Белорусские народные сказки

Составители

С. И. ВАСИЛЕНОК. К. П. КАБАШНИКОВ С. И.. ПРОКОФЬЕВ

Перевод под редакцией

С. И. ВАСИЛЕНКА и М. Т. ЛЫНЬКОВА

Художник

И, КУЗНЕЦОВ

БЕЛОРУССКИЕ

НАРОДНЫЕ

СКАЗКИ

СКАЗКИ О ЖИВОТНЫХ

ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ

СКАЗКА О БЕДНОМ И БОГАТОМ БРАТЬЯХ, ВОЛШЕБНОЙ КУРИЦЕ, СКАТЕРТИ И ДУДОЧКЕ

В некотором царстве, в некотором государстве, а именно в том, в котором мы живем, появился рассказ не от нас, как жили два брата: один — богатый, другой—бедный. Прожили они на белом свете уже немало лет. Вот приходит, как называется у нас, родительский день, радуница,— нужно поминать родителей. У богатого брата всего вдоволь, а у бедного нет ничего. Бедный брат и говорит своей хозяйке:

— Ступай, сходи к брату, попроси чего-нибудь; может, и даст помянуть родителей.

Пошла она к брату-богачу. Входит в хату:

— Здравствуйте!

— Здравствуй, проходи, садись.

— Сидеть мне некогда, пришла я к вам по делу. Братец, сделай милость, выручи ты меня. У нас сегодня родительский день, дай мне кусочек мяса помянуть родителей.

Богач отвечает:

— На, неси брату, отдай этому черту!..

Взяла женщина кусочек мяса и понесла домой; приносит и говорит мужу:

— На, прислал тебе брат, велел отдать черту.

— Ну, как же мне есть это мясо?— спрашивает бедняк.— Ведь он прислал не мне, а черту. Пойду искать черта!

Сказал и вышел из хаты. Шел он, шел, встречается ему черт,

— Здравствуй, мужичок! Куда идешь?

— Иду искать черта.

— Я и есть черт. Отдай мне это мясо!

— А ты мне что за это дашь?

— Что я тебе буду давать — увидишь. Только смотри не бери ничего, кроме черной курицы.

Мужик отдал черту мясо, а черт говорит:

— Ну, отступи три шага назад.

Отступил мужик три шага назад, смотрит — такие хоромы перед ним пригожие, а столы в них заставлены разными яствами, кушаньями, напитками. А за столами незнакомые, богато одетые люди. Мужик жил и гулял в этих хоромах несколько дней. Потом ему говорят:

— Ну, что ты себе возьмешь за это мясо: золота аль серебра?

— Не надо мне ни золота, ни серебра,— отвечает мужик,— а дайте мне черную курочку.

— Ну, что с тобой делать? Человек ты, видать, хороший, на, возьми!..

Взял мужик черную курочку и пошел. Шел, шел, да и говорит сам себе: «Ну, зачем я взял эту курицу? Лучше бы я взял себе золота или серебра». Только он так подумал — навстречу ему черт. Подходит он к мужику и говорит:

— Ты возьми да потискай эту курицу.

Сдавил мужик руками черную курочку, а из нее посыпалось золото.

Прошел еще немного мужик и снова потискал курочку, насыпал золотом полные карманы. Шел он, шел, видит кабак. Зашел мужик в кабак и говорит кабатчику:

— Дай мне рюмку водки, и другую, и третью!..— и протягивает золотой.

— Где ты взял золотой?—спрашивает кабатчик.

— А вот есть у меня курочка, посмотри-ка, что будет,— ответил мужик и давай тискать курочку, а та и начала сыпать золотом и серебром.

Увидала кабатчица это чудо, напоила мужика допьяна. Лег он спать, а курицу положил в головах. А кабатчица взяла и переменила ее. Проснулся утром мужик, схватил курицу и пошел домой. Приходит к жене и говорит:

— Ну-ка, женка, расстилай дерюгу!— и давай тискать курицу. Давил, давил, а проклятая только загадила всю дерюгу.

— Пойду опять к черту!— решил мужик.

Шел, шел и снова повстречался с чертом.

— Нет, черт, дрянь твоя курица: нет от нее никакого толку, не дает золота.

Черт и говорит:

— Ну-ка, ступи три шага вперед!..

Сделал мужик, как велел черт, смотрит — опять перед ним хоромы.

— Смотри,— говорит черт,— ничего не бери, кроме скатерти!

Опять стали угощать мужика неведомые люди, а затем говорят?

— Ну, что возьмешь: золота или серебра?

— Ничего мне не надо,— отвечает мужик,— дайте мне только вот эту скатерть!

— Ну, что с тобой поделаешь? Возьми!..

Взял мужик скатерть и отправился домой. Идет и говорит сам себе:

— Ну, что я буду делать с этой скатертью?

А навстречу мужику черт.

— Возьми,— говорит,— тряхни своей скатертью, и будет у тебя все что нужно.

Тряхнул мужик скатертью, и откуда только взялись напитки: разные, всевозможные яства, тут тебе все: и музыка и хоромы.

Поел мужик, выпил, выспался и пошел дальше. Стоит на дороге кабак. Зашел мужик в кабак и давай хвалиться кабатчице. Кабатчица напоила его допьяна, лег он спать, а скатерть положил под голову. Кабатчица дождалась, пока он уснул, и подменила скатерть. Проснулся мужик, схватил скатерть и пошел домой.

— Ну,— говорит он жене,— теперь мы с тобой заживем! Смотри-ка, что я сделаю.

Тряхнул мужик скатертью, а из нее нет ничего. Жена и говорит:

— Который раз ты меня обманываешь!

Свернул мужик скатерть и опять пошел в хоромы к чертям. Приходит в хоромы и говорит:

— Что это вы мне дали такое? Раньше все было, а теперь» нет ничего.

— Э-э, хороший ты человече, от нас ты принимаешь, а к себе не приносишь. Ну, что хочешь взять, золота или серебра?’

А знакомый черт шепчет:

— Не бери ты ни золота, ни серебра, а возьми себе дудочку!...

Мужик и говорит:

— Не нужно мне ничего, кроме дудочки!

— Ну, что с тобой поделаешь? Возьми!,.

Взял мужик дудочку и пошел домой. Идет и думает: «Ну,, зачем мне эта дудочка?» Хотел он уже ее бросить, как вдруг является черт и говорит:

— Ну-ка, задуди в свою дудочку!

Только он задудел — выскакивают, как из земли, двенадцать молодцов: голос в голос, волос в волос, глаз в глаз, на мужика глядят как раз и спрашивают:

— Что тебе нужно?

— А вот что мне нужно: попить да погулять.

Откуда только взялись и закуска, и напитки разные, и музыка такая, что сами ноги в пляс идут.

Выпил, поел, погулял мужик, дунул в трубочку — и все сразу исчезло.

Едет мужик опять мимо того кабака, заходит в него и говорит кабатчице:

— Послушай, умница! Отдай мою черную курицу и мою скатерть, а ежели не отдашь, я разорву тебя на мелкие части.

Кабатчица давай мужика в шею толкать, гнать из кабака. Он как дунул в эту дудочку, выскочили двенадцать молодцов: голос в голос, волос в волос, глаз в глаз.

— Чего изволите?— говорят.

— А вот чего: чтобы эту кабатчицу сейчас изничтожать и прах ее разметать.

Схватили молодцы кабатчицу, как начали трепать ее, она и взмолилась:

— Стойте, стойте, братцы! Отдам я вашу курицу и скатерть.

Снова дунул мужик в дудочку — и убрались молодцы неведомо куда. Взял мужик курицу и скатерть и пошел домой.

— Ну, женка,— говорит он жене,— теперь наши дела слава богу!

— Полно тебе смеяться надо мной!— отвечает жена.

А мужик говорит:

— Ну-ка, иди сюда!—и дунул в волшебную дудочку.

Выскочили двенадцать молодцов.

— Что тебе надо, мужик?

— А вот что: чтобы всего было вдоволь — и попить, и поесть, и погулять!..

Откуда ни возьмись стали такие хоромы, что загляденье, загремела такая музыка, что только держись. Тряхнул мужик скатертью, появились на столе разные кушанья и напитки. Угощались, беседовали муж и жена, а затем позвали своего брата-богача. Когда нагулялись вволю, дунул мужик в дудочку— и снова нет ничего, как не бывало. Потом взял он курицу и говорит:

— Ну-ка, женка, расстели дерюгу!

Потискал мужик курицу, а из нее посыпалось золото и серебро.

— Сходи-ка, жена, к брату за меркою!—говорит мужик.

Пришла жена к богачу:

— Братец, дай ты нам меру!

— Зачем?

— Да что-то мерить.

Говорит богач своей женке:

— Дай им меру, которая без обручей.

Взяла женщина меру и понесла домой. Намерили они с мужем целых две четверти золота. Во все щели в избе натыкали золота.

Идет богач, видит в окнах у бедняка золото блестит. «Что за чудо такое?»—думает. Вошел в хату, смотрит — во все щели понатыкано золота.

— Где ты взял столько золота?—спрашивает брата богач.

— Черт мне послал.

