Август без императора

1

’’Встань за мной!” — показал глазами Исимори. Кёко быстро спряталась за его спину. Двери тринад­цатого вагона открылись, Исимори шагнул назад и приготовился защищаться.

Трое — один за другим — вышли на площадку.

Высокий — судя по манере держаться, он был у них главным — встал напротив Исимори. Очки в массивной оправе. Загорелая кожа, брови вразлет, крепкий, широкоплечий. Лет сорок с лишним.

— Фудзисаки-сан! — удивленно вскрикнула за спиной Исимори Кёко.

— А, это вы! — Голос человека, которого Кёко назвала Фудзисаки, прозвучал неожиданно ласково. Глаза за стеклами очков словно потеплели.

— Куда изволите ехать?

Кёко смотрела в окно. Фудзисаки не отставал:

— В Нагою, очевидно?

Кёко ждала, затаив дыхание.

Тяжелое молчание воцарилось на тесной площад­ке. Исимори взглянул на двоих, что стояли за спи­ной Фудзисаки. О, да один из них старый его знако­мец — подпоручик Мацумия! Тот, что вытаскивал труп из умывальника.

Второй — невысокий, лет двадцати. Лицо необычно бледное, тонкое, как у женщины. Что-то змеиное было в его чертах. Все трое в упор разглядывали Исимори и Кёко.

’’Что дальше? — ловил их движения Исимори. — У каждого, верно, в кармане пистолет”.

Он плохо соображал. В голове непрерывно зве­нел, словно записанный на магнитофонную пленку, голос Кеко: ’’Мятеж экстремистов в ’’силах само­обороны”.

Двадцать мятежников собираются совершить путч. Неужели они всерьез рассчитывают такими си­лами свергнуть правительство?

Вряд ли! Долгие годы после войны консервато­ры — за исключением короткого периода — прочно держали власть в своих руках. Их правительство подобно непотопляемому броненосцу. Не раз оно выходило из критических ситуаций, избежав, каза­лось, неминуемого крушения. Разве может сущест­вующий строй рухнуть от усилий крошечной горст­ки людей?

Но может быть, заговор охватил всю страну и те, что едут в экспрессе ’’Сакура”, — лишь малая часть мятежников?

”Да, конечно — так оно и есть. Теперь все стано­вится ясно”, — подумал Исимори. Обруч, стягиваю­щий ему голову, распался, мысли стали четкими.

Исимори живо представил себе ночной экспресс, мчащийся сквозь ночь к столице. Битком набитый оружием поезд, которое солдаты тайком пронесли в вагоны.

Карабины и автоматы — это, пожалуй, еще не все, наверняка есть и пулеметы: легкие — калибра 7,62 и тяжелые — 12,7-миллиметровые, а может даже, и базуки.

Уж конечно, оружие везут не только на"Сакуре". В эту самую минуту мчатся в Токио и другие составы с мятежниками, мчатся полным ходом сквозь ночную мглу, окутавшую Японские острова.

Светящиеся линии возникли в мозгу Исимори.

Их лучи сплелись в единый пучок, в центре которо­го был Токио.

За окнами вагона Исимори почудился приглу­шенный гул. Сотни, нет, тысячи солдат завтра к полудню будут в столице.

Воображение рисовало все новые и новые карти­ны: Танки, окружившие парламент, орудия, готовые ударить по зданию прямой наводкой, барражирую­щие в небе истребители, вертолеты, солдаты в масхалатах...

На экране памяти замелькали сцены военного переворота, свидетелем которого ему довелось быть в одной латиноамериканской стране.

Он приехал в командировку, когда работал пред­ставителем торговой фирмы в Чили. И застрял там на три месяца. Однажды октябрьским утром он проснулся от сильного гула моторов. Из окна своего номера на шестнадцатом этаже гостиницы Исимори увидел, как несколько истребителей один за другим спикировали на город и каждый раз из самолетов вылетал красный факел, от которого тянулась яркая полоса к земле.

Военные самолеты были типа ’’Хоккер-Хантер”, а ярко-красные полосы — следы ракет. Башню парламента окутал дым. Из черных клубов в небо взмыла стая голубей.

Внизу по улице прогромыхали танки. За ними проследовали бронетранспортеры и самоходки.

Улицы обезлюдели. Ни одного легкового авто­мобиля. Вскоре за танками и бронетранспортерами появилось несколько военных грузовиков. Они были набиты солдатами.

Все двигались в центр — к парламенту, президентскому дворцу и правительственным учреждениям.

Многие здания уже полыхали.

’’Военный переворот!” — понял Исимори и вклю­чил радиоприемник. Оттуда раздался взволнован­ный, но волевой, исполненный благородства муж­ской голос: ”Я прошу свой народ не поддаваться на шантаж военных... Сейчас, в эти минуты, когда я обращаюсь к вам, над президентским дворцом висят бомбардировщики. Мы собьем их. Я уверен. Я вновь обращаюсь к вам, сограждане, с просьбой сохранять спокойствие и достоинство. И это обер­нется позором для тех, кто предает свой народ и пытается пушками поставить его на колени”.

Тут же последовал встревоженный коммента­рий диктора:

’’Перед страной выступал президент республи­ки. Говорит радиостанция ”Свобода-один”! Сей­час 8 часов 12 минут. Тревога охватила всю нашу страну. Вы, очевидно, слышите звуки бомбежки. Рвутся бомбы, свистят пули...”

Голос диктора внезапно оборвался. Послышался грохот — будто кто-то играл на ударных инстру­ментах.

Снова заговорил диктор — голос его прерывался: ”Из окна нашей студии почти ничего не видно. Центр города заволокло дымом. Горит парламент и президентский дворец. Через окно слышны воен­ные марши мятежников... О! Открываются двери студии... Это солдаты, вооруженные автоматами. Нарукавные повязки с изображением черепа... Такие знаки носили когда-то эсэсовцы, нацистская гвардия... Они направили на меня автоматы!.. Граждане, сохраняйте достоинство!.. Так велел президент...”

Тупой звук выстрела оборвал голос. Радио смолкло. Молчание длилось минуты две. Потом из приемника раздались оглушительные звуки воен­ного марша.

Исимори вздрогнул. Как будто над ухом удари­ли в литавры. Он выглянул в окно. Парламент был объят пламенем, огненные языки взвивались ввысь. Внезапно полил дождь.

От нависших над городом туч потемнели залитые водой улицы. В черном небе проносились трассирую­щие снаряды. Изрыгали пламя тяжелые пулеметы. Это было шестое октября — утро военного перево­рота.

В тот день его посадили под домашний арест в гостиничном номере.

Одна за другой приходили страшные вести. Ты­сячи людей арестованы и согнаны на огромный футбольный стадион. На центральных улицах, в реке, на железнодорожных путях — горы трупов. Введено осадное положение, вся страна стала гигант­ским концлагерем...

Спустя две недели Исимори удалось уехать. Покинув пределы страны, он узнал, что военный переворот шел под кодовым названием ’’Операсион ’’Силенсио” — операция ’’Молчание”.

Каждый раз, когда он вспоминал о событиях тех дней, тоска охватывала Хироаки Исимори. Он слов­но погружался в бездонную бездну. Успокаивало лишь то, что дело происходило далеко-далеко от Японии, в одной из стран Латинской Америки, где военные перевороты — дело обычное.

Ему казалось, будто он смотрит старый фильм.

Но память услужливо напоминала ему, как ру­шился у него на глазах под огнем орудий город. Каким непрочным оказалось величественное здание парламента, высившееся в самом центре столицы!

Исимори был уверен, что ничего подобного в Токио быть не может. Просто убежден в этом. И вот оно — эти трое стоят перед ним... Неужели такие картины ада повсюду, в каждом уголке Японии, неужели вся страна замерла в страхе под стволами орудий?!

’’Все пройдет, как кошмарный сон”—попробовал успокоить себя Исимори, но утешение было слабым.

2

— Вы возвращаетесь к генералу Эми? — снова спросил Фудзисаки. — Вы едете в Нагою?

— А вам что за дело? — отпарировала Кёко.

— Вы не сойдете в Нагое, а поедете с нами до Токио, — вмешался подпоручик Мацумия.

Третий вытащил револьвер.

— Это почему же? — поинтересовалась Кёко.

— Нам бы хотелось, чтобы вы были вместе с нами до самого Токио, — снова повторил Фудзисаки, только гораздо мягче, нежели Мацумия.

— Это насилие!

— Помилуйте...

— Я не желаю вас слушать!

— Мы советуем вам быть благоразумней...

— Ну, знаете! — Кёко гневно вздернула подбо­родок.

Снова вмешался Мацумия:

— Если вы не послушаетесь...

— Что тогда?

— Тогда? Это я предоставляю вашему воображе­нию, — сверкнул глазами Мацумия. Жестокий, не оставляющий никаких надежд взгляд.

— До полудня завтрашнего дня все должно со­храниться в строжайшей тайне. Информация не мо­жет просочиться. Мы подвергли принудительной изоляции всех, кто проник в наши секреты.

— Что с отцом? — встревоженно спросила Кёко.

— Вам нечего делать в Нагое.

— Это подло!

— Иначе нельзя, — не терпящим возражений тоном сказал Мацумия.

— Да поймите — мы желаем вам же добра, — ска­зал Фудзисаки. При всей мягкости тона слова его прозвучали как приказ.

На лице Кёко снова мелькнула тень тревоги.

— Так вот, я прошу вас воздерживаться от опрометчивых поступков, — настойчиво повторил Фуд­зисаки.

— От каких опрометчивых поступков?

— Не надо лишнего шума... — буркнул Мацумия_с

— Между прочим, это и к вам относится, — Фудзи­саки обернулся к Исимори. — К чему из-за какой-то чепухи беспокоить проводников?

Исимори покоробило от его повелительного тона. Фудзисаки явно намекал на ту историю с трупом.

Да, это предупреждение... А все-таки куда они дели труп? Теперь уж до самого Токио они с него глаз не спустят и при первой же попытке к бегству...

’’Убьют! —подумал Исимори, скосив глаза на пи­столет, дуло которого смотрело ему прямо в лоб. —Они не выпустят нас отсюда!”

Исимори перевел взгляд с Фудзисаки на Мацумию. Они ответили ему злобным взглядом.

Снова наступило гнетущее молчание. Экспресс ’’Сакура” мчался вперед. Фудзисаки пожевал губами, затем своим слегка надтреснутым голосом сказал:

— Любой необдуманный поступок немедленно скажется на ваших близких.

— Близких? — недоуменно воззрился Исимори.

Кёко молчала.

— Тиаки Исимори... — издевательски прохрипел Мацумия. — Ведь так зовут вашу супругу?! Сказать адрес? Токио, район Сумида, Хигаси-Мукодзима...

— Это относится и к вашему отцу. Бригадный генерал в отставке Эми под домашним арестом, — жестко сказал Фудзисаки, обращаясь к Кёко.

В вагоне-ресторане было довольно свободно. Исимори и Кёко сели в углу — друг против друга.

Исимори заказал себе пива и тушеного мяса.

Кёко попросила то же самое.

Она закурила сигарету и, закрыв глаза, глубоко затянулась.

— Невероятно, — вздохнул Исимори.

Открыв глаза, Кёко изучающе посмотрела на него.

— Думаешь, это серьезно?

Кёко молча кивнула. В глазах ее застыла отре­шенность.

— 3начит, они рассчитывают на успех?

— Да.

— Когда они собираются выступить?

— Завтра в полдень.

— Восемнадцатого апреля... Почему именно в этот день?

— Завтра партии оппозиции намерены выдвинуть вотум недоверия правительству. Все депутаты будут в парламенте.

— Вот оно что! Они хотят захватить здание парла­мента... Кто руководит заговором?

— Мне трудно ответить на этот вопрос, — сухо сказала Кёко. Принесли пиво, и разговор оборвался Исимори наполнил стакан Кёко и, подняв свой, од­ним глотком опустошил его.

Сухость в горле не проходила. В поезде работал кондиционер, но ему казалось, что в вагоне душно. Он весь покрылся испариной.

Исимори отер пот со лба. Отпив пива, посмотрел по сторонам. Он просто кожей чувствовал слежку, хотя не мог с уверенностью сказать, кто именно из сидящих в вагоне-ресторане наблюдает за ними. А впрочем, определить было нетрудно — доста­точно взглянуть на ноги. Увидеть военные са­поги.

Фудзисаки и Мацумия удалились, не забыв еще раз предупредить:

— Сидите тихо до самого Токио.

А коренастый прошептал:

— Не вздумайте сойти! — словно прочел их мысли...

...Тогда, на площадке, Исимори и Кёко долго смотрели в глаза друг другу. Исимори многое хоте­лось узнать. Но грязный тамбур не располагал к задушевным беседам. Место Кёко в самом начале поезда — в четырнадцатом вагоне. Но и там не по­говоришь.

Исимори пригласил Кёко в ресторан. Кёко нео­жиданно охотно согласилась.

Уже у входа в вагон-ресторан Исимори вновь почувствовал цепкий взгляд. Теперь не отвязаться от этих глаз до самого Токио. Если только не удаст­ся выскочить по пути...

— Кто этот Фудзисаки? — спросил Исимори.

— Бывший подполковник ’’сил самообороны”, — коротко пояснила Кёко.

— Почему бывший? Сам ушел?

