Бабочка и Орфей

— Слушай, что у тебя с телефоном? Я с работы сообщение отправлял, а оно дойти никак не может.

— Нормально всё, — Тимыч полез под плащ-палатку и вытащил смартфон с треснувшим стеклом. — Было.

— Погоди, но когда я тебе писал, ты ещё в яму не падал, — нахмурился я.

— Ну, может, «вайбер» отваливался. Вряд ли мы теперь узнаем. Там что-то важное было?

— Уже нет.

Я свернул с асфальта на грунтовку, «Патриот» тряхнуло на высокой кочке, отчего Тим сдавленно охнул.

— Чёрт, прости, не учёл твои синяки. Дальше постараюсь аккуратнее, — я сбросил скорость до вальяжных тридцати.

Тимыч, конечно, уверил меня, будто всё в порядке, однако я всё равно до самой парковки изображал из себя осторожного водителя-пенсионера.

Дома я прежде всего выдал гостю аптечку, сменную одежду и отправил его в душ с напутствием грязные вещи складывать сразу в машинку. Пока то да сё, они как раз выстираются. На лице у Тима было аршинными буквами написано, насколько ему неудобно меня обременять, однако в ванную он ушёл, не высказав даже робкого протеста. И правильно, потому как ни о каком бремени тут и речи быть не могло.

— Что, Белка, пошли ужин готовить? — спросил я у щенка, воспитанно сидящего на коврике в прихожей. Собака же поняла мои слова как индульгенцию на осмотр нового места и бодро потрусила в зал. Ну, пускай, меньше будет под ногами путаться.

Сегодня я планировал удивлять Тимыча своими коронными блюдами, и даже случившийся форс-мажор не повлиял на это решение, поскольку все они имели три обязательных качества: просто, быстро и трудно запороть. Я достал из холодильника стейки, адыгейский сыр, зелень и овощи. На шум сковородок тут же прибежала голодная Белка и, состроив сиротскую мину, уселась рядом с плитой.

— Брысь, пока на хвост не наступили, — шуганул я её. — Все вместе ужинать будем, ясно?

Щенок совсем по-человечески вздохнул и понуро убрёл под стол. Да уж, с таким талантом пантомимы ей только в театре играть: даже я почувствовал себя бессердечным обидчиком маленьких. И как только она до сих пор из хозяина верёвки не вьёт? Пожалуй, разгадка в том, что когда Тим уверен в своей правоте, его уверенность не перешибить ничьим скорбным видом.

— Как пахнет вкусно.

Я обернулся от плиты и встретил солнечную улыбку Бабочки. Непроизвольно прочистил горло: вид Тима в моей рубашке и затёртых джинсах вызвал у тела тот характерный отклик, который обычно вызывали исключительно обнажённые девушки.

— Через пять минут всё будет готово.

— Тебе помочь? — ни о чём не догадывающийся Тим подошёл ближе и с любопытством заглянул в сковородку, где аппетитно шкворчало мясо.

Он пах моим шампунем, и от этого по загривку забегал добрый табун мурашек.

— Ага, расставляй пока тарелки, — с беспечностью заправского экспериментатора ответил я. — Как твои синяки?

— Нормально, я ожидал худшего.

«Можно посмотреть?» — Я сглотнул и спросил другое: — До крови не ободрался?

— Нет, повезло, как дураку. Слушай, чем мы Белку кормить будем?

— Перловкой с мясом. Посмотри там, на нижней полке, — я показал на шкаф рядом с холодильником, — должны быть консервы и одноразовые тарелки.

— Ага.

Я специально не стал смотреть, как Тим достаёт всё необходимое, сосредоточив внимание на стейках. Нехорошо набрасываться на гостя, особенно если гость — тут я не удержался и бросил-таки на Тима короткий и, как подозреваю, весьма жадный взгляд, — даже руки поднимает с явным трудом. «Но целоваться мы с ним сегодня непременно будем, поняла?» — строго предупредил я совесть, и она не решилась возразить.

Оказывается, это чертовски приятно — кормить вкусной едой важного для тебя человека. Теперь мне было понятно, чем Тима так радовали мои Винни-Пуховские походы в гости.

— Очень вкусно, — искренне похвалил Тимыч, расправившись с последним кусочком стейка. — Так вкусно, что, боюсь, из-за стола меня придётся выкатывать.

Вместо торжествующего «Йех-ха!» я сдержанно сказал: — Рад, что тебе понравилось, — потом посмотрел на дочиста вылизавшего свою миску щенка и поправился: — Точнее, вам понравилось. Кстати, ты уже дал про Белку объявление?

— Нет пока. Я даже насчёт пропажи собаки никак посмотреть не соберусь.

— А почему себе её оставить не хочешь?

— Потому что не уверен, что справлюсь. Щенка воспитывать — это ведь почти как ребёнка.

— По-моему, ты себя сильно недооцениваешь, — начал было я, однако вовремя вспомнил, что неправильно навязывать взрослому человеку своё частное мнение, и сразу закруглился: — Впрочем, дело твоё, конечно. Я-то тебе при любом раскладе буду помогать: хоть с собакеном гулять, хоть листовки по району расклеивать.

— Спасибо, — от души поблагодарил Тим, и больше мы этого вопроса в разговорах не касались.

После ужина я выпроводил гостей в зал отдыхать, а сам занялся хозяйственными хлопотами. Загрузил посудомойку, включил чайник, запустил стирку — если Тимыч не захочет оставаться до утра, то без проблем поедет домой в заёмных вещах. Потом я полез за заваркой в навесной шкаф у плиты и случайно заметил в глубине свёрток коричневой обёрточной бумаги. Так-так, что тут у нас завалялось? Ха, да это же привет из летнего отпуска: унция уже в аэропорту купленного индийского масала-чая. Я разрезал перетягивавшую свёрток бечёвку, развернул бумагу, и джинном вырвавшийся пряный дух ярко воскресил в памяти адскую жару, толкотню и шум Варанаси. Идеальный чай для обещанного мною рассказа. Я заварил его по всем правилам, разлил по чашкам и пошёл разведывать, чем там развлекаются мои гости.

Гости, в соответствии с уговором, отдыхали: Белка дрыхла на пушистом ковре перед диваном, Тим же, скрестив ноги по-турецки, сидел на полу перед этажеркой, наверху которой располагалась выставка моего тщеславия, а полкой ниже стояла невеликая коллекция книжек. Вот одну-то из них Тим и читал с тёплой ностальгической полуулыбкой. Я вспомнил, с каким тщанием начищал вчера кубки, и едва не расхохотался вслух.

— Чай готов, — всё ещё посмеиваясь над самим собой, сказал я.

— А? — Тим оторвался от книжки.

— Чай, говорю.

— А-а, — Он закрыл томик, и я по обложке угадал «Таинственный остров» Жюля Верна. — Ничего, что я без спросу взял?

— Конечно, ничего. Можешь брать, что душе захочется.

— А над чем ты смеёшься?

— Над собой. Видел бы ты, как я вчера эти жестянки наполировывал.

— Не расстраивайся, награды я в первую очередь изучил, — мягко улыбнулся Тим. — Ты реально крут, и я в этом никогда не сомневался. Просто в детстве у меня был точь-в-точь такой же «Таинственный остров».

— Хочешь, возьми перечитать, — То, что я могу поделиться с ним одной из главных вещей в его системе ценностей, заставило воспрянуть моё поникшее от провала с наградами эго.

— Спасибо, — Тимыч благодарно прижал книгу к груди и неуклюже поднялся на ноги. — Там уже, наверное, остыло всё?

— Не успело, — отмахнулся я. — Пойдём?

Томик Жюля Верна бережно лёг на край этажерки.

— Пойдём.

Остатки дня почти догорели, и кухню окутывали сиреневые весенние сумерки. Тим понюхал ароматный парок над чашкой: — Неужели масала?

— Угадал, — я заглянул в прозрачную чайную глубину и, решившись, заговорил. О городе Шивы, его грязных улочках и Золотом храме; о старике-йогине и санскритском слове, так странно предсказавшем самую кардинальную перемену моей жизни. Тим внимательно слушал, не перебивая, а после завёл речь вроде бы совсем о другом.

— Знаешь, для шиваистов кашмирской традиции вопроса о том, что первично — дух или материя — не стоит абсолютно. Всё есть Сознание, вечное, благое и игривое. Именно его игре мы обязаны своим существованием: разворачиваясь вовне Сознание забывает свою божественную сущность, становясь людьми, животными, растениями, камнями и прочим материальным миром. Так сказать, погружается в несовершенство ограниченности. Но порой оно вспоминает себя, как вместе с падением в колодец вспомнил я, и это… неописуемо. Совершенная радость, утончённый экстаз — можно городить огороды эпитетов, только всё равно не объяснишь правильно. Даже у меня в памяти уже скорее бледный отпечаток того ощущения, чем оно само.

— Это что же получается, ты теперь у нас просветлённый? — я немного прищурился, внимательно разглядывая новоявленного будду. Хм, а действительно, есть в нём что-то такое… сияющее. Или это свет из окна так падает?

— Нет, я по-прежнему обычный человек, который случайно испытал запредельное. Конечно, давным-давно придуманы и описаны способы, как превратить случайность в закономерность, только это не мой путь.

— Почему? Если оно так классно, что словами не передать, и вообще чуть ли не смысл человеческой жизни?

— Потому что жизней впереди много, а ты один.

Не было другого верного способа ответить на это, кроме как встать, обогнуть стол и, нежно взяв в ладони запрокинутое лицо Бабочки, прижаться губами к его губам. А он, вполне естественно, потянулся ко мне, обнимая за шею, и вот мы уже оба стоим и целуемся, и время огибает нас по широкой дуге, и совсем не важно, кто мы, ведь главное — мы есть и мы вместе.

— Я люблю тебя, — выдыхаю я у Бабочкиного виска, и кажется, будто весь мир замирает в ожидании ответа.

— И я тебя.

*Tabula rasa (лат.) — чистая доска.

**Ави́дья (букв. «отсутствие знания», «неведение») — в индийской философии — незнание или «исходная омрачённость сознания», являющаяся корневой причиной «неподлинного восприятия мира» и противодействующая «постижению сущности бытия».

========== XIII (Бабочка и Дрейк — часть 3) ==========

Is this a dream?

If it is

Please don’t wake me from this high

I’ve become comfortably numb

Until you opened up my eyes

To what it’s like

When everything’s right

Kelly Clarkson «You found me»

Дрейк уговаривает остаться у него до утра, однако я всё-таки решаю вернуться к себе. Белка наверняка проснётся ни свет ни заря и, естественно, разбудит всех остальных, а я и так доставил Дрейку слишком много хлопот с этим моим падением, чтобы вдобавок отправить его в офис невыспавшимся.

— Бабочка, прости, но ты несёшь чушь.

— Может быть, только по-другому я не могу.

Дрейк вздыхает и, вручив мне «Таинственный остров», отвозит нас с Белкой домой.

Ночью я сплю плохо: то ли из-за синяков, то ли из-за по-детски нетерпеливого желания как можно скорее увидеться снова. Тем не менее утром чувствую себя вполне бодро, и, позавтракав, вместе с Белкой выхожу на поиски нового смартфона. Вид у меня по-прежнему несколько скособоченный, однако наслаждаться прогулкой это не мешает. Погода чудесная, на клумбах распускаются высаженные к майским праздникам тюльпаны, а вишнёвые и абрикосовые деревья вот-вот нарядятся в белоснежное кружево. Час-пиковый человеческий поток уже схлынул, и на тех улочках, по которым шагаем мы со щенком, людей почти нет. В парке за автовокзалом я спускаю Белку с поводка, и она, распугивая голубей, торпедой носится по окрестностям. Гордая собой, то и дело притаскивает мне какие-то палки, шишки и тому подобные нужные вещи. Я хвалю щенка, забираю «добычу», и когда счастливая Белка убегает прочь, тихонько выбрасываю мусор. Однако вскоре парк заканчивается, а вместе с ним заканчивается и щенячья свобода: пора пристёгивать поводок обратно к шлейке. На проспекте Белка пару раз пробует метнуться в сторону, но тут я уже строго её одёргиваю. Здесь больше и людей, и машин, поэтому надо вести себя прилично.

В магазин электроники с собаками не пускают, так что я привязываю питомицу рядом с входом.

— Жди, я скоро.

Белка грустно опускает уши — думаю, она до сих пор боится снова потеряться.

— Туда и обратно, честное слово, — утешающе глажу поникшего щенка и чуть прихрамывая поднимаюсь по ступенькам к автоматической двери.

Я действительно оборачиваюсь быстро — одной из моделей, которые мне выносит продавец-консультант, оказывается преемник моего погибшего смарта. Это обстоятельство решает всё, и я отказываюсь даже от рассказа про оставшиеся варианты. Пока мне оформляют покупку, успеваю вставить в слоты устройства благополучно пережившие вчерашнее приключение симку и SD-карточку. Запускаю установку «вайбера», расплачиваюсь и выхожу на улицу.

Белка радуется так, словно мы расставались на пару суток, а не на четверть часа. Я отправляю Дрейку фотографию её тычущейся в камеру любопытной мордочки с комментарием «На связи». В ответ приходят портрет сердитого на весь мир Васи Щёлока и лаконичное «ОК». Скорее всего, в офисе очередной бумажный завал: конец месяца, Ольга в отпуске, а на Виталия, как на новичка, надежды мало. Мне, честно говоря, тоже не мешало бы поработать, только на улице так по-весеннему хорошо, что мысли о коде вызывают лёгкую идиосинкразию.

— Пойдём в парк, а, Белка?

Погуляем пару часов, потом домой на обед, после которого, надеюсь, на меня снизойдёт вчерашнее вдохновение, не позволив совсем уж серьёзно выбиться из графика.

Чтобы тратить время прогулки не совсем впустую, я перевожу мысли на «бутылочное горлышко» графического модуля, над которым корплю последнюю неделю. Здесь обязательно надо провести какую-нибудь хитрую оптимизацию, потому как ресурсы памяти эта штука потребляет просто немерено. На ходу отлично думается, отчего я то и дело застываю посреди дороги, надиктовывая смартфону наиболее важные тезисы. Белка же просто носится по округе, требуя к себе внимания постольку поскольку. Все интересные палки она мне перетаскала ещё на нашем пути в магазин, и теперь лишь иногда подбегает, чтобы проверить, не исчез ли я куда. Сложно сказать, кто за кем сейчас больше присматривает: поглощённый изучением стоящих перед внутренним взором строчек кода, я передвигаюсь больше на автопилоте. Если бы в парке было больше гуляющих, то я бы непременно уже на кого-нибудь налетел, причём не единожды. Впрочем, с моим везением достаточно, чтобы мне навстречу просто попался человек, а дальше исключительно дело техники. Я задумался, он задумался — бах, вот мы и встретились.

