Батальон «Нордост» в боях за Кавказ. Финские добровольцы на Восточном фронте. 1941–1943

Соломинка для Финляндии. Обстановка, которая привела к организации финского батальона СС зимой 1940/41 года

Один из наиболее трудных периодов в финской истории относится ко времени так называемого «промежуточного мира», от заключения мирного договора в Москве в марте 1940 года и до вторжения германских войск в Советский Союз в июне 1941 года. Во внешней политике маленькой страны 15 месяцев – весьма краткий срок, в течение которого могут редко произойти какие-либо достойные упоминания изменения. Однако названный период представляет собой прямо противоположный случай. На основании интенсивных исследований последних десяти лет можно вполне четко выделить пять отрезков времени, в течение которых происходили изменения внешней политики Финляндии:

1. Восстановление страны весной и летом 1940 года.

2. Новая военная угроза со стороны Советского Союза в августе – сентябре 1940 года.

3. Этап переговоров об образовании союза со Швецией с осени 1940 по январь 1941 года.

4. Этап угрозы новой войны с Советским Союзом.

5. Этап уменьшения напряженности с начала 1941 года.

Этап уменьшения напряженности (5-й) начался с того момента, когда Германия решилась, наконец, открыто выразить свою позицию по отношению к Финляндии, что побудило Советский Союз совершить поворот в своей внешней политике, вершиной которого в апреле 1941 года даже стала попытка снова установить дружественные отношения с Финляндией.

В течение немногих месяцев обозначилось также отчетливое изменение политического направления. Для стороннего наблюдателя, который рассматривал бы этот временной отрезок как некое однородное пространство, подобные происшествия трудно объяснимы. Для конкретных же политиков становилось очевидным, что соответствующие политические шаги финнов объяснялись каждый раз ситуацией определенного периода.

В исторических исследованиях присутствует также международно признанное единство мнений в оценке финских событий второй половины 1940 года.

В мае – июне 1940 года Германия была связана своими военными действиями на Западе. С 25 июня вступило в силу подписанное 23 июня соглашение о прекращении огня с Францией, тем не менее продолжалась подготовка для высадки в Англии – операция «Морской лев» – германских войск на Западе. Советский Союз, напротив, воспользовался предоставленными ему в соответствии с секретными протоколами к договору о ненападении с Германией от августа 1939 года правами и проводил на основании этого в июне – июле 1940 года большевизацию Прибалтийских государств. Эстония, Латвия и Литва с 20 июля 1940 года стали советскими республиками[39].

Таким образом, было создано оперативное пространство для ожидавшегося конфликта с Германией. А поскольку в ведущихся с осени 1939 года переговорах о военных базах Финляндия рассматривалась наравне с Прибалтийскими государствами, то в мире существовало общее мнение, что «рука Москвы» еще крепче сожмется на горле Финляндии. Имелись вполне отчетливые знаки, свидетельствующие о возможном развитии событий в таком направлении. Советский Союз требовал своего участия в добыче никелевой руды в шахтах под Петсамо (Печенгой) и угрожал разрывом договора о советско-финской дружбе, если это требование не будет выполнено. Из различных районов мира от германских послов и военных специалистов в министерство иностранных дел Берлина стекались сведения о том, что на Финляндию в самом скором времени готовится новое нападение (из литовского Каунаса от 24 июля, из Ревеля (Таллина) от 2 августа и из Хельсинки от 8 августа). Посол Финляндии в Москве Паасикиви 10 августа констатировал, что в Стокгольме весьма озабочены судьбой Финляндии. Финский министр иностранных дел Виттинг сообщал 15 августа германскому посланнику в Хельсинки Виперту фон Блюхеру, что Советский Союз увеличил число своих дивизий на финской границе с 15 до 22.