— Нет. Его убрали.

— За что?

— Выяснилось, что он участвовал в разработке плана мятежа.

— План мятежа? Разве были такие планы?

— Были. Ты, наверное, просто забыл... Помнишь, в июне шестьдесят первого, — прошептала Кёко, глядя на Исимори слегка покрасневшими глаза­ми. — Ты тогда еще в школу ходил.

— Июнь шестьдесят первого... — Исимори попы­тался припомнить события тех лет. Тогда у власти, кажется, был кабинет Икэды. За год до этого в мае был подписан новый ’’договор безопасности”, вы­звавший бурю народного негодования. Народ пытал­ся разорвать цепи унизительной зависимости от Америки. Мимо парламента проходили нескончае­мые колонны демонстрантов.

Тогда он только что поступил в школу высшей ступени. Каждый день по телевизору показывали события, происходившие у стен парламента. С ревом прибоя поток демонстрантов волнами подка­тывался к зданию. На усмирение были брошены многочисленные отряды полиции. У резиденции премьер-министра одна за одной останавливались машины с политическими деятелями. Демонстранты размахивали факелами. Слепящие прожекторы полицейских били им в лицо...

Напряжение достигло предела. Доведенная поли­цейскими до крайнего озлобления, толпа попыта­лась ворваться в здание парламента. Были жертвы_с В давке погибла студентка.

Икэда пришел к власти после падения кабинета Киси. Стремясь отвлечь народ от политики, новое правительство выдвинуло программу ’’удвоения доходов” населения. И вот через год после этого, как говорит Кёко, был раскрыт план военного переворота.

Перебирая в памяти события далеких дней, Иси­мори натолкнулся на поразивший его некогда факт.

— Ты имеешь в виду экстренное сообщение ЮПИ? — потрясенно воскликнул он.

Кёко печально улыбнулась.

— Значит, сообщение ЮПИ было правдой?

— Да.

— Откуда тебе известно?

— Дело расследовал отец. Он затратил на это де­сять лет жизни. А потом подал в отставку.

— Пять лет назад... Да, ведь тогда твой отец ушел из ’’сил самообороны”... — Может быть, это ключ к тайне исчезновения Кёко?

— Да, прошло уже пять лет. — Кёко закрыла глаза и поднесла к губам стакан. Щемящая печаль залегла в складках губ. Это была уже не та прозрачная яс­ная грусть, которую он видал на лице Кёко црежде.

— Значит, сообщение ЮПИ было правдой, — пов­торил Исимори, легонько постукивая пальцами по стакану.

За окном молчала тьма.

3

Экстренное сообщение ЮПИ...

Эту зловещую новость распространило по всему миру крупнейшее американское информационное агентство ЮПИ.

Телеграмма гласила: ”По сообщениям достовер­ных источников, близких к правительственным кругам Токио, пятого июня был раскрыт план вооруженного переворота, целью которого было свержение кабинета Икэды. Заговор подготовлен двенадцатью молодыми офицерами из сухопутных ’’сил самообороны”. Он был раскрыт после военно­го переворота в Южной Корее. Официально сам факт разоблачения заговора не подтвержден. Расследова­ние велось в глубокой тайне, и о нем, как говорят, не знал даже сам премьер-министр Икэда. Предста­вители ’’сил самообороны” и МИД отрицают суще­ствование заговора. Каким образом молодые офи­церы намеревались осуществить военный перево­рот, кто эти двенадцать заговорщиков — обо всем этом предпочитают умалчивать.

Большинство заговорщиков — поручики. Они считают, что прозападное правительство Икэды чересчур либерально относится к коммунистам.

Они убеждены, что политика Икэды, пытающегося удвоить доходы населения к 1970 году, обречена на провал. Молодые офицеры возмущены ’’коррупцией в политическом мире” и ’’падением нравов”. Пола­гают, что они находятся под сильным влиянием ультраправых сил. Из достоверных источников стало известно, что некоторые высшие командиры ’’войск самообороны” просили у представителей американских частей в Японии поддержки в осуществлении переворота. Офицеры считают, что военные должны взять власть в свои руки, чтобы не допус­тить ее захвата левыми”.

О телеграмме ЮПИ, облетевшей весь мир,

Исимори узнал много времени спустя, когда пере­шел в 5-е управление по экспорту черных металлов в торговой фирме ”Ицуи сё’дзи”, в ’’призрачное” отделение, ведавшее экспортом оружия.

Время от времени в секретном отделе ’’талант­ливые кадры”, собранные из разных отделов, полу- шутя-полувсерьез вели дискуссии о вероятности путча. Иногда разговор заходил о той телеграмме ЮПИ. Сразу же после опубликования этой новости японская сторона предприняла тщательное офици­альное расследование, в ходе которого, однако, не обнаружилось никаких следов заговора. Было установлено также, что токийский корреспондент ЮПИ ”не имел связей с ’’соответствующими” орга­нами, которые могли бы сообщить ему подобную информацию”. В результате делался вывод, что сообщение ЮПИ не просто ошибка, а ’’злостная дезинформация”. На этом и была поставлена точка.

Подобный исход дела не рассеял сомнений Иси­мори. ЮПИ — солидное агентство, одно из крупней­ших в мире. Трудно поверить, что его токийский корреспондент станет отправлять абсолютно беспоч­венное сообщение.

Новость была крайне серьезная — военный заго­вор. Кто посмеет распространять по всему миру фальшивку о военном перевороте?

Очевидно, было что-то такое, что навело коррес­пондента на мысль о существовании заговора... И потом, в телеграмме ЮПИ содержались совершенно конкретные сведения: количество, возраст, чин заговорщиков, тесно связанных с ультраправыми...

Двенадцать поручиков...

Мог ли корреспондент ЮПИ просто-напросто вы­думать эту цифру? Если все это было ради сенсации, можно только позавидовать такому воображению!

Большинство сотрудников отдела считали неве­роятной возможность мятежа в ’’силах самооборо­ны”. В то время сухопутные войска состояли из тринадцати дивизий и насчитывали чуть больше ста пятидесяти четырех тысяч человек. ”Да, по ударной силе и маневренности они значительно превосходят старую армию, — говорили противники теории воз­можности военного переворота. — Но боевой дух офицеров очень слаб, они стали покорными служа­щими, живущими на зарплату. У них просто не хва­тит ни силы, ни дерзости, чтобы подготовить серьез­ный заговор...”

Другие же, с тревогой предостерегавшие о воз­можности мятежа, возражали: ”А офицеры — выпу­скники Академии самообороны? С годами они ста­нут ядром командного состава”. Летом 1968 года восемьдесят два офицера, окончивших академию первым выпуском, были произведены в майоры₀ К 1981 году они дорастут уже до бригадных генера­лов. Еще когда Исимори служил в ”Ицуи сёдзи”, двадцать процентов младших офицеров составляли выпускники Академии самообороны.

После окончания академии молодые офицеры обычно проходят двадцатипятинедельную подго­товку на курсах командного состава в Курумэ, после чего их сразу производят в поручики. Далее — двадцатинедельная учеба в офицерской школе Фуд­зи и других училищах по родам войск, затем они направляются в части. Командуя ротой или взво­дом, они постигают тонкости военного искусства, тактики. Эта новоявленная офицерская элита ’’войск самообороны” стремится к единству. Они постоянно общаются между собой. В отличие от офицеров старой армии, воспитанных по старинке, в духе императорского рескрипта — слепого верно­подданства и патриотизма, молодежь свободна от комплекса поражения в войне. А офицеры довоен­ной армии не могут побороть в себе это, и для них ’’войска самообороны” — не более чем прибежище в старости. Именно поэтому они склонны к компро­миссам с правительственной бюрократией, вечно прислушиваются к общественному мнению.

Тем большие надежды возлагали старые офицеры на новое поколение выпускников Академии само­обороны. Один из коллег Исимори, сторонник вер­сии о возможности мятежа, как-то прочел ему вы­держки из статьи отставного военного, помещенной в журнале ’’Военные исследования”.

В статье, подписанной контр-адмиралом Такамото Сэмой, говорилось:

’’Недоверие к политикам и чиновникам, которые все глубже и глубже пускают корни в ’’силах само­обороны”, питает возможность ’’восстания молодых офицеров”. Более того, я беру на себя смелость утверждать, что жаждущие справедливости молодые \ командиры — выпускники Академии самообороны, преисполненные искренним стремлением создать но­вую армию, в корне отличающуюся от старой, вос­станут непременно. Я не агитирую молодых офице­ров, не подстрекаю их к мятежу — это недопустимо, но я считаю, что если только молодые люди, которым принадлежит будущее ’’сил самообороны”, проникнутся духом компромисса и примиренче­ства, свойственным высшему командованию, то это будет означать конец ’’сил самообороны”...

”А что будет, если и старые военные — махровые националисты — выступят вместе с молодыми офи­церами?..” — думал Исимори.

Есть и еще одна особенность. Большинство выпускников Академии самообороны — из бедных се­мей, они пошли учиться туда только из-за того, что не было денег на учебу в обычном университете. И потому любое социальное неравенство они воспри­нимают гораздо болезненней, чем кто-либо. Если 4. они в самом деле выступят за ’’чистоту политики”,

’’спокойствие и благополучие народа”, политиче­ская власть в стране будет парализована. Они убеждены, что, воспитанные в духе демократии, действуют на благо прогресса, что бы они ни совершили. Они могут вообразить, что поддержка народ­ных масс им обеспечена, — вот в чем таится глав­ная опасность...

Коллега Исимори привел некоторые данные, содержащиеся в исследовании, проведенном в 1955 — 1965 годах. Авторы доклада утверждали, что профессиональные политики из числа ультраправых не в состоянии сами подготовить и осуществить переворот. Они могут рассчитывать на успех толь­ко при поддержке части военных. Оставаясь в тени, ультраправые направят события в нужное им русло.

Исимори уже многое забыл, но все же основные тезисы доклада помнил:

1) Падение консервативного режима в резуль­тате провала его политики и приход к власти прог­рессивного правительства.

2) Вслед за этим — неизбежный военный перево­рот, который будет осуществлен совместными уси­лиями ультраправых и определенной части ’’сил самообороны”.

3) Свержение прогрессивного правительства.

4) Как следствие — всеобщая забастовка рабо­чих, всеобщее выступление прогрессивных сил.

При этом треть воинских частей, вероятно, под­держит прогрессивные силы, остальные выступят на Токио с севера и с юга. В стране начнутся беспоряд­ки, вспыхнет гражданская война.

Одна мысль обо всем этом приводила Исимори в содрогание, но потом, уйдя из ”Ицуи сёдзи”, он как-то перестал интересоваться политикой и эко­номикой. Перейдя из торговой фирмы с колоссаль­ным объемом ежедневной информации (шестнад­цать тысяч входящих телеграмм и двадцать две тысячи исходящих, семьдесят разговоров по между­народному телефону из Токио и вдвое больше звонков из других городов мира, десять тысяч поч­товых отправлений за границу и примерно столько же корреспонденций из-за рубежа) в крохотную отраслевую газетенку с семью сотрудниками, Иси­мори как бы отгородился глухой стеной от мира. Но и своей теперешней работе — этой постоянной погоне за беспрерывно меняющейся модой на обувь — Исимори предпочитал общество жены —

Тиаки — в их тесной комнатушке. Полузабытым сном казалось ему то время, когда вокруг змеились ленты телеграмм, стучали телексы. Информация ста­ла для него чем-то чуждым, далеким и эфемерным. И вот сейчас, когда он полностью утратил вкус кполитике, судьба свела его с мятежниками, экстре­мистами из ’’сил самообороны”. Еще тогда, пятнад­цать лет назад, их предугадал корреспондент ЮПИ...

А вот знают ли о них в Бюро расследований при кабинете министров? В отделе охраны обществен­ной безопасности Полицейского управления? В охранных отрядах ’’сил самообороны”? Исимори те­рялся в догадках. Можно было с уверенностью ут­верждать лишь то, что в этом поезде о заговорщи­ках знали только два человека. Остальные пассажи­ры пребывали в неведении.

4

Он должен разобраться в происходящем!

— Ты знаешь подробности этой истории с телеграммой ЮПИ? — спросил он Кёко Эми.

— Каждый месяц первого числа одиннадцать выпускников Академии самообороны собирались в ’’Цурукаве” на улице Кагурадзака, разрабатывали план переворота.

— В ’’Цурукаве”?

— Да. Это ресторан в японском стиле. Если под­няться по Кагурадзаке, напротив храма Бисямон будет переулок. Там и находится ’’Цурукава”.

— И что?

— Их беспокоили прошлогодние волнения из-за договора безопасности. Они боялись, что левые мо­гут прийти к власти. Они уже разрабатывали кон­кретные детали. У них был план захвата резиденции премьер-министра, Управления национальной оборо­ны, Полицейского управления. Они собирались за­хватить ”Эн-Эич-Кей”, редакции газет, телеграф и те­лефон, электрические подстанции. Заговорщики извлекли полезные уроки из событий 26 февраля^[1] и решили запереть ворота императорского дворца, блокировать штаб-квартиры прогрессивных партий, профсоюзов...

— Но для всего этого нужны мощные силы — тысячи солдат!

— Конечно. У них был и мобилизационный план.

— Какой план?! — опешил Исимори.

