Авиатор 15. Балканы

Глава 10

Усталость окончательно сморила меня. Через полчаса люди подполковника Тадича отвезли меня в деревню Нова Нада. В дороге я смог немного поспать на заднем сиденье старого японского внедорожника. Но ощущение такое, что закрыв глаза, телепортировался к калитке дома Драгомира и Анны.

— Командир Радонич, мы приехали, — тихо сказал водитель, коснувшись моего колена.

— Да. Спасибо, мужики. До завтра, — пожал я ребятам руки и вышел из машины.

— Господин Сергий, постой, — окликнул меня сидевший на пассажирском сиденье серб, выйдя из машины.

— Что случилось?

— Я… спасибо хотел сказать. Вы рискуете жизнью ради нас, хотя не обязаны.

— Любой бы поступил так же, — пожал я протянутую мне руку.

Он ещё раз меня поблагодарил и ушёл к машине.

— А можешь мне ответить на вопрос? — спросил я.

— Конечно.

— Почему распалась страна? Что послужило причиной?

Боец задумался и слегка напрягся. Видно, что для него это больной вопрос. Ему даже стало слегка жарко, и он расстегнул куртку. Но от ответа уходить не стал.

— Мы не дорожили тем, что жили в лучшей стране. Каждый из народов считал, что они правы. Я не питаю ненависти ни к мусульманам, ни к католикам. Но мы и по сей день не знаем, кто выстрелил первым.

— И пока вы будете это выяснять, война будет продолжаться, верно?

— Верно. Правда, теперь есть ещё и третья сила, которая не даёт пожару войны потухнуть. Вот мы и сражаемся.

Боец перекрестился и пожелал мне спокойной ночи. Пока я шёл к калитке, в голове ещё переваривались слова серба.

Да, я на стороне братьев-славян. Да, я хочу защитить невинных людей и помочь выстоять братской стране. Но смотря на их войны друг с другом, не могу понять как же это всё случилось?

Сразу вспоминается история моей страны. Пожалуй, худшего примера для нас чем Югославия быть не может. Если не удержим единство, то дадим «белоголовому Орлу» Запада нас рассорить и не будет нам покоя многие годы.

А уж «Орёл» всегда крепко сжимает свои когти. Вот и Сербию он не отпускает.

Едва открыл калитку, передо мной тут же материализовался Йося. Огромный пёс преградил мне путь. Пару секунд мы смотрели друг на друга, но потом его суровость сошла на нет.

Пёс медленно сел и высунул язык. Похоже, что он рад меня видеть. Я подошёл к нему, присел и погладил.

— Как обстановка? Бдишь? — спросил я, пока Йося меня обнюхивал.

После собачьей «проверки», пёс поднял правую лапу. Будто поздоровался со мной. Отказать в таком рукопожатии бравому сербскому сторожу я не мог.

Войдя в дом, я почувствовал приятный запах жареного мяса и испечённого хлеба.

Осмотревшись, обнаружил на кухне еду в кастрюльках. Старики, видимо, ждали меня. А я отсутствовал уже четвёртую ночь.

Из дальней комнаты, где я ночевал, слышен был шёпот. Направившись туда, я обнаружил ещё один «источник» шума.

На маленьком диване в зале лежал Драгомир и знатно похрапывал. Экран включённого телевизора показывал только заставку о перерыве в вещании. На столике перед дедом стояла закупоренная бутылка, в которой у него была ракия. А ещё две чаши — колбы с узким горлом для употребления данного напитка.

Судя по всему, он вновь меня ждал, чтобы выпить. Но сам даже не пригубил. В маленькой кружке стоял недопитый, но ещё хорошо пахнущий, кофе. Я поднял с пола одеяло, которое Драгомир уронил во время переворачивания и накрыл его.

Тихо подойдя к комнате, увидел там Анну. Женщина стояла на коленях перед зажжёнными свечами и висящей в углу иконой. Она тихо читала молитвы, прерываясь лишь на всхлипывания и плач. В её голосе я смог разобрать несколько имён, за которых она молилась. И в этот момент Анна повернулась ко мне.