Стал богач рассказывать всюду о такой диковине. Услыхали рассказ богача и паны (а было это при крепостном праве); посылает помещик за мужиком:

— Чтобы немедля был он ко мне.

Пошел мужик к помещику. Помещик и говорит!

— Я слыхал, что у тебя есть чудесная курица, да еще скатерть, а в ней всяких напитков и кушаний вдоволь?

— Да, ваше благородие, есть!

— А где ты все это взял?

— Черт мне дал.

— Так вот, приказываю тебе все это принести сюда.

Думал, думал мужик, как тут быть, что делать? А барин говорит:

— Ты мне дай ее только на один денек!

Отдал мужик пану курицу и скатерть. День проходит — нет от пана людей, и другой, и третий — а все не несут должок.

Взял мужик дудочку и пошел к пану. Вот приходит он на господский двор.

— Ну, барин, верни мне курицу и скатерть.

А барин кричит:

— Эй вы, слуги мои! Всыпьте ему, да так, чтобы он не собрал и костей.

Тут мужик как дунул в дудочку, как выскочили двенадцать молодцов.

— Чего изволите?

— Валяй всех!— приказывает мужик.

Как начали молодцы барских слуг колотить, трепать, только клочья полетели. Помещик смотрел, смотрел и говорит:

— На, брат, твое добро, не то и мне это будет!

Взял мужик волшебную курицу, скатерть и пошел домой. Стал жить, да поживать, да добра наживать.

КУРОЧКА РЯБКА

Жили себе дед да бабка, была у них курочка Рябка; нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, Мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят.

Идет волк.

— Дедушка, чего ты плачешь?

— Как же мне не плакать: жили мы себе с бабкой, была у нас курица Рябка, нанесла она яиц полное лукошко, да еще немножко. Я бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, Мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят.

Услыхал это волк и давай выть.

Идет медведь:

— Чего ты, волк, воешь?

— Как же мне не выть: был дед, была себе бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила,

мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят — и я, волк, вою.

Услыхал это медведь да как заревет.

Идет лось:

— Чего ты, медведь, ревешь?

— А как же мне не реветь: был себе дед, была себе бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят, волк воет — ия, медведь, реву.

Услыхал это лось и рога поскидал. Пришел он к колодцу: попова служанка воду берет.

— Чего ты, лось, рога поскидал?

— Как же мне не скинуть: был себе дед, была себе бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят, волк воет, медведь ревет—и я, лось, рога скинул.

Услыхала это попова служанка, ведра побила, коромысло поломала и заплакала. Навстречу ей дьячок:

— Девка-девица, чего ты плачешь?

— Как же мне не плакать: был себе дед, была себе бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят, волк воет, медведь ревет, лось рога поскидал —и я ведра побила, коромысло сломала и заплакала.

Услыхал это дьячок, пошел да все свои книги порвал. Идет поп:

— Дьячок, чего ты книги порвал?

— Как же мне не рвать их: был себе дед, была себе бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко да еще немножко. Дед бил, бил — не разбил, баба била, била — не разбила, мышка бежала, хвостиком махнула и разбила. Дед плачет, баба плачет, курочка кудахчет, ворота скрипят, щепки летят, собаки лают, гуси кричат, люди говорят, волк воет, медведь ревет, лось рога поскидал, твоя служанка ведра побила, коромысло поломала и заплакала, а я, дьякон, все свои книги порвал.

Услыхал это поп, пошел и церковь поджег.

КОТИК, ПЕТУШОК И ЛИСИЧКА

Жили-были котик с петушком. Построили они себе в лесу хатку. Накормил котик петушка, а сам пошел на охоту. А лисичка уж тут как тут.

— Петушок, петушок,— говорит она,— открой мне! Петушок открыл, лисичка вошла, схватила его зубами и понесла к себе домой. А петушок давай кричать:

— Братец мой кот!

Меня лиска несет По неведомым стежкам,

По заросшим дорожкам,

На высокие горы,

В глубокие норы.

Услыхал котик, прибежал, петушка у лисы отнял, привел в хатку и говорит:

— Смотри, баловник, не слушайся лисы, если она придет, а я пойду далеко.

Пошел котик, а лисичка уж снова тут как тут.

— Петушок, голубчик, открой мне,— говорит она,— я только огонька возьму!

— Не открою — ты меня утащишь.

— Не бойся, петушок, не утащу.

Петушок и открыл, а лисичка схватила его и понесла к себе. Снова стал кричать петушок:

— Братец мой кот!

Меня лиска несет По неведомым стежкам,

По заросшим дорожкам,

На высокие горы,

В глубокие норы.

Услыхал котик и на этот раз, прибежал, петушка отобрал, побил его за то, что не послушался, и принес обратно в хату. Потом говорит:

— Ну, смотри же, не пускай лису в дом, я пойду еще дальше, не услышу.

Только ушел котик, как снова прибежала лиса и .говорит:

— Петушок, голубчик, дай мне огонька!

— Не дам,— ты меня утащишь.

— Да не бойся, ну дай хоть через щелку!

Петушок так и сделал, а лиса — хвать его да скорей к себе домой.

Кричал, кричал петушок — не услышал котик, а лиса принесла его к себе в дом и велит своим дочкам:

— Варите обед, будем угощать гостя.

А когда котик вернулся с охоты и увидел, что нет петушка,

он взял смастерил себе скрипочку, пушку и пошел к лисьему дому. Сел над норкой и стал играть:

У лисички,

У сестрички

Новый двор,

Все три дочки —

Что цветочки —

На подбор,

А четвертый —

мой дружок

Петя-петушок!

Услыхали песню Лисичкины дочки и говорят:

— Ах, матушка, кто это так хорошо играет? Мы пойдем поглядим.

Вышли дочки, а котик застрелил их из пушки, положил всех возле и снова заиграл.

А лисичка ждала-ждала дочек, да и говорит:

— Вот ведь озорницы, не идут обедать!

Взяла хворостину, вышла, а котик и ее застрелил. А потом пошел к петушку, и стали они жить вдвоем в лисьей норке.

ЖУРАВЛЬ И ЦАПЛЯ

Жили по разным краям болота журавль и цапля. Стало скучно журавлю жить бобылем. Вот и надумал журавль идти к цапле свататься. Тюп, хлюп, семь верст по мху, через бор да на цаплин двор.

— Здравствуй, цапля!

— Здорово, журавль!

— Не пойдешь ли ты, цапля, за меня замуж?

— А! ноги у тебя длинные, перья короткие. Хоть ты и спесив, да уж больно некрасив. Ступай-ка откуда пришел!

И поплелся журавль через бор да ни с чем и вернулся на свой двор.

Одумалась цапля, пожалела, что за журавля замуж не пошла. «Пойду-ка у него прощенья попрошу».

Тюп, хлюп, семь верст по мху, через бор да к журавлю на двор.

— Здорово, журавль!

— Здравствуй, цапля!

— Возьми меня за себя замуж!

— Шея у тебя кривая, голова чубатая и сама ты горбатая. Такая мне не нужна!

Хоть и стыдно и обидно, однако поплелась цапля обратно через бор на свой двор.

Жалко стало журавлю, что не взял он в жены бедную цаплю, и снова пошел он к ней той самой дорогой.

Тюп, хлюп, семь верст по мху, через бор да на цаплин двор... не пошла цапля замуж за журавля.

Так весь свой век и ходят они друг к другу свататься, а хатки их до сих пор стоят по разным краям болота.

КАК КОЗЕЛ ХОДИЛ ПО ОРЕХИ

Пошли козел с козой по орехи, набрал козел три мешка, а коза ни одного.

— Погоди, коза, я на тебя волка напущу. Волк, иди козу драть.

— Не пойду.

— Погоди, волк, я на тебя охотника напущу. Охотник, иди волка бить.

— Не пойду.

— Погоди, охотник, я на тебя веревки напущу. Веревки, идите охотника вязать.

— Не пойдем.

— Погодите, веревки, я на вас огонь напущу. Огонь, иди веревки жечь.

— Не пойду.

— Погоди, огонь, я на тебя воду напущу. Вода, иди огонь тушить.

— Не пойду.

Погоди, вода, я на тебя волов напущу. Волы, идите воду

пить.

— Не пойдем.

— Погодите, волы, я на вас дубинку напущу. Дубинка, иди волов бить.

— Не пойду.

— Погоди, дубинка, я на тебя червей напущу. Черви, идите дубинку точить!

— Не пойдем.

— Погодите, черви, я на вас кур напущу. Куры, идите червей клевать.

— Не пойдем.

— Погодите, куры, я на вас ястреба напущу. Ястреб, иди кур когтить.

Ястреб пошел кур когтить, куры пошли червей клевать, черви пошли дубинку точить, дубинка пошла волов бить, волы пошли воду пить, вода пошла огонь тушить, огонь пошел веревки жечь, веревки пошли охотника вязать, охотник пошел волка бить, волк пошел козу драть. Коза пошла под мост, а волк ее за хвост!

ДЕД, КОЗА И ЗВЕРИ

Жили-были дед с бабой, и была у них коза. Дед посылает свою дочку пасти козу. Весь день пасла дочка козу, а под вечер пригнала ее домой. Дед сел у ворот и спрашивает:

— Коза моя, козочка! Пила ли ты, ела ли?