Дело тем не менее до всеми ожидавшегося нападения на Финляндию не дошло. Вопрос о том, почему в сложившейся ситуации не последовало нападения, можно в достаточной мере просто объяснить тем, что Германия – будучи формально союзницей Советского Союза – снова начала выказывать свои интересы к Скандинавскому региону. Вполне ясным знаком этого процесса стали подписанные со Швецией летом 1940 года года и с Финляндией 22 сентября 1940 (а практически уже 19 августа) так называемые соглашения о транзите, которые позволяли Германии отправлять воинские транспорты по железной дороге и автотранспортом из финских и шведских портов Ботнического залива в Северную Норвегию. Поскольку Германия не смогла выиграть воздушную битву за Англию, а также оказалась не в состоянии с имеющимся у нее флотом победить намного превосходящий английский флот осенью 1940 года, Гитлер отдал приказ 12 октября 1940 года перенести операцию «Зелеве» («Морской лев») на начало следующего года. А в январе 1941 года последовал его же приказ об окончательной отмене «Морского льва». Таким образом, Германия с середины октября 1940 года имела возможность развить свою активность в другом направлении, кроме направления через Ла-Манш. Эта изменившаяся ситуация отчетливо вырисовалась во время переговоров с Советским Союзом (с 12 по 13 ноября 1940 года), во время которых Гитлер заявил, что Финляндия пребывает под защитой Германии.

Желание шведов и финнов держаться подальше от пересекающихся интересов великих держав вполне отчетливо просматривалось на политической сцене с осени 1940 года. Этот план, несколько замаскированный предварительными представлениями, был продолжен шведским министром по делам церкви Геста Багге и промышленником С. Польссоном в августе 1940 года, когда они предложили его финскому министру обороны Рудольфу Вальдену. Во главе союза государств должен был стоять шведский король, Верховным главнокомандующим объединенными вооруженными силами предполагалось назначить Маннергейма. Участие в этом плане шведов должно было стать гарантией того, что с финской стороны не будет проводиться реваншистская политика, тогда как объединенная армия, с другой стороны, будет служить гарантом нейтралитета Финляндии и Швеции. Финское правительство приняло в основных чертах это предложение 25 октября 1940 года. После этого подтверждения шведское правительство на своем заседании 5 ноября решило продолжить детальную разработку плана. Все выглядело так, что союз Скандинавских государств имеет все перспективы возникнуть, хотя до сих пор все эти планы обсуждались только в самых узких правительственных кругах. Уже на этом этапе разработки плана Советский Союз, который узнал о нем по дипломатическим каналам, отчетливо высказал свои сомнения. Финский посланник в Стокгольме, Васастьерна, обсудил эти планы создания союза с советским послом в Стокгольме Александрой Коллонтай. После наведения справок в шведских правительственных кругах встревоженная госпожа Коллонтай сразу же поставила в известность Москву, где Молотов в полночь 6 декабря – День независимости Финляндии – вызвал в Кремль финского посланника в Москве, Паасикиви. Молотов советовал Финляндии еще раз как следует обдумать все последствия подобного союза, который, по мнению Советского Союза, мог бы нарушить равновесие сил в Скандинавском регионе. Когда и Германия, имевшая собственные мотивы против создания слишком независимого союза государств в Скандинавии, огласила их, стало понятно, что планы создания союза, вследствие негативного отношения Советского Союза, осуществить не удастся, и от них пришлось отказаться. В середине января 1941 года новое, образованное после президентских выборов финское правительство Рангелла[40], на запрос шведского правительства, которое все еще было заинтересовано в планах создания союза, вынуждено было признать, что при сложившихся обстоятельствах дальнейшее проведение переговоров по этому вопросу маловероятно. Так отрицательным отношением великих держав был лишен всякой основы финский нейтралитет в рамках скандинавского союза. В случае, если бы Финляндия в будущем снова подверглась политическому давлению, ей пришлось бы выбирать между великими державами.

На конечном этапе переговоров о создании союза были сделаны первые попытки начать в Финляндии вербовку добровольцев для германской армии. Особенный интерес выказывали к этому войска СС. Ко времени краткого затишья между войнами, в конце 1940 года войска СС насчитывали около 150 000 человек, тогда они составляли менее 10 процентов численности германского вермахта[41].