— Прости… — поднимаю глаза, — Оля? Привет.

— Привет, — едва не сбитая мною девушка недоуменно моргает, но потом расцветает в приветливой улыбке: — Тим! Я тебя и не узнала сразу.

— Как там, богатым буду? — банально шучу я.

— Непременно, — Ольга продолжает внимательно меня рассматривать. — Нет, правда, ты очень изменился.

— И в какую сторону?

— В лучшую. Прямо изнутри светишься.

Я едва не ляпаю остроту про сиддхи*, полученные за падение в канализационный люк, однако вовремя соображаю о более земной причине: — Вот что удалёнка животворящая с офисными лошадками делает.

— Так ты из дома теперь работаешь? Здорово! — искренне радуется Ольга. — А я-то думаю, почему ты по парку гуляешь вместо того, чтобы в офисе сидеть.

— Строго говоря, гулять я сейчас действительно не должен. Просто есть одно обстоятельство, — Словно почувствовав, что о ней говорят, из-за деревьев выскакивает Белка, — которое многое меняет в распорядке дня. Белка!

Вид подбежавшего к нам щенка вызывает у Ольги приступ чрезвычайного умиления.

— Какое чудо! — она присаживается и чешет Белку под горлом. — Как это ты придумал завести собаку?

— Да она, в общем-то, сама завелась: в начале недели прибилась на прогулке. Теперь вот временно живёт у меня.

— Временно? Почему?

— Потому что я хочу найти ей настоящего хозяина.

— Не понимаю, зачем? Она ведь такая прелесть! Белка, да?

— Да.

— Белка, — Ольга от души наглаживает щенячьи бока и спину. — У-у, красавица.

Красавица-Белка окончательно размякает от ласки и со всем чувством лижет новую знакомую в нос. Ольга по-девчоночьи прыскает в ответ, треплет Белкины уши и признаётся: — Ох, ты не представляешь, как я в детстве мечтала о собаке. Чуть ли не на каждый Новый год и день рождения загадывала щенка.

— И что стало с мечтой?

— Ничего. Я смирилась с тем, что завести собаку мне никогда не разрешат и перестала мечтать.

— Однако теперь, когда ты взрослая и живёшь отдельно, всё ведь можно осуществить?

— Да, но, — Ольга вздыхает и встаёт. — Вечно эти «но», правда? Но я целыми днями на работе, но я не знаю, как выбирают и воспитывают щенков, но это огромная ответственность на много лет вперёд. Наверное, я просто трусиха.

— Тогда добро пожаловать в клуб, — на полном серьёзе протягиваю ей руку, и Ольга неуверенно отвечает на пожатие. — Ладно, что-то мы всё обо мне. Ты сама как? Давно из отпуска? И какими судьбами в наших краях?

— Я нормально, вернулась вчера утром. А сегодня меня подруга попросила посидеть у неё в квартире, пока трубы менять будут. Я думала, это до вечера растянется, только они всего за два часа справились.

— Быстро, — присвистываю я. — То есть ты сейчас на остановку и домой?

— В принципе, да. Планов как таковых нет.

Я вспоминаю сон про Тима и Ольгу, про своё намерение аккуратно свернуть даже дружеское общение и мысленно вздыхаю о собственной слабости.

— Тогда, может, погуляешь с нами до обеда?

— Давай.

Мне очень нравится эта её улыбка. И вообще, раз у меня в знакомых ходит некий греческий бог, то почему бы при случае не поинтересоваться о его соображениях относительно Ольги?

— Оль, тебе Андрей или Вася не писали, пока ты в отпуске была?

Черты Ольгиного лица тут же обретают царственную резкость: — Ты о Виталии? Да, присылали коллективное письмо с моего рабочего е-мейла.

Они всё-таки передумали делать ей сюрприз. Молодцы.

— Уверена, что не хочешь дать ему возможность исправить первое впечатление? Он, говорят, даже Кормена прочитал — значит, не безнадёжен.

— Уверена. Кормена надо было читать в университете. И потом, я не педофилка.

Последнее звучит с таким апломбом, что мне становится смешно.

— Оль, у вас разницы в возрасте хорошо если четыре года.

— Пять.

— Ладно, пять, и что с того? Послушай, никто ведь не принуждает тебя непременно отвечать на его чувства. Всего лишь посмотри на него без предубеждения.

— Ты так настаиваешь из-за мужской солидарности, да? — нехорошо щурится Ольга.

— Нет, — Я всего лишь не хочу, чтобы она на пустом месте портила себе нервы. — Ладно, в любом случае это твоё личное дело. Извини, что вообще полез.

— Извиняю, — мрачно отвечает Ольга. Ну вот, Тим Сорокин в своём репертуаре. Сначала позвал на прогулку, а потом испортил всё удовольствие.

— Как тебе страна восходящего солнца? — пытаюсь я хоть немного выправить ситуацию.

— Очень понравилась.

Ольга обиженно лаконична, только я не отстаю: расспрашиваю её о храмах Киото и парках Токио, о цветущей сакуре и величественной Фудзи. От приятных воспоминаний настроение моей спутницы улучшается, однако окончательно мою оплошность исправляет Белка, решившая подарить нам очередную палку. Ольга загорается идеей научить щенка команде «апорт», и я поддерживаю её, пускай не до конца уверен в наших талантах дрессировщиков. Толку из учёбы выходит действительно не много, зато время до обеда пролетает шебутно и весело. Когда мы втроём идём к остановке, откуда Ольга собирается уезжать домой, я снова завожу разговор о собаке: — И всё же, Оль, возвращаясь к детским мечтам. По-моему, ты зря боишься неудачи. Лично я, например, доверил бы тебе ту же Белку со спокойной душой.

— Спасибо, — светло улыбается Ольга. Она сейчас удивительно красива, и я знаю, что поступаю неправильно, только всё равно говорю: — Ну, и если ты снова окажешься в наших краях и захочешь компанию для прогулки, то звони без стеснения. Да и вообще звони, буду рад тебя слышать.

— Договорились, — Ольга с серьёзным видом протягивает мне ладонь. Наше рукопожатие торжественно, как при встрече важных политиков, однако добрых чувств за ним стоит неизмеримо больше.

Расставшись с Ольгой, мы с Белкой тоже направляемся к дому и во дворе встречаем Таню, грустно бредущую из школы. Однако эта грусть длится ровно до тех пор, пока к девочке не подлетает её четвероногая подруга. Похоже, нести людям радость — главное призвание Белки в текущем рождении.

— Привет, — здороваюсь я, подойдя к обнимающей щенка школьнице.

— Здрасьте, — Таня поднимается с корточек, держа на руках Белку. Та всё пытается лизнуть девочку в щёку, но никак не может дотянуться. — Извините, что я вчера не зашла — мне мама гулять запретила.

— Почему?

— Ну, — Таня отводит глаза. — Я тройку за диктант получила. Сегодня весь урок на русском хотела правило рассказать, чтобы её пятёркой закрыть, а меня так и не спросили. Поэтому я, наверное, снова на улицу не выйду.

Девочка по-настоящему огорчена, и я, подумав, предлагаю: — А ты подойди завтра перед уроком к учительнице и попроси тебя вызвать. Только подготовься как следует, чтобы не сесть в лужу.

— Думаете, она согласится? — морщит лоб Таня.

— Если скажешь, что хочешь исправить оценку за диктант, то согласится. Ей ведь не жалко пятёрку за дело поставить.

— Ну, попробую, — неуверенно кивает девочка. Тут из открытого окна доносится хрестоматийное «Таня, домой!», подводя черту под коротким временем свободы. Мы вдвоём послушно идём к подъезду, а Белка по-королевски едет у подруги на руках. Таня спускает щенка на пол только на втором этаже, в последний раз гладит шёлковую шёрстку и с похоронным «До свиданья» скрывается за дверью своей квартиры.

— Может быть, когда-нибудь, — вполголоса говорю я Белке, — когда она станет взрослой, то вспомнит этот день, плюнет на опасливый голос благоразумия и заведёт себе собаку. Потому что есть мечты, которые обязаны сбываться.

После обеда Белка притаскивает свою подстилку в зал и засыпает на ней крепким сном набегавшегося ребёнка. Я же сажусь за ноутбук, намереваясь воплотить нагулянные идеи в код. Работа затягивает меня с головой, так что когда я обращаю внимание на время, то не понимаю куда делись четыре с половиной часа. По-хорошему, пора заниматься ужином, однако я трачу ещё пятнадцать минут на логическое завершение написанного. Потом ставлю код на тестирование и, наконец, иду на кухню. Ещё вчера я задумал плов, но уже не уверен, что успею приготовить что-то на него похожее. Однако меню срочно нуждается в разнообразии: это я могу неделями питаться одними пельменями и в ус не дуть, а Дрейк такого рациона ничем не заслужил. Вдохновившись последним соображением, я принимаюсь за готовку.

Моя кулинарная задумка осуществляется исключительно благодаря тому, что Дрейк задерживается на работе. Причём явно не по своей инициативе: приходит он злым как чёрт. Мы с Белкой задумчиво оцениваем то, насколько сердито наш гость скидывает кроссовки, и я озвучиваю общий вывод: — Девяносто пять процентов населения — мудаки.

— Воистину мудаки, — выплёвывает Дрейк. — Кто ещё сначала читает лекцию о том, какие мы лентяи и дармоеды, а потом весь день таскает меня по идиотским совещаниям?

Я отлично понимаю и его эмоции, и то, насколько здесь мало толка от слов сочувствия. Поэтому просто говорю: — Приходи ужинать, — и возвращаюсь на кухню раскладывать плов.

Мысли о бесконечном человеческом идиотизме не оставляют Дрейка даже за едой, отчего он закидывает в себя пищу, как уголь в топку. Я какое-то время смотрю на всё это и, наконец, не выдерживаю. Перехватываю сотрапезника за запястье и веско замечаю: — Люди, конечно, мудаки, никто не спорит. Но давай в ближайшие десять минут ты будешь думать не об этом, а о вкусе того, что ешь.

Мы играем в гляделки до тех пор, пока Дрейк не заставляет себя выдохнуть и согласиться: — Хорошо.

Тогда я, кивнув, отпускаю его руку и насыпаю заждавшейся Белке её порцию ужина.

Атмосфера за столом становится менее нервной, и концу тарелки Дрейк удивлённо замечает: — Слушай, а ведь сработало. Это что, какая-то секретная дзенская техника?

— Вообще, это экспромт. Немного медитации, немного физиологии. Ты медленнее и тщательнее ешь, пищеварение работает лучше, в кровь быстрее поступает глюкоза, мозг реагирует сигналом к выбросу эндорфинов — и жизнь видится в более светлых тонах.

— Просто и гениально, — разводит руками Дрейк. — Но сам бы я до такого фиг догадался.

Естественно, он преувеличивает, однако мне всё равно приятна его похвала. И, полагаю, степень этой приятности написана у меня на лице чересчур явно.

— Добавку будешь? — кашлянув, спрашиваю я.

— Буду. Спасибо, Бабочка.

Я спасаюсь необходимостью отвернуться к казану на плите и спешу увести разговор в сторону от моих кулинарных способностей.

— Кстати, о Бабочке. Расскажешь мне, как он выглядит?

— В смысле, «расскажешь»? Ты разве сам себя не видел?

— В лимбе? Нет, зеркал мне там не попадалось, а посмотреться в Лету как-то и мысли не возникло.

Я ставлю перед Дрейком тарелку с добавкой, однако он не торопится приступать к еде, обдумывая ответ на мой вопрос.

— Я в описаниях не силён, предупреждаю сразу. То, что Бабочка похож на тебя, думаю, и так понятно. Веснушки у него, правда, поярче, и глаза зелёные, как трава. И ещё волосы — натуральный лён, никогда бы не поверил, что такой оттенок может быть естественным. Но главное различие между вами это, наверное, то, что Бабочка весь как-то мягче, тоньше — и в чертах, и в телосложении. Может, даже ростом пониже.

— Он красивее, чем я?

— Нет, что за странный вопрос? Как кто-то из вас, в принципе, может быть красивее, если ты — это он?

— Логично. Дрейк, скажи, я ведь внешне изменился за последнее время? В сторону Бабочки?

— Ну да, сейчас вы похожи больше, чем, допустим, полгода назад. Ты, вообще, почему этим заинтересовался?

— Да вот. Полез в альбомы с фотографиями и заметил, что я уже не совсем я. Плюс Ольга сегодня меня не сразу узнала.

— Так-с, с этого места поподробнее, — Дрейк подаётся вперёд. — Где это вы с ней успели пересечься?

— В парке столкнулись, причём буквально. Ты про плов не забывай, хорошо? Остынет ведь.

— Хорошо, а ты рассказывай.

Я подробно излагаю события первой половины дня, и за время рассказа Дрейк успевает закончить с ужином.

— Думаешь, нашлась для Белки новая хозяйка? — проницательно спрашивает он в конце истории.

— Я бы очень этого хотел.

— Ради Ольги или ради Белки?

— Ради обеих.

— Зачем, Бабочка?

За мягкими интонациями вопроса кроется желание получить ответ на давнюю загадку, только проблема в том, что я сам до конца не понимаю всех причин.

— Может, потому что мы чем-то похожи, а у меня никогда не было сестёр или братьев, — наконец подбираю я относительно сносную формулировку.

— Опасные игры.

— Да, я понимаю, — Но всё равно плохо держу дистанцию, надеясь на пресловутый «авось».

Мы потихоньку убираем со стола: Дрейк моет посуду, а я расставляю всё по местам. Уютная рутина, в процессе которой Дрейк по-светски невзначай спрашивает: — Слушай, а просветление контактным путём не передаётся?

— Ну, вообще, считается будто настоящий гуру может подтолкнуть ученика к выходу в самадхи всего одной мыслью. А что?

— Да так. Заметил за собой необычные размышления и подумал, уж не от тебя ли подхватил?

— Не от меня, это точно. Мне до гуру как до Проксимы Центавра пешком. А что конкретно ты заметил?

— М-м, ну вот сейчас, например. С одной стороны, я тебя ревную. А с другой, наблюдаю за тем, как я тебя ревную. К слову сказать, весьма познавательное зрелище.

— Ревнуешь? — Может, я неправильно его расслышал? — Меня? К ко… к Ольге?

— Я же не говорю, что это умное чувство. Просто оно есть, как факт.

Хотя никаких грешков за мной не числится, мне всё равно становится стыдно.

— Не надо, — глупо прошу я Дрейка. — Ни единого повода нет и не будет, хоть Ахероном, хоть Стиксом могу поклясться.

— Я знаю, — Дрейк протягивает мне последнюю вымытую тарелку. — Не парься, тут дело в инстинктах, а ими сложно управлять.

