Бегство

Глава 19

Россия.

Двадцать пять километров к северо-западу от Твери.

Полевой лагерь Стального полковника.

Подвальное помещение строения № 16-В.

Ведро холодной воды, выплеснутое прямо на голову, вмиг возвратило Сергея к жизни. Он вскрикнул, замотал головой и, пытаясь защититься от ледяного душа, заслонил лицо руками. Однако продолжения водной процедуры не последовало, по крайней мере пока… Осознав это, юноша попытался протереть залитые водой глаза. Вот именно, что попытался! Из затеи ничего не вышло. Прежде чем новгородцу удалось прозреть, его схватили, завернули руки за спину, а на голову накинули какой-то грубый, смердящий тухлятиной мешок.

— Твари! ― прохрипел Корн, понимая что терять ему больше нечего.

Вместо ответа молодой человек получил довольно сильный удар под дых, от которого ойкнул и согнулся пополам. Хотя, скорее всего, ему бы «приложили» в любом случае, и даже не для того, чтобы проучить за длинный язык. Пленителям новгородца просто требовалось, чтобы тот подогнул колени. Когда именно это и произошло, юношу грубо швырнули на некое подобие стула.

Вернее, это и есть самый настоящий стул, ― решил охотник, когда почувствовал жесткую вогнутую спинку под своими лопатками. ― К такому очень удобно накрепко приматывать неудачников, которых угораздило оказаться не в то время и не в том месте.

Охотник не ошибся, именно так с ним и поступили. Зудящий звук пластиковых хомутов подтвердил, что руки и ноги Сергея надежно срослись с нехитрой металлической конструкцией, перекочевавшей сюда из какого-то офиса.

Странное дело, несмотря на нешуточную угрозу своей жизни, Корн сидел и пытался представить, как именно выглядит этот самый чертов стул. Да… конечно… он точно из офиса. Металлический, такой… хромированный. Для жилых апартаментов подобную мебель обычно не покупают. В быту требуется, что-нибудь помягче, да поудобней. А в конторах что? Во-первых, надо, чтобы офисному планктону постоянно давило в задницу. Это его стимулирует и не позволяет засыпать на работе. Во-вторых, чтобы посетители долго не засиживались, да к тому же не изнашивали обивку. А то на них никакой мебели не напасешься!

— Как тебя зовут? ― резкий властный голос вернул новгородца к гребанной реальности.

Сперва Сергей хотел не вступать в переговоры и с достоинством умереть молча, но затем решил, что глупо не испробовать все шансы. Может все же получится как-то изловчиться, выкрутиться, сочинить какую-нибудь басню.

— Юрий я… а фамилия ― Гагарин.

Молодой человек ляпнул первое имя, которое пришло ему в голову. А впрочем, кажется и впрямь был такой человек. То ли гонщик орбитального скутера, то ли актер. Нет, все же гонщик. Сергей вспомнил, что на старой фотографии, которую он как-то видал, этот пилот был облачен в спортивный вакуумный костюм оранжевого цвета, а на шлеме у него красовалась аббревиатура какой-то гоночной команды, что-то типа «СССР».

Чужим именем юноша назвался вовсе неспроста. Оставался небольшой, но все же шанс, что люди, подкупленные Ахмедом, не знают Сергея Корна в лицо. Если это действительно окажется так, то можно будет распинаться с пеной у рта: ошибочка, мол, вышла… не того взяли!

— Да-а, жестянщик, хреново у тебя с фантазией, ― раскатисто зареготал человек, проводящий допрос. ― Развеселил… по-настоящему развеселил!

Реакция незнакомца продемонстрировала, что попытка Сергея сохранить свое инкогнито с треском провалилась. Похоже, тот знал не только кто такой Юрий Гагарин, но так же и то, как на самом деле выглядит дичь Ахмеда.

