Бедность (февраль 2008)

* МЕЩАНСТВО *
Людмила Сырникова Пыль и рояль

Богатство недостижимо

Вот любопытная история про одного именитого дирижера. Начинается скучно, как житие: пробился на конкурсе, способный студент, молодое дарование, талант, гордость, завоевал мировую известность, член коммунистической партии, народный артист СССР, не участвовал, не состоял, не привлекался, вдруг стало душно, уехал на Запад, самостоятельный художник сжигает мосты, завоевал еще большую известность, гастроли по всему свету, даже в ЮАР, разбогател. На серебре, на золоте едал, скупая у ювелиров русское, из дворца. «Зачем тебе столько?» - спрашивали коллеги и однокашники по Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. «У меня внуки!» - отвечал. И смеялся почему-то. Гонорары по старинке брал только наличными, не доверял банкам, картам, платежным системам, несмотря на то, что последние двадцать пять лет прожил на Западе. Что-то куркульское было в этой наивной привычке. За один концерт - шестьдесят тысяч долларов, выньте да положьте, бумажка к бумажке. В Белграде как-то раз неловкость вышла: две или три купюры с портретом Франклина слегка помялись и даже посерели. Дирижер учинил скандал, топал лаковой туфлей. А в другой раз проявилась вдруг прямо-таки аморальная жадность: выплыла откуда-то сплетня, подозрительно правдоподобная, будто бы пианисту, с которым он играл третий фортепианный концерт Бетховена, из шестидесяти тысяч звездных долларов перепало пятьсот условных единиц, да и то потому, что фортепианный концерт без пианиста исполнить весьма затруднительно даже для гения. Внуки скажут спасибо за свое счастливое детство и спокойную старость. После этой истории у одной консерваторской старухи произошла переоценка ценностей, и она, не стесняясь, плакала, размазывая темно-вишневую помаду темно-вишневой шалью по безжизненному морщинистому лицу.

То ли так приучен, то ли так устроен был советский человек, что никак не мог уяснить себе, жадность ли является следствием богатства, или все-таки богатство правильнее считать следствием жадности. Исполненная экзистенции народная поговорка «От трудов праведных не наживешь палат каменных» вкупе с тоталитаризмом-патернализмом превращали для него происхождение любых сколь-нибудь существенных капиталов в дело глубоко мистическое, лишенное простых причинно-следственных связей и уже потому оскорбительное. Официальная советская идеология все больше придерживалась первой точки зрения, напирая на первичность богатства, которое, конечно, было не так чтобы уж совсем первично в библейском смысле слова, ибо происходило от эксплуатации человека человеком, от прямого обмана отдельных лиц, группы людей, целых классов, народов и стран. Впоследствии богатство оборачивалось гипертрофированной, гротескной жадностью, а его обладатель представал фигурой стыдной, мелкой, ущербной, достойной презрения больше, чем порицания. В монографии политического обозревателя, доктора исторических наук, профессора Валентина Сергеевича Зорина «Мистеры миллиарды», гневно обличающей хищническую природу западного капитализма, рассказывается о памятном случае с американским мультимиллиардером Полем Гетти, отказавшемся заплатить смешной выкуп за собственного племянника, похищенного какими-то дворовыми рэкетирами. «У меня слишком много родственников, если за каждого я буду платить, выйдет кругленькая сумма», - будто бы сказал Гетти. И получил в конверте отрезанное родственное ухо. Безо всякой помощи профессора Зорина в Книгу рекордов Гиннесса уже в постсоветское время попала некая Генриетта Хоуленд, у которой только на банковском счете хранился 31 400 000 долларов. Ее бедному сыну вынуждены были ампутировать ногу из-за того, что мать слишком поздно поместила его в бесплатную клинику, сама же она питалась холодной овсянкой, так как считала, что разогревать ее слишком накладно. Современный Марк Твен из американского таблоида непременно продолжил бы эту историю в том примерно роде, что когда через много лет холодная овсянка вызвала рак желудка, Генриетта отнюдь не расценила это как возмездие, а безо всякого христианского смирения так долго и нервно торговалась с хирургом-онкологом, что по всем прогнозам должна была умереть, сгнить и разложиться, ибо рак требует немедленного оперативного вмешательства, но ничего подобного: мадам Хоуленд свела в могилу хирурга, который пал жертвой инфаркта после очередного изматывающего торга. Так или иначе, в 1996 году совокупная стоимость ее имущества, когда-то равнявшаяся 95 000 000 долларов, достигла 816 000 000.