— Заговорщики намеревались сконцентрировать в столице четыре тысячи солдат, в основном 1-ю и 12-ю дивизии Восточного корпуса. Кроме того, они ждали, что к ним примкнут резервисты — из тех, что уже отслужили в ’’силах самообороны”, они рассчитывали на тысячу человек. План носил кодовое название ’’Булл”.

— Что такое ’’Булл”?

— ’’Булл” — по-английски ”бык”. У мятежников был отличительный знак — изображение бизона, который они во время восстания должны были прикрепить к рукаву.

— Да сами они взбесившиеся быки! — в сердцах выругался Исимори.

— Эти одиннадцать были очень недовольны ка­бинетом Икэды. Они считали, что ему не справиться с левыми. Кроме того, не могли примириться с тем, что ’’силы самообороны” в Японии вроде как незаконнорожденное дитя.

— Говоришь, их было одиннадцать?

— Был вообще-то еще один... — повернувшись к окну, проронила Кёко. Ее точеный профиль на темном фоне окна был невыразимо прекрасным. От выпитого пива на обычно бледном лице высту­пил легкий румянец. На Исимори вновь нахлынуло горькое чувство утраты.

— Кто же? — хрипло спросил он.

— Масаси Хигасиками, тогда он был полковни­ком. Воевал в звании поручика, отъявленный на­ционалист. Поклонник главарей февральского бунта офицеров — капитана Сиро Нонака и капитана Тэрудзо Андо...

— Словом, старые вояки объединились с выпуск­никами академии...

— Да еще и с ультраправыми.

— Фудзисаки тоже был в числе тех одиннадцати?

— Да.

— Значит, дело расследовал твой отец?

Кёко хмуро кивнула.

— Выходит, он ведал охранными войсками? — уточнил Исимори.

Охранные отряды — или военная полиция — в ’’силах самообороны” исполняют роль жандарме­рии старой армии. Большинство офицеров — быв­шие жандармы или полицейские. Они следят за служащими ’’сил самообороны”, обеспечивают дис­циплину в войсках, ловят дезертиров. Сведения о каждом военнослужащем подшиваются в специаль­ное досье, на основании этих материалов и вы­пускаются секретные бюллетени о настроениях в войсках. Информация военной полиции считается весьма достоверной.

— Нет, — возразила Кёко. — Тогда по приказу на­чальника Штаба сухопутных войск была создана специальная секретная группа расследования. Отец возглавил ее. Поначалу ему долго не удавалось установить имена двенадцати офицеров и место их встреч. Именно тогда поползли слухи, что все это фальшивка. Но отец не отступался. Лишь на пятый год удалось выяснить кое-что. Некий капитан Сак аки, командовавший ротой в 13-м пехотном полку, стоявшем в Мацумото, проболтался спьяну на пирушке. Сведения из охранного отдела поступи­ли к отцу. Он провел тщательное дознание и нако­нец узнал имена одиннадцати заговорщиков — выпускников академии — и имя полковника Хигасиками. Отец заполучил и сам план ’’Булл” — заго­ворщики хранили его копию в сейфе отделения банка ”Това” в Симбаси. Они пересняли план на микропленку.

— Зачем?

— Считали, что придет время, когда план приго­дится.

— Думаешь, они не отказались от задуманного?

— Они собирались поднять мятеж еще в шесть­десят первом году. Журналистам стало известно об этом плане от одного политического деятеля. Он перетрусил и рассказал кое-что токийскому коррес­понденту ЮПИ.

— Политический деятель? Кто именно?

Кёко задумчиво взглянула на Исимори.

— Кто же он? — настойчиво повторил Исимори.

Кёко не отвечала. Лицо ее омрачилось. Что-то удерживало ее от признания.

— Отец потратил десять лет, чтобы размотать клубок. А теперь все уверяют, что заговора не суще­ствует, — сказала Кёко, пытаясь увести разговор в сторону. — А ведь отец доказал, что план действи­тельно существовал, и даже написал докладную записку на имя начальника Штаба сухопутных сил. Но заговорщики постарались заткнуть ему рот.

— Значит, твое исчезновение, — Исимори весь по­дался вперед, — это дело их рук?

— Конечно. — Голос Кёко задрожал.

— Тебя похитили по дороге в Роппонги? Они по­хитили тебя, чтобы помешать отцу... Куда же они тебя увезли?...

Вспомним лицо одного политического деятеля. Он был мини­стром, когда началась война на Тихом океане, поддерживал тесные связи с нацистами. После вой­ны как опасный военный преступник угодил в тюрьму Сугамо. Но, выйдя на волю, вновь воспрянул, теперь уже в Демократической партии, и занимал впоследствии важные посты в правительстве — был министром внешней торговли и промышленности, министром иностранных дел — и по сей день, как говорят, продолжает — хотя уже из-за кулис — управ­лять страной. Ему вот-вот должно исполниться восемьдесят, но он по-прежнему крепок. Сонные глазки на широком скуластом лице — ни мыслей, ни чувств. Глядя на эту неподвижную маску, никто и представить не может, что у него на уме. Зловещая бесстрастность внушает трепет. Годзо Охата. Семь­десят восемь лет. Известен как инициатор создания Комитета по экономическому сотрудничеству меж­ду Японией и страной К. Кажется, он до сих пор за­нимает в Комитете пост верховного советника.

Ни одна крупная афера послевоенных лет не обошлась без него, но он всегда умел выйти сухим из воды и сумел стать тайным лидером Демократической партии.

В стране К. в результате путча, происшедшего в мае 1961 года, была установлена военная диктатура. У Годзо Охаты — тесная дружба с режимом в К. В благодарность за помощь в развитии экономических связей Охату неоднократно награждали выс­шими орденами К.

’’План ’’Булл” родился сразу после военного пе­реворота, — подумал Исимори. — Вполне возможно, Годзо Охата имел отношение к событиям в К., более того, готовил такой же путч в Японии!”

Исимори содрогнулся.

Ну конечно! Ведь приди в Японии к власти прог­рессивное правительство, оно немедленно пересмот­рело бы вопрос об экономической помощи стране

К. и, вероятней всего, прекратило ее. А значит, военному режиму в К. — конец.

Теперь Годзо Охата снова зашел в тупик — и во внешней, и во внутренней политике — и вновь обра­тился за помощью к молодым офицерам. Страшный план будет приведен в исполнение.

Исимори нервно раздавил сигарету в пепель­нице. Ему представилось лицо Охаты с дряблой, густо покрытой старческими пятнами кожей.

Исимори почудился лязг гусениц и топот бесчисленных сапог. За внушительной фигурой ста­рого политика тянулись шеренги солдат, колонны танков. Жар бросился в голову.

— Годзо Охата? — спросил он в упор.

— Как холодно...—передернула плечами Кёко и отвела глаза. Исимори очень хотелось спросить, что могло связывать Кеко с заговорщиками, но он сдержал себя. Это было бы слишком жестоко.

Исимори взглянул на часы.

8.53. Через три минуты Убэ.

’’Что будем делать?” — с немым вопросом по­смотрел на Кёко. Еше до встречи с Фудзисаки он ре­шил сойти в Убэ, и Кёко — тоже...

— Сойдем? — спросил Исимори уже вслух.

Теперь Кёко вопросительно смотрела на него.

Было видно, что она колеблется. Исимори терпели­во ждал. Он вдруг подумал, что его жена, Тиаки, заложница. В том же положении и отец Кёко — Тамэитиро Эми.

Заговорщики подготовились тщательно. Даже выяснили, что Исимори стал обладателем билета- ” двойника”, и тут же навели справки в Токио.

Они не допустят, чтобы о них узнали раньше срока.

— Подлые твари! - стиснул зубы Исимори. Злоба душила его.

Он должен помешать им! Нужно улизнуть с поез­да. Пока ночь, незаметно пробраться в город Убэ и звонить, звонить по телефону всюду — в УНО, в по­лицию, в редакции газет! Только бы люди, привык­шие к мирной жизни, не приняли все это за бред су­масшедшего...

Нет, кто-нибудь забьет тревогу!

Что заговорщики сделают тогда с Тиаки? Конеч­но, они будут мстить. Но ведь Тиаки знать ничего не знает. Да она и не смыслит ничего в политике и эко­номике. Бандиты вряд ли осмелятся на что-то серьезное.

’’Решено: сойду!” Он встал. Вслед за ним подня­лась со своего места и Кёко Эми. Может быть, она думала о том же...

Они вместе прошли к выходу, делая вид, что направляются в следующий вагон. Пока Исимори расплачивался у кассы, Кёко внимательно рассмат­ривала посетителей.

Они вышли в тамбур седьмого вагона.

Поезд сбавил ход, затем резко остановился. Двери открылись.

Исимори взял Кёко за руку, чтобы вместе спрыг­нуть со ступенек. Но тут двое рослых парней, по­дойдя к дверям с платформы, преградили им путь. Когда поезд остановился, они выскочили через другую дверь.

Длинная платформа была пустынна, лишь редкие прохожие мелькали вдалеке. Краем глаза Исимори заметил в самом ее конце какой-то сгусток черных теней. Одна за другой темные фигуры исчезали в дверях поезда. Человек семь-восемь, у каждого в руках по большому чемодану, за спиной — рюк­заки.

”В первом вагоне прибавилось пассажиров”, — подумалось Исимори. Словно пригвожденный к месту, стоял он у выхода из вагона. Липкий холо­док пополз по спине. Исимори хотел выйти — и не смог.

Стоит пошевелиться, как тут же получишь пулю в лоб!

Прозвенел звонок. Поезд отправлялся.

’’Они выставят охрану и на следующих станци­ях — Огори, Токуяма, Хиросима, Осака. А экспресс ’’Сакура” будет неотвратимо приближаться к То­кио, словно огромная бомба замедленного дейст­вия на колесах. Теперь уже ничто не остановит его бег...”

Перед самым носом захлопнулись двери. На платформе не было никого. Вглядываясь в черниль­ную синеву за окном вагона, Исимори почувство­вал легкое головокружение, словно летел в санях, стремительно несущихся вниз по крутому снежному склону. Впереди бездонная пропасть...

— Вот мы и в западне... — поникла головой Кёко и прижалась к нему.

На площадке было пусто и тихо.

^[1] Офицерский путч в 1936 году.

5

Коитиро Арига сидел в баре подземного этажа отеля с заведующим политическим отделом газеты ’’Майнити симпо” Синго Масагаки.

Арига пил сухой мартини. Масагаки, пришедший немного позже, заказал то же самое. Это уже стало доброй традицией — пить сухой мартини, обмени­ваясь новостями. Встречи обычно проходили в ’’Марсе”.

— Твоя загадка разгадана, — ухмыльнулся Арига, доставая сигарету. — Где же очаг землетрясения?

— Подумай, — хмыкнул Масагаки, протягивая зажигалку. Приблизив лицо к огоньку, Арига спро­сил:

— В Титосэ?

— Правильно.

— Слабые толчки или довольно сильное землетря­сение?

— Больше восьми баллов!

Арига чуть не подскочил на стуле.

— Причем со множеством очагов.

— Выходит, не только в Титосэ?

— Вот именно.

— Волна землетрясения движется на Токио?

— По-видимому, да. Один очаг находится прямо под столицей.

— Под Токио уже гремит?

— Пожалуй.

— Токио грозит гибель?

— Кто это может сказать... - Масагаки в раздумье наклонил голову. Бросил взгляд на часы: —Как договорились — до половины десятого!

— Помню. — Арига кивнул и посмотрел на левую руку. Стрелки часов показывали 9.25.

...Выйдя из ’’Марса”, Арига позвонил из теле- фона-автомата в политический отдел ’’Майнити сим­по” и предложил Масагаки встретиться. Масагаки отказывался, но Арига не отставал.

Как бы между прочим он сообщил приятелю, что хозяйка ’’Марса”, Сайко Накатами, вылетела сегодня в Аомори.

— Любовник Сайко служил в штабе 7-й дивизии Северного корпуса, — сказал Арига. — Ты знаешь его: это полковник Ногами. Вчера ночью он попал на грузовике в аварию. Зачем это старшему офице­ру ехать на грузовике? А? Я думаю, все дело в гру­зе. Теперь понятно, что вез грузовик. — Арига не унимался. Но Масагаки притворился, что не по­нимает, причем здесь хозяйка ’’Марса”. И тогда Арига, потеряв всякое терпение, выпалил в теле­фонную трубку то, что ему удалось разведать: — В грузовике было оружие! И боеприпасы. Из сгорев­шего грузовика, на котором ехал Ногами, извлекли карабины и автоматы. Полиция просто ужасну­лась — откуда столько?! Начали выяснять и сооб­щили об этом в центр. Тут-то все и раскрылось. Так обстояло дело?

Масагаки сдался. Неохотно согласился встретить­ся с Аригой — только на пять минут. Сам определил место встречи — в подземном баре отеля, непода­леку от редакции, у Площади императорского дворца. Может быть, он опасался, что Арига не смо­жет держать язык за зубами, и решился предосте­речь его?

Арига примчался к бару на такси. Немного спу­стя появился и Масагаки.

”3а пять минут я должен узнать самое глав­ное”, — сказал себе Арига, стараясь не выдать вол­нения.

— Штаб по борьбе с землетрясением уже создан?

— Кажется, — неопределенно пожал плечами Масагаки.

