Магазинчик времени. Башня воспоминаний

Капли воды, собравшись вместе, превращаются в речной поток, а поток становится волнами

Петицию против увольнения охранника подписали почти все ученики. Документ со всеми подписями было решено отнести в городской отдел образования и в Национальное собрание. Хеджи, которая активно помогала со сбором подписей, отказалась идти туда с ребятами, поэтому вместе с представителями родительского комитета на дело вызвались Ихён, Онджо и Нанджу.

Ихён сказал, что благодаря этому делу осознал, как сильно влияют законы и политика на простых людей. Он решил, что хочет принимать более активное участие в жизни общества, и понял, куда хочет поступать в будущем.

— Твои слова о накоплении опыта. Теперь я немного начинаю понимать, что ты имела в виду, — сказал Ихён Онджо.

— Значит, эксперимент удался, — холодно ответила девушка, глядя прямо перед собой. Ее поведение в последнее время обескураживало Ихёна.

А Онджо, глядя на него, каждый раз думала о Ли Канджуне. И ждала, пока Ихён первым заговорит о нем. Ей было интересно, что он чувствует, наблюдая за ней и Канджуном.

Следующие несколько дней все было тихо.

Потом пришел официальный ответ из отдела образования.

«Управление образования не имеет полномочий налагать санкции за увольнение сотрудников охранной службы. Решение о повторном заключении контракта с охранниками в форме внештатных работников для выполнения задач охраны на объектах образования остается на усмотрение директоров школ».

Это означало, что мяч перебросили на сторону школьной администрации. Все взгляды теперь устремились на директора. Он не заставил себя долго ждать. Потому что даже детсадовцу было ясно, какой смысл заключался в официальном ответе отдела образования.

Директор лично объявил по школьному радио, что увольнение охранника отменено и тот восстановлен в должности.

По всей школе одновременно громыхнули победные вопли. Ребята неистово стучали по партам, выражая свою радость.

У школы собралась целая толпа репортеров, в газетах и новостных порталах разлетелась новость о том, как школьники защитили несправедливо уволенного внештатного охранника.

Глаза у Руки-ножницы все время были на мокром месте. Он неустанно благодарил ребят, пожимая каждому руку, обнимая и не переставая повторять, как многому научился у них. Руки-ножницы низко кланялся каждому школьнику, который заходил утром в школьный двор, и ребята растерянно приветствовали его в ответ. Некоторые подбегали к охраннику сами, радостно протягивая ладони для рукопожатия.

После уроков народ собрался перед школьными воротами, держа в руках плакаты и баннеры с поздравлениями. Эти снимки тоже потом оказались в новостях и газетах.

Ли Канджун больше не появлялся.

Школа вернулась к привычному ритму. Ихён и Онджо давали интервью репортерам. В основном их спрашивали о том, как они себя чувствовали во время подготовки к акции протеста.

Вскоре к воротам прибежал Мистер Понедельник и начал разгонять всех по классам, крича, что не позволит больше мешать учебному процессу. Его постоянству можно было только позавидовать. Завуч громко вещал, что не стоит забывать об образовании, о школьных правилах и дисциплине. В конце концов он разогнал и журналистов, заявив, что повышенное внимание прессы и просьбы об интервью не дают детям учиться.

После обеда Ихён отправился в будку охранника. Руки-ножницы раскладывал на окошке только что вымытые камешки, которые собрал на школьном стадионе. Рядом с камнями лежали стикеры и ручка. С завтрашнего дня охранник намеревался снова начать раздавать ребятам записочки и продолжать строить во дворе каменные башенки.

Увидев Ихёна, Руки-ножницы засветился от радости и торопливо подскочил, чтобы открыть дверь. «Тяжело тебе пришлось? А в школе и дома ведь, наверное, против были… Ты точно в порядке?» — засыпал он вопросами парня. Ихён ответил смущенной улыбкой.

— У меня есть к вам просьба, — застенчиво произнес он.

Руки-ножницы, который сосредоточенно прикреплял стикеры к почтовым ящикам, обернулся и удивленно посмотрел на Ихёна. Охранник всегда помечал стикерами посылки и писал на них имена, чтобы ребятам было проще найти свои. Тяжелые коробки он даже помогал донести до общежития. Сегодня на ящиках красовались особенные записки. На каждой из них было выведено: «Спасибо!» Руки-ножницы продолжал делать то, что делал всегда. Возможно, стикеры со словами поддержки, которые ребята оставляли на окне будки охранника, были просто ответом на его доброту.

— Говори, конечно. Я с радостью помогу.

