Глава 29, в которой Марк достигает успеха


В курятнике воняло. Курами. Удивлять меня это не удивляло, но огорчало изрядно. Доски под задницей были твердые, из-за низкой крыши пришлось свернуться впополам, и спина затекла до полного бесчувствия, а еще тут жили какие-то насекомые. Точно жили. Я их не видел, но отлично ощущал. Щекотная пакостная дрянь ползала у меня по рукам и наверняка уже забралась в одежду. Интересно, у кур бывают вши? Или блохи? Куры чешутся? Никогда не обращал внимания. Я чертовски мало знаю о курах. Пробел, мать его, в образовании.

Выброшу эту котту. А лучше — сожгу.

Мерзость.

Момент, когда появился брауни, я пропустил. Только что его не было — и вот он стоит, темная тень у светлой стены, и сопит так, что сквозняк гуляет. Я на миг оцепенел от неожиданности, а потом сдернул со светильника мешковину и бросил его в солому. Полыхнуло знатно. Брауни заверещал и заметался в кольце огня, а я сиганул вниз, выдергивая из-за пояса смотанную цепь. Тварюга ощетинилась, рявкнула и клацнула челюстями. Я сунул в распахнутую пасть левую руку в кольчуге, а правой прижал уродца к земле. Брауни лягался, толстые задние лапы лупили меня по груди и животу, а челюсти упорно и безнадежно пережевывали стальные кольца. Синяков ведь наставит, сука.

— А ну уймись! — я треснул поганца кулаком по голове — легонько, чтобы не повредить. Брауни подавился моей рукой и вылупил на изумленные навыкате зенки. Воспользовавшись секундным затишьем, я навалился и перехватил цепью передние лапы. Успех внезапной атаки должен быть надежно закреплен, а то цена вашей атаке — кусок сухого конского дерьма, — так всегда говорил мастер. А мастер не врет. Поэтому я резво опрокинул брауни на бок и туго спеленал цепью, как мясник — колбасу. Жмых перегорел, и редкие языки пламени бросали на стены уродливые тени. Брауни смотрел на меня тоскливо, глаза у него были влажными, как вишни с содранной кожурой.

— Что? Ты зачем в Нортгемптон приперся, чудила? Что, белки приелись? Сам виноват.

Я пнул ногой дверь и вышел в серую предрассветную муть.

— Эй! Женщина! Набери воды, мне умыться нужно!

Бабка выскочила из-за угла, как чертов брауни — внезапно и бесшумно.

— Милостивец вы наш! Оборонитель! А соседки говорили — не придете! Врут окаянные, врут! Вон та, справа, говорила. И напротив, косая Мэг, тоже поддакивала. Хулу на вас возводили, милостивец. Сомневались в вас. Вы запомните — справа и напротив, они завсегда дома, легко найдете. Сейчас водички наберу, сейчас. И нагрею. Я очаг-то не загасила, горит очаг. Я думаю: вот выйдет сэр Марк, ему ж обмыться-то после курятника надо, как же не обмыться, вот и не загасила. Пойдемте в дом, я вам внучка покажу, хорошенький, и разумный такой, тьфу-тьфу. Яишни нажарю, молочка налью. Идемте, идемте, что ж вы стоите, или он вас помял, может, лекаря, а? Сбегать за лекарем? Милорд Денфорд?

Может ли рыцарь стукнуть женщину связанным брауни и не посрамить этим свою честь? Что по такому поводу говорят наставления?

Лучше бы я остался в курятнике.

После яичницы и обрата жизнь как-то наладилась, а после таза горячей воды стала просто чудесной. К бабке я притерпелся — просто не слушал ее и все. У меня в этом деле большой опыт. Сначала не-папаша, чтоб ему пусто было, потом на уроках зубрежка бесконечная, ну и шериф — не будем забывать о шерифе! С ним я довел талант до совершенства. Отполировал и заострил, мать его, до блеска.

Сытый и отмытый, я двумя пальцами взял котту и понюхал. Смердело потом, куриным дерьмом и еще чем-то мерзким. Видимо, брауни. Обделался он с перепугу, что ли? Нет, я, конечно, в гневе страшен — но всему же есть предел. А может, это у брауни нормальный запах такой? Защита. Они воняют, вот их хищники стороной и обходят. Я бы точно обошел.

Тащиться через весь город в одной рубахе было совсем несподручно, поэтому я, матерясь сквозь зубы, надел вонючую котту и застегнул пояс. Полное ощущение, что я на себя курятник натянул. Курятник, в котором поселились пугливые брауни.