— Какие-нибудь меры по предотвращению бедст­вия приняты?

— Не знаю.

— А мне нужно это знать!

— Говорят тебе — не знаю! — грубо отрезал Масагаки. Его тон поразил Аригу. Он внимательно посмотрел на приятеля. Целый день Масагаки носил­ся по городу, встречаясь с министром Тацуносином Куросаки и другими высокопоставленными особа­ми. Его обычно бесстрастное, холодное лицо каза­лось измученным.

’’Дело, видно, не шутка, — подумал Арига. — Да­же по Масагаки это видно”.

— Ты говорил об очагах, — сказал Арига, допивая мартини. — Где же они?

Масагаки внимательно, будто впервые видел, изучал содержимое стакана — джин и немного вер­мута. Его руки дрожали, и жидкость слегка коле­балась. После минутной паузы Масагаки снова заго­ворил, уже спокойно.

— Титосэ... Хиросаки... Дзёэцу... Канадзава... Ёна- го... Китакюсю... Курумэ.

— Итого — семь.

— Да.

— Масштабы?

— Пока неясны.

— Даже в штабе не знают?!

— Только что мы пытались что-нибудь разведать, но...

— Когда же волны землетрясения должны до­стичь Токио?

— По моим предположениям — завтра днем.

— Волны уже движутся?

— Судя по всему, да.

— Где были первые толчки — в Аомори, на шоссе номер четыре?

— Пожалуй.

— Откуда взял свой груз полковник Ногами?

— По-видимому, в арсенале. Явно у них там были сообщники.

— Какие части составляют ядро?

— Этого пока не удалось выяснить.

— Наверное, армия...

— У них всегда были раздоры с моряками.

— А военно-воздушные силы? Они-то на чьей стороне?

— Откуда мне знать?..

— Если в это вмешаются ВВС, а особенно де­сантный отряд в Нарасино, заварится большая каша.

— Да уж...

— А как ведут себя американцы?

— Пока ничего не удалось выяснить. Если амери­канские войска... — начал Масагаки и замолк. Но Арига догадался, что он хотел сказать: от того, как поведут себя находящиеся в Японии американские части, будет зависеть исход событий — точно так же, как во время военного переворота в стране К.

Насколько помнил Арига, когда начался военный переворот в К., смешанный отряд из частей 1-й бригады морской пехоты и 1-го особого авиадесант­ного корпуса сразу ворвался в столицу — город С.

Возле моста на шоссе, ведущем в С., по ним откры­ли огонь отряды военной полиции, но, подавив их, мятежники быстро заняли правительственные учреждения, полицейские участки. Все свершилось за какой-то час. Словом, военный переворот не встре­тил почти никакого сопротивления. Такую беспо­мощность верных правительству войск многие были склонны объяснять тем, что американские военные власти в К. заранее знали о выступлении мятежни­ков и одобряли его!

Командование американских войск в К. отдавало себе отчет в том, что правительство страны держится на волоске, и опасалось, что народные массы выступят за прогрессивный режим. Поэтому оно молчаливо одобрило план переворота и даже под­держало его.

— Ответь мне откровенно — кто стоит за всем этим? — выпалил Арига, не отрывая глаз от усталого лица Масагаки.

— Если верить слухам, это человек, который очень хотел бы положить конец расследованию аферы с К. ... Правда, пока у меня нет доказательств. Знаю одно: в последнее время этот деятель непре­рывно курсирует между Токио и К.

— Годзо Охата! — пробормотал Арига, невольно стискивая пальцы. Что-то хрустнуло и впилось в ла­донь. Арига взглянул на руку и увидел струйку алой крови. Бокал...

Арига разжал кулак. В окровавленной ладони сверкали осколки стекла, похожие на алые зер­нышки какого-то драгоценного камня.

Арига поспешно вытащил из кармана носовой платок и обмотал им руку. Он и сам не мог понять, почему так разволновался.

Масагаки смотрел на Аригу изучающим взгля­дом. Он редко выходил из себя. Даже сейчас, в та­кой момент. Правда, лицо его было мрачно, но при­чиной тому, вероятно, была лишь усталость, раздра­жение от того, что сегодня ему целый день пришлось колесить по городу.

’’Масагаки решил остаться сторонним наблюда­телем”, — подумал Арига. Пока мятеж охватил толь­ко часть ’’сил самообороны”. Очевидно, Масагаки будет ждать исхода. Но даже если дело дойдет до свержения правительства, Масагаки останется невоз­мутим. Арига вдруг почувствовал легкую неприязнь к своему преуспевающему коллеге.

— Каковы же твои прогнозы? — спросил он.

— До Токио землетрясение может и не дойти. А может и дойти.

— Шансы равны?

— Ясно одно — если заденет Токио, тряхнет весь Японский архипелаг.

— Это будет завтра в газете? В утреннем вы­пуске?

— Это все не для печати. Все! — резко сказал Масагаки.

— А если их постигнет неудача?

— Тем более.

— Неужели не напишешь? Ни строчки?

— Это не в моей власти. Кабинет Сабаяси постара­ется замять это дело. Таков удел крупных газет. — Масагаки исподлобья взглянул на собеседника и непонятно улыбнулся. В этой улыбке Арига почув­ствовал важное. Ему наконец стало ясно, зачем пришел сюда Масагаки...

Итак, Масагаки решил сказать ему правду о про­исходящих событиях. Зачем? Очевидно, затем, что­бы он, Арига, опубликовал это в своей ’’обувной” газетке. Если лопнет одна паршивая газетенка, не будет большой беды — так, видно, считает глава политического отдела влиятельной ’’Майнити сим- по”... Он готов выложить все, что знает, пусть толь­ко Арига напишет...

’’Попробовать, что ли?” — пробормотал Арига, разглядывая израненную ладонь. Платок пропитался кровью. Нетерпение охватило Аригу. Еще со студен­ческой скамьи он мечтал о таком крупном поли­тическом событии, ради которого можно поставить на карту все.

— Ладно! — тихо ответил он.

”Ну что, берешься?” - спросил взгляд Масагаки. Арига медленно кивнул. Их глаза встретились. Оба поняли друг друга.

— Пора! — поднялся Масагаки. Крепко хлопнув Аригу по спине, предложил: — Поезжай в Нам- пэйдай^[1].

— Нампэйдай?.. В особняк Годзо Охаты?

— Но будь осторожен! В городе негласно введе­но чрезвычайное положение.

— Неужели? — поразился Арига.

— Если наделаешь глупостей, тебя сцапают тут же, — предостерег Масагаки и поспешно удалился.

Оставшись один, Арига снова сел и рассеянно уставился на золотистую жидкость, оставшуюся на дне стакана Масагаки.

Только теперь он ощутил острую боль в ладош.

’’Сегодня ночью все станет ясно”, — пробормотал Арига. Поднес к глазам стакан, оглядел сквозь него бар. Через стекло все виделось искаженным, как в кривом зеркале.

Публика в баре была в основном заграничная. Даже японцы и те казались здесь иностранцами. Бокалы, наполненные дорогим вином. Модная му­зыка... Вокруг был чужой для него мир, мир безу­держной роскоши. Через стекло все казалось ему зыбким и неверным.

’’Может, и парни, задумавшие мятеж, смотрели на мир сквозь кривое стекло? И видели его искажен­ным?” - неожиданно подумал Арига. Он вспомнил свою жизнь после окончания университета, когда, словно навозный жук, ползал по самому дну. Это было точно топкое болото, куда совсем не дохо­дили солнечные лучи. А рядом с трясиной возвы­шался светлый, залитый солнцем пригорок. До не­го, казалось, рукой подать, но преодолеть это рас­стояние было невозможно. Он так и не сумел выбраться из грязи и поселиться на холме.

’’Пожалуй, моя жизнь и сейчас не лучше,— подумал Арига. — Когда в конце каждого месяца приходит­ся рыскать по всему городу, чтобы раздобыть денег для уплаты жалованья шестерым сотрудникам га­зеты, испытываешь жгучее желание бросить бомбу на обитателей пригорка. Наверняка среди солдат и офицеров, примкнувших к заговору, немало таких же, влачащих жалкое существование...”

— Что-то перепил я... — Арига засуетился, поднял­ся со своего места.

Шагая по пушистому ковру, в котором утопала по щиколотку нога, он повторял: ”Я доведу это дело до конца! Расследую все до малейшей детали и заполню весь номер своей газеты статьями о за­говоре. Это будет моя месть за пережитое”.

”А справлюсь ли я в одиночку? — засомневался он вдруг, но тут же успокоился. — Да чего я испу­гался?” И тут ему в голову пришла счастливая мысль: Хироаки Исимори!

Будь Исимори сейчас в Токио, у него оказался бы хороший помощник.

’’Ничего, скоро Исимори будет здесь. Сейчас он уже в пути”— подумал Арига, усаживаясь в такси.

— Куда поедем? — сухо осведомился шофер, трогаясь с места.

— В Сибуя, Нампэйдай, — ответил Арига. Посмот­рел в лобовое стекло. Дождь то усиливался, то за­тихал. Через окно, по которому мерно скользил ’’дворник”, была видна улица, на которой ничего особенного не происходило. Сверкала омытая дождем неоновая реклама, нескончаемым потоком неслись автомобили. Из радиоприемника лилась сладкая мелодия модной песенки.

”На город надвигается разрушительная волна политического землетрясения, а большинство жите­лей столицы даже не подозревает об этом, — поду­мал Арига. — Завтра подземные толчки разметают все, словно карточный домик. Неужели я желаю ус­пеха заговорщикам? Шутки в сторону. Избави бог от власти военных”. Но все же он не мог отрицать, что где-то в глубине души испытывает удовлетво­рение от мысли о возможности краха существую­щей системы. В университетские годы, мечтая о прекрасном будущем, он участвовал в студенче­ском движении. Давным-давно позабыты уже те мечты, но до сих пор живет в нем неистребимое желание разрушить этот строй. Мятеж в ’’войсках самообороны” был в чем-то сродни его страсти.

Такси вырулило на улицу Тамагава, затем через Роппонги проехало в Ниси-Адзабу. ’’Скоро Си­буя”, — подумал Арига. В этот момент с оглуши­тельным ревом сирены такси обогнал патрульный автомобиль. И не один — вслед за ним на огромной скорости пронесся второй, третий, четвертый. Потом еще... и еще...

За патрульными машинами проследовали шесть черных бронетранспортеров. Обычно они развозят полицейские отряды. Впереди и позади колонны неслись полицейские автобусы.

Через залитые ливнем ночные улицы города промчалась в сторону Сибуя невесть откуда взяв­шаяся колонна. Промчалась, отбросив к обочине встречные машины.

Красные огни стоп-сигналов полицейских автомо­билей заполнили дорогу и быстро исчезли, словно растворившись в дожде. Вся округа заполнилась ревом сирен.

— Случилось что-нибудь? — обернувшись, испу­ганно спросил шофер такси.

— Не знаю, — отрывисто бросил Арига и нахму­рился.

Патрульные автомобили направлялись явно в Нампэйдай, к особняку Годзо Охаты.

Может быть, заговор провалился? Может, в руки полиции попали доказательства, что во главе его стоит Годзо Охата?

Поторопись! — приказал он шоферу и высунул­ся в окно. Где-то вдалеке почудилась пулеметная очередь. А может быть, это просто выстрелила вы­хлопная труба.

^[1] Район фешенебельных особняков в Токио.

6

В 9.56 экспресс ’’Сакура” прибыл на станцию То- куяма. Точно по расписанию.

Ровно через минуту он отправился дальше.

7

Вскоре после Токуямы в тамбур тринадцатого вагона вошли пятеро. Вернее, не вошли, а вор­вались.

Увидев Исимори, стоявшего прислонившись к стене, они окружили его,

— Пошли! — злобно рявкул один из них, здоро­венный парень, и схватил Исимори за руку.

— Оставьте меня в покое! — Исимори отбросил руку. Позади была входная дверь. Дальше отсту­пать некуда.

”Из моего вагона”, — решил он. Налитые кровью глаза, перекошенные лица... Прислонившись к две­ри, он следил за ними.

— Нет, ты пойдешь за нами... И не вздумай подни­мать шум! — прошипел невысокий парень. До стран­ности мягкий голос... Это он сопровождал подпол­ковника Фудзисаки и подпоручика Мацумию. Судя по возрасту, унтер-офицер.

— Следуйте за нами, — повторил он.

— Куда?

— В первый вагон.

— Зачем?

— Хотим, чтобы вы действовали вместе с нами.

— И не подумаю! — разозлившись, ответил Исимори.

— Мы тратим время, — безразличным голосом сказал коротышка.

— А куда девалась женщина?

— Не ваше дело!

— Да вы твердый орешек! — Коротышка беззвуч­но засмеялся, искоса посмотрев на Исимори.

Только теперь Исимори увидел его ясные, как у ребенка, глаза. Губы чересчур красные. Черты лица заострились — должно быть, от нервного возбуж­дения. Настороженный красивый зверь...

’’Этот тип особенно опасен, есть в нем что-то же­стокое, звериное,” — подумал Исимори.

— Женщину ищите в четырнадцатом вагоне. Немедленно привести сюда, — приказал главарь.

Двое, повинуясь приказу, устремились туда.

Остальные — низкорослый среди них — загороди­ли путь Исимори. Исимори немного успокоился.

