Бегство От чести

“Ты бы сделал это?” Быстро спросил Рэнклин.

“Конечно, я пойду. Возможно, лучше я, чем ты”.

“Ах”. Это, похоже, что-то значило для Рэнклина. “Но просто предположим”, - он перевел взгляд с Дагнера на Фальконе, “ - "это провалится?" – австрийцы смеются над этим, как над глупой шуткой?”

В тоне Рэнклина было что-то такое, что заставило и Коринну, и О'Гилроя пристально взглянуть на него, а затем друг на друга. Дагнер, не слишком хорошо его зная, выглядел нетерпеливым, но позволил Фальконе ответить. “Я знаю итальянцев с Триесты, капитан Ранклин. Вид великого патриота, пролетающего над нами, – как они поверят, – и чтение его трубных слов взволнуют их так, как вы не считаете возможным ”.

“Хм...” Рэнклин выглядел задумчивым. “Интересно, верил ли ты в это с самого начала. А потом решили, что было бы еще лучше, если бы они увидели, как австрийцы сбросили д'Аннунцио с неба, замучили его теми пушками Льюиса, которые вы им прислали. Извините, майор, ” сказал он Дагнеру, “ но мы все работали ради видения Европы сенатором ”.

Все ненадолго замерли и замолчали. Затем они начали все разом. Рэнклин наклонился, чтобы прошептать О'Гилрою и получить ответ.

Он перекрыл шум. “О'Гилрой говорит, что ему было приказано разбросать листовки над старым городом, вокруг замка. Таким образом, пушки Льюиса будут стоять там на зубчатых стенах, их будет охранять замковая стража, а не приходящий и уходящий гарнизон.”

Дагнер сказал: “Капитан Ранклин, это фантазии. Но они очень похожи на тот саботаж, о котором вы говорили”.

“Нет, майор, я знаю это. Сначала я подумал, что эти пушки, должно быть, предназначены для самолета, на самом деле они предназначены для того, чтобы сбить его. Фальконе отправил их графу, который подарил их австрийскому командующему.”

Фальконе отмахнулся от этой идеи. “Смешно! Совершенно невозможно! Стал бы я устраивать так, чтобы такой популярный патриот, как Габриэле д'Аннунцио, был...”

“Именно это делает его хорошей жертвой. И вчера я был в тюрьме вместе с графом. Я все слышал о том, как он подлизывался к австрийцам, чтобы они подумали, что дар оружия был всего лишь частью этого, а не его целью. Но когда он подумал о том, что окажется в их руках, когда они поймут, что их обманом заставили публично убить великого итальянца, он пришел в неистовство и заговорил ... ” Он деликатно оставил предложение открытым.

“Держитесь крепче”, - сказал О'Гилрой. “Вы говорите, самолет собирались сбить из пулеметов?” Он повернулся к Фальконе. “А что насчет пилота? ”

Фальконе облизнул губы, но ничего не сказал, наблюдая за Дагнером. Очень осторожно О'Гилрой достал из кармана пистолет и положил его рядом со своей чашкой. “Похоже, одному парню здесь нужна хоть какая-то защита”.

Коринна внезапно поняла, но обратила свою ярость на Дагнера. “Ты имеешь в виду, что это мог быть Эндрю? ”

Она плеснула кофе ему на жилет, и в этот момент д'Аннунцио, свежевыглаженный, в безупречном кремовом льняном костюме, вышел на террасу. Он остановился и восхищенно развел руками. “Ах, какая драма! И так рано! Это...” он указал на Ранклина и Дагнера; “... еще одни английские секретные агенты?”

“Да, это так”, - отрезала Коринна, - “и поскольку заговор состоял в том, чтобы убрать тебя, тебе лучше сесть и послушать”.

Рэнклин успокоил ее: “Боюсь, майор Дагнер не знал, иначе он не вызвался бы пойти. Фальконе и граф использовали его – всех нас”.

Возможно, Дагнер поморщился при этих словах. Коринна перевела взгляд на Фальконе и спросила О'Гилроя: “Ты думаешь застрелить его?”

“О, я думаю об этом, все в порядке”, - тихо сказал он и поднял пистолет – хотя, возможно, для того, чтобы помешать ей схватиться за него.

Фальконе по-прежнему ничего не говорил. И если мы не пристрелим его, подумал Рэнклин, мы действительно ничего не сможем ему сделать. Разве что оставить его здесь, среди обломков. И тел.

Д'Аннунцио наслаждался происходящим, ничего не понимая. “Теперь, пожалуйста, кто-нибудь объяснит мне”.

Ранклин встал. “Они планировали убить тебя над Триестом, сделать мучеником, как Обердана, вот и все. Не беспокойся об этом. ” Он похлопал д'Аннунцио по плечу, оставив на свежем костюме пятно порохового дыма и масла. “ Давай, уберемся отсюда. Майор?”