А коза отвечает:

— Не пила, не ела, а как бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, как бежала мимо кринички, ухватила каплю водички.

Крепко рассердился дед на дочку, побил ее и прогнал.

На другой день посылает дед бабу пасти козу.

Под вечер гонит баба козу с пастбища, а дед уже сидит снова у ворот и спрашивает у козы:

— Коза моя, козочка, пила ли ты, ела ли?

— Не пила, не ела, а как бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, как бежала мимо кринички,ухватила каплю водички.

Еще пуще рассердился дед, побил бабу и прогнал от себя. На третий день дед уже сам погнал козу в поле. Накормил ее, напоил и погнал домой, а сам скорехонько забежал вперед, да и сел на лавочку. Вот пришла коза, дед ее и спрашивает:

— Коза моя, козочка, ела ли ты, пила ли?

— Не пила, не ела, а как бежала через мосточек, ухватила кленовый листочек, как бежала мимо кринички, ухватила каплю водички.

Рассердился дед пуще прежнего и решил козу зарезать. Привязал он ее и пошел к кузнецу точить нож. Почуяла коза, что дело плохо, оторвала веревку и убежала в лес. Забежала в заячью хатку, зайца вон выгнала. Сидит заяц у дороги и плачет. Идет волк и спрашивает:

— Что ты, зайка, плачешь?

— Как же мне не плакать; какой-то невиданный зверь выгнал меня из дому и сам поселился в нем.

Волк говорит:

— Ну я его выгоню.

Подошел к хатке и кричит:

— Эй ты, зверь, отпирай дверь, выходи вон!

А коза копытцами как застучит да как закричит:

— Вот я тебя забодаю рожками, затопчу ножками и хвостиком замету!

Волк испугался и убежал. Потом приходили все звери, тоже не смогли выгнать козу.

Шел мимо петух и спрашивает у зайца:

— Зайка, что ты плачешь?

Заяц ему все и рассказал. Тогда петух говорит:

— Не плачь, я его выгоню!

— Где тебе выгнать, все звери гнали — не выгнали!

— Ничего, пойдем!

Подошел он к хатке да как закричит:

— Я иду с косой, в красных сапожках, я тебя зарежу! Перепугалась коза до смерти, отперла дверь, а они ее побили

и сами стали жить-поживать да добра наживать.

КОТ, ЛИСА, ВОЛК, МЕДВЕДЬ И КАБАН

Унес мужик в лес шкодливого кота, да и пустил его. Встретила кота лиса и говорит:

— Кот, а кот, пойдешь ко мне за хозяина?

— А почему бы и не пойти? Пойду!— И отправились они к лисе в хату.

Вот бежит медведь, а лиса ему и говорит:

— А, косолапый, куда бежишь? У меня уж есть хозяин! Медведь испугался и убежал.

Бежит волк.

— А ты куда, лупоглазый?—спрашивает лиса.— У меня уже есть хозяин!

И волк испугался и убежал.

Бежит кабан.

— А ты куда, клыкастый? У меня уже есть хозяин!

И кабан убежал.

Бежит заяц.

— А ты, косой, куда? У меня уже есть хозяин!

И заяц испугался и тоже убежал.

Сбились они все в кучу и гадают: «Как бы нам поглядеть на хозяина!»

Вот приходят они к лисе:

— Как бы нам увидать твоего хозяина?

— Ну что ж! Принесите побольше меду и мяса, асами спрячьтесь: очень он сильный.

Вот раздобыли они меду и мяса, принесли лисе, а сами попрятались: медведь залез на дуб, волк сел под дубом, кабан зарылся в листву, а заяц — под хворост.

Кот начал есть мясо, да и говорит:

— Мяу, мяу, мало, мало!

А медведь, сидя на дубе, думает себе: «Ишь ты, сам мал, а ест помногу!»

А кабан тем временем захотел поглядеть на кота, да муха ему на ухо села. Он ухом шевельнул, а коту почудилось, что это мышь. Он вскочил на кабана верхом, кабан перепугался да бежать, а кот и сам струсил да прыгнул на дуб, а медведь подумал, что на него, да свалился прямо на волка. Сам убился и волка придавил, а заяц видит беду, да и наутек!

С тех пор звери перестали ходить к лисе.

ВОЛК, СОБАКА II КОТ

Жил старик. Так себе жил, небогато. И была у него старая I собака. Дед и прогнал ее со двора. Пошла собака в лес, глядит — а там сидит волк. Волк и говорит:

— Иди ко мне, будем с тобой в дружбе жить!

И пошла собака жить к волку.

Лежали они как-то раз в логове, и захотелось им есть.

— Иди,— говорит волк,— погляди: может, кто есть в

поле!

Вышла собака, поглядела и говорит:

— Гуси ходят!

— Хлопот много, а поживы мало!— отвечает волк.

А собака есть хочет, так ей хоть бы и гусятинки!

Прошло время, волк снова говорит:

— Выйди-ка погляди: может, еще кто-нибудь ходит!

Собака вышла и говорит:

— Свиньи ходят!

— Ну, с ними хлопот много, а поживы мало!

Через час-другой волк снова говорит:

— Выбеги: может, кто ходит!

Собака выбежала и говорит волку:

— Там конь ходит!

— Ну теперь пойдем!

Волк окунулся в воду, вывалялся в песке и спрашивает собаку:

— Здорово я прикинулся? Не узнать меня?

— Здорово!

Пошли они к коню. Волк зашел ему спереди, встал прямо перед мордой и отряхнулся. Конь глаза зажмурил, а волк его и задушил. Поели они с собакой, та и говорит волку:

— Ну, я теперь научилась, пойду одна.

Пошла она, а навстречу ей кот. Собака и зовет кота:

— Пойдем со мной, я научу тебя давить скотину.

Пошли они в лес. Собака приказывает коту:

— Иди погляди: может, кто-нибудь ходит в поле!

Кот вышел и говорит:

— Гуси ходят!

— Э, хлопот много, а поживы мало!

А кот есть просит. Собака и говорит:

— Выйди-ка теперь: может, кто ходит!

Кот вышел и говорит:

— Свиньи ходят!

— Э, хлопот много, а поживы мало!

Через час-другой собака опять посылает кота:

— Выбеги: может, кто ходит!

Кот выбежал и говорит:

— Конь ходит!

— Ну вот теперь пойдем!

Пошла собака, окунулась в воду, вывалялась в песке, воротилась к коту и говорит:

— Здорово я прикинулась?

— Нет!— отвечает кот.

— Нет, ты скажи, что здорово!

— Ну, здорово!

Собака и пошла к коню, подошла к нему сзади, а тот как хватит ее копытом по лбу, она и покатилась замертво.

А кот говорит:

— Вот теперь здорово!

КАК МЕДВЕДЬ, ВОЛК И ПЕТУХ ЛИСИЦУ ИЗ ЗАЯЧЬЕГО ДОМИКА ВЫГОНЯЛИ И КАК ЛИСИЦА УХИТРИЛАСЬ МЕДВЕДЯ ЗАГУБИТЬ

Жили-были зайчик и лисичка. Зимой-то у зайчика была избушка лубяная, а у лисички ледяная. Когда прошла зима, Лисичкина избушка растаяла, а зайкина стоит. А ведь давно известно, что лисица хитрая. Попросилась она к зайчику на денек, да и выгнала его вон.

Идет зайчик и плачет: навстречу ему медведь. Спрашивает: — Ты чего, зайчик, плачешь?

— Да как же мне не плакать: попросилась лисичка ко мне на денек, да меня же и выгнала.

— Ну, подожди, заяц,— говорит медведь,— я ее выгоню! Вот идет медведь к заячьей избушке и стучит, да на весь лес кричит:

— Лиса, выходи вон!

А лисица отвечает:

— Ну погоди! Сейчас! Вот только обуюсь!

А сама и не думает выходить.

Идет зайчик, снова плачет, а навстречу ему волк:

— Ты чего, зайчик, плачешь?

— Да как же мне не плакать: попросилась лиса в дом, да меня же и выгнала.

— Ну погоди, я ее выгоню!

Идет волк к избушке и зубами лязгает:

— Лиса, выходи вон!

— Сейчас, сейчас, вот только оденусь!

А сама и не думает идти.

Опять пошел зайчик, плачет, а навстречу ему петух.

— Ты чего, зайчик, плачешь?

— Да как же мне не плакать: попросилась лиса ко мне в дом, да меня же и выгнала.

— Ну погоди, я ее выгоню!

Вот идет петух и поет и кукарекает, а лисица в окошко смотрит. Увидела петуха и говорит:

— Здравствуй, Петя-петушок, здравствуй, алый гребешок!

А Петух ей в ответ:

— Приоткрой окошко хоть немножко, я тебе головку покажу.

Потом как закричит:

— Снял я косу с плеч — хочу лису посечь. Выходи, лиса, вон, а то как пойдут толчки за толчками да тычки за тычками! Выходи, лиса, вон!

Тут она как выскочит да как побежит! Бежала, бежала, увидел ее медведь да как пустился от нее наутек. Бежит он, бежит и видит: мужик дрова рубит. Медведь с разбегу и бух на телегу. Лежит на боку и говорит мужику:

— Эй, мужик, прибежит лиса и спросит, что у тебя лежит, то скажи дрова, мол!