С последним я согласен, однако у моей совести мнение иное, и менять его она не торопится.

— Бабочка, скажи, ты сам когда-нибудь кого-нибудь ревновал? — любопытствует Дрейк.

— Нет.

Судя по изумлению на лице Дрейка, я в который раз продемонстрировал свою нестандартность.

— Вообще нет? Даже меня?

Тут он понимает, что именно сказал, только обратно слова не вернуть.

— Особенно тебя, — Надеюсь, у меня получится правильно объяснить. — В моём представлении, ревность — суть чувство собственности, а ты не можешь принадлежать кому-то, кроме самого себя. Да, может быть больно, может быть страшно тебя потерять, но это тема для разговора, а не причина пытаться силой в чём-то тебя ограничить. Если я… если ты мне важен, то твоя свобода мне тоже важна.

— А если становится слишком больно, и разговоры не помогают?

— Ну, уходить или оставаться — всегда мой выбор.

— Ты удивительный, — после недлинной паузы говорит Дрейк.

— Уникальный, — поправляю я характеристику, стараясь не обращать внимания на прилившую к щекам кровь. Интересно, я когда-нибудь перестану краснеть, как школьница, под таким его взглядом?

— Одно другому не противоречит. Чаю?

— Да, давай, — я страшно благодарен за этот переход к вещам обыденным. Всё-таки разговоры о чувствах — не мой конёк. — Травяной?

— Если мы его ещё не весь выпили.

— Вроде бы оставалось что-то, — Достаю из углового шкафа круглую жестянку из-под печенья и открываю крышку: — Ну, на пару раз хватит, потом придётся переходить на магазинный. Ты какой больше любишь?

— К чаям я менее придирчив, чем к вискарю. Пью любой, кроме этого, как его, — Дрейк прищёлкивает пальцами, — пуэра.

— Я тоже пуэр не особенно понимаю, но, может, его просто заваривать надо каким-то специальным способом, — я доливаю в чайник воду и ставлю на огонь.

— Может, и надо, — не спорит Дрейк. — Слушай, я со своими психами совсем забыл спросить: как твои боевые синяки?

— Нормально. Радуют меня оттенками фиолетового.

— Пятьдесят оттенков фиолетового, — шутит Дрейк и, видя моё непонимание, спрашивает: — Ты что, эту книжку не читал?

— Какую?

— Значит, не читал. Ну, и не надо, фильм по ней откровенно идиотским получился.

***

Я не фанат сверхурочной работы — тем более из дома, — однако из-за потраченного на всякую ересь дня решил немного поступиться с принципами. Тим великодушно предоставил мне свой ноут, и я добрую половину вечера провёл за кодом — благо, облегчённая версия проекта всегда валялась у меня на флешке. Ну, а после того, как с рабочими надобностями наконец-то было покончено, я для разгрузки мозгов попросил Тима что-нибудь почитать вслух — не столько ради текста, сколько ради удовольствия любоваться им, удобно устроив голову у него на коленях.

— «Таинственный остров»? — предложил Тимыч. — Потому что системы индийской философии, по-моему, тебе не особенно зашли.

— Судишь по тому, как быстро меня вырубило? — хохотнул я, устраиваясь на диване. — Ладно, попробуем сегодня чтиво подинамичнее, хотя гарантий всё равно не дам: с этими сраными совещаниями устал, как собака.

— Тогда укрывайся сразу, — Тим ласково провёл ладонью по моим волосам и взял книжку с журнального столика.

— Ты не обидишься? — на всякий пожарный уточнил я.

— Конечно, нет. Отдыхай.

«— Поднимаемся?

— Какое там! Книзу идём!

— Хуже, мистер Сайрес! Падаем!

— Боже мой! Балласт за борт!

— Последний мешок сбросили!

— Как теперь? Поднимаемся?

— Нет!»

Голос Тима изменился: стал более глубоким и выразительным. Я слушал знакомые с детства строки и вспоминал, как прочитал их впервые. Была зима, я болел особо противной разновидностью ОРВИ и безвылазно сидел дома. От скуки полез в шкаф с книгами, наобум выбрал одну и с первого же абзаца нырнул в перипетии сюжета, забыв обо всём на свете. Меня и сейчас уносило вслед за разворачивавшимися приключениями американцев на необитаемом острове, и очень скоро я уже спал крепким сном. Однако приснился мне — и, как оказалось, на мне одному — отнюдь не остров Линкольна.

Думаю, идея места была моей — с антуражем романтического вечера я знаком не понаслышке. В большой комнате с высокими французскими окнами повсюду горели свечи, а монументальная кровать, которую так и хотелось окрестить «траходромом», манила белизной простыней. У её изголовья располагался столик с обязательными фруктами в вазе, бокалами и бутылкой шампанского в серебряном ведёрке, в воздухе был разлит нежный цветочный аромат, из потайных динамиков лилась патока ненавязчивой расслабляющей музыки.

— Да-а, — в один голос сказали мы с Бабочкой. Переглянулись, одинаковым жестом повели плечами: сон и сон, пусть продолжается.

— Шампанское будешь? — по-хозяйски спросил я.

— А это обязательно? — Бабочка морщил нос в точности, как Тим.

— Нет, но почему бы не попробовать, если мы спим? — Я подошёл к столику и вынул бутылку из ведёрка: — «Вдова Клико», не хухры-мухры.

— Боюсь, не смогу оценить, — извиняющимся тоном сказал Бабочка. — Для меня весь алкоголь на один вкус, только запахи разные.

— Да ладно, я же не настаиваю, — я вернул шампанское на место и отломил веточку от лежавшей в вазе виноградной кисти. С интересом посмотрел в окно — однако моё подсознание не поскупилось на декорации.

— Это Париж? — по сияющему силуэту Эйфелевой башни угадал подошедший Бабочка.

— Похоже на то, — я протянул ему виноград.

— Ты бывал здесь наяву? — Бабочка отщипнул пару рубиновых ягод.

— Пока нет, но всё ещё впереди. Захотим — будут нам и Париж, и Рим, и Токио.

Бабочка улыбнулся моим наполеоновским планам и заметил: — Вкусный виноград. Ты пробовал?

— Ага, мне тоже понравился. Здесь вообще всё должно быть на высшем уровне: от еды до кровати.

При таком неверном свете трудно было сказать, покраснел ли Бабочка, однако глаза он отвёл очень характерным образом.

— Эй, ты чего? — попробовал я поймать его взгляд. — Брось, это же наш сон: можем просто всю ночь валяться и трескать фрукты.

— Точно можем?

— Точно, — я положил ощипанную виноградную веточку на стол и потянул Бабочку в сторону постели: — Давай, падаем с размаха, как в кино.

Мы вдвоём упали на снежно-белые, пахнущие свежестью простыни, матрас под нами мягко спружинил — моё подсознание определённо знало толк в роскошной жизни.

— Классно же? — довольно спросил я.

— Классно, — подтвердил Бабочка. — Повторим?

У меня бывали свидания, которые точно также начинались с баловства, а заканчивались практическим изучением особенно заковыристых мест Камасутры. Однако сейчас всё было немного иначе: я не стремился непременно перейти от пункта «а» к пункту «б». Не из-за пола партнёра — во сне это обстоятельство не имело значения, — а просто потому, что для счастья мне хватало и одного невинного дурачества. Но если бы Бабочка захотел, то мы бы, пожалуй, играючи дошли до самого конца.

— Вкусно пахнешь.

Я полулежал на подушках, а Бабочка — спиной на мне. Идеальное положение для всяких шалостей.

— Так и должно быть. Ты же знаешь, как работает эта биохимическая кухня?

— Знаю. А ты знаешь, что на мочках ушей, например, много нервных окончаний? — бархатно мурлыкнул я возле самого его уха и с удовольствием отметил, как у Бабочки на миг сбилось дыхание.

— Только в теории, — севшим голосом признался он.

— Думаю, пришла пора проверить её практикой, — я подтвердил слова лёгким укусом.

— Д-да, — Бабочка бессознательно повернул голову так, чтобы мне было удобнее добраться до его шеи. — Ты прав, пора.

Другого разрешения мне не требовалось.

На вкус он был как нектар и амброзия, на ощупь — нежнее, чем лепестки шиповника. Безумно отзывчивый, ничего не боящийся и на редкость самостоятельный — я совершенно пропустил момент, когда остался топлесс. Однако стоило мне самому решительнее взяться за пуговицы на рубашке Бабочки, как он заметно напрягся.

— Что? — заглянул я в ночные омуты его зрачков.

— Ничего, просто… — Бабочка замялся, но заставил себя не прятать глаза. — Я ведь и так далеко не звезда с обложки, а тут ещё синяки… Неэстетичное зрелище.

От такой нелепицы мне сначала не хватило слов, чтобы высказаться, а потом я понял: для него это действительно проблема.

— Опустим полог? Тогда полумрак станет совсем интимным, — предложил я первое, что пришло в голову. В ответ Бабочка порывисто, до хруста рёбер обнял меня, и сон закончился. Мы снова оказались на диване в Тимовой квартире, в жемчужном сумраке пасмурного рассвета.

— Дрейк, — выдохнул Тим, и мне показалось, что я наконец-то поймал тот момент, когда его глаза меняют цвет с серого на зелёный.

— Понравилось? — мои губы почти касались его губ. — Продолжим?

Тим ответил жарким поцелуем: ему не терпелось изучить меня в яви не менее подробно, чем во сне. Что ж, я не возражал — только бы он подольше не вспоминал о своих комплексах в плане внешности. Однако когда на наших рубашках сдалась последняя из пуговиц, Тим вдруг слегка отстранился.

— Ты знаешь, — сказал он, прерывисто дыша, — по-моему, за нами наблюдают.

Мы синхронно повернули головы, и замеченная Белка радостно застучала хвостом по полу. Не успел я разочарованно протянуть «У, бли-и-ин», как где-то рядом заиграла мелодия «Morning birds».

— Утро началось, — Тим поднялся с дивана, лишив меня такой приятной тяжести. — Лежи, я выключу будильник.

Я только печально вздохнул ему вслед. Лежать хотелось вдвоём и лучше на кровати в закрытой от четвероногих зрителей спальне. Какая жалость, что секс впопыхах — удел подростков. Между тем, Тимыч заткнул наши соловьями разливавшиеся смартфоны и подошёл к окну.

— Слушай, а там дождь, — растерянно сообщил он.

— Что, серьёзно? — Я вытащил себя из тёплой постели, прошлёпал к Тиму и тоже выглянул на улицу: — Офигеть потоп, а ведь не обещали же!

Из прихожей требовательно заскулила Белка, и Тим, проспавший ночь в домашней одежде, послушно пошёл обуваться.

— Эй, я с вами, раз уж встал! — спохватился я. — Только дайте мне пару минут на сборы.

— Мы дальше крыльца не пойдём, — успокоил меня Тимыч. — Собирайся без суеты и спускайся вниз. Дверь можешь не захлопывать.

Когда Тим говорил про крыльцо, то напрасно сказал «мы». Белке лужи и дождь были нипочём, так что под навесом у подъезда я обнаружил только её хозяина.

— Где собакен?

— По клумбе шустрит, — Тимыч махнул рукой в сторону. — Бедные ирисы, никак им покоя не дают.

Теперь и я заметил щенка, увлечённо копающегося в мокрой земле: — Да уж, после такой прогулки её в машинке стирать придётся.

— Придётся, — грустно согласился Тим. — Сначала её, потом себя и на закуску отмывать ванную. Похоже, в прошлой жизни Белка была хрюшкой.

— Переименовывать, думаю, поздно, — я достал сигареты и протянул пачку Тиму. Тот благодарно кивнул, вытаскивая одну, и признал: — Да, с именем я пролетел. Вся надежда, что она это перерастёт.

Я недоверчиво хмыкнул, щёлкая зажигалкой. Поделился огоньком с товарищем, потом закурил сам.

— Nobody’s perfect**. Даже у милых щенков должны быть недостатки.

— Каждый раз, когда мы приходим с прогулки домой, я себе об этом напоминаю.

— Ага, вот в чём секрет твоего ангельского терпения!

— Скажешь тоже, ангельского. Просто какой смысл кричать на собаку за то, что она следует врождённым инстинктам?

На этом риторическом вопросе Белка решила присоединиться к обсуждению. Напрямик через лужи, как маленький чумазый танк, прибежала к подъезду и положила перед нами выкопанный кусок корня.

— Добытчица, — похвалил я её. — Домой пойдёшь?

Услышав «домой», промокшая под дождём Белка принялась энергично отряхиваться, и грязные брызги полетели во все стороны. В том числе, и на нас с Тимычем.

— Как думаешь, что именно она хотела этим донести? — я задумчиво посмотрел на заляпанную чернозёмом одежду.

— Какая разница? — вздохнул Тим. — Теперь-то однозначно домой: будем все вместе отмываться.

Одолженные позавчера джинсы, сегодня пригодились уже мне. Мы с Тимом выкупали и высушили Белку, в четыре руки сообразили завтрак, после которого я без особого желания поехал в офис. Всю дорогу изобретал причины для того, чтобы взять отгул, но ни одна из них не удовлетворила мою совесть. Так что пришлось работать.

Увидев в проекте мои вчерашние правки, Вася Щёлок насмешливо блеснул стёклами очков и заметил: — Всегда знал, что устроенная личная жизнь меняет людей в лучшую сторону.

— Устроенная личная жизнь? — я сделал круглые глаза. — О чём вы, Василий?

— О том, что на тебе вчерашняя рубашка и джинсы, которые такой денди, как ты, наденет только в качестве сменки.

Хм. Впрочем, сдаваться без боя я всё равно не собирался.

— Ничего себе чудеса дедукции! Василий, ваша девичья фамилия точно не Холмс?

— Есть ещё одно обстоятельство, — Вася благополучно пропустил насмешку мимо ушей. — В последнее время ты, Андрюша, ходишь с видом кота, дорвавшегося до крынки с безлимитной сметаной. Так что никаких чудес, только логика.

— Вы мне своей логикой весь имидж испортите, мистер Щёлок, — укорил я восходящую звезду сыска.

— Как говорят в известной рекламе, имидж — ничто, готовая к сроку система — всё, — парировал Вася. — Поэтому передавай своей личной жизни от меня устную благодарность. Пускай продолжает в том же духе.

— Непременно, — пообещал я и успел заметить, как по лицу коллеги скользнула загадочная сфинксова улыбка. Ох, что-то тут однозначно нечисто! Надо будет не забыть и вечером обязательно расспросить Тимыча.