— Живи, — подошла женщина, и не сдерживая слёз, крепко меня обняла.

На душе тепло, хотя передо мной незнакомый человек. Ощущение, что меня обнимает бабушка Надя. Я будто вдыхаю этот знакомый аромат кухни в квартире Владимирска, пропитанной борщом и сырниками. Кажется, что все бабушки ассоциируются у меня именно с приятными воспоминаниями о яствах.

— Бабушка… то есть, Анна, всё хорошо.

— Я уже и молилась, и с Предрагом пыталась связаться. Ой, что же это такое! Мы каждый день в подвалы спускаемся. Пошли, покормлю. Исхудал совсем, — вытерла слёзы Анна и пошла на кухню.

Обстрелы и подвалы всегда идут рука об руку. Что творится в Белграде, уму непостижимо.

Приведя себя в порядок, я сел за стол. Анна уже успокоилась и подогрела мне на плите вкусный ужин. На горячую лепёшку, названную питой, мне положили огромную котлету плескавицу. Размер такой, что ей можно и двух человек накормить. Такими темпами я привыкну есть вкусно по ночам.

— Ты кушай. Я тебе компот сварила сегодня. Хорошо, что успел прийти. А то он бы завтра уже пропал, — сказала Анна.

— Как вообще обстановка в деревне?

— Нормально. Вчера одни были похороны, а завтра… прости… — сказала Анна и снова заплакала.

Более я не смел ничего спрашивать. Женщина рассказывала только сама. На деревню ни одна бомба не упала, но погибшие были в Белграде в дни ударов НАТО.

Вообще, я сделал вывод, что нам удалось перехватить хоть какую-то часть самолётов противника, а также несколько крылатых ракет. Да этого мало, но ведь все они летели в объекты городской инфраструктуры.

А сколько удалось сбить средствами ПВО, и вовсе не счесть. Ещё и втайне остаётся тот летательный аппарат, который мне удалось сбить в первую ночь. Есть предположение, что это Ф-117А, но пока не увижу обломков, в это не поверю.

— По телевизору говорят, что за три дня 20 человек погибли. Ещё сколько-то раненных. А кто-то и в больнице умер. Зачем бомбить нас, скажи, сынок?

Что мне ей ответить? В чём сейчас причина атаки американцев? Для них — желание поддержать боснийцев в их «праведной» борьбе с сербами. Вот только как это сочетается с бомбардировкой гражданской инфраструктуры, понятия не имею.

— Они думают, что всё могут. Мол, «в городе новый шериф». Советский Союз слаб, Варшавский договор рухнул, социализм умирает. НАТО это делает, чтобы показать, что им можно. И плевали они на мнимое международное право.

— И где же Советский Союз? Русские где? Когда они нам помогут?

Смотрю я в добрые глаза Анны и не получается у меня соврать. Но если наши не придут, выходит, что я зря обнадёжил женщину.

— Мать, я уже здесь. И остальные придут.

Закончив ночной «жор», я отправился на боковую. Уснуть после нескольких бессонных ночей сразу не вышло. Где-то вдалеке гудела сирена, едва доносясь до деревни. И не менее отчётливо был слышен рёв двигателей и грохот от взрыва. Проходит пару минут и всё стихает.

Сегодня атака была короткой. Надеюсь, что провальной для НАТО.

Виталик заехал за мной, как и обещал ранним утром. Поездка наша, как я и предполагал, была в район падения сбитого мной самолёта.

— Сергей, сразу вопрос, как ты смог его сбить? — спросил Казанов, когда мы выехали на просёлочную дорогу.

— Сразу вопрос встречный. Кого именно?

— Хорошо. В первую ночь ты сбил самолёт, который никто не видел на радарах. Его обломки осмотреть не успели. Но мне удалось уговорить руководство наших сербских коллег оставить обломки до твоего приезда на месте. Я даже пару человек на место падения отправил, чтобы сербы ничего не утащили.

