаки, которые грузили в вагон на станции Хаката.

’’Что в них?”— перед глазами скользнула черной птицей зловещая тень.

Исимори стало не по себе.

Одиннадцатый вагон, двенадцатый. Кёко Эми не было.

Исимори отворил дверь в тамбур между двенад­цатым и тринадцатым вагонами. Надо найти старше­го кондуктора. Он расскажет ему об убийстве и попросит проводить в первый вагон, забрать сумку. Сойдет же не в Симоносэки, а позже — в Убэ или Огори.

Исимори решил изменить первоначальный план. Проще всего — убежать, поджав хвост, словно трус­ливый побитый пес.

’’Поезд прибывает на станцию Симоносэки. Стоянка — четыре минуты”, — послышалось из реп­родуктора.

В поисках старшего кондуктора Исимори доб= рался до тринадцатого вагона.

Но, едва ступив в коридор, застыл от неожидан­ности.

— Кёко! — словно в забытьи прошептал Исимори.

9

— Ни черта не понимаю! — простонал Коитиро Арига, отодвигая газетную подшивку. Машинально сунул в рот сигарету. Взял зажигалку, закурил и снова задумался: дело-то пустяковое, столкновение двух грузовых машин!

Поудобнее уселся на диване и проводил взгля­дом уплывающее кольцо дыма.

За дымными полосами смутно чернели, расплы­ваясь, заголовки.

’’Столкновение грузовиков в тумане на госу­дарственном шоссе номер четыре”.

’’Гибель полицейских, случайно оказавшихся на месте аварии”.

Далее шла статья. В ней сообщалось следующее:

’’Вчера вечером на государственном шоссе номер четыре в окрестностях города Аомори в условиях плохой видимости, причиной чему был густой туман, произошло столкновение двух грузовиков — мест­ного и токийского, обе машины загорелись. Огонь перекинулся на патрульный автомобиль Централь­ного полицейского участка г. Аомори, спешно при­бывший на место аварии. Полицейские, находив­шиеся в патрульной машине, погибли в огне. Найде­ны также четыре обгоревших трупа водителей грузовиков и их сменщиков”.

Вот и все происшествие.

Конечно, не каждый день случаются аварии, ведущие к гибели шестерых человек, но какая тут может быть связь с событиями государственной важности? Этой точки соприкосновения Арига не мог найти ни в одной заметке.

Он просмотрел все статьи в нескольких централь­ных газетах, разложенных на столике в фойе. При всем различии в деталях, а также в тоне, каким сообщалось о происшествии, по содержанию они мало чем отличались друг от друга. ’’Иомиури * тайме” особо подчеркивала то обстоятельство, что загорелась патрульная машина и в ней погибло двое полицейских, и заметку поместила на самом видном месте полосы, посвященной общественной жизни, что было весьма странно для столь незначительного события, как заурядное дорожное происшествие в отдаленном районе, но при этом статья, в общем, повторяла то, о чем писали другие. Очевидно, вся информация основывалась на отчете, распространен­ном отделом информации Центрального полицей­ского участка г. Аомори.

Во всяком случае, материал для статей был полу­чен не с места события. Об этом говорило уже то, что все газеты поместили совершенно одинаковые фотографии, явно отснятые много времени спустя после аварии. Для такой жуткой автокатастрофы с шестью трупами снимки были весьма невырази­тельны. В кадре оказались главным образом внуши­тельные фигуры полицейских, оцепивших этот участок шоссе номер четыре, а самое главное — гру­зовики и патрульный автомобиль — на фотографии разглядеть было почти невозможно. Разумеется, кто станет требовать, чтобы в газетах помещали леденя­щие кровь снимки обгоревших трупов? Но ведь можно показать хотя бы остовы сгоревших машин!

Размышляя, Арига нервно тряс коленом, нетер­пеливо попыхивая сигаретой. Это было привыч­кой — помогало сосредоточиться на какой-то важ­ной мысли...