Я очень старался на работе держать мысли в рабочем русле, однако чем ближе цифры на часах подходили к «18:00», тем настойчивее думалось не о коде, а о разделённых снах и их воплощении в реальность. И тем громче становилась в моей душе эмоциональная какофония из нетерпения, желания, страха облажаться, страха, что Тим передумает, а так же беспокойства, что я всерьёз обдумываю, как буду заниматься сексом с мужчиной, и последнее обстоятельство меня нимало не беспокоит.

— По-моему, Андрюша, ты чересчур всё усложняешь, — заметил Вася Щёлок, разглядывая через моё плечо код интуитивно не нравившейся мне функции. — Keep it simple***.

— Я ценю, что ты не развернул акроним до конца. Предлагаешь вернуть как было?

— Да, нам же зарплату не за количество строк в проекте платят. Выявят здесь тесты слабое место — будем лепить предусловия, а пока — зачем?

Я снова придирчиво посмотрел на экран и решил довериться суждению умного человека. Быть проще.

Сегодня подошла моя очередь принимать гостей, поэтому с работы я сначала заскочил в продуктовый, а потом уже поехал за Тимычем и компанией. Пока я аккуратно вёл «Патриот» через двор в поисках места для парковки, дорогу мне перебежала дружная команда из девчонки-младшеклассницы и очень знакомого белого щенка. Такой поворот событий был неожиданным, но многообещающим, так что войдя к Тиму я первым делом полюбопытствовал: — Уже успел найти зверюге хозяйку? Или это не Белка гуляет во дворе с девчонкой из твоего подъезда?

— Белка, — подтвердил Тим. — Только это всего лишь на один вечер, в крайнем случае, до утра. И я до сих пор не понимаю, почему Танины родители пошли мне навстречу.

Я мысленно от всей души поблагодарил неизвестных мне родителей школьницы и уточнил: — То есть сейчас мы можем поехать ко мне, и до самого утра, — последнее словосочетание я специально подчеркнул интонацией, — нас никто не побеспокоит?

Светлую зелень в глазах легко считавшего подтекст Тима как по взмаху волшебной палочки заслонила чернота расширившихся зрачков.

— Можем.

Я не сдержал хищную улыбку.

— Тогда поехали.

К сожалению, за рулём нужно думать о дороге, а не о всяких приятных вещах.

— Тебе Вася Щёлок благодарность передавал, — вспомнил я, когда мы выехали на проспект. — За то, что ты положительно на меня влияешь.

— Это он про вчерашнюю работу сверхурочно?

— Ага. Кстати, давно спросить хочу: у меня паранойя, или ты знаешь о Васе какой-то секрет?

— У тебя не паранойя, — не стал увиливать Тим, — только секрет не мой. Хочешь, поинтересуйся у него сам про основную специальность. Я не думаю, что он будет запираться.

— Ничего себе интрига! — удивлённо хмыкнул я. — Основная специальность Васи Щёлока — и не программирование?

— Спроси у него сам, — повторил Тим и переменил тему: — А у вас когда релиз*****?

— Готовимся к середине мая. Хочешь заценить?

— Хотел бы, если безопасники не поставят вам на вид разбазаривание корпоративной тайны.

— Не поставят, — отмахнулся я. — На будущей неделе шеф собирается тестировать проект в «песочнице», а когда наиграется, я скину тебе ссылку и ключ.

— Спасибо.

— Не за что. Может, незамыленным взглядом какие-нибудь баги заметишь, — Я ловко перестроился, объезжая небольшое ДТП. — Да, вот ещё, что хотел рассказать. Пару дней назад на оперативке официально объявили о тимбилдинге через выходные, на майские. Деньги уже выделены, место определено, поэтому всё стопроцентно. Ты как, поедешь за компанию?

— Ну, многое зависит от отношения к посторонним, — уклончиво начал Тим, однако я его перебил: — Отношение лояльное, можешь не волноваться. Тем более что конкретно ты — далеко не посторонний. Давай, Бабочка, соглашайся: будет интересно, вкусно и без обязаловки участвовать в конкурсах.

— Вам ещё и конкурсы обещают?

— Без них команду не построить, это тебе любой эйчар расскажет. Хочешь полюбоваться, как мы с Васей стреляем из рогатки по мишеням и бегаем в мешках наперегонки?

Представив такую картину, Тим не удержался от смешка.

— Ладно, уговорил. Не могу пропустить бег в мешках в вашем исполнении. Только, во-первых, напоминаю: я — плохой спутник, со мной вечно что-нибудь случается. И во-вторых, ты же понимаешь, что один я поехать не могу?

— Ну, насчёт «плохого спутника» я с лёгкостью могу поспорить, а по поводу Белки вообще не забивай голову: зуб даю, если против неё выступит хоть сам генеральный, женская часть офиса его в клочки порвёт.

— Полагаешь, все девушки без ума от белых щенков?

— Вспомни, что ты мне про Ольгу рассказывал. А ведь она — одна из самых адекватных.

Не знаю уж почему, только сегодня боги-покровители дорожного движения были к нам особенно благосклонны. За всю поездку мы ни разу не стояли на светофоре или в пробке, проехав почти весь город за жалкие полчаса. Наконец «Патриот» затрясся по грунтовке, ведущей через пустырь к моей новостройке, и я показал Тиму на изрисованную граффити трансформаторную будку.

— Помнишь?

— Такое не забудешь. Только я думаю, если её сейчас открыть, то никакого спуска в лимб там не будет. Вернее, будет, но просто так не проявится.

— Как-то мне даже проверять не охота.

— Мне тоже.

Мы коротко переглянулись. Да уж, обоим за чертой солоно пришлось, только выпади мне жребий вернуться в прошлое и всё повторить — не раздумывая, пошёл бы снова.

Я честно собирался прежде накормить гостя ужином, однако в прихожей мне захотелось поцеловать Бабочку — и все благопристойные намерения со свистом вылетели в трубу. Вместо кухни мы очутились в спальне, полуодетые, и, кажется, вместе с рубашками благополучно растеряв по дороге большую часть пуговиц. Помня о том, что за два дня гематомы не проходят, я старался быть аккуратнее, только Тим всё равно сдавленно охнул, когда мы вдвоём упали на кровать.

— Всё хорошо? — встревоженно спросил я, приподнимаясь над ним на локте.

— Всё чудесно.

Тим снова потянулся ко мне, но был ещё один вопрос, по которому следовало договориться на берегу.

— Шторы будем задёргивать?

Судя по секундному выражению недоумения на лице Тима, он напрочь позабыл про свои комплексы. А судя по тому, что оно сменилось решимостью — передумал им потакать.

— Не будем.

— И правильно, — я наградил его одобрительным поцелуем. — Потому что ты красивый. Очень, — и не давая Тиму даже шанса возразить или воспротивиться, слитным движением стянул с него джинсы вместе с нижним бельём.

Наверное, где-то здесь, у последней черты, должен был сработать мой главный гетеросексуальный предохранитель, однако всё, что я чувствовал, глядя на обнажённого Тима, — это смесь из восхищения, возбуждения и лёгкого головокружения от осознания собственной безбашенности.

— Красивый, — повторил я, нависая над ним. Ласково провёл ладонью по груди, бокам, животу и, шалея от собственной смелости, обхватил его член ладонью. Медленно передёрнул — и Тим прерывисто всхлипнул, зажмурившись до морщинок в уголках глаз.

— Нет уж, — я сделал ещё одно движение вверх-вниз, небрежно смахнув большим пальцем выступившую на головке каплю смазки. — Смотри на меня, слышишь?

Тим распахнул глаза — тонкий ободок радужки вокруг чёрных провалов в никуда, — и моё сердце ухнуло вниз, как на краю пропасти.

— Так нечестно, — хрипло сказал Тим, неосознанно толкнувшись в мой кулак на следующем движении. — Я тоже хочу делать тебе приятно.

Вообще говоря, мне уже было приятно — до такой степени, что я рисковал опростоволоситься, как мучимый спермотоксикозом и гормонами юнец. Но отказать Тиму я не мог, поэтому нехотя отпустил его и, улёгшись на спину, приглашающим жестом указал на до сих пор застёгнутый ремень своих джинсов: — Поможешь?

Конечно же, Тим помог. Пока он без суеты, явно для того, чтобы дать себе передышку, раздевал меня, я реально чувствовал его взгляд, скользящий по обнажаемому телу. Тёплое и немного щекотное ощущение, от которого кожа покрывалась приятными мурашками. Почти такое же, как от несмелых прикосновений кончиками пальцев — словно Тим не до конца верил тому, что видят его глаза. Наконец, вся лишняя одежда оказалась на полу, однако Тим почему-то медлил и просто смотрел на меня не мигая, как будто хотел навсегда отпечатать увиденное на сетчатке.

— Что? — спросил я, приподнимаясь ему навстречу, но в ответ получил лишь бледную, отдававшую горечью усмешку. Это было совершенно неправильно, поэтому я позвал: — Иди сюда.

Тим послушно лёг на меня такой желанной тяжестью, тем не менее мысли его всё ещё были где-то не здесь. Тогда я увлёк нас в долгий, страстный поцелуй, чтобы дотла выжечь все одолевшие его душу тревоги. Способ был старым и проверенным, так что очень скоро Тим больше не мог думать ни о чём постороннем. Тогда я аккуратно перекатил нас на бок и, просунув руку между сплетёнными телами, вернулся к прерванной ради восстановления справедливости ласке. Тим что-то невнятно выдохнул в мой рот и решительно ответил тем же.

Горячо и сладко, и не хватает дыхания, и так хочется растянуть удовольствие, но не получается — мы оба слишком близки к огненному рубежу. На мгновение замираем перед ним, а потом нас сметает, разбивает вдребезги, перемешивая друг с другом, чтобы после вновь разделить и собрать заново. Почти такими же.

За шумом пульсирующей в висках крови я слышал мерное тиканье наручных часов Тима. Под закрытыми веками постепенно гасли золотые и фиолетовые круги, которые почему-то пахли цветами шиповника. Я ощущал себя фрагментами: щекой, прижатой к щеке; обнимающей плечи рукой; сплетёнными, залитыми семенем пальцами; сыто успокаивающейся плотью. Связно размышлять после такого — занятие почти невозможное, вот только одна мысль никак не давала мне покоя.

— О чём ты думал?

Как ни странно, Тим сразу понял, про что именно я его спрашиваю.

— О ерунде, — Он по обыкновению помолчал, прежде чем продолжить. — Например, о том, что последние несколько недель на самом деле мне просто снятся. И о том, как грустно будет, когда сон закончится.

Знакомое чувство: после спуска в лимб я тоже порой терял грань между снами и реальностью. Однако у меня был спасительный якорь — шрам на запястье, а у Тима не было.

— Даю тебе слово, — я чуть приподнялся, ловя взгляд Тима, — даже если это сон — проснёмся мы вместе. Без вариантов.

Серьёзный как никогда, Тим наклонил голову, принимая обещание, и я понял, что допустил ошибку в своих рассуждениях. В нашем иллюзорном мире у него тоже была опора — полная, безоговорочная вера в меня.

*Си́ддхи — сверхъестественные силы, способность творить чудеса. Обычно этот термин встречается в литературе по йоге и буддизму Ваджраяны.

**Nobody’s Perfect — букв. «Никто не совершенен», а так же двойной концертный альбом британской группы Deep Purple, вышедший в 1988 году.

***KISS-принцип (от англ. keep it simple, stupid — «будь попроще, дурень») — принцип, запрещающий использование более сложных средств, чем необходимо.

****Рели́з (комп. сленг) — окончательная версия программы.

========== XIV (Бабочка и Ольга) ==========

И невозможно любить нам пока

Всех, кто от нас ждёт любви на планете,

Вряд ли к руке прикоснётся рука

В сказке этой.

Виктор Аргонов Project «200 минут»

Никогда не думал, что счастье бывает таким. Абсолютно удивительное чувство — словно я всю жизнь видел мир монохромным, а тут он неожиданно расцвёл мириадами оттенков цвета. И ведь если бы не Дрейк, я бы так никогда и не узнал, сколь многого был лишён. Можно сказать, он второй раз вытащил меня из лимба, и я очень надеюсь, что возвращаю ему хотя бы толику той радости, которой дышу. Беда лишь в том, что я по-прежнему не доверяю своей судьбе и всё жду, когда она предъявит мне — прошу, только мне одному! — счёт за невозможное чудо любви. Я настолько погружён в эти переживания нового, что умудряюсь совсем забыть о своих прежних ненормальностях. Вот почему яркий сон, пришедший ко мне в ночь перед тимбилдингом, становится почти неожиданностью.

Закрытый внутренний двор с колодцем под сенью раскидистой чинары; с выгоревших небес немилосердно печёт южное солнце. Красно-рыжая земля с жёсткими, как проволока, клочками травы; глинобитный забор и такие же стены двухэтажного дома и большого сарая. У колодца черноволосая девчушка лет десяти баюкает на руках тряпичную куклу. Я то вижу девочку со стороны, то вдруг становлюсь ею — странно, раньше такого раздвоения никогда не было. На втором этаже открываются резные оконные ставни и оттуда слышится оклик: «Асия, принеси молоко!». Девочка послушно встаёт, укладывает куклу на широкий колодезный край и, перекинув за спину длинную косу, идёт в дом. После яркого света улицы полумрак внутри кажется непроглядным, и мы с Асией ждём у порога, пока глаза не привыкнут к перемене освещения. Потом девочка берёт с полки у входа коробок спичек и подсвечник с оплавленной на четверть свечой. В дальнем углу сеней в полу находится круглая деревянная крышка, и надо попотеть, чтобы её откинуть, однако Асия привычно справляется с задачей. Из подпола тянет сырой прохладой, ступеньки крутой приставной лестницы уходят в темноту. Девчушка смело зажигает свечу и спускается вниз.

Подвал весьма обширен, однако нам не нужно идти далеко. Глиняный кувшин в оплётке из ивовых прутьев стоит почти у самой лестницы, проблема лишь в том, что у него есть охрана. Пёстрая змейка не выглядит опасной, и Асия присаживается перед ней на корточки.

«Привет. Можно мне взять молока?»

Я слышу сухой шуршащий звук и даже успеваю заметить стремительный змеиный бросок. Потом свеча гаснет.

Странный сон, лениво размышляю я, вернувшись в ночную явь спальни в квартире Дрейка. Вроде бы разделённый, только с кем? И как его трактовать? Как предупреждение остерегаться змей? Но я ещё ни разу не встречал в нашей местности кого-то, опаснее ужа. Дрейк вздыхает и притягивает меня ближе к себе. Я что, его разбудил? Открываю глаза и в предрассветном полумраке встречаю тёмный бессонный взгляд.

— Гуляешь? — хрипловатым шёпотом спрашивает Дрейк.

— Похоже на то. Ты из-за этого проснулся?

— Похоже на то.

— Прости.

— За что?