Прибегает лиса и спрашивает:

— Мужик, что это у тебя на телеге лежит?

— Не видишь разве? Колода!

А лисица и говорит:

— Кабы колода, то увязана была бы!

Медведь и просит потихоньку мужика:

— Увяжи меня поскорее!

Привязал мужик медведя к телеге.

А лиса опять спрашивает:

— Что же это все-таки у тебя на телеге лежит?

— Да говорю же тебе — колода!

А лисица в ответ:

— Если бы колода, то в ней бы топор торчал.

Медведь и говорит потихоньку мужику:

— Воткни мне в бок топор, да поскорей!

Мужик взял да и хватил изо всей силы, у медведя и глаза на лоб. Мужик освежевал его и повез домой.

СВИНКА И ВОЛК

У одного хозяина была свинка. Днем она со двора не ходила, а чуть ночка пришла — взяла да и ушла.

Вышла свинка в чистое поле, ходит себе на воле и думает-гадает, как жить, как быть, как свою головушку прокормить. Опустила она хвост и рыло, но хозяйскую полосу не разрыла, а сунула нос в соседский овес. Идет стебельки вырывает, зернышки глотает, соломку соседушке оставляет. А в овсе — волк,

сидит, приумолк. Опустила свинка бровки пониже, подошла к волку поближе. Тут встал волчище и снял колпачище:

— Здравствуй, курносая, свинья супоросая! Зачем тут ходишь, зачем тут бродишь, овес гложешь, меня тревожишь? Тут волки живут, тут серые живут, хватают овец, и тебе, свинья, тут будет конец!

— Ой, волчище, не ешь меня, отведи беду! Я за то тебе стадо поросят наведу!

— Нет, свинья, хоть ты бровки и высоко поднимаешь, да меня на посул не поймаешь!

Взял он свинку за сивую спинку, под кустик сел и свинку съел. Да еще и всех свинячьих деток помянул.

МЕСТЬ ДЯТЛА

Свил себе дятел гнездышко, нанес яичек и вывел деток — трех крохотных дятляток. Радуется дятел: «Выкормлю,

думает, деток себе на утешение, да и под старость будет подмога».

Да не зря люди говорят: «Кто бы дятла знал, кабы не его длинный нос!» Не умел он язык за зубами держать и раструбил по всему лесу, что послал ему бог деток; кого ни встретит — приглашает на родины.

Собрались гости, отпраздновали родины и так наугощались, что едва дотащились до дому. И пошла по всему лесу слава о том, какие пышные родины справил дятел.

Прослышала об этом лиса. «Постой же, поганец,— думает она,— не позвал меня на родины,— будешь меня помнить!»

Пестует дятел деток, кормит их, поит, а лиса под его гнездом похаживает, зубы скалит, раздумывает, как бы ей птенчиков со света сжить. И надумала.

Подходит она раз к тому дереву, где было дятлово гнездо, и давай стучать по дереву хвостом.

— Что ты, лиса, делаешь?— спрашивает у нее дятел.— Зачем моих деток пугаешь?

— Вот как,— говорит лисица,— у тебя и детки есть?.. А я и не знала. Ну, выгоняй-ка их из гнезда, да поживее, мне это дерево нужно на дрова...

— Ах, лисанька, ах, кумушка,— стал просить ее дятел,— дай ты мне выкормить моих малюток, а тогда уж и руби дерево!

— Не могу я ждать,— отвечает лиса,— кто ж виноват, что ты тут свил гнездо! Мало тебе деревьев в лесу?

— Оно правда, деревьев-то немало,— говорит дятел,— да кто же знал, что ты это дерево собираешься рубить?

— Надо было спросить. Что у тебя, языка нет?— отвечает лиса.— Сам виноват, пеняй на себя.

— Что же мне делать, кумушка? Присоветуй!— просит ее бедняга.

— Ты совета просишь? Так вот тебе мой совет: не держи детей при себе, избалуются они, разленятся. Отдай-ка ты их лучше в люди, в ученье. Около людей потрутся, работать научатся, сами людьми станут. И тебя будут благодарить да беречь под старость.

— Что ж, может, твоя правда,— говорит дятел,— да вот беда: я не знаю таких людей, кому бы можно было отдать моих детей на выучку.

— Отдай их мне, я тебе помогу их пристроить.

— Спасибо тебе, моя кумушка, за то, что выручаешь меня из беды. Век буду тебя благодарить.

— После поблагодаришь,— говорит лиса,— а теперь кидай их ко мне.

Кинул дятел одного птенца; лисица подхватила его, забежала за куст и съела. Облизалась и идет к дятлу.

— Пристроила,—говорит,— учиться кузнечному ремеслу: прибыльная работа. Кидай другого!

Сбросил дятел и другого. И его схватила лиса и за кустом съела. Потом снова возвращается к дятлу.

— Отдала,— говорит,— учиться столярному делу. Самая подходящая работа для дятла: будет иметь кусок хлеба. Давай третьего: отдам его в бондари,— дятлы способны к бондарному ремеслу.

Кинул ей дятел и третьего птенца да еще благодарит лису за заботы о его детях.

Съела лиса третьего, как и двух первых. Снова приходит к дятлу:

— Кидай еще, коли есть!

— Все уже,— отвечает дятел.

— А коли все, так укуси зад мне: я твоих детей поела. Нечего было чваниться.

Как услышал это дятел, заплакал с горя, заголосил: и деток-то ему жаль, и злость-то его разбирает, что лиса так над ним насмеялась. Так и разорвал бы ее, поганую, на куски, да бог силы не дал. А лиса издевается, зубы скалит.

«Что я сделал плохого? — думает он.— Обездолила меня лиса, надругалась надо мной, так погоди же, и я над кем-нибудь надругаюсь, будут меня помнить!»

И полетел дятел искать, на ком бы ему злость сорвать. Летит он, летит, видит — едет по дороге мужик; везет что-то в бочке.

«Вот на ком я злость сорву,— на мужике, никто, как он, во всем виноват».

А мужик вез в бочке деготь продавать, хотел соли купить.

Сел дятел на бочку с дегтем и давай ее долбить носом. Глянул мужик, подумал: продолбит, чего доброго, бочку, деготь выльет. Выхватил он топор из-за пояса да как трахнет обухом! Да только не по дятлу, а по бочке. Бочка вдребезги... Не успел еще мужик опомниться, а дятел уже сидит у лошади на лбу и знай долбит. Мужик размахнулся топором, хотел убить дятла, а рубанул по лбу лошади, та и ноги протянула, а дятел — Фурр!—и улетел.

Плачет мужик: «Бочку разбил, деготь вылил, лошадь загубил,— и все из-за проклятого дятла. Вот бы поймать его, запомнил бы он!»

А дятел полетел к мужиковой хате. Жена его в ту пору хлеб месила, а ногой люльку с ребенком качала. Влетел дятел в окошко, сел в люльку и давай ребенка в лоб клевать. Заплакал ребенок. Глянула баба — видит, что дятел клюет ее дитя.

— Ах! Чтоб ты сдох!— закричала она и хвать уполовником, да только не по дятлу, а по ребенку. Из того и дух вон... Разозлилась она на дятла, кинулась его ловить. Поймала и посадила под горшок.

И стала она придумывать: какою смертью дятла казнить?..

А тут как раз и муж подходит, идет и плачет.

— Чего ты плачешь?— спрашивает баба. А тот рассказывает: так и так...

— А я хоть дитя и убила, да проклятого дятла изловила!— говорит мужику жена.

— Где он? Покажи, я его живьем съем!— кричит муж.

— А вон под горшком!

Поднял мужик горшок, взял дятла в руки.

— Вот я тебя съем, гад ты эдакий!—И рот разинул. А дятел— пурх! — и прямо ему в рот, а изо рта в живот пролез. Трепыхается в животе. Не знает мужик, что ему и делать: болит живот— долбит там дятел. И на двор сходить не дает— за зад кусает. И никак его оттуда не достать.

Догадался-таки мужик.

— Иди-ка сюда, баба!— говорит он жене,— возьми косу и, как только дятел высунет голову, секи его косой!

Взяла баба косу, глядит зорко, подстерегает дятла. А тот покажет голову да снова сразу же спрячется, будто дразнится. Но изловчилась все-таки баба: чуть он высунул нос— она его чик косой!

— А-я-яй!— завизжал мужик: баба ему косой кусок мяса отхватила, а дятел живехонький вылетел и был таков.

ПОЧЕМУ ВОЛКИ КОЛОКОЛЬЧИКА БОЯТСЯ

Служила у станового лиса и службу свою старательно исполняла. Правда, неизвестно, кем и как она служила,— может, кур ему к обеду поставляла либо еще что.

Однажды становой говорит лисе:

— Проси у меня чего хочешь за свою службу. Что ни попросишь — все тебе дам!

Думала, думала лиса, чего бы попросить, й надумала.

— Дайте мне,— говорит,— свой колокольчик, чтобы, когда я где пройду, все меня боялись, как самого господина станового.

Становой согласился. Дал ей свой колокольчик, да и говорит:

— Гляди же не потеряй его! А потеряешь или отдашь кому, я с тебя шкуру спущу!