’’Что произошло? Почему они хотят увести меня с Кёко к себе, в первый вагон? Может, потому, что мы пытались сойти в Убэ, а потом еще раз — в То- куяме? Нет, тут что-то иное...”

...Около часа, пока поезд шел от Убэ до Токуямы через Огори, Исимори простоял с Кёко в тамбуре между тринадцатым и четырнадцатым вагонами. Когда поезд остановился в Токуяме, они снова попытались сойти. Учтя прошлую неудачу, они решили выскочить из вагона в самый последний момент перед отправлением. Оставались какие-то доли секунды — после того, как их стражи снова войдут в вагон.

Казалось, на этот раз их ждет удача. Они уже готовы были скользнуть через закрывающуюся дверь, но вдруг остановились как вкопанные — сза­ди на них смотрело дуло пистолета. Не удалось!

— Этот номер у вас не пройдет! — ухмыльнулся парень, поигрывая пистолетом.

’’Если что-то случилось, то уже после этого”, — подумал Исимори.

Как только поезд тронулся, к часовому подощел незнакомый парень.

— Сбор по тревоге! Возвращайся в первый ва­гон, — прошептал он. Эти слова не выходили у Иси­мори из головы.

Исимори уговорил Кёко вернуться на свое ме­сто — она едва держалась на ногах. Следующая оста­новка после Токуямы — Хиросима. До нее целых полтора часа. Бессмысленно все это время торчать в тамбуре.

После минутного раздумья Кёко Эми отправи­лась к себе.

Исимори сказал, что, если что-то узнает, сразу же придет к ней.

Оставшись один в тамбуре, Исимори прислонился спиной к стене и закрыл глаза. В первом вагоне его ждала разобранная постель, но возвращаться туда...

Он попытался сосредоточиться на Кёко Эми. Ни о чем другом ему не хотелось думать.

— Кто теперь для меня Кёко? — вздохнул он. Этот вопрос мог легко потянуть за собой ниточку воспоминаний. Но Исимори подавил в себе эту пре­дательскую слабость. И тут послышался топот: пятеро ворвались в тамбур.

’’Что-то у них разладилось,— подумал Исимори. — Иначе они не трогали бы нас. Поезд во время движе­ния — как наглухо закрытая камера. И тем не менее они хотят запереть нас именно в первом вагоне”.

Отворилась дверь четырнадцатого вагона, и в проеме возникла Кёко. Один человек держал ее за руку, другой шел сзади.

’Точно сыщики ведут преступника”, — возмутил­ся Исимори. Кровь ударила ему в голову.

— А ну, убери руку! — приказал Исимори тому, что держал Кёко.

— Заткнись! — низкорослый пригнулся.

Исимори заметил только, что его правая рука описала крутую дугу в воздухе. Увернуться он уже не успел.

Сильный толчок отбросил его назад, Исимори ударился затылком о дверь и сполз вниз. Удар был точным.

— Поднимайся, — усмехнулся низкорослый. Го­лос его стал еще более ласковым. Само спокой­ствие. — Образумился?

Исимори поднялся, вытирая кулаком кровь, струящуюся из разбитой губы. Его шатало, голова кружилась, как от морской болезни. При хрупком телосложении парень обладал ударом боксера-тя- желовеса.

— Теперь иди за мной, спокойно.

— Да какое вы имеете право? — не удержался Исимори.

— Придержи язык!— рявкнул высокий парень. — Мы тут жизнью рискуем! Вот наше право.

— Жизнью рискуете? — Исимори чуть не расхохо­тался. Возможно ли это, чтобы судьбы страны ока­зались в руках скотов, бандитов?!

Но даже улыбнуться не смог. От боли мучитель­но свело лицо.

— Да что ты с ним церемонишься? — остановил высокого главарь и холодным, не предвещающим ничего хорошего тоном спросил: — Ну так как?!

Кёко, закусив губу, посмотрела на Исимори и слегка кивнула головой.

Выхода не было. Что толку кричать, звать на по­мощь? И рта не успеешь раскрыть.

’’Может быть, это даже к лучшему, — подумалось Исимори. — У них явно что-то неладно. Если нас от­ведут в первый вагон, мы будем в курсе их дел. Вдруг удастся что-то узнать”.

Неровной походкой он двинулся вперед, стараясь идти прямо, сохраняя достоинство. Он не преступ­ник и не пленный.

Пятеро выстроились в цепочку — впереди шли двое, потом Кёко и Исимори за ними. Низкорос­лый шел за Исимори в затылок, словно приклеен­ный.

В таком порядке они прошли тринадцатый вагон. Всю дорогу преследователи не проронили ни сло­ва. Чувствовалось, что они взвинчены до предела. Дошли до восьмого вагона.

Там проводник Цугава проверял билеты у пасса­жиров, севших в Токуяме.

Цугава с сомнением посмотрел на Исимори.

— Что-нибудь случилось? — окликнул он его, оторвавшись от своего занятия. Вся цепочка сразу же замерла — но лишь на мгновение. Двое, зажав между собой Кёко, возобновили движение. Трое шедших сзади продолжали стоять.

— Да нет, — растерялся Исимори.

— Возвращайтесь на свое место и отдыхайте, — с укором сказал Цугава. ’’Нехорошо шататься по ва­гонам в такое позднее время” — было написано у него на лице.

...Когда поезд отошел со станции Симоносэки, Исимори поведал Цугаве об убийстве, и тот в сопро­вождении главного кондуктора Ямаками отпра­вился на место происшествия вместе с Исимори. Но никаких следов преступления не обнаружил и смотрел теперь на Исимори с подозрением...

Исимори взглянул на компостер в руках провод­ника. Ему вдруг пришла шальная мысль — а что, если взять и крикнуть: ”В первом вагоне едут солдаты! Мятежники!” Что будет?

Исимори представил себе: растерянные пассажи­ры мечутся по поезду, проводник передает радио­грамму диспетчеру на станцию Токио, крики, стрельба...

Исимори помотал головой, стараясь прогнать на­вязчивую мысль. Кто поверит ему? Другое дело, если сказать, что поезд захватила шайка, ограбив­шая банк, или сбежавшие из тюрьмы преступники. Вот тогда поверят. Люди привыкли к мирной жиз­ни,^ ведь прошло уже больше тридцати лет после войны, и для них бредова сама мысль, что готовится военный переворот. Да и он, Исимори, никак не может поверить в это...

’’Нас под конвоем ведут в первый вагон”. — Исимори захотелось как-то дать понять это Цугаве, но он тут же передумал. Даже если проводник обна­ружит что-то подозрительное, у заговорщиков найдутся средства, чтобы заставить его молчать. В конце концов, они могут просто-напросто заса­дить его в купе.

И Исимори молча прошел мимо. Трое сопровож­дающих вплотную, словно тени, последовали за ним.

Исимори оглянулся. Коротышка незамедлитель­но ткнул его в спину. Тогда Исимори умышленно сильно качнулся в сторону. При этом снова бро­сил взгляд на Цугаву.

Цугава с каким-то странным выражением следил за ним.

’’Неужели ничего не заметит?” — с отчаянием подумал Исимори.

— Не валяй дурака! — прошипел коротышка за спиной Исимори. Тот выпрямился и снова зашагал вперед, ощущая на себе взгляд проводника. Он с трудом подавил в себе соблазн обернуться еще раз.

Седьмой вагон, шестой, пятый...

Везде тихо.

Пассажиры уже улеглись спать. А те, что еще бодрствовали, верно, читали что-нибудь или потяги­вали себе потихоньку спиртное. Разговоров почти не было слышно.

В тамбуре обнималась молодая пара, кто-то шел в умывальник. Но до Исимори решительно никому не было дела.

В третьем вагоне нагнали Кёко и ее ’’свиту”. Цепочка восстановилась.

По мере приближения к первому вагону пресле­дователи ускорили шаг. Никто не проронил ни слова.

Подошли к первому вагону.

Исимори внутренне весь подобрался. У него было такое чувство, что он вступает на вражескую терри­торию.

Войдя в вагон, Исимори сразу ощутил переме­ну. Раньше в вагоне стояло холодное, ледяное мол­чание. Теперь оно сменилось нервным возбуж­дением.

Неприязненные взгляды ощупывали Исимори и Кёко. Взгляды жестокие и откровенно враждеб­ные...

Словно в кольце колючей проволоки... У Кёко вид был подавленный. Съежившись, она боязливо оглядывалась.

Их провели в середину вагона. Навстречу подня­лись Фудзисаки и Мацумия.

— Прошу прощения, но вам придется ехать до Токио в этом вагоне, — сообщил Фудзисаки.

— С какой это стати? — сердито возразила Кёко.

— Так надо, — нелюбезно отозвался Фудзисаки.

— Я требую объяснении! — Исимори явно напра­шивался на неприятности. Фудзисаки и Мацумия, переглянувшись, недобро усмехнулись. Следовало бы возмутиться, заявить, что это вопиющее безобра­зие — насилие над личностью, но атмосфера в вагоне была так накалена, что Исимори поостерегся.

— Вы можете занять свое место. Вот и средняя полка свободна, — сказал Фудзисаки.

— Еще раз предупреждаю, чтобы вы не покида­ли вагон, — добавил Мацумия. — Помните, что те­перь вы заложники.

Исимори даже опешил. Почему заложники? Кто приказал?

— Сержант Сима! — подозвал подпоручик Мацу­мия щуплого паренька с очень бледной кожей. — Проводи!

— Слушаюсь! — Сима отвел Исимори и Кёко на их места. — Отсюда ни шагу! Если надо будет в туа­лет, позовете меня.— И Сима удалился в глубь вагона.

Какое-то время Исимори и Кёко как потерянные стояли у полок.

Временами до них доносились короткие обрывки фраз:

— 7-я дивизия... Полковник Ногами... Грузовик с боеприпасами взорвался на шоссе...

— Хлросаки... Дзёэцу... Канадзава... Ёнаго...

— Мы до конца... Пусть другие как хотят...

Исимори украдкой выглянул в коридор. Там стояло человек семь-восемь. Голоса их звучали громко и возбужденно. У дверей во второй вагон стояли двое. Часовые.

— Не высовываться! — властно прикрикнул один из них, заметив Исимори.

Исимори повиновался. Спорить бессмысленно. Надо понять, что происходит.

— Ложись на среднюю полку, — предложил он Кёко. Та быстро взобралась по лесенке.

Исимори присел на краешек нижней полки и за­курил сигарету. Прищурил глаза, следя, куда потя­нулся дымок. Мысли мелькали с калейдоскопиче­ской быстротой.

Что произошло? Почему вдруг заложники? Судя по обрывкам разговоров, что-то стряслось не здесь, в поезде, а где-то в другом месте.

”7-я дивизия... Полковник Ногами... взорвался на шоссе...” Это понятно: полковник Ногами из 7-й дивизии вез на грузовике оружие или боеприпасы, и при столкновении машина взорвалась. А что озна­чают названия городов — Хиросаки, Дзёэцу, Канад­зава, Ёнаго?.. Да ведь там находятся базы ’’сил само­обороны”! Оттуда выступили мятежники... Возмож­но, непредвиденная авария спутала все карты путчистов

Может, заговор раскрыт и мятежные части вы­нуждены теперь оставаться в казармах? И об этом сообщили на ’’Сакуру”?..

На ’’Сакуре” едут мятежники из 4-й и 8-й диви­зий, подчиненных штабу корпуса в Кумамото, и некоторых частей, дислоцированных в районе Тюгоку. Они узнали, что план раскрыт и всем им угрожает арест, вот и решили взять нас с Кёко в за­ложники, опередить события...”

Исимори остановил себя — не забегает ли он вперед? ’’Может, они просто боятся, что мы пробол­таемся?”

В памяти возникло лицо убитого. За что они убили его?

И куда все-таки дели труп? Исимори непроизвольно поднял взгляд.

Тринадцатое верхнее — над полкой, где сейчас лежит Кёко.

Занавески задернуты, однако не похоже, что там кто-нибудь есть. Во всяком случае, оттуда не доно­сится ни звука. Не горит и лампочка над полкой.

У Исимори засосало под ложечкой. Со средней полки свесилась Кёко — видно, услышала его не­осторожное движение. Их взгляды скрестились. Исимори приложил палец к губам — ни слова! — и стал осторожно подниматься по лесенке. Слегка приоткрыл шторку: в полумраке что-то лежало на постели. Это ”что-то” имело форму человеческого тела. Да, действительно человек. Мужчина. В свете лампы блеснули очки. Человек лежал неподвижно, словно оцепенев.

’’Вот где труп!” — Исимори судорожно сглотнул слюну. Он уже собирался спуститься вниз, как в этот момент открылась дверь и кто-то вошел в вагон.

Исимори торопливо сполз по лесенке.

Он был уже внизу, когда услышал голос:

— Все-таки вернулись на свое место?

Исимори вздрогнул и обернулся. В проходе стоял проводник Цугава. Он подозрительно смотрел на Исимори, все еще держащегося рукой за лесенку.

— У вас, ведь кажется, было нижнее место. — В голосе Цугавы звучало недоумение.

Исимори утвердительно кивнул. Цугава посмот­рел на верхнюю полку. Проводник явно принимал Исимори за проходимца, может быть, вора, ору­дующего в поездах.

— Прошу прощения! — Цугава полез вверх по ле­сенке.