— За тревогу.

— Брось. Я же знаю: ты услышишь, если я позову.

Прижимаюсь лбом ко лбу, сглатываю застрявший в горле комок из слов.

— Конечно, я услышу. Услышу и вернусь, откуда угодно. Обещаю.

***

Умение организовывать досуг сотрудников, пожалуй, одна из сильных сторон моих бывших работодателей. Единственное, к чему можно придраться, — это к тому, что до точки рандеву полтора часа езды на автомобиле, причём последние тридцать минут приходится трястись по грунтовке. Место же выбрано отличное: турбаза с облагороженным пляжем на лесистом берегу реки. Автомобильная стоянка разумно оборудована в стороне от зоны отдыха и, судя по подъехавшему буквально перед нами междугороднему автобусу, руководство компании снова расщедрилось на бесплатный транспорт для всех желающих.

Я высматриваю среди приехавших Васю или Ольгу и, кажется, замечаю последнюю аккурат тогда, когда Дрейк окончательно глушит двигатель «Патриота». Опрометчиво тороплюсь выбраться из машины и с размаха прикладываюсь макушкой о край автомобильной крыши. Из глаз сыплются искры, я громким шёпотом матерюсь, но мой нелестный отзыв о самом себе перекрывает встревоженное: — Бабочка, ты цел?

— Что мне, раззяве, будет? — Потираю голову, стараясь незаметно определить, не заработал ли я шишку. — Всё в порядке.

— Ну, смотри, — Дрейк не особенно верит моему заверению. — А то можем лёд поискать.

— Да ладно, обойдусь, — я открываю заднюю дверь. Намаявшаяся за поездку Белка пытается тут же выскочить на свободу, однако прежде, чем её выпустить, я пристёгиваю к шлейке поводок. — Пошли наших искать.

Дрейк хмыкает на моё по привычке сорвавшееся «наши», закрывает машину, и мы втроём присоединяемся к обществу моих бывших коллег. Самое удивительное, что многие из них, когда меня узнают, здороваются с неподдельным дружелюбием. Может, конечно, всё дело в Белке, которой сложно не умиляться, однако даже самый наглый злопыхатель не обвинит шефа в любви к маленьким щенкам, а он кивает мне весьма приветливо. Поразмыслив над последним, я решаю, что причина — в хорошей погоде, природе и том, что я теперь чья угодно, только не шефова, головная боль.

У чёрного входа летней кухни идёт разгрузка «газели» с провиантом для обеденного застолья, и там же мы находим Васю Щёлока, надзирающего за процессом. Дрейку он пожимает руку с коротким «Уговорил-таки» вместо приветствия, меня же оглядывает с головы до пят и выдаёт: — Ну, здравствуй, Сорокин. Тебя сразу и не узнать.

— В последнее время я часто это слышу, — отвечаю на крепкое Щёлоковское рукопожатие.

— Только сияй не так ярко, богач, — за Васиным ехидством слышится удовлетворение от качественно проделанной работы. — И держи собаку подальше от кухни.

— На готовке специально обученные люди? — уточняет Дрейк.

— Да, всё цивильно. Однако если ты захочешь пожарить пару шампуров собственноручно, то не думаю, что повар станет возражать.

— Я-то вряд ли захочу, а вот кое-кто другой — вполне возможно. Повара как зовут?

— Сергей Ашотович. Вон он, — Вася указывает подбородком на невысокого полуседого человека восточной внешности, шаманящего над мангалом.

— Запомнил, — смотрит в ту же сторону Дрейк. — Слушай, а почему ты по хозяйству шуршишь? Обычно же этим бухи развлекаются.

— Потому что Фёдормихалыч сегодня болеет, — морщится Щёлок. — Воспаление хитрости, ничего серьёзного, но его должностные обязанности автоматически перешли к Свете. А Света, как заведено, опаздывает, поэтому не вовремя появившийся возле кухни шеф попросил меня присмотреть за разгрузкой.

— По армейским понятиям, ты сегодня везунчик, — в своей манере утешает его Дрейк. — Ольгу видел?

— И видел, и вижу. Обернитесь.

Мы оборачиваемся.

— Всем привет! — Лёгкая и солнечная Ольга почти танцуя подходит к нашей компании. — Тим, здорово, что ты выбрался. Ой, и Белка здесь! Белка, ты меня помнишь?

Можно не спрашивать: у Белки прекрасная память на всех, кто когда-либо с ней играл, и в тёплой встрече Ольги со щенком мы ненавязчиво отходим на роли статистов.

— Я, кстати, дочкам не разрешаю с животными целоваться, — ни к кому конкретно не обращаясь, замечает Вася.

— А я взрослая, мне можно! — Ольга не показывает ему язык только потому, что успевает вспомнить — взрослым так делать несолидно.

— Не знал, что микробы спрашивают паспорт. Сорокин, надеюсь, ты прививал собаку?

— Конкретно я — ещё нет.

— А конкретно кто — да?

— Её бывшие хозяева, если они у неё были. Я Белку на улице подобрал.

— Но в ветклинику ты её водил?

— Водил. Врач сказала, приходить на прививки через два месяца.

— Значит, потенциально щенок заразен. Оля! Я очень тебя прошу: не делай так при мне. Мои родительские рефлексы в полный голос вопят о том, что тебя нужно немедленно вести мыть лицо и руки с мылом.

— Ладно, ладно, — Ольга выпускает Белку из объятий и поднимается с корточек. — При тебе не буду. Тим, можно мне с ней погулять?

— Можно, — я без раздумий отдаю поводок. — Гуляйте, сколько угодно.

— Только не теряйтесь, — добавляет Дрейк. — Скоро начнутся конкурсы, а шеф распорядился, чтоб хотя бы вначале участвовали все.

Мы с Дрейком отстали от жизни: бег в мешках давно вышел из моды, а рогатку заменила пневматическая винтовка. В целом, конкурсы намного занимательнее тех, что я помню по пионерлагерю, и аниматоры — парень с девушкой — профессионально хороши в развлечении аудитории. Особенно мне нравится девушка — бойкий огненно-рыжий эльф с заразительной улыбкой и звонким голосом. Однако, несмотря на все достоинства конкурсной программы, я по-прежнему рад своему статусу болельщика. Поскольку доведись мне, к примеру, стрелять из воздушки по мишени, я бы зверски переживал о собственной косоглазости и криворукости, что, естественно, не добавляло бы выстрелам меткости. Нет уж, лучше смотреть со стороны, как демонстрируют класс Вася и Дрейк, волей жребия оказавшиеся по разные стороны баррикад. Их команды идут вровень; мы с Белкой одинаково болеем за обе, поэтому от души радуемся, когда команда Щёлока всё-таки побеждает с крошечным перевесом. Дрейк с достоинством протягивает руку своему главному сопернику: — Поздравляю, Василий. Ваши скрытые таланты поразили меня в самое сердце.

Вася усмехается, оценив ироничную точность использованного фразеологизма, и отвечает: — Рад, что смог тебя развлечь, Андрюша.

— Мне тут кое-кто посоветовал спросить у тебя про твою основную специальность, — Дрейк заговорщицки понижает голос. — Ты, случайно, не ей обязан своими умениями?

Щёлоковская ухмылка становится шире: — Возможно, что и ей. Но если тебе интересны подробности, то выбери для вопроса более приватную обстановку.

Нельзя сказать, что Дрейка устраивает обещание разгадки вместо неё самой, однако, не имея выбора, он готов подождать.

— Терпение, Андрюша, как ты любишь умничать, — это добродетель, — хлопает его по плечу Вася. — Пойдём пока на викторину: полюбуемся, как Ольга рвёт соперников на маленьких медвежат.

Индивидуальная викторина с уклоном в информатику — это единственный конкурс, в котором я не боялся бы оплошать. Но условия тимбилдинга не подразумевают посторонних участников, так что мне остаётся только горячо болеть за Ольгу. Неправильный ответ означает немедленное выбывание, и скоро в викторине остаются всего два игрока: Ольга и, неожиданно для всех, Виталий. Когда он наравне с соперницей справляется с заданием на шифр Цезаря, Дрейк цокает языком: — Неплох коллега.

— Да, чему-то мы его научили, — поддерживает Щёлок. — Но я всё равно ставлю на Ольгу и её кругозор.

Васина ставка выигрывает уже на следующем вопросе о самом первом компьютерном баге. По-моему, это справедливо: кому, если не Ольге, знать байки из жизни контр-адмирала Грейс Хоппер*? Впрочем, по Виталию не заметно, что он сильно расстроен проигрышем, и его поздравление победительнице звучит, как чистосердечное. Ольга отвечает вполне мирно, и момент кажется мне уместным, чтобы тихо поинтересоваться у стоящего рядом Щёлока: — Вась, это, конечно, мало меня касается, только что насчёт Ольги?

— Ничего, — почти не разжимая губ, по-шпионски отвечает Вася. — Пусть сначала определится, кем она хочет быть: ведущей или ведомой.

— А разве третьего не дано?

Щёлок бросает на меня косой, отливающий серебром взгляд: — Извини, Сорокин, но такие, как ты, за каждым углом не встречаются.

— Понятно.

— Здесь ты помочь не можешь.

— Понятно.

— Просто будь счастлив, хорошо? Я присматриваю за ней.

— Хорошо, — я стараюсь улыбнуться без натянутости, на что Щёлок только устало качает головой: этого горбуна не исправить даже могиле. Проверено.

Перед последним дообеденным соревнованием — заплывом на катамаранах — Дрейк ненадолго отлучается к машине, а я отдаю Белку на Ольгино попечение и отлавливаю Виталия. Когда мы с ним подходим к летней кухне, Дрейк уже ждёт нас в сторонке с большим пластиковым контейнером в руках.

— Держи, — без лишних предисловий вручает он Виталию свою ношу. — Вон того человека у мангала зовут Сергей Ашотович. Подойдёшь к нему, попросишь решётку для гриля и место над углями и с душой пожаришь содержимое контейнера.

— А что в нём? — заинтригованный Виталий заглядывает внутрь. — Овощи в маринаде?

— Овощи и адыгейский сыр, — поправляю я. — Когда шашлык будет готов, его надо красиво выложить на блюдо и принести в павильон. Конкурсы как раз закончатся, всех позовут к столу.

— Так вот, твоя финальная задача, — подхватывает Дрейк, — заключается в том, чтобы поставить это блюдо рядом с Ольгой. Без комментариев, просто поставить, улыбнуться и сесть на своё место.

— Она разве вегетарианка? — быстро соображает Виталий.

— Она практикует хатха-йогу, — теперь снова подошла моя очередь объяснять. — С вегетарианством у неё всё достаточно сложно, но твой поступок зачтётся тебе в плюс.

— Спасибо, — машинально благодарит сбитый с толку Виталий, потом хмурится и закономерно спрашивает: — Только вам это зачем?

— На свадьбе давно не гуляли, — отшучивается Дрейк. — Давай-ка в темпе вальса, времени у тебя не так много.

Не успеваем мы спровадить Виталия, как за нашими спинами слышится ворчливое: — Ну что, коллеги, трудитесь в поте лица?

Оборачиваемся — Вася Щёлок крутит очки в руках, и его взгляд полон серебряного одобрения.

— Не понял? — Дрейк складывает «коллег» с нашей попыткой примирить Ольгу и Виталия, а так же с Щёлоковской фантастической меткостью, и рот у него слегка округляется в изумлённом «о». — Очешуеть!

— Я всегда уважал твои дедуктивные способности, Андрюша, — хвалит его Вася, возвращая очки на переносицу.

— Вот так знаешь-знаешь человека годами, а потом он — бац! — и не совсем человек оказывается, — Дрейк растерянно ерошит волосы. — Слушай, а в программисты-то тебя каким ветром занесло?

Мне тоже интересно узнать — прежде я как-то не задумывался о странном для этого бога выборе профессии.

— Так спряли Мойры, — туманно отвечает Вася. — И потом, кем, по-вашему, я должен работать? Коучем-пикапером? Или сотрудником ЗАГСа?

Мы с Дрейком переглядываемся: ну, в общем-то, так было бы логичнее. Впрочем, пути Мойр неисповедимы.

— Погоди-ка, — до Дрейка вдруг доходит ещё одно следствие из основной профессии Щёлока, — ты что, получается, в курсе?..

— Событий последних месяцев? В курсе, но без лишних подробностей, можешь не краснеть. Вообще, Андрюша, должен заметить, что я тобой по-настоящему горжусь. Редко у кого на моей памяти хватало мужества идти за зовом предназначения, несмотря и вопреки.

Вася говорит без обычной насмешки, и Дрейк, кажется, немного смущается.

— Не перевелись ещё герои на земле русской, — шутит он, чтобы скрыть неловкость.

— Воистину, — Минутка серьёзности окончена, и Щёлок возвращается к своей обычной манере разговора: — Ладно, коллеги, пойдёмте смотреть, насколько успешной окажется ваша задумка.

Расставленные в павильоне столы ломятся от еды, однако лично меня беспокоят бутылки с вином, горделиво стоящие в центре каждого из них. Меньше всего я хотел бы сейчас потерять над собой контроль.

— Наш столик у дальнего окна, — инструктирует Вася. — И пускать внутрь животных крайне не рекомендуется.

— Ну что ж, — пожимаю я плечами, — пойду, найду Белку и придумаю, где её можно оставить.

— Не надо ничего придумывать, — сообщает незаметно подошедшая к нам Ольга. — Девочки с кухни за ней и присмотрят, и накормят.

— Так вот кому на Руси жить хорошо, — ухмыляется Дрейк. — А классик-то и не знал. Попомни мои слова, Тимыч: испортят они тебе педагогический процесс.

Мы пробираемся через людный зал к своим местам.

— Что за процесс? — негромко спрашивает у меня Ольга.

— Да так, простейшие правила. Еда по режиму утром и вечером, нельзя попрошайничать и брать корм без разрешения, и тому подобное. Но я заранее смирился, что здесь их придерживаться не получится.

— Мудрое отношение, — одобряет Вася. — Если тебе станет от этого легче, то, благодаря поблажкам, твоя собака очаровала даже шефа. Я своими глазами видел, как он подкармливал её кусочком шашлыка.

Мы рассаживаемся за столом, и я снова с тоской смотрю на вино. Почти по целой бутылке на человека — многовато будет. Ольга делает про себя похожие выкладки и тоже грустнеет. Сидящий напротив Дрейк переводит взгляд с меня на неё, а потом встаёт и пафосно воздевает над нами руки.

— Дети мои! — говорит он торжественным басом. — Благословляю вас не пить! — После чего возвращается на стул и прибавляет обычным голосом: — Видели бы вы свои скорбные лица: словно перед вами не «Киндзмараули», а ослиная моча местного разлива.