Побожилась лиса, что никому не отдаст и не потеряет, и пошла себе гулять по белу свету.

Кто только ни заслышит колокольчик — все пугаются и дают лисе все, что она ни скажет.

Проведал волк про то, что лиса добыла себе у станового колокольчик и что всякий ее боится и дает ей все, чего она только ни пожелает.

Вот приходит он к лисе и просит хоть на часок этот колокольчик. Не хотела лиса давать, да уж очень волк стал ее просить.

— Ну уж ладно, кум,— согласилась лиса,— на, бери, если потеряешь, поплачешь тогда. Становой-то за этот колокольчик с нас обоих шкуру сдерет!

Взял волк колокольчик, да и побежал скорее раздобыть себе чего-нибудь. Прибежал он в поле к пастухам:

— Меня,—говорит,— становой прислал, чтобы вы ему дали лучшего барана, а не дадите, так он сам сейчас приедет и вас в холодную посадит!

Не поверили ему пастухи и давай его бить. Натравили на него собак, били, били и колокольчик отняли. Пропал колокольчик.

Заплакал волк, пошел к лисе и рассказывает ей, так, дескать, и так.

Заплакала и лисица, да что уж тут поделаешь? Поминай как звали колокольчик станового.

С того времени, как только волк заслышит колокольчик, думает, что это становой едет его искать. И, чуть живой от страха, бежит куда глаза глядят.

КОТ И ДУРАК

Было у одного человека три сына: два умных, а третий дурак. Захворал их отец и уже не надеялся выжить. Перед смертью разделил он свое хозяйство поровну между двумя старшими сыновьями.

Увидел дурак, что отец ничего ему не оставил, стал жаловаться и плакать: «На кого же ты, татка, меня покидаешь?» Подумал, подумал отец, да и говорит:

— Все хозяйство, сынок, поделил я между твоими братьями, остались от раздела только кот да печь, в которой деготь гнали, так и быть: пускай они тебе достанутся.

Ну, дурак и за то спасибо сказал.

Помер отец. Только его похоронили, — старшие братья тут же взашей дурака за дверь вытолкали, а за ним выкинули и кота.

— Ищите, — говорят,—сами себе хлеба, а мы лодырей кормить не станем.

Заплакал дурак и побрел к своему наследству—к печи. Лег там в пепел, а кота положил под бок, чтобы согреться.

Лежал он, лежал, да проголодался и давай кричать:

— Есть хочу, есть хочу!

А потом схватил кота и говорит:

— Я тебя съем!

—- Погоди, не ешь меня,— просит кот,— я тебе принесу еды. И пошел он по чердакам шнырять да еды искать.

Принес кот колбас, накормил дурака. А тот наелся и стал кричать:

— Жениться хочу!

Тут уж и кот ничего не мог поделать.

А дурак кричал, покуда опять есть не захотел.

И так каждый день. Проголодается, кричит:

— Есть хочу!

Поест, кричит:

— Жениться хочу!

Даже бить кота приладился.

«Надо его женить,— думает кот.— А как же пойти сватать за такую дубину, в пепле перемазанную? Кто за него, такого грязного, замуж пойдет?»

Думал, думал кот и надумал. Пошел он на портняжий двор, насбирал лоскутков разноцветных и сшил дураку одежу. Потом пошел на сапожный двор, набрал обрезков кожи да обрывков дратвы и сшил ему сапоги.

Накормил кот дурака досыта, отмыл его добела и одел в обновы. А известно, наряди хоть пень — так и пень похорошеет. Так и дурак: стал такой пригожий, что хоть к королевне веди его свататься. Кот на него прямо не налюбуется.

— Ну, пойдем свататься к нашему барину,— говорит дураку кот,— только ты назови себя господином Пепелинским,

потому что ты в пепле валялся, сиди себе как важный барин, помалкивай, голову держи прямо да по сторонам не оглядывайся!

И пошли они к барину свататься. Пришли. Барин диву дался, увидев кота, который умел говорить, но не так барин удивился, как барышня, его дочка.

А когда кот расписал, какие у господина Пепелинского поместья, и сказал, что тот хочет жениться, они согласились с большой охотой. Однако барин захотел узнать — правда ли, что кот рассказывает про поместья Пепелинского, и надумал перед свадьбой съездить к господину Пепелинскому в гости. Собрали соседей, посадили дурака в карету и поехали, а кот побежал впереди. Ехали они, ехали и заехали во владения Змея Горыныча. А там пастухи пасли большое-пребольшое стадо коров.

Кот подбежал к пастухам и спрашивает:

— Чьи вы, пастушки?

— Змея Горыныча!— отвечают те.

— Не говорите, что Змея Горыныча, а скажите, что господина Пепелинского. А если не скажете, так за мной летят гром и молния — убьют вас!

Потом кот повстречал конюхов Змея Горыныча, пасших большой табун, и их тоже застращал громом и молнией, и приказал говорить, что они господина Пепелинского.

Они так и сделали.

Барин как на дрожжах рос от радости, что такой богач будет его зятем.

А кот прибежал на самый двор Змея Горыныча да как закричит:

— Скорей прячься куда-нибудь, Змей Горыныч! А то летит гром с молнией, убьет тебя и сотрет в порошок.

А змеи, известно, боятся грома, испугался Змей Горыныч:

— Куда ж мне спрятаться?

Посреди двора росла большая дуплистая липа.

Кот и говорит Змею:

— Лезь скорей в дупло!

А Змей, с испугу ничего не разобрав, полез в дупло.

Коту только этого и нужно было: забил он поскорей дупло поленом и глиной замазал. Крикнул кот дворне Змея Горыныча:

— Коли хотите живыми быть, так не говорите, что вы Змея Горыныча, а скажите, что господина Пепелинского, а не то налетит гром с молнией, убьет вас, помолотит, как яблоки испечет!

Все слуги перепугались до смерти. Тем временем подъезжают свадебные гости. Въехали на двор и диву дались — так все было по-господски красиво и богато убрано.

Слуги выбежали навстречу и повели молодых в дом, там и свадьбу сыграли.

Шумная была та свадьба. Так и остался дурак хозяином в доме Змея Горыныча. Оно правда, умнее он не стал, да и на что богатому разум?

Достаток бывает, так и разума хватает.

КОЗЕЛ

Жили дед да баба. Распахал дед лядо в лесу, посеял на нем овес, а сам вскоре помер. Осталась баба одна.

Вздумалось ей овес поглядеть, пошла, а в овес козел забрался. Подошла она и давай кричать:

— Кызя, вон! Кызя, вон!

А козел не идет:

— Не лезь,— говорит,— глупая баба! У меня глаза большие, рога золотые: пырну — и кишки вон!

Делать нечего: пошла баба прочь и плачет. А навстречу ей медведь:

— О чем, бабка, плачешь?

Рассказала баба про свою беду: так и так, как мне не горевать? Повадился в мой овес козел, и никак его не выгонишь. — Ну, пойдем, я выгоню!

Подошли они к овсу, медведь и говорит:

— Кызя, вон! Кызя, вон!

А козел не идет:

— Не лезь, глупый медведь! У меня глаза большие, рога золотые: пырну — и кишки вон!

Испугался медведь и убежал. А баба пошла прочь и плачет. Вдруг навстречу ей волк:

— О чем, бабка, плачешь?

Рассказала баба свое горе: так и так, как мне не плакать? Повадился в мой овес козел, и никак его оттуда не выгнать. — Пойдем, бабка, я выгоню!

— Да где ж тебе выгнать, медведь гнал, да и то не выгнал. — Ну пойдем-ка, покажи.

Привела его баба к овсу, волк и говорит:

— Кызя, вон! Кызя, вон!

— Не лезь, глупый волчище! У меня глаза большие, рога золотые: пырну — и кишки вон!

Испугался волк и бежать.

Опять пошла баба и плачет. А навстречу ей лиса:

— О чем, бабка плачешь?

Рассказала баба и лисе свое горе: так и так, как мне не плакать? Повадился в мой овес козел, и не выгонишь его оттуда: медведь гнал — не выгнал, волк гнал — не выгнал,

— Ну, пойдем, я-то выгоню!

Подошли к овсу:

— Кызя, вон! Кызя, вон!

— Не лезь, глупая лиса! У меня глаза большие, рога золотые: пырну — и кишки вон!

Испугалась лиса и убежала. А баба идет и плачет. Вдруг ей навстречу заяц:

— О чем, бабка, плачешь?

Рассказала и ему баба про свою беду: так и так, как мне не плакать? Повадился в мой овес козел, и никак его не выгнать: медведь гнал — не выгнал, волк гнал — не выгнал, лиса гнала — не выгнала.

— Ну, веди меня, я выгоню!

Пришли к овсу, заяц и говорит:

— Кызя, вон! Кызя, вон!

— Не лезь, зайчище-дурачище! У меня глаза большие, рога золотые: пырну — и кишки вон!

Испугался заяц и убежал.

Снова пошла баба прочь, плачет. А навстречу ей собака:

— О чем, бабка, плачешь?

Рассказала баба про свое горе: так и так, как мне не плакать? Повадился в мой овес козел, и никак его не выгнать: медведь гнал—не выгнал, волк гнал—не выгнал, лиса гнала— не выгнала, заяц гнал—не выгнал.