Руки-ножницы был примерно одного возраста с больным из «Шелка в лесу». Ихён подумал, что они могли бы стать отличными друзьями.

— Я знаю один сад, который очень нуждается в уходе. Я сразу подумал о вас, когда его увидел.

Лицо Руки-ножницы стало таким мечтательным, будто он уже вовсю обрезал садовыми ножницами очередной можжевельник.

— О, вот как? Это ты хорошо решил. А то в нашей школе уже нечего в порядок приводить, а у меня руки так и чешутся!

— Правда? Я долго об этом думал и решил хотя бы спросить у вас для начала. Только если вам это несложно.

— Ну что ты, что ты. Я только рад. Куда нужно ехать? К тебе домой?

— Нет, это место, куда я хожу читать книги как волонтер.

— Ого! В последнее время вы, ребята, меня удивляете и впечатляете каждый день.

— Да нет, в этом ничего особенного, честно! — улыбнулся Ихён, скромно опустив голову. — Как насчет воскресенья после обеда?

— Утром я на смене, а после обеда свободен. Пойдет.

Руки-ножницы и Ихён договорились поехать вместе на машине охранника.

— Сильно не пугайся, выслушай меня. Твоя мама немного ушиблась.

Получив звонок от Медведя, Онджо на всех парах понеслась в больницу. Услышав напряженный голос учителя в трубке, она вся похолодела от страха. Грудную клетку сдавило до боли. Девушка сразу вспомнила тот день, когда, получив новость об аварии с папой, они с мамой кинулись в больницу. В такси мама так сильно сжимала ее руку, что потом Онджо некоторое время не могла пошевелить пальцами. Печальные воспоминания так живо стояли перед глазами, словно все это происходило только вчера. Вот только тогда рядом с ней была мама, а сейчас нет никого. Онджо не могла представить жизни без мамы. Пока она ехала в такси, в голове проносились сотни плохих мыслей, от которых становилось трудно дышать. Когда папа умер, мама не плакала. В тот момент Онджо поняла, что, если печаль слишком глубока, слезы не появляются. Сейчас у Онджо пересохло во рту, и если бы кто-то заглянул ей в глаза, то увидел бы лишь бесконечную пустоту. В голове стоял туман. Она могла только изо всех сил молиться, чтобы мама поранилась не сильно, чтобы ей не пришлось снова переживать то ужасное чувство, которое настигло ее после потери папы.

Онджо стремительно ворвалась в отделение скорой помощи и закрутила головой в поисках мамы. Сначала она увидела Медведя. Кинулась к нему. Мамина голова была обмотана бинтом. С одной стороны на лбу проступала кровь. Несмотря на белую повязку, заметив дочь, мама широко улыбнулась. У Онджо подкосились ноги, и она осела прямо на пол. Из глаз покатились слезы.

— Сильно испугалась? Прости, доченька, — мамин ласковый голос звучал словно издалека. У Онджо все еще не было сил подняться. — Я в порядке. Это просто повязку так сделали, а на самом деле рана небольшая. Вот, смотри, — мама мягко засмеялась.

Онджо схватилась за койку и с трудом встала.

— Ты еще смеешься?

Мамин смех вызвал у нее одновременно и облегчение, и возмущение.

— Прости, что напугала.

— Что случилось? С тобой точно все в порядке, мам? Как так вышло? — начала сыпать вопросами Онджо, осторожно убирая прядь волос с маминого лба.

— Просто немножко ушиблась, все в порядке, — ответила мама, укладывая челку на место.

— Да что случилось? Что с моей мамой? А где вы были, когда с ней такое произошло? — накинулась девушка на учителя. Онджо нужно было кого-то обвинить. С одной стороны, ей было легче от мысли о том, что мама была в больнице не одна, с другой — ей срочно хотелось найти виноватого.

— Ох… да уж, виноват. Опоздал малость, — ответил Медведь, растерянно почесывая затылок.

Сегодня ночью маме кто-то позвонил, и она, поспешно собравшись, убежала. Все дело было в акции по защите жаб, которой мама активно занималась в последнее время.

Неподалеку от центра города располагалось одно маленькое болото. Строительная компания собиралась засыпать и уничтожить его, чтобы использовать эту территорию под застройку. Вокруг болота появились красные флажки и стенды с информацией о будущем строительстве. С наступлением весны сотни жаб спускаются с гор именно в это болото, чтобы откладывать икру. Пережив зиму под землей, жабы непременно возвращаются в свое нерестилище. У жаб есть определенный жизненный цикл, поэтому им свойственно возвращаться в место, в котором они родились. Так же как взрослые особи лосося пересекают целые моря, чтобы отложить икру и умереть в родной реке, так и жабы всегда возвращаются в свои родные болота. А конкретно это болото находится между высоким холмом и рисовым полем. Весной с гор в него стекает свежая вода, поэтому оно идеально подходит для нереста. Недавно администрация города решила возвести на этом месте большой жилой комплекс и новые здания для суда и прокуратуры, осушив при этом болото.

С приходом весны можно наблюдать грандиозное зрелище, как бесчисленное число головастиков превращается в жаб и прыгает в сторону гор. Их рождается так много, что от такого зрелища мурашки идут по телу. Болото, которое хочет защитить мама, — самое крупное нерестилище во всей стране. На одну половину оно состоит из воды, а на другую — из икры и головастиков, без преувеличений. Общественная организация, где работает мама, первой привлекла внимание к этой проблеме, затем к ней присоединились другие организации и даже церковная община. В итоге все превратилось в настоящее общественное движение. Но, несмотря на это, застройщики уже перекопали рисовое поле и начали вырубать лес на склоне холма. Активисты пытались остановить процесс, прибегая на место вырубки и крепко обнимая деревья всем телом, дабы не дать их срубить, но их было слишком мало, чтобы противостоять крепким парням с электропилами. Строительная компания пригнала экскаваторы и насыпала огромные кучи песка по периметру территории, запретив вход для посторонних. Это было сделано для того, чтобы помешать активистам проникать внутрь.

Именно эту новость и услышала мама ночью перед тем, как убежать из дома. Все входы на территорию были засыпаны огромными горами песка. Активисты пытались лопатами очистить себе путь, а сотрудники компании — помешать им. В ход пошла физическая сила. Один человек копал песок, другой пытался отнять у него лопату, и в итоге ее острой частью попало маме в лоб.

Онджо зажмурилась. От одной только мысли об этом перед глазами все начинало плыть. Ей стало обидно. Почему именно ее мама оказалась там? Такие же вопросы она бесконечно задавала себе и раньше. Почему именно той ночью, именно на той улице тот водитель превысил скорость? Почему именно в тот момент на том пешеходном переходе оказался папа?

— Ты прямо мученица, мам. А почему именно ты, спрашивается? Что, других людей нет? Ты же сказала, там целая куча организаций участвует!

Онджо разрыдалась. Мама молча гладила ее по руке.

— У меня же… у меня… у меня никого нет, кроме тебя! Ты обо мне вообще подумала?

Мама похлопала Онджо по ладони. Медведь потрепал ее по плечу. Девушка резко сбросила руку учителя и повернулась к нему:

— А вы, вы почему ничего не сделали? Опять проспали, да? Разве вы не говорили, что союз учителей тоже участвует?

Медведь ничего не ответил, только почесал затылок. Мама поспешила защитить его и сказала, что он и так занят в школе.

— Ты в курсе, что союз учителей тоже очень помогал в деле с вашим охранником? — словно оправдываясь, добавила мама.

Медведь неловко топтался вокруг койки, потряхивая лохматой головой.

— Знаешь, как он переживал за вас? Больше, чем за меня, — успокаивающе проговорила мама, заметив, что Онджо продолжает хмуриться. — Ну хватит тебе, со мной все в порядке. И вообще, как ты догадалась, что он проспал?

— Так дураку понятно, — категорично заявила Онджо. По утрам Медведь всегда последним появлялся в школьных воротах. И хоть он не опаздывал, но всегда был на волосок от этого.

Мама расхохоталась, прикрывая рот ладонью:

— Ох, не могу. Вот ведь беда. Кажется, у меня сейчас швы разойдутся. А ведь их только что наложили.

— Сколько у тебя швов?

— Не знаю… Восемнадцать? Девятнадцать? Примерно столько, сколько тебе лет, доченька.

— Смешно тебе? Смешно, я спрашиваю? А? Еще мать называется! Разве можно так с дочерью поступать?

— Охо-хо-хо, — громогласно закатился Медведь, похлопывая Онджо по плечу. Девушка уклонилась от руки учителя и четко продекламировала:

— Попрошу тебя больше не раниться, мама. Иначе мне придется еще раз подумать насчет ваших отношений.

— Эй, Пэк Онджо, тебя послушать, так можно подумать что-то не то! Мы просто друзья. Хорошие друзья, — удивленно ответила мама.

— И вообще, мне не жалко никаких жаб, если из-за этого ты поранишься.

— Больше такого не случится. Не переживай.

— Защищать нерестилище нужно не только ради жаб… Ты же это собиралась сказать? Я уже миллион раз это слышала.

— Надо же, какая примерная ученица.

Рана находилась прямо над маминым глазом. Ей еще повезло, что швов оказалось всего двадцать. «У-у-у, даже думать об этом не хочу», — мысленно пробормотала Онджо. У нее пробежали мурашки по коже и голова заныла.

— Для сотрудников из строительной отрасли важна только прибыль. Они утверждают, что делают это ради людей, так как люди важнее, чем какие-то жабы. Но это не так. Мы тоже делаем это ради людей. Но как бы мы ни пытались им это втолковать, они не хотят понимать. Потому что считают, что нет ничего важнее денег. В нашем мире даже человеческая жизнь — это ничто по сравнению с выгодой. Вот они и говорят, что им нет никакого дела до икры и вымирания жаб.

Как только разговор заходил о жабах, маму было не остановить:

— Если исчезнут такие земноводные, как жабы, исчезнет и человек. Земноводные и пресмыкающиеся самые первые обнаруживают дыры в озоновом слое. Там, где вода и земля не живые, ни за что не найдешь лягушек или жаб. Мы хотим защитить землю, на которой смогут жить люди. Ради вас. Ради будущих поколений.

Маме еще не успели снять капельницу, как в приемном покое начали появляться журналисты с просьбами об интервью, представители общественных организаций и даже мэрии. Посетители не оставляли ее в покое. Стоило пролить кровь и поранить человека, как на проблему наконец обратили внимание.

Онджо с мамой поспешно вернулись домой. По пути девушка не проронила ни слова, только крепко держала маму за руку. А та то и дело извинялась за то, что напугала дочь.

На следующий день во всех газетах и новостных порталах появилась большая фотография мамы. На ней она держалась за рассеченный лоб, из которого текла кровь. От одного взгляда на снимок у Онджо перехватило дыхание. Глядя на маму, прикрывающую ладонью лоб, девушка начинала испытывать необъяснимую злость. И не на кого-то другого, а на маму. Вся эта ситуация была очень пугающей. Онджо вспомнила, как мама пыталась весело болтать, чтобы отвлечь ее. Мамина боль словно передалась ей через экран, и голова снова заныла.

Из-за инцидента с мамой общественность начала протестовать против безответственной застройки, и строительной компании, несмотря на огромные деньги и власть, пришлось слегка сдать позиции. Однако компенсация за землю уже была выплачена, а проект должен был принести крупную прибыль, поэтому его отмена означала гигантские финансовые убытки. Кто-то должен был понести за это ответственность и возместить стоимость земли. Как ни посмотри, а это казалось нереальным. Ставки были слишком высоки. И все же если дело было только в деньгах, то надежда еще оставалась. Потому что если убить природу однажды, ее уже не восстановишь никакими деньгами, а это намного страшнее.

В тот день, когда маме наложили швы на лоб, Медведь показал ребятам на уроке документалку «Однажды на дороге». Главным героем этого фильма была дикая бенгальская кошка — животное, размером немного больше обычной кошки и на первый взгляд напоминающее тигренка. Лента начиналась с того, что группа по расследованию дорожно-транспортных происшествий с дикими животными обнаружила на скоростной трассе 88 бенгальскую кошку, сбитую машиной. Члены группы доставили животное в спасательный центр и, вылечив, дали ему имя Шустрик, а затем отпустили обратно на природу. Но Шустрик преодолел сотни километров и вернулся туда, где его нашли впервые. К тому месту, где его сбила машина. Это место, где он родился, ареал его обитания. До того как там проложили скоростную трассу, эта земля была домом Шустрика и, как бы далеко его ни увозили оттуда, он всегда возвращался назад. Люди проложили там дорогу, не спросив Шустрика, и вот он снова столкнулся с «четырехколесным монстром, извергающим огонь из глазниц». Шустрика опять увозят подальше, чтобы спасти, но он упрямо возвращается домой.

«Мы видим просто дорогу, но для Шустрика — это дом». Такой фразой закончился фильм, и по всему классу послышались всхлипывания. Шустрик выглядел очаровательно. Все девяносто девять минут документалки ребята зачарованно наблюдали за красивой бенгальской кошкой и дружно разрыдались, когда в конце она все-таки погибла под колесами автомобиля.

Онджо чувствовала себя виноватой. Очень-очень виноватой. И перед бездыханным Шустриком, лежащим на трассе, и перед жабами в болоте.