Аякс

Прибавил шагу я:[56] военачальник,

Царь Агамемнон к нам заторопился.

Польется, вижу, злобных слов поток.

Ты ль возомнил, что в грозной речи сможешь

Над нами безнаказанно глумиться —

Ты, ты, военнопленницы отродье?

Подумать страшно, как бы возгордился

1230 Спесивец наш, как голову бы поднял,

Будь благородной крови мать его,

Когда теперь, в ничтожестве своем,

На нас восстал — пустого места ради!

Еще божился ты, что я не волен

Начальствовать ни над ахейской ратью,

Ни над тобою; сам собой владея —

Так молвил ты — приплыл сюда Аякс.

Пристойны ли рабу[57] такие речи?

И за кого ты хвастаешь так дерзко?

Куда шагнул он, чей напор жестокий

Он выдержал, где я бы отступил?

Ужели нет мужей среди ахейцев,

Опричь него? Напрасно объявили

1240 Из-за Ахилловых доспехов мы

То состязанье, если повсеместно

По мненью Тевкра трусы мы и только!

И даже судей приговор законный

Вам не указ; за пораженье мстя,

Вы поносить нас будете бесстыдно

И меч на нас злодейский поднимать?

Такие нравы не дадут порядок

Среди людей установить нигде,

Когда мы победителей законных

Гонять дозволим, а их честь и место

Предоставлять прикажем побежденным!

1250 Тому не быть. И не в плечах могучих

Залог победы, не в спине широкой —

Нет; выше тот, кто разумом силен.

Бок у быка огромен — все же им

Невзрачный бич успешно управляет.

Приспеет и к тебе лекарство это,

Если ума не припасешь заране.

Ты ль не безумен? Ведь твой брат — ничто,

Он тенью стал; и за него ты дерзко

Нас поносить и вольнословить вздумал!

Возьмись за ум! Подумай, кем рожден ты,

1260 И хоть свободного сюда поставь,

Чтоб за тебя у нас ответ держал он.

Твоя же речь не будет мне понятна:

Я в варварском не сведущ языке.

Когда бы оба вы взялись за ум,

Я не желал бы ничего иного.

Как быстро к мертвым благодарность тает,

Как им охотно изменяют все!

Вот муж; его так часто от врагов ты

Спасал, Аякс, своею за него

1270 Душою жертвуя — и хоть бы словом

Он помянул тебя! Исчезло все.

О образец обидных словопрений!

Ужель забыл ты, все забыл бесследно,

Как в судовой ограде взаперти

Сидели вы, как после бегства рати

Уж пред глазами видели вы смерть,

И он один вас спас? Пылало пламя

Уж на кормы верхушке корабельной;

Коней гнал Гектор[58] через ров с разбега

И выстроенным угрожал ладьям;

1280 Кто удержал его? Аякс, тот самый,

Что ни сразить, ни отразить врага

Способен не был, по словам твоим!

Что ж, разве свой не выполнил он долг?

Затем припомни, как бойцом он вольным

В единоборство с Гектором вступил.

Не беглый жребий[59] в воду бросил он,

Ком глины влажной — нет, такой, который

Из шлема первый порывался прочь!

Таков был он, а я — его товарищ,

Я, в рабской доле варваркой рожденный.

1290 Несчастный! Ты ль мне это говоришь?

Не твой ли дед Пелоп, отца родитель,

Сам варвар был,[60] фригийской сын земли,

Отец же твой, Атрей, в пиру безбожном

Вкусить дал брату[61] плоть его детей?

Не той ли ты критянки сын, которой

Отец родной, застав с рабом на ложе,[62]

Назначил рыб быть пищею немых?

Вот слава рода твоего — и ты же

Глумишься над рождением моим?

Отец мой — Теламон; он в войске первым

1300 Прослыл бойцом и доблести наградой

В подруги ложа мать мою добыл,

Царевну родом, дочь Лаомедонта.

Он получил ее из рук Геракла

Как избранный высокой чести дар.

От витязя рожденный[63] и царевны

Я не позорю рода моего.

А ты страдальца чести погребенья

Лишил — и не стыдишься слов своих?

Заметь однако: ту ж насилья меру,

Как и к нему, придется к нам троим

Вам применить: мы заодно. И, право,

1310 Мне больше чести за него погибнуть,

Чем в битве за супружницу твою, —

Или там брата твоего — Елену.

Теперь подумай. Не мое уж только,

Но и свое решаешь дело ты.

Не раздражай меня! Не то — быть трусом

Ты предпочтешь, чем хватом против нас.

Со стороны стоянки появляется Одиссей.

Пришел ты кстати, Одиссей — коль скоро

Распутать узел, не стянуть ты хочешь.

В чем дело, мужи? Издали я слышал

Атридов крик над витязем умершим.