— У всех разные вкусы, Андрюша, — вступается за нас Вася. — Ты ведь тоже сегодня язвенник?

— К своей печали — да, — Дрейк открывает пакет апельсинового сока. — Кто составит мне компанию в этом горе?

Мы с Ольгой синхронно придвигаем к нему пластиковые бокалы.

— Я понял, вопрос был риторическим. Василий, ну хоть вы-то оттянитесь за нас троих.

Щёлок с непроницаемым видом откупоривает вино, и тут, точно по плану, у стола материализуется Виталий. Он ставит блюдо с аппетитно выглядящим вегетарианским шашлыком рядом с Ольгой, непринуждённо ей улыбается и почти уходит, как его останавливает Дрейк.

— Ты себе место уже занял? А то у нас есть свободное.

Ольга обращается в мраморную статую, однако Виталий неожиданно отказывается: — Спасибо, но меня ребята из веба к себе звали. Я попозже подойду, ладно?

— Как хочешь, — не настаивает Дрейк. — Мы коллегам всегда рады.

Когда наш подопечный уходит, Дрейк наклоняется через стол и тихо говорит Ольге: — Не надо так на меня смотреть, не подействует.

— А тебе обязательно нужно было проявлять вежливость? — злым шёпотом спрашивает аналитик.

— Это не вежливость, это тимбилдинг. Тебе перевести с английского?

— Спасибо, я владею языком.

— Отлично. И помнишь, что волей руководства мы одна команда?

— Всё, заканчивайте прения, — останавливает Вася начинающуюся перепалку. — Проявите уважение к генеральному: человек всего на полчаса заскочил, чтобы произнести речь, а вы именно в этот момент решили затеять конструктивную дискуссию.

Недовольные друг другом спорщики умолкают, чтобы послушать выступление гендиректора. Оно не блещет оригинальностью — некоторые пассажи знакомы мне по новогоднему корпоративу, — однако произносится с живой искренностью и без шпаргалки. К тому же оратор помнит, что именно в почёте со времён Чехова, поэтому его заключительные слова не успевшая заскучать аудитория встречает аплодисментами и поднятыми в салюте бокалами. Можно переходить непосредственно к трапезе, но тут микрофон берёт девушка-аниматор. Её сообщение коротко: после обеда всех желающих приглашают поучаствовать в командном поиске спрятанных в лесу сокровищ. Каждой группе будут выданы карты и компасы; использование GPS-навигаторов строго запрещено.

— Ориентирование по-старинке, — у Дрейка азартно загораются глаза. — Надо бы поучаствовать, а, Василий?

— Можно, — кивает Щёлок. — Оль, ты с нами?

— Я подумаю, — уклоняется Ольга от прямого ответа. — Команды же, наверное, снова по жребию будут распределять.

— Переживаешь за возможный состав? — Вася хозяйской рукой раскладывает каждому в тарелку приготовленный Виталием шашлык. Ольга молчит и смотрит в широко распахнутое окно.

— Не волнуйся, если проблема возникнет, то мы её уладим, — продолжает уговоры Дрейк. — Оль, ну сама посуди, когда ещё ты в такой квест поиграешь?

— Я подумаю, — упрямо повторяет Ольга. — И, кстати, меня удивляет твоя заинтересованность в игре. Я думала, ты предпочтёшь обхаживать аниматоршу вместо того, чтобы бегать по лесу.

— Аниматоршу? — Дрейк бросает взгляд на угловой столик, за которым сидят ведущие. — Милая девушка, но интереса не представляет.

— Тем более что наш Андрюша наконец-то дорос до серьёзных отношений, — прибавляет Вася, и я чувствую, как от моего лица отливает вся кровь.

— Василий, я всё-таки вызову вас на дуэль, — говорит Дрейк с укором. — За разрушенную репутацию.

— И на чём же мы будем драться? — вежливо приподнимает бровь Щёлок. — На шампурах?

Достойно парировать Дрейку мешает недоверчивый вопрос Ольги: — Серьёзные отношения? Андрей, вы с Васей не шутите?

— Не шутим, — с максимально чистосердечным видом отвечает Дрейк, чем только увеличивает Ольгины сомнения.

— И кто же эта уникальная женщина? — продолжает допытываться она.

— Одна платиновая блондинка с зелёными глазами, вы вряд ли знакомы. И да, она в самом деле уникальна.

Я стараюсь дышать очень глубоко и медленно. Хорошо хоть в том, чтобы долго нарезать мясо пластиковым ножом, нет ничего странного.

— Да, платиновых блондинок я среди своих знакомых не припоминаю. Надеюсь, она умнее, чем стереотип из анекдотов?

— О, она очень умная. Я гарантирую, вы бы стопроцентно нашли о чём поговорить.

А вот сейчас я покраснею, и повезёт, если не до ушей.

— У меня такое ощущение, — произносит Ольга после короткого молчания, — что вы двое меня разыгрываете. Тим, ты в курсе про эту блондинку? Она существует?

Я помню, насколько отвратительный из меня враль, только что же мне тогда отвечать?

— Существует, — поднимаю глаза от тарелки и принуждаю себя смотреть Ольге в лицо. — Однако лично я с ней не встречался, поэтому подробности рассказать не могу.

— Ну, хорошо, — Ольга всё ещё не убеждена до конца. — Хотя, извини, Андрей, но мне с трудом верится в эту историю.

— Вот видишь, Андрюша, — Щёлок со значением поблёскивает очками, — разрушить твою репутацию не легче, чем сравнять с землёй пирамиду Хеопса.

— И всё же не стоит кричать об этом направо-налево, — за мягкими интонациями Дрейка спрятана жёсткая настойчивость.

— Как скажешь, — пожимает плечами Вася, пригубливая вино. — М-да.

— Неужто ослиная моча? — Дрейк возвращает ему насмешливый изгиб брови.

— Её я не пробовал, поэтому воздержусь от громких заявлений. Однако можете мне поверить, оставаясь трезвенниками, вы ничего не потеряли.

Не иначе как Вася Щёлок на короткой ноге со своей коллегой Тихе — жеребьёвка разделяет Ольгу и Виталия по разным командам. Аниматоры выдают каждому игроку пакет участника, собирают все GPS-гаджеты, и квест начинается. Насколько я успеваю разобраться, задача команд — собрать спрятанные по лесу ключи, с их помощью расшифровать указания на карте и найти клад. На всё про всё отводится четыре часа, и если за это время схрон так никто и не возьмёт, то победителя определят по количеству найденных ключей.

Пляж пустеет: те, кто не занят в соревновании, разбредаются по тенистым беседкам. Воцарившаяся тишина и жаркое солнце соблазняют предаться послеобеденной сиесте, однако прежде мне надо проведать Белку. Я нахожу щенка недалеко от летней кухни сыто дремлющим на траве под раскидистым тополем. Подхожу, сажусь рядом, прислонившись спиной к стволу, — Белка приоткрывает глаза и сонно машет хвостиком.

— Нравится тебе такой отдых, да, Белка? — чешу питомицу за ухом. — Все тебя гладят, кормят, играют с тобой.

Белка шумно и счастливо вздыхает: полагаю, она бы не отказалась, если бы каждый следующий день был похож на этот.

— Знаешь, я, честно говоря, думал, что всё будет хуже. Наверное, участвуй я в конкурсах, так бы и вышло: ответственность не дала бы расслабиться. А без этого получился хороший выходной в компании хороших людей, — я замолкаю, продолжая бездумно поглаживать щенка. В раскинувшейся над нами густой кроне шуршит ветерок, дальше в лесу выводит незамысловатые трели какая-то пичуга. Пахнет нагретой травой, дымом от мангала и едва ощутимо — речной влагой. Я смыкаю веки: под ними нет ничего, кроме золотого света. Я погружаюсь в него, как в воды реки, отпускаю по его волнам память и мысли. В уме и душе воцаряется умиротворённая безвременная пустота, и сложно сказать, как скоро Майя-иллюзия вновь мягко окутывает меня своим покровом. Я слышу шорох приближающихся шагов и обострённой до паранормального интуицией понимаю, кто и зачем сюда идёт. Открываю глаза: всё верно, это Ольга. Молча смотрю на неё снизу вверх; проснувшаяся Белка виляет хвостом, радуясь подруге.

— Извини, я тебя побеспокоила? — заметно, что Ольге неудобно меня тревожить.

— Совсем нет, — тепло улыбаюсь, желая развеять любые сомнения на этот счёт. — Тебе нужна помощь?

— Вообще-то, да, но как ты?..

— Догадался, — я поднимаюсь с земли. — Так что от меня требуется?

— Помоги мне забраться на дерево, — Ольга оставляет неважные вопросы переходит к сути. — Нижние ветки слишком высоко, сама я до них не достаю.

— Без проблем, — а подробности я могу узнать и по дороге. — Белка, ты с нами?

Щенок делает грустные глаза и неохотно встаёт на лапы.

— Ну, ладно, оставайся, — разрешаю я. — Только учти: ждать меня будешь на привязи.

— Не надо на привязи, — жалеет собаку Ольга. — Давай, я лучше снова попрошу девочек за ней присмотреть?

Я не без оснований опасаюсь, что после этого присмотра Белка станет ещё более шарообразной, но отказывать Ольге не хочу.

— Хорошо, давай попросим. Нам, вообще, далеко идти? За сколько управимся?

— За полчаса максимум, обещаю. Белка не успеет соскучиться.

Ольга уверенно ведёт нас по лесным тропам, сверяясь с картой лишь на одной развилке.

— А где твои сокомандники? — любопытствую я.

— Мы решили разделиться, чтобы быстрее собрать ключи. Их двенадцать, нас четверо, то есть каждому по три. Никто ведь не предполагал, что есть локации, которые не взять в одиночку.

— Этот твой ключ какой по счёту?

— Второй. Первый был лёгкий: схрон под поваленным деревом, только в чащу залезть пришлось. Третий спрятан у воды — надеюсь, нырять за ним не надо.

— Да уж, серьёзный квест. Вам точно штраф не выпишут за то, что ты чужака на помощь позвала?

— Условие не привлекать посторонних прямо не оговаривалось, так что сложно сказать. Но мы же всё равно не будем это афишировать?

— Не будем, без вопросов.

Ольга сворачивает с широкой дорожки на едва протоптанную тропинку, идти по которой можно только гуськом. Когда под нашими ногами начинает характерно пружинить земля, моя спутница предупреждает: — Тут небольшое болотце, аккуратнее, — и вдруг тоненько взвизгивает, отшатываясь назад.

— Что ты?.. — рефлекторно ловлю её в объятия и замечаю змейку с жёлтыми пятнышками-«ушками», скользнувшую с тропинки прочь. — Оль, ты чего? Это же маленький, безобидный ужик, он сам больше тебя испугался.

— Откуда мне знать, безобидный или нет? — в голосе Ольги испуг борется со злостью. — И не разговаривай со мной, как с ребёнком!

— Хорошо, хорошо, не буду, — примирительно говорю я, убирая руки с её плеч. — Извини, не хотел тебя задеть.

Ольга отступает на полшага, смеряет меня сердитым взглядом и резко отворачивается.

— Поверь на слово, у меня есть объективные причины не любить змей, — глухо говорит она.

— Верю, — серьёзно киваю я. — Далеко ещё? Может, мне пойти первым?

— Не нужно, я доведу. Здесь осталось двести метров, не больше.

Эти метры мы проходим в молчании, но когда оказываемся на поляне, посреди которой растёт настоящий лукоморский дуб, Ольга, не оборачиваясь, заговаривает.

— Когда мне было четыре, родители ещё жили в Узбекистане. Город — не город, так, деревня, где все друг друга знают, и где за последние сто лет ничего глобально не менялось. У меня была старшая подруга, настолько близкая, что нас даже принимали иногда за сестёр. Так вот, однажды она спустилась в погреб за молоком, и её укусила песчаная эфа. Я не знаю, как змея попала в дом, в подвал, я только знаю, что смерть была мгновенной. Всё.

— Понятно, — говорю я и после паузы добавляю: — Прости.

Ольга дёргает плечом и сворачивает разговор к делам насущным: — Вот на этом дубе спрятан ключ. Подсадишь меня?

— Легко.

Мы подходим к дереву. Ветви у него действительно начинаются высоко, однако до одной из них можно попробовать дотянуться. Я подставляю Ольге ступеньку из сцепленных в замок пальцев, с которой у неё получается достать до ветки.

— Слава аштанге**, — бормочет Ольга, садясь на ветку верхом. — Фух, надеюсь, ключ спрятали не на самой верхушке.

Отступив назад, я внимательно слежу за верхолазкой, готовый в случае чего поймать её внизу. Однако Ольга сама превосходно со всем справляется и вскоре мягко спрыгивает на траву.

— Очень интересно, что они задумали, — она показывает мне блокнот с переписанным в него столбцом шестизначных чисел. — Моим первым ключом был набор слов.

— Думаю, разбираться стоит, только собрав все части головоломки, — предполагаю я. — Вы с командой встречаетесь на пляже?

— Нет, на главном перекрёстке, — Ольга достаёт карту. — Пляж далековато, а это лишняя трата времени.

— Разумно. Где твоя третья точка?

— Здесь. Нам надо вернуться до большой дороги, а потом, как в песне, мне налево, тебе направо.

— Ага, — Я таращусь в карту, стараясь запомнить маршрут до базы. Вроде бы ничего сложного, всего-то две развилки, и на обеих не надо сворачивать. — Оль, всё-таки давай теперь я впереди пойду. На всякий случай.

Ольга медлит с ответом, но в итоге уступает: — Ладно, иди, если хочешь.

На обратном пути я снова вижу ужа, однако моя спутница его не замечает. По крайней мере, свой вопрос она задаёт спокойным тоном.

— Тим, не подумай плохого, просто мне давно любопытно. У тебя есть девушка?

Я не только ухитряюсь не споткнуться, но даже вполне нормальным голосом отвечаю: — Нет, и вряд ли когда-нибудь будет.

— Почему?

— Потому что девушки мне интересны только в дружеском плане.

От наступившей за моей спиной тишины свербит между лопатками.

— Не уверена, что я тебя правильно поняла… — начинает Ольга, и я перебиваю: — Ты всё поняла правильно.

Тишина. Чёрт, почему у меня не открылась сиддха «глаза на затылке»? А ведь мы уже выходим на перекрёсток и скоро разойдёмся.

— Тим, я… Я не знаю, что сказать.

— Тогда не говори ничего, — останавливаюсь и оборачиваюсь к ней. Ольга бледна, однако смотрит испытывающе, и я отвечаю ей прямым взглядом. Пауза затягивается.

— Тут мне налево, — наконец произносит Ольга.

— Хорошо.

— Увидимся на базе.

— Да. Удачи с кладом.

— Спасибо.