— Ну, идем, я выгоню!

Пошли.

— Кызя, вон! Кызя, вон!

— Не лезь лучше, глупая собака! У меня глаза большие, рога золотые: пырну—и кишки вон!

Испугалась собака и бежать.

А баба снова пошла. Идет и плачет, а навстречу ей летит пчела:

— О чем, бабка, плачешь?

Рассказала баба про свою беду: так и так, как мне не плакать? Повадился в мой овес козел, и никак его оттуда не выгонишь.

— Идем, я его выгоню!

— Да где уж тебе! Коли медведь гнал — не выгнал, волк гнал — не выгнал, лиса гнала — не выгнала, заяц гнал — не выгнал, собака гнала — не выгнала, где тебе выгнать!

— Иди, покажи мне его!

Пошли они выгонять козла. Вот пчела подлетела да как ужалит его в самое болючее место. Как заблеет он! Как побежит без оглядки!

С тех пор бросил козел к бабе в овес ходить.

И стала баба жить-поживать да добра наживать.

КАК ВОЛКА УМУ-РАЗУМУ УЧИЛИ

Косил мужик сено. Утомился и присел под куст отдохнуть. Достал кошелку и решил закусить.

А тут волк поблизости случился. Почуял волк запах пищи и вышел из лесу. Видит волк — косарь под кустом сидит, закусывает. Подошел к нему, спрашивает:

— Что ты ешь?

— Хлеб.

— А он вкусный?

— Очень.

— Дай мне попробовать.

— Ну, пожалуйста!

Отломил косарь кусок хлеба и дал волку.

Понравился волку хлеб. Он и говорит:

— Никогда такого вкусного да еще с тмином хлеба не ел. Всю Беларусь вдоль и поперек прошел, а не ел такого. Наверно, у тебя какой-то он особенный.

— Ты угадал,— сказал косарь,— этот хлеб минским зовут.

— Хотел бы и я минский хлеб каждый день есть,— вздохнул волк.— Посоветуй, добрый человек, где его доставать.

— Добро!— говорит косарь.— Так и быть, научу тебя, как этот хлеб доставать.

И стал он учить волка:

— Перво-наперво землю вспаши...

— Тогда и будет хлеб?

— Экой ты быстрый!— засмеялся косарь.— Подожди еще! Землю надо забороновать...

— И можно хлеб есть? — торопился волк, виляя хвостом.

— Да что ты, подожди еще! Надо еще рожь посеять...

— Тогда и будет хлеб?— опять переспросил волк, облизываясь.

— Да что ты! Дождись, пока рожь взойдет, зиму перезимует, в весну зазеленеет, летом зацветет, колос нальется—только тогда созревать будет...

— Ох,— вздохнул волк,— очень уж долго... А тогда уж я вволю наемся хлеба?

— Где уж там наешься!— усмехнулся мужик.— Рано еще! Поспеет рожь. Надо ее сжать, в снопы связать, снопы в копны сложить. Ветерок их провеет, солнышко прогреет... Тогда уж и на ток везти можно...

— И можно будет есть?

— Ох, какой ты нетерпеливый! Снопы надо обмолотить, зерна в мешки ссыпать да на мельницу свезти, потом смолоть...

— И все?

— Нет еще, не все! Муку надо замесить, дождаться, когда тесто подойдет. Потом хлебы сделать да в горячую печку посадить.

— И будет хлеб?

— Вот когда испечется, тогда и будет хлеб.

Задумался волк. Почесал лапой в загривке и говорит:

— Нет, эта работа не по мне. Посоветуй лучше, как легче хлеб добывать.

— Ну коли не желаешь трудного хлеба есть, ешь легкий... Иди в луга. Там конь пасется.

Пришел волк в луга. Увидел коня, поднял шерсть на спине, оскалился и говорит ему:

— Конь, а конь! Я тебя съем!

— Что ж,— отвечает конь,— ешь. Только сперва с задних ног подковы отдери, а то зубы обломаешь...

— Твоя правда,— согласился волк.

Нагнулся он подковы отдирать, а конь как даст ему копытом в зубы...

Перекувырнулся волк и бежать... Прибежал к речке. Видит— на берегу гуси пасутся. «Не съесть ли мне гусей?»—подумал волк. Подошел к гусям и говорит:

— Гуси, а гуси, я вас съем!

— Ну что ж,— загоготали гуси,— ешь! Но сперва сослужи нам перед смертью одну службу.

— Какую?

— Спой нам, мы потанцуем.

— Только-то?! Это можно. Петь я мастер!..

Сел волк на бугорок, задрал голову и давай выть. Тем временем гуси улетели. Слез волк с бугра, проводил гусей взглядом и не солоно хлебавши пошел в свою берлогу.

Тем временем косарь закончил косьбу и возвращался домой. Идет и вдруг слышит: где-то поблизости волк плачет и про себя говорит:

— Хватит, попробовал легкого хлеба! От него и помереть недолго...

КАК КОШКА, МЫШЬ И СОБАКА ВРАГАМИ СТАЛИ

Говорят, что когда-то давным-давно кошка, мышь и собака жили в большой дружбе. Тогда еще собака имела дворянство и владела она особой бумагой. А в той бумаге было сказано, что никто эту собаку, лицо дворянского звания-сословия, тронуть не может, и даже ругать ее запрещалось. Рассказывают еще, что собака очень гордилась этой дворянской грамотой и заботливо берегла ее. Но хранить эту бумагу было неудобно: она могла и размокнуть и потеряться,— ведь собака служила у хозяина, стерегла его добро и в темные дождливые ночи бегала по двору.

Вот попросила собака кошку, чтоб та припрятала ее дворянскую грамоту. А у кошки, вестимо, забот было меньше: она день-деньской на печи сидела, мурлыкала да в жмурки играла — вот и все ее дела. Пусть, мол, кошка спрячет грамоту где-нибудь на печке али на полатях — там и сухо и чисто. И пусть одним глазком все время поглядывает, чтобы ту грамоту хозяин не утащил, а то собака попадет в его полную власть, и будет он ее бить да ругать, и нигде она не найдет на него управы...

А кошка рада-радехонька была сослужить собаке, ведь они и жили вместе, вместе ели-пили, радость и горе делили пополам. Взяла кошка ту собачью грамоту и утащила ее на полати. Положила грамоту с краешку, чтобы кончик ее был виден, а сама взобралась на печку и стала подремывать. Дремлет и на грамоту поглядывает...

А собака в то время где-то бегала. Прошло немало времени. Надоело кошке сидеть на печи. Захотелось ей добродить подвору, на солнышке погреться, воробышков на заборе попугать... Но как же оставить собачью грамоту без присмотра? Пока она раздумывала, из-под печки выбежала мышка. А с нею тогда кошка тоже в дружбе была. Вот позвала кошка мышку и говорит ей:

— Слушай-ка, мышка, спрячь-ка ты эту собачью грамоту, а я пойду погуляю немного, а то умаялась совсем на печи сидючи...

А мышка была рада-радехонька услужить кошке.

— Ладно,— говорит,— ступай себе погуляй, а я бумагу эту в норку спрячу.

И утащила мышка собачью грамоту в подполье, а сама отправилась в амбар, чтоб там чем-нибудь поживиться. Надеялась она, что уж в подполье-то никто не заберется и собачья грамота будет в полной сохранности.

А кошка спрыгнула с печки и пошла во двор погулять. Походила она по двору, забралась в сад, погрелась на солнышке, согнала с забора воробышков, да так увлеклась, что и о грамоте позабыла. Известно: о чужом добре голова не очень болит!

Забыла о той грамоте и мышка. И лежала бумага в подполье не день и не два, а невесть сколько. Однажды мышкины детки так разыгрались, что разорвали собачью бумагу на клочки и растащили их по всему подполью...

И вдруг по какому-то случаю собаке понадобилась грамота. Прибежала она к кошке и говорит:

— Дай-ка, сестричка, мои дворянские документы!

— Сейчас, сейчас, милая, принесу!—сказала кошка и шмыг под печку. Позвала она мышку:

— Давай-ка, кумушка, мне ту бумагу, которую я тебе спрятать велела. Собака требует документ свой.

Мышка нырнула в норку. Глядь-поглядь — нету бумаги! Даже клочков не осталось.

Спрашивает своих мышенят:

— Куда собачью грамоту девали?

— Какую такую грамоту?

— А ту, которую я недавно сюда притащила.

— Мы и не знали, что она собачья. Поиграли, разорвали ее на клочки и растащили в разные стороны...

Побранила их мышка, даже наказать хотела, но делать нечего — бумаги не вернешь. Вылезла она из норки и побежала к кошке:

— Так и так, подруженька, нет того документа!

Рассердилась кошка:

— Что ж ты, поганая, наделала?! Что я собаке теперь скажу? Зачем брала, коль стеречь не умеешь?!

И так кошка рассердилась на мышку, что и о давнишней их дружбе позабыла, схватила мышь зубами за шиворот и потащила к собаке, но по дороге так сильно сдавила мышке горло, что даже не заметила, как задушила ее.

