Белая вода

Глава 42

Мастер Синанджу чувствовал, как прижимает грудную клетку к бьющемуся сердцу, и силой воли заставлял его утихнуть.

Это было трудно, потому что сердце колотилось. При всей уверенности Чиуна в своем ученике Римо оно колотилось.

Тиски стен ниши сдавили и сердце, и легкие, не давая им функционировать.

Но Римо показал мастеру Синанджу способ, и Чиуна, Верховного мастера Синанджу, столь примитивное препятствие остановить не могло. Тем более что Римо, западному человеку с огромной грудной клеткой, было куда труднее.

Но дело было не в том, чтобы задержать дыхание и сжать ребра. Очень тонок был шелк его кимоно. Порвать его – значило лишиться драгоценной одежды. Это было бы непристойно. И мастер Синанджу проникал в отверстие очень осторожно, зная, что там, на другой стороне, его уже ничто не остановит.

Из сырого коридора донесся крик. Высокий и резкий. Но искаженные эхом слова трудно было разобрать.

Это был не голос Римо. Женский голос, сварливый, мерзкий и злой.

Уже почти прошедший Чиун уперся сандалиями в пол. Позвоночник его выпрямился, эластичные хрящи сжались.

И выпрямившись так, он проскользнул внутрь, сохраняя выдержку и достоинство.

Оказавшись на другой стороне, он одним вдохом зарядил легкие кислородом. Один вдох – больше не нужно было, и потом легким шагом он прошел по каменному проходу и свернул, когда дошел до поворота.

Под ногами он ощущал какие-то странные удары и беспокойство, но не обращал внимания. Пол был из сплошного камня.

За последним поворотом его карим глазам открылась комната с кирпичными стенами, освещенная янтарным сиянием двух рядом стоящих мониторов.

Там, выпрямив спину, стоял Римо. Лицо его было обращено к сидящему перед ним.

Мастер Синанджу сделал судорожный вдох, увидев вьющиеся тонкие руки с бананово-желтыми ногтями.

И еще он увидел шарф из желтого шелка, прижатый к затылку Римо.

– Нет! – крикнул он, бросаясь вперед.

Его длинные ногти скользнули вверх, под шелк, и шелк с треском и шипением распался.

Римо качнулся назад. Чиун сгреб его обеими руками за футболку и оттолкнул с дороги. Странно, но он не ощутил сопротивления. Казалось, Римо лишился воли.

– Ты не получишь моего сына! – сказал Чиун, делая осторожный шаг вперед.

И голос, одновременно и зрелый, и юный, ответил ему:

– Ты опоздал. Он уже мой.

И хоть ее черты были искажены и сведены гримасой оскала, мастер Синанджу видел, что лицо перед ним – и еще четыре колышущиеся руки, две из которых держали концы разорванного шарфа...

Это лицо он хорошо знал.

Она стала старше. Но эти карие глаза нельзя не узнать.

Фрейя, дочь Римо и Джильды из Лаклууна.

А за ней – огромное глиняное чудовище, принявшее форму Кали Пожирательницы.

Каждая частица энергии требовала нанести смертельный удар. Но убить демона Кали значило забрать жизнь единственной дочери Римо.

Сверкающие ногти скрылись в рукавах кимоно, и лицо мастера Синанджу стало суровым.

– Поздравляю, нечистая. Ты выбрала хозяйку, которую я не смею убить.

– Изыди, старик! – сказал голос. Это был голос Фрейи, но в нем звучало эхо векового зла.

Глаза Чиуна метнулись к Римо, стоявшему в стороне. Темные глаза его застыли, лицо дергалось от противоречивых чувств. Он видел и не видел одновременно.

Чиун обратился к аватаре Кали:

– Я не могу убить тебя, это правда. Но это не означает, что я не могу обуздать тебя или выгнать из той невинной души, которой ты овладела.

Фрейя встала. Четыре ее руки протянулись в стороны, как стрелки сумасшедших часов. Чиун видел перед собой юную женщину. Более не ребенок, но еще не совсем женщина.

– Уходи, пока еще можешь стоять на ногах, – прошипела она.

Отступив на шаг, сказал с нажимом:

– Я уйду. Но сын мой пойдет со мной.

– Уходи, но отец мой останется здесь, ибо я знала, что он придет, не знала лишь, что так скоро.

– Я не уйду без Римо, – настаивал Чиун.

– Ты должен был бы спросить у моего отца, хочет он этого или нет, – предложила Фрейя-Кали, и глаза и губы ее так же сочились ядом, как ее слова.

Чиун повернулся.

Римо стоял в тени, и глаза его сверкали во впадинах лица черепа. Выражение лица невозможно было прочесть.

– Сын мой. Говори со мной...

Прозвучали слова, обернутые заполнившей мир болью:

– Чиун. Это Фрейя.

– Нет. Не Фрейя говорит с тобой, но дух Кали.

– Чушь! – Римо сорвался в гнев. – Не верю! Только не Фрейя. Никто не сделает такого с моей дочерью!

– Поверь, ибо это правда.

Римо ступил два трудных шага вперед. Руки его беспомощно и просительно взметнулись, а глаза отвернулись, чтобы не видеть четырехрукое существо.

– Чиун, я ничего не понимаю. Помоги мне.

– Я здесь ничего не могу сделать, – грустно проронил мастер Синанджу. – Я не могу убить это существо с двумя душами, из которых одна невинна, а другая – воплощенное зло. Ибо убиение зла принесет смерть невинной. Она твоей крови, и она всего лишь ребенок. Мы должны отступить.

Римо упрямо сжал кулаки.

– Я никуда не уйду. Без моей дочери – никуда.

И холодно повелел голос Фрейи-Кали:

– Ты останешься, плоть моей заемной плоти. Другой должен уйти.

Чиун посмотрел на Римо лишенным эмоций взглядом.

– Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной – значит обрести безопасность. Остаться – опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.

Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.

– Она не тронет меня. Это моя дочь.

– Она – существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.

– Не знаю я, о чем ты говоришь, – запальчиво произнес Римо.

– Тандава – это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.

– Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.

– Римо... – начал было Чиун.

– Ты получил свой ответ, – раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. – Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.

Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.

– Я ухожу.

Римо колебался.

– Может быть, это и есть единственный выход, – неуверенно произнес он. – Может быть, мы сможем это распутать.

В голосе Чиуна прозвучал почти страх.

– Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.

– Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.

– Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.

И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.

Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.

Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.

И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.

Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.

И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...