Ольга огибает меня по дуге, которая шире необходимой, и, не оглядываясь, быстрым шагом уходит прочь. Да уж, если у меня и есть выдающийся талант, то это талант пускать под откос отношения с близкими людьми.

Полчаса спустя я понимаю, насколько недооценил себя. Выдающихся талантов у меня много, и топографический кретинизм, несомненно, один из них. Всего две развилки, на каждой надо идти прямо — так где же я свернул не туда? Брожу теперь, как дурак в трёх соснах. Тут я замечаю впереди просвет и прибавляю шаг. Неужели мне повезло выйти к базе? Увы, но это всего лишь безлюдная поляна на которой растёт дуб-великан. Получается, я неведомо как сделал полный круг и вернулся к тому месту, куда меня приводила Ольга. Мо-ло-дец. Я подхожу к дереву и присаживаюсь на один из его могучих корней. Надо перевести дух и спокойно поразмыслить — в следующий раз я могу вообще не попасть в знакомое место. Худо-бедно воскрешаю перед мысленным взором Ольгину карту, однако затем, как всегда, незаметно перескакиваю с важных раздумий на неважные.

Оказывается, сны можно делить не только с живыми людьми. Когда Ольге было четыре, мне было шесть; Асия умерла летом, летом же случилась и катастрофа с родителями. Я запрокидываю голову к кроне дуба и говорю: — Я узнал связь. Только какой в этом прок?

Дуб философски шелестит листвой: а какой вообще прок в чём-либо?

— Суета сует, — устало соглашаюсь я с лесным Экклезиастом. — Но ведь Ольге от этого не легче, а чем ей можно помочь, я не знаю. Да чего уж, я даже как отсюда к людям выбраться не знаю.

Дуб молчит: ему-то никуда выбираться не нужно.

— По логике вещей, — я продолжаю рассуждать вслух, — если ещё не все команды нашли ключ, то рано или поздно сюда кто-нибудь придёт. Следовательно, надо просто подождать.

В ветвях раздаётся шум, и рядом со мной падает прошлогодний жёлудь. То, что он не стукнул меня по темечку, я расцениваю, как одобрение моих выводов, и устраиваюсь поудобнее. По сравнению с лимбом это ожидание вряд ли будет в тягость.

Расчёт на спрятанный ключ оказывается верным: проходит немного времени, и на поляне появляется очередной искатель клада.

— Тим? А вы что здесь делаете?

— Жду помощи, — честно признаюсь я удивлённому Виталию. — Захотел вот по лесу прогуляться и в итоге заблудился.

— Понятно. А спутники здесь из-за деревьев не ловятся?

И всё-таки я блондинка. Та самая, из анекдотов.

— Ты знаешь, — достаю смартфон из кармана, — об этом я как-то и не подумал.

Пока я включаю GPS и запускаю навигатор, Виталий обходит дуб, соображая, с какой стороны на него удобнее взобраться. Самым приемлемым вариантом выходит тот, которым воспользовалась Ольга, и у более высокого, чем она, Виталия почти получается допрыгнуть до ветки.

— Давай, помогу, — Я кладу ищущий спутники смартфон в стороне от дерева. И сигнал будет лучше, и не затопчем ненароком.

— Спасибо, — С моей поддержкой Виталий легко забирается на ветку. — Придумали же тайник.

— Наверное, они выбирали локации исходя из целей тимбилдинга, — делюсь я своими соображениями. — То есть ключи надо было брать командно, у нас же вышло, что каждый сам за себя.

— Да, по двое было бы эффективней, — соглашается Виталий. — Я с предыдущим ключом тоже намаялся в одиночку, а вдвоём там дел на пять минут.

Пока он переписывает цифры, я проверяю навигатор. Флагман китайской электроники смог поймать сигнал от спутников, и, хотя на карте лесные тропинки никак не обозначены, зная своё положение, я могу достаточно просто выйти к реке.

— Ну, как у вас? — интересуется Виталий, спрыгнув на землю.

— Всё отлично, — Я убираю смартфон. — Спасибо, что подсказал.

— Да ладно, ерунда. Это вам спасибо, что с локацией помогли. Идёмте на дорогу?

— Идём, только давай на «ты», хорошо?

— Хорошо. Ты к базе?

— Да, нагулялся уже. А ты?

Мы ныряем под сень деревьев на знакомую мне болотистую тропку.

— Не, у нас с ребятами встреча на большой поляне, а это в противоположной стороне.

— Ясно. Мне направо, тебе налево.

— Угу.

Недолгое время мы идём в тишине: Виталий первым, я — следом за ним. Надеюсь, ужей он не боится.

— Тим, и всё-таки я бы хотел услышать серьёзный ответ. Зачем вы с Андреем взялись мне помогать?

— Скажу за себя, о причинах Андрея уточняй у него самого. Я считаю, что худой мир лучше доброй ссоры, а на работе мы, как ни крути, проводим существенную часть жизни. Портить её из-за пустого предубеждения — не самое умное занятие.

— То есть причина — душевный комфорт Оли?

— По большому счёту, да.

— Однако не похоже, чтобы её мнение обо мне менялось в лучшую сторону. Я вообще думаю, что зря всё это затеял.

— Почему?

— Ну, мы целую неделю просидели за соседними столами по восемь часов в день и при этом сказали друг другу не больше трёх десятков слов. «Здравствуйте» и «до свидания» не в счёт.

— Но всё же вы разговаривали, а вода камень точит.

— И сколько ей точить этот алмаз? — Виталий подныривает под низко висящую ветку. — Месяц? Год? Я, между прочим, не сидел сложа руки — я действовал. Приглашал Олю в кино, в кафе, предлагал подвезти после работы или хотя бы проводить до остановки. В конце концов, с документами помочь предлагал — и на всё был один ответ. «Нет». Я реально не вижу смысла продолжать.

— У тебя очень разумный подход к сердечным делам, — Я едва не получаю сучком в глаз. — Можно только позавидовать. Значит, моя должность скоро вновь освободится?

— Нет, — после паузы неохотно говорит Виталий. — Я думал над этим, и я останусь. Не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я испугался.

— Чего?

— Разговоров о том, что группу расформируют.

— Ну, насколько мне известно, этим разговорам уже года два, если не больше. Вряд ли кто-то свяжет с ними твой переход.

— Всё равно. Если после испытательного срока мне предложат подписать договор — я подпишу.

Похоже, здесь задета гордость, и я с большой долей вероятности могу угадать, кем именно. Но вот понять мотивы Виталия до конца мне не под силу. Он почти два месяца упорно шёл к своей цели: осилил талмуд Кормена сотоварищи, перевёлся в самый непопулярный отдел компании — и сдался только потому, что за пять дней не вышло наладить общение? А теперь вроде бы хочет похоронить своё чувство, однако при этом оставляет прямой ежедневный контакт с Ольгой?

— Слишком много противоречий, — бормочу я себе под нос, однако Виталий слышит и оглядывается: — Что?

— Ничего важного. Твоя жизнь и твои решения — исключительно твоё личное дело, мы с Андреем больше не станем вмешиваться. Но я буду очень благодарен, если ты прислушаешься к одной моей просьбе.

— Какой?

— Ты на машине сегодня?

— Да.

— Предложи Ольге подвезти её обратно в город. В последний раз.

— Она откажется.

— Возможно, только ты всё равно предложи. Пожалуйста.

В просветах между деревьями уже видно большую дорогу. Виталий молчит, а я не допытываюсь у него ответа. Лишь когда мы выходим на перекрёсток, мой спутник поворачивается ко мне и нарушает тишину: — Тим, скажи честно, кто для тебя Оля?

Кто? Человек, который читает те же книги, что и я? Девушка, в чьём теле я прожил виртуальную неделю? Ниточка из прошлого рождения?

— Друг.

Усмешка Виталия полна едкой желчи: — Знаешь, если бы со мной она дружила хотя бы вполовину так, как с тобой, то я бы считал её сердце у себя в кармане.

— Ты спросил, кто она для меня, не наоборот.

— Верно, — Виталий холодно смотрит мне в глаза. — Я выполню твою просьбу.

— Спасибо, — я искренне благодарен ему. Наверное, это хватание за соломинку, однако мне очень не хочется, чтобы сегодняшним вечером Ольга оставалась одна.

— Я пойду, — Виталий машинально лезет в задний карман джинсов. — А, блин, телефоны же отобрали. Не подскажешь, который час?

— Половина четвёртого, у вас ещё нормальный запас.

— Угу. Ладно, не плутай больше.

— Постараюсь. Удачи в квесте.

Виталий кивает, и мы расходимся каждый в свою сторону.

Вторая попытка вернуться к пляжу заканчивается удачно, потому что во избежание неприятностей, я сверяюсь с навигатором на каждом перекрёстке. Вместо получаса меня не было добрых полтора, однако Белка их, похоже, благополучно проспала и теперь полна сил и энергии, чтобы гулять и играть дальше. У меня пропало настроение связываться с лесными тропами, поэтому мы уходим на пляж, где щенок первым делом притаскивает мне палку.

— Продолжим уроки дрессировки? Апорт!

Белка не жалея лап мчится за деревяшкой. Эх, если бы она ещё понимала, что надо не только догонять, но и приносить обратно, было бы совсем отлично.

— Белка! Неси сюда!

Увлёкшись игрой, мы уходим дальше всё по извилистому берегу, пока, наконец, песчаная полоса не заканчивается подступающими к самой воде деревьями.

— Пора назад, да? — треплю я щенка по загривку. — Только давай сначала чуть-чуть передохнём.

Сажусь на песок, Белка ложится рядом и принимается увлечённо грызть палку, за которой так много бегала. У меня есть предчувствие, что если попробовать, то опять получится соскользнуть в пустоту медитации. Вот она, компенсация за падение в канализационный люк — способность по желанию останавливать колебания ума.

— Читта вритти ниродха***.

Белка настораживает уши на незнакомо звучащие слова.

— То, что есть йога на самом деле, Белка. Впрочем, в нынешнем рождении тебе это неактуально, — смотрю на циферблат наручных часов. — Слушай, а нам действительно надо возвращаться. Там, наверное, клад уже десять раз откопали.

Клад и в самом деле откопали, правда, один раз. Я почти не удивляюсь, узнав, что в квесте победила команда под предводительством Дрейка: в таких соревнованиях опыт — хорошее подспорье.

— Всё потому, что не надо народную мудрость забывать, — поучительно говорит Дрейк после награждения. — «Одна голова хорошо, а две лучше».

— Я тоже пытался донести это до своих товарищей, — Вася морщится от воспоминания. — Но у нас же каждый с высшим образованием: двенадцать на четыре меньше, чем двенадцать на два, следовательно, в первом случае получится быстрее обойти все точки. Три голоса против моего одного, и пожалуйста: почётное второе с конца.

— Не быть вам, Василий, начальником, — Дрейк сочувственно хлопает его по плечу. — Если надо действовать быстро, то демократия — зло.

— Храни меня Мойры от ноши руководителя, — открещивается Вася. — Никогда к ней не стремился.

Я слушаю их диалог вполуха и стараюсь высмотреть Ольгу среди собравшихся в павильоне людей. Одну половину столов убрали, другую — сдвинули в угол, организовав на них подобие фуршета. Теперь там толпятся участники квеста, нагулявшие прекрасный аппетит за активно проведённое время на свежем воздухе. Я надеюсь, что Ольга тоже захочет перекусить, и не напрасно. Она появляется на пороге павильона, бегло осматривается и натыкается взглядом на меня. Мы смотрим друг на друга не дольше секунды, а потом Ольга поспешно исчезает. Я дёргаюсь, чтобы её догнать, однако заставляю себя остановиться. Меня не хотят видеть — и в сложившейся ситуации это нормально. Надо было сообразить раньше и уйти куда-нибудь, чтобы Ольга могла спокойно поесть перед дорогой в город.

— Тимыч, всё нормально? — замечает Дрейк моё взвинченное состояние.

— Относительно.

Мысленно я прошу его больше не задавать вопросов. Дрейк хмурится, однако выполняет немую просьбу. Вася Щёлок делает вид, будто не слышал наш обмен репликами, хотя я уверен: он в курсе случившегося между мной и Ольгой. Ловлю его спрятанный за линзами очков взгляд: «Присмотри за ней сейчас», и Вася едва заметно наклоняет голову.

— Сорокин, где ты бросил свою собаку? — спрашивает он.

— Возле кухни. Она понравилась девушкам-поварам.

— Это очень мило, что она им нравится, и тем не менее долго обременять их щенком невежливо. Согласен?

— Пожалуй, да, пора её забирать. Подождите здесь, я скоро.

То, что Щёлок неспроста вспомнил о Белке, я понимаю, когда быстрым шагом прохожу мимо беседки с мангалом.

— Тим!

Резко останавливаюсь и поворачиваюсь на звук голоса. У беседки стоит Ольга, напряжённая, как перед важным выступлением.

— Можно тебя на минуту?

— Конечно.

— Только давай пройдёмся к пирсу, хорошо?

— Хорошо.

На пляже пустынно — все собрались в окрестностях павильона. Мы с Ольгой идём параллельно на пионерском расстоянии друг от друга. Я жду, пока она заговорит, и, наконец, Ольга решается.

— Тим, я должна объясниться. Не хочу, чтобы ты неправильно обо мне думал.

Я знаю, что всё думаю правильно, однако молчу — ей надо выговориться.

— Тебе могло показаться, будто из-за того, что ты сегодня сказал, я стала тебя избегать, но это не так, поверь. Моё отношение к тебе не изменилось ни на йоту, просто есть одно обстоятельство… Понимаешь, я очень долго была влюблена в одного человека. При этом мне было очевидно, что ничего серьёзного там не получится, я старалась не давать воли своему чувству и, в общем-то, правильно. Где-то месяц назад выяснилось, что у него есть девушка, и после того случая я твёрдо решила: всё, хватит, больше никаких чувств. Мне казалось, я получила гарантированную прививку от влюблённости, однако потом ты сказал про увольнение и… — Ольга замолкает, останавливаясь. Я смотрю, как она нещадно грызёт щеку, собираясь сказать то, о чём после наверняка будет сожалеть.

— Прости, — Меня мутит от чувства вины и собственной беспомощности.

— За что простить? Дело же только во мне…

— Не только. Я мог, я обязан был этого не допустить. Оля, послушай: всё, что ты сейчас чувствуешь и делаешь, совершенно естественно. Я не обижаюсь, у меня вообще нет права обижаться в такой ситуации. Поступай так, как будет лучше для тебя самой — я приму любое твоё решение. Просто помни, что если однажды тебе потребуется помощь, то ты можешь целиком и полностью на меня рассчитывать.

— Спасибо, Тим, — Ольга берёт меня за руку, улыбаясь понимающе и грустно. — Спасибо тебе за твою дружбу.