’’Масагаки утверждает, что это и есть намек. Он, очевидно, хочет сказать, что авария в далеком Ао­мори связана какими-то невидимыми нитями с по­литической жизнью столицы и что именно она вы­звала переполох в правительстве. И ключом к разгад­ке может стать загоревшийся автофургон с токий­ским номером. Если хорошенько вдуматься, то в этой катастрофе есть несколько непонятных мо­ментов, — рассуждал Арига. — Пишут, что загоре­лись оба грузовика. Наверно, от удара при столк­новении взорвался бензин. Вполне вероятно, что один из грузовиков вез взрывчатку. Непонятно, однако, почему огонь перекинулся на полицейский автомобиль, который примчался к месту проис­шествия. Особенно странно то, что оба полицей­ских не смогли выскочить из автомобиля. Неужели полицейский, сидевший за рулем, подогнал патруль­ный автомобиль вплотную к горящим грузовикам?!

Нет, водитель патрульной машины никогда не сде­лает такой глупости. Очевидно, когда патрульная машина приблизилась к месту катастрофы, внезапно произошло что-то непредвиденное. Внезапно — по­тому, что патрульный автомобиль загорелся сразу, и все место катастрофы стало чудовищным клад­бищем.”

Разматывая клубок предположений, Арига забыл про сигарету и бросил ее в пепельницу лишь тогда, когда она обожгла ему пальцы. Перед его глазами, словно замедленные кадры видеозаписи, стали воз­никать картины аварии. Густой туман. Алые языки пламени. Грузовики, превращающиеся в мгновение ока в обожженные груды металла. Патрульный автомобиль, на полной скорости влетающий в море огня...

— Все равно ничего не понятно! — с досадой про­говорил Арига и поднялся с дивана в углу фойе. Направился было в банкетный зал, но потом круто повернулся и пошел к выходу. Он чувствовал себя просто не в состоянии расточать любезные улыбки и вести пустые разговоры с фабрикантами обуви и коллегами по отраслевым изданиям. Свой долг он, считай, выполнил, разок показался в зале. А осталь­ное можно поручить заведующему коммерческим отделом Ядзуми. Удивительное дело: Ядзуми, обычно тихий и робкий как мышь, оживал на гла­зах, стоило Ариге взять его с собой на прием.

’’Возможно, для Ядзуми с его зарплатой даже бу­тылочка дешевого сакэ в забегаловке по соседству с редакцией — непозволительная роскошь. А на приемах он чудесным образом расцветает, освобож­дается от серой тоски, с жадностью поглощая дар­мовые деликатесы и дорогие напитки. Наверно, все остальные сотрудники редакции также страдают от безденежья. И виноват в этом я! — подытожил Арига. — Наверно, следовало бы почаще загляды­вать в кабинеты фабрикантов, быть поприветливей с членами правления, чтобы выжать на лишнюю иену рекламы. Но не могу я льстить и угодничать”. Это нежелание угодничать было у него и тогда, тридцать лет назад, когда рухнули его мечты сделаться со­трудником политического отдела крупной газеты. Но вместе с тем где-то в глубине души еще тепли­лась надежда, что ”В мире обуви” всего лишь вре­менное пристанище, когда-нибудь он все-таки вы­рвется на широкий простор...

’’Размечтался, как мальчишка!” — горько усмех­нулся Арига и, тряхнув головой, чтобы освободить­ся от невеселых мыслей, вышел из отеля.

У входа сел в такси.

Арига еще не знал, куда поехать. Ясно одно - сегодня Масагаки не появится в ’’Марсе”. Что де­лать? Не возвращаться же в свои унылые стены... Он решил съездить в ’’Марс”.

— На Старую Дэнцу!— отрывисто бросил шоферу Арига.

Машина выехала на улицу Харуми.

Дождь слегка приутих.