Богатство, произошедшее от жадности, и жадность, произошедшая от богатства, у европейцев и американцев вызывают простую усмешку. Для русского человека это становится глубочайшим личным и вместе с тем онтологическим оскорблением: он немедленно хочет расстрелять или поднять на вилы всех богачей, а если из газеты узнает о смерти или болезни кого-нибудь небедного, то нет для него большей радости. «Ну и помогли тебе твои деньги?» - удовлетворенно отмечает он, прочтя о том, что богач-модельер Николо Труссарди насмерть разбился в шестисотом «Мерседесе»: не сработала ни одна из восьми подушек безопасности.

Анекдоты о новых русских давно отошли в область истории, но забывать их начисто было бы неверно, как неверно выбрасывать старые фотографии: в молодости черты лица наиболее привлекательны, кожа нежна, а волосы шелковисты. Потом, когда период физического расцвета позади, в сморщенной старухе можно угадать былую красавицу, но решительно все - и нос, и губы, и глаза - будет уже другим. Так же и с капиталистическим самосознанием: в период мужания и расцвета оно проявилось на всю катушку, вошло в анекдоты про галстук за двести долларов, купленный недоумком, не подозревавшим, что в соседнем бутике тот же галстук за двести пятьдесят. Потом напор стих, капиталисты пресытились, но скромность из времени не рождается, из времени рождается лишь усталость: ботинки с золотыми пряжками в прошлом, но в России по-прежнему потребляют больше «Мерседесов», чем в стране-производителе, и причина не в численности населения. Один полуолигарх, генеральный директор крупнейшего холдинга, владелец множества заводов, дымящих черными трубами то там, то здесь на бескрайних просторах державы, сказал как-то в личной беседе: «Я их понимаю. Я их очень хорошо понимаю. Они же бесправные люди. Они боятся, что завтра отберут». И я подумала: есть чего бояться-то, если так уж, по правде-то. Отберут, как есть отберут. Закроют свои границы. Захлопнут вашу варежку. Отнимут. А если не отнимут, все вдруг закончится, как вдруг заканчивалось масло в магазине, и очередь ненавидяще топталась на месте.

Ну ладно, с ними-то и в самом деле все понятно, думала я. А с их женами, с позволения сказать? С этим нескончаемым «совершенно нечего надеть»? Легко, конечно, возразить, что cosi fan tutte, мол, читайте Моцарта. Но дискуссия была бы такой простой и короткой, когда бы не жена одного замминистра, выстраивавшая в подмосковных Барках загородный дом с летним садом снаружи и зимним садом внутри. Грузовики бурлацкой цепочкой плелись в Барки, груженые золотом лучшей пробы. За чугунными воротами из кованой решетки встречала беспокойная хозяйка в стеганом халате (вопрос, что надеть, ее нимало, кстати, не волновал). Рядом с хозяйкой стоял разодетый в стиле smart casual знаменитый архитектор. Сквозь очки в серебряной (sic!) оправе взирал он на въезжающие во двор грузовики. Хозяйка считала их, шевеля губами. Потом, поворачиваясь к архитектору: «Не бедненько? - с тревогою спрашивала она. - А?»

Беда богатых людей в том, что они не знают, что такое богатство и с какой суммы оно начинается. Зато они отлично знают, что такое бедность и что она не заканчивается никогда. Endless. Она как пыль на рояле - не успеешь вытереть, как сразу же накапливается снова. «Не знаю, никогда не пробовала вытирать пыль», - издевательски отвечает на эту метафору графиня из оперетты «Летучая мышь» служанке, переодетой аристократкой. Современные русские аристократки - сплошь переодетые служанки, они не в силах отвлечься от мыслей о пыльном рояле. Как следует из истории с дирижером, некоторых представителей творческой интеллигенции это тоже касается.