Вылезла кошка из-под печки и с мышью в зубах пошла к собаке:

— Погляди-ка, сестрица, на эту негодницу! Она твои дворянские бумаги не уберегла. Мышата грамоту порвали...

— Как так?!— рассердилась собака.— Ты меня дворянства лишила, а теперь на мышку сваливаешь? Я тебя грамоту стеречь просила?! Тебя. Что ж мне от того, что ты мышь задушила?! Что?! Теперь кто захочет, тот меня и облает... Не надо было брать мою грамоту, коль не хотела стеречь ее. Я тебя задушу!

И бросилась собака на кошку. А та фыркнула на нее, хвост трубой и — на печь!

Так и разладилась дружба кошки с собакой. И с тех пор собака не может спокойно смотреть на кошку. Как увидит ее, так и норовит задушить. А кошка свою обиду на мышах вымещает.

Не любит мышей и собака. Как заметит где мышиную норку, сейчас же разроет ее, и — баста!— не будет мышки. А кошка, завидев собаку, на забор, на дерево прыгает и долго-долго пережидает, пока собака уйдет и можно будет домой удрать.

А все из-за этой собачьей дворянской грамоты!..

КОТИК — ЗОЛОТОК ЛОБИК

Вблизи леса жили дед и баба. Жили они бедно, голодали, " холодали. Однажды бабка и говорит деду:

— Возьми-ка, дед, топор, поезжай в пущу и сруби там дубок. Отвези этот дубок на рынок и купи гарнец муки. Привезешь, я хлеба испеку, и будем сыты.

Запряг дед кобылку и поехал в лес. Приезжает. Выбрал дубок и только топором замахнулся, как вдруг выскочил котик — золотой лобик, золотое ушко, серебряное брюшко, золотая шерстинка, серебряная ворсинка, золотая лапка, серебряная шапка.

Стал котик перед дедом на задние лапки и заговорил человечьим голосом:

— Сказывай, чего тебе надобно, старче?

— Дорогой котик, золотой лобик, послала меня баба в лес дубок срубить да на рынок отвезти, а на вырученные деньги муки купить...

— Не горюй, дед. Поворачивай оглобли и поезжай восвояси: будет дома мука...

Вернулся дед домой. Заглянул в закрома, а они полным-полны. Побежал он к бабке, рассказал про дивного котика. Бабка ахала-ахала, руками разводила. Потом хлеб испекла, деда накормила и сама в первый раз досыта наелась. Посидели они за столом, повздыхали. Тут бабка и говорит деду:

— Не худо бы нам, дед, похлебку сварить, да вот беда — соли нет. Возьми-ка топор и поезжай в лес. Постучи там в дубок, может опять выскочит котик — золотой лобик. Ты и попроси у него кулек соли.

Не долго думая, дед запряг кобылку и поехал. Приехал в лес. Подошел к дубку и только топором замахнулся, как вдруг выскочил котик — золотой лобик, золотое ушко, серебряное брюшко, золотая шерстинка, серебряная ворсинка, золотая лапка, серебряная шапка.

Стал котик на задние лапки и человечьим голосом спрашивает:

— Сказывай, чего тебе надобно, старче?

— Дорогой коточек — золотой лобочек, послала меня бабка к дубу попросить у тебя соли.

— Ладно,— сердито говорит котик — золотой лобик,— поворачивай оглобли и поезжай домой: будет у тебя соль.

Вернулся дед домой. Вошел в избу и видит: мешок с солью стоит, бабка радостная у печки хлопочет, похлебку доваривает.

Сварила бабка похлебку, сама наелась и деда накормила. Потом и говорит:

— Не мешало бы нам, дед, капустки раздобыть. Наточи-ка топорик да поезжай в пущу, стукни в дубок, может опять выскочит котик — золотой лобик. Попроси у него бочонок капустки.

Делать нечего. Наточил дед топор, поехал в лес, стукнул в дубок. Выскочил из-за ветки котик — золотой лобик, золотое ушко, серебряное брюшко, золотая шерстинка, серебряная ворсинка, золотая лапка, серебряная шапка.

Стал котик на задние лапки и человечьим голосом спрашивает, а сам глазищами зло таращится:

— Сказывай, чего тебе надобно, старичина?

— Дорогой котик — золотой лобик,— зашамкал дед,— послала меня бабка к тебе капустки попросить.

— Ну что ж,— ответил котик — золотой лобик,— и это можно. Отправляйся домой, будет у тебя капуста.

Вернулся дед домой, смотрит, а в сенях кадушка с капустой стоит да так пахнет хорошо. Встретила бабка деда:

— Вот теперь у нас и капуста есть. А к ней сальца бы кусочек. Мы тогда бы щей наварили и салом заправили. Не поленись-ка, дед, возьми топор и поезжай к котику. Попроси у него кусок сала.

Взял дед топор и поехал. Ударил обухом по дубку. Выскочил котик — золотой лобик, золотое ушко, серебряное брюшко, золотая шерстинка, серебряная ворсинка, золотая лапка, серебряная шапка.

Стал котик на задние лапки и сердито-пресердито спрашивает:

— Сказывай, чего тебе надобно, старичина?

— Миленький котик — золотой лобик,— жалобно попросил дед,— все-то у нас с бабкой есть, только сальца бы немного, и жили бы мы тогда — не тужили...

— Ладно,— сердито отвечает котик,— поезжай домой: будут у тебя щи с салом...

Вернулся дед домой, а там полный бочонок с салом стоит. Дед рад, баба рада. Стали они жить сытно, вольготно, сказки сказывать, песни складывать. И теперь живут, хлеб жуют, капустой да салом лакомятся.

Вот и кончается сказка, а рассказчику — баранок вязка.

КАК КУРОЧКА ПЕТУШКА СПАСЛА

Жили-были курочка и петушок. Курочка яйца несла, а петушок зернышки собирал да курочку кормил. Найдет зернышко и зовет курочку:

— Ко-ко-ко! Ко-ко-ко, хохлушка-рябушка, нашел зернышко! Вот однажды нашел он большое бобовое зерно.

«Ну,— подумал петушок,— его курочка не проглотит, съемка лучше я его сам».

Клюнул и подавился.

Упал петушок, лапки кверху, не дышит.

Увидела курочка, подбежала, испугалась и спрашивает: — Что с тобою, Петенька? Почему упал, почему не дышишь? — Ой,— застонал петушок,— конец мой пришел — бобовым зернышком подавился...

— Как же тебя спасти, Петенька?

— Надо масла достать, горлышко смазать,— еле выговорил петушок.

— А где же его достать?

— У коровы попроси.

Побежала курочка к корове:

— Коровушка-буренушка, дай масла!

— Зачем тебе масло?

— Петушок бобовым зернышком подавился, надо ему горло маслом смазать.

— Хорошо,— отвечает корова,— дам тебе масла, да сходи сперва к косарям, попроси у них сена.

Прибежала курочка к косарям:

— Косари, косари, дайте мне сена!

— А зачем тебе сено?

— Корову покормить. Она молока даст. Из молока масло собьем. Оно петушку нужно—горло смазать. Петушок лежит, не дышит — бобовым зерном подавился.

Косари отвечают:

— Сбегай-ка в пекарню, попроси пирогов: мы их поедим и сена накосим.

Побежала курочка в пекарню.

— Булочник, булочник, дай пирогов!

— Зачем тебе пироги?

— Косарей покормить. Они сена для коровы накосят. Корова мне молока даст. Я масло собью для петушка. Он, бедняжка, лежит, не дышит — бобовым зерном подавился.

Булочник отвечает:

— Сбегай-ка в лес, принеси дров, чтоб было чем печь натопить.

Побежала курочка в лес, принесла дров.

Булочник напек пирогов.

Принесла курочка пироги косарям. Косари наелись, сил набрались и сена накосили много-много!

Корова сена поела и молока дала. Из молока курочка масло сбила. Петушок смазал маслом горлышко и легко проглотил бобовое зернышко. Проглотил и весело запел:

— Ку-ка-ре-ку! Курочка молодец!

Тут и сказке конец.

ПЫХ

Жили-были дедка, бабка да внучка Аленка. И был у них огород. Росли в огороде капуста, свеколка, морковка и репка желтенькая. Захотелось однажды дедусе репки покушать. Вышел он в огород. Идет-идет, а в огороде жарко да тихо, только пчелки жужжат да комарики звенят.

Прошел дед грядку с капустой, прошел грядку с свеколкой, прошел грядку с морковкой...

А вот и репка растет.

Только наклонился, чтоб репку вытащить, а с грядки кто-то как зашипит на него:

— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли это, дедка? Не за репкой ли пришел?

Испугался дед и бежать. Бежит мимо морковки, бежит мимо свеколки, аж пятки сверкают. Еле-еле до хаты добрался. Сел на лавку, отдышаться никак не может.

— Ну что, дед, принес репку?

— Ох, бабка, там такой зверь страшный сидит, что я еле ноги унес!

— Оставь ты, дед! Я сама пойду, уж, верно, репку принесу...

И пошла бабка в огород.

Шла-шла бабка мимо грядки с капустой, мимо грядки с свеколкой, мимо грядки с морковкой. Идет бабка, торопится.

А вот и репка.

Нагнулась бабка, чтоб репку вытащить, а из борозды как зашипит на нее кто-то:

— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не ты ли, бабка? Не по репку ли пришла?