На залитом дождем лобовом стекле перед Аригой вдруг возникли черты пышнотелой ’’мадам” — хозяйки ’’Марса” Сайко Накатами. Высокая, ро­скошная грудь. Бедра, плавно покачивающиеся при ходьбе. Полные ноги, резко сужающиеся у щико­лоток. Ей уже далеко за тридцать, но фигуру сохра­нила. Говорили, что живет она одна, на самом верх­нем этаже фешенебельного жилого дома в Итигая. Как ни странно, о ее любовных связях никто не сплетничал. Впервые привел Аригу в ’’Марс” Маса­гаки. По его словам, покровителем Сайко был Сигэтоси Хатакэяма, в прошлом генеральный секретарь Демократической партии. После окончания краткосрочных курсов Сайко удалось поступить к Хатсояме секретарем. Она сделалась его любовни­цей. Несколько лет назад они расстались, и на полученную при разрыве крупную сумму Сайко смогла приобрести бар.

Поговаривали — и это весьма походило на прав­ду, — что до того, как Сайко Накатами стала любов­ницей Хатакэямы, у нее был жених по имени Тадао Ногами. Теперь он служил в 7-й дивизии Северного корпуса сухопутных ’’сил самообороны”. А позна­комились они, когда Ногами был курсантом воен­ного училища в Токио. Однако Хатакэяма силой разлучил влюбленных. И своим ’’изгнанием” в Ти- тосэ, где находился штаб 7-й дивизии, Ногами тоже был обязан Хатакэяме. Тот, по всей видимости, использовал для этого свое влияние в УНО. Позднее Ногами попал в первый выпуск Академии обороны, дослужился до звания полковника, но в свои сорок четыре года продолжал оставаться холостяком.

Поговаривали, что после разрыва с Хатакэямой Сайко возобновила свои отношения с Ногами и он каждый месяц приезжает из Титосэ к ней в Токио, однако, насколько верны эти разговоры, никто не знал.

Неподалеку от ’’Марса” Арига отпустил такси. Пройдясь немного под моросящим дождем, он наконец толкнул дверь бара, помещавшегося в под­земном этаже административного здания.

В баре было пусто. Лишь двое-трое посетителей сидело у стойки. Молоденькая официантка Юко без особого рвения обслуживала клиентов. Официант у кассы изнывал от безделья.

Сайко не было видно.

Арига уселся в глубине бара.

— Арига-сан! Наконец-то! — подошла к нему Юко. — А господин Масагаки скоро будет?

— Сегодня вряд ли.

— Все работает?

— Вроде бы...

— Как обидно... — капризно надула губки Юко. Между собой завсегдатаи бара называли ее ли­сичкой.

— А где ”мама”? — спросил Арига, обтирая лицо влажной салфеткой.

— Сегодня после обеда улетела в Аомори.

— В Аомори?— Арига удивленно посмотрел на * Юко.— Что-нибудь случилось?

— Мадам сказала, что ее дружок погиб в ава­рии,— небрежно ответила Юко, подняв большой палец^[1].

— Авария?! Какая авария? — спросил Арига.

— На машине столкнулся с грузовиком — лоб в лоб...

— Вот как... — нахмурил брови Арига. — А дру­жок этот — не Ногами ли из ’’сил самооборо­ны”?

— Вроде бы он.

— Чего же его понесло в Аомори? Ногами служит на Хоккайдо, в Титосэ?

— Кажется, там.

— Столкнулся с грузовиком... Значит, Ногами тоже был на машине... Тоже на грузовике?

— Господин Ногами? Вряд ли...

— Когда же он попал в аварию?

— Кажется, вчера ночью.

— А где именно?

— Говорят, на шоссе, недалеко от города.

— Уж не на четвертом ли шоссе? — пробормотал Арига. Катастрофа с грузовиками, о которой писали газеты, гибель Тадао Ногами в аварии... Два проис­шествия на одном и том же шоссе и оба в окрестно­стях Аомори вчера ночью? Слишком много совпа­дений... У Ариги перехватило дыхание. Он подозвал Юко и попросил двойную порцию неразбавленного виски. Почему полковник из штаба 7-й дивизии оказался глубокой ночью в грузовике на шоссе близ Аомори?

