ПРИМЕЧАТЕЛЬНО, ЧТО С ТОГО МОМЕНТА как Белла резко отдернула руку от руки генерала, он лежал плашмя совершенно неподвижно, если не считать движений губ и языка при разговоре и век при мигании; поэтому когда старый мистер Хаттерсли назвал его на три четверти покойником, это прозвучало скорее как диагноз, чем как оскорбление. Теперь он негромко спросил:
— Как ваше мнение, Харкер?
— Они не выиграют у вас дело о разводе, сэр Обри. Обвинения в любовной связи с Долли Перкинс ничего не значат. Измена мужа не составляет основания для развода, если только она не совершена в извращенной форме — анально, инцестуально, гомосексуально или с животным. Если они будут напирать на жестокое обращение, их же собственные свидетели не смогут отрицать, что вы заперли леди Коллингтон в чулане, потому что она сделалась буйнопомешанной и необходимо было до прибытия медицинской помощи держать ее в таком месте, где она не причинила бы себе вреда. Бракоразводный процесс окончится взятием леди Коллингтон под опеку суда и помещением ее под стражу в целях ее безопасности. Если бы не скандал, это было бы нам на руку.
— Нет уж, пожалуйста, без скандалов, — сказал генерал со слабой улыбкой. — Я уезжаю, Харкер. Спуститесь и попросите подать кебы к парадному. Убедитесь, что мой кеб стоит прямо против двери, и пришлите Мэхуна, чтобы помог мне спуститься. Спуск для меня тяжелее подъема.
Адвокат встал и молча вышел из комнаты.
После этого генерал Коллингтон сел, спустил ноги на пол и, положив руки на колени, с улыбкой обвел глазами комнату, кивая всем по очереди. Щеки его внезапно тронул румянец, в глазах появился озорной блеск, что мне показалось странным для человека, признавшего свое поражение.
— Выпьете на дорогу чаю? — спросил Бакстер. — Или чего-нибудь покрепче?
— Не надо, благодарю вас, — ответил генерал, — и прошу прощения, мистер Бакстер, за то, что отнял у вас столько времени. Парламентские методы всегда только время отнимают. Готовы, Граймс?
— Да, сэр, — отозвался тот отрывисто, как бывший военный.
— Берите Свичнета, — скомандовал генерал и, вынув из кармана револьвер, снял его с предохранителя и направил на Бакстера.
— Сядьте-ка, мистер Свичнет, — произнес Граймс вежливым и дружелюбным тоном.
Я сел на ближайший стул, скорее завороженный, чем испуганный маленькой черной дырочкой в стволе оружия, которым он так решительно в меня целил. Я глаз не мот от нее оторвать. Послышался бодрый голос генерала:
— Смертоубийства не будет, мистер Бакстер, но, если вы двинетесь с места, обещаю пустить вам пулю в пах. Приккет, хлороформ приготовили?
— Я… я… я… делаю это с ве-ве-величайшей неохотой, сэр Обри, — забормотал врач. Он сидел рядом с Граймсом, и я видел, как он вяло пытается встать и одновременно шарит во внутренних карманах в поисках пузырька и тряпочки.
— Еще бы вы делали это с охотой, Приккет! — сказал генерал с добродушным нажимом. — Но, так или иначе, вы это сделаете, потому что вы хороший человек и хороший врач и я вам доверяю. Ну, Виктория, ты, конечно, крепко любишь мистера Бакстера, который спас тебе жизнь и оказал ряд других мелких услуг. Сядь, посиди рядом со мной, пока Приккет тебя усыпит. Если будешь артачиться, моя пуля сделает Бакстера калекой, а тебя придется оглушить рукояткой. ПРОЧЬ С ДОРОГИ, ЖЕНЩИНА!
Я повернул голову.
Кеб, подобный тому, в котором генерал Коллингтон хотел увезти свою «жену» Беллу Бакстер, усыпив ее хлороформом.