Вот же мерзость.

Бабка мельтешила вокруг, тарахтела, как сухой горох в стакане, подсовывала то краюху с медом, то мелкие кислицы, жесткие, как оленье копыто, то молочка на дорожку.

— А может, поспите у нас? Я у очага постелю, а сама у двери лягу, у очага тепло, и шкура овечья хорошая, новая совсем, ложитесь, сэр Марк, отдохните.

Я представил себе овечью шкуру и всех ее обитателей. Вот уж спасибо!

— Благодарю. Меня ждут дела.

Под разочарованные вздохи бабки я вывалился в рассвет. Брауни, смирившийся со своей участью, лежал тихо и грустно моргал.

— Что, страшно? А ты кур не жри.

Я задумался было, как эту пакость везти, потом решил, что лучше глаз с поганца не спускать, и пристроил впереди — так, чтобы держать, если что, удобно было. Ну или по башке треснуть. Брауни подзатыльники это явно на пользу. Хотя чего там — это всем на пользу, главное не увлечься. Ворон отнесся к идее без вдохновения, но мужественно терпел, только фыркал и прял ушами, приплясывая на месте.

— Ну, тихо, тихо. Ты же не курица.

Поначалу я хотел поехать к Паттишаллу, показать улов. А потом передумал. Зачем? Вряд ли Паттишалл восхитится моими сообразительностью и мужеством. А вот то, что я чужую работу вместо своей делаю, — это да, это заметит. Да и таскаться туда-сюда с вонючкой в обнимку… Я развернул Ворона и решительно направился в сторону Рокингема. Раньше начну — раньше закончу. И котту выброшу. Боже, ну как же смердит.

В лесу брауни воспрял. Он зашевелил влажным черным носом, раздувая ноздри, задергал задними лапами и что-то залопотал.

— Тихо сиди! Пристукнуть тебя и сейчас не поздно! — я отвесил ему леща, чтобы не трепыхался. Углубляясь в лес, я мысленно прикидывал, найдет ли этот сукин сын дорогу обратно. По всему выходило, что найдет. Но не кружить же по Рокингему до заката! Я остановился, спешился и снял брауни.

— Слушай меня. Я тебя сейчас развяжу. Но если вздумаешь кусаться — пеняй на себя. Понял?

Брауни меня не слушал. Он водил глазами по кронам деревьев, лопотал и подергивал лапами.

— Ладно, черт с тобой. Иди.

Я распутал узел и дернул цепь, отчего брауни завертелся в траве, как веретено. Остановившись, чудила сел, ошалело потряс головой, посмотрел на меня искоса — и исчез. Появился в пяти шагах справа, мигнул, исчез, объявился у самой опушки леса и рванул в кусты, с треском ломая ветки. Ух ты! Ну надо же! Я проводил уродца взглядом, взял Ворона за повод и направился в сторону тракта. Трава пружинила под сапогами, в ветвях орали утренние гимны птицы, а небо над кронами было розовое и оранжевое, будто кожура спелого яблока. Начинался отличный день. Просто замечательный. Бывают такие дни, когда все удается. И это один из них. Точно.


Паттишалл не заметил моего отсутствия. Вообще. Ни слова не сказал об этом. Мы мило побеседовали, потом позавтракали, и этот мелкий прыщ даже был любезен — настолько, насколько вообще может быть любезен Паттишалл.

В замке появилась новая служанка — симпатичная глазастенькая чернулечка. Я, в общем, предпочитаю беленьких, но предрассудки мне чужды. А в этой чернулечке что-то было. Определенно было. И улыбалась она весьма значительно. Со знанием дела. Люблю таких!

В обед со мной все-таки связалась Вилл. Глаза усталые, физиономия расцарапанная, волосы грязные, будто она их в свиное корыто макала — но в остальном Вилл была в норме.

— Не разбудила? Я хотела раньше тебя вызвать, но подумала, что ночь, наверное… Я не мешаю?

Ну вот что за человек-то такой?

— Рехнулась? Да я уснуть не могу!

Нет, ну а что? Я ведь и правда не спал.

— Извини, я…

— В следующий раз буди. Лучше увидеть тебя наяву с головой, чем во сне — без головы.

— Марк, солнышко, тебя мучили кошмары? Ты такой милый.

— От милой слышу. Я ночами не сплю, а ты издеваешься еще.

— Ты думаешь, я на это способна?

