Авиация и космонавтика 2012 10

Отважные аэронавты

Геннадий Черненко

(Продолжение. Начало в №9/2012 г.)

Взлет монгольфьера. Под шаром на стропах парашюта висит Юзеф Древницкий

Впервые Юзеф Древницкий поднялся на воздушном шаре в 1891 году в Берлине, куда приехал вместе с братом Станиславом (см. «АиК» № 9.2012). Подробных сведений об этом полете история не сохранила. Известно только, что с парашютом Юзеф тогда не прыгал. Произойдет это позже и при необычных обстоятельствах – можно сказать, случайно.

Пока Станислав гастролировал за границей, Юзеф Древницкий стал антрепренером некоего Вячеслава Шиделькевича, молодого человека, мечтавшего о славе Шарля Леру. О нем известно немного: он закончил варшавскую гимназию, работал бухгалтером, служил в армии. Побывав за границей и увидев там полеты Шарля Леру, загорелся желанием стать воздухоплавателем-парашютистом. Встреча с Юзефом Древницким сделала его мечту реальностью.

7 июня 1892 года в «Варшавском дневнике» можно было прочесть следующее объявление: «Сегодня в загородном увеселительном саду «Променада» будет совершен полет на воздушном шаре новым воздухоплавателем Вячеславом Шиделькевичем».

Через неделю последовал второй полет, затем – третий. «Полеты были вполне удачны, – писала газета, – и каждый раз нового последователя Шарля Леру публика встречала овациями».

После такого успеха можно было отправляться в гастрольную поездку. Шиделькевич летал в Либаве, Радоме, Кельцах и других городах. Как вспоминал Юзеф Древницкий, сопровождавший аэронавта, они в том же 1892 году оказались в небольшом городке. На улицах появились афиши, в местной газете – объявление о безотлагательном полете и прыжке с парашютом «бесстрашного Вячеслава Шиделькевича».

Но неожиданно аэронавт серьезно заболел. Отмена зрелища вызвала бы большой шум, и Древницкий, антрепренер, никогда до того не совершавший парашютных прыжков, решил заменить собой вышедшего из строя воздухоплавателя. Решил и сделал, совершил успешный прыжок, первый в своей жизни.

Шиделькевич тоже продолжал летать, но уже без антрепренера. В сентябре 1895 года он впервые приехал в Житомир. В следующем году летал в городах Средней Азии и на Волге. В Житомире на совет корреспондента газеты бросить опасное занятие и открыть хлебную лавочку Шиделькевич решительно возразил: «Никогда! Кто хоть раз поднялся в небо, тот до самой смерти не прекратит полетов». Но, видно, он все-таки оставил воздухоплавание. После 1896 года его имя уже не встречается на страницах газет.

Для Юзефа Древницкого, напротив, это было время становления его как аэронавта-парашютиста, совершившего за четыре года более двухсот прыжков!

Станислав Древницкий родился в 1861 году. Юзеф был на семь лет младше. На письмо автора этих строк Институт истории Польской академии наук сообщил, что отец аэронавтов Маврикий Кивиевич Швамбаум имел небольшое поместье «Древница», располагавшееся в гмине (волости) Брудно Варшавского уезда.

Когда братья начали летать, они взяли себе псевдоним Древницкие, который для Юзефа Маврикиевича со временем стал настоящей фамилией. Впрочем, это не мешало ему иногда на афишах и в различных документах использовать двойную фамилию – Швамбаум-Древницкий.

Материальное положение помещика Маврикия Швамбаума было неважным. За долги «Древницу» неоднократно выставляли на принудительную продажу, но каждый раз Швамбауму-старшему удавалось выкупать свое поместье.

Воздухоплавание создало глубокую пропасть между сыновьями и родителями. Последние осуждали выбор Станислава и Юзефа. Очевидно, они хотели сыновьям другой судьбы. Но те были непоколебимы. По рассказам близких Юзефа Древницкого, возмущенный отец лишил сына наследства и прекратил всякую связь с ним. Юзеф покинул родительский дом и никогда там уже не бывал.

Мало, очень мало известно о Станиславе Древницком. Может быть, где-то в семейных архивах еще хранится портрет Станислава, но пока найти его не удалось. Как выглядел отважный покоритель воздуха, никто уже не расскажет. По нескольким словам, оброненным в воспоминаниях Юзефом Древницким, его брат был жгучим брюнетом и человеком довольно грузным.

Нередко в газетах Станислава Древницкого обвиняли в том, что он готов «подвергать свою жизнь опасности из-за презренного металла». Но сам аэронавт утверждал, что совершает полеты и прыжки с парашютом «соп атоге» (то есть «из любви»), а не из-за денег.