Повернул и увидел, что Белла вступила на линию между Бакстером и Коллингтоном и движется к Коллингтону, протянув правую руку к его пистолету. Он начал перемещаться вдоль дивана, чтобы прицелиться в Бакстера в обход ее, но, легко прыгнув, она оказалась прямо перед ним и, схватив дуло пистолета, наклонила его к полу. Он выстрелил. Похоже, генерал был так же ошарашен этим, как все прочие, кроме Беллы. Она без труда выдернула за дуло пистолет из его руки и взяла его левой рукой за рукоятку. Как и Бакстер, она одинаково владела (и владеет) обеими руками, поэтому палец ее совершенно естественно лег на курок, а дуло теперь было направлено генералу прямо в лицо.
— Глупый ты вояка, — произнесла она, потирая правую ладонь, обожженную горячим дулом, о подол свадебного платья, — ты же ногу мне прострелил.
— Игра кончена, генерал, — сказал Сеймур Граймс и, как бы в извинение передо мной пожав плечами, поставил свой револьвер на предохранитель и спрятал в карман.
— Неужто действительно кончена, Граймс? — спросил генерал, не отрывая взгляда от сосредоточенно нахмурившейся Беллы. — Нет, Граймс, я не думаю, что игра совсем кончена.
С усилием он внезапно встал прямо, по стойке «смирно», как солдат на смотру, и теперь дуло пистолета упиралось в ткань его мундира на дюйм выше сердца.
— Огонь! — скомандовал он, холодно глядя прямо перед собой.
Прошло несколько секунд, и он сверху вниз ласково улыбнулся Белле, которая ответила удивленным взглядом.
— Виктория, милая моя, — сказал он мягким, уговаривающим голосом, — нажми курок. Это последняя просьба твоего мужа. Пожалуйста, выполни ее.
В следующий миг его лицо побагровело.
— ОГОНЬ! ПРИКАЗЫВАЮ ОТКРЫТЬ ОГОНЬ! — закричал он, и в моих ушах раскаты этого отчаянного приказа прогремели вспять по истории через Балаклаву, Ватерлоо, Каллоден и Бленхейм к Азенкуру и Креси. Я понял, что генерал Коллингтон взаправду хотел быть убитым, хотел всю жизнь, вот почему он так часто оказывался ранен. Столько властной мощи было в этом историческом приказе и пламенном призыве, что мне почудилось, будто все убитые в выигранных им сражениях поднимаются из могил, чтобы застрелить его на месте. Белла отчасти ему повиновалась. Повернувшись верхней половиной тела, она выпустила оставшиеся пять пуль в камин. Грохот был такой, что уши заложило; от дыма у меня начали слезиться глаза, а другие раскашлялись. Сдувая дым, она поднесла к губам курящийся ствол характерным жестом, который я вспомнил позже, когда мы были на гастролях цирка Буффало Билла на Большой ист-эндской выставке 1891 года. Затем она сунула револьвер в карман генеральского мундира и упала в обморок.
После этого стремительно произошло несколько событий. Бакстер неуклюже ринулся к Белле, поднял ее, уложил на диван, снял с ноги туфлю и чулок Я метнулся к буфету, где мы держали аптечку. К счастью, пуля прошла навылет, пробив перепонку между пяточной и малоберцовой костями плюсны и даже не задев кость. А старый мистер Хаттерсли тем временем хлопал в ладоши в кричал:
— Ну не славная ли девка! Видали таких боевых? Побожусь, что нет! Истинно дочь Блайдона Хаттерсли, вот кто она такая!
Отворилась дверь, и в ней показались две удивительно не похожие друг на друга фигуры: миссис Динвидди и высокий смуглый человек в тюрбане и пальто до самых пят. Я понял, что это Мэхун, личный слуга генерала.
— Вызвать полицию, мистер Бакстер? — спросила экономка.
— Нет, принесите лучше кипятку, миссис Динвидди, — сказал Бакстер. — Тут один из наших гостей произвел неудачный эксперимент, но никто серьезно не пострадал.
Миссис Динвидди вышла. Генерал стоял к нам боком, угрюмо пощипывая кончики длинных усов.
— Уходим, сэр? — деловито спросил Сеймур Граймс.
— Прошу вас, прошу, уйдем поскорее! — взмолился доктор Приккет, и, послушайся его генерал Коллингтон, он, вероятно, прожил бы еще несколько лет и удостоился пышных официальных похорон и памятника.
