Август без императора

1

В темноте раздался выстрел.

’’Очевидно, экспрессу дан сигнал остановить­ся, — лихорадочно подумал Исимори.— Кто мог это сделать? По-видимому, отряд ’’сил самообороны” окружил поезд, чтобы арестовать мятежников”.

В вагоне все замерло, но это была какая-то необычная, до жути напряженная тишина, готовая вот-вот взорваться.

Зверь, приготовившись к прыжку, затаил дыха­ние. Вот что означала эта тревожная тишина. Как же осторожно должны действовать окружившие поезд солдаты!

Весь экспресс ’’Сакура” представлялся Исимори бомбой замедленного действия. Бомба на колесах, бомба огромной взрывной силы, способная спустить в преисподнюю всю Японию.

Сейчас сработает детонатор этой адской машины.

”Не стреляйте! Подумайте о пассажирах! Они ни в чем не повинны!” — чуть не закричал Иси­мори.

Поезд по-прежнему стоял на месте. За окном густела тьма.

Раздался одиночный выстрел, и снова наступила тишина.

С момента остановки экспресса прошло уже минут пять. Сколько будет длиться это молчаливое противостояние?

Внезапно зарябило в глазах: ослепительные пятна замелькали во мраке. Подобно огням рыбацких лодок, кружки света растянулись вдоль горизонта, мерцая и колеблясь. Прямо в глаза ударил яркий луч света — Исимори невольно зажмурился. Проис­ходило что-то важное.

’’Поезд оцеплен, — подумал Исимори. — Что это?” — Он попробовал открыть глаза, пытаясь обнаружить источник света, но ничего не увидел. Поток жгучего света лился прямо в окно вагона, и там стало светло как днем.

Исимори часто заморгал. По мере того как к нему возвращалась способность видеть, он стал раз­личать и источник света. Это была мощная прожек­торная установка. У самых путей стоял генератор, рядом с ним виднелся силуэт танка.

Исимори вгляделся — танков было несколько.

Два, три...

Исимори различил контуры по меньшей мере че­тырех танков, двигавшихся к железнодорожным путям.

Исимори сразу узнал их — танки типа 61, оте­чественного производства. Вес — тридцать пять тонн. Экипаж — четыре человека. Пулеметы — тяжелый и легкий, плюс 90-миллиметровое орудие. Максималь­ная скорость — сорок пять километров в час. Это был средний танк, воплотивший в себе все достиже­ния мировой танковой промышленности, гордость ’’сил самообороны”.

Они походили на огромных крабов с длинными усиками. И тянулись усики сюда, к поезду. Четыре чудовища угрожали экспрессу.

’’Орудия установлены прямой наводкой на поезд”, - подумал Исимори. Если поезд двинется, они расстреляют его бронейбойными и кумуля­тивными снарядами. Поезд взорвется. Видно, они намерены беспощадно расправиться с пре­ступниками. Но и у мятежников есть оружие! И они сражаются за ’’чистоту политики” и ’’народное благополучие”.

”Да, отбить поезд будет нелегко. Здесь нужно немалое мужество, — подумал Исимори. — Попал в переделку”.

К нему подошла Кёко Эми.

— Заговор раскрыт полностью, — сообщила она.— У заговорщиков осталась только ’’Сакура”, да и она окружена. Прости, — Кёко уныло понурилась, — что не предупредила тебя...

— Что ты... — пробормотал Исимори, но острая игла кольнула сердце. Он подумал: стоило Кёко хоть одним словечком, одним жестом предупре­дить его тогда, на станции Хаката, перед посадкой на поезд, и не было бы этого кошмара. Спал бы он сейчас крепким сном где-нибудь в гостинице Фу­куоки. Не мучали бы его жуткие сны, не блуж­дал бы он сейчас в непроходимом лесу неизвест­ности...

В ушах еще звучал рассказ Кёко. Рассказ, кото­рый начался со слов: ”В тот вечер, пять лет тому назад...”

Вслушиваясь в этот голос, Исимори разглядывал силуэты танков. За ними стояли солдаты.

Казалось, что все в поезде и вокруг него затихло, замерло. Противники настороженно вглядывались друг в друга. Но он знал, как обманчива эта мертвая тишина, знал, что под пологом ночи идет непрекра- щающееся движение, — движение, которое окон­чится взрывом. Но он вновь и вновь повторял про себя исповедь Кёко Эми...

2

— ...В тот вечер, пять лет тому назад, — начала Кёко, — я уже подошла к метро на улице Отэмати, как вдруг у входа на линию Маруноути меня оклик­нул какой-то мужчина. Он назвался подчиненным отца, сказал, что отец попал в аварию и его отвезли в госпиталь в Синдзюку. Он посадил меня в маши­ну, сказав, что довезет до госпиталя. В машине сидело еще трое...

— А я ждал тебя в это время в ресторане, в Роппонги...

— Я собиралась позвонить тебе из госпиталя!

— И не позвонила. Почему?

— Я не смогла. Потому что машина привезла меня не в Синдзюку, а на какую-то квартиру в Ха- радзюку. Только тогда-то я поняла, что этот человек обманул меня.

— Почему ты не попыталась бежать?

Кёко безнадежно покачала головой.

— Меня держали взаперти...

— Чтобы шантажировать твоего отца! Ведь он вел тогда расследование.

— Да, они боялись, что раскроется тайна плана ’’Булл”. Первую неделю они держали меня в этой квартире. Следили за каждым моим шагом, и я ничего не могла предпринять. Только сквозь щель в занавеске я рассмотрела, что дом находится на улице Омотэ-Сандо, рядом с греческим посольст­вом. А квартира — на седьмом или восьмом этаже...

— Они вели переговоры с отцом? Значит, он отверг их требования. Так генералу Эми была известна причина исчезновения дочери...

— Да. — Кёко отвела глаза. У губ залегли горест­ные морщинки.

— Словом, генерал Эми остался верным долгу и принес дочь в жертву. Ты, наверно, ненавидишь его? — сказал Исимори и тут же пожалел.

— Отец считал, что все предначертано судьбой...— Кёко сжала губы. — После войны он стал все объяс­нять этим и никогда не роптал. В молодости отец поклялся посвятить свою жизнь армии. Но война кончилась, и армии не стало. С тех пор отец считает, что он не живет, а только доживает остаток своих дней. Еще молодым он распрощался с жизнью.

— Но ведь он же дослужился до бригадного гене­рала в ’’войсках самообороны”! — все же не удер­жался Исимори, хотя понимал, что разговор об этом не имеет смысла.

— Как знать, об этом ли мечтал отец.

Исимори задумчиво нахмурился. Перед ним воз­никла фигура Тамэитиро Эми, его суровое лицо самурая. Может быть, Кёко права, и в ’’силах самообороны” действительно немало подобных ему старых военных. Какими глазами смотрел Тамэити- ро Эми на послевоенную жизнь? Наверное, многое он не мог принять. Но горький опыт довоенных лет напоминал ему, что бывает, когда армия вмешивает­ся в политику. Вот почему его так взбесили без­рассудство и самоуверенность молодых офицеров, разработавших план военного переворота. Можно только представить, с какой одержимостью взялся он за это дело. А ведь многие сомневались в успе­хе... Возможно, он поклялся посвятить расследова­нию всю оставшуюся жизнь.

Но негодяи похитили единственную дочь бригад­ного генерала, надеясь, что он отступит. Нетрудно представить, что пережил Тамэитиро Эми, когда принимал решение. И все же он выбрал не дочь. Он, старый кадровый военный, остался верен себе — государство для него было важнее судьбы отдель­ной личности. Но жертва оказалась напрасной. Он так и не добился правды* Докладную записку, стоившую так дорого, положили под сукно. Дочь была потеряна навсегда...

Что же произошло с Кёко, когда кончился ее ’’домашний арест”?...

— Через неделю после похищения меня освободи­ли, — ответила она.

— Почему ты не вернулась ко мне?

— Зачем...

— Почему?!

— Фудзисаки меня...— выдохнула Кёко и заку­сила губу.

Исимори почувствовал, что кровь отливает от его лица. Он догадался, что хотела сказать Кёко. ’’Фуд­зисаки взял ее силой!”

— Я уехала с Фудзисаки. Мне было тогда все рав­но. Слишком сильна была обида на отца, который пожертвовал мной ради службы. К тебе я тоже не считала себя вправе вернуться. Отныне все за меня решали другие. Деваться мне было некуда. И я уеха­ла с Фудзисаки. Но я не виновата...

— Где вы жили?

— Фудзисаки служил тогда в штабе 9-й дивизии, в Аомори. Спустя год после докладной записки отца Фудзисаки ушел со службы. Он вернулся на ро­дину, в Фукуоку. Я осталась вместе с ним* Что я еще могла сделать?..

— Ты вышла за него замуж?

— Замуж? За Фудзисаки?

— Тогда как прикажешь его называть — любов­ником?

Кёко слегка скривилась, словно неохотно под­тверждая это.

— Фудзисаки угрожал тебе?

— Мы слишком много знали об их секретах — отец и я. Фудзисаки собирался держать меня заложу ницей долгие годы, чтобы отец никогда не выда;Г тайны ’’плана быка”. Он грозился убитъ меня, если отец проговорится.

— Значит, отец знал, что ты жива?

— Наверно, знал...

— Напиши я хоть одну строчку, с тобой было бы кончено... ’’Несчастный” случай. За мной постоянно следили и в Аомори, и в Фукуоке.

— А что ты делала в Фукуоке?

— Держала бар — в Хигаси-Накасу. Вчера вечером я ехала на машине в бар и увидела тебя. Сначала подумала, что обозналась, а потом поехала следом и поняла, что это все-таки ты... Ты вошел в гостиницу, потом сразу вышел и отправился на станцию Хаката.

— Я пошел за билетом на ’’Сакуру”...

— Да, я знаю

— Следила за мной?

— Да, — кивнула Кёко, — я страшно испугалась, когда увидела, что ты купил билет в первый вагон.

Какая злая насмешка судьбы!

— Так ты знала, что Фудзисаки и его дружки по­едут в первом вагоне?!

— Я не хотела, чтобы ты оказался на ’’Сакуре”. Поэтому сегодня утром я рассказала о тебе Фудзи­саки. Я была просто в отчаянии.

— Так вот почему за мной следили! Они тут же пронюхали и о жене!

— Но ты все же прорвался к экспрессу.

— Потому что на вокзале увидел тебя.

— Я так волновалась за тебя...

— Так уж за меня? — неожиданно вырвалось у Исимори. — Ведь ты заодно с Фудзисаки!

— Можешь считать, как тебе угодно, — обиженно отвернулась Кёко. — Я не могу заставить тебя ду­мать так, как бы мне хотелось. Но поверь, я места себе не находила. Я даже не помню, как очутилась в поезде.

— Значит, ты знала о планах Фудзисаки и его дружков...

— Он, конечно, никогда ничего мне не рассказы­вал. Но я знала. Хоть и взаперти, но прожила я с Фудзисаки целых пять лет. Все эти годы я презирала его. Сколько раз я хотела убежать и жить одна. Я много раз порывалась сделать это, но не посмела. Я могла повредить и тебе, и отцу...

Голос Кёко звучал глухо, но с неожиданной си­лой.

— Когда вчера вечером я случайно увидела тебя в Хигаси-Накасу, мне захотелось кончить с этим. Мне стало все равно — что будет с отцом, с тобой, со мной. Я решила поставить точку — любой ценой. Потому что больше так не могла. Вот что я хотела тебе сказать...

— Ты больше никому не рассказывала об этом?

— Только тебе! Только тебя я хотела предупре­дить. Только о тебе волновалась. Но когда увидала тебя в поезде, не могла вымолвить ни слова. Сама не знаю почему.

Слезинка, повиснув на ресницах, скатилась по щеке Кёко.

Исимори молчал. Слова порой бывают не нужны.

Многое в рассказе Кёко казалось противоречи­вым, непоследовательным, но именно поэтому он безотчетно поверил ей. Он задумался. Вряд ли Кёко испытывала к Акимасе Фудзисаки только нена­висть. Когда мужчина и женщина живут пять лет под одним кровом... Исимори ощутил это особенно ост­ро, когда вспомнил о Тиаке. Нечто жестокое, непод­властное их воле вторглось между ним и Кёко, раз­метав их в разные стороны.

Исимори сравнил нынешнюю Кёко Эми с девуш­кой, которую он встретил в Кито. Да, мало что оста­лось от прежней Кёко. Разве что красивые грустные глаза. Только грусти, пожалуй, прибавилось...

Он вспомнил, с какой странной затаенной нежно­стью смотрел на Кёко Фудзисаки. Но ни словом, ни жестом не выдал себя, не показал, что они — не чу­жие друг другу...

У Исимори перехватило горло.

— Будь они прокляты! — пробормотал он.

’’План быка”... чистейшее безумие!

Да. Все поведение,мятежников подтверждает это. Зверские убийства, захват поезда... Люди для них не более чем средство для достижения цели. Какими бы прекрасными идеалами они ни оправдывали себя, то, что делают, - чудовищно! Люди - не куклы. Нельзя так обращаться с ними!

— Я рада, что мы встретились... - повернулась к нему Кёко. Исимори верил и не верил. Теперь их разделяла бездна.

— Мы несемся с тобою сквозь мглу к неизвест­ности... — неожиданно словно пропела девушка.

И волна грустной сентиментальности захлестнула Исимори. Поезд, летящий сквозь ночную мглу.

Где будет конечная остановка? Но они вместе — до конца. В этом была какая-то странная прелесть. Невзирая ни на что...

3

Неожиданно мысли Исимори прервали.

К нему неслышно подошел сержант Сима. Исимо­ри вздрогнул от неожиданности, когда Сима загля­нул ему в лицо. Все тот же омерзительный взгляд.

Исимори не стал отводить глаза.

И тут Сима вдруг подмигнул, явно подавая ка­кой-то знак. Исимори недоуменно уставился на сержанта.

Нарочито громко Сима сказал: i

— Что, в туалет? Ладно, поднимайся!

— Какой туалет? — совсем растерялся Исимори.

Сима снова заморгал. Исимори, ничего не пони­мая, поднялся с места.

— Пойдешь со мной, — повторил Сима, и Исимори * ничего не оставалось, как выйти в коридор. Сержант шел сзади. Исимори опять вспомнил его глаза в мо­мент убийства проводника. Леденящий взгляд через прорезь прицела. Плотно сжатые тонкие губы.

Они вышли за дверь. На площадке никого не ока­залось. Исимори оглянулся. Дверь за его спиной автоматически закрылась.

Сима слегка отстал, но мгновенно нагнал Исимо­ри, не давая ему ни малейшей возможности выр­ваться из-под охраны. Просто поразительная реак­ция!

— Не трусь, — приглушенно проговорил Сима.

Исимори не мог прийти в себя от изумления.

— До Токио что-нибудь придумаем. — Сима под­толкнул Исимори к туалету. Видимо, он опасался, как бы кто-нибудь не заметил их.