’’Что сейчас будет...” — с ужасом подумал Иси­мори и оглянулся назад. Что это? Ствол винтовки. Дуло ее медленно поднималось.

Исимори задохнулся от ужаса. Он смотрел то на шевелившееся дуло винтовки, то на взбиравшегося по лесенке проводника.

Он уже раскрыл рот, чтобы предостеречь Цугаву, но слова застряли у него в горле. Между тем Цугава ухватился рукой за шторку верхнего места и замер. Замерло и дуло винтовки.

Исимори отчетливо увидел лицо сержанта Симы, целившегося в проводника.

— Послушайте, господин пассажир! — позвал Цугава. Он был ревностным служакой, но этого делать явно не следовало... Человек на верхней полке безмолствовал, и Цугава отдернул шторку пошире.

И тут он увидел на простыне красные пятна.

— Кровь! — истошно завопил он. — Господин пас­сажир! Послушайте, господин пассажир!

Исимори видел, как прищурился Сима. Дуло винтовки как бы слилось с его глазами, они вдруг сделались ужасающе близкими, словно придвину­лись к Исимори вплотную.

Ствол слегка дрогнул. Исимори показалось, что его хлестнули длинным тонким бичом. Где-то в мозгу со звоном рассыпались невидимые стек­ляшки.

Он повернулся к Цугаве.

Тело проводника на мгновение отклонилось на­зад, задрожало, плавно качнулось и зависло в воздухе. Исимори казалось, что Цугава падает не­правдоподобно долго, как в замедленной съемке. Но уже в следующий миг грохнулся на пол.

Исимори пустыми глазами посмотрел на упавший к его ногам труп, потом на сержанта Симу. Он уже ничего не соображал. Он видел их и не видел. Лишь одно он различал совершенно отчетливо: огромный, выросший до невероятных размеров глаз. Этот при­щуренный глаз начал медленно раскрываться — так распускается бутон у цветка. В расширенных зрач­ках Симы возникло смутное отражение трупа про­водника. Странная скорбь затаилась в их глубине...

8

10 часов 3 минуты вечера.

Главный штаб ВВС, разместившийся на третьем этаже штаб-квартиры 5-й воздушной армии США в городке Футю префектуры Токио, отдал приказ: вылет по тревоге. С авиабаз в Титосэ, Комацу, Хякури, Нютабару взлетело тридцать истребителей F-104-T. С борта самолетов через наземные радарные установки в главный штаб ВВС стала поступать информация.

Вылет по тревоге означает: при обнаружении неизвестного самолета необходимо атаковать и уничтожить его. Скорость истребителей вдвое больше скорости звука, они стремительно набира­ют высоту.

Пронзив, как молнии, ночные облака, самолеты взмыли в небо и приступили к выполнению боевого задания.

9

10 часов 18 минут вечера.

Шоссе номер четыре на участке Ханамаки—Мид- зусава блокировано. Три грузовика, пытавшиеся проскочить незаметно, с потушенными фарами, были остановлены километра за три до города Мидзусава пятью бронетранспортерами.

Грузовики пытались прорваться, и тогда с броне­транспортеров ударил по ним огонь из тяжелых пу­леметов.

С грузовиков тоже открыли огонь, но под пуле­метными очередями они загорелись и, потеряв управление, полетели в кювет.

Вся операция заняла каких-нибудь пять ми­нут.

Мощные тягачи тут же увезли в неизвестном нап­равлении все, что осталось от грузовиков. Было найдено около восьмидесяти обуглившихся тру­пов.

Прибежавшие на выстрелы жители окрестного селения Идзава увидели лишь пустое шоссе. Стол­кнулись и загорелись тяжелые грузовики, решили они...

10

10 часов 39 минут вечера.

Тридцать восемь солдат и офицеров 39-го пехот­ного полка 941 дивизии на станции Хиросаки по ли­нии Оу попытались сесть на скорый поезд ”Цуга- ру-2”, вышедший в 8.35 вечера из Аомори и следо­вавший до станции Уэно в Токио через Одатэ и Аки­ту. Восемь человек во главе с капитаном Табэ были арестованы у самого вокзала, остальные тридцать поодиночке и небольшими группами скрылись в городе.

Двадцать семь человек вскоре были обнаружены и арестованы. Было установлено, что остальные трое на такси добрались до Одатэ и сели на ”Цугару-2”. Когда поезд отошел от станции Футацуи, их тоже задержали.

Неожиданный арест заговорщиков в Хиросаки объяснялся предательством Фукурои, солдата родом из Восточного Носиро, которому был двад­цать один год. Мятежники вынудили его примкнуть к ним и поклясться кровью в верности. Но в решаю- щий момент Фукурои не выдержал и рассказал все коменданту гарнизона.

Командир — капитан Табэ — при аресте на стан­ции Хиросаки совершил самоубийство, откусив себе язык¹.

¹ Средневековый способ самоубийства.

11

10 часов 53 минуты вечера.

В ночном экспрессе ’’Хокурику”, отправившемся из Канадзавы в 9 часов вечера, сразу же после стан­ции Уоцу были арестованы поодиночке двадцать восемь человек из 14-го пехотного полка корпуса Тюбу. Чтобы не привлекать к себе внимания, солда­ты садились в разные вагоны небольшими группами, по пять-шесть человек, поэтому не могли оказать сколь-нибудь существенного сопротивления воен­ной и префектуральной полиции. Правда, их коман­дир — капитан Коидзуми — и еще двое схватились за оружие, но только для виду.

Всех арестованных высадили на станции Наоэцу, а в 11.10 увезли куда-то на грузовике.

В поезде было обнаружено всего двадцать три винтовки. Похитив оружие из арсенала, заговорщи­ки под покровом ночи бежали из части. План был плохо продуман, и арест оказался делом нетруд­ным.

12

11 часов 18 минут вечера.

Тридцать человек, севшие на станции Ёнаго в ноч­ной экспресс ’’Идзумо”, следующий по магистрали Санъин из Хамады в Токио, были захвачены солда­тами 7-го пехотного полка, которые ворвались в поезд несколько позже, на станции Фукутияма. Солдат было больше двухсот, и бой был коротким. Вскоре мятежники сдались. Удалось избежать пере­стрелки в поезде — этого боялись больше всего.

Экспресс ’’Идзумо” был остановлен стоп-краном на промежуточной станции Сонобэ. Там сошли все: и мятежники, и солдаты — двести тридцать один человек.

Пассажиры были неприятно поражены, увидев в поезде солдат ’’войск самообороны” в полном вооружении. Тогда по просьбе бригадного генерала Иноматы, возглавлявшего карательную экспеди­цию, главный кондуктор объявил по радио, что это были специальные учения.

Пассажиры недоверчиво выслушали речь главно­го кондуктора, и тем не менее большинство из них улеглись спать, даже не дослушав до конца.

13

В 11. 29 вечера ’’Сакура” прибыла на станцию Хиросима. Стоянка — 4 минуты.

14

11.29 вечера.

Восемнадцать высших чинов Полицейского управления во главе с Такэси Ясунобу, начальником отдела охраны общественной безопасности, окру­жили особняк на улице Нампэйдай, в районе Сибуя, в Токио, где жил бывший министр иностранных дел, внешней торговли и промышленности Годзо Охата. Взломав ворота, они ворвались в дом.

Особняк Годзо Охаты, подозреваемого в руко­водстве заговором, был окружен двухтысячным полицейским отрядом еще в 9.45 вечера, но разре­шение на вход в здание и на арест хозяина почему-то запаздывало.

Заминка с арестом вызывала самые различные толки. Нет ли в правительстве Сабаяси сторонников заговора? Среди командного состава ’’войск само­обороны” и полиции?

Если мятежники добьются успеха, перед ними встанет задача — навести порядок. И, коль скоро Штаб сухопутных сил УНО поставит целью агентур» ной работы борьбу с партизанами, без полиции

не обойтись. Следовательно, важные посты в войс­ках займут полицейские.

Высказывались самые различные предположе­ния.

Вряд ли старик Годзо Охата — единственный вдохновитель заговора. Должен быть еще кто-то в правительственных кругах — возможно, тот, кто ве­дает вопросами государственной безопасности. И среди руководителей правящей Демократической партии. Даже почти наверняка.

Только через час сорок после того, как особняк был окружен, поступил ордер на обыск и арест.

Но ворвавшихся в помещение сотрудников орга­нов безопасности ждало разочарование. Ни в одной из восемнадцати комнат огромного дома общей площадью пятьсот тридцать квадратных метров они не смогли обнаружить Годзо Охаты.

А ведь было точно установлено, что примерно в половине десятого, то есть за десять минут до того, как особняк был полностью блокирован, Годзо Охата находился дома.

Неужели кто-то предупредил Охату и тот успел скрыться?

Особняк тщательно обыскали. В нем находилось десять человек — супруга Охаты, старший сын с же­ной и тремя детьми, личный секретарь, два телохра­нителя и прислуга.

Все они в один голос утверждали, что не имеют ни малейшего понятия, где находится хозяин*

Немедленно по всей столичной префектуре были приняты меры по розыску Охаты.

15

Половина двенадцатого ночи.

Тосикура — директор Бюро расследований при кабинете министров — стоял у окна своего офиса на шестом этаже здания канцелярии премьер-министра на улице Самбантё в районе Тиёда. Приоткрыв штору, он окинул взглядом залитый дождем город и удовлетворенно подумал вслух:

— Пронесло-таки. Теперь-то им крышка... Идиоты!

Тосикура считал вчерашнюю катастрофу на госу­дарственном шоссе номер четыре в окрестностях Аомори счастливой случайностью. Счастливой пото­му, что авария пролила свет на все это дело. На месте происшествия было обнаружено большое количество оружия и трупы полицейских с огне­стрельными ранами.

По примерным подсчетам, оружия было более трехсот единиц. Полиция недоумевала: это не обыч­ная контрабанда, что-то не похоже на гангстеров...

Тосикуре доложили о случившемся примерно через час после катастрофы, когда он уже был у себя дома, в Ниси-Огикубо. Теперь-то он знал, что предчувствие, появившееся у него в тот момент, не обмануло его.

’’Похоже, зашевелились участники плана ’’Булл”, — подумал он тогда и приказал немедленно поднять с постели начальника охранного департа­мента Полицейского управления — своего бывшего подчиненного. Тосикура попросил его провести рас­следование катастрофы в окрестностях Аомори, затем вызвал к себе шестерых начальников отделов, ведавших общественной безопасностью. Они прибы­ли к нему в кабинет в половине третьего ночи.

Все детали тщательно проанализировали.

Маэно, возглавлявший отдел внутренней инфор­мации, доложил, что из двенадцати человек, участ­вовавших в неудачном ’’заговоре быка”, пятерых сейчас обнаружить не удалось.

Семеро из заговорщиков, после того как их ти­хонько убрали из ’’войск самообороны”, ушли в подполье, стали создавать в армии ультраправые организации, однако лет через шесть вернулись в свои родные края, поступили на службу и почти полностью порвали с прошлым. Остальные же пяте­ро не успокоились. Они кочевали по Хоккайдо, появлялись в Токио, в районе Хокурику, в Осаке и Фукуоке, регулярно встречались со своими одно­курсниками из первого выпуска академии. Они так часто меняли свое местожительство, что на­пасть на их след было нелегким делом_в Тем не ме­нее установили, что двое — Масаси Хигасиками и Акимаса Фудзисаки — частенько наведываются в страну К. и на Тайвань. До четырнадцатого апреля, то есть всего три дня назад, они еще находились в поле зрения органов безопасности, но потом вдруг исчезли, и обнаружить их так и не удалось.

Доклад Маэно привел Тосикуру в уныние.

Он хорошо помнил тот загадочный случай с эк­стренным сообщением агентства ЮПИ. Знал он и то, что расследовавший дело бригадный генерал Тамэи- тиро Эми докопался до мельчайших деталей плана переворота и представил подробный письменный доклад начальнику Штаба сухопутных войск.

Тосикура, возглавлявший охранный департамент Полицейского управления страны, ознакомился с частью доклада, и его поразило, как подробно и серьезно был разработан план ’’Булл”. Перед войной в Японии было несколько неудавшихся переворо­тов — ’’индицент 15 мая”^[1], ’’инцидент отряда боже­ственных солдат”^[2], ’’инцидент 26 февраля”, - и все они были подготовлены крайне небрежно. Заговор­щики весьма смутно представляли себе, по какому пути пойдет Япония в случае их победы.

Не была исключением и книга самого Икки Ки­та¹ — ’’Проект закона о преобразовании Японии”, — бывшая в те годы своего рода библией для молодых офицеров.

¹ (Идеолог японского фашизма. Казнен в 1937 году как вдохновитель ’’путча 15 мая”.)

В первой главе книги Икки Кита писал:

’’Приостановить действие конституции. Распу­стить обе палаты парламента, ввести по всей стране военное положение”. Согласно его плану преобра­зования государства, необходимо было ограничить капиталы землевладельцев суммой в сто тысяч иен, а предприятия — десятью миллионами иен. Кита призывал передать под управление государства заводы и фабрики. Все преобразования должна была осуществлять сильная власть на основе император­ского рескрипта.

По сравнению с идеями Икки Кита план ’’Булл” был ’’подслащенной пилюлей”. Кроме того, что главной целью в нем значилось создание мощной обороны, все остальное на первый взгляд мало чем отличалось от требований левых сил. Ведь план разрабатывали выпускники Академии самооборо­ны — молодежь, которая не могла не учитывать новых веяний. К тому же советниками у них были ученые из окружения Годзо Охаты.

Так как доклад бригадного генерала Эми на­всегда похоронили в сейфах УНО, всех подробно­стей не ведал даже Тосикура. Тем не менее он знал, что заговорщики собирались осуществить свои планы в ноябре 1961 года. Но по иронии судьбы, одной-единственной телеграммы иностранного телеграфного агентства оказалось достаточно, чтобы все пошло прахом. Заговорщики затаились, а потом, когда генерал Эми завершил следствие, их и вовсе убрали из ’’войск самообороны”.

Впоследствии Тосикуру перевели из полиции в Бюро расследований при кабинете министров, но о плане ’’Булл” он не забывал.

Он всегда с язвительной улыбкой слушал разго­воры о том, что ультраправые организации способ­ны на переворот. Не верил он в подготовку путча и в недрах ’’сил самообороны”. Но он никогда не сбрасывал со счетов двенадцать офицеров первого выпуска Академии самообороны. Понимая, что именно выпускники академии составляют ядро ’’сил самообороны”, Тосикура отдавал себе отчет, что может произойти, если они снова вернутся к прежнему.

Как только Тосикура занял пост директора Бюро расследований, он немедленно отдал приказ устано­вить строгий надзор над этими двенадцатью.

Три года назад никаких существенных перемен в их жизни не было отмечено.

Два года назад они безмолвствовали.

Даже год назад — никаких признаков деятель­ности.

Но вот в нынешнем году двое из них — Масаси Хигасиками и Акимаса Фудзисаки — несколько раз съездили в страну К. и на Тайвань. Тосикура дал указание усилить наблюдение. И тут пришло сооб­щение об этом странном происшествии: набитый оружием грузовик взорвался на шоссе номер че­тыре в окрестностях Аомори, двое полицейских убиты.

Обсудив обстановку с начальниками отделов, Тосикура вспомнил о бригадном генерале Тамэити- ро Эми и позвонил ему домой. Он знал, что после неудачи с докладной запиской Эми ушел с военной службы, поселился в Нагое и работает теперь в го­родской транспортной конторе. Тосикура хотел спросить, знает ли Эми что-нибудь о дальнейшей судьбе заговорщиков.

Но Тамэитиро Эми не подходил к телефону.

Шел четвертый час ночи.

’’Спят и не слышат звонка? — встревожился То­сикура. — Но супругам Эми уже под шестьдесят. А в таком возрасте спят чутко. Не случилось ли что- нибудь с генералом?” Гудки в телефонной трубке не смолкали.

Пришло сообщение от начальника охранного де­партамента. Установлена личность одного из двух человек, ехавших на грузовике. Полковник Тадао Ногами, офицер штаба 7-й дивизии ’’войск само­обороны”.

Доставили досье Тадао Ногами. Там значилось, что во время учебы на курсах командного состава Ногами дружил с Акимасой Фудзисаки. В прошлом неоднократно позволял себе экстремистские вы­сказывания, из-за чего за ним был установлен не­гласный надзор.

Сопоставив факты, Тосикура тут же сообщил начальнику УНО: ”В ’’войсках самообороны” ведется подготовка к военному перевороту. Необходимо в срочном порядке провести тщательную про­верку”.

Уже минула половина пятого.

Во все воинские части полетело секретное сооб­щение начальника УНО.

Срочно созвали заседание кабинета министров. Тосикура доложил факты. Заседание началось в 10.30 утра.

В 11 утра стало известно, что найденные на шоссе номер четыре карабины, автоматические винтовки М-1, гранаты М-79 относятся к партии оружия, переданного американскими войсками стране К. Это оружие было выгружено в порту Аомори с принадлежащего этой стране судна.

Из штабов военных округов поступали сообще­ния о волнениях в частях.

В зале, где проходило заседание, обстановка накалилась.

К половине шестого вечера выяснилось, в каких частях произошли волнения — гарнизоны Титосэ, Хиросаки, Дзёэцу, Канадзава, Ёнаго, Китакюсю, Курумэ...

Половина девятого вечера.

Военнослужащий 39-го полка 9-й дивизии, дисло­цированной в Хиросаки, выдал план переворота. Он сообщил, что на другой день, 18 апреля, мятеж­ники намерены сконцентрироваться в Токио и при­ступить к военным действиям. На заговорщиков из Хиросаки возложена задача перекрыть автострады и блокировать движение метро. Сигналом к началу будет захват диспетчерской метрополитена на Гиндзе.

За доносом последовали повальные аресты заго­ворщиков в воинских частях. Из показаний участ­ников заговора стало известно о главарях и тех, кто стоял за ними.

Это была группировка Годзо Охаты правого кры­ла Демократической партии. Военными операциями руководили офицеры первого выпуска Академии самообороны и пятеро заговорщиков плана ’’Булл”.

К половине двенадцатого вечера были арестованы почти все мятежники, в скрытом порядке направ­лявшиеся в Токио. Заговорщики рассчитывали, что на подходе к столице к ним примкнет около ты­сячи человек из подразделений, находящихся в районах Нэрима, Итигая и Готэмба, но там объяви­ли тревогу, и ни один человек не смог выйти из расположения части.

Аресты не затронули только Китакюсю и Куру­мэ, и заговорщики — тридцать пять человек — вече­ром небольшими группами сели на экспресс ’’Са­кура”.

’’Этих птичек должны изловить где-то между Хи­росимой и Осакой, — подумал Тосикура. — Остается только вдохновитель заговора — Годзо Охата. А он так просто в руки не дастся”.

Тосикура знал, что в правящей Демократической партии найдутся люди, которые будут вставлять ему палки в колеса, но поклялся, что упрячет Охату за решетку.

И все же общая картина заговора пока оставалась неясной. Неизвестны были масштабы мятежа, число участников. Со временем, успокаивал себя Тосику­ра, все прояснится.

— Хоть правые, хоть левые — нарушать порядок не позволено никому, — пробурчал Тосикура, устре­мив немигающий взгляд на ночной город. Правый глаз у Тосикуры был искусственным. До войны, когда он еще служил в полицейском департаменте министерства внутренних дел, его избил какой-то головорез из ультра и выбил ему глаз. С тех пор Тосикура мстил всем нарушителям общественного спокойствия — без исключения. Эта жажда мести обострялась в нем с каждым годом* Особенно оже­сточился Тосикура после войны, когда его жена, так и не сумевшая привыкнуть к изуродованному лицу супруга, сбежала с любовником моложе ее лет на десять.

Премьер-министр Сабаяси, оценив по достоинству заслуги Тосикуры в ’’охоте за ультраправыми”, назначил его директором Бюро расследований. Казалось, что он сделал типичную для полицейско­го чиновника карьеру. Но Тосикура думал иначе: ’’Друзья смеются надо мной, называют сторожевым псом сильных мира сего. Но они не понимают про­стого: что это лишь видимость. Я ненавижу всех, кто нарушает, порядок. Для меня нет большего на­слаждения, чем ловить и карать каждого, кто осме­лится на это”.

В заговоре приняли участие полторы тысячи человек.

Теперь его, конечно, ждет награда от премь­ер-министра Сабаяси. Секретный орден, о котором никто не узнает...

Мысли Тосикуры прервал начальник отдела Маэ- но. Неслышно подойдя сзади, он окликнул его:

— Господин директор!

— Что случилось? — вскинулся Тосикура.

Маэно, человек с тонким, нервным лицом, подошел ближе и что-то быстро зашептал ему на ухо.

Тосикура слушал его, уставившись в одну точку. Потом тихонько застонал.

— ’’Сакура” захвачена мятежниками!..

^[1] Попытка путча, совершенная пятнадцатого мая 1932 года молодыми офицерами флота совместно с выпускни­ками военной академии. Мятежники атаковали правитель­ственные учреждения, Банк Японии, штаб-квартиру партии Сэйюкай, убили премьер-министра Инукаи. Мятеж был подавлен.

^[2] План государственного переворота, который разраба­тывался правыми националистами во главе с Торао Амано, раскрыт в июле 1933 года. Заговорщики были арестованы, но в 1941 году освобождены.

16

Все, казалось, свершилось в одно мгновение. Так, во всяком случае, показалось Исимори.

По расписанию ’’Сакура” должна была отойти от станции в 11.33 ночи.

11.33.

Звонок. Объявление об отходе экспресса.

Легкий толчок — и поезд тронулся.

В этот момент в первый вагон вскочил человек — тот, что стоял часовым у входа в вагон. Во время остановки в Хиросиме он выходил для наблюдения на платформу.

Парень бросился в глубь вагона, чтобы доложить о чем-то.

’’Что-то произошло”,— догадался Исимори и, слег­ка отодвинув занавеску, выглянул на платформу.

Ни души.

За четыре минуты стоянки все, кому было нуж­но, сошли. Посадка тоже закончилась. Но вот вдали у передних вагонов мелькнули черные тени. Чело­век пять.

’’Опоздавшие? — не успел подумать Исимори. — Или...” И тут началось.

Несколько человек пробежали по коридору и исчезли в следующем вагоне. Через несколько ми­нут — еще несколько.

Исимори показалось, что в руках у них были винтовки, но с полной уверенностью он сказать не мог. Силуэты проскользнули, как в театре теней.

Сомневался он недолго.

Когда Исимори снова, приоткрыв занавеску, взглянул на платформу, он увидел частые вспышки, тусклые, словно отблески рассеянного света. Послышались гулкие металлические хлопки.

Черные тени метались по платформе. Несколько лучей скрестились в воздухе. Зрелище было фан­тастическое — кругом будто летали светлячки. Но небо от этого казалось еще черней...

Исимори даже не сразу понял, что идет перестрел­ка. Прижавшись лбом к оконному стеклу, он жадно наблюдал.

Неожиданно вспышки погасли. Наступила тишина.

Платформа снова опустела.

Пол вагона задрожал под ногами. Поезд тро­нулся.

В вагон стремительно вошли двое солдат.

Один из них доложил:

— Наши заняли кабину машиниста. И кондуктор­ское купе.

— Вот и прекрасно. Машиниста и кондуктора не менять. Пусть везут до Токио, — ответил знакомый голос Фудзисаки.

— Не менять? Это опасно — машинист устанет.

— Наплевать. Главное, чтобы не улизнули!

— Проследим.

— Следующая станция — Осака. Может быть, поедем без остановок.

— А что делать с пассажирами? — спросил Мацу­мия.

— Станут заложниками. Их тут пятьсот человек. Пока пусть спят, — ответил Фудзисаки.

— Слушаюсь... Все по местам! — прозвучала на весь вагон команда Мацумии.

Началась суматоха. Забегали солдаты с винтов­ками в руках. Окрики. Лязг железа. Отрывистые команды. Топот сапог.

— Действовать тихо! — предупредил Мацумия. — Займите все входы и выходы. В вагонах не шуметь!

Все снова затихло.

Стараясь не стучать каблуками, солдаты цепоч­кой побежали во второй вагон.

Исимори наблюдал за ними. ’’Значит, захватили поезд!” Перестрелка на платформе может означать только одно: о мятежниках стало известно и прави­тельственные войска или полиция попытались арестовать их. Но это не удалось. Интересно, есть ли жертвы? Да, теперь заговорщикам не осталось ниче­го другого, кроме как идти напролом.

’’Какое безумие! — ужаснулся Исимори. — Экспресс с пятьюстами заложниками...”

— Кажется, они захватили поезд! — подала сверху голос Кёко. Видно, и она не спала, следила за про­исходящим.

— По-моему, их раскрыли, — сообщил Исимори.— Но они и не собираются сдаваться. Фанатики!

— Интересно, только ли о ’’Сакуре” стало из­вестно властям?

— Кто может это сказать, — с сожалением ответил Исимори.

Они помолчали.

— Я знала, что этим кончится. Рано или поздно.

— Знала? — удивился Исимори.

— Разговорчики! — прикрикнул сержант Сима, заглядывая в купе.

Он был взбудоражен, к щекам прилила кровь.

— Что произошло? — осмелел Исимори.

— Ничего, ровным счетом, — отрезал Сима.

— Но ведь... — Исимори хотел добавить еще что-то, но Сима жестом оборвал его:

— Не пытайся выведать. Ничего не выйдет.

— Вы всех пассажиров сделаете заложниками?

— Не знаю.

— Там же женщины, дети!

— А тебе-то что? Мы не благотворительностью занимаемся, — скривив губы в усмешке, Сима с издевкой посмотрел на Исимори.

Исимори молча кивнул головой. Это было ясно и так. Но ведь до остановки в Хиросиме они уже взяли заложниками его с Кёко. Зачем же еще — целый поезд?

Сима звучно сплюнул на пол.

— Узнаешь, когда надо.

— А что вы будете делать с трупами?

— Довезем до Токио. Небось не протухнут.

Закурив сигарету, Сима искоса посмотрел на Исимори. Он опять сощурился — возможно, дым ел ему глаза.

’’Снова этот взгляд!” — Исимори стало противно до тошноты. Мир окрасился в цвет крови...

Смерть проводника не выходила из головы.