Действительно, он был горячим энтузиастом воздухоплавания и парашютизма. «Станислав Древницкий любит свою профессию, – писала одна газета, – и старается делать разные усовершенствования в технике устройства воздушных шаров и парашютов». Никто не мог упрекнуть его в неуверенности в себе, тревожности, тем более – боязни, постыдной для настоящего аэронавта-парашютиста. Об этом газета «Виленский вестник» с удивлением писала: «Оказывается, г. Древницкий в самую решительную минуту нисколько не теряет самообладания и в момент прыжка с трапеции, держась одной рукой за парашют, другой, сняв шапку, отвечает публике на ее аплодисменты». Да и другие газеты не раз отмечали его храбрость и самоотверженность. Несомненно, он был подвижником в своем опасном деле, фанатиком, в самом лучшем значении этого слова.

В отличие от своего брата, Юзеф Древницкий имел, как писал один из современников, «очень благодарный вес», всего сорок килограммов. Столь небольшой вес позволял ему пользоваться воздушным шаром меньшего объема и парашютом уменьшенной площади.

Не раз Юзефу Древницкому задавали вопрос: какими качествами должен обладать аэронавт-парашютист Корреспонденту рязанской газеты он ответил: «Безусловно, иметь здоровое сердце и крепкие нервы, не забывать ни малейшей мелочи в шаре и парашюте и уметь быть находчивым в минуту опасности. Слишком долгие сомнения нарушают уверенность и вредят делу».

Из воспоминаний Юзефа Древницкого:

«Осенью 1895 года судьба забросила меня впервые в Баку. Единственным местом, с которого можно было бы совершить полет, являлся колоссальный в то время двор городского Михайловского училища, директор которого с большой любезностью дал мне на это свое разрешение.

Когда я выпустил афишу, погода стояла великолепная, но в день полета с утра подул норд, этот бич Баку.

К счастью для меня, двор Михайловского училища был некоторым образом защищен с северной стороны, и во дворе порывы норда были не так ощутительны. При громадном стечении публики я приступил к наполнению шара и… полетел.

Поднявшись сразу на большую высоту, я заметил, что меня северным ветром быстро уносит к морю, куда поневоле придется совершить спуск с парашютом. До этого мне лично никогда не приходилось опускаться с парашютом в воду, но у меня в памяти были два подобных случая, окончившихся гибелью воздухоплавателей.

В первом случае – погиб в Ревеле Шарль Леру, запутавшись в парашюте из-за волнения на море; во втором – погиб молодой воздухоплаватель Казимир Красинский в Ростове-на-Дону. Красинский, будучи еще на очень большой высоте, выпустил из рук парашют, упал в Дон и разбился об воду насмерть. Хотя на Бакинском рейде во время моего полета стояло много больших и малых судов, но на их помощь я возлагал очень слабую надежду, потому что все эти суда стояли отшвартованными у пристани, а меня ветром быстро уносило далеко от берега. Помянув царя Давида и всю кротость его, я оторвал парашют от шара и стал спускаться в море, как раз посредине между Баиловом мысом и островом Наречен. Вода оказалась очень теплой, так что с этой стороны я большого неудобства от невольного купанья не ощущал, но зато волнение оказалось настолько сильным, что меня то и дело захлестывало волной.

Парашюта из рук я не выпускал, но старался плыть в противоположную от него сторону, боясь подвергнуться участи Шарля Леру.

Но мало-помалу парашют стал намокать, погружаться в воду, тянуть меня за собою ко дну, и я принужден был бросить его на произвол судьбы. Через полчаса меня подняли на борт таможенного баркаса «Тритон» и доставили к набережной, буквально запруженной стотысячной толпой. Овациям не было конца…

В тот же день приступлено было к розыску парашюта: рыбаки сновали на своих легких лодках вдоль и поперек бухты, нащупывая дно «кошками», водолазы каспийской флотилии обследовали дно бухты на месте спуска моего в воду, но парашюта найти не удалось.

Благодаря отзывчивости тогдашнего командира каспийской флотилии, мне удалось в несколько дней (рабочая сила была мне предоставлена безвозмездно) соорудить новый парашют, на котором я через два-три дня совершил первый полет на Баиловом мысе для войск местного гарнизона».

Братья Древницкие то выступали совместно, то пути их расходились. «В 1894 году, проездом на юг России, – вспоминал Юзеф Древницкий, – на стации Бердичев я случайно узнал, что накануне брат мой совершил здесь последний полет. Понятно, дальше я не поехал, а немедленно направился в город».