Ну вот, теперь я уже точно попал. Причем конкретно попал! ― подумал Корн и как-то сразу скис. На душе стало бесконечно пусто, а лицо окаменело и побелело, будто вода, которой его окатили, моментально превратилась в ледяную изморозь, насквозь проморозившую живую плоть. Наверняка охотник в это мгновение выглядел очень жалко и беспомощно. Сергей подумал об этом и поблагодарил судьбу, или вернее своих врагов, за вот этот зловонный колючий мешок у себя на голове. Он был невероятно кстати, он помогал юноше сохранить в тайне его слабость, его отчаяние. Хотя, похоже, эти самые слабость и отчаяние новгородца и так никого не интересовали. А вот что касается всех остальных, известных беглецу секретов, то ими, судя по всему, Корну предстояло поделиться.

— Как тебе удалось уйти из Новгорода?

Вопрос задал уже другой человек. Сергей сразу узнал этот голос. Капитан! Именно эта сволочь так любезно препроводила наивного новобранца до самых ржавых дверей ада. Теперь понятно, откуда они знают кто он такой. Корн сам о себе все разболтал, доверился и был подло предан, причем ни кем-нибудь, а офицером. Вот же гнида! Ненавижу!

Бешенство, которое вызвал в охотнике этот человек, поспособствовала укреплению или, вернее сказать, воскрешению боевого духа. Эти твари ничего от него не узнают! Вообще ничего, ни одной мелочи, ни одной детали! Все равно смерть, так вправе ли Сергей отнимать шанс у тех из своих товарищей, которые последуют его примеру и поплывут через Ильмень?!

— Пошел на хрен, урод! ― злобно прошипел юный новгородец и попытался рвануться, нанести удар головой в том направлении, откуда прозвучал этот ненавистный голос.

Разумеется, Корн прекрасно понимал, что у него практически нет шансов, что он не дотянется. Капроновые хомуты, надежно стягивающие руки и ноги, можно было только разрезать, но никак не разорвать. И все же он сделал это. Юноше вдруг очень захотелось представить, как этот предавший честь офицера ублюдок шарахнется в сторону, словно от броска пойманной, посаженной в мешок, но от этого не ставшей менее ядовитой змеи.

К сожалению, никакого движения, никакого топота и шарканья ног, подтверждающего позорное бегство капитана, не последовало. Вместо этого Сергей услышал отвратное реготание как минимум дюжины глоток, которое всего через пару секунд оборвал короткий приказ:

— А ну, мужики, врежьте ему как следует. Может, поумнеет.

Распоряжение старшего было исполнено незамедлительно, причем с превеликим рвением и удовольствием. Корн получил несколько ударов в корпус, после каждого из которых юношу практически подбрасывало вместе со стулом, к которому он был примотан. Судя по разноголосому сопению, новгородца охаживали сразу несколько здоровяков, каждый из которых стремился продемонстрировать максимум из того, на что был способен.

Во время экзекуции из груди Сергея то и дело вырывались хрипы и стоны, но он тут же плотно сжимал зубы, словно пытаясь любой ценой удержать их внутри себя. Причиной тому было вовсе не желание продемонстрировать врагам свою стойкость и непреклонность, просто юноша прекрасно понимал, что каждый следующий удар мог прилететь уже в голову, в лицо. И вот тогда разинутый рот вовсе не поспособствует сохранности его зубов, да и самой челюсти тоже.

Однако, как говорится, бог миловал. Властная команда «Отставить!» поступила до того, как юному охотнику успели расквасить рожу, и что гораздо важнее, до того как мучители нащупали его слабое место ― все еще не до конца зажившее левое плечо.

— Ну что, недоумок, понял, чего стоит твоя гребанная жизнь? Будешь говорить?! ― голос подал вовсе не капитан, а тот самый человек, что и начинал допрос.

— Ч-чего вы от меня х-хотите? ― прохрипел Корн, с трудом пропихивая в себя глоток ставшего твердым и колючим будто камень воздуха.

— Откровенности. Правды. Тебя, кажется, ясно спросили, как обошел все посты и свалил из города?

— Взял и ушел. Ногами по дороге. И никаких постов я не видел. ― Корн сжался в предвкушении нового удара. А как же иначе? За упрямство непременно придется платить.

— Ах ты…! ― сквозь мешок стало видно, как над Сергеем нависла массивная тень.

— Сержант! ― окрик капитана остановил кулак, готовый обрушиться на голову новгородца. ― Черт с ним! Как ушел, не столь важно, главное ― это информация об их клане.