...Солдаты положили Цугаву на верхнюю полку рядом с тем, в очках. Лужу крови на полу вытерли. Но стены были сплошь забрызганы кровью, и следы стереть так и не удалось. Но это не очень бросалось в глаза, и никто бы не догадался о недавней трагедии.

Мятежники не обращали ровным счетом никако­го внимания на Исимори с Кёко. Хотя оба были свидетелями убийства, это никого не беспокоило. По-видимому, заговорщики были уверены, что Исимори и Кёко не проболтаются. Они уже записали их в соучастники? Или принимают за идиотов?

В вагоне было тихо, словно ничего и не произош­ло. ”Мы для них — пустое место, — думал Исимо­ри. — Изнеженные, слабые создания, не способные на борьбу за место в этом бурном мире. Мы — за­ложники, средство для достижения цели”. Времена­ми в нем закипало желание взбунтоваться.

”Но, — подумал Исимори, — на перегоне Токуя- ма—Хиросима пропал проводник. Главный кондук­тор Ямаками и другие проводники должны хватить­ся его и начать поиски. И, так и не обнаружив его, они непременно сообщат об этом в железнодорожную охрану на станции Хиросима. А те, уж конечно, устроят проверку вагонов... Что будет, когда они найдут два трупа?! Вдруг преступники попытаются свалить всю вину на меня? Мол, видели, как муж­чина и женщина тащили труп?! Очень даже за­просто...”

Поезд подходил к Хиросиме. В вагон зашел вто­рой проводник. Исимори лежал с закрытыми глаза­ми на своей полке, притворившись спящим. Ему страстно хотелось крикнуть:

— Смотрите — трупы! На верхней полке! — но каждый раз его останавливал взгляд сержанта Си­мы. Этот прищуренный глаз в прорези прицела. Ясные, прозрачные, как у ребенка, глаза, и оттого еще более страшные.

”Да ведь у них у всех такие глаза, — вдруг осени­ло его. — Фанатичная вера освобождает от необхо­димости думать — вот откуда этот прозрачный взгляд! Такая вера рождает большую дерзость, упоение собственной силой”.

— Интересные дела начинаются, — тихо сказал сержант Сима, обращаясь неизвестно к кому. Голос его звучал необычно мрачно. — Но мы не станем распускать нюни. Мы готовы ко всему.

— К чему? — как эхо повторил Исимори.

Он почувствовал дурноту. Горячий комок подка­тывал к горлу. Мутило от одного взгляда Симы, словно от чего-то омерзительного, нечистого.

Неужели этот тип будет торчать здесь до самого Токио?

Одна эта мысль приводила его в уныние.

Исимори машинально взглянул на часы — 11.45.

До прибытия в Токио еще около двенадцати ча­сов. Невыносимо долго. Тем более что невозможно теперь узнать, что происходит там, в мире.

Вряд ли ’’Сакура” пойдет точно по расписанию. По крайней мере завтра экспресс прибудет в Токио не в половине двенадцатого...

Что будет с пассажирами? Кто может предуга­дать, что сделают эти бандиты? Они изо дня в день учились убивать. Это пострашнее, чем сопливые террористы-одиночки! Они так просто не сдадут­ся. Они фанатики. К тому же их много. А стоит на­чаться перестрелке, как ’’Сакура” взлетит на воздух.

Тревога охватила Исимори.

— Не дергайся, — насмешливо ухмыльнулся Си­ма. — До Токио доедешь.

— И что тогда?

— Вот тогда мы и начнем действовать.

— А выйдет ли? — не удержался от дерзости Исимори.

— Выйдет... — небрежно отмахнулся Сима. Отку­да в нем эта невозмутимость — от безысходности или от уверенности?

— Все будет так, как должно быть! У нас есть гарантии! — И он отошел от Исимори.

Слово ’’гарантии” явилось для Исимори загад­кой. Кто же дал им эти гарантии? Неужели Годзо Охата? Конечно, он пользуется определенным влиянием в политических кругах, но вряд ли оно настолько велико, что он мог бросить вызов прави­тельству. Кто же подлинный вдохновитель загово­ра? Может, не Охата, а кто-то другой?

Кёко, наверно, осведомлена лучше...

Исимори поднял глаза к средней полке.

Кёко лежала на постели ничком, но явно не спа­ла. Шторки на ее полке были отдернуты.

Исимори привстал и заглянул внутрь. Почувство­вав его взгляд, Кёко открыла глаза. Щеки ее блесте­ли в неярком свете лампочки. По лицу катилась еле- * зинка.

”Да она плачет?” Кёко была сдержанной и пре­красно владела собой. Никто никогда не видел ее слез, но теперь...

Йёко натянуто улыбнулась. *

— Что с тобой?

— Ничего...

— Не нужно расстраиваться. Как-нибудь уладит­ся, — сказал Исимори — совсем не то, что думал.

— Не уладится. — Кёко блеснула глазами. — Я ведь знала, знала о заговоре...

— Давно?

— Очень давно... — Кёко умолкла. Исимори ждал, понимая, что сейчас Кёко расскажет ему очень важное. Весь обратившись в слух, он ждал рассказа - о том, что произошло пять лет тому назад.

— В тот вечер, пять лет назад... — начала Кёко.

17

Ночную тишину нарушил скрипучий, старческий голос:

— Сволочи! Продали!..

На бред было непохоже: голос звучал слишком громко, а слова отчетливо.

— Все погибло. Все пошло прахом.

”Да что такое?!”— с досадой подумала Сайко Накагами, хозяйка бара ”Марс”, и, перевернувшись * со спины на бок, пошарила рукой в темноте и зажг­ла торшер.

— Что с вами? — Привстав, Сайко со злостью по­косилась на лежащего рядом старика.

Тот, уставившись широко раскрытыми глазами в одну точку, не отвечал. Он даже не пошевелился — словно поверженный каменный идол.

На квадратном подбородке пробивалась редкая щетина. Лоб и щеки были покрыты синевато-чер­ными пигментными пятнами — верный признак глубокой старости. Восковые руки сложены на груди.

Таким Сайко его еще никогда не видела.

— Что с вами? — повторила она.

Ответа снова не последовало. Даже не взглянув на нее, старик, словно собрав последние силы, простонал:

— Все кончено. Все пошло прахом.

Только теперь до Сайко дошло: рухнул план переворота, который он вынашивал эти долгие годы.

Сколько знала его Сайко, он постоянно твердил об одном:

— Надо менять строй. Если оставить все как есть, наша страна неминуемо окажется во власти комму­нистического чудовища.

Судя по всему, немало людей разделяло мнение старика. Даже те, кто был моложе.

Один из них — полковник Ногами — тот, что погиб во время катастрофы на шоссе номер че­тыре под Аомори. Он частенько приезжал из Титосэ в Токио для встреч со стариком. В целях конспира­ции Ногами делал вид, что едет в Токио к своей лю­бовнице Сайко.

’’Ногами — мой любовник? — усмехалась Сайко — Какая чепуха! Его интересуют отнюдь не жен­щины...”

Сегодня днем Сайко домой позвонил личный сек­ретарь старика:

— Вас срочно просят приехать на квартиру в Ха- радзюку. Придется вам сегодня не пойти в бар. Скажите своим, что Ногами погиб в Аомори — не­счастный случай. Пусть думают, что вы из Ханэды вылетели в Мисаву. — Голос секретаря звучал как- то странно.

Сайко сразу догадалась: что-то случилось.

Она тут же приехала на квартиру на машине, которую прислал за ней секретарь, но старик по­явился только поздно вечером. В одной из комнат, ближней к входу, ждал телохранитель.

Старик приехал около двенадцати. Вид у него был изможденный, его даже трудно было узнать. Он передвигался с трудом. Поддерживаемый под руки телохранителем, он дотащился до внутренних комнат, убранных в японском стиле, и рухнул на постель.

Но сразу яростно возжелал Сайко.

”Он уже никуда не годится. Единственное, на что он способен, — это снять с меня тряпки и обслюня­вить с ног до головы, — со злобой думала Сайко, оставаясь безучастной к ласкам старика. — Что-то сегодня он до странности настойчив”. Почувство­вав холодность Сайко, старик вздохнул и отвер­нулся.

Лаская ее, старик беспрестанно повторял одну и ту же фразу:

— Иллюзии, несбыточные мечты...

А теперь уставился невидящими глазами в да­лекую точку.

Глядя сверху вниз на старика, Сайко испытывала неодолимое отвращение. Трудно было даже сказать, сколько перебывало у Сайко до него. Первым был бывший генеральный секретарь правящей партии Сигэтоси Хатакэяма. Затем последовала целая вере­ница членов кабинета министров от правящей Де­мократической партии, воротил деловых кругов, главарей ультраправых — и все старцы далеко за семьдесят. Первое время Сайко шла на это из-за нужды в деньгах, а потом привыкла настолько, что стала предпочитать их общество.

С нынешним Сайко познакомил премьер-министр Сюдзо Сабаяси.

— Считай, что ты у него последняя. Ублажи как только сможешь, — напутствовал он ее.

Старик был загадочной фигурой. Его считали мо­гущественным закулисным лидером, но для Сайко он был лишь омерзительным семидесятивосьмилет­ним старикашкой. Он говорил крайне редко, хотя и очень солидно, но Сайко-то знала, что его неразго­ворчивость — последствие перенесенного инсульта. Ей было противно, что Охата считал себя первым патриотом Японии.

А в общем, это был самый заурядный пожилой и похотливый человечек, любитель низменных удо­вольствий, которым он предавался на тайной квар­тире, расположенной на восьмом этаже фешенебель­ного дома.

— Сайко! — Старик протянул руку, пытаясь дотянуться до нее, но пальцы его, схватив пустоту, беспомощно повисли над матрацем. Они слегка дрожали.

’’Старик, кажется, совсем упал духом — планы переворота рухнули, конец надеждам”.

Назло старику Сайко оттолкнула протянутую руку.

— Сайко! — снова прохрипел Охата.

Сайко упорно молчала. Она равнодушно наблю­дала за стариком. Скряга, который всегда старался надуть ее, недоплатить тот миллион иен, который полагался ей как ежемесячный пансион, развалина, хвастающая, что когда-нибудь займет кресло премь­ер-министра, Годзо Охата!

— Продажные шкуры! — просипел старик так тихо, что Сайко даже не разобрала слов.

Тело старика вдруг свело судорогой. Он дернул­ся и затих. Лишь глаза были по-прежнему широко раскрыты, неподвижно устремлены в пространство.

’’Оборотень!” — отшатнулась Сайко.

Она взяла старика за руку и содрогнулась от ле­дяного прикосновения. Тепло быстро покидало старческое тело. Сайко отбросила безжизненную руку и равнодушно констатировала:

— Умер...

18

0.30 ночи.

Выслушав доклад от Полицейского управления, начальник Бюро расследований при кабинете мини­стров Тосикура положил трубку и встал из-за стола. Скрестив на груди руки, он принялся расхаживать взад и вперед по кабинету. Остановился перед ви­севшей на стене репродукцией картины Уччелло. Прищурил левый глаз и правым — искусственным — повернулся к картине. Почти ничего не разобрать, но, если долго смотреть, можно увидеть картину целиком. Ничего странного — просто он знал ее уже наизусть и образы по цепочке памяти поступали в сетчатку глаза. У Тосикуры уже вошло в привычку останавливаться перед картиной, когда нужно было сосредоточиться.

’’Битва при Сан-Романо”.

Каждый раз, когда перед ним возникала эта картина XV века — конница, готовая ринуться вперед, лес длинных копий, — Тосикура чувствовал умиротворение и мог собраться с мыслями. Уже не раз Уччелло помогал ему найти выход из трудного положения.

Современная живопись для этой цели не годится. Особенно абстрактная... Старомодный средневеко­вый стиль, спокойные тона — что может быть пре­красней?

Тосикура долго стоял перед картиной.

— Чудесно! — пробормотал он, возвращаясь к своему столу, и поднял трубку телефонного аппара­та жемчужно-розового оттенка. ’’Горячая линия” — прямая связь с официальной резиденцией премьер- министра.

Его быстро соединили.

Тосикура кратко обрисовал положение. Сооб­щил, что тридцать пять мятежников Западного округа, напавших на экспресс ’’Сакура” во время стоянки на станции Хиросима, захватили поезд, заняли кабину машиниста и сейчас экспресс мчится к Токио. В поезде, кроме бунтовщиков, еще около пятисот человек — пассажиры.

— Если ’’Сакура” будет двигаться по расписа­нию, — продолжал Тосикура, то прибудет в Осаку примерно в 4 часа утра. Мы намереваемся арестовать преступников до прибытия в Осаку, в противном случае...

Закончив, Тосикура замер в ожидании ответа. Реакция, видимо, была незамедлительной, так как Тосикура почтительно кивнул и заключил деловым тоном:

— Слушаюсь... Следовательно, вы согласны.

Потом вернулся к картине и, снова прикрыв ле­вый глаз, медленно проговорил:

В противном случае мы взорвем ’’Сакуру”.

19

’’Сакура” неожиданно сбавила ход и, резко дер­нувшись, остановилась.

Остановка стоп-краном.

Исимори прильнул к окну. Непроглядная тьма. Не видно ни зги. Его снова охватила неясная трево­га. Что случилось? Он тщетно всматривался в ноч­ной мрак, пытаясь найти ответ на свой вопрос.