Разыскав брата, он узнал, что денежные сборы в Бердичеве оказались из ряда вон скудными, платной публики в саду, из которого производились полеты, собиралось мало, и Станиславу Древницкому даже не на что было выехать из города.

У Юзефа Древницкого возник план, как заставить скуповатых бердичевцев раскошелиться. Он предложил брату выпустить афишу, в которой объявить, что состоится еще один полет и прыжок с парашютом, но в этот раз – любителя, жителя Бердичева, под руководством Станислава Древницкого. Роль «любителя» должен был сыграть Юзеф, которого в этом городе никто еще не знал.

На следующий день на городских витринах красовались большие афиши, извещавшие о предстоящем полете «жителя Бердичева, господина А.Г., который явится перед публикой в черной маске». Горожане с любопытством читали афиши, гадая, кто же этот таинственный господин А.Г.

«В 6 часов пополудни, – вспоминал Юзеф Маврикиевич, – брат мой в форме воздухоплавателя и я во фраке, цилиндре и черной маске сели в открытый экипаж и проехали рысью по главным улицам Бердичева, направляясь в сад, к месту полета». Туда же устремились и многие сотни бердичевцев, заинтригованных необычным объявлением.

Пока шар наполняли, Юзеф Древницкий, не снимая маски, разгуливал по саду, чем еще сильнее разжигал любопытство публики. Он даже взял в рот большой орех, якобы для того, чтобы изменить произношение и не быть «узнанным» по голосу.

Зрители высказывали всевозможные предположения, стараясь раскрыть инкогнито. Но тщетно. Одним словом, «спектакль» удался на славу. Наконец, монгольфьер с «любителем» под аплодисменты публики поднялся в воздух. Поскольку Юзеф Древницкий весил вдвое меньше брата, то шар поднялся необыкновенно высоко.

Возвращаясь после прыжка, Юзеф Древницкий заметил людей, покидающих сад и явно чем-то разочарованных. Оказалось, что, увидев, как высоко поднялся шар, зрители окружили Станислава Древницкого и начали подтрунивать над ним: вот как наш, бердичевец, может летать, заткнул за пояс записного воздухоплавателя! Станислав Древницкий долго крепился, но потом не выдержал и крикнул: «Да не ваш это бердичевец, а мой родной брат!».

«Не прошло и пяти минут, – вспоминал Юзеф Маврикиевич, – как сад совершенно опустел».

После «спектакля», разыгранного в Бердичеве, братья пустились в дальнейший путь уже вместе. Они побывали во многих небольших городах западного края России. У Станислава Древницкого появилась новая ученица, летавшая под псевдонимом Мария Николини. Она пришла к братьям весной 1894 года в Вильне с большим желанием стать парашютисткой. После смерти Янины Мей Станислав Древницкий как раз нуждался в партнерше-аэронавтке и обрадовался ее приходу. В то время Марии было всего девятнадцать лет от роду.

Ознакомив новую ученицу с устройством шара и парашюта, с особенностями техники полета и прыжка, братья предложили Николини пройти предварительные, совершенно безопасные испытания. Но отважная девушка решительно отказалась от имитации подъема в воздух и настояла на том, чтобы сразу отправиться в настоящий полет. Без колебаний она поднялась на монгольфьере и так же смело впервые в жизни прыгнула с парашютом. Древницкие убедились, что Мария может быть аэронавткой, и предложили ей отправиться в турне вместе с ними.

Первый публичный полет Николини совершила в Пинске, в мае 1894 года. Потом они летали в Бресте, Луцке, Умани, Каменец- Подольске, Могилеве, Бендерах. В Луцке Мария пережила опасное приключение, когда опустилась с парашютом в топкое болото и едва не утонула.

С севера-запада воздухоплаватели направились на юг России. О полете Марии Николини 15 августа 1894 года в Херсоне газета «Южанин» писала: «Она поднимается на шаре с таким спокойствием и неустрашимостью, что заранее вселяет зрителям уверенность в успехе ее полета».

Газета «Южанин» выходила в городе Николаеве Херсонской губернии. Поэтому николаевцы узнали имя бесстрашной воздухоплавательницы еще до того, как Древницкие и Николини прибыли в этот город. К тому времени Мария успела совершить уже четырнадцать полетов.

Прыжков с парашютом, тем более женщины, в Николаеве еще не видели, и приезд аэронавтов, собиравшихся прыгать с огромной высоты, явился, конечно, сенсацией.

Полеты были разрешены властями с городского бульвара, где Николаевское благотворительное общество нередко устраивало платные народные гулянья. Вход стоил десять копеек. Полет на воздушном шаре и прыжок с парашютом привлекли бы на бульвар публику и стали бы выгодным дополнением к гулянью.

Выступления в Николаеве открыла отважная «мадемуазель Мария Николини», как в газетах называли воздухоплавательницу. Вообще гулянья на бульваре пользовались успехом, но 8 сентября публики собралось здесь особенно много.

Парашют опустил Марию на левом берегу реки Ингул, во дворе адмиралтейства, невдалеке от строящегося броненосца. Пустая оболочка шара упала здесь же, в нескольких шагах от воздухоплавательницы. Николини возвратилась на бульвар и, конечно, была награждена громкими аплодисментами публики.

Прыжок Марии Николини заинтересовал знаменитого журналиста, сотрудника «Одесского листка» Власа Дорошевича. Он откликнулся фельетоном, в котором осудил николаевских «благотворителей», присвоивших половину сбора за полет аэронавтки, рисковавшей жизнью.

Неделю спустя тоже с бульвара поднялся в воздух Юзеф Древницкий. Прошло еще четыре дня, и с велодрома кружка велосипедистов-любителей взлетел Станислав Древницкий. Потом снова полетела и совершила второй прыжок Мария Николини.

На время братья решили прервать свои выступления в Николаеве и отправиться на полеты в Вознесенск (там была ярмарка), а затем – в Аккерман, городок на Днестровском лимане. Успех сопутствовал Древницким, но в Аккермане счастье все-таки изменило им. На высоте около сорока метров у Юзефа Древницкого внезапно от шара оторвался парашют. Он лишь немного затормозил падение, и было просто чудом, что аэронавт остался жив и отделался только вывихом ноги.

Древницкие возвратились в Николаев. Здесь их застала весть о том, что 20 октября 1894 года в Ливадии умер Александр III. В связи с кончиной государя-императора был объявлен траур, и все зрелища на территории России отменялись. Запрещение распространялось и на публичные полеты. Приближалась поздняя осень. Перебираться в другой город не имело смысла, и братья приняли решение остаться на зиму в Николаеве. О том, как жили Древницкие в ту осень и зиму, рассказал Александр Борисович Пожежинский. Детство Александра Борисовича прошло в Николаеве. Он жил с родителями как раз в том доме по Малой Морской улице, где сняли квартиру Древницкие. С ними была очень красивая молодая женщина, очевидно, Мария Николини. «Когда Древницкие появилась в нашем, заполненном босоногой детворой, дворе, – писал Пожежинский, – то показались пришельцами из какого-то далекого, чудесного и, конечно же, богатого мира. Но вскоре из отрывочных разговоров взрослых мы, ребятишки, узнали, что Древницким живется весьма несладко. Сборы с полетов невелики». Позже, когда аэронавты покинули Николаев, все были немало удивлены, когда в чулане квартиры увидели гипсовые формы для изготовления кукольных головок из папье-маше. Стало ясно: для того, чтобы выжить, Древницкие изготавливали эти головки и затем продавали их за гроши в игрушечные магазины.

Правда, Юзеф Древницкий попытался было зарабатывать сотрудничеством в местной газете, но опубликовать ему удалось всего одну статью, посвященную истории воздухоплавания.

Только ранней весной 1895 года братья возобновили полеты, по которым за долгие месяцы вынужденного простоя уже порядком соскучились. «Знакомый Николаеву воздухоплаватель-парашютист Ю.М.Древницкий, – писала 21 марта газета "Южанин", – намерен в первый день Св. Пасхи совершить полет. В настоящее время им ведутся работы по устройству нового шара».

Обещанный полет состоялся 9 апреля с городского бульвара. Около месяца спустя в воздух поднялась Мария Николини.

В Николаеве братья расстались. Юзеф уехал в Харьков, а Станислав с Марией Николини в начале июня прибыли в Ростов-на-Дону.

В ростовской газете «Приазовский край» появилось объявление: «Александровский сад. Сегодня, 11 июня 1895 года, – новость. Женщина-воздухоплавательница, синьора Мария Николини в первый раз в здешнем городе совершит только один полет на воздушном шаре и, поднявшись на значительную высоту, спустится на землю при помощи парашюта». Сообщалось также, что произойдет это под личным наблюдением Станислава Древницкого, известного аэронавта, совершившего много полетов в России и за границей. «Лестные отзывы об искусстве г. Древницкого, – отмечал "Приазовский край", – помещены во многих газетах».

По-видимому, полет Марии Николини не состоялся, так как никаких сообщений о нем не найдено. Но спустя неделю та же газета известила, что 18 июня из Александровского сада состоится полет и прыжок с парашютом ростовского жителя Казимира Красинского.

Конечно, никаким ростовским жителем Красинский не был. Просто, вспомнив прием, который они применили в Бердичеве для увеличения сбора, братья решили использовать его снова, в Ростове-на- Дону.

Казимир Красинский, Казик, как называли его Древницкие, – родственник братьев, юноша, спортсмен, долго сопровождал их в поездках по России и очень хотел совершить полет и прыжок с парашютом. Он присутствовал при каждом их подъеме в воздух, стараясь вникнуть во все тонкости воздухоплавательного дела. Но братья, учитывая юный возраст Красинского, не соглашались на его полет. Наконец, в Ростове, убедившись, что Казимир вполне подготовлен, Станислав Древницкий дал согласие.

Полет был назначен на семь часов вечера. Как и в Бердичеве, расчет оправдался вполне. Публики в саду собралось много. Но еще больше стояло народа вокруг сада и на ближайших к нему улицах. Всем хотелось увидеть «местного» смельчака, не побоявшегося не только совершить полет на монгольфьере, но и прыгнуть вниз с огромной высоты.

В начале седьмого под руководством Станислава Древницкого начали наполнять шар. Красинский появился в саду незадолго до взлета, когда подготовка к старту практически закончилась. Осталось лишь прикрепить к боку шара купол парашюта.

Публика встретила юного аэронавта аплодисментами. «Молодой и здоровый этот юноша своим смелым и веселым видом произвел на публику самое хорошее впечатление», – писала о Красинском газета «Приазовский край».

Перед полетом Древницкий предложил Красинскому надеть спасательный пробковый пояс на случай, если парашют унесет его к Дону и придется спускаться на воду. Но Казимир начал бравировать, говоря, что ничего не боится и приводнение ему не страшно, так как он отличный пловец.

Шар был отпущен почти ровно в назначенный час. При тихом ветре он плавно пошел почти прямо вверх вместе с сидевшим на трапеции новичком-аэронавтом. «Все присутствовавшие при полете, – писала газета, – подняли головы и, не спуская глаз с быстро улетавшего шара, казалось, застыли на своих местах».

Через несколько минут монгольфьер был на такой высоте, что казался не больше яблока. Древницкие столь высоко никогда не поднимались. Да это и не требовалось.

Публика заволновалась. Все вдруг почувствовали тревогу за благополучный исход полета. Даже Станислав Древницкий забеспокоился, глядя, на какой высоте находится шар, а Красинский почему- то медлит с прыжком. Раздался невольный вздох облегчения, когда воздухоплаватель, наконец, отделился от шара, парашют раскрылся, а над перевернувшимся монгольфьером появился черный дымовой след. Поднявшийся вдруг ветер, как и опасался Древницкий, понес Красинского в сторону Дона. Парашют с аэронавтом уходил все дальше и дальше и скоро скрылся за высокими деревьями.

Публика начала покидать сад, уверенная в успешном окончании полета. И только поздно вечером разнесся слух о том, что Красинский погиб. Первый, кто сообщил эту трагическую весть, был Станислав Древницкий, который после прыжка Красинского немедленно поехал разыскивать своего ученика.

Около станицы Александровской он нашел парашют, плававший на поверхности Дона, однако самого Красинского нигде не было видно. Жители станицы, очевидцы трагедии, рассказали, что воздухоплаватель, находясь еще очень высоко над поверхностью реки, вдруг отцепился от парашюта, камнем упал в воду и больше на ее поверхности не показывался. Юзеф Древницкий считал, что Красинский ошибся в определении высоты над водой (вода скрадывает расстояние) и, боясь быть накрытым в реке куполом парашюта, отцепился так рано и погиб.

На другой день близ станицы Александровской местные жители обнаружили труп аэронавта, занесенный течением в заросли камыша.

Ростовская газета «Донская речь» разразилась гневной статьей, в которой осуждались зрелищные полеты. «Допускать забавы, при которых человек из-за куска хлеба, доставляя удовольствие зевающей толпе, рискует ежеминутно собственной жизнью, – безнравственно и недостойно интеллигентного общества», – писала газета и требовала запретить подобные полеты и прыжки с парашютом «как вредные народные забавы», а Станислава Древницкого привлечь к СУДУ-

Судебное дело по поводу гибели Казимира Красинского, по-видимому, заведено не было. Хлопоты о похоронах так трагически погибшего воздухоплавателя задержали Станислава Древницкого в Ростове. Только две недели спустя после катастрофы он вместе с Марией Николини выехал в Витебск, не зная, что там его самого ожидает трагическая участь.

(продолжение следует)