Я думаю, он потому не уходил, что был озадачен: он и не одержал победы, и не потерпел полного поражения. Белла, хоть и не была усыплена хлороформом, лежала без сознания, мы с Бакстером склонились над ней, повернувшись к нему спиной, словно он вовсе не существовал. Рукояткой пистолета, который лежал у него в кармане, он легко мог оглушить меня и, пожалуй, Бакстера тоже, после чего с помощью Мэхуна мог вынести Беллу в поджидавший кеб. Но это был бы трусливый поступок, а трусом генерал не был. Может быть, он медлил, потому что искал короткую, хлесткую, джентльменскую фразу, которой он привлек бы перед уходом наше внимание, — ведь он не привык, чтобы его не замечали. Тем временем мы впрыскивали Белле морфий, промывали рану йодом и накладывали повязку. Вдруг она открыла глаза, посмотрела на генерала и задумчиво сказала ему:
— Теперь я вас вспомнила: Париж, отель «Notre-Dame», Темничные апартаменты. Вы человек в маске — месье Заголизад.
Потом между взрывами хохота она громко выкрикивала:
— Генерал сэр Обри ле Диш Заголизад, кавалер креста Виктории, вот умора-то! В бордель публика ходит и так все больше скорострельная, но вы самый шустряк из всех были! Что вы девчонок вытворять заставляли, чтобы не кончить в первые полминуты, — Господи, это же, ха-ха-ха-ха, это же курам на смех! Но они вас любили, надо сказать. Генерал Заголизад платил щедро и вреда не делал — даже гонорейкой никого не наградил. Самое у вас дерьмовое — помимо того, что вы уйму народа положили и слугами помыкаете, — то, что Приккет называет «чи-чи-чистотой вашей су-супружеской постели». Fuck off! Проваливай, несчастный мерзкий чудной дурной старый мудила, ха-ха-ха-ха! Проваливай!
Я судорожно глотнул воздух. Позже мне говорили, что только в английском языке есть слово, обозначающее телесную любовь, которое используют и как существительное, и как глагол, и как прилагательное, — непристойное, запретное слово. С малых лет я то и дело слышал, как его употребляли батраки на Уопхиллских фермах, но и мама, и Поскреб, услышь они его от меня, дух из меня бы вышибли. Бакстер, однако, улыбнулся, как будто прозвучало волшебное слово, избавляющее нас от всех напастей. Генерал побледнел так, что его седые усы и борода стали темнее лица. С полузакрытыми глазами и разинутым ртом он заковылял куда-то боком, пока не наткнулся на Приккета, потом его повело в сторону Граймса, и наконец, поддерживаемый ими обоими, он на дрожащих ногах направился к двери, которую услужливо придерживал Мэхун. За ним медленно, как лунатик, проследовал мистер Хаттерсли, но прежде чем Мэхун закрыл за ним дверь, он повернулся к нам и протяжно, со стоном в голосе проговорил:
— Нет, это не дочь Блайдона Хаттерсли.
И вот все они ушли.
— Хорошо, — сказал Бакстер мгновение спустя, убедившись, что температура и пульс Беллы не внушают опасений. — Я думаю, генерал согласится на раздельное проживание без скандального развода. Это, конечно, означает, что вы с Беллой не сможете пока пожениться, но развод серьезно осложнил бы карьеру начинающей женщины-врача у нас в Шотландии. Благоразумное конфиденциальное соглашение будет лучшим выходом для вас с Беллой, пока генерал Коллингтон не умрет от естественных причин.
Но через два дня газеты объявили, что генерал Коллингтон найден мертвым на полу оружейной комнаты своего загородного дома в Лоумшир-даунс[27]. Револьвер в руке и угол, под которым пуля пробила череп, исключали возможность несчастного случая. Как заключил коронер, он умер «в состоянии душевного расстройства», поэтому его похоронили по англиканскому обряду, но без официальных почестей. Лондонская «Таймс» в некрологе писала, что, по всей видимости, избрать «конец римлянина» его подвигли политические неурядицы, и намекала, что винить в его смерти следует Гладстона.