— Мне нужна твоя помощь! — торопливо продол­жил Сима. — Ничего плохого я тебе не сделаю. Согласен?

От неожиданности Исимори утратил дар речи.

Сима снова сбивчиво зашептал:

— Держи при себе. Может, пригодится. — Какой- то твердый предмет скользнул в правый карман. Исимори ощупал его, но не понял, что это.

Сержант Сима покосился на Исимори, снова под­мигнул ему и неожиданно громко закричал:

— Долго не задерживайся, сразу же выходи. И не вздумай запираться! — и затолкнул Исимори в туалет.

Как только закрылась дверь, Исимори сунул руку в карман.

Что-то тяжелое...

Пистолет. Пистолет-автомат М-1911-А-1, калибр 11,43, вес около килограмма.

’’Кто он, этот Сима? И зачем мне пистолет?..”

В дверь забарабанили, послышался голос Симы:

— Сюда идут!.. Быстрей выходи!

Когда Исимори вернулся в купе, он услышал за дверью громкий топот. Вошли четверо.

Впереди шел подпоручик Мацумия, за ним двое незнакомых мужчин. Обоим было лет пятьдесят. Их конвоировал молодой парень с карабином. Исимори видел его в первом вагоне.

Очевидно, парламентеры. Первый вагон мятежни­ки превратили в штаб. И эти двое пришли сюда, вероятно, для переговоров с командиром — быв­шим подполковником Фудзисаки.

Четверо прошли по коридору.

Исимори прислушивался.

Звук шагов умолк.

— Бригадный генерал Токунага и полковник Такаяма, из 13-й дивизии, — представил вошедших подпоручик Мацумия.

’’Значит, поезд окружен войсками 13-й диви­зии”, — заключил Исимори. Штаб дивизии находится в городке Кайда уезда Аки, неподалеку от хиросим­ского порта.

— Весьма рад, — послышался голос Фудзисаки, как всегда бесстрастный и холодный.

— Ваш план не удался, — сказал один из пришед­ших. Взволнованный голос. Очевидно, говорил пол­ковник Такаяма. — Все мятежные части из Титосэ, Хиросаки, Канадзавы и других районов пере­хвачены.

— И что же?

Это уже голос Фудзисаки.

— Мы предлагаем вам сдаться.

— Сдаться?!

— Прикажите своим солдатам немедленно сло­жить оружие и сойти с поезда.

— Мы отказываемся подчиниться.

— Захват поезда вам не поможет.

— Это вы так думаете.

— Что вы намерены делать? Идти напролом до Токио?

— На этот вопрос я отвечать не намерен.

— Ваши действия безрассудны...

— Мы по-разному смотрим на вещи.

— Вы допустили серьезный просчет.

— У нас разные взгляды.

— Послушайте, в поезде пятьсот пассажиров, которые не имеют к вам никакого отношения. Ка­кое вы имеете право рисковать их жизнью?

— Ничего не поделаешь.

— Неужели вы собираетесь держать заложника­ми всех пассажиров? Ведь возможны жертвы.

— Это будет зависеть от вас.

— Что вы хотите сказать?

— Жертв не будет, если вы не станете мешать нам. Мы намерены действовать до конца, по плану.

— Ваш план провалился.

— Не все потеряно. Мы знали... найдутся трусы, которые сразу же капитулируют. Но мы и это пре­дусмотрели.

— Вас только тридцать пять человек. Что вы мо­жете сделать, даже если доберетесь до Токио? — вме­шался второй.

’’Бригадный генерал Токунага”, — подумал Исимори.

Он заглянул в коридор. В глубине его толпились люди. Он увидел спины парламентеров. За ними мелькнуло лицо Фудзисаки, который был выше ростом. Стекла его очков поблескивали в свете мощных прожекторов, направленных на поезд.

— Даже если вам удастся пробиться в Токио, что вы сможете сделать? — увещевающим тоном пов­торил бригадный генерал Токунага.

— Будем действовать, как намечено. И только, — с холодной усмешкой ответил Фудзисаки.

— Но это же безумие! — воскликнул полковник Такаяма. Чувствовалось, что он с трудом сдер­живается.

’’Плохо дело, — подумал Исимори. — Парламенте­ры волнуются”.

— Так вот. Дальше поезд пойдет без остановок, — спокойно заключил Фудзисаки. — Больше не делай­те глупостей. Не вздумайте снова останавливать поезд.

— Это мы делаем глупости?! — возмутился пол­ковник Такаяма.

— Не вздумайте подстроить крушение, пустить поезд под откос. Он начинен боеприпасами. Если они взорвутся... — Фудзисаки явно догадывался о намерениях противника и постарался предвосхи­тить их.

— Мы вовсе не собираемся, — пробормотал один из парламентеров.

— На этом переговоры закончены. Извольте по­кинуть поезд, — сказал Фудзисаки.

— Вы забываетесь, подполковник! Пора вам прийти в себя! — Полковник Такаяма шагнул к Фудзисаки. Момент был критическим, но стоявшие за спиной Такая мы Мацумия и Сима удержали его.

— Поймите, вас постигла неудача. Я даже отчасти сочувствую вам, — продолжал уговаривать бригад­ный генерал Токунага. — Мы не станем обращать­ся с вами, как с преступниками. С полной ответст­венностью я обещаю вам свою помощь.

— Самурайское благородство? — усмехнулся Фудзисаки. — Оставьте эту сентиментальную болтов­ню при себе. С нами это не пройдет. Мы завершим дело по-своему.

Спор между Токунагой и Фудзисаки затянулся. Как быть с поездом — пойдет он дальше или останет­ся на месте? Обе стороны упорствовали, и все яснее становилась тщетность пререканий. Наконец Фудзи­саки не вытерпел:

— Убирайтесь, иначе мы вас здесь же поставим к стенке!

Фудзисаки посмотрел на парламентеров — это был взгляд судьи на ринге, отсчитывающего боксе­ру в нокдауне последние секунды. Ни на минуту этот человек не терял самообладания.

Миссия парламентеров закончилась безрезуль­татно.

Бригадный генерал Токунага и полковник Такаяма в сопровождении подпоручика Мацумии двину­лись к выходу. Пассажиры, по-видимому, уже почувствовали что-то неладное. Многие проснулись и ходили по вагонам, пытаясь выяснить, что проис­ходит. Отголоски этой суматохи доносились и до первого вагона.

Парламентеры покинули поезд, ’’Сакура” снова тронулась в путь.

Исимори опять повернулся к окну. За стеклами _i проплыли тени танков. Погасли огни прожекторов, перестало слепить глаза.

Что они собираются делать с поездом? Фудзиса­ки сказал, что они пойдут напролом. Пассажиры — заложники... Но что они будут делать в Токио? По всему видно, что мятеж полностью подавлен. Что же может горстка военных — тридцать пять че­ловек? Неужели они утратили чувство реальности? Или это безрассудство отчаяния? Нет, непохоже. Слишком хладнокровно держался подполковник Фудзисаки, не поддался на уговоры. Не растерялся, не испугался...

Фудзисаки и его сподвижники столько лет лелея­ли свою мечту. Видно, они разработали несколько вариантов на случай неудачи. Неизвестно, предусматривался ли захват поезда, но вполне вероятно, что они действуют сейчас в соответствии с планом, Исимори терялся в догадках, вглядываясь в дремлющую за окном поезда ночь.

В окне отразился профиль Кёко.

Во время переговоров между Токунагой и Фуд­зисаки она не проронила ни слова. Она не могла не слышать их разговора, но ни одна черточка в ее лице даже не дрогнула.

Что чувствует теперь Кёко по отношению к Фуд­зисаки? А Фудзисаки, что испытывает он?

”А ты сам как относишься к Кёко? — спросил себя Исимори. — Пять лет назад, 19 февраля, нас с Кёко разметала в разные стороны жизнь. А теперь мы оба уже не те, что пять лет тому назад. Вот Кё­ко — это она и словно не она. Вероятно, и меня она видит иным. План мятежа сломал жизнь и у меня, и у Кёко. Нам уже не вернуть прошлого”, — подумал Исимори, и от сознания невозможности обратить время вспять ему сделалось невыразимо горько.

Это было даже не отчаяние, а какое-то странное ощущение бессмысленности всего происшедшего.

”Но как бы то ни было, — думал Исимори, — пока ’’Сакура” в их руках, нам с Кёко быть рядом. Мы связаны теперь одной веревочкой”.

Даже сердце его билось теперь как-то иначе. Исимори сознавал, как мало он думает сейчас о Тиаки. Вечера, которые он проводил с женой в своей квартирке, с раздражением вслушиваясь в звуки капающей воды, казались воспоминанием далекого прошлого.

Он тщетно вновь и вновь пытался разобраться в собственных чувствах, потом оставил эти попытки и снова стал любоваться профилем Кёко в оконном стекле. Неожиданно его охватило такое страстное желание обнять ее, что даже закружилась голова.

’’Нашел время!” — обругал он себя.

Ему не давала покоя загадка — поведение Симы. Мало того что он предложил действовать заодно, он дал ему пистолет! В чем тут дело?

Сима не заговорщик. В этом можно быть уве­ренным. Он сказал: придумаем что-нибудь, но что ему нужно от Исимори? Какой помощи?

Исимори поискал взглядом сержанта. Тот стоял в проходе, невозмутимо глядя перед собой. Очевид­но, Симе приказали охранять Фудзисаки. Когда их взгляды встретились, на лице его не отразилось ни­чего, как будто он и не видел Исимори.

Исимори вздохнул. В этот момент откуда-то сверху заговорил репродуктор.

— Господа пассажиры! Прослушайте объявление. К вам обращаются представители ’’сил самооборо­ны”. С настоящего момента мы приступаем к сек­ретным действиям с целью выполнения важного задания. Поезд по расписанию сделает остановки в Осаке, Киото, Нагое и так далее, но двери откры­ваться не будут. В связи с этим вы не будете иметь возможности сойти с поезда до конечной остановки в Токио...

Четкий молодой голос. Вежливые обороты речи, но в голосе — твердая решимость.

— ...Вы не сможете сойти с поезда, взамен мы га­рантируем полную безопасность и жизнь. Мы реко­мендуем вам, следуя нашим указаниям, сохранять спокойствие. Просим также иметь в виду, что в слу­чае беспорядков мы будем вынуждены принять строгие меры. Повторяю. К вам обращаются пред­ставители ’’сил самообороны”...

4

Заглянув в окошко такси, Арига ахнул: ”Да это же Сайко!” Приникнув к окну, он внимательно раз­глядывал женщину на заднем сиденье машины, ос­тановившейся впереди. Без сомнений, это Сайко Накатами.

’’Как оказалась здесь хозяйка ’’Марса”? Ведь се­годня она вылетела из Ханэды в Аомори?!”

Зажегся зеленый свет.

— Гони за той машиной! — крикнул Арига шоферу. Удивленный внезапной переменой маршру­та, пожилой таксист обернулся, но тут же словно подстегнутый рванул машину за удаляющимся такси.

Это было в Харадзюку, на перекрестке улиц Мэйдзи и Омотэ-Сандо. Машина с Сайко мчалась по улице Мэйдзи в направлении Сэндагая.

’’Сайко, наверно, возвращается к себе на квар­тиру в Итигая”, — подумал Арига. — Но откуда она взялась? Забрала останки своего любовника — пол­ковника Ногами, сгоревшего на государственном шоссе номер четыре в Аомори, — и сразу же верну- ₉ лась в Токио? А может быть, поездка в Аомори была лишь для виду?”

Интуиция подсказывала Ариге, что встреча с Сайко поможет ему узнать что-то важное.

Арига довольно усмехнулся. Пусть случайно, но наконец-то он наткнулся на важный источник информации.

Он припомнил, сколько ему пришлось крутиться сегодня по городу. Он даже направился было на такси к особняку Годзо Охаты в Нампэйдай, в Сибуя, но ведущая туда улица Тамагава оказалась перекрытой полицейским отрядом на участке Сакураока—Икэдзири. И очевидно, не только Тамагава, но и все остальные улицы и переулки, ведущие к Нампэйдай.

Отпустив такси в Сакураоке, Арига подошел к полицейскому:

— Я живу здесь. Пропустите меня. — Однако по­лицейский отказал ему наотрез. Тогда Арига напра­вился к другому полицейскому. Сказавшись журна­листом, он снова попросил пропустить его, но и на этот раз встретил неумолимый отказ.

Полицейские принялись разгонять собравшуюся толпу. Они образовали вокруг Нампэйдай плотное кольцо, сквозь которое и мышь не шла бы про­шмыгнуть .

Аригу постигла та же участь, что и остальных зе­вак. Отказавшись на какое-то время от мысли про­никнуть в Нампэйдай, он вернулся к прввокзальной площади и позвонил из автомата Масагаки, в редакцию ’’Майнити симпо”.

— Ничего не получается. К особняку Охаты не подойти, — сообщил он Масагаки

В трубке послышалось сердитое хмыканье:

— А я что могу сделать?

— Как развивается обстановка?

— Толчки стали тише.

— Средней силы?

— Во всяком случае, очагов уже не так много. По последним сведениям, сейсмические волны сли­лись.

— Что-то больно мудрено...

— Волна землетрясения движется с Кюсю в на­правлении столицы. Самое скверное, что может воз­никнуть цепная реакция, которая приведет к силь­ному землетрясению в самом Токио.

— С Кюсю в направлении столицы?

Вместо ответа Масагаки поспешил изменить тему разговора:

— Однако ты рьяно взялся... Ты и вправду соби­раешься писать об этом?

Арига кивнул.

— Посвятишь землетрясению весь номер своей обувной газеты?

— Да.

— Но ведь твоя газета может прогореть...

— Что ж, должен же кто-то сказать правду!

— Это рискованно... Моей газете такое не под силу. Как бы не вышло то же самое, что с телеграм» мой ЮПИ, — саркастически заметил Масагаки и, посоветовав: ’’Будь осторожен!” — поспешно поло­жил трубку. Очевидно, кто-то подошел к его столу.

’’Движется с Кюсю в направлении столицы...” — эти загадочные слова Масагаки продолжали звучать в ушах Ариги. Решение загадки он нашел быстро. По всей вероятности, речь шла о поезде с мятежни­ками, который двигался в направлении столицы.

Что за поезд?

’’Жаль, — подумал он, — нет при себе железно­дорожного расписания”. Тогда Арига позвонил за­ведующему коммерческим отделом Ядзуми, жившему в районе Осиагэ.

Поднятый среди ночи с постели, сонный Ялзуми отрапортовал:

— Вы куда-то исчезли с приема. А я презент захватил для вас.

— Возьми расписание и посмотри, какие поезда идут сейчас с Кюсю в направлении Токио, — прервал его излияния Арига. Внезапная просьба шефа изряд­но ошеломила Ядзуми, тем не менее он, не тратя времени на расспросы, сразу же принялся изучать расписание и вскоре доложил:

— Есть только один — ночной экспресс ’’Сакура”, следует от Нагасаки. Это тот поезд, на который дол­жен был сесть сегодня вечером наш Исимори.

— Исимори? — повторил Арига. Телефонная труб­ка чуть не выпала у него из рук. Ему снова почуди­лось, что хрустнул грифель карандаша.

Арига бесцельно побрел по привокзальной пло­щади. Дождь кончился. Подул свежий ветер. Однако Арига не ощущал холода. Голова пылала как в огне.

Значит, Исимори едет на ’’Сакуре” вместе с участ­никами мятежа. Что же это — счастливый случай или наоборот?

А ведь утреннее гадание на карандаше явно пред­вещало беду.

Теперь, когда Арига узнал, что его сотрудник, Хироаки Исимори, очутился в одном поезде с заго­ворщиками, сбор информации приобрел для него новый смысл. Теперь он хоть на один шаг прибли­зился к цели.

’’Правительство установило жесткий контроль над прессой. Сколько я ни стараюсь, ничего су­щественного узнать так и не удалось. Одни обры­вочные сведения, да и те по секрету сообщил Синго Масагаки”. Арига болезненно переживал свою беспомощность, он чувствовал себя глубоко уяз­вленным. ’’Неужели я так и останусь неудачником, подбирающим объедки на задворках журналисти­ки? — думал Арига. — На такой информации мате­риала о заговоре не сделаешь. Меня же поднимут на смех, обвинят в заведомой лжи. — Арига чер­тыхнулся. — Вот если бы удалось заполучить бесспорные доказательства, тогда можно было бы вы­пустить специальный номер, посвященный переворо­ту. Пусть моя газета невелика — всего двенадцать страниц небольшого формата... Это был бы мой ре­ванш, моя месть — за все многолетние неудачи. Ради такого стоит рисковать! Да, это тот самый шанс, который выпадает один раз в жизни. Но надо смотреть правде в глаза: пока не удалось заполу­чить ни одного стоящего фактика, и я, словно бездомный пес, тщетно рыщу по мокрой после дождя привокзальной площади в Сибуя...”

Сгорая от нетерпения, Арига решился еще раз побеспокоить Масагаки. Что делать, придется снова униженно просить совета у пронырливого газетчика.

Он сел в такси. Машина выехала на улицу Мэйдзи.

Когда такси затормозило перед светофором, Арига вновь ощутил боль в ладони. Саднила рука, которой он раздавил от волнения фужер с коктей­лем — в баре, когда встречался с Масагаки. Тогда он _: просто замотал руку носовым платком, а теперь от неосторожного движения из раны снова потекла кровь.

Алое пятно почему-то напоминало об Исимори.

Он тряхнул головой, отгоняя нехорошие мысли, и тут-то и заметил в остановившейся впереди ма­шине хозяйку бара ’’Марс” Сайко Накатами.

Машина Сайко подъехала к жилому дому в Итигая. Это было десятиэтажное здание, носившее название ’’Вилла Мотомура”.

Таксист, везший Аригу, резко затормозил, Арига выскочил из машины почти одновременно с Сайко. Увидев его, она от удивления остановилась на месте.

— Вы же сказали, что уезжаете в Аомори? — стараясь говорить невозмутимо, осведомился Арига.

— А вы что, следили за мной? — с подозрением спросила Сайко.

— Полковник Ногами, кажется, погиб? На шоссе в Аомори?

— Простите, но по какому праву?

— Где вы были сегодня вечером? — Арига подошел к Сайко.

— Я не обязана отчитываться перед вами!

С лица Сайко сошел первый испуг. Губы тронула презрительная усмешка. У себя в баре Сайко никог­да не бывала такой грубой.

— Я прошу ответить на мой вопрос.

— Не знаю, ничего я не знаю, — отмахнулась Сайко и толкнула вращающуюся дверь. Арига бросился вдогонку. Случайно оглянувшись, заме­тил, как у входа остановилась черная машина и кз нее вышли двое. Увидев, что он смотрит на них, повернулись к нему спиной.

Сайко прошла через холл к лифту. Арига — за ней. Было уже очень поздно, и Сайко с Аригой ока­зались в лифте одни.

Накатами нажала кнопку последнего, десятого этажа.

Когда двери закрылись и лифт пополз вверх, Арига снова спросил:

— Что случилось сегодня вечером?

— Отстаньте от меня. Иначе я позову полицию.

— Ради бога.

— Ну что, что вы хотите? — раздраженно спроси­ла Сайко.

Не обращая ровным счетом никакого внимания на то, что Сайко хмурилась, Арига сказал:

— Ваш любовник погиб на шоссе в Аомори, а в Нампэйдай — в Сибуя — арестован бывший министр иностранных дел Годзо Охата. Это верно?

— Годзо Охата арестован? — фыркнул» Сайко Накатами, сморщив носик. Под ее шрадяавянтш

взглядом Арига стушевался и обескураженно про­мямлил :

— Так говорят.

— Какая чепуха! Годзо Охата умер. _t —Умер?!

— Он мечтал о перевороте, но переворот про­валился. Его предали. И предателем оказался тот, кто был самой главной фигурой заговора. Умирая, Охата скрипел зубами от злобы. Инсульт... от силь­ного потрясения.

— Вам известно имя предателя?

— Вы хотите это знать?

— Да.

— Ну что ж, — усмехнулась Сайко, поправляя свои крашеные рыжие волосы, — извольте. Я услы­шала это от тех, кто собрался у тела Охаты...

Коитиро Арига удивленно смотрел на Сайко. Перед ним стояла высокая статная женщина лет тридцати пяти. Слегка вздернутая верхняя губка. Вид вызывающий. Говорили, что в прошлом она была любовницей видного политического деятеля, но откуда, как заурядная ’’мадам” из бара могла узнать о смерти Годзо Охаты, человека, которого полиция считает тайным организатором путча?! Почему она говорит, что не Охата был организа­тором заговора?!

Кто же тогда?

Арига весь обратился в слух.

Губы Сайко дрогнули, но тут лифт остановился. Последний этаж.

Двери открылись.

Сайко, наклонившись к Ариге, который хотел последовать за ней, шепнула ему два слова и вышла. Арига остался стоять, не в силах двинуться с места.

— Неужели? — повторял он. Это было единствен­ное, на что был способен Арига. Он стоял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Стоял, точно ока­менев.

Двери стали закрываться.

Через сужающуюся щель виднелась в глубине коридора фигура Сайко Накатами. Двое мужчин с обеих сторон приближались к лей, словно беря ее в клещи. '’Кажется, те, что вышли у дома из машины”, — подумал Арига, и в этот момент двери лифта захлопнулись.

Лифт плавно пошел вниз.

Арига похолодел от ужаса. Он повторял в уме имя, которое шепнула ему Сайко.

— Невероятно!.. — воскликнул Арига. Многое было загадочным. Например, что за люди подошли к Сайко?

Но сейчас не до таких мелочей — после того, что он узнал от Сайко. Интересно, известен ли Маса­гаки этот чудовищный факт?

Вряд ли... В обмен на этот\фактик Арига получит всю информацию, которой располагает ’’Майнити симпо”. Ведь сама ’’Майнити симпо” вряд ли осме­лится опубликовать такое...

Коитиро Арига почувствовал необычайный прилив сил. Он даже забыл о Хироаки Исимори.

5

Ночной экспресс ’’Сакура” с лязгом подполз к станции Осака. Он пришел с двадцатипятиминут­ным опозданием в 4 часа 20 минут (по расписа­нию — 3.59).

Занималась заря. На платформе не было ни души. Железнодорожные служащие загрузили вагон-рес­торан упакованными завтраками и питьевой водой.

Во время стоянки поезд охраняли вышедшие на платформу солдаты с винтовками в руках — во­семь человек. У каждого на рукаве была повязка с изображением бизона. Отличительные знаки — по-видимому, на случай перестрелки.

Требование снабдить поезд продовольствием и питьевой водой мятежники передали по радио. Железнодорожные власти, опасаясь за жизнь пяти­сот пассажиров, были вынуждены согласиться.

На всякий случай на осакский вокзал прибыли полицейские. Тысячный отряд оцепил экспресс, держась на почтительном расстоянии, но ничего предпринимать они не стали.

Занавески на окнах во всех четырнадцати ваго­нах ’’Сакуры” были плотно задернуты, скрывая происходящее в поезде. Из экспресса не доносилось ни звука.

’’Сакура” казалась совершенно пустой.

В 4.30 заправка водой и продовольствием закон­чилась.

Экспресс сразу же тронулся в путь.

6

5.05 утра.

’’Сакура” прибыла на станцию Киото и после ми­нутной стоянки отправилась.

Во время остановки с поезда высадили пятнад­цать пассажиров — стариков, женщин, детей. У не­скольких женщин с грудными младенцами были би­леты до Токио, но их тоже заставили сойти.

7

’’Зачем они рвутся в Токио?” — Начальник Бюро расследований при кабинете министров Тосикура устремил стеклянный глаз на репродукцию картины Уччелло.

Прищурил здоровый. Однако на этот раз ему не удавалось привести свои мысли в порядок.

Чем упорнее пытался он сосредоточиться, тем навязчивее одолевали совершенно посторонние мысли о сыне, который нынешней весной, окончив университет, поступил на службу в судоходную компанию, о дочери, которая бросила колледж и живет теперь с каким-то нечесаным типом, именую­щим себя художником-иллюстратором, о жене, которая сбежала с человеком лет на десять моло­же ее и пропала, словно в воду канула.

В раздражении Тосикура залпом выпил чашку кофе, которую держал в руках. Ни вкуса, ни арома­та не почувствовал. Мутная вязкая жижа.

Его затошнило.

— Совсем распоясались, скоты! — выругался То­сикура и с досады замахнулся кофейной чашкой на висевшую на стене картину. Кофейная гуща, вы­плеснувшись, заляпала холст. Это было непохоже на неизменно сдержанного и подтянутого Тосикуру.

Бурая гуща угодила прямо в лицо командиру кавалерийского отряда, изображенному в центре картины.

Удивляясь самому себе, Тосикура, словно впер­вые, стал разглядывать репродукцию. Лицо открыто лишь у командира. У остальных — за исключением трубача и двух пехотинцев — подняты железные забрала. Эти средневековые рыцари в шлемах и стальных доспехах создавали впечатление жуткого маскарадного действа.

Напряженные, мужественные лица солдат, приго­товившихся к сражению при Сан-Романо... Но мож­но было истолковать картину и иначе — тайный по­ход вооруженного отряда...

В таком свете Тосикура видел репродукцию впервые. Великолепные краски картины слились в мозгу Тосикуры с картиной ночного экспресса, несущегося в предрассветных сумерках к столице.

Сведения о движении экспресса поступали непре­рывно. Тосикура уже знал, что мятежники выста­вили в каждом вагоне двух ощмид, шбюолав- ших за пассажирами. Солдаты — с нарукавными по­вязками с изображением бизона. Все вооружены. Перепуганные пассажиры не решаются даже жало­ваться или возмущаться. Под дулами винтовок они вынуждены молчать. Также сообщалось, что на станции Киото мятежники высадили с поезда пят­надцать человек — всех, кто мог обременить их: стариков, женщин с грудными младенцами.

Солдаты охраняли и кабину машиниста, и купе проводников. Обычно движение поездов регулиру­ется посредством связи машиниста с начальниками станций, а также с диспетчерами центрального управления железной дороги и местных отделений по замкнутой цепи. Между диспетчерской и поезда­ми связь прямая, по диспетчерскому телефону — без коммутатора.

Машинисту мятежники разрешали сообщать только о движении поезда: ’’Следуем до Токио по расписанию. Двадцатиминутное опоздание постара­емся наверстать”. Судя по ответам, машинист гово­рил по подсказке. На предложение сменить его и проводников машинист ответил, что это невозмож­но. Видимо, заговорщики запретили замену.

Машинист с помощником без отдыха с самой станции Хаката вели экспресс — теперь уже по остав­шемуся маршруту от Фукуоки до Токио.

Двадцатиминутное отставание ’’Сакуры” Тосику­ру вполне устраивало. Это собьет с толку прессу. Она потеряет след. Некоторые газеты, прежде всего ’’Майнити симпо”, судя по всему, что-то пронюхали, но редакторам крупных газет премьер-министр Са- баяси рекомендовал воздержаться от публикации подобных сообщений.

Только бы удалось как-нибудь остановить ’’Саку­ру”! Тогда можно совсем похоронить это дело.

Премьер-министр Сабаяси больше всего боится, что народ узнает о попытке переворота. Это будет для него чувствительным ударом. Оппозиция получит великолепный повод для новой критики правительства. Это может повлечь за собой отставку кабинета министров, причем как раз накануне парламентских выборов. В памяти народа воскрес­нет ужас мрачных лет реакции, и, естественно, все симпатии масс окажутся на стороне прогрессивных сил.

Это изменит соотношение сил в парламенте: левые возьмут верх над консерваторами, и правле­нию Демократической партии придет конец.

Поэтому в случае неблагоприятного исхода Са- баяси и решил уничтожить ’’Сакуру”.

Когда выяснилось, что ’’Сакура” захвачена пут­чистами, состоялось еще одно срочное заседание кабинета. На нем присутствовали представители УНО, полиции, высшие чины государственных же­лезных дорог.

Тон задавал Сюдзо Сабаяси.

Премьер-министр был в ярости. ”Ни в коем слу­чае не допустить ’’Сакуру” в Токио и взорвать весь состав, если произойдет заминка с арестом мятеж­ников”. Сабаяси настаивал на взрыве.

Даже министры были против, считая это чудо­вищным, ведь взрыв означал гибель пятисот пасса­жиров. Однако Сабаяси легко переубедил несоглас­ных, сыграв на чувствительной струнке — на страхе перед возможностью огласки.

Дебаты длились недолго.

Технические детали заняли несколько больше времени. Всех занимало одно: как избавиться от ’’Сакуры” без шума. Наконец было решено: ’’Саку­ру” следует отвести с главной магистрали Токай- до^[1] на какую-нибудь боковую линию, оцепить и захватить мятежников. Конечно, жертвы среди пас­сажиров неизбежны, и многочисленные, однако все же гораздо меньше, чем при взрыве всего состава.

Представители ’’сил самообороны”, полиции и го­сударственных дорог занялись разработкой кон­кретных деталей операции. Контроль над движением ’’Сакуры” взяла на себя Главная служба государ­ственных дорог. Все делалось в строжайшей тайне.

Розыск главных заговорщиков был поручен Тосикуре.

Местонахождение Г одзо Охаты по-прежнему было неизвестно.

Возвратившись в свой офис, Тосикура тут же принялся за работу. Он связался с охранными от­рядами ’’сил самообороны” и с Главным полицей­ским управлением. Показания арестованных под­твердили: Годзо Охата действительно один из руко­водителей заговора. Однако выяснилась интересная подробность: помимо Охаты, существует еще кто-то — важная персона, поддерживающая заго­вор. Однако ни один из арестованных не смог назвать его имени. Оно было известно, вероятно, весьма узкому кругу лиц — таким, как Масаси Хигасиками и Акимаса Фудзисаки.

Фудзисаки сейчас на ’’Сакуре”, а вот где нахо­дится Хигасиками, установить так и не удалось.

Итак, еще одна таинственная влиятельная фигу­ра, поддерживавшая заговорщиков. К немалой до­саде Тосикуры, на этом расследование зашло в ту­пик.

— Негодяи, бунтовщики! — проворчал Тосикура и опять уставился на картину Уччелло. Лик рыцаря почти очистился от кофейной гущи. Она стекала вниз, и черты лица проступали все отчетливее. То­сикура так и впился глазами в лицо полководца. Оно показалось ему знакомым... Ему почудилось, что он сходит с ума: рыцарь напоминал ему одного крупного политического деятеля, человека, слово которого могло внушить Хигасиками и Фудзисаки веру в успех.

— Неужели он?! — Тосикура вздохнул и задумался, скрестив на груди руки.

Тревожно зазвонил телефон. Тосикура кинулся к аппарату и схватил трубку.

— Годзо Охата мертв.

Звонил начальник охранного департамента Поли­цейского управления.

— Он скрывался со своей любовницей на тайной квартире в Харадзюку. Там и наступила смерть, как считают, от кровоизлияния в мозг.

— А что с любовницей?

— Ее тоже нашли мертвой в постели — в собствен­ной квартире на десятом этаже ’’Виллы Мотомура” в Итигая. Она приняла цианистый калий. Пока не удалось установить, самоубийство это или насильст­венная смерть. Никакой записки или завещания не обнаружено.

— Как ее имя?

— Сайко Накатами. Для видимости держала бар на Гиндзе, на самом же деле была шлюхой высшего разряда — переходила от одного политического деятеля к другому.

’’Сайко Накатами...” — Тосикура где-то слышал это имя, но никак не мог припомнить где. По всей видимости, она слишком много знала, и поэтому ее убрали. Но бог с ней, главное сейчас установить, кто же, помимо Охаты, поддерживал заговорщиков. На этот вопрос начальник охранного департамента пока затруднялся ответить.

’’Где тебе...” — пробормотал себе под нос Тоси­кура и положил трубку. Подошел к окну и посмот­рел на лежавший внизу город. Хотя уже близился рассвет, все за окном было словно залито черным лаком. Дождь кончился, но тучи низко висели над крышами домов.

Тосикура попытался нарисовать портрет. Мужчи­на. Высокого роста, правильные черты липа. Креп­кое, как у спортсмена, тело. В пвалпатъ лет он был теннисистом. Страсть к самоутверждению владела им, и вскоре его звезда ярко засверкала на небо­своде спортивного мира. В тридцать он бросил спорт и занялся политикой. Чтобы оставаться ’’звездой”, надо побеждать, и снова побеждать, а затем неожи­данно уйти в тень, надеть на себя маску таинствен­ности. И он одерживал победу за победой — уже в политике, а потом вдруг, внезапно, подобно обо­ротню, затаился. Власть — вот что было целью его жизни, но свои амбиции он искусно маскировал высокими фразами и потому казался более честным и справедливым, нежели какой-либо другой полити­ческий деятель. Это помогло ему быстро продви­нуться в Демократической партии и утвердиться на самой вершине политической власти. Мог ли этот честолюбец возжелать большего — превратить свое кресло в императорский трон? А для достиже­ния цели избрать крайнее средство — военный переворот?! В той политической ситуации, когда каждый день был чреват опасностью коренных пе­ремен в соотношении сил между консерваторами и левыми, он в один миг мог лишиться всего, если бы только не решился на этот рискованный шаг.

’’Бунтовщики, враги порядка! Никому — ни важ­ной персоне, ни простому смертному, — никому не позволю нарушать закон и порядок, — рассвирепел Тосикура. — Даже если он занимает такой пост...” Арестовать, непременно арестовать! В этот момент позади открылась дверь.

Обернувшись, он увидел Маэно, начальника от­дела.

— Принято решение относительно ’’Сакуры”, — сообщил он. — Ночью ее по запасному пути отведут к морскому причалу Ои. Там экспресс будет окружен пятью тысячами солдат. Одновременно в Тоёхаси будет составлен другой, подложный экс­пресс ’’Сакура”. Точно по расписанию он прибудет на токийский вокзал, а захваченная мятежниками ’’Са­кура” исчезнет как призрак. На станции Синагава уже идут работы по прокладке пути к причалу Ои. В случае неудачи операции ’’Сакура” будет взорвана.

Тосикура мрачно слушал доклад Маэно. Слушал и думал: значит, главный заговорщик намерен спрятать концы в воду. Он знает, что на ’’Сакуре” находится опальный подполковник Фудзисаки, ко­торому известно, кто подлинный вдохновитель путча.

— Что же мне делать? — в растерянности понурил­ся Тосикура. На душе было тяжело.

^[1] Главная линия железной дороги от Токио до Осаки.

8

— Прошу покинуть вагон! — властно сказал под­полковник Фудзисаки.

— Куда прикажете идти? — осведомился Иси­мори.

Фудзисаки неприязненно рассматривал его.

— Теперь вам незачем быть здесь. Мы не хотим, чтобы вы совали нос в наши дела.

— Значит, теперь мы вам не нужны? Теперь вы разоблачены и мы вам не нужны. Ведь так?

— Вы сказали ”мы”? — иронически поднял брови Фудзисаки. — Речь идет только о вас одном.

Кёко пораженно привстала. Не обращая на нее никакого внимания, Фудзисаки приказал сержанту Симе:

— Отведи его куда-нибудь.

— Пошли! — Сима потянул Исимори за руку.

— И я с вами. — Кёко умоляюще посмотрела на Исимори.

— А ты останешься здесь. — Фудзисаки положил ей руку на плечо.

— Пустите меня! — попыталась высвободиться Кёко.

— Прекрати ломаться! — В голосе Фудзисаки зву­чала неподдельная угроза. Кёко в нерешительности остановилась.

Взгляды Фудзисаки и Кёко встретились. Глаза Кёко горели ненавистью.

— Идите, вам говорят! — раздраженно прикрик­нул Фудзисаки, обернувшись к Симе. Тот подтолк­нул Исимори в спину.

Исимори вышел в коридор.

Оглянулся. Кёко смотрела ему вслед. В ее пре­красных глазах стояло отчаяние.

Губы Кёко зашевелились. Она пыталась что-то сказать ему. Но Исимори тщетно силился разоб­рать слова. Сержант снова толкнул его в спину.

В это время из динамика послышался голос:

”Мы, японцы, с древних времен воспитывались в духе преданности долгу, в духе бусидо. После ре­ставрации Мэйдзи¹, когда в государстве было до­стигнуто подлинное единство, когда возродилось национальное государство во главе с императором, верность духу бусидо стала синонимом патриотиз­ма... Быть патриотом — значит любить свое госу­дарство превыше всего, почитать за высшую честь возможность отдать свою жизнь за родину... Но мы спрашиваем вас — к какой нации, к какой расе при­надлежат эти красные муравьи, что так назойливо призывают защищать конституцию, считают ее не­зыблемой и единственной в своем роде?!

¹ (Имеется в виду буржуазная революция 1868 года в Японии.)

Мы начали действовать, движимые любовью к отечеству и скорбью о судьбах народа, страстным стремлением к самопожертвованию. Наша прог­рамма предусматривает временное прекращение действия конституции и немедленное введение чрезвычайного положения в стране. Наше искреннее чувство любви к родине вынуждает к этому — оно требует, чтобы мы защитили отечество от коммуни­стической диктатуры. Иными словами, мы нанесли упреждающий удар, чтобы помешать красным муравьям обглодать нашу родину. Наши действия — это вынужденная оборона...

Повторяю... Мы, японцы...”

Все с самого начала — словно заигранная пла­стинка ...

Исимори перешел из первого вагона во вто­рой. За ним тенью следовал Сима. Ему вспомнилось, как странно вел себя последние часы сержант. Какой он трюк выкинет теперь? Исимори пригото­вился к самому неожиданному.

Но сержант Сима молчал.

Из второго вагона перешли в третий. У каждой двери стоял солдат с винтовкой. Пассажиры встре^ воженно слушали речь, лившуюся из репродуктора. Но комментировать не смели, хотя лица их выража­ли явное недовольство и усталость.

’’Почему они не возмутятся? Почему молчат? По­чему позволяют так обращаться с собой? Не борют­ся за свои права?” — спрашивал себя Исимори. Их безразличное молчание рождало у него глухое раз­дражение.

”А сам? — упрекнул он себя. — Беспомощен, как котенок, и они вертят тобой, словно марионеткой”.

Прошли третий, четвертый вагон. Вышли на пло­щадку пятого.

’’Ресторан, кажется, в шестом”, — припомнил Исимори, но тут его негромко окликнул сержант Сима:

— Постой!

Исимори остановился.

— Слушай, но не оглядывайся! — скороговоркой продолжил сержант. — Без меня их тридцать четы­ре, но это ничего... Надо убрать Фудзисаки и Мацу- мию, остальные мелочь, сброд...

— ?.. — Исимори ожидал чего угодно, только не этого.

— Будем ждать случая... А он представится, обя­зательно! И тогда вы поможете мне.

— Да кто вы? — не выдержал Исимори. В этот мо­мент открылась дверь и на площадке возник под­поручик Мацумия. Он спешил в первый вагон.

— Что это вы тут делаете? — Он с подозрением оглядел обоих. Ему явно не понравилось, что они стоят здесь.

— Мне приказано увести этого типа подальше от первого вагона, — отрапортовал сержант Сима и не­ожиданно влепил Исимори пощечину.

— Говорил тебе — не отставать! — Исимори боль­но ударился затылком и ощутил на языке привкус крови.

’’Какое страшное сочетание кошачьей мягкости с просто садистской жестокостью”, — подумал он.

— У нас впереди еще много времени. Надо быть хладнокровнее, — посоветовал Симе подпоручик Мацумия и нырнул в четвертый вагон.

— Ты извини, — прошептал Сима. — У меня не было выхода. Фудзисаки хочет прорваться к То­кийскому вокзалу и держать пассажиров в поезде двое суток. Все это время они не переставая будут читать в громкоговоритель свое воззвание к народу, чтобы о них узнала вся страна. Они заранее пре­дусмотрели такой вариант на случай провала пе­реворота.

— А потом?

— Неизвестно, — ответил Сима, внимательно сле­дя за дверьми. — Либо сдадутся, либо взорвут себя вместе с поездом — одно из двух.

’’Взорвать... Неужели вместе со всеми пассажира­ми?” — хотел было спросить Исимори, но передумал. Глупый вопрос — что знает Сима о намерениях под­полковника Фудзисаки?

— Фудзисаки совсем взбесился. После провала за­говора в 1961 году он только и думает что о перево­роте, только этим живет. Каждого, кто мешает его планам, считает врагом. Он приказал убрать генера­ла Эми. Отца этой Кёко...

’’Значит, Тамэитиро Эми уже нет в живых?” - ужаснулся Исимори, лихорадочно закуривая сигаре­ту. Знает ли об этом Кёко?

’’Нет, еще не знает. Она ведь верит, что его держат под домашним арестом...”

Любит ли Кёко отца, бросившего ее на произвол судьбы? Слишком глубока обида...

Нет, все гораздо сложнее. Кёко должна понимать, в каком трудном положении был отец. Понимать, что он ставил на карту и свою жизнь...

Возможно, Кёко осталась с Фудзисаки не только потому, что он угрожал ей. Может, именно из любви к отцу она решила следить за приверженцами плана ’’Булл”? Может, Кёко продолжала поддерживать связь с генералом Эми? Информировала его о подпольной деятельности Фудзисаки и его сподвиж­ников?..

’’Если я прав, — Исимори бросил на пол окурок, придавил его каблуком, — если это действительно так, значит, она очень любит отца. А может быть, по­лучая очередное сообщение от дочери, Тамэитиро Эми непременно информировал кого-то о дейст­виях заговорщиков? Некое лицо в высших прави­тельственных кругах или в командовании ”сил самообороны”... А сержант Сима? Кто он? Агент военной полиции или органов безопасности? Выхо­дит, и проводника Цугаву он застрелил, чтобы про­демонстрировать свою преданность Фудзисаки? Своего рода маскировка... Но все равно это не оправдание. Ничто не может оправдать убийства мирного человека. Они все посходили с ума, — с от­вращением подумал Исимори. — Все тридцать пять.

Сима, по-видимому, решил изолировать Фудзи­саки и его дружка Мацумию, чтобы затем распра­виться с остальными. И хочет, чтобы я помог ему в этом... Конечно, это преступление — оставаться безучастным наблюдателем, — подумал Исимори, — но какой от меня прок? Я ведь даже толком не умею обращаться с пистолетом”.

И все же сидеть сложа руки нельзя. Исимори ог­ляделся по сторонам.

В вагоне-ресторане было пусто. Лишь обслужи­вающий персонал — повара, официантки... Из вагона их не выпускали, но охрана здесь не слишком усерд­ствовала — может, оттого, что в основном там сиде­ли женщины. Лишь изредка в вагон заглядывали солдаты.

’’Где мы сейчас находимся?” — подумал Исимори. Посмотрел через щелку в занавеске. Уже совсем рассвело. Пасмурное, хмурое утро. Серые тучи за­волокли небо. В небе висел черный вертолет. Еще один! Хотя кругозор был очень ограничен, Исимори смог насчитать три машины. Они казались фантасти­ческими черными птицами.

Вертолеты с реактивными двигателями! Они летели с такой же скоростью, с какой шла ’’Саку­ра”. Один из них спикировал, едва не задев крыши вагона. Остальные два снизились и зависли над поездом, прикрывая первый.

Так повторилось несколько раз. Рев двигателей разрывал барабанные перепонки.

’’Вертолеты ’’войск самообороны”, — догадался Исимори. Хотят атаковать поезд с воздуха или сесть на колею, загородить путь? Но это не оста­новит Фудзисаки”.

Воображение нарисовало картину — ’’Сакура” на полном ходу сталкивается с вертолетом и летит под откос. Вертолет взрывается.

Исимори даже застонал, но в этот момент черный вертолет стал быстро набирать высоту и вскоре исчез в хмуром небе.

’’Почему он улетел?” — Исимори испытывал странное разочарование. Он не отрывал глаз от опу­стевшего неба.

Промелькнула какая-то станция. Мимо пронесся городок — спокойный и безмятежный. Привычно

тек поток автомобилей, тянулись к станции верени­цы служащих и школьников.

— Какое мирное утро! — вырвалось у Исимори.

Огромная бомба с часовым механизмом пронес­лась мимо, но решительно никто не обратил на нее внимания. Что будет, когда эта бомба взорвется?

Исимори взглянул на часы. 6_С42. Он успел только подумать: ”По времени должна быть Нагоя”, как вагон задрожал. Заскрипели колеса.

Поезд сильно тряхнуло, и ’’Сакура” резко остано­вилась.

9

11.32 утра.

Ночной экспресс ’’Сакура” с двухминутным опоз­данием прибыл на Токийский вокзал.

Из всех четырнадцати вагонов вышли пассажиры. Пятьсот человек: почти одни мужчины. Встречаю­щие, подошедшие к платформе, стояли с растерян­ными лицами. Пассажиры, сойдя с поезда, стреми­тельно исчезли, будто их ветром сдуло.

Однако факт оставался фактом: экспресс ’’Са­кура”, отправившийся накануне из Нагасаки, почти точно по расписанию прибыл на Токийский вокзал.

Не найдя своих родных и знакомых, встречающие обращались в справочное бюро, но там их ждал де­журный ответ:

— ’’Сакура” прибыла в Токио точно по расписа­нию. Тот, кого вы ищете, очевидно, сел на другой поезд.

В тот же день было нарушено движение поез­дов по всей магистрали Токайдо западнее Нагои. Пассажирский поезд 524-М, отправившийся из Оса- ки в Нагою, куда он должен был прибыть в 6.50 ут­ра, сошел с рельсов на подходе к станции, а в восьмом часу утра из-за неисправности стрелки произошло крушение товарного поезда, шедшего от Токио. К счастью, происшествия обошлись без жертв, но на восстановление путей требовалось много времени. Управление дороги в Нагое заявило, что нормальное движение по магистрали Токайдо будет восстановлено лишь после часа дня.

Весь график движения по Токайдо в обоих направлениях был сломан. Правда, по Синкансэн движение продолжалось, поскольку линия проходит в стороне от основной магистрали. А восточнее Нагои задерживались скорые и курьерские поезда, несколько обычных поездов вообще были отме­нены.

10

Между тем настоящий экспресс ’’Сакура” стоял в восьми километрах двухстах метрах от Нагои.

Между ’’Сакурой” и отделением железной дороги в Нагое непрерывно по специальной линии связи велись переговоры.

Машинист ’’Сэкуры” уже несколько раз докла­дывал в управление:

— Мятежники вне себя. Они утверждают, что кру­шения на дороге подстроены. Обстановка нервоз­ная, поэтому прошу как можно быстрее пропу­стить нас.

Начальник управления, отвечающий на вызовы, неизменно повторял одно и то же:

— Авария на дороге непредвиденная. Как только путь будет восстановлен, вам сообщат. Пока на экспресс доставят продовольствие и все необходи­мое. Потерпите еще немного.

11

11 часов 33 минуты.

Грузовые машины Полицейского управления

префектуры Айти доставили на ’’Сакуру” пятьсот завтраков и запас питьевой воды.

Двери пятого вагона, через которые проводилась заправка продовольствием, были широко открыты, но охранявшие их вооруженные солдаты не позволи­ли полицейским заглянуть вовнутрь.

Шторы на окнах по-прежнему задернуты*

12

В кабину машиниста ’’Сакуры” вошел Фудзи­саки. Схватив телефонную трубку, он сам вызвал нагойское управление дороги:

— Какого черта! Я вас спрашиваю, почему про­изошла авария? — рявкнул он.

Начальник управления, пересыпая речь техниче­скими терминами, попытался убедить его, что дело в неисправности стрелки и что крушение никто не подстраивал.

Фудзисаки не верил. Он принялся задавать вопросы, которые можно было ожидать только от специалиста, железнодорожника, и не раз вгонял на­чальника в пот. Он допытывался, в каком положе­нии находился стрелочный перевод в тот момент, когда товарный поезд сошел с рельсов, спрашивал о ’’запирающем механизме”, о ’’стрелочном щитке”. Было видно, что Фудзисаки перед решающим вы­ступлением тщательно изучил систему регулирова­ния движения поездов на случай непредвиденных осложнений.

Фудзисаки допрашивал начальника управления, не давая ему увильнуть в сторону. Видимо, опасал­ся, что длительная стоянка ’’Сакуры” — западня.

Вытирая пот с лица, начальник управления как заведенный в который раз повторял, что единствен­ная причина происшествия — неисправность стрелки.

Удовлетворили ли Фудзисаки его объяснения или нет, но в конце концов он отступился и спросил:

— Когда же ’’Сакура” сможет отправиться в путь?

— Мы приложим все силы, но раньше двух часов дня, очевидно, последствия ликвидировать не удастся, — ответил начальник.

— Почему так долго?

— Две аварии подряд... Потребуется время...

— Нельзя ли побыстрее?

— Это невозможно.

— Нам необходимо быстрее, через час.

— Постараемся все сделать, но...

— Не виляйте — сделаете или нет?!

— Постараемся... — уклончиво ответил начальник управления так, как ответил бы любой чиновник. Правительство и Главное управление государствен­ных железных дорог поручили ему задержать ’’Саку­ру” на подходе к Нагое — по меньшей мере на шесть часов. Пришлось пойти на крайние меры — подстро­ить две аварии, чтобы остановить бег ’’Сакуры” к столице.

Это привело Фудзисаки в бешенство:

— Слушайте меня. Даю вам предельный срок — час дня. Если к тому времени ’’Сакура” не тронется с места, мы начнем расстреливать пассажиров по юному. Всю ответственность за расстрелы будет нести администрация государственных железных до­рог, подстроившая эти аварии.

И, не дожидаясь ответа, Фудзисаки бросил трубку.

Потом повернулся к машинисту и его помощ­нику:

— Пока отдыхайте. Никаких разговоров по теле­фону, на вызовы не отвечать. Тот, кто попытается : тветить, будет расстрелян на месте.

Приказав часовым ни на минуту не покидать кабины машиниста, Фудзисаки торопливо уда­лился.

13

Управление железной дороги в Нагое.

В диспетчерской — командир дивизии с команди­рами полков, подчиняющихся штабу Центрально­го округа. Они пытаются вызвать по телефону Фуд­зисаки и Хигасиками. Чтобы предложить им сло­жить оружие. Пусть призыв к капитуляции будет презрительно отвергнут, но это лучше, чем неопре­деленность. Переговоры должны ослабить их дух.

Однако на все вызовы ’’Сакура” отвечала молча­нием.

14

11 часов 33 минуты, Токио.

К главному штабу Восточного округа в Итигая одна за другой подходят отборные части ’’сил само­обороны”. Среди них и те пятьсот человек из 35-го пехотного полка Нагои и 10-го артиллерийского полка города Тоекава, которые прибыли в Токио как пассажиры ’’ложной” ’’Сакуры”.

Дождавшись темноты, эти части численностью более трех тысяч человек должны подойти к прича­лу Ои, куда постараются перевести ’’Сакуру”, и оцепить экспресс.

15

11 часов 51 минута.

Исимори услышал автоматную очередь, взбудора­жившую притихший поезд.

Выстрелы доносились из соседнего, пятого ваго­на. Потом послышались громкие голоса, топот ног.

Исимори хотел пойти туда, но передумал.

Поездное радио предупредило, что все должны оставаться на своих местах. Тот, кто самовольно покинет свое купе, будет расстрелян...

Выстрелы прекратились. Сразу же оборвался топот и крики.

В поезде снова воцарилась мертвая тишина. ’’...Неужели опять кого-то застрелили?” — поду­мал Исимори. Он закурил. Сомнений не было: кто- то из пятого вагона был убит при попытке к бегству.

Куда же он мог бежать? Наверное, просто не вы­держали нервы...

Поезд уже пять часов стоит на месте, но никаких разъяснений пассажиры так и не дождались. Запре­щено покидать свои места. Неудивительно, если кто- то не вынес нервного напряжения.

Нервничали не только пассажиры, но и сами мя­тежники.

Голос из репродуктора беспрестанно твердил: — Мы, японцы, с древних времен воспитывались в духе преданности долгу. В духе бусидо...

Молодой солдатик, зашедший для проверки в вагон-ресторан, потеряв терпение, заорал ’’затк­нись!” и едва не выстрелил в динамик.

Атмосфера в поезде была предгрозовой. ’’Саку­ра” была оторвана от мира, тучи сгущались с каж­дой минутой. Казалось, взрыв неминуем. Одной искры достаточно, чтобы началась паника. Пока было тихо, но все понимали, что это обманчивая ти­шина.

’’Почему мы так долго стоим? Как там Кёко? < * Куда исчез сержант Сима?”

Сима, проводив Исимори в ресторан, исчез и больше так и не появился. Исимори не находил себе места. Может, и недавняя очередь из автомата была по Симе? Вдруг заговорщики разоблачили его?! Если он попался, то они догадаются, что я с ним заодно. Исимори представил, как в ресторан врываются солдаты, хватают его...

Исимори сам испугался своей фантазии. Неужели он тоже сходит с ума?

Но в следующий момент...

Открылись двери, ведущие в ресторан, и на поро­ге показался человек. Исимори инстинктивно сунул руку в карман пиджака и приготовился обороняться. Но это оказался Сима. Как ни в чем не бывало он подошел к Исимори и сообщил:

— Через час поезд тронется.

Затем добавил:

— Фудзисаки психует. Он почуял западню. Счита­ет, что их перехитрили, и собирается взорвать поезд на Токийском вокзале.

— Взорвать вместе с собой?

— И с пассажирами. Надо во что бы то ни стало ликвидировать Фудзисаки... до этого! Его постоян­но охраняют несколько человек. Без тебя мне не обойтись — надо сразу покончить с обоими — с Фудзисаки и Мацумией.

”Но как?” — Исимори посмотрел на Симу.

Есть только один способ. — И Сима придвинул­ся к Исимори поближе и заглянул ему в лицо. Глаза у него были совершенно пустые.

16

— Что ты сказал?! Повтори! — взревел Масагаки.

Брови его сошлись на переносице.

— Я сказал — Сюдзо Сабаяси, — повторил Арига.

— Руководитель заговора?

— Да.

— У тебя есть доказательства?

— Я уже говорил — Сайко Накатами совершен­но ясно сказала об этом.

— Свидетельство ’’мадам” из ’’Марса’*?! - издева- к тельски рассмеялся Масагаки. Он встал со стула и подошел к окну.

— А этого тебе недостаточно? - крикнул Арига.

Ответа не последовало. Заложив руки за спину,

Масагаки смотрел в окно.

Встревоженный его молчанием, Арига встал и по­дошел поближе. После недавнего дождя сад вокруг императорского дворца сверкал свежей зеленью.

— Потом я еще раз съездил в Итигая на квартиру Сайко, — нарушил молчание Арига.

— И что же?

— Сайко мертва. Ее убили.

— Ясно.

— Она была любовницей Годзо Охаты.

— Что ж, это вполне возможно...

— С ней расправились, потому что она слишком много знала.

— И это не исключено...

— Вполне возможно, что Сюдзо Сабаяси — глав­ная фигура заговора.

— Может, ты и прав. — Масагаки едва заметно кивнул и больше не проронил ни слова.

Арига прикидывал, как бы вызвать Масагаки на откровенность. В приемной на девятом этаже ’’Майнити симпо” было непривычно тихо. Полный контраст с шумной суетой редакции.

Расставшись с Сайко Накагами, Арига поехал к себе в Курамаэ и принялся просматривать материа­лы. Но Сайко почему-то не выходила у него из го­ловы. Он набрал номер. Ответил мужской голос. Арига назвал себя и попросил к телефону Сайко. На другом конце провода сразу же положили трубку. Тогда он поехал в Итигая. Дверь оказалась заперта. Арига спустился на первый этаж, к при­вратнику, и узнал, что сегодня рано утром Сайко по­кончила с собой. Тело увезли родственники.

Арига ни на минуту не сомневался, что это убий­ство. Сайко не из тех, кто способен покончить с со­бой под влиянием минуты.

Из Итигая Арига помчался прямо в редакцию ’’Майнити симпо”, к Масагаки. Он сел в такси у дома Сайко и уже по дороге заметил слежку.

И слежка, и загадочная смерть Сайко были бес­спорным доказательством того, что Сайко сказала правду. Подтверждали это и материалы о Сюдзо Сабаяси, которые он просматривал у себя дома.

Загнанный в угол, Сюдзо Сабаяси явно вознаме­рился разыграть грандиозный политический спек­такль во имя сохранения позиций Демократической партии, да и своих собственных тоже... ’’Как же он жаждет власти...”— думал Арига.

Эту сенсацию он обменяет на подробные сведения о перевороте. Для этого он и шел на встречу с Ма­сагаки.

Секретарша провела Аригу в приемную. Но он прождал почти два часа, прежде чем Масагаки нако­нец появился.

Поздоровавшись, Арига тут же без всяких преди­словий выложил все, что ему удалось узнать. Тот изменился в лице и словно воды в рот набрал.

Вот уже почти двадцать минут они сидели друг против друга, но вся беседа сводилась в основном к молчанию.

— Решил писать? — спросил наконец Масагаки.

— Собираюсь.

— А доказательства? Фактов маловато...

— А мне и не надо. У меня бульварная газетка, не то что у тебя... И потом слухи частенько бывают весьма близкими к правде.

— Пожалуй...

— Сюдзо Сабаяси, безусловно, способен на такое. Только он любит загребать жар чужими руками, — уверенно сказал Арига.

— Будь поосторожней.

— Понимаю.

— Такое уж сейчас время. Может случиться самое неожиданное. — Масагаки чего-то не договаривал. Однако Арига не заметил этого.

— Мне многое напоминает 61-й год, — сказал он. - Тогда после волнений из-за японо-американ­ского договора безопасности заговорщики дважды пытались совершить переворот.

— Ты имеешь в виду июньскую телеграмму ЮПИ?.. А вторая попытка?

— В декабре было раскрыто ’’дело трех нет”¹, — сказал Арига.

¹ (’’Дело трех нет” (санъю дзикэн) — план переворота, предполагавший убийство политических деятелей. За­говорщики создали свою организацию — ’’пансион трех нет” (’’санъюдзюку”) : ’’нет — войне, нет — налогам, нет — безработице”. В устах ультраправых эти лозунги носили демагогический характер.)

Утром, просматривая досье, он натолкнулся на полузабытую крохотную заметку. Путчисты намере­вались ворваться в здание парламента, запереть в одной из комнат членов кабинета министров, рас­стреливая тех, кто оказывает сопротивление, вре­менно отменить конституцию и ввести военное положение. Во главе заговора стояли офицеры ста­рой императорской армии и ультраправые — быв­ший генерал-майор Токутаро Сакураи, Таку Мика­ми, президент компании ’’Каванами когё” Тоёсаку Каванами и другие участники ’’путча 15 мая”, еще оставшиеся в живых. Заговорщиков арестовали, было обнаружено пятьдесят складов с винтовками, доставленными контрабандой из Южной Кореи, военным обмундированием, противогазами амери­канского производства.

Теперь в заговоре тоже участвуют ультраправые и части ’’сил самообороны”, но на этот раз все го­раздо серьезней, поскольку возглавил его крупный политический деятель. Это повышало шансы заго­ворщиков на успех. Если бы не катастрофа на госу­дарственном шоссе номер четыре, Токио уже был бы на грани политической катастрофы. И не только Токио, сейчас лихорадило бы уже весь Японский архипелаг.

— Нынешний переворот окончится тем же, что и ’’дело трех нет”, — заключил Арига.

— Как знать... — Масагаки покачал головой, отходя от окна.

— Ты имеешь в виду ’’Сакуру”?

— Да, ’’Сакуру”. Между прочим, если дело будет совсем плохо, ее отгонят в тупик и взорвут.

— Ты что говоришь?! — Арига даже задохнулся. На ’’Сакуре” Хироаки Исимори!

— Правительство очень боится, что о заговоре станет известно. И оно не остановится ни перед чем, лишь бы сохранить все в тайне.

— Значит, после катастрофы на шоссе номер че­тыре Сабаяси переметнулся? Теперь он хочет заме­сти следы... Конечно, он постарается уничтожить свидетелей.

— Сабаяси быстро меняет кожу, — неопределенно ответил Масагаки. Лицо Ариги стало медленно на­ливаться кровью. Теперь-то до него начало дохо­дить, что Масагаки притворялся, будто не знает, что за заговорщиками стоит сам премьер-министр.

”Я просто с ног сбился, бегая по Токио, чтобы добыть эту новость, а Масагаки, оказывается, давно все известно”, — в отчаянии подумал Арига. Никог­да еще он не ощущал так остро тщетность своих усилий. Снова заныла рана на ладони.

”А все-таки он не смеет написать об этом ни строч­ки, — проворчал он. — Правительство, конечно, приняло все меры, чтобы заткнуть рот прессе”.

Эта мысль принесла ему удовлетворение.

”А я напишу! Заполню весь номер статьями о перевороте! Пусть это будет для них как комари­ный укус, все равно напишу. Газета выходит по средам, но ведь можно выпустить ее и раньше, да еще увеличить количество полос...”

— Надо следить за передвижением ’’Сакуры”, — сказал Арига, подсаживаясь на диван к Масагаки. — Я должен показать развитие событий...

— Значит, ты все же намерен писать? — в ко­торый раз подчеркнуто сухо спросил Масагаки.

Арига кивнул.

— Знаешь, лучше забудь об этом, — неожиданно сказал Масагаки.

— Почему?

— Я тебе не советую.

— Но вчера в баре ты сам намекнул мне?

— Я не сказал ни слова.

— Да что с тобой?

Масагаки, не отвечая, вынул сигарету из лежа­щей на столе серебряной шкатулки.

— Ведь это трусость! — возмутился Арига.

— Отчего же трусость? — пожал плечами Масагаки.

— Зачем же ты тогда рассказывал мне обо всем этом?

— Я... - Масагаки запнулся. - Ради нашей друж­бы. Но не для печати.

— Не смеши меня. — Голос у Ариги задрожал.

”Я не мальчишка, чтобы меня водили за нос”, — подумал он.

— Все должно растаять, как мираж. — Масагаки понизил голос и поднес к сигарете спичку. — Опасно гоняться за призраками. Пусть они исчезают сами по себе.

— Это твой совет? — Арига взглянул Масагаки в глаза.

— Понимай как угодно.

— Ну уж нет! Статья выйдет, и непременно! — Те­перь ничто не могло остановить Аригу.

— Вот как? - Масагаки изменился в лице. — Тогда тебе лучше уйти отсюда. Но помни: что бы ты ни написал, я не имею к этому отношения.

— Само собой.

Арига понял, какое давление оказывается на Ма­сагаки — заведующего политическим отделом влия­тельной газеты. А его газетку правительство даже не принимает в расчет... Что ж, завтра этот буль­варный листок станет бумажной бомбой, кото­рая потрясет всю страну.

— Можешь не беспокоиться. — Арига махнул рукой, поднялся и пошел прочь из приемной. Зна­чит, конец их встречам, продолжавшимся целых пять лет. Конец дружбе со студенческой скамьи...

Спустившись на лифте на первый этаж, Арига ре­шительным шагом покинул редакцию ’’Майнити симпо”.

Светило солнце, но из едва заметных облачков сеял мелкий дождик. Пытаясь поймать такси, Арига думал: ’’Почему мне так хочется написать об этом? Только ли потому, что меня возмущают грязные махинации политиков, которые стараются любой ценой скрыть от народа правду? Или во мне еще жива мечта юности, студенческих лет? Ведь тогда я так стремился писать политические статьи! Увы, так и не довелось...”

Он так и не смог ответить на этот вопрос.

Остановив такси, Арига отправился на Токий­ский вокзал. В ушах гремели победно лившиеся ла­виной нескончаемые звуки цугарского сямисэна^[1], слышанного им когда-то.

Внезапно вспомнился Хироаки Исимори. Если ему удастся благополучно выпутаться из этой пе­редряги, Арига попросит его написать красочный репортаж о том, что произошло в поезде. ”Да, имен­но так. Обойдемся без помощи Масагаки. Мы выпу­стим такой номер, что все ахнут”.

Арига покачал головой — как же это раньше не пришло ему в голову? Очевидно, он просто расте­рялся от неожиданности. Арига живо представил себе специальный выпуск ”В мире обуви”, посвя­щенный военному перевороту. Ему даже почуди­лось, что ноздри его щекочет свежий запах типо­графской краски.

^[1] Национальный струнный инструмент из северной про­винции Цугару.

17

2 часа 30 минут дня.

Экспресс-призрак ’’Сакура” проследовал мимо запитой дождем станции Тоёхаси. В сегодняшнем графике движения поезд уже не значился.

Разумеется, остановки в Тоёхаси не было. Не было остановок и в Сидзуоке, Нумадзу, Иокогаме.

Пробило 12.45 дня, когда ’’Сакура” вновь отпра­вилась в путь. К этому времени на участке восточнее Нагои вышли из графика все поезда. Из-за этого ’’Сакура” едва тащилась. Экспресс может развивать сто двадцать километров в час, но теперь он давал всего километров восемьдесят.

При такой скорости экспресс прибудет в Токио не раньше половины восьмого вечера, а может быть, и гораздо позже.

18

В 5.50 вечера миновали Нумадзу. ’’Сакура” еще замедлила ход. Обычно экспресс проходит участок Тоёхаси — Нумадзу за 2 часа 10 минут. Теперь же на эта потребовалось 3 часа 20 минут.

К вечеру дождь в районе Токай усилился. Каза­лось, тучи перемещаются на восток вслед за ’’Саку­рой”. Шторы во всех вагонах ’’Сакуры” по-прежне­му задернуты. По всему пути следования полиция скрытно наблюдала за экспрессом, но ничего нового узнать не удалось.

За это время несколько раз включалась связь между центральной диспетчерской и поездной бри­гадой, однако все ограничивалось переговорами относительно движения поезда. Из центральной ди­спетчерской спрашивали о состоянии пассажиров, но каждый раз кабина машиниста отвечала молча­нием.

19

6,00 вечера. Токио.

Проливной дождь. К выполнению секретной операции приступил сводный отряд ’’сил самообо­роны” — численность более трех тысяч человек.

Центральное управление государственных желез­ных дорог регулировало движение ’’Сакуры” таким образом, чтобы экспресс подошел к Токио около девяти вечера. Затем, примерно в 9.30, предполага­лось по боковой ветке отвести ’’Сакуру” к при­чалу Ои.

К этому времени войска плотным кольцом окружат поезд. Мятежникам, которые окажутся за­пертыми в поезде, предложат сдаться. Это предло­жение будет неоднократно повторяться, однако для путчистов будет установлен крайний срок — 2 часа ночи. Власти опасались, что, если затянуть перего­воры, операцию не удастся закончить до утра, и тогда общественность узнает о попытке переворо­та. Надо было покончить с мятежниками тайком, под прикрытием ночи. Если уговоры окажутся на­прасными, вспыхнет перестрелка. Среди пассажиров неизбежны жертвы, но, если удастся быстро разо­ружить мятежников, они будут немногочислен­ными.

На случай сопротивления путчистов были достав­лены противотанковые ракеты М-20 усовершенст­вованного типа ”4”. При прямом попадании они способны разнести на части несколько железно­дорожных вагонов. Привезли и 106-миллиметровые безоткатные орудия, снабженные пристрелочными устройствами. Эти легкие орудия наиболее эффек­тивны в условиях уличного боя, когда нужно выбить противника из удерживаемого им здания.

В операции должны были принять участие танки с бронетранспортерами — они пойдут впереди. Предполагалось также использование слезоточивой жидкости. Отряд из шестидесяти ’’рейнджере”¹, прошедших специальную подготовку, должен был ворваться в поезд и арестовать путчистов.

Это была классическая ’’операция по поддержа­нию общественного порядка”. Войска помогали полиции. С 1969 года в ’’силах самообороны” не раз проводились учения по ’’поддержанию общест­венного порядка”, а вот теперь можно было прове­рить их в деле. Во время последних учений сопро­тивление ’’бунтовщиков” было сломлено в течение часа.

Выступая к месту проведения операции, началь­ник Штаба сухопутных войск с довольным видом заметил командиру первой дивизии Восточного округа:

— Нам представился неповторимый случай про­верить готовность войск на практике.

20

Записывающее устройство вычерчивало график движения ’’Сакуры”. Другой аппарат автоматически выводил данные о задержке экспресса и немедленно передавал информацию в центральную диспетчер­скую.

Было решено завершить операцию так: сначала ’’Сакура” пойдет по главной магистрали Токайдо до станции Синагава. На подходе к этой станции стрел­ку переведут на специальную линию для товарных поездов и направят экспресс к сортировочной стан­ции Сиодомэ. Там поезд остановят и прицепят сзади локомотив, который потащит его по ветке к при­чалу Ои.

¹ (Отряды специального назначения, предназначенные для десантных и разведывательно-диверсионных действий, по образцу английских ’’командос”.)

Проблема заключалась в тех десяти минутах, в течение которых экспресс будет идти от станции Сиодомэ до причала Ои. Линия эта — одноколейка. Экспресс на ней не развернешь. Остается одно — прицепить локомотив к последнему вагону и пота­щить состав в обратном направлении. Однако мя­тежники тут же увидят, что их везут не туда, куда следует.

Колея для товарных поездов идет от района Тамати вдоль побережья Токийского залива и вы­ходит к причалу Ои. Девять километров. Для ’’Са­куры” это около десяти минут ходу.

Что же произойдет в поезде за эти десять минут, когда солдаты поймут, что ’’Сакура” идет в обрат­ном направлении? Потребуют остановить поезд? Начнется паника в вагонах? Предсказать это невоз­можно.

Мятежники, естественно, кинутся выяснять по диспетчерскому телефону причину. Им ответят, что из-за нарушений в расписании, вызванных авария­ми на дороге, на станции Токио получился затор и поезд временно отводят на запасной путь. Было решено, что, если мятежники не поверят такому объяснению, несмотря на их протесты, локомотив все равно потащит состав к причалу Ои.

Была еще одна трудность — как прицепить к зад­нему вагону локомотив на станции Сиодомэ. Сцеп­ку можно произвести менее чем за одну минуту. Причем так осторожно, что никто в поезде даже и внимания не обратит. Заметить неладное могут лишь те, кто едет в хвосте — в вагоне номер один. Во избежание этого задумали отвлекающую опера­цию: когда начнут прицеплять локомотив, вплот­ную к поезду подойдет полицейская машина и через динамик власти предложат мятежным солдатам сло­жить оружие.

И наконец, мятежники могли понять, что, не доезжая Синагавы, поезд перешел на другую, пред­назначенную для товарных поездов линию, Направ­ляясь в Токио, ’’Сакура” движется обычно между электричками линий Яматэ и Кэйхин-Тохоку (сле­ва) и экспрессами дороги Синкансэн (справа). Если же ’’Сакура” пойдет по товарной линии, то экспресс, идущий по Синкансэн, окажется не спра­ва, а слева.

Мятежники могут обнаружить обман. Тогда не избежать беды. Риск был слишком велик, и поэто­му, когда ’’Сакура” приблизится к станции Сина- гава, движение поездов по линиям Синкансэн, Яматэ, Кэйхин-Тохоку в обе стороны на участке Синагава — Симбаси решили приостановить. По при­казу правительства к проведению крупномасштаб­ной военной операции приступили все: ’’силы само­обороны”, Полицейское управление и Управление государственных железных дорог.

Аппарат отметил, что в 7.30 вечера ’’Сакура” проследовала через Одавару и подходит теперь к Хирадзуке.

8 часов — экспресс прошел станцию Офуна.

В 8.31 вечера ’’Сакура” промчалась мимо стан­ции Иокогама.

Наконец прибор, регистрирующий местонахожде­ние поездов по датчикам путевого реле, выдал информацию: ’’Сакура” вскоре войдет в столицу. На особой бумажной ленте с напечатанным на ней же­лезнодорожным графиком прибор вычерчивал путь ’’Сакуры”. Зигзагообразная линия казалась зажжен­ным бикфордовым шнуром, по которому к поро­ховому складу бежит огонь.

8.41 ’’Сакура” миновала станцию Кавасаки.

С грохотом промчалась по мосту Рокуго.

Близился первый барьер — надо было перевести экспресс со станции Синагава на товарную линию. Второй барьер — участок Синагава—Сиодомэ.

И наконец, самое трудное, от чего зависел весь успех операции, — прицепка локомотива и перевод

поезда от Сиодомэ к грузовому железнодорожному узлу Ои.

Стоит выпасть хоть одному звену, и провал всей операции. Захваченная путчистами ’’Сакура” застря­нет в центре города, и на глазах у всего Токио разыграется душераздирающая трагедия. И по всем Японским островам вновь активизируется мятеж­ное подполье.

К ночи дождь еще больше усилился. Это уже был настоящий ливень, но никто не мог сказать, помо­жет ли он операции.

21

— Пора! — прошептал сержант Сима на ухо Иси­мори.

Стараясь ступать неслышно, Исимори пошел вслед за Симой в пятый вагон. Вот-вот уже должен был появиться часовой, наблюдавший за вагоном- рестораном. Сима велел Исимори выяснить, через сколько минут появляется солдат.

Солдат заглядывал каждые полчаса. Прошлый раз он заходил в 8 часов 10 минут. Теперь 8.41. Сима сказал, что солдата зовут Цуцуми. Звание — ефрейтор.

Сима остановился около дверей и оглянулся. Он посмотрел через плечо Исимори на официанток. Его глаза молчаливо приказывали им: ’’Что бы ни случилось, не поднимать шума!” Съежившись под его взглядом, все сгрудились в конце вагона.

За дверьми послышались шаги.

Сима немного отошел в сторону и слегка при­гнулся.

Исимори стоял в коридоре метрах в трех от дверей, сжав кулаки. Он должен был вызвать подо­зрение у солдата, заманить его в вагон.

Дверь открылась, и на пороге появился солдат.

Из-за стальной каски было трудно определить его возраст, но, судя по блестящей коже лица, ему было лет двадцать. Заметив стоящего в проходе Исимори, солдат властно окликнул его:

— Эй! Ты что тут делаешь?!

Глядя ему в лицо, Исимори отошел назад на несколько шагов. Словно загипнотизированный, солдат переступил порог.

Именно этого и Ждал сержант Сима. Он зашел со спины и нанес удар по шее прикладом. Г олова часо­вого резко откинулась вбок, и он ничком рухнул на пол вагона. Видно, Сима одним ударом перешиб ему шейные позвонки. Солдат лежал на полу без дви­жения.

Сима сделал Исимори знак глазами.

Исимори подбежал к солдату и обхватил его за плечи. Сима приподнял его за ноги.

Исимори попятился назад и толкнул спиной дверь. Сима, держа солдата за ноги, не забывал внимательно следить за дверью в соседний вагон.

Они быстро занесли тело в туалет.

Сима сразу же вышел оттуда и приказал:

— Живей переодевайся и не забудь запереться изнутри!

Исимори протянул руку к каске. Руки дрожали. В глазах потемнело. Солдат казался мертвецом. Если и жив, то очнется очень нескоро.

Колеса под ногами застучали по-другому. ’’Мост Рокуго!” Значит, ’’Сакура” наконец пересекла границу Токио. Вот чего ждал Сима. По мере того как ’’Сакура” подходила к Токио, солдаты стали переодеваться в военную форму. Теперь их было трудно отличить друг от друга. Сима считает, что в солдатском обмундировании Исимори сможет сво­бодно разгуливать по поезду.

’’Вот я и стал подручным Симы... — подумал Исимори. — Если я откажусь помогать ему, он без малейшей жалости пристрелит меня. А за поводом дело не станет. Вон в пятом вагоне какой-то пасса­жир решил было возмутиться, так его расстреляли на месте, для острастки...”

Когда о расстреле сообщили через полчаса по радио, наступило гробовое молчание.

Да, Сима мог застрелить его. Конечно, Исимори боялся этого. Но сильнее страха были ненависть и злоба. Ненависть к авантюристам, поставившим на карту жизнь пятисот ни в чем не повинных людей. Негодование, отвращение, желание расправиться с ними разжигали решимость. В Исимори зрел протест.

’’Сима прав. Если покончить с Фудзисаки и Ма- цумией, остальные превратятся в стадо, в толпу, с которой будет совсем не трудно справиться. Правда, может случиться и так, что, лишившись главарей, они от отчаяния бросятся вперед очертя голову.

Но все-таки Сима прав”.

Исимори был не по душе сержант. Скользкий тип, шпион... Но выбирать не приходилось.

’’Рискнуть стоит. Если расчет верен, мятежникам крышка. Конечно, опасность велика. Но риск есть риск. Если сидеть сложа руки, погибнешь вместе с ними”.

Когда Исимори решился, Сима поведал ему свой план...

...Скорей переодеться!

Исимори принялся стаскивать с солдата куртку. В голове мелькнула мысль: ”До чего же я дока­тился!”

22

Дождь лил все сильнее. Струи его рассыпались бе­лыми брызгами, ударяясь о хитросплетение рель­сов, бегущих к Токио.

Вздымая водяную пыль, электровоз мчал ”Сакуру! к станции Синагава. Сквозь пелену дождя был ясно виден мерцающий огонек, указывающий путь экспрессу.

Повинуясь светофору, ’’Сакура”, слегка накре­нив влево свое громадное тело, на малой скорости перешла на грузовую колею. Это произошло в 8.52 вечера.

23

Надвинув на глаза стальную каску, Исимори прошел за Симой через пятый вагон. В руках у него была винтовка. Подсумок на поясе висел гирей. Неподъемными казались и солдатские ботинки. На каждом шагу его пошатывало — то влево, то вправо. Он чувствовал себя неуклюжим, точно за­водная кукла.

А для пассажиров он был одним из насильников. Они бросали на него испуганные, ненавидящие взгляды.

Прошли пятый вагон.

Выйдя на площадку четвертого вагона, Исимори мельком взглянул на дверь. И раскрыл глаза от удивления.

Огни рекламы, отражавшиеся в оконном стекле, проплывали где-то совсем рядом. Экспресс, очевид­но, уже миновал станцию Синагава и шел теперь по Хамамати.

И все же эти неоновые огни плыли слишком близко. Не очень отчетливо, но он помнил, что глав­ная магистраль Токайдо должна проходить где-то посередине между линиями Яматэ, Кэйхин-Тохо­ку — слева и Синкансэн и товарной линией — справа.

И огни должны быть дальше.

”Мы едем по другой колее!” — мелькнула мгно­венная догадка. Но для раздумий времени сейчас не было.

Перешли из третьего вагона во второй.

Следующий — первый, штаб мятежников. Казав­шаяся нескончаемой речь, лившаяся из радиоприем­ника, наконец прекратилась. Какое-то странное ожидание повисло в воздухе.

Ожидание близкого конца...

”Но для заговорщиков это не конец путешест­вия, а начало нового сражения. Они намерены за­хватить Токийский вокзал и обратиться к народу с воззванием. Объяснить, почему решились на мятеж. Рассчитывают, что их поддержат. А пятьсот человек будут сидеть в поезде заложниками... Так говорил Сима. Они будут сопротивляться до конца и взорвут поезд вместе с собой и пассажирами.

Это называется у них — ’’осыпаться лепестками прекрасного цветка...”

Правда, Фудзисаки с Мацумией поначалу не по­мышляли о взрыве. Но дело, видно, не в них, а в развитии событий. События же разворачивались не так, как им хотелось бы. По словам Симы, Фудзи­саки ежеминутно повторял, что их предали. Но Си­ма, похоже, не знал, кого имел в виду Фудзисаки, говоря о предательстве.

Каким образом ’’войска самообороны” и поли­ция будут останавливать экспресс, неизвестно. Но от их действий зависит, смогут ли осуществить заду­манное Исимори с Симой.

’’Мне наплевать на ’’силы самообороны” и по­лицию, — рассуждал Исимори. — И, уж конечно, не из любви к шпиону Симе я иду на это. Я гражда­нин и не могу терпеть беззаконие”.

Ему вспомнилась Кеко Эми. Словно откуда-то издалека донесся ее слабый голосок:

— В тот вечер, пять лет назад...

’’Неужели я готов на такое лишь для того, чтобы * вернуть ее, отнять у фанатика Фудзисаки? Что ж, может, и так...”— подумал Исимори.

Дошли до дверей первого вагона.

Исимори взял винтовку поудобнее.

— Ну, смелей! Держись за мной, — сказал Сима, обернувшись к Исимори.

Они вошли в вагон.

Исимори почувствовал на себе испытующие взгляды. Ноги сделались словно ватные, лицо по­крылось липким потом.

Идя вслед за Симой, Исимори огляделся.

Фудзисаки и Мацумия находились в конце ва­гона. Кроме них, там было еще трое. Скоро Токио, и мятежники были начеку. Прижавшись к окну, они пытались рассмотреть через шторы, что происходит снаружи.

Непроизвольно Исимори поискал глазами Кёко.

Кёко сидела там, где он ее оставил. На его три­надцатом нижнем месте. От усталости лицо ее побледнело, ресницы были опущены.

Словно почувствовав взгляд, Кёко открыла глаза и печально посмотрела в его сторону. Исимори уви­дел в ее глазах вопрос. Кёко с немым изумлением рассматривала его форму. Еще секунда — и она за­кричит!

Исимори подмигнул, пытаясь остановить ее.

— Мы обошли весь поезд, — сказал кому-то сержант Сима.

— Кто там, позади тебя? — спросил голос из купе.

Это был подпоручик Мацумия. В тоне его прозву­чало нескрываемое раздражение.

— Ефрейтор Цуцуми.

— Что ему нужно?

— Ефрейтор Цуцуми обнаружил в ресторане подозрительного типа. Он хочет доложить... — про­двигаясь, как было условлено, вперед, ответил Сима. Исимори шагнул за ним, затылком ощущая взгляд Кёко.

— Подозрительный тип? — Мацумия выглянул в коридор. В голосе звучала досада — поезд вот-вот прибудет на Токийский вокзал, а тут какие-то ду­рацкие доклады. Но Мацумия все же вышел в ко­ридор.

— Ну что там у тебя? Давай выкладывай побыст­рей! — Мацумия посмотрел на обоих обведенными синевой глазами.

— Есть! — через силу ответил Исимори и загля­нул через плечо Симы. Мацумия смотрел ему в глаза.

Сима придвинулся к подпоручику. Исимори опу­стил голову, пряча лицо. Исподлобья посмотрел на Мацумию.

Глаза Мацумии сверкнули черными молниями. Он весь напружинился и подобрался.

— Ах ты гад! — взревел Мацумия. Он узнал Иси­мори. Пора начинать! Сима пригнулся и, оттолкнув­шись от пола, буквально влетел в купе. Исимори, подняв над собой винтовку, бросился на Мацумию.

Тот прыгнул в сторону, уклоняясь от удара, и схватился за пистолет.

В этот момент поезд тряхнуло, и он резко оста­новился. Исимори едва удержался на ногах. За­шатался и Мацумия. Исимори успел ударить прикла­дом. На таком близком расстоянии стрелять было невозможно.

Мацумия низко присел, и Исимори увидел, как правая рука Мацумии вытянулась вперед. Заметил, но увернуться уже не успел.

Страшный удар в челюсть отбросил Исимори назад.

В этот момент раздалось объявление по радио:

’’Уважаемые пассажиры! Наш поезд прибывает на станцию Токио”.

Это спасло Исимори. Воспользовавшись тем, что Мацумия отвлекся, Исимори выхватил из кармана куртки пистолет. Мацумия, откинувшись назад, попытался пнуть Исимори носком ботинка.

— Не двигаться! — раздался грозный окрик Симы. Он вытолкнул Фудзисаки в проход.

— Встаньте рядом! — приказал Сима, направляя на них пистолет.

Теперь они поменялись местами,— Фудзисаки и Мацумия стояли спиной к входу, а Сима — в глуби­не купе. Трое солдат, разговаривавших поодаль, заметили неладное, но Сима остановил их окриком:

— Оставаться на месте! Иначе убью Фудзисаки!

Сима приказал Исимори обезоружить Мацумию.

Тот вытащил у Мацумии из кобуры пистолет и протянул его Симе.

— Сдавайтесь!

— Сима! Так ты, мерзавец, из военной поли­ции!.. — в бешенстве крикнул подпоручик. Голос его дрожал от злобы.

— Так что ты нам хочешь сказать? — спросил Фудзисаки у Симы. Голос его был удивительно мяг­ким. За очками блеснули глаза. Этот человек никогда не теряет самообладания! Реакция его на­сторожила Исимори.

— Прикажите всем сдаться, — сказал Сима.

— И не подумаю, — ответил Фудзисаки. — Мо­жешь убить меня или оставить в живых — это твое дело.

— Предложите им сдаться!

— Нет! — непреклонно ответил Фудзисаки. Он стоял с гордо поднятой головой, глаза метали искры, губы были презрительно искривлены. Мацу­мия являл полную ему противоположность: руки безвольно повисли, запавшие глаза сузились в щелочки. Стоявшие позади солдаты тупо пялились на Симу и Исимори. Они явно ничего не понимали.

— Если будете упорствовать — застрелю! — тяже­ло выговорил Сима.

— Это твое дело! — сказал Фудзисаки, скрестив руки на груди. — Но знай: застрелишь меня — поезд будет взорван. У нас договоренность — если со мной что-нибудь случится, ефрейтор Китадзава — он в седьмом вагоне — подожжет взрывчатку. Поезд взлетит в воздух вместе с пассажирами.

— Ефрейтор Китадзава? — Голос Симы упал.

"Так это же тот тип...” — Исимори вспомнил широкоплечего здоровяка, который вместе с подпо­ручиком Мацумией тащил мужчину в очках.

— Бешеные псы! — выругался Сима.

На губах Фудзисаки появилась насмешливая улыбка.

— Что ж, пусть так. Только безумцы способны на подвиг. Только им дано изменить государственный строй.

— Вы расправились даже со своим товарищем, с Масаси Хигасиками! Ведь это его труп лежит на верхней полке в тринадцатом купе!

— Хигасиками струсил, струсил перед самым выступлением. Перед посадкой на ’’Сакуру” он вдруг усомнился в нашем покровителе. Подозре­вать такого человека! Государственного деятеля...

— Государственного деятеля? — переспросил Сима.

— Это не твоего ума дело.

— А ведь бригадный генерал Эми предостерегал вас, но вы похитили его и убили.

— Бригадный генерал Эми послал свою дочь сле­дить за нами, — высокомерно сказал Фудзисаки. До Исимори с трудом доходил смысл этого обмена обвинениями. Он очень смутно представлял себе ту беспощадную отчаянную борьбу вокруг заговора, которая разгорелась в последние годы. Все-таки отец и дочь Эми поддерживали между собой тайную связь! Тамэитиро Эми лишь сделал вид, что ушел на покой, переселившись в Нагою. На самом деле он продолжал следить за участниками ’’заговора быка”...

Внезапно Исимори заметил тень женщины. Это была Кёко Эми.

Она стояла в коридоре, прижав руку к груди, и внимательно вслушивалась в разговор. Хотя поезд стоял на месте, она изгибалась из стороны в сторо­ну, словно травинка.

’’Что она собирается сделать?!”—подумал Исимо­ри, и тут произошло неожиданное — поезд дернулся и пошел вспять.

Все закачалось и поплыло перед глазами.

Тело его качнулось, как будто его толкнула в спину чья-то сильная рука. В следующий момент правая ладонь Мацумии, описав дугу, выбила у него пистолет.

Падая, Исимори увидел, как пистолет засколь­зил по полу.

24

После долгого, но бесплодного препиратель­ства с перронным контролером Токийского вокзала Арига пошел обратно в зал, к выходу на Яэсу.

Контролер твердил ему, что вблизи Нагои сошли с рельсов два поезда — товарный и пассажирский, в результате чего нарушен весь график движения по­ездов. Вечером ни один поезд не отправился со станции Токио. Неизвестно также время прибытия поездов. Чтобы избежать беспорядка, прекращено движение пригородных электричек и поездов по ли­ниям государственных железных дорог, по линии Йокосука и другим дорогам. В связи с этим для пассажиров проход на платформы закрыт.

Все выходы на станцию были перекрыты поли­цейскими и служащими железнодорожной охраны. Они следили, чтобы ни один пассажир не проник на платформу. Все попытки Ариги оказались тщет­ными.

’’Что же мне делать?” — нервничал Арига, проби­раясь в толпе пассажиров, заполнивших зал.

Было ясно, что на станции Токио что-то проис­ходит. Либо экспресс ’’Сакура” с мятежниками прибыл на Токийский вокзал, либо приближается к нему. Однако Арига мог только предполагать.

Он обратился в справочную — там ответили, что сегодняшняя ’’Сакура” уже прибыла в 11.32 утра. Какая чепуха! Ведь Исимори выехал на ’’Сакуре”, но до сих пор его нет в Токио.

Арига был убежден, что тут какой-то фокус, трюк с исчезновением ’’Сакуры”. Чтобы докопаться до сути, Арига обегал все вокруг, но ничего узнать не удалось. Он звонил в редакции газет и на телеви­зионные студии, но нигде к его звонкам не проявля­ли интереса. Арига нутром чувствовал, что над сред­ствами массовой информации установлен неглао ный, но жесточайший контроль.

— ’’Все мои ухищрения — комариные укусы...” — обескураженно подумал Арига. Комару не продол­бить вечной мерзлоты политики, на ней не останет­ся даже царапины...

И все же он не станет молчать — он расскажет читателям о перевороте.

Арига отдавал себе отчет, что произойдет, если он займет все страницы своей обувной газеты репорта­жем о перевороте. Тогда на газете можно будет поставить крест. ”Ну и пусть!” — решил Арига. Он бросит журналистику и наймется куда-нибудь сторо­жем. Это будет его местью собственным неудачам.

Мысли вновь вернулись к Исимори, и он почув­ствовал угрызения совести. Если лопнет ”В мире обуви”, Исимори окажется на улице, а у него жена с больной ногой. Но Исимори должен понять его...

Ариге почему-то показалось, что Исимори вер­нулся на сегодняшней ’’Сакуре” в Токио и сейчас уже дома, в своей квартире в Хигаси-Мукодзиме. Он вышел из зала и из автомата у киоска позвонил домой Исимори.

— Слушаю! — послышался издалека испуганный голос жены Исимори — Тиаки.

Арига назвал себя и спросил, не возвратился ли муж.

— Нет, не приехал...

Ариге показалось, что Тиаки какая-то странная. Неужели кто-то стоит рядом с ней?!

С нескрываемой тревогой Тиаки спросила:

— Скажите мне... Что-нибудь с мужем?

— У вас кто-то есть?

— Да.

И сразу же разговор прервался.

’’Даже за женой Исимори наблюдают!” — с доса­дой подумал Арига. Не успел он положить трубку, как к нему с обеих сторон подошли двое неиз­вестных.

— Вы Коитиро Арига? Владелец ”В мире обу­ви”?.. — спросил молодой крепыш.

Арига кивнул. Второй незнакомец достал из кармана черную книжечку и сунул ее под нос Ариге.

— Вы арестованы по подозрению в отравлении Сайко Накагами. На квартире Сайко обнаружены отпечатки ваших пальцев.

— Какая ерунда!

— Вы ведь частенько заглядывали в ’’Марс”, — не­возмутимо добавил широкоплечий агент, мертвой хваткой беря Аригу за руку.

— Подстроили-таки ловушку! — пробормотал Арига.

25

Поезд катился назад все стремительней. В первом вагоне события принимали драматический оборот. В тот момент, когда поезд дал задний ход, Исимори кинуло вперед. Воспользовавшись этим, Мацумия выбил у него пистолет. Он покатился по полу, но Кеко тут же подобрала его. Она была очень хороша в эту минуту, с горящими гневом глазами.

Одной рукой, чтобы не упасть, Кеко держалась за спинку дивана. Кёко целилась в Фудзисаки. Сейчас она снова была такая, какой он встретил ее в Кито,— гордая, недоступная.

Кёко молчала.

— Вы не выстрелите! — Фудзисаки посмотрел на Кёко. Никаких признаков волнения. Полное спо­койствие.

У Кёко дернулась щека.

Исимори застыл, переводя взгляд то на Фудзи­саки, то на Кёко. Не менее его поражены были и Сима с Мацумией. С нескрываемой тревогой они следили за поединком.

А поезд продолжал катиться назад. В вагон вбе­жал ефрейтор Китадзава.

Увидев Кёко с пистолетом в руке, он оцепенел. Видно, не мог понять, где свои, а где чужие.

— Что случилось? — спокойно спросил его Фуд­зисаки.

— Сообщили, что переводят на запасной путь... временно... из-за скопления поездов. Сейчас тащат поезд от Синагавы к морю.

— Заманили на товарную линию! Это западня! — закричал Мацумия.

— Что делать? — Китадзава ждал указаний.

Но Фудзисаки не ответил. Исимори заметил, как в его спокойных до сих пор глазах зажглись злые искорки.

У Исимори перехватило дыхание.

— Товарная станция... Причал Ои, — прошептал Фудзисаки. — Они собираются окружить нас там. Сейчас, наверно, эти подонки уже поджидают.

— Остановить поезд? — предложил Мацумия.

Фудзисаки молчал. Складки, прорезавшие его лицо, стали еще жестче. Наступила тягостная пауза.

Воображение Исимори рисовало ужасные карти­ны — поезд мчится сквозь дождь, войска окружают экспресс, солдаты врываются в вагоны, гремят автоматные очереди...

”Ад кромешный! — подумал Исимори. — Это ги­бель — гибель всех пассажиров”.

— Конец... всем вашим планам, — нарушил тиши­ну голос Кёко. — Я знала, чем это кончится...

Фудзисаки лишь слегка усмехнулся.

— Как вы могли увлечься такими безумными идеями?

— Женщине этого никогда не понять... — ответил Фудзисаки.

— Я знаю. Ваш отец был казнен как военный преступник. Принял на себя вину старшего коман­дира, весь его позор... По обвинению в жестоком обращении с военнопленными... Поэтому вы возне­навидели государство?!

— Прекрати! Что за чушь!

— Ваша мать одна растила вас... Она умерла от истощения. И вы не смогли простить государству того, что оно лишило вас родителей, ввергло в ни­щету, и свержение существующего строя сделалось целью вашей жизни. — Кёко говорила тихим, моно­тонным голосом. — Но вы не один такой... Ведь немало людей пострадали от войны.

— Замолчи!

— Главное было в том, что вас не взяли в воен­ную авиацию — из-за плохого зрения. А вы так стре­мились туда. Это было ударом по самолюбию. Вот почему вы примкнули к заговору.

Голос Кёко звучал совершенно спокойно, даже равнодушно, но именно поэтому для Исимори ее слова были полны убедительной силы.

— Говорят тебе, прекрати! — истерически закри­чал Фудзисаки.

Уголки губ его дергались, но в остальном он вы° глядел довольно спокойным. В его глазах, устрем­ленных на Кёко, перемешались страсть и равноду­шие, безумие и холодный расчет. Это равновесие, казалось, могло нарушиться в любую минуту...

Кёко бросила быстрый взгляд на Исимори. Губы ее зашевелились, как будто она что-то хо­тела сказать.

Исимори смотрел на нее, пытаясь разобрать слова.

Где-то совсем рядом раздался взрыв. Но глаза Фудзисаки неотрывно смотрели в одну точку, словно он не слышал его.

Исимори замер в изумлении — уж не сошел ли с ума Фудзисаки?

Наконец Фудзисаки, с трудом разжав губы, сказал:

— Будем взрывать...

Его оборвал короткий сухой треск, сверкнула вспышка. Колени Фудзисаки подогнулись, он мед­ленно осел и рухнул на пол.

’’Это выстрелила Кёко!” — понял Исимори, боль­ше он уже ничего не мог сообразить. Он не сообра­жал, что происходит.

Вспышка разорвала тьму. Мелькнули фигуры солдат. Где-то вблизи прогремело несколько силь­ных взрывов, заискрился ослепительный свет. Иси­мори стоял как вкопанный. От фейерверка за окнами он совершенно растерялся.

— Ложись! — скомандовал чей-то властный голос. Повинуясь ему, Исимори бросился на пол.

Над головой прогремела очередь.

’’Ручной пулемет!” В поезд ворвалссь солдаты. Чудовищный грохот, парализовавши! его волю, издавали, взрываясь, специальные, ’’гремучие”, гра­наты, которые на несколько секунд оглушают человека. Кроме того, каратели, очевидно, сорвали двери в вагон направленным взрывом миниатюрных магнитных мин.

Началась перестрелка. В вагоне запахло порохом. Снова раздался тот же властный голос:

— Пассажирам немехленно покинуть вагоны!

Сразу поднялась паника. Кричали все - кто во что горазд.

За долгие часы мучительного ожидания взаперти тревога, раздражение, недовольство достигли преде­ла. Страсти готовы были вырваться наружу. В пои­сках спасения пассажиры ринулись в хвостовые ва­гоны. В этот момент открылись наружные двери. Люди лавиной хлынули из поезда. Этот вихревой поток захватил и Исимори.

В отчаянии он пытался вырваться из него, разы­скать Кёко, но толпа затянула его, выбросила нару­жу и понесла. И он бежал, не видя перед собой ниче­го, под струями льющегося во тьме дождя, под крики, проклятия и плач. Он бежал, протягивая вперед руки, пытаясь схватиться за что-то, но перед ним была лишь одна пустота. Он был бессилен остановить этот бег, и отчаяние захлестнуло его. Исимори не помнил, как долго он бежал. И, лишь услышав мужской голос: ’’Осторожно! Ложись!” — инстинктивно бросился наземь. И позади раздался грохот, потрясший тьму. Приподнял голову, обер­нулся и увидел, как взметнулся в небо столб пла­мени, темноту прорезали бесчисленные яркие полосы.

’’Поезд!” — Разрывы следовали один за другим, они казались ему лишь далеким эхом. Исимори не мог отвести глаз от языков пламени.

Видимо, рвались боеприпасы. Огненные смерчи вскипали в небо, причудливо извиваясь и рассы­паясь искрами. В этом зрелище была какая-то фан­тастическая, неземная красота.

Затем огненные лепестки начали опадать на зем­лю, но сам экспресс продолжал полыхать и издали казался вышедшей из берегов рекой огня. Это было словно конец света.

Исимори обдало горячим вихрем. Пот стекал со лба, заливая глаза. Но он, не моргая, продолжал смотреть на огненную ленту. Ему почудилось, что пламя все разгорается.

’’Что с Кёко?”

В отчаянии Исимори оглянулся кругом, но Кёко нигде не было видно.

’’Неужели она осталась в поезде?! — Его объял ужас. Перед глазами замелькали картины недавних событий: Кеко с пистолетом... Вспышка выстрела... Фудзисаки, падающий на пол вагона... Образы возникали в памяти черно-белыми, начисто лишен­ными цветовых оттенков. Потом стерлась и черная краска, остались одни белые фигуры.

Исимори прокрутил еще раз кинопленку памяти. Крупным планом появилась фигура Кёко с пистоле­том в руках. На лице застыло выражение отчаяния и покорности судьбе.

’’Неужели Кёко решила погибнуть? Что она пы­талась сказать мне в последнюю минуту? Простить­ся? Или признаться в любви?..

— Кёко! — не помня себя, закричал Исимори, пошатываясь, поднялся и устремился к охваченно­му пламенем экспрессу.

— Ты что, спятил? — Сзади протянулась мужская рука и швырнула Исимори наземь.

В это же мгновение раздался еще один мощный взрыв.

Падая на землю, Исимори рванулся вперед, чтобы хоть на один шаг быть ближе к поезду.

— Кёко! — закричал он снова изо всех сил.

Все затопило феерическое половодье красок.

На красном фоне извивались желтые, зеленые, оранжевые, черные полосы — смешались все сущест­вующие цвета, образовав неописуемый мир красок.

Разноцветные струи били фонтаном к небу, закручивались в спираль, текли вниз, сталкивались друг с другом. Они дышали и пульсировали, словно живые существа. Пляска их сопр^^ждалась оглу­шающим грохотом. Звуки, казалось, тоже были жи­выми. Они то падали откуда-то сверху, с подне­бесья, то извергались из самых земных недр. На­слаиваясь друг на друга, они то усиливались, то вдруг стихали на какой-то миг, чтобы тут же взор­ваться таким ревом, от которого, казалось, начи­нала дрожать сама земля. Это была поистине вак­ханалия красок и звуков.

На мгновение Исимори почудилось, что он бре- дат. Он уже не чувствовал ничего, не понимал, что происходит. Ему показалось, что он и в самом деле видит перед собой фигурку Кёко Эми, оку­танную пламенем. Вот-вот и сам он растворится в этом бесконечном потоке огня.

— Кёко! Кёко! — напрягая все силы, звал Иси­мори.

Дождь бил прямо в лицо. Пытаясь защититься от него, он закрыл глаза.

Но и с зажмуренными глазами он по-прежнему видел Кёко, неподвижно стоявшую среда огненной реки.

26

— Все решилось наилучшим образом, — сказал в телефонную трубку начальник Бюро расследований Тосикура. — Тридцать пять мятежников, захватив­ших ’’Сакуру”, погибли, взорвав вместе с собой поезд. Из пятисот человек пока не обнаружены толь­ко проводник и одна пассажирка. Раненых — трид­цать один человек, совершенно невероятно, но все живы. Жертв меньше, чем ожидалось.

— Значит, взорвали и поезд и себя, — послышал­ся в трубке самоуверенный голос. Голос премьер-министра Сабаяси.

— Всех пассажиров разместили в восьми город­ских больницах. Всем строго-настрого запрещено рассказывать о случившемся. Каждый будет под­вергнут строгой проверке, сейчас выясняются фами­лии и адреса. Мы установим над всеми пассажирами негласный надзор. Того, кто станет распространять слухи о том, что происходило в поезде, отправят в психиатрическую больницу. Пощады не будет никому.

— А что с главарями путча?

— Об этом не беспокойтесь! — беззвучно рас­смеялся Тосикура. — Годзо Охата... Акимаса Фудзисаки.. Масаси Хигасиками... Все мертвецы. Мы по­лучили достаточно достоверные сведения о том, что Масаси Хигасиками сел на ’’Сакуру”.

— Понятно... — Было слышно, как по другую сторону провода облегченно вздохнул Сабаяси.

— Все исчезнет, как мираж в пустыне. Тех, кто был связан с Охатой, арестуем без промедления,— докладывал премьер-министру Тосикура. Он бро­сил взгляд на картину Уччелло ’’Битва при Сан-Ро- мано”. Его внимание вдруг привлекли острые копья в руках всадников. ’’Вот так и защитили мы правопорядок”. Тосикура нахмурился. Он с трудом сдержал готовый сорваться с языка воп­рос: ’’Окажись вы снова в политическом тупике — опять затеете игру, где ставкой будет судьба стра­ны?”

Но телефон был еще не разъединен. Тосикура слышал зловещее молчание премьер-министра. Вслу­шиваясь в него, он саркастически улыбнулся.