— Ты братьям-славянам не доверяешь? Или это всё ещё роскошь для тебя? — спросил я.

— Сам же и ответил, дружище. Но тебе я доверяю.

— Почему?

— А ты никогда не обманывал и не стрелял в меня, — посмеялся Виталик. — Но, признайся, хоть раз, но тебе хотелось меня «щёлкнуть»?

— Сам же и ответил, дружище, — повторил я за Виталиком его же слова.

Ф-117 упал в окрестностях какой-то деревни на распаханном поле. Место падения держало под охраной целое отделение бойцов в камуфлированной форме.

Даже издалека были заметны шевроны, нашитые на рукавах бойцов. Выйдя из машины и подойдя ближе, я обнаружил, что это шевроны 63й десантной бригады Сербии. Она напрямую подчиняется Генеральному штабу вооружённых сил страны. Соответственно, и охраняют они нечто ценное.

Выйдя из машины, я услышал грохот со стороны Белграда.

Это были звуки пуска ракет систем ПВО и взрывы. Сирены о ракетном нападении не было. Среди бела дня, куда можно было стрелять, мне непонятно.

С трудом пробравшись по раскисшей земле к оцепленной территории, я уже понял, что тут охраняют.

— Долго же вы добирались, — поприветствовал нас подполковник Тадич и провёл к месту падения.

Сам Тадич ушёл в сторонку и просто наблюдал.

Первые обломки, попавшиеся на глаза, были части плоских воздухозаборников. Они сделаны из радиопоглощающих материалов. Остатки гранёного фюзеляжа тоже узнать было несложно. У предполагаемого самолёта корпус образован плоскими трапециевидными и треугольными панелями. Всё для максимального снижения радиолокационной заметности.

Вывод такой, что передо мной обломки Ф-117 — легендарного «Ночного ястреба», самолёта-невидимки, построенного по стелс-технологии. Никак не иначе.

— И ты только на четвёртый день меня сюда привёл? — спросил я у Виталика, который закуривал очередную сигарету.

— Я же говорю. Был занят.

— Тут уже могли всё растащить. Это же один из самых секретных и дорогих проектов американцев. Ты бы за такие сведения мог бы звезду Героя получить, — предположил я, присаживаясь рядом с обломком плоского сопла самолёта.

— Да толку от неё. Вот ты, Герой Советского Союза. Что изменилось в твоей жизни? — спросил Виталик, подняв с земли часть одной из инфракрасных камер самолёта.

Система такого оборудования устанавливалась на Ф-117 вместо бортового локатора. Чтобы исключить радиолокационное излучение от него.

— Машину со скидкой купил и вперёд очереди. Квартиру дали двухкомнатную. Доску мраморную хотят во Владимирске на школе повесить. Всё ждали, когда я приеду.

— И что теперь?

— Ну, теперь будут вешать без меня.

Я подозвал Тадича, чтобы он услышал от меня информацию. Решил, что нужно и ему тоже необходимо вкратце знать, что это за самолёт. На что он способен и как с ним бороться. Его слабые места всем известны, а предназначение многими определяется всегда ошибочно.

— Это дозвуковой самолёт. По предназначению — тактический истребитель-бомбардировщик. Ни в какие воздушные бои, он вступать не будет. Его главная задача — пролететь незамеченным и нанести удар по важному объекту. Например, командный пункт.

— А как же вооружение? Его бы было заметно, — спросил Предраг.

— Оно у него спрятано в двух внутренних отсеках. Несёт бомб мало, но для него много и не надо. Кстати, Ф-117 способен взять и такую бомбу как Б-61.

— Термоядерную? — сощурился Виталик.

— Да. Но я могу и ошибаться.

— Сомневаюсь. Не помню таких случаев, — ответил Казанов.

Тадич пошёл к нашей машине.

— Что с лётчиком, успели взять? — вдогонку спросил я у Предрага.

— Да, но это наш пленник.

Я выпрямился, отряхнул руки и подошёл к Виталику ближе.

— Не думаю, что ты не узнал этот самолёт. Зачем тебе моя консультация?

— Самолёт я узнал. Подтверждение от тебя получил. А вот с конструкцией никто не знаком. Не везти же мне сюда представителей конструкторских бюро для анализа обломков. Зато у меня есть человек, знающий об авиации почти всё, — похлопал меня по плечу Виталик, и мы пошли к машине.

Казанов дал своим людям указание и мы сели в его старый джип. С нами поехал и Предраг, заняв место рядом со мной.

Водитель завёл машину, и мы стали выбираться из грязи на асфальтированную дорогу.

— Теперь нам надо в Белград. Тебе нужно ехать со мной, Сергей, — сказал Виталик.

— Мне нужно Батайницу.

— Да, но это важнее. Первые дни показали, что мы успели внести коррективы в систему обороны Сербии. По моим данным, американцам сложно было скрыть потери в первые дни. Они только в воздушных боях потеряли 10 самолётов. И это не считая тех, которые были повреждены или сбиты ПВО.

— Виталь, это капля в море. На той стороне их сотни. Локальный успех в стратегическом плане нам мало что принесёт. Сербы тоже потеряли немало людей.

Казанов выдохнул, подкурил сигарету и приоткрыл окно. Холодный воздух с улицы приятно обдувал после сильного тепла от печки в машине.

— Но нам грозит другая напасть. Если с боснийцами мы имеем успех на поле боя, то с армией Албании им придётся несладко. Они грозят войти в Косово, а там всё очень нестабильно, — сказал Тадич.

Значит, открывается второй фронт. Что-то мне подсказывает, что в Албании уже сформирована наземная группировка НАТО. Она может войти в Косово вместе с албанцами.

— Сербию дербанят со всех сторон. Что из дома говорят? — спросил я.

— Выборы сейчас. Просто так отправить войска не получится. Во главе армии лояльные Русову люди. Повальное сокращение продолжается, а в союзных республиках всё неспокойно.

В голосе Виталика пока нет ноток сожаления или обречённости. Но это не значит, что не держит в голове мысль о бесполезности нашей миссии.

Мы въехали в Белград. Узнать в этом слегка потускневшем городе столицу Сербии сейчас очень сложно. Смог от пожарищ, ещё вьётся над столицей.

Людей на улицах мало. Кое-где встречаются разбитые здания, но ощущения «Сталинграда» нет.

На глаза попался большой жилой дом, полностью выгоревший и наполовину обрушившийся. Даже в машине чувствуется запах гари.

Ещё неподалёку храм с почерневшим куполом. В нём зияла огромная дыра. Чем так его пробили, понятия не имею.

Очередное свидетельство «гуманитарной бомбардировки» — разрушенное здание министерства обороны. Его до сих пор тушат пожарные. Плиты перекрытий висят на арматурах, но крыша этого военного объекта ещё на месте.

— Почти все успели эвакуироваться в убежище. Есть раненые. Так что военное руководство Сербии ещё при деле, — сказал Тадич, заметив, как я внимательно изучаю разрушенное здание.

Глядя на повреждённые и обгоревшие высотки, на искорёженные оконные рамы и обрушенные, словно стены карточного домика, перекрытия, у меня мысли только об одном — как это всё остановить?

Проезжая по одной из улиц, мы остановились на светофоре. И тут я увидел некое замешательство водителей перед нами.

— Перекрыли, Иваныч. Поехали в объезд? — спросил водитель у Виталика.

— Да, — ответил Казанов.

Водитель начал сдавать назад, но что-то меня заставило его остановить. Через лобовое стекло я увидел, как среди домов поднимается дым.

— Стой. Мне надо выйти, — сказал я и открыл дверь.

Виталик не стал меня останавливать и пошёл за мной следом. Как и Предраг.

— Что там? — спросил я у одного из прохожих, который нервно курил сигарету на перекрёстке.

Его глаза были буквально наполнены слезами, а руки дрожали. Он едва смог мне показать на сгоревшее здание в одном из городских кварталов.

— Серый, там… давай уйдём, — потянул меня Виталик, но я не мог остановиться.

Тадич шёл рядом и просачивался сквозь скопление людей.

От едкого дыма и детского плача я всё больше погружался в общую атмосферу трагедии. Ощущение, что саднит горло, а лёгкие разрывает от вырывающегося из груди крика.

Перед глазами предстала картина, которую сложно описать. Внутри простого жилого квартала от взрыва «сложилось» небольшое строение. Вместо него был холм из бетона, арматурен и разного рода обломков. И любой бы мог на это посмотреть сквозь пальцы, если бы не один факт.

— Там больше никого нет! Нет, мы всё проверили, — успокаивал какую-то женщину пожарный.

— Я не нашла её. Мою Милу! Где она? — рыдала женщина.

Ещё одна из молодых девушек стояла на коленях и умоляла о чём-то спасателя. Его лицо стало чёрным от дыма, а в глазах растерянность. Он ничем не мог помочь.

Подойдя к разрушенному зданию, я буквально онемел. Пепел и земля рядом с этим мирным объектом пропитаны горем и трагедией. Кажется, что в этой тишине я слышу крики погибающих людей.

— Детская больница… — прошептал я.

Я смотрю по сторонам, мокрый от холодного пота и придавленный человеческим горем. Женщины всех возрастов рыдают навзрыд. И тут ко мне подошла ещё одна девушка. С окаменевшим лицом и просто села на асфальт. В руках у неё маленький и грязный розовый носок. Детская одежда…

Завалы ещё разбирались, но и так понятно, что никого больше не найдут живыми. Тадич, который прошёл за ограждение, вернулся к нам. Поникшее лицо и потухшие глаза с выражением безысходности — вот каким вижу сейчас подполковника.

— Можно я пройду? — спросил я, и Предраг махнул полицейским, чтобы меня пропустили.

Земля ещё дымится от пожара. Среди обломков множество детских книжек и предметов одежды. Испачканные игрушки кажутся живыми, но они лишь предметы. Только через несколько минут, я понял, насколько сильно сжал свой кулак и зубы.

— Это же дети… — прошептал я и несколько раз повторил эту фразу.

За спиной стоял Тадич и попросил меня выйти с охраняемой территории.

— Откуда были выпущены эти ракеты? — спросил я.

— Неизвестно. Пока только знаю, что это не крылатые ракеты. Похоже, что самолёты залетели со стороны Румынии.

К нам подошёл Виталик, на котором тоже не было лица. Даже с его эмоциональной устойчивостью такое сложно переживать.

— Сергей, нам нужно ехать. Здесь…

— Откуда был пуск? — повторил я вопрос, хотя вряд ли мне сейчас дадут ответ.

Виталик тоже развёл руками. Я шагнул в сторону и услышал писк под ногой. Нагнувшись, я увидел в земле маленькую резиновую игрушку. Подняв её, разглядел, что это утёнок. Маленький резиновый утёнок, с которым детки любят играться в ванной.

— Радонич, едем.

Я ещё раз окинул взглядом разрушенную больницу и посмотрел на утёнка. Как же больно на душе смотреть на эти проявления «демократии».

— Мне нужно знать, откуда взлетели эти самолёты. В Румынии они не базируются. Да и стратегические бомбардировщики вряд ли бы там появились. Выясните, где базируются самолёты, которые нанесли удар, — сказал я.

— Сергей, и что будет, когда ты узнаешь? — спросил Виталик.

Я достал блокнот из кармана и написал кое-что на листке.

— Думаю, ты сможешь всё… это… достать, — сказал я и протянул листок Виталику.

Он прочитал список и задумался.

— Эм… «Пчела»? Бомба с крыльями? Что это такое? — спросил Казанов.

— Не профессионально. Такие вещи нужно знать.