— Еще как способна! Точно нормально все? Эти вот, здоровые…

— Нормально. Здоровых отогнали, не переживай. Ты же видел — я в прикрытии.

— В прикрытии она. Если это прикрытие — то я девица.

— О, леди Денфорд, вы сегодня очаровательны! Ты сам видел — я щит держала

— А я яблоко держу! Наверное, я садовник!

— Марк, не начинай.

Да, точно. Не начинать. Не сейчас. Потом, когда вернется. Потом.

— Не буду. Ты скоро?

— Не знаю. Где-то недельку еще, наверное.

Вот же дьявол. Я думал, пару дней, не больше.

— Хорошо. Ты осторожнее там. Не нарывайся.

— Я само благоразумие.

— Я видел.

— Марк!

— Да, не начинаю. Ты выспалась уже?

— Почти, — опровергая себя, Вилл широко зевнула, закрывая рот ладонью.

— Иди спать. Хватит болтать.

— Вот кто бы говорил, — хмыкнула Вилл и разорвала связь.

Это что было? Кто болтает? Я болтаю?! Я вообще молчу. Просто захожу в гости и рассказываю, что в городе происходит. А то некоторые сидят у себя на кухне и дальше тушеного гуся ничего не видят. Болтаю я… Да я даже про Колючку ничего не говорю — а мог бы!

Кстати. Нужно проверить Колючку. Она уже сутки никого не грызла за пальцы. Так и заболеть недолго.

— Милорд Денфорд! Милорд! — грохнув дверью об стену, в комнату Тобиас влетел. Рожа у него была красная, как мухомор, а глаза круглые и совершенно ошалелые.

— Чего орешь?

— Милорд Денфорд, принц приехал!

— Принц Джон тут?!

— Да! Кортеж въехал в город!

Вот ты ж дьявол. Извини, Колючка, сегодня явно не твой день.

Я заметался. Как-то так вдруг оказалось, что мне следует быть одновременно в трех местах. А лучше — в четырех. Или даже в пяти.

— Тобиас. Тобиас!

— Да, милорд!

— Бери коня, езжай проверь караулы. Хорошо проверь, если что, не стесняйся. Чтобы все в лучшем виде!

— Да, милорд.

Так, теперь точно в четырех. Уже неплохо. Боже, с чего начать-то? С чего начать?!

Сегодня отличный день. Мне везет. Все будет хорошо. Спокойнее, Марк. Спокойнее. По порядку. Я схватил шлем и выскочил из комнаты.

Мне действительно на удивление везло. В казармах все сияло, как у кота яйца. Монаршее имя сработало не хуже пары зуботычин, и эти пентюхи скоренько вылизали свой свинарник до блеска. Сокольничий был трезв — вряд ли он не пил, скорее, протрезвел с испуга, псари тоже попахивали ячменным, но держались ровненько и истово таращили глаза, готовые услужить государю. Я отвесил пару подзатыльников — просто так, чтобы поддержать боевой дух, и пробежался по стенам. Караульные вытянулись по ниточке, рожи под шлемами у них были суровы и мужественны. Подступи к замку враг — обделался бы, на этих воинов глядя. Непобедимые, мать его, бойцы. Твердые духом и верные короне.

— Чтоб порядок мне тут! Кто напортачит — пришибу!

— Да, милорд! — гаркнули хором эти обалдуи, и меня обдало густой волной чеснока и перегара. Это они так и на короля дышать будут. Мать твою. Может, их прямо сейчас передушить и новых из толпы на площади надергать? Хуже уже не будет, так новые хоть не смердели бы.

— Если его высочество соизволит что-то спросить — дышать в сторону, шлюхины дети! Носом!

А лучше вообще не дышать. Понабирали скотоложцев в стражу, а мне теперь белкой скачи, чтобы не опозориться.

— Милорд! Сэр Марк!

Да мать твою…

— Я тебе где сказал быть, Тобиас?

— Так я там и был. В западной караульной все пьяные в дрова! Влежку! Чего делать-то?

Чтобы вы в аду сгорели.

— Сейчас еду. Зайди в ближайшую караульную, выбери, кто поприличнее.

— Так там все отдежурили уже.

— Ничего, еще отдежурят! Можно подумать, они сейчас спать будут. И телегу прихвати. Давай, быстро!

Грохоча сапогами, Тобиас ссыпался с лестницы.

Чертова саксонская пьянь. Запорю, как протрезвеют! Неделю валяться будут, козотрахи немытые!


Загрузка...