Глава 2 Жизнь при нацистском режиме

1928–1936 годы

Экономический кризис

1928–1936 годы


В 1929 году на экономику Германии обрушился экономический кризис. Промышленность страны пришла в упадок годом раньше, а международный финансовый кризис лишь ускорил крах экономики моей родной страны. Это привело к небывалой безработице.

В годы кризиса моя семья жила лучше других немцев, однако начало 1930-х годов оказалось и для нас трудным временем. В детстве я плохо понимал сложность переживаемых нами проблем, и жизнь казалась мне по-прежнему прекрасной. Мне хватало еды, у меня была крыша над головой, я продолжал ходить в школу. Экономические трудности наиболее ярко проявлялись в больших городах, а не в крестьянских общинах, хотя мои родители ежедневно испытывали тяжкий гнет финансовых проблем — им постоянно приходилось ломать голову над тем, как оплатить счета и не допустить разорения.

Когда наша семья не смогла вовремя вернуть долг кредиторам, в дом к нам пришли служащие местного суда. Подобные визиты были мучительно унизительными для родителей, особенно для отца, Мне и моим братьям и сестрам запретили входить в комнату, пока судейские чиновники прикрепляли фискальные ярлыки, именуемые в народе «кукушками», на несколько лучших предметов нашей мебели вроде шкафа и стола.

В конечном итоге отцу удалось выгодно продать часть домашнего скота и собранный урожай, что позволило нам оплатить долг, составлявший что-то среднее между 300 и 1000 марок и снять с вещей позорных «кукушек». Тем не менее это было лишь временное улучшение. Дубовый стол отца еще несколько раз описывался судейскими в оплату очередного долга.

Даже в этих трудных обстоятельствах шести фермам в Пюггене удавалось справляться со всеми невзгодами и давать работу местным крестьянам. Несмотря на то что многие крестьянские хозяйства по всей Германии были вынуждены продавать часть своей земли или весь земельный надел, чтобы расплатиться с долгами, нашей семье посчастливилось остаться на плаву и избежать таких отчаянных мер.

И все же отцу часто приходилось затягивать выплату денег за удобрения, покупку нового сельскохозяйственного инвентаря или приобретение нового взамен старого, изношенного, и рассчитываться с наемными работниками натуральными продуктами вместо наличных. Ферма давала нам достаточно продуктов питания, но свободных денег почти никогда не было, даже на такие простые вещи, как одежда или обувь.

Тетя Хедвиг, дальняя родственница, жившая с нами, обычно пришивала к нашей перелицованной одежде магазинные ярлыки, чтобы мы поверили в то, будто она куплена в магазине. Этот мудрый поступок совершался для того, чтобы мы не думали о нужде, однако самые старшие из нас все прекрасно понимали. Разумеется, нам хотелось иметь красивую новую одежду, но мы понимали, что наша семья не может позволить себе этого.

Хотя было очень трудно находить деньги даже на самое необходимое, отец время от времени позволял себе маленькие слабости вроде кружки пива или сигары. Однажды он отправил меня за пивом в деревенскую пивную, располагавшуюся неподалеку от нашего дома. Получив возможность впервые в жизни отведать вкус пенного напитка, я стал на ходу понемногу отхлебывать из кружки и когда, наконец, передал ее отцу, содержимое убавилось примерно на пару сантиметров. Отец, конечно же, рассердился на меня, упрекнув в том, что я расплескал пиво, пока нес. В трудные времена никому из нас, даже младшим, не удавалось избежать родительского гнева.

Кризис разразился через десять лет после окончания войны и еще больше укрепил консервативные духовные ценности немцев и усилил всеобщее недовольство послевоенным мироустройством.

Подобно большинству моих соотечественников я верил в то, что Первая мировая война возникла из нежелания других держав — Великобритании, Франции и России — признать военное и экономическое могущество Германии и предоставить ей законное место в ряду сильных государств мира. Несмотря на огромные потери, немцы гордились тем, что победили Россию и дали достойный отпор армиям Антанты.

Хотя Германия согласилась на заключение перемирия в 1918 году, большая часть немцев была не согласна с тем, что их родина потерпела поражение, потому что германская армия все еще существовала и занимала внушительную часть территории Франции, а также огромные территории на Востоке. Кроме того, почти все немцы были уверены, что деятельность коммунистов и социалистов Германии существенно подорвала боевой дух армии и повлияла на принятие нацией постыдных условий Антанты.

Обсуждение итогов Первой мировой войны неизбежно приводило к горькому признанию неожиданно тяжелых для страны условий Версальского мирного договора, навязанного стране в 1919 году. Несправедливо признав Германию виновной в разжигании войны, страны Антанты навязали ей выплату огромных репараций и потребовали сокращения немецкой армии до 100 тысяч человек, а также отобрали у нее все колониальные владения. Неудивительно, что многие немцы испытывали крайнюю неприязнь к Франции и Великобритании и считали их виновными в тяжелом экономическом положении своей страны.

Я по-прежнему интересовался военной историей и часто беседовал с ветеранами войны в Пюггене и соседних деревнях. Они приглашали меня на встречи участников «Стального шлема», крайне правой полувоенной организации. В нее входили бывшие солдаты, принимавшие участие в Первой мировой войне. Носившие старую форму и не расстававшиеся с винтовками, ветераны собирались пару раз в год на уличные манифестации, проходившие по всей Германии.

Они вспоминали былые сражения, произносили патриотические речи, пили пиво и ели жареные колбаски, пели народные немецкие песни, приглашали прохожих посетить выставки оружия. Что было более важно для меня, они позволяли нам, мальчишкам, пострелять из винтовок. Это казалось мне восхитительным занятием, хотя от отдачи приклада после выстрела долго болело плечо.

Хотя я мало что понимал в политике в том нежном возрасте, я соглашался с тем, что рассказывали нам о немецком патриотизме ветераны войны. Их враждебное отношение к численному ограничению рейхсвера, немецкой армии, а также к несправедливым условиям Версальского договора казалось вполне оправданным. Хотя многие местные члены «Стального шлема» с неприязнью относились к крайнему шовинизму и антисемитизму, национальные организации «Стального шлема» время от времени сотрудничали с другими националистическими организациями, в том числе и с национал-социалистами.

Несмотря на то что национал-социалисты выражали такое же недовольство послевоенным устройством Германии, они не терпели никаких соперничающих группировок. Придя к власти, они поглотили «Стальной шлем», сделав его основой своих СА, штурмовых отрядов.

Приход Гитлера к власти

1933–1935 годы


Владельцы ферм нашей общины отдавали свои симпатии ультраконсервативной германской национальной народной партии. Ее политический курс поддерживали и мои родители, и мой дедушка. Они иногда приходили на организуемые ею митинги. И напротив, они не любили национал-социалистов, которых считали опасными экстремистами, которые лишь ненамного были лучше радикалов-коммунистов. В то же время мои родители не считали, что национальная политика играет большую роль в их жизни, и главным образом интересовались лишь тем, что происходило в нашей округе.

Несмотря на широко распространенное неодобрение политических и экономических условий, в которых находилась моя родная страна в 1930-х годах, я верил в то, что большинство немцев уважают тогдашнее правительство, которое возглавлял президент Пауль фон Гинденбург, герой Первой мировой войны. Они не рассчитывали на ликвидацию послевоенной Веймарской республики, учрежденной в 1919 году.

Хотя большинство немцев не требовали возвращения довоенной политической системы, они тем не менее испытывали ностальгию по временам правления кайзера Вильгельма. Однако по мере углубления экономического кризиса все прочие политические партии умеренного толка стали сдавать позиции таким экстремистским партиям, как коммунисты и национал-социалисты.

Различные партии часто выступали с речами в таких небольших общинах, как наша, а также раздавали листовки и расклеивали агитационные плакаты. Наиболее активными были национал-социалисты и их штурмовые отряды. Они искусно проводили пропагандистские акции, знакомя население со своей политической программой. Умело раздувая народное недовольство условиями Версальского договора, экономическими кризисом и неэффективностью действующих политических институтов Германии, их вождь Адольф Гитлер призывал к восстановлению былого величия нашей страны и мужественному противодействию всем внутренним и внешним врагам. Его обещания вывести немцев из кризиса были особенно действенными и способствовали росту его популярности среди малообразованных пролетариев.

Хотя национал-социалисты не вызывали у нашей семьи симпатий, коммунисты были еще хуже. Многие немцы в те дни видели в национал-социалистах Гитлера самую сильную альтернативу коммунистической партии. Если бы коммунисты пришли к власти, то, скорее всего, установили бы такую же репрессивную экономическую и политическую систему, как и та, что существовала в советской России. Моя семья в равной степени не любила и коммунистов, и национал-социалистов, хотя и одобряла взгляды последних на восстановление былого величия Германии.

На выборах, состоявшихся в ноябре 1932 года, нацисты не получили мест в рейхстаге, германском парламенте, однако голосов собрали больше, чем любая другая политическая партия. В конечном итоге после политического маневрирования президент Гинденбург назвал Адольфа Гитлера будущим канцлером. Практически никто из немцев не предполагал, какие последствия будет иметь назначение Гитлера и его партии главой Германии.

Установив контроль над правительством, Гитлер вскоре привлек шесть миллионов немецких безработных к строительству системы скоростных шоссе, автобанов и тем самым приобрел их симпатии и лояльность.

Кроме того, национал-социалисты взяли новый внутриполитический курс, введя ряд льгот, чтобы завоевать расположение большей части населения страны. Например, новый режим предложил рабочим, вступившим в государственный официальный профессиональный союз, дешевые зарубежные туристические поездки, предлагая лучшим рабочим ту же услугу совершенно бесплатно. Для этого государство оплатило переоборудование для этих целей некоторых кораблей вроде «Вильгельма Густлоффа». Программа национал-социалистической партии также предоставляла семьям, живущим в больших городах, возможность отправлять детей в специальные оздоровительные лагеря в сельской местности, которые пользовались огромной популярностью.

16 марта 1935 года Гитлер денонсировал условия Версальского договора и отдал приказ о милитаризации Германии. Помимо создания люфтваффе, военно-воздушного флота, нацистское правительство также приступило к формированию вермахта, численность которого раньше ограничивалось 100 тысячами солдат. Возрождающаяся экономика и армия Германии снискали поддержку деятельности национал-социалистов и дали немцам ощущение национальной гордости и уверенности в собственных силах.

Моя семья поддержала эти меры и была довольна улучшением делового климата, позволявшего нам продавать больше сельскохозяйственной продукции по лучшим ценам. Однако, несмотря на это, в целом мы все-таки не поддерживали национал-социалистов. Возможно, нас пугало укрепление диктаторского характера правительства и неумолимое превращение Германии в тоталитарное государство.

Когда в 1933 году произошел поджог рейхстага и вина за него была возложена на коммунистов, наша семья не выразила последним своего сочувствия. Подобно большинству немцев, мы были довольны тем, что правительство, судя по всему, начало восстанавливать общественную дисциплину и политический порядок в стране. Однако Гитлер воспользовался этим событием для того, что объявить в Германии особое положение и устранить политическую оппозицию. За короткий срок нацисты издали множество указов, которые ограничили последние остатки демократических свобод на немецкой земле.

Хотя мои родители и мой дедушка были достаточно аполитичны, они, возможно, обладали более независимым складом ума, чем многие другие немцы. Моя семья не одобряла расширения контроля правительства над жизнью граждан и не слишком обольщалась относительно будущего Германии под тиранией Гитлера.

Хотя в тот год, когда нацисты пришли к власти, мне исполнилось всего двенадцать лет, я тем не менее испытывал давление политики и выработал свое мнение о новом режиме. Хотя мне казалось, что при национал-социалистах жизнь в Германии немного улучшилась, я все-таки испытывал смешанные чувства по отношению к Гитлеру и испытывал сомнения в правильности его курса.

В 1934 году в церковь Пюггена приехал лютеранский пастор из другого прихода. Слушая проповедь, мы были потрясены его призывами к почитанию нацистской идеологии. Он утверждал, что Господь благословил Германию, подарив ей Гитлера и его власть. Заявив, что все, что делают нацисты для нашей страны, есть благо, он велел подчиняться им. Мои родители недоверчиво качали головами, поражаясь кощунственному поступку государства, использовавшего церковь для оправдания своей деятельности.

Правление нацистов

Подавление инакомыслия и близость репрессий, по-видимому, чувствовались сильнее в больших городах, чем в сельской местности, однако было бы преувеличением считать, что в деревнях сразу же воцарилась атмосфера страха. Хотя нацисты постоянно ограничивали свободу высказывания оппозиционных взглядов на публике, мы по-прежнему открыто обсуждали вопросы политики в кругу семьи и в обществе близких друзей. И все-таки еще в детстве я проявлял осторожность в высказывании собственного мнения, будучи не уверен, что собеседник разделяет такие же политические взгляды, даже если я хорошо знаком с ним.

Было понятно, что мы рисковали стать жертвой доноса в полицию или в местную организацию нацистской партии, если бы выражали антинацистские взгляды в присутствии незнакомых людей или просто недоброжелателей. Когда властям становилось известно, что вы придерживаетесь антиправительственных взглядов, вам непременно создали бы трудности на работе или стали бы мешать вашей коммерческой деятельности. Вас, по сути дела, поставили бы в невыносимые условия. Тому, кто открыто противостоял правящему режиму и сопротивлялся его давлению, грозил неминуемый арест и тюремное заключение. В условиях диктатуры устрашения и оскорблений было достаточно для того, чтобы заставить большинство людей держать рот на замке.

Политический курс Германии тех лет определяла кучка высокопоставленных нацистских чиновников, которая приняла решение привлекать в ряды национал-социалистической партии как можно больше простых людей. По моему мнению, примерно половина немцев, вступившая в эту партию, руководствовалась исключительно прагматическими причинами — таким образом можно было получить повышение по службе или выгодную работу. Лишь половиной новоиспеченных национал-социалистов двигала идейная убежденность. Разумеется, много людей, поддержавших тогдашний режим, имели на то смешанные причины, как экономические, так и идеологические.

В нашей многочисленной семье нацистским чиновником стал один из моих дядей, живший в соседней деревне Хоэндольслебен. Будучи крестьянином, он хотел улучшить свое финансовое положение, но при этом также разделял идеологию национал-социализма. Мои родители проявляли осторожность и избегали обсуждать вопросы политики с другими родственниками, однако не одобряли и не разделяли их взглядов. Их сын позднее записался добровольцем в войска СС и в возрасте 18 лет погиб в первую неделю войны во Франции.

Хотя высшие эшелоны национал-социалистической партии состояли из высокообразованных людей, веривших в нацистскую идеологию, сами они опирались на поддержку рядовых, менее образованных единомышленников из числа пролетариата. Мои родители и большая часть владельцев ферм в Пюггене с трудом мирились с властью тех, кто совсем недавно стали партийными функционерами. Надев нацистскую форму, какой-нибудь бывший батрак мгновенно преображался и начинал вести себя как мелкий капризный тиран. Проявляя великую осторожность в выражении политических взглядов, в кругу семьи мы часто осуждали таких людей: «Этот сукин сын совсем недавно убирал у меня навоз, а теперь держит себя как какая-нибудь большая шишка! Смотрите, будьте осторожны с ним!»

Если какой-нибудь крестьянин или предприниматель обращался к местным властям с некой просьбой, то ее должна была одобрить сначала местная организация нацистской партии. Если такой крестьянин не состоял в национал-социалистической партии или не проявлял к ней лояльности, то партийные функционеры нередко затрудняли ему получение необходимых документов.

Прямое обращение в партийную организацию могло разрешить проблему, однако оставляло такого гражданина униженным и зависимым от нацистов.

Мои родители никогда публично не высказывали неодобрения правящего режима, однако их истинное отношение к нацизму было понятно местным властям. В ответ они иногда обременяли нашу семью трудными и нежелательными заданиями. Когда один из новоиспеченных нацистских функционеров потребовал, чтобы мой дедушка выполнил какое-то его неразумное требование, тот просто отказался повиноваться ему. Уверенный в том, что унизил пожилого человека и подчинил своей воле, нацист пришел через пару дней на нашу ферму. Здесь он столкнулся с моим разъяренным дедушкой, который схватил лопату и пригрозил отрубить незваному гостю голову, если тот не уберется прочь и не оставит его в покое. Если бы нацист не ушел, то мой дед точно убил бы его. Нацисты редко оставляли безнаказанным чье-либо сопротивление, однако моего дедушку явно спас его преклонный возраст, и никаких репрессий, к счастью, не последовало.

Несколько лет спустя, когда деду исполнилось восемьдесят, он получил подарок от фирмы, которая покупала у нас зерно. Он был уверен, что в посылке находится несколько бутылок вина, но, к его разочарованию, там оказался лишь портрет Гитлера в рамке. Во всей нашей семье он был, пожалуй, самым непримиримым противником гитлеровского режима.

До прихода Гитлера к власти я никак не мог понять, почему национал-социалисты так враждебно настроены к еврейскому населению Германии, поскольку я считал евреев обычными немцами, исповедующими лишь другую религию, и никогда не видел какого-то зла с их стороны. Враждебность нацистов к ним представлялась мне иррациональной, бессмысленной. Так, наверное, казалось и большинству остальных немцев.

Несмотря на то что в Пюггене евреи не жили, наша семья давно имела дружественные коммерческие отношения с одним еврейским торговцем из Берлина. До середины 1930-х годов он регулярно приезжал на нашу ферму на грузовике и покупал у нас яблоки. Другим евреем, которого я знал, был местный ветеран войны, инвалид.

В 1933 году министр пропаганды Йозеф Геббельс развернул масштабную пропагандистскую кампанию с широким использованием прессы, направленную против еврейского населения. Геббельс, будучи более образованным человеком, чем Гитлер, не уступал последнему в ораторском искусстве. Нацисты самыми различными способами пытались изобразить евреев эксплуататорами немцев и возложить на них вину за трудности, порожденные экономическим кризисом. Евреев также обвиняли в заговоре, имевшем целью подчинить себе большую часть Германии. То, что многие немцы поверили тому, что читали в газетах и слушали на политических митингах, свидетельствовало о тотальном контроле нацистов над средствами массовой информации и их искусном манипулировании общественным мнением.

Безжалостные обвинения постепенно убедили основную массу немцев в том, что евреи являются главными врагами общества. Хотя я не разделял антисемитских взглядов, меня не особенно интересовало то, что происходило в ту пору с немецкими евреями. Под воздействием нацистской пропаганды многие немцы вроде меня достаточно равнодушно относились к постоянно ужесточавшимся мерам, которые предпринимались в отношении еврейского населения в те далекие годы.

Загрузка...