Коринна с такой силой отодвинула свой стул, что он опрокинулся. Дагнер медленно, мечтательно поднялся на ноги, даже не попытавшись вытереть кофе с лица. “Значит , он использовал меня ... Я позволил ему использовать всю службу целиком ... ”

Ранклин схватил его за руку, и он позволил увести себя из-за стола. “В Европе все ... ну, возможно, по-другому”.

“Я думал, у нас был шанс ... Неужели я действительно так ошибался, капитан? Неужели все мое видение было неправильным?”

“Нет, нет, конечно, нет”, - отчаянно заверил его Рэнклин. “Давай просто уйдем подальше.”

Искра жизни, казалось, вернулась в Дагнера. Он криво улыбнулся. “ И что потом? Вы оставляете меня одного в библиотеке с пистолетом на столе?

“Ради бога!” Рэнклин почувствовал, что все выходит из-под контроля.

Затем Коринна мягко сказала: “Почему бы вам просто не вернуться домой к своей жене, майор Дагнер?”

Он облегченно улыбнулся при этой мысли. “Да. Да, конечно. Она поймет ...” И, казалось, расслабился.

Коринна, должно быть, упаковывала вещи, как нетерпеливый грабитель; менее чем через десять минут слуги уже несли ее сумки вниз по лестнице и выходили в сад, где из парового катера поднимались струйки дыма.

Синьора Фальконе встретила их в холле, все еще одетая во вчерашнее вечернее платье. Но, хотя оно выглядело таким же безвольным, как вчерашний букет, сама она была очень уравновешенной, даже властной. “Я сказал Маттео не загружать ваши сумки. Я понял, о чем вы говорили, но я сказал, что вы не должны уезжать до полудня, и это остается в силе”. Маттео вышел из-за нее, приземистый и крепкий, как бы невзначай держа в руке дробовик.

“О, нет”, - устало сказал Ранклин. “Все кончено. Иди и спроси своего мужа”.

“Он больной человек, легко впадает в депрессию. Но у нас все еще есть самолет ...”

“Ты не знаешь, ты знаешь”, - сказал О'Гилрой. “Потому что я разбил его, приземляясь в темноте. Только колеса, пропеллер, стойка и капот, но, возможно, это недельная работа.

Коринна и синьора Фальконе заговорили одновременно; единодушно: “Вы хотите сказать, что все это время ... ? ”

“Капитан сказал сохранять тишину, он хотел услышать остальную часть плана. И мы бросились вам на выручку ”.

Впервые они увидели, как синьора Фальконе утратила свою элегантность. Она осунулась, сгорбилась, как будто на ней внезапно появился рюкзак с камнями, и уставилась в пол. Затем усталым, мягким голосом она заговорила с Маттео, и он отложил дробовик в сторону.

О'Гилрой вынул руку из кармана.

“А теперь, ” захныкала синьора Фальконе, “ вы оставляете меня со всем ... этим”. жестом, в котором были отражены события всей ночи.

“Я уверена, что ты справишься”, - решительно сказала Коринна. “И я буду с большим интересом наблюдать за политической карьерой твоего мужа”.

Затем ударил ее достаточно сильно, чтобы она повернулась.

Багаж уже погрузили в катер. Рэнклин заглянул под брезентовый козырек. - Где майор Дагнер? - спросил я.

О'Гилрой пожал плечами и указал на свою маленькую сумку. “Я собирал вещи. Думал, он спустился раньше нас”.

Коринна сдала слугам экзамен по итальянскому. Немного помахав рукой, она сообщила: “Они видели, как он шел по саду десять минут назад. К реке”.

Все трое инстинктивно посмотрели вниз, на медленную, спокойную, глубокую Бренту.

Ранклин сказал: “О Боже”.

О'Гилрой сказал: “Он эксперт. Если он не хочет, он нашел ... ” Он пожал плечами.

Коринна тихо сказала: “Может быть, он действительно пошел домой к своей жене”.

34

У командира все еще были подкрученные усы, которые он отрастил к своему сокращенному отпуску в Баварии, и новая манера поглаживать их каждые несколько секунд – то ли от гордости, то ли чтобы убедиться, что они не сбежали.

“Какого дьявола ты все это записал?” - проворчал он, размахивая отчетом Рэнклина. “Ты ожидал, что я оставлю это в файлах?”

“Нет, сэр. Я ожидаю, что вы сожжете это. Но это помогло прояснить мои мысли, перенести все это на бумагу ”.

“И в конце всего этого – превращения Бюро в легенду и Великую Силу, веры в то, что его жена все еще жива, и штурма полицейского участка – вы не пришли к выводу, что этот человек был сумасшедшим?”