В начале декабря 1940 года в оккупированной Норвегии войска СС начали интенсивную вербовку личного состава для полка «Нордланд» (позднее дивизия «Викинг»), в который набирались только добровольцы из стран Скандинавии. Из соответствующей корреспонденции стало понятно, что вербовщики пытались набирать кроме норвежцев также и шведских и финских добровольцев, однако с незначительным успехом.

Управление комплектации личного состава войск СС тем не менее направило в начале января 1941 года одного из своих доверенных лиц, шведского предпринимателя Ола Виндберга, в Хельсинки. Не ставя в известность германское посольство в Хельсинки – что симптоматично, поскольку СС сознательно пытались избавить внешнеполитическое ведомство страны от ответственности за исход своей акции, – Виндберг стал наводить справки, есть ли среди финнов потенциальные добровольцы для дивизии «Викинг». В марте он докладывал начальнику кадрового управления войск СС генералу Бергеру, что он за время своей поездки составил список из 700 фамилий, среди которых было даже 40 человек летчиков-резервистов. Однако ему пришлось уничтожить этот список, поскольку его при возвращении на некоторое время задержала шведская полиция в Мальме.

Эти зондирования, осуществленные не по дипломатическим каналам, имели своими последствиями то, что германские руководители СС Гиммлер и Бергер возлагали большие надежды на вербовочную кампанию, которая официально началась два месяца спустя. Правда, германский посланник в Хельсинки Блюхер, которого обошли в этом вопросе, в своей телеграмме, направленной в германское министерство иностранных дел, пытался развеять надежды на то, что удастся завербовать много финнов.

С точки зрения официальной финской политики, проводить в начале января 1941 года подобные зондирования было весьма опасно. Если бы финское правительство, которое пыталось соблюдать баланс между Германией и Советским Союзом, что-нибудь узнало о командировке Винберга и связанной с ней целью, то эта поездка была бы на данном этапе тут же приостановлена.

В январе – феврале 1941 года – во время так называемого «промежуточного мира» – отношения между Советским Союзом и Финляндией вновь серьезно ухудшились. На этот раз причиной противостояния стали разногласия из-за нового никелевого рудника в районе Петсамо (Печенга). Рудник принадлежал англо-канадскому никелевому концерну, обладавшему большинством акций финской компании «Петсамо-Никель АГ». Финское правительство обязало никелевую компанию на основании межправительственных соглашений уже летом поставить 60 % годовой продукции 1940 года в Германию, а 40 % продать Советскому Союзу, поскольку именно так было согласовано между собой этими странами. Этому противоречило требование Советского Союза в принудительном порядке ликвидировать эту компанию и вместо нее создать новое финско-советское совместное предприятие, поскольку это означало бы нарушение английских интересов.

Апогей этих напряженных и затяжных переговоров наступил 12 ноября 1940 года, когда Вышинский заявил Паасикиви, что законотворческая деятельность должна осуществляться для людей и законы могут меняться, когда в этом возникает необходимость. Высказанное возражение с правовой государственной точки зрения, что финское правительство в данном случае должно защищать свободу предпринимательства для англо-канадской компании, не произвело на Советский Союз никакого впечатления. 14 января 1941 года тот же представитель Советского Союза заявил, что терпение его страны подошло к концу. Спустя неделю Финляндия получила ультиматум, срок которого истекал через два дня, 23 января 1941 года.

Ситуация действительно представлялась весьма серьезной. Советский Союз неожиданно отозвал своего посла и ввел экспортные запреты. Когда затем донесения разведки сообщили о сосредоточении советских войск на юго-восточной границе Финляндии, Маннергейм предложил перебросить в этот район 23 января 1941 года две дивизии. Хладнокровие президента Рюти[42] тем не менее позволило предотвратить эту меру, которая, несомненно, еще более осложнила бы отношения между двумя государствами.