Она привстаёт на цыпочки и очень нежно касается губами моей щеки. Прощая и прощаясь.

*Грейс Хоппер (англ. Grace Hopper, урождённая Grace Brewster Murray — Грейс Брюстер Мюррей; 9 декабря 1906 — 1 января 1992) — американская учёная и контр-адмирал флота США. Являясь первооткрывательницей в своей области, она была одной из первых, кто писал программы для гарвардского компьютера Марк I. Она разработала первый компилятор для компьютерного языка программирования, развила концепцию машинно-независимых языков программирования, что привело к созданию COBOL, одного из первых высокоуровневых языков программирования.

**Аштанга-виньяса-йога — одна из современных синкретичных систем хатха-йоги. Является динамической практикой йоги, которая включает в себя последовательности асан, связанных между собой комплексами движений — виньясами, и выполняемых совместно с дыхательными упражнениями.

***«Читта вритти ниродха» (прекращение проявлений сознания) — остановка «внутреннего диалога» и вхождение в состояние осознающего, пустого ума.

========== XV (Ольга и Орфей) ==========

My soul is painted like the wings of butterflies

Fairytales of yesterday will grow but never die

I can fly, my friends

Queen «Show must go on»

Я, в общем-то, и раньше знал, насколько ревность противная штука. И я не собирался шпионить за Тимом, просто так совпало, что он ушёл, и почти сразу объявили пятнадцатиминутную готовность к отъезду автобуса. Желающие, конечно, могли остаться, но добираться до города им уже пришлось бы самостоятельно. Семейный и безлошадный Вася направился к стоянке, а я решил пойти навстречу Тимычу. Шёл по тропке за кустами, растущими вдоль пляжа, бросил случайный взгляд на пирс и увидел их. Романтичная сцена из голливудской мелодрамы: мягкое вечернее освещение, серебряная гладь реки и двое на берегу. Девушка, приподнявшись на цыпочки, нежно целует молодого человека — очень красивый кадр, аплодисменты режиссёру, да только меня будто кулаком под дых ударили. Потом Ольга ушла, почти убежала, а Тим остался стоять, сгорбившись, словно ему на плечи легли все семь небесных сфер разом. Да что могло у них случиться за эти несчастные четыре часа? И как мне сейчас делать вид, что всё в порядке, когда ревность кислотой разъедает внутренности? По-другому ведь нельзя: слепой бы заметил, насколько Тиму хреново, и добавлять к этому чувство вины за страдания моего ранимого эго — нет уж, увольте. Я сердито пнул валявшуюся под ногами шишку, развернулся на пятках и широко зашагал обратно к павильону. Не фиг было вообще оттуда уходить, раз условились, что я подожду. Хотел, блин, время нам сэкономить — сэкономил на свою голову. Оптимизатор хренов.

Однако игры в шпионов на сегодня ещё не закончились. Я взвинченно курил, прохаживаясь вдоль павильона, когда из открытого окна до меня долетели звуки знакомых голосов.

— Вы разве не слышали? Объявили посадку на автобус.

— Да? Давно?

Виталий и Ольга. Он казался напряжённым, она — потухшей.

— Ну, минут десять назад. Думаю, он ещё не уехал.

— Хорошо, спасибо.

Должно быть, Ольга собралась уходить, потому что Виталий её окликнул: — Оля! Подождите. Давайте, я вас отвезу? На машине будет быстрее, чем на автобусе.

— Спасибо, не нужно, — затверженной вежливостью отказалась Ольга. — До свидания.

— Я же говорил, что вы не согласитесь, — в голосе Виталия звучала нескрываемая тоска. — Оля, прошу, ещё всего лишь одно слово. Простите, что так долго надоедал вам со своими знаками внимания. С сегодняшнего дня вы можете их не опасаться — я больше не стану навязывать вам свои чувства.

— Я принимаю ваши извинения, — Похоже, Ольгу немало удивило такое коленце. — Вы тоже меня простите, если я где-то повела себя недостаточно корректно. До свидания.

Теперь она точно уйдёт. Я выбросил недокуренную сигарету в урну и на всякий случай спрятался за угол, чтобы меня не заметили от входа. Страшно хотелось выяснить, какая лесная муха покусала моих коллег, но у кого спрашивать? Если только Вася в курсе: в конце концов, романтические отношения — его епархия.

— Андрей!

Я обернулся — ну, вот и Тим с Белкой.

— Все разъезжаются, да?

— Ага. Стоило тебе уйти, как сообщили, что карета подана. Поехали и мы?

— Поехали.

Мы бок о бок пошли к машине. Я всё ждал, что Тим спросит про Ольгу или Васю, однако он лишь молча проводил взглядом уезжавший с парковки автобус. Ревность с садистским наслаждением провела по моему сердцу когтистой лапой — пустая попытка. У меня высокий болевой порог.

— Так, Белка, ты помнишь: здесь надо вести себя хорошо, — с внушением сказал я щенку, открывая заднюю пассажирскую дверь. — Иначе больше на природу на поедешь.

— Думаю, она уже запомнила правила, — Тим посадил питомицу на предусмотрительно накрытые плащ-палаткой кресла. — Белка, лежать.

Белка легла и застучала хвостиком по сидению, требуя поощрительную вкусность.

— А ты уверена, что тебе есть, куда? — усомнился я. — Бочонок на лапках.

— Даже если и нет, — Тим дал щенку специальную косточку для разгрызания, — занять её чем-то надо. Хотя бы на половину пути.

Вообще, сумерки считаются не самым безопасным временем для езды на автомобиле. Однако пустынная трасса позволяла мне отвлекаться от дороги и коротко поглядывать на моего пассажира. Тим был молчалив и замкнут, и последнее мне нравилось даже меньше, чем печально опущенные уголки его губ. Я долго сомневался, стоит ли сейчас лезть с разговорами, но всё же не вытерпел.

— Бабочка, я могу тебе помочь?

Смотревший не столько вперёд, сколько внутрь себя Тим повернулся ко мне.

— Если только твой «Патриот» — реинкарнация «ДеЛореана», — невесело пошутил он. — Ты был полностью прав насчёт Ольги и опасных игр. Сегодня она спросила, есть ли у меня девушка, и я ответил правду.

— Какую?

— Что нет и вряд ли когда-нибудь будет.

Я заставил себя вернуть взгляд на убегающую вперёд серую полосу асфальта.

— Она сильно расстроилась?

— Да. Понимаешь, это её вторая невзаимная влюблённость подряд. Слишком много разочарований для одного сердца.

— Ты думаешь, что смог бы это предотвратить?

Ревность с оттяжкой точила когти о мою душу, однако я почти не обращал на неё внимания — сейчас на первом месте был Тим.

— Я уверен, что мог это предотвратить. Я видел её сон, я знал, что он сбудется, и, ко всему прочему, ты меня предупреждал.

— Бабочка, история не знает сослагательного наклонения, — мягко заметил я, не зная, как можно его утешить.

— Поэтому я и вспомнил «ДеЛориан», — грустно усмехнулся Тим.

Не зная, как разделить эту ношу пополам, я протянул руку и крепко сжал его безвольные пальцы. Увы, более действенных способов в моём арсенале не было.

Или всё-таки были? Когда «Патриот» занял своё место на подземной парковке моего дома, вытерпевшая купание Белка свернулась клубочком на новой подстилке, а чайник принялся весело посвистывать на огне, я задумался об эффективности секса в качестве душевной терапии. Хотя Тим больше не вспоминал вслух о событиях сегодняшнего дня, я видел, что он по-прежнему переживает случившееся. Вряд ли у меня бы получилось отвлечь его словами, но вот неспешная, чувственная близость вполне могла сработать. А если к ней ещё и подвести мягко и естественно, то результат можно гарантировать наверняка. Тут мне вспомнился один старый сон, и план действий оформился окончательно.

— Бабочка, сделать тебе массаж? — вполне невинно спросил я, когда мы добрались до спальни, и Тим снял домашнюю футболку. В ответ он наморщил переносицу: — Всё выглядит настолько плохо?

— Скажем так: разминка не помешала бы.

— Ладно, давай массаж. Мне лечь?

— Ага, и джинсы снимай.

Тим послушался.

— Так, подушку из-под головы убираем, — Я уселся верхом ему на бёдра. — Не тяжело?

— Нормально.

— Тогда поехали.

Всё-таки я схитрил — в том сне мышцы спины и плеч Тима были в гораздо худшем состоянии. Однако разминал я их не менее добросовестно, и когда первая часть моего плана подошла к завершению, размякший Тим сонно пробормотал в покрывало: — Всё, я — амёба.

Я широко ухмыльнулся, пользуясь тем, что он не видит выражение моего лица. Ничего, амёба — это не надолго.

— Переворачивайся.

— Что, ещё не всё?

— Не всё, — Я привстал, давая Тиму относительную свободу движений. — Когда будет всё, ты сразу поймёшь, поверь мне.

Я начал с честного продолжения массажа, только теперь больше гладил, чем разминал. Плечи, руки, грудь — тёплая шёлковая кожа, к которой так хотелось прижаться губами, убедиться, что с прошлого вечера её вкус совсем не изменился. Я вспомнил, что давно собирался составить подробную карту Тимовых чувствительных точек — пока на ней были обозначены только соски, мочки ушей и внутренние стороны запястий, но у меня имелись все основания полагать, что список можно порядочно расширить. Я как раз обдумывал последовательность вдумчивого исследования, когда Тим вдруг перестал блаженно жмуриться и посмотрел на меня своим особенным, всё понимающим взглядом.

— Мой хитрый план раскрыт? — уточнил я.

— Тебя выдала физиология, — честно объяснил Тим свою проницательность.

— Однако мне почему-то кажется, — я качнулся вперёд-назад, — что твоя физиология твёрдо меня поддерживает.

— Тебе не кажется, — Позабыв про амёбность и неуклюжесть, Тим приподнялся, ловко перевернул нас и оказался сверху. — Ты не будешь против, если я опробую на практике кое-что из недавно изученной теории?

— Не буду, — выдохнул я, неосознанно втягивая живот, когда рука Тима скользнула за пояс моих джинсов. Но от подколки всё равно не удержался: — Книжник.

— Что поделаешь, такая дхарма, — Тим сжал мой член. — Как насчёт обратной связи в процессе?

— Будет, — Была бы ему нужна луна с неба, я бы сейчас и луну пообещал. — Иди сюда.

Тим приподнял уголки губ в короткой усмешке: — Лучше я пойду туда, — и плавно спустился вниз.

Если отвлекаться не на мёртвых единорогов, а на мемуарные воспоминания, то до этого дня самый крышесносный минет приключился у меня в отвязные студенческие годы. Может, из-за новизны ощущений — то был мой самый первый оральный секс, — а может из-за того, что у моей тогдашней подруги начисто отсутствовали сексуальные табу. И вот неожиданно, спустя энное количество лет и романов, условия совпали: это было, в определённом смысле, впервые, и мой партнёр был абсолютно свободен от традиционных запретов.

— Тц-ц-ц-ц, — я надавил ладонью на макушку Тима, прося отпустить меня и дать перевести дух.

— Так быстро? — удивился Тим.

— Так долго, — я рискнул посмотреть на него и едва удержался на грани. Бабочка, непринуждённо расположившийся между моих ног, — одного этого было достаточно, чтобы кончить.

— Ты знаешь, у тебя приятный вкус, — Тим ласково погладил меня по внутренней стороне бедра. — Я бы не возражал практиковать такое регулярно.

— Похоже, я выпустил джинна из бутылки, — хохотнул я. — И теперь он будет на мне отыгрываться за годы целибата.

— Не вижу, чтобы тебе это не нравилось, — Тим слизнул с головки выступивший эякулят, отчего я на миг позабыл, как дышать. — Отдохнул? Продолжим? — И мой член снова оказался у него во рту.

— О-ох, Бабочка-а, — Наверное, так стонать было не совсем по-мужски, только поделать с собой я ничего не мог. — Не-то-ро-пись, не-спе… Ах-х!

— Вкусный, — через какое-то время резюмировал Тим, вытягиваясь рядом со мной, и я обнял его едва ли не до хруста рёбер.

— Что мне сделать для тебя?

— Что захочешь.

Очень смелое заявление.

— А если я захочу тебя трахнуть?

Это была откровенная провокация, однако Тим потупился и на полном серьёзе ответил: — Согласен.

Я растерялся: сам я до сих пор как-то не думал про такой вариант. Нет, в принципе, конечно, можно. Когда-нибудь. Но вот чтобы прямо сейчас, это, хм…

— Дрейк.

— Да?

— Я знаю — ты сказал в шутку. И мой ответ не подразумевает, что нам обязательно заниматься этим сегодня.

— Уникальный Бабочка, которого невозможно затроллить, — я легонько поцеловал его в нос. — Так, а если не, к-хм, трах, то что бы ты хотел?

— Мне нравится всё, если это всё — ты.

— Идеальный любовник, — я разжал руки и, усевшись, смерил его многообещающим взглядом. — Ну, раз уж мы взялись воплощать теорию в жизнь, то у меня тоже задумано одно любопытное исследование с обязательной обратной связью. Поэтому жду от тебя подробных, — тут я легонько ущипнул Тима за сосок, вынудив его тихо охнуть, — комментариев моих действий. Договорились?

— Д-да.

Когда мы, измотанные и бесконечно счастливые, засыпали в обнимку, я был уверен, что проснусь не раньше, чем Белка придёт нас будить, однако посреди ночи внезапно, как от толчка, открыл глаза. Сна не было и в помине, сердце выбивало тревожный ритм, разгоняя по телу щедро сдобренную адреналином кровь.

«Бабочка».

Я привстал на локте: Тим лежал на спине рядом со мной, и тусклый свет пялившейся к нам в окно ущербной луны делал его похожим на мертвеца. Снова бродит по чужим снам? Я закусил щеку и почти не дыша нащупал у него на шее тонкую ниточку пульса, которая вместо того, чтобы успокоить меня, встревожила ещё сильнее. Я мог поклясться, что оба предыдущих раза, когда Бабочка уходил, сердцебиение Тима оставалось более чётким. И дышал он иначе, и кожа его не была такой прохладной. Чёрт, что же делать? Как раньше, ждать и надеяться? Я помнил, что Тим обещал вернуться откуда угодно, если я позову. Может, пора ему сдержать своё слово?

Я замер в нерешительности, и в этот напряжённый момент за моей спиной раздалось гудение переведённого в беззвучный режим смартфона. От неожиданности у меня чуть инфаркт не случился, и, ругнувшись злым, но тихим словом, я повернулся и сгрёб сотовый с тумбочки. На экране было написано «Вася», и моё нехорошее предчувствие стало совсем плохим.