Что?! О клане?! У Корна гулко екнуло сердце. Разболтай он маршрут своего побега, и в передрягу могли угодить еще несколько смельчаков, но клан… Выдать секреты жестянщиков значило поставить под удар, а может даже обречь на смерть полторы тысячи человек: женщин, детей, стариков, в том числе дядю Женю ― последнего близкого ему человека.

— Сколько боеспособных мужчин в твоей гребанной общине? Чем они вооружены? ― свирепый рев того, кого назвали сержантом, почти оглушил Сергея.

— Откуда мне знать, ― поспешил соврать юноша.

— Ты бывал на общих сходах, ты видел их всех, ты не можешь не знать! Так говори! Сколько!

— Я не знаю, я не ходил на сборы, я никого не видел, ― Корн включил дурака, хотя прекрасно понимал, что ему не поверят.

— Ах ты, гаденышь, опять за свое! ― не на шутку рассвирепел сержант.

— Понятно… ― задумчиво протянул капитан. ― Значит упрямец. Что ж, тогда тащите сюда канистру.

Странный приказ прозвучал как-то уж совсем скучно и буднично, отчего у Сергея по спине побежали крупные мурашки. Канистру? Какую канистру? Для чего канистру? С чем канистру?!

Не успел новгородец совладать с первым страхом, как к нему тут же добавился второй. Юношу схватили и, особо не церемонясь, вместе со стулом опрокинули на спину.

Ощущение совершенно беспомощного падения, да еще спиной вниз, впрыснуло в кровь лошадиную дозу адреналина, заставило сжаться в ожидании чудовищного фатального удара. Вот сейчас… всего через какое-то мгновение Корн со всего маху впечатается затылком о бетонный пол, после чего его мозги прийдется сгребать здоровенным промышленным влагопоглотителем. Или нет, откуда здесь влагопоглотитель? Скорее всего, в дело пойдет обычная ржавая лопата.

Все это пронеслось в голове новгородца за какую-то секунду, а затем… Затем действительно был удар, вернее, не совсем удар… скорее толчок, в результате которого юноша оказался лежащим на спинке стула с задранными кверху ногами. То что он уцелел, показалось настоящим чудом и даже не чувствовалось боли в стянутых за спиной и основательно садненных о бетон руках. В мозгу, словно белка в колесе, вертелась всего одна единственная мысль: «Я живой! Я живой! Я живой!».

Однако ликование жестянщика длилось совсем недолго. Корн еще жадно и судорожно хватал ртом воздух, пытаясь сжечь кипящий в венах адреналин, а чьи-то сильные руки уже вдавливали его в пол, одновременно с этим стараясь посильней запрокинуть голову.

Ожидать от этих «горячих объятий» чего-либо хорошего, конечно же, не приходилось, и Сергей стал вырываться. Собственно говоря, вырываться ― это громко сказано. Попробуй вырвись, когда связан по рукам и ногам, да еще вдобавок к этому сверху на тебе сидят два здоровенных жлоба. Нет, здесь можно лишь биться в исступлении и бессилии, как это делает увязшая в паутине муха.

Неожиданно до слуха Сергея донесся отчетливо различимый плеск. Он услышал его еще до того, как первые тяжелые капли забарабанили по поверхности ткани, до того как ледяная влага просочилась в его, стиснутый до размеров мешка, крохотный темный мирок.

Они льют воду! Они хотят, чтобы я начал захлебываться! Понимание новой опасности яркой молнией пронзило мозг. В памяти завертелись сцены из каких-то старых кинофильмов, в которых людей вот точно так же истязали при помощи накинутой на лицо мокрой тряпки.

Инстинктивно юноша зажмурился, плотно стиснул губы и затаил дыхание. Только бы не нахлебаться! Стараясь противостоять неистовому приступу паники, жестянщик принялся вспоминать, что может не дышать больше минуты, что проверял это. Они с Гансом как-то соревновались на озере. Ганс продержался под водой почти две минуты, Сергей чуток поменьше. Черт с ним, пусть, учитывая обстоятельства, сейчас он сумеет задержать дыхание всего на минуту, но и это тоже кое-что. Это же целая минута!