Испугалась бабка да бежать. Бежала-бежала она мимо морковки, мимо свеколки, бежала мимо капусты. Еле-еле до хатки добралась. Села на лавку, тяжело дышит, отдышаться не может.

— Ой, дедка, твоя правда! Кто-то там под кустом сидит, страшный такой, и пыхтит. Еле-еле ноги унесла!

Поглядела на дедку с бабкой внучка Аленка, пожалела их и говорит:

— Я принесу репку!

Пошла Аленка в огород. Шла, шла и пришла к тому месту, где репка росла.

И только наклонилась она, чтоб репку вытащить, а с грядки как зашипит кто-то:

— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх! Не Аленка ли это? Не по репку ли пришла?

Засмеялась тут Аленка и как крикнет звонким голоском:

— Так, так, так! Это я, Аленка! Бабке с дедкой за репкой пришла.

А на гряде кто-то снова как запыхтит:

— Ппш-ы-хх! Ппш-ы-хх!

Нагнулась Аленка над грядкой, чтоб разглядеть, кто там такой страшный сидит, и вдруг увидела: лежит на грядке какой-то колючий клубочек, глазками-бусинками поблескивает и пыхтит:

— Пшш-ппы-ы-хх!

Засмеялась девочка:

— Ах ты, ежик, ежик колючий! Это ты дедушку с бабушкой напугал? Это ты их домой прогнал?

А ежик вытянул кверху острую мордочку и опять:

— Пшш-ппы-ы-хх! Пшш-ппы-ы-хх!

Потянула Аленушка репку раз, потянула другой и третий и вытянула репку. Да такую большую! Круглую да желтенькую. Сладкую-пресладкую. Взяла Аленка репку, ежика в передничек положила — и домой. Бежала мимо морковки, бежала мимо свеколки, бежала мимо капусты. Быстро-быстро бежала! И мигом к своей хатке прибежала. А навстречу ей дедка с бабкой вышли. И спрашивают:

— А где же репка?

— А вот вам и репка!

Обрадовались тут дедка с бабкой:

— Ну и внучка у нас! Ну и Аленушка! Молодец девочка!

— А как же зверь этот, Пых страшный? Не испугалась ты его?

Раскрыла тут Аленка передничек.

— А вот вам и Пых!

Засмеялись старички.

— Ну и молодец Аленка! Ну и смелая девчонка.

МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК

Жили-были дед да баба, и не было у них детей. Баба горевала, а дед думал, думал, чем бы утешить ее, пошел да и выстрогал из дерева крохотного мальчика. Принес его домой и говорит жене:

— Положи его в люльку и забавляйся.

Баба рада-радешенька, и давай качать мальчика, а тот ожил и говорит:

— Мама, это ты?

Очень обрадовалась баба, когда услышала, что сынок заговорил, и сказала об этом мужу.

Слава богу, мальчик подрос. Собрался отец в поле пахать и говорит жене:

— Как сынок заснет, так ты принеси мне пообедать!

Стала баба варить обед, а сынок проснулся и говорит:

— Мама, а мама! Давай я снесу батюшке обед!

— Ох, не донесешь ты.

— Донесу.

Принес он лапоть, поставил в него горшок со щами, а на горшок блины положил, сам сел и поехал. Едет и кричит:

— Тата, тата, я тебе обед везу!

Довез и отдал отцу.

Обрадовался мужик, а сынок ему говорит:

— Тата, дай я буду пахать!

— Да нет, как ты будешь пахать?

А мальчик сел на соху и давай пахать.

Едет мимо барин, увидал, как мальчик пашет, и говорит мужику:

— Отдай мне твоего сынка!

— Нет, барин, ведь он у меня один.

— Что хочешь возьми, только отдай мне его!

А мальчик подбежал к отцу и шепчет ему на ухо:

— Отдай меня, тата, только возьми у него шапку золота! Отдал ему барин целую шапку золота, мальчика же посадил себе в карман.

А тот потихоньку разорвал карман и вылез. Бежит он по дороге, а навстречу ему разбойники. И слышит мальчик, как они между собой советуются: к кому бы тут залезть?

— Возьмите меня с собой,— говорит он им,— я вам покажу, где поп живет. У него добрые волы.

Пошли разбойники, украли у попа одного вола, и только стали его свежевать — мальчик как закричит:

— Поп, а поп, твоих волов крадут!

Тут разбойники кинули требуху, схватили все мясо и убежали. А мальчик залез в требуху и сидит.

Пробегает мимо волк, видит, что в требухе кто-то сидит, и спрашивает:

— Кто там?

— Я, Иванка.

— Вылезай вон!

— Нет, не вылезу, неси меня домой!

Волк принес его к дому и говорит:

— Вылезай!

А мальчик отвечает:

— Нет, неси меня в сенцы!

Волк внес его в сенцы. А Иванка вылез из требухи, запер сенцы и как закричит:

— Тата, иди волка бить!

Отец прибежал, схватил палку и убил волка.

Из волчьей шкуры сшили мальчику шубу, и стали они жить поживать и добра наживать.

СИРОТА ИВАН, ДЕВИЦА-ЧАРОВНИЦА И ПАН

Жили себе дед да баба, и был у них сын Иван.

Померли дед с бабой, и остался Иван круглым сиротой. Не было у него ни куска хлеба, ни одежки. Пошел Иван по белу свету, куда глаза глядят. Идет-бредет, глядь — навстречу красавица девица.

Увидала Ивана и спрашивает:

— Куда идешь, Иванушка-сирота? Пойдем-ка на твою родную сторонку, будем вместе жить да поживать.

Так они и сделали. Живут день, живут другой...

Проведал пан, что у Ивана красавица жена и посылает к нему своего батрака.

— Ступай,— говорит,— к Ивану и вели ему прийти ко мне. Пришел Иван к пану. Пан и говорит ему:

— Что ты, Иван, разбогател? Не хочешь ко мне прийти?

— Не могу, пан, некогда.

А пан, задумав погубить Ивана, посылает его на границу в лес охотиться на дикого тура, а сам собирается его жену взять себе, а свою пани извести.

Пришел Иван от пана домой и плачет. А жена спрашивает:

— Чего ты, Иванушка, плачешь?

А он говорит:

— Посылает меня пан на границу в лес на дикого тура. Чую я, что ждет меня там неминучая смерть.

— Не плачь, мой дорогой Иванушка. На, возьми этот клубочек. Куда клубочек покатится, туда и ты иди.

Иван и пошел.

Катится клубочек, а Иван следом идет.

Прикатился клубочек в лес к медведю. Подошел Иван к медведю и накинул на него уздечку. Медведь встал и пошел, а Иван следом за ним. Пришел Иван к пану и спрашивает:

— Куда девать тура?

Пан приказал пустить его к коровам. Впустил Иван медведя к коровам в хлев и пошел домой.

Назавтра пан встал рано и прямо — в хлев, а там все коровы мертвые лежат; медведь рядом стоит.

Как только пан растворил ворота, медведь и ушел через ворота в лес.

На другой день снова посылает пан батрака к Ивану:

— Иди скажи, чтобы он сейчас же ко мне шел.

Пришел батрак и позвал Ивана к пану.

— Что ты, Иван, разбогател? Не хочешь ко мне и прийти?

— А что же, пан? Все некогда да некогда.

А пан и говорит:

— Иди ты, Иван, к гуслярам и скажи — пусть они мне одни гусли пришлют.

Приходит Иван домой и плачет. А жена его спрашивает:

— Чего ты, Иванушка, пригорюнился?

— Да вот, посылает меня пан за гуслями.

— Не плачь, Иванушка! На тебе клубочек, куда он покатится, туда и ты иди.

Катится клубочек, а Иван следом идет. Прикатился клубочек к гуслярам и стал. Подошел к ним Иван и просит отдать ему одни гусли.

— За что это мы станем тебе гусли отдавать?

И давай биться с Иваном. Бились, бились, устал Иван и просится отдохнуть. Сел он наземь, достал платочек и утирается. А гусляры как увидали платочек, сразу узнали его и спрашивают у Ивана:

— Где ты этот платочек взял? Это нашей сестры платочек.

А Иван отвечает, что платочек ему жена дала.

— A-а! Так твоя жена — сестра наша, ну тогда бери гусли.

Взял Иван гусли, пошел домой, а навстречу ему какой-то пан.

— Здравствуй, Иван бездомный! Отдай мне гусли, а я за них тебе палочку дам. Как на кого рассердишься, скажешь ей: «Эй, палочка, шахни, махни и убей!»

Отдал Иван пану гусли и пошел дальше. Идет без гуслей невеселый. И говорит он:

— Эй, палочка! Шахни, махни, пана догони, убей и гусли верни.

Палочка наша шахнула, махнула, пана догнала, убила, а гусли Ивану вернула.

Идет Иван, играет да приплясывает, а навстречу ему другой пан.

— Здравствуй, Иван бездомный! Отдай мне гусли! На тебе за них топорик. Этим топориком что захочешь, то и сделаешь.

Отдал Иван пану гусли, взял топорик и пошел невеселый.

Потом говорит своей палочке:

— Эй, палочка моя! Шахни, махни, