Пока мастер Синанджу спрашивал у светловолосой женщины в наряде фурии, узнает ли она Римо, тот молча стоял, скрестив руки на груди.
– Не узнаю, – ответила женщина, продолжая наступать. Она взмахнула рукой, и плеть со свистом вылетела вперед.
Римо видел ее приближение. Для его натренированных глаз это был даже не размытый след, а просто вяло разворачивалась змея из блестящей черной кожи. Она попыталась захватить прядь его волос. Римо отвел голову, и волосы остались на месте.
Плеть вернулась, теперь нацеленная поперек его груди. Римо шагнул вперед, встретил черное щупальце на полпути и перехватил рукой. Он повернулся, и плеть, продолжая в его руках свое движение, вылетела из кулака владелицы.
Госпожа Кали в изумлении шагнула назад, глядя на его пустые руки и бледные черты, потом лицо ее ниже шелкового домино стало пунцовым.
– Ты дерзнул!
– А мы всегда дерзаем, – небрежно ответил Римо.
– Я Госпожа Кали!
– Я уже дрожу.
– Ослушник! Я испепелю тебя презрением!
Кали бросилась вперед. Римо протянул руку и взял ее за горло. Ее лицо налилось кровью, постепенно приобретая фиолетовый оттенок. Скрюченные пальцы с черными ногтями метнулись к лицу Римо. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки.
– Что скажешь теперь, папочка? – спросил он Чиуна, пока Кали пыталась дотянуться когтями до его лица.
Чиун нахмурился.
– Сила ее – всего лишь сила обычного человек, – спокойно заметил он. – И рук у нее всего лишь две.
– Верно. Это значит, что она не Кали.
– Нет, я Кали! – выпалила женщина, снова пытаясь выцарапать ему глаза.
– Заткнись, – сказал Римо. – Мы говорим о другой Кали.
– Это я! Я – Черная Кали. Я Мать всего сущего, всего того, что пожирает и пожираемо.
Чиун снова нахмурился.
– Она говорит словами Кали.
– Да нет же. Это дорогая проститутка, вот и все.
Чиун медленно обошел вокруг бьющегося в бессильной злобе тела, обтянутого блестящей черной кожей.
– Ты не узнаешь моего сына Римо? – снова спросил он.
Блондинка бросила на мастера Синанджу взгляд, полный ненависти.
– Посмотри внимательнее, визгливая. Его черты известны тебе? Тебе, которая осмеливается называть себя этим ненавистным именем? – продолжал наступать Чиун.
Кали плюнула в мастера Синанджу. Чиун уклонился от плевка грациозным пируэтом.
Протянув руку, он взял ее рукой за голову и неумолимо повернул глаза Госпожи Кали к лицу Римо.
– Всмотрись поглубже, – приказал он. – Что ты видишь?
– Я вижу мертвеца! – злобно прошипела Кали. – На колени передо мной, или я зубами сдеру кожу с ваших костей!
Чиун встряхнул ее голову.
– Ты не знаешь моего сына?
Взгляд Кали пылал сумасшедшим гневом. Но где-то в глубине ледяных голубых глаз мелькнул иной свет.
– Я знаю...
– Знаешь – что? – спросил Римо.
– Тебя...
– Да, но я тебя не знаю, – возразил он.
– Ты уверен, Римо? – настойчиво спросил Чиун.
– Да. Я... – Тут Римо всмотрелся внимательнее. До него дошло, что он смотрел не на ее лицо, а на шелковую маску и обрамленные ею глаза. Теперь он всмотрелся глубже. – Ее глаза. В них есть что-то знакомое.
Голос Чиуна стал еще резче.
– Ты уверен?
– Да. Эти глаза мне знакомы. Только не могу вспомнить, откуда.
– Твоя суть вспоминает, а не разум. Это Кали. Ты должен убить ее, Римо.
– Давай сперва посмотрим на ее лицо, – предложил тот, отпуская ее шею. Пальцы его взялись за шелковое домино.
Госпожа Кали превратилась в тигрицу. Она дернулась, изогнулась, одна ее рука рванулась за спину.
И тут же появилась снова, волоча длинный шелковый шарф цвета чистого золота.
– Римо! – крикнул Чиун. – У нее в руке удушающий шарф!
Римо, как всегда, оказался слишком медлительным. Такой быстрый, он все же был медлителен. Ум его был занят этим лицом и маской на нем.
А мастер Синанджу, всегда бдительный, стряхнул яшмовый чехол со своего ногтя, и всадил этот блестящий ноготь в незащищенную шею Госпожи Кали. Ноготь ушел в тело до самого пальца и вышел обратно раньше, чем можно было заметить движение руки.
Госпожа Кали вздрогнула, как дерево от удара топора, из яростно раскрытого рта вырвался выдох. Глаза расширились.
Она произнесла тихое, невероятное слово:
– Римо?
Потом глаза ее закатились под лоб, и она рухнула у ног своих врагов.
У Римо в руке осталось шелковое домино. Целое застывшее мгновение он стоял неподвижно, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Глаза его, темные, как дыры черепа, заволокла боль.
– Что случилось? Я же к ней не притронулся.
– Это я, – сказал Чиун, держа в руке длинный золотистый шарф. – Смотри! Она чуть было не набросила на тебя эту коварную петлю.
– Чиун.
– Что?
– Скажи, что это не ты...
– Это я.
– Ты убил ее, – выдавил из себя Римо, акцентируя каждое слово.
– Это была блудница и демон в женском обличье.
Римо сглотнул слюну. Только в тот раз довелось.
Чиуну видеть такое выражение на его костлявом белом лице. С этими глубокими глазами и высокими скулами лицо было как череп, обтянутый кожей не толще бумаги.
– Она...
– В чем дело, Римо?
– Она... – Римо еще раз сглотнул. И опустился на колени.
Госпожа Кали свалилась на пол бесформенной грудой. Одна бледная рука откинулась в сторону, голова легла на нее, и золотые волосы рассыпались по лицу, как перья сломанного крыла.
Осторожным движением Римо поднял ее волосы и отвел их с лица.
Чиун, сузив глаза, посмотрел вниз.
Черты повернутого в профиль лица застыли. Они были точеными и твердыми. В открытом глазу еще читалось изумление. Черные губы раскрылись, обнажив зубы, белые, как смерть.
Римо смотрел на ее профиль целую минуту, и минута эта была самой длинной за всю вечность.
С искаженным болью лицом он поднял глаза. Поднял глаза на мастера Синанджу. Горькие слезы пролились из них.
И голос его был хриплым карканьем.
– Чиун. Ты убил ее. Ты убил Джильду. Ты убил мать моей маленькой девочки.
И мастер Синанджу, пораженный этой истиной, шагнул назад, как если бы встретился с физическим ударом.