’’Значит, это полковник Ногами был в автофургоне с токийским номером. Интересно, кто сидел за рулем, неужели сам Ногами? В кабине находился еще один человек. Очевидно, тоже из ’’сил самообо­роны”.

Почему же все-таки такая важная птица, полков­ник, и вдруг в грузовике?

А ведь при столкновении грузовик вспыхнул как спичка. Что он мог везти? Если обычная дорожная катастрофа наделала такой переполох в правитель­стве, то, значит, все дело в грузе. Видимо, стало из­вестно, что вез автофургон: об этом из Аомори сообщили в Токио.

Оружие — вот что в нем было!

Какое? Неизвестно. Везли, наверно, секретно.

Зачем же полковнику Ногами потребовалось тай­ком везти оружие в Токио?”

Подозрения, забрезжившие у Ариги в мозгу, разрастались с неимоверной быстротой. Он поста­рался успокоиться, но ни на чем другом сосредо­точиться не мог.

Принесли виски.

Арига залпом опорожнил стакан.

— А господину Ариге нравится ’’мама”! Угада­ла? — рассмеялась Юко. Но Арига не слышал ее сме­ха. Он испытывал теперь все более и более настой­чивое желание действовать. Подняв стакан, он про­бормотал: ”Ну, что ж!” Лицо его оживилось, сдела­лось вдохновенным. Юко перестала смеяться и спро­сила серьезно:

— Что с вами, господин Арига?

Арига молча поднялся со стула. Стакан упал на пол и разбился вдребезги. Не замечая этого, Арига вышел из бара.

Стремительно поднимаясь по лестнице, он взгля­нул на часы. 8 часов 25 минут.

Выйдя на улицу, услышал какой-то странный звук, как будто что-то надломилось. Словно сло­мался стержень карандаша или затрещали кости.

Почему-то вспомнился Исимори.

— Как в дурном сне! — со вздохом проговорил Арига.

^[1] Жест, обозначающий любовника.

10

Это и впрямь было похоже на дурной сон.

На площадке между первым и вторым вагонами не было никаких следов крови. Однако было не за­метно, что ее смывали. Только истоптанный башма­ками пол.

’’Они вымыли пол и снова затоптали его”, — мель­кнула догадка.

— Здесь, что ли, застрелили человека? —спросил проводник с табличкой на груди, на которой значи­лась его фамилия — Цугава.

— Да. Совершенно точно. Труп вытащили из этого умывальника, — ответил Исимори. — Сделайте про­бу на люминол. Обязательно покажет следы крови.

Сказал и сам почувствовал, как нелепо прозву­чали его слова. Чем больше пытался Исимори придать своему голосу убедительности, тем неуве­реннее он звучал.

— Вы убеждены, что видели труп? — подозритель­но спросил, выглядывая из умывальной комнаты, главный кондуктор Ямаками.

— Да, — едва кивнул Исимори.

Теперь спрашивал Цугава:

— Вы сами видели, как его убивали?

— Нет.

— А выстрел слышали?

— Нет, не слышал.

— Таким образом, вы видели только, как тащили окровавленного мужчину?

— Да.

— Преступники... вы говорите, их было двое... втащили труп в первый вагон?

— Да, — уверенно подтвердил Исимори.

— Но мы проверили весь первый вагон и не об­наружили никакого трупа.

Исимори стиснул зубы от досады.

Проводник и главный кондуктор, переглянув­шись, недоуменно пожали плечами.

Исимори отвел глаза в сторону.

Еще раз посмотрел невидящим взглядом на пол. Поднял глаза и, с трудом ворочая языком, сказал:

— Это правда. Я сам видел.

Железнодорожники внимательно посмотрели на Исимори. Их лица выражали явную досаду.

”Их можно понять”, — подумал Исимори.

Действительно, никаких доказательств того, что совсем недавно из умывальника вытащили труп че­ловека в очках. Единственное свидетельство — ту­пая боль в левом плече от удара пистолетом. Ко­нечно, он может снять рубашку и показать плечо, но что толку, кто поверит...

Главный кондуктор и проводник явно считают, что он не в своем уме...