Как только Германия по различным каналам довела до сведения финнов, что она тоже имеет свои виды на никель из Петсамо – что было вполне понятно, поскольку такой необходимый компонент для сталелитейной и военной промышленности, как никель, довольно редок в Европе, – Финляндия попыталась получить со стороны Германии открытую поддержку в ходе переговоров по никелю, которые значительно осложнил предъявленный ультиматум. Но такая поддержка, однако, оказана не была. Поэтому финский посланник в Москве, Паасикиви, предложил в начале января своему правительству вариант, при котором Финляндия просто отказалась бы от всего района Петсамо (Печенги), который порождал только значительные трудности. Свое мнение финское правительство сформировало только в середине февраля на основании совершенно неофициальных предложений Германии, сделанных в противоположность русским. Правительство было готово создать финско-советскую никелевую компанию только в том случае, если Финляндия будет иметь в ней преимущественное положение. Вышинский воспринял это как оскорбление и заявил протест в своей ноте от 19 февраля 1941 года. Плохо обучаемый Паасикиви 20 февраля подал в отставку с должности посланника, поскольку счел новую позицию финского правительства как необъяснимо резкую.

Советский Союз, однако, отступился от своих прежних требований. 15 марта Молотов в своей весьма дружественной речи снова вернулся к этому вопросу и обратился с непрямой просьбой к Паасикиви найти приемлемые шаги, которые позволили бы прийти к устраивавшему обе стороны решению. О прежних угрозах не было и речи.

Хотя этот никелевый кризис миновал так, что широкая общественность даже не узнала о его весьма серьезном характере, он все же имел свои судьбоносные последствия. Финляндия, которая из-за советских возражений была вынуждена отказаться от создания системы интенсивного взаимодействия Скандинавских стран, также была вынуждена в первый раз обратиться за гарантиями своей неприкосновенности в единственно оставленном ей направлении – к Германии. Западные державы были слишком далеко и также не могли попытаться – например, своим советом англо-канадскому обществу продать принадлежащие им доли в капитале Финскому государству – помочь Финляндии в ее угрожаемом положении.

На этот период времени приходятся также официальные запросы немцев дать им разрешение на вербовку в Финляндии добровольческого батальона. Начальник кадрового управления войск СС генерал Бергер направил соответствующий запрос 1 марта 1941 года финскому посланнику в Берлине Кивимяки. Последний тотчас же информировал об этом согласно дипломатическому протоколу германского министра иностранных дел, поскольку складывалось впечатление, что СС снова пытались обойти свое же внешнеполитическое ведомство. Лишь 9 марта министерство иностранных дел Германии дало указание относительно этого вопроса, поручив посланнику в Хельсинки Блюхеру получить у финского правительства согласие на этот план. Кивимяки также был вызван в Хельсинки 8 марта по этому вопросу. На следующий день в Хельсинки должен был прибыть и полковник Дамм, назначенный ответственным за практическое проведение вербовочных мероприятий. Блюхер впервые встретился с финским министром иностранных дел для обсуждения этого вопроса 11 марта 1941 года, но последний уже много раньше был введен в курс этого дела через Кивимяки.

5 марта 1941 года было установлено, что никелевый кризис счастливым образом разрешился, хотя можно было с уверенностью предположить, что этот вопрос все еще беспокоит членов финского правительства. В ходе одного из своих тогдашних приездов в Хельсинки Паасикиви сообщил, что Рюти был уверен – Советский Союз и не помышляет об уничтожении Финляндии. Германия оказывала неофициальную поддержку Финляндии, поддерживая негласно ее внешнеполитические акции, однако каких-либо открытых действий или гарантий, на которые мог бы рассчитывать финский народ, тщательно избегала. Финляндия была обречена на то, чтобы на весьма зыбкой почве в одиночку противостоять восточной державе. А что могло бы произойти, если бы ситуация снова обострилась, а Германия снова отказалась от какой-либо помощи Финляндии? Для Финляндии было бы важно заручиться германской поддержкой на случай возможного кризиса. В подобных обстоятельствах для Финляндии было бы в высшей степени трудно отказать Германии в ее просьбе о разрешении вербовки добровольцев. Наоборот, разрешение стало бы залогом и гарантией продолжения сотрудничества.

Именно поэтому Финляндия ухватилась за эту просьбу как за соломинку и дала разрешение на вербовку добровольцев в своей стране. Тем более что все как политические, так и военные лидеры страны – Рюти, Рангелл, Виттинг, Маннергейм, Вальден – к этому времени имели единое мнение по данному вопросу.

Согласие на вербовку добровольцев в войска СС отнюдь не означало дрейф финской политики к национал-социализму. Это можно доказать множеством деталей. Прежде всего, этот вопрос претворялся в жизнь не публично и не через государственные организации, но частным финским комитетом, председателем которого был бывший егерь-подполковник Рагнар Нордстрем из Ловийсы. После того как последний подал в отставку, на его место встал бывший начальник тайной полиции страны, государственный советник Эско Риекки из Хельсинки, также бывший егерь.

Риекки отнюдь не относился к так называемым «активистам», которые приводили всю систему в ход, но действовал однозначно как получатель приказов правительства или министерства иностранных дел. После того как комитет был образован, финский министр иностранных дел 29 марта 1941 года разъяснил его членам, что министерство официально ничего не знает о его деятельности: «Любой другой способ действий был бы для Финляндии опасен».

И хотя члены этого министерства в дальнейшем по нескольку раз в неделю встречались и часто обсуждали различные моменты финской политики, все же вопрос о вербовке добровольцев никогда больше во время подобных встреч, в духе старой школы дипломатии, не поднимался, вплоть до публикации 05 июня 1941 года в лондонской «Таймс».

Также и финскую армию официально держали в стороне от этих событий; немногие действующие офицеры, записавшиеся в добровольцы, были уволены в запас. Набор добровольцев в Финляндии был проведен, потому что стране требовалась дипломатическая поддержка в будущем; однако, чтобы не провоцировать другие государства и не привлекать к нему особого внимания, он был осуществлен максимально скрытно.

Комитет, во главе которого встал Риекки, с момента своего основания 25 марта 1941 года поставил ряд условий германским вербовочным пунктам, которые должны были осуществлять набор добровольцев. Так, например, финны не должны были использоваться для военных действий против стран Запада. Также они не должны были служить в одних частях вместе с другими добровольцами из занятых Германией стран. Солдатская присяга должна была быть сформулирована в общих выражениях и не приноситься германскому военному командованию. Солдатам нельзя было слепо соглашаться абсолютно на все. Поставленные условия задержали набор примерно на три недели, до середины апреля 1941 года. Когда Дамм тем временем заметил, что эти условия одобряются не всеми ответственными финнами – некоторые правоэкстремистские представители комитета были также довольны ими в весьма малой степени, – Риекки был вынужден отступить и заявил 16 апреля германскому посланнику Блюхеру, что эти условия надо рассматривать лишь как предложения. После этого заявления все принялись ожидать ответа из Берлина, который последовал только 28 апреля 1941 года. Во многих случаях финские пожелания были учтены. После того как условия договора вступили в силу, началась собственно вербовка. Примерно 4 апреля 1941 года уже заработал вербовочный пункт под условным наименованием «Инженерное бюро Ратас».

Следует также упомянуть о том, что финны поначалу пытались сместить службу добровольцев с войск СС на идеологически нейтральный вермахт; в таком случае финские части могли бы продолжить воинские традиции Прусского 27-го егерского батальона. Однако осуществить это не удалось, поскольку инициатива и уже далеко зашедшие приготовления исходили именно от войск СС. Подобная ситуация явным образом устраивала и германских властителей (хотя и не дипломатов). Хотя войска СС в собственно политическом отношении были далеко не самыми активными, в глазах Гитлера они принадлежали к элитным войскам, объединенным европейским мышлением.

Традиции егерского батальона также не были забыты. Так, например, 10 июня 1941 года финский военный атташе в Берлине сообщил, что фельдмаршал фон Браухич[43] высказал желание, чтобы в составе сухопутных сил вермахта также появилась финская воинская часть. Однако это предложение появилось все же настолько поздно, что не могло быть осуществлено. С другой стороны, еще в июне комитет Риекки попытался через Блюхера добиться того, чтобы финский батальон СС мог носить название «егерский батальон». Это настояние было отклонено, несмотря на то что кроме других за этот вариант высказывался также сам командир дивизии СС «Викинг» генерал Феликс Штайнер. Риекки настоял на том, чтобы завербовавшиеся добровольцы – которые представляли собой все партии вплоть до социал-демократов – проходили тщательную проверку государственной полицией Финляндии. Эту задачу осуществлял введенный в «Инженерное бюро Ратас» служащий полиции. Поначалу эта мера была предпринята для того, чтобы предотвратить возможное проникновение в состав добровольческого батальона коммунистов, но одновременно с этим она оказалась необходимой и для отсева многочисленных правых экстремистов. Эта мера вызвала большое напряжение в небольших группках финских национал-социалистов, но Риекки твердой рукой проводил те мероприятия, которые считал необходимыми. Подобная система фильтрации добровольцев была ясным знаком того, что батальон ни в коем случае не будет отправлен в Германию для прохождения его составом политической обработки. Риекки особо настаивал на том, чтобы эта воинская часть оставалась совершенно аполитичной и представляла свою страну только в качестве отличных солдат.

Решение вопроса относительно набора добровольцев было принято в судьбоносное время. С 16 апреля 1941 года решение было теперь за немцами. Соответствующий ответ, на который нельзя было теперь не согласиться, чтобы не оттолкнуть Германию, поступил в Хельсинки 28 апреля 1941 года.

Все на той же последней неделе апреля политика Советского Союза в отношении Финляндии претерпела крутой поворот. На место отозванного в январе из Хельсинки посла Зотова из Советского Союза прибыл новый человек, посол Орлов, чье важнейшее задание состояло теперь в улучшении отношений с Финляндией. 23 апреля Орлов встретился с Рюти. Несмотря на высказанные им наилучшие пожелания, он, естественно, не был в состоянии устранить все препятствия, которые накопились на пути к взаимопониманию как за время Зимней войны, так и постоянной угрозы войны в течение последних полутора лет. Пожелания Орлова были приняты к сведению, но к ним отнеслись больше как к тактическому приему, особенно после того, как не произошло никакого улучшения торговых отношений, хотя для Финляндии недостаток пшеницы был особенно ощутим. Так что даже важные заявления Орлова о том, что Советский Союз больше не имеет никаких возражений против планов создания союза со Швецией, остались без всякого внимания. И когда шведский министр иностранных дел Гюнтер 6 мая 1941 года прибыл с визитом в Хельсинки, на переговорах этот предмет всерьез не обсуждался, хотя Виттинг и заверил его, что Финляндия ни в коем случае не планирует реванша.

Мирные устремления Финляндии ясно проявлялись и были видны, кроме всего прочего, еще и в том, что в стране не осуществлялись никакие меры для защиты гражданского населения и не проводилось никаких экономических мероприятий на случай военных действий, что Блюхер и подверг критике в своем выступлении на коллегии министерства иностранных дел.

Летом 1940 года русские войска оккупировали румынскую Бессарабию. Затем Сталин потребовал также и румынскую Северную Буковину и выдвинул новые претензии к Балканским странам. Недоверие между Гитлером и Сталиным все возрастало и дошло в конце концов до свертывания всякой совместной немецко-советской деятельности. К тому же Германия видела со стороны СССР угрозу румынским нефтяным месторождениям Плоешти, от которых Германия в значительной степени была зависима. В течение лета было окончательно принято решение разработать план «Барбаросса», план нападения на Советский Союз. Разработку планов немцы начали уже в августе 1940 года (первый вариант 5 августа). Общий план (№ 21) был утвержден 18 декабря 1940 года. Содержание его держалось в строжайшей тайне. Даже те соседние страны, участие которых подразумевалось, были информированы об этом плане в последний момент.

«Дозирование информации» – как это назвал Арви Корхонен[44] – началось только в конце мая 1941 года. 20 мая посол по особым поручениям Шнурре встретился в Финляндии с президентом Рюти. Сначала он особо подчеркнул в разговоре, что в ноябре Молотов на переговорах с Гитлером настаивал на «ликвидации Финляндии» в пользу Советского Союза. На подобный вариант Гитлер не согласился. С тех пор отношения между Германией и Советским Союзом начали ухудшаться, и в настоящее время существует опасность войны. Если Финляндия нападет первой, то начиная с этого момента она может рассчитывать на военную поддержку со стороны Германии. Так Финляндия в конце мая 1940 года, даже не думая искать ее, обрела военные гарантии, которых она напрасно много раз пыталась найти в ходе Зимней войны.

Информация о том, что грядет война между великими державами, была получена Финляндией в ходе переговоров, которые провела делегация офицеров под командованием генерала Хейнрикса[45] 25 мая 1941 года в Зальцбурге и в последующие дни в Берлине с высшими военными кругами Германии (Йодль, Браухич, Гальдер). Эти переговоры были продолжены в Хельсинки в период с 3 по 6 июня с германской офицерской делегацией (полковник Бушенхаген и полковник Кинцель). По форме обсуждался теоретический вопрос о том, могла бы Финляндия вести оборонительную войну против Советского Союза, однако все партнеры по переговорам прекрасно понимали, что в действительности немцы планируют нападение на Советский Союз. Политическое и военное руководство Финляндии заявило на это, что Финляндия примет участие в запланированных партнерами военных мероприятиях только в том случае, если сама подвергнется нападению.

После того как ходившие всю весну 1941 года слухи о приближающейся войне между великими державами подтвердились, резко активизировалось и все, связанное с добровольческим батальоном СС. Не было никакого сомнения в том, что прибывшая в Хельсинки в начале июня на переговоры военная делегация выразила через Хейнрикса пожелание как можно быстрее получить добровольцев СС – и в особенности офицеров запаса. В этой новой ситуации соответствующим образом прореагировал и Маннергейм: теперь ему были нужны все его солдаты. Позднее в своих воспоминаниях маршал напишет, что он противился отправке батальона, но на самом деле лишь в начале июня 1941 года – за три недели до начала германо-советской войны – он стал придерживаться этой точки зрения. Пожалуй, можно сказать, что его изменившаяся позиция по отношению к батальону СС стала четким знаком того, что он будет принимать участие в этой войне.

К этому времени, однако, вопрос о возврате батальона уже безнадежно опоздал. Примерно 1200 человек личного состава батальона были отправлены морем в Германию в период с 6 мая по 5 июня 1941 года. К моменту объезда фон Бушенхагена и Кинцеля из Хельсинки 6 июня весь батальон СС уже находился в Германии. «Старые бойцы», имевшие опыт советско-финской Зимней войны, двигались по железной дороге из воинского лагеря близ полигона Хойберг (вблизи границы со Швейцарией) в Силезию, в район сосредоточения дивизии «Викинг». Молодые солдаты из тех же транспортов (три первые транспортные группы), напротив, с другим поездом следовали в тренировочный центр Вена-Шенбрунн. Четвертый транспорт как раз прибыл в Штральзунд, откуда молодым солдатам предстояла дорога в Вену. Пятый транспорт был еще в море, двигаясь из Турку в Данциг; оттуда добровольцы также должны были быть переправлены в Вену.

Вполне понятно, что с немецкой стороны это запоздало выраженное желание вернуть добровольцев не вызвало никакого восторга. Кроме того, это желание – переданное спустя несколько дней через военного атташе посольства в Хельсинки – сыграло психологически отрицательный эффект. Командование войск СС уже направило имевших военный опыт финских добровольцев («первую волну») в дивизию СС «Викинг», личный состав которой был навербован из добровольцев со всей Европы, а молодых, не имевших военной подготовки финнов («вторую волну») определило в учебные центры. При этом финны были информированы о том, что, поскольку совершено разделение добровольцев на две большие группы, их возвращение на родину невозможно, лишь тогда, когда Риекки прибыл 9 июня 1941 года в Берлин. В это время «первая волна» добровольцев уже выступила маршем в места сосредоточения войск, которые должны были осуществлять план «Барбаросса».

С точки зрения руководства СС такое разделение было преимуществом, поскольку всегда можно было сказать, что в крестовый поход против Советского Союза отправились все народы Европы. А так как большая часть добровольцев СС была набрана в странах, завоеванных Германией, то наличие добровольцев из независимых государств, таких как Финляндия, было особенно важно. Впоследствии можно было делать упор на то, что финны с самого начала состояли в рядах добровольцев войск СС. Можно было даже утверждать, что так называемые «солдаты дивизии», как прозвали тех примерно 400 финнов из числа добровольцев, которые летом 1941 года в составе частей дивизии СС «Викинг» принимали участие в боевых действиях на Украине, сыграли там значительную роль. В большинстве случаев это были опрометчивые заявления. Недостаточное владение языком и обученность обращению с германским вооружением и по германским принципам ведения боевых действий заметно выделяли их из числа окружающих. Финские унтер-офицеры и офицеры в ходе боев часто использовались как нижестоящие кадры. Наряду с этим финский батальон СС, обучавшийся в Вене, попал под командование немецких офицеров, в то время как финские офицеры с винтовками в руках, почти не имея командных функций, во время действий на Украине принимали участие в них едва ли не как гости. Пропагандистское значение этих мероприятий пришлось значительно переоценить летом 1941 года. Включенные в дивизию «Викинг» финны лишь в январе 1942 года были объединены с другими финнами, когда полностью обученный финский добровольческий батальон занял отведенную ему позицию на юге германского Восточного фронта на реке Миус. Одновременно с этим излишние офицеры и унтер-офицеры, общим числом почти 100 человек, были возвращены в Финляндию.

Можно задаться вопросом, так ли уж был необходим финский батальон СС с финской точки зрения. Если не принимать во внимание меняющуюся от месяца к месяцу ситуацию или возможные реваншистские намерения финнов либо национал-социалистические грезы, то на подобный вопрос следовало бы ответить отрицательно. Но если рассмотреть весь аспект ситуации, причины создания батальона становятся понятными.

В начале марта 1941 года, когда Германия стала ходатайствовать о создании батальона, «никелевый кризис» в Петсамо еще не получил разрешения. Поскольку не удалось получить иностранной поддержки, то Финляндия была вынуждена искать какие-либо гарантии для разрешения кризисной ситуации. Поэтому ей было трудно отвергнуть первое же ведущее к достижению этой цели предложение, исходящее от Германии. Это была настолько серьезная причина, что даже такие ведущие государственные деятели, как Рюти и Маннергейм, ориентированные прежде всего на англосаксонский мир, приняли решение о формировании батальона СС.

По моему мнению, трагедия финского батальона СС состоит в том, что, спустя два месяца после принятия решения о его формировании, оно, это решение, в новой политической ситуации уже не играло никакой роли. С этого момента батальон представлял собой не более чем представительскую воинскую часть в армии братьев по оружию, как, например, сражавшийся в ходе Первой мировой войны русский экспедиционный корпус во Франции. При его создании новому «финскому егерскому батальону» была определена важная задача: он становился живым залогом спасения отечества, которому пришли бы на помощь политики великой державы в случае возникновения кризиса.

С другой стороны, решение о создании батальона никогда не было бы принято, если бы финны узнали о плане «Барбаросса» не в конце мая, как это случилось, а, например, уже в конце февраля 1941 года. Поэтому также совершенно обоснованно, что формирование батальона СС не рассматривалось на так называемом процессе военных преступников, поскольку согласие на его создание указывает как на первопричину на «никелевый кризис» в феврале, а не на его связь с планом «Барбаросса».

Создание добровольческого батальона стало мероприятием, суть которого возможно понять только исходя из угрожающей для Финляндии ситуации в период «межвоенного мира». Оно стало той единственной соломинкой, за которую ухватилась тогда еще нейтральная Финляндия, чтобы заполучить поддержку по крайней мере одной из великих держав.