Понимание того, что ему дана небольшая отсрочка, да еще невероятное усилие воли позволили новгородцу взять себя в руки… ну, или почти взять. Нутром чувствуя каждую безвозвратно потерянную секунду, Корн принялся лихорадочно искать выход. И вот тут… О ужас! Юноша понял, что начинает задыхаться. Подтверждением тому, что это не какая-то там галлюцинация, а реальное удушье стал мерзкий пульсирующий писк в его мозгу, поверх которого механический, невесть откуда взявшийся голос принялся с настойчивостью метронома повторять одну и ту же фразу: «Внимание! Резкая потеря кислорода. Активное окисление с адреналином. Опасно! Опасно! Опасно!»

Черт, это же PIP! Сигнал типа SOS! Сергей почему-то совершенно точно знал, кто именно бубнит у него в мозгу. Всех обладателей PIP предупреждают о возможности такого сигнала, но, слава богу, далеко не всем в течение жизни так «подфартит», чтобы его услышать. И вот он ― Сергей Корн оказался как раз в числе таких «счастливчиков». Имплант начинал говорить со своим носителем только в крайнем случае, когда организм последнего уже находился практически на краю гибели. Это походило на злую шутку создателей PIPа. Электронный чип, словно издеваясь, сообщал человеку причину его близкой смерти. В случае Сергея это была лошадиная доза адреналина, которая буквально кипела в венах. Именно она за считанные секунды сжигала весь запас кислорода, который при обычных обстоятельствах мог позволить продержаться ту самую драгоценную минуту, на которую молодой новгородец так рассчитывал.

Легкие начинали гореть, и одновременно с этим откуда-то снизу, из области живота стал подкатывать огромный плотный упругий ком. Этот безжалостный поршень грозил раздавить, разворотить Сергею всю грудь. Победить его, впихнуть назад могло лишь одно ― такой же гигантский глоток чистого живительного воздуха. Объятый паникой и страхом юноша был уже готов вдохнуть всей грудью, когда память вдруг выкинула странный фортель и воскресила старое, поблекшее от времени воспоминание. Они еще совсем мальчишки. Сидят на пляже. Все тот же эрудированный и находчивый Ганс комментирует какой-то старый кинофильм, в котором узника вот точно так же пытают водой. Ганс ухмыляется и уверяет, что с ним такой фокус вообще не сработает, что он точно знает как поступить. Все проще простого: подогнуть нижнюю губу, поглубже запихнуть ее под верхнюю и преспокойно втягивать воздух сквозь небольшую щель. А вода…? При таком способе она черта с два затечет в рот!

Как утопающий цепляется за соломинку, так и Корн уцепился за совет друга, и ему было глубоко наплевать, что тогда трепотня Ганса так и осталась без всяких доказательств. Сейчас главное было дышать. Любым доступным способом. Просто дышать! Это нехитрое желание теперь стало единственной целью, единственным смыслом его жизни.

Сергей в точности выполнил рекомендации друга. Затем робкий, осторожный вдох и… Ничего! Ничего, кроме еще большего страха. Вернее страх это было мягко сказано, юноша испытал настоящий животный ужас. Воздуха не было. Всезнайка Ганс не учел, что помимо самой воды существует другая проблема, которая именуется ― мокрый мешок. Обильно пропитанная влагой ткань плотно прилипает к лицу и глухой непробиваемой стеной отгораживает узника от живительной атмосферы. Вот тогда-то у человека действительно не остается шансов.

Начиная с этого момента, Сергей утратил всякую возможность, как соображать, так и контролировать свои поступки. Его мозг умирал без кислорода. Все что еще уцелело в нем, так это одни лишь бессознательные природные рефлексы. Именно повинуясь этим самым рефлексам, юноша задергался, забился, словно пойманная в сеть рыба, замотал головой пытаясь скинуть с лица проклятый мешок. Но не тут-то было. Корна по-прежнему держали мертвой хваткой. Что касается мешка, то тот будто оказался пропитан не водой, а настоящим клеем, который успел намертво присохнуть к коже. Следующим звеном в цепи этих уже полностью бессознательных поступков стал огромный жадный вдох полной грудью.