Исимори почувствовал себя ужасающе одиноким. Мысли его вновь вернулись к Кёко.

...Поезд подходил к станции Симоносэки, когда Исимори перешел в вагон номер тринадцать. Он переступил порог и вдалеке заметил Кёко, направ­лявшуюся в соседний вагон. Она была в светло-се­ром, как и платье, жакете.

Пальто вишневого цвета, в котором он видел ее на станции Хаката, Кёко сняла, но он все равно уз­нал ее.

Ноги сами понесли его вперед... Она оглянулась, словно почувствовав его взгляд. Кёко в упор посмотрела на него. Что-то странное сквозило в ее взгляде. Исимори наткнулся на это ’’нечто”, словно на глухую стену, и остановился.

Глаза Кёко не выражали никаких чувств. Они смотрели на него холодно и бесстрастно, как на чу­жого. Взгляд этот поверг Исимори в растерян­ность. Он даже подумал — не ошибся ли? Что-то удерживало его от того, чтобы подойти и заговорить с ней.

Пока Исимори стоял точно оцепенев, Кёко по­вернулась и медленно скрылась за дверью.

Острая боль кольнула в сердце. Желание догнать Кёко пропало. В этот момент перед ним и возникла фигура проводника. Взяв себя в руки, Исимори поведал ему о своих злоключениях, которые на­чались еще на станции Хаката и продолжились в поезде.

Разговор шел в купе проводников. Цугава, слу­шавший его рассказ вместе с главным кондуктором Ямаками, пригласил Исимори сходить с ним на место происшествия. Когда они вышли из купе, поезд уже давно проследовал станцию Симоносэки.

— Следов крови-то нет, — обернулся к Исимори Цугава.

При звуке его голоса Исимори опомнился. Он кивнул. Ничего не поделаешь — нет, так нет.

— Будьте здоровы! — поклонился главный кон­дуктор, часто моргая морщинистыми веками. — Со­ветую вернуться на свое место.

Железнодорожники собирались уходить, считая свою миссию законченной.

’’Может, забрать сумку?” — какое-то время Иси­мори колебался. Потом решительно направился к первому вагону. Открыв дверь, почувствовал, как в него снова впились враждебные взгляды.

Парней в вагоне стало заметно больше. Прибави­лось еще человек пять, теперь пассажиров было око­ло двадцати. Они сели в Симоносэки.

’’Похоже, садятся небольшими группами, — подумал Исимори. — Стараются не привлекать внима­ния, прикидываются простыми пассажирами”.

— Все в порядке... — послышалось за спиной. Это был Цугава. Положив руку на плечо Исимори, он мягко, словно увещевая, посоветовал: *

— У вас ведь тринадцатое нижнее. Ложитесь от­дыхать.

Исимори хотел войти в вагон, но не смог за­ставить себя сделать это. Перед ним точно выросла совершенно прозрачная, но неприступная стена. Стена, которую, кроме него, никто не видел...

Страх приковал Исимори к месту. Цугава покоIсился на него, застывшего в дверях как каменное изваяние, и, недоуменно покачав головой, ушел.

Полка была совсем рядом. Какие-то пять метров.

Но это показалось ему бесконечно далеко.

И все же он решил преодолеть это бесконечное пространство. ”Я им не кукла и не позволю, чтобы со мною так обращались”, — сказал он себе и зашагал к тринадцатому месту.

Исимори слышал биение собственного сердца.

11

Он снова подошел к полке.

Снял с сетки сумку. Никто не шелохнулся. Не издал ни звука. С сумкой на плече Исимори вышел в коридор.

В этот момент он мельком увидел какую-то теталлическую трубку. Она свешивалась с верхней полки в конце вагона, нацеленная на Исимори.

Винтовка М-1! Вот только не понятно - с оптическим прицелом или нет. Не было видно и самого снайпера. Дуло винтовки колебалось, повторяло движения Исимори. Выстрелят или просто пугают? Временит для раздумий не оставалось.

От страха по спине поползли мурашки. Опро­метью бросился из вагона. Однако выстрела не последовало.

Животный страх гнал его прочь от жуткого места. Он шел быстрыми шагами, почти бежал, не отда­вая себе отчета, сколько уже прошел. Опомнился, лишь когда долетел до переднего вагона.

У дверей он помедлил. В четырнадцатом ва­гоне — Кёко Эми. Какая-то необъяснимая робость не пускала его туда.

Исимори остановился в тамбуре. Прислонившись к стене, глубоко вздохнул.

Выглянул в окно входной двери. За стеклом чернела густая тьма. На мгновение почудилось, что эта чернота затягивает его.

”Нет, сойду!” — Исимори достал расписание. Следующая остановка в Убэ. В 8 часов 56 минут — остается еще больше получаса.

”До Убэ уж как-нибудь продержусь, — решил Исимори. Мысли путались, мешались. — Оружие — вот что они везут, и потому готовы уничтожить каж­дого, кто проникнет в их тайну”.

Исимори судорожно стиснул зубами сигарету.

Когда он, собираясь закурить, достал зажигалку, на стекле промелькнула человеческая тень. Исимори испуганно ощупал ее взглядом.

Темное окно отражало, как зеркало, того, кто стоял за спиной. Силуэт был явно женский. В окне все отчетливее проступал светло-серый жакет.

— Кёко! — Исимори поднес зажигалку к сигаре­те. Отражение пламени, наложившись на серое пят­но жакета, задрожало.

— Можно прикурить? — спросил мелодичный го­лос. Знакомый голос... Исимори погасил зажигалку, обернулся, снова зажег ее и поверх вспыхнувшего язычка посмотрел в лицо женщине. Дрожащий ого­нек озарил полузабытые черты Кёко Эми.

— Давно не виделись.

— Лет пять.

— Пожалуй... — Кёко смущенно потупилась, продолжая мять пальцами сигарету.

Исимори молча протянул зажигалку.

— Спасибо.

Кёко закурила. Сигарета дрожала в ее руке.

’’Раньше Кеко не курила”, — подумал Исимори. Пряча зажигалку в карман, он взвесил тяжесть пяти минувших лет. Как прожила эти годы Кёко?

Повисло неловкое молчание. Исимори лихорадоч­но искал, что сказать, но нужных слов не находи­лось. Через силу разжав губы, спросил:

— Путешествуешь?

— Что? — Кёко удивленно подняла глаза.

— Домой едешь, в Нагою?

— Нет,— пожала плечами Кёко.

Исимори перевел дух:

— На станции Хаката ты видела меня. А потом заметила со мной тех двоих, испугалась и куда-то сбежала. Кто эти люди?

— Не знаю.

— Подчиненные твоего отца?

-Нет.

— Они служат в ’’силах самообороны”?

Кёко не ответила. Только отвела глаза.

— В первом вагоне человек двадцать, подо­зреваю, солдаты. Они застрелили человека.

— Не может быть!

— Это правда. Я видел труп. Прячут его в вагоне. Они хотят заставить меня замолчать.

— Они не посмеют!

Кёко закрыла глаза, словно от внезапной боли, судорожно вздохнула и сказала:

— Это невозможно.

— Зачем они сели на поезд? Ты должна знать!

— Я не знаю, — быстро ответила Кёко. Однако Исимори уловил мелькнувший на лице страх.

Исимори безмолвно смотрел на нее. Он чувство­вал, как в нем вновь поднимается волна нежности к этой женщине, которую так когда-то любил. Он молчал, прислушиваясь к нараставшему отго­лоску, казалось, давно забытой любви.

— Ты должен сойти на следующей станции!— Голос Кёко прозвучал неожиданно громко.

— Почему?

— Не надо, не спрашивай!

— Я не понимаю.

— Лучше тебе не знать об этом.

— Почему?

— Если узнаешь... — Кеко запнулась и умоляюще посмотрела на него, - если узнаешь, горько рас­каешься!

— Я хочу знать!

— Не надо вопросов. Сойди на следующей стан­ции. Следующая — Убэ...

— А что ты будешь делать?

— Что я буду делать?.. — Кёко сжала губы и от­вернулась.

Вагон сильно качнуло, и Кёко, пошатнувшись, схватилась за его плечо. Исимори словно током ударило. Он потянулся к Кёко.

Ее худенькие плечи дрожали.

— Что стряслось? Скажи мне.

— Лучше тебе не знать, — повторила Кёко, высво­бождаясь из его объятий.

— Я не боюсь!

— А я боюсь! — Кёко прижалась лбом к темному стеклу... — Если ты узнаешь, они убьют тебя.

— Они убьют меня, даже если я не узнаю₀

Кёко еще помолчала, а потом, словно прорвав­шись, быстро, неразборчиво полились слова, переме­жаемые прерывистыми всхлипываниями.

Пронзительный гудок поезда заглушил ее голос. Исимори, почти крича, переспросил:

— Что ты сказала?! Повтори еще раз!

— Не может быть! — с отчаянием выговорил Иси­мори.

Уставившись в одну точку, он все повторял и повторял про себя то, что услышал от Кёко. В гла­зах потемнело, рот связало мучительной сухостью. Исимори облизывал губы.

’’Вот оно что!..”- Исимори не отрываясь смотрел на Кёко. Глаза ее сверкали.

Оба умолкли. Да и какие тут могли быть слова...

Исимори казалось, что он задыхается. Он швыр­нул на пол окурок и в бешенстве раздавил его каблуком. Взглянул в окно. Поезд мчался через какой-то город. Мимо тек ослепительный поток огней, но Исимори застилало глаза. Кругом была лишь беспредельная зловещая тьма, поезд несся словно по дну глубокого моря.

Вперившись в эту чернильную тьму, словно пытаясь отыскать в ней что-то, Исимори снова перебрал в памяти последние слова Кёко: ’’Это мятеж! Мятеж экстремистов в ’’силах самооборо­ны”. Они рвутся в Токио!”

’’Мятеж экстремистов в ’’силах самообороны”! Неужели военный переворот?! Мятежники — сколь­ко их? Только ли те, кто едет в первом вагоне? Или экстремисты из разных концов страны концен­трируются сейчас в Токио? Если все это примет массовый характер, в стране неизбежно возникнет хаос.

Исимори представил себе, как мятежники окру­жают здание парламента, захватывают ”Эн-Эйч- Кэй”¹. На улицах — танки, на всех перекрестках — вооруженные до зубов солдаты.

’’Может, какое-то недоразумение? — предположил Исимори. — Это же просто немыслимо.

Но если Кёко права, то все невероятные события, происшедшие с ним, сразу становятся логичными.

Направляясь в секретном порядке в Токио, они ску­пают все билеты в первый вагон. Однако продажа билетов-”двойников”путает все карты. В первый вагон нельзя допустить посторонних! Тогда мятежники бросаются на поиски обладателей этих трех билетов, чтобы заполучить их еще до посадки на поезд. А убитый был, вероятно, сотрудником служ­бы безопасности или полицейским агентом. Оче­видно, выследил их. Что же делать? Теперь они постараются избавить­ся от него и Кёко. Выход один — сойти на станции Убэ”.

Исимори придвинулся к Кёко:

— Следовательно, они задумали переворот?

— Да, — широко раскрыв глаза, подтвердила Кёко.

— А как об этом узнала ты? — спросил Исимори, обнимая ее за плечо.

И тут же услыхал приближающиеся шаги — множество ног. Ему остро захотелось сделаться маленьким, незаметным. Не отрывая глаз от прохода, откуда слышался топот, покосился на часы.

8 часов 31 минута.

До Убэ оставалось еще более двадцати минут.

Деваться было некуда — его била дрожь. Нервы не выдерживали напряжения.

Шаги становились все громче и громче.

Обняв Кёко, Исимори смотрел на дверь. За ней уже маячили фигуры троих мужчин.

Исимори приготовился. Его трясло от ярости и отчаяния.