1320 Крик? Да, пожалуй; чересчур обидных

Наслышались речей мы от него.

Каких речей? Простить я мужа склонен,

Когда на брань он бранью отвечает.

Он эту брань делами заслужил.

Что ж сделал он и в чем тебя обидел?

Не позволяет труп лишить могилы

И мне назло грозит похоронить.

Возможно ль другу, — честь воздавши правде,

Тебе и впредь с готовностью служить?

1330 О да; запрет безумью был бы равен:

Из всех аргивян ты мне лучший друг.

Послушай же. Не должен ты бездушно

Аякса оставлять без погребенья,

Не должен силе доверять настолько,

Чтоб в ненависти правду попирать.

Он и ко мне враждой пылал безмерной

С тех пор, как я доспехами Ахилла

По приговору овладел. Но я

Не отплачу бесчестьем за бесчестье.

Признать я должен, что из всех ахейцев,

1340 Что против Трои двинулись в поход,

Он уступал Ахиллу одному.

Так и тебе не след его бесчестить.

Ведь не его, а божий законы[64]

Ты оскорбишь. Позорить трупы храбрых

И в ненависти Правда не велит.

Ты, Одиссей — ты с ним — и против нас?

Да; ненависти честь кладет предел.

И я не вправе мертвого попрать?

Не домогайся выгоды бесчестной!

1350 Во власти правду нелегко блюсти!

А уступать благому друга слову?

Долг добрых — уступать законной власти.

Брось! Власть — твоя, хотя б и внял ты дружбе.

Ты помнишь ли, кого почтить ты хочешь?

Он мне врагом, но благородным был.

Что ж, столько чести мертвому врагу?

Я помню не вражду его, а доблесть.

Безумия полны такие речи!

Подчас и друг становится врагом.

1360 Таких друзьями делать — твой совет?

Совет мой — избегать жестокосердья.

Ты трусом выставишь меня сегодня!

Нет, праведным судьей для всей Эллады.

Велишь отдать его для похорон?

Да; и меня ведь та же участь ждет.

Все таковы: всяк о себе радеет!

О ком же больше мне радеть прикажешь?

Ответишь ты за дело, а не я.

Кто б ни ответил — благороден будешь.

1370 Запомни ж слово ты мое: тебе

И в большем деле я служить согласен,

Но с ним вражда моя и здесь и там

Непримирима. Поступай, как знаешь!

Кто и теперь души твоей не ценит,

Царь Одиссей, тот сам лишен души!

Одно осталось. Тевкру предлагаю,

Чтоб равносильной дружбе уступила

Недавняя вражда. Аякса тело

С тобою я похоронить хочу,

Весь труд твой разделить, всю чести меру

Ему воздать, какую благородным,

1380 Вкусившим смерть, установил закон.

О благородный Одиссей, ты всякой

Хвалы достоин! Ты мой страх развеял.

Аяксу злейший враг в ахейском войске,

Ты лишь один помог ему. Не стал

Живой над мертвым злобно надругаться,

Как тот военачальник безрассудный

И брат его, что вздумали Аякса

Последней грустной почести лишить.

Пусть же Олимпа царственный властитель,

Отец наш Зевс, пусть памятливый рой

1390 Эриний и вершительница Правда

Злодейскою злодеев смертью взыщут,

Равно бесчестной, как они хотели

Бесчестной доле храброго предать!

Тебя ж, Лаэрта-старца мудрый сын,

Я все ж прошу не прикасаться к трупу.

Я не уверен, будет ли приятно

Покойному твое прикосновенье.

Но в остальном желанной будет нам

Твоя подмога: если кто из войска

Тобою прислан будет, согласимся

Охотно мы. А прочее пускай

Моей заботой будет. Знай, что с нами

Ты поступил, как благородный муж.

1400 Готовность заявил я, но сомненья

Твои одобрить должен я; прощай!

Уж довольно речей;[65] приниматься давно

Нам за дело пора. Вы идите, друзья,[66]

И глубокой могилы холодную сень

Снарядите скорей. Вы на ярый огонь

Меднобокий треножник поставьте, святых

Омовений купель.

Вы же, третий отряд, из палатки туда

Принесите доспехов суровый убор.[67]

Ты, малютка, руками к отцу своему

1410 Прикоснися любовно и вместе со мной

Изо всех твоих сил его грудь поддержи.

Ах, тепла эта грудь, и из стынущих жил

Еще к горлу сочится багровая кровь!

Поспешите, идите, усердствуйте все,

Кто когда-либо другом усопшего звал!

Он был добрым из добрых;[68] из смертных никто

С ним сравниться не мог.

[Об Аяксе, что был, мое слово!]

Человеку во многом учителем век,

И никто не пророк,

1420 Пока жизнь впереди, о грядущем.