Вода хлынула в глотку новгородца с такой силой, словно там сконцентрировался весь вакуум космоса. Она заклокотала в бронхах, закипела в легких, и вытолкнуть ее оттуда у Сергея не было ни возможности, ни сил. Хотя его тело и продолжало биться в судорожных конвульсиях, но мозг уже начинала покрывать плотная черная поволока. Как раз в этот момент молодой человек и почувствовал довольно сильный толчок, после которого возникло ощущение, что он падает в какую-то бездонную пропасть.

Корн лежал, погрузившись щекой в лужу собственной блевонины. Его и теперь продолжало рвать. Это была смесь из остатков пищи вперемешку с мутной водой. Первое проистекало из желудка, второе извергалось из легких. Чтобы пленный не захлебнулся этой зловонной жижей, нижнюю часть мешка заботливо подкатили, по-прежнему оставляя закрытыми нос и глаза. Оттереться от блевонины или выползти из отвратительной, порожденной им же самим лужи у Сергея не было ни малейшей возможности, поскольку он оставался все так же примотанным к проклятому стулу, который вместе с пленным просто перевернули на бок.

— Ну, как тебе купанье? Правда освежает? ― кто-то из мучителей новгородца понял, что юноша, наконец, очухался.

— Сволочь, ― прохрипел в ответ Корн и тут же выплеснул из себя новую порцию грязной мутной жидкости.

— Так… прекрасно. Продолжим прерванный разговор, ― к допросу вновь подключился капитан. Он сделал вид, что не расслышал ответа Сергея, а стало быть, и не понял, что воля последнего все еще не сломлена. ― Итак, на чем мы остановились? Ах да, кажется, на численности бойцов в твоем клане и на их вооружении. Если к этим двум вопросам добавить еще и некоторые сведенья по охране и обороне поселка, то это будет полный перечень того, что нам хотелось бы узнать. Как видишь, всего три небольших пункта. Ответишь на них и все, мы оставим тебя в покое.

«Оставим в покое» ― от этих слов Корну так и захотелось расхохотаться. И бывший жестянщик определенно так бы и поступил, кабы на это у него оставались силы. «Оставить в покое» в интерпретации мерзких Ахмедовских шавок означало лишь одно, а именно тихо, без суеты, перерезать ему глотку. По-другому быть просто не могло, ведь Ахмед-Хан никогда и ни за что не прощал своих кровных врагов. Сергей прекрасно осознавал это, а потому собрав, в кулак все свое мужество, проклокотал сдавленным в спазме горлом:

— Пошли в жопу, шакалы позорные!

— Неправильный ответ, ― горестно вздохнул капитан и тут же приказал: ― Сержант, еще канистру!

Дальше все пошло по уже хорошо знакомой, отработанной схеме: Корну опять натянули мешок на все лицо, перевернули на спину и запрокинули голову. Слушая тот легкий скрежет, с которым отвинчивалась крышка второй, только что принесенной канистры, Сергей твердо решил: теперь никакого сопротивления. Теперь специально одним вдохом втяну в себя всю воду, какую только смогу. Так будет лучше. Так все закончится очень быстро.

Как не дико это выглядело, но принятое решение даже на какой-то миг подняло юноше настроение. Он злорадно улыбнулся, представив, как взбесится Ахмед, когда узнает, что упрямый жестянщик так ничего и не рассказал, да к тому же умер быстро, не предоставив своим мучителям возможности насладиться его страданиями. Да, это правильно… очень правильно, ― еще раз сказал себе Сергей и даже приоткрыл рот, дабы не потерять ни одной смертоносной капли.

Мужественный юноша непременно все сделал бы именно так, как и задумал, однако в тот самый миг, когда по его лицу потекла первая порция такой желанной убийственной влаги, из того, внешнего, скрытого мокрым мешком мира пришли какие-то странные звуки. Сперва это был шум, возня и топот, вслед за которыми очень знакомый женский голос отчаянно завопил:

— Все! Хватит уже измываться над человеком! Отпустите его! Я вам говорю, отморозки конченные!