“Нет, сэр. Я думаю, возможно, он был sp-агентом слишком долго. Живя в вымышленном мире ... И он говорил о том, что у нас есть миссия ...”

“Опасно”, - проворчал Командир.

“... и одиночество на работе ... Возможно, притворство перед самим собой, что его жена все еще жива, делало его менее одиноким ”. Это прозвучало претенциозно, когда он это сказал, поэтому он добавил пожатие плечами, чтобы смягчить это.

Но у командира были свои соображения. “Мне следовало проявить больше подозрительности, когда разведка индийской армии так легко сдала его. Вы не отпускаете своих лучших людей. И мне не следовало оставлять его одного так скоро. Надеялся, что ты и твоя чертова бумажная волокита займут его.”

“Он делал все это для Бюро”.

“За его идею о Бюро”, - резко сказал Командир. “Есть только одна идея о Бюро, которая имеет значение, и это моя. Я полагаю, он никогда не думал, что у меня может быть идея о том, кем мы можем когда-нибудь стать? И как этого достичь? Затем он успокоился. “Назвали бы вы его порядочным английским джентльменом?”

“Да”. Ранклин был удивлен. “Конечно”.

Командир вздохнул. “Не задумываясь, насколько трудно ему было бы превратить порядочных, честных англичан в полезных агентов? – по крайней мере, по всей Европе. Это противоречит всему, чему их когда-либо учили. Может быть, на границе легче иметь дело с соплеменниками, пушистиками, как-там-их-там-называют. Обман них не считается. Но потом он возвращается домой, теперь уже не на границу, а туда, где настоящие проблемы и настоящие мошенники. Но он видит в этом шанс увидеть мир, начать крестовый поход ... ”

“Я думаю, он слишком доверял сенатору Фальконе, я имею в виду, доверял своему собственному представлению о том, что замышлял Фальконе, и никогда не верил, что тот может рисковать и даже хотеть войны ... Но он был хорошим примером для новых ребят ”.

Командир одарил его свирепым взглядом, а затем громко зарычал. “Если бы кто-нибудь из наших новеньких остался на месте еще на несколько недель, его бы вышибли. Или трибунал. Конечно, это не отразилось в их отчетах ”, - ответил он на выражение лица Рэнклина. “Если бы дело зашло так далеко, они были бы вне моей досягаемости. Но каждый из них приложил руку к какому-нибудь темному финансовому делу или залез под юбку дочери полковника.

После нескольких мгновений довольно ошеломленной переоценки Ранклин рискнул спросить: “Значит, вы ничего из этого не рассказали майору Дагнеру, сэр?”

“Он бы заметил это, будь он более непредубежденным – и менее увлеченным итальянскими сенаторами. В любом случае, это не то, о чем стоит говорить, что? Мы дали им возможность начать все сначала в Бюро, шанс оставить все это позади, забыть прошлое ... и все такое прочее. Я выбрал их в качестве вышибал, даже cads, и лучше бы им такими и оставаться ”.

“Но ты говоришь мне...”

Командир лучезарно улыбнулся. “ Я думал, ты уже заметил это. В конце концов, ты один из них. Два, если учесть твоего приятеля-бандита О'Гилроя. Почему ты решил, что я пришел за тобой?”

Потому что ты взялся не за ту палку, протестовали вихрящиеся мысли Рэнклина. В моем банкротстве виноват только мой брат, я порядочный английский джентльмен ...

... ну, конечно, я научился быть немного подозрительным, изворотливым и немного беспринципным, просто чтобы выжить в этом бизнесе, но-

“Все это есть в вашем отчете, вы знаете”. Командир помахал им. “Взгляните еще раз, если у вас есть какие-либо сомнения относительно того, кто вы на самом деле. О, я уверен, у вас есть свои самооправдания, они нужны нам всем, пока мы держим их в секрете и просто делаем свою чертову работу. Вы думали о том, что сделали в конце? – когда вы выяснили, для чего на самом деле нужны эти пистолеты Льюиса? Вы могли попытаться убедить майора Дагнера тихо и конфиденциально. Я не говорю, что тебе бы это удалось, но вместо этого ты предпочел унизить его перед остальными, уничтожить.”

Последовало долгое молчание. Командир чиркнул спичкой, поджег рапорт и бросил его в свою большую стеклянную пепельницу. “Честно говоря, я очень рад, что вы это сделали; это избавило меня от него, и я не знаю, как бы я поступил иначе”. Он зажег еще одну спичку, поднес ее к своей трубке и сказал между затяжками: “Но кто знает? – возможно, он был прав, а мы ошибаемся. Но тогда шпионить - это неправильно, не так ли? Так что, вероятно, нам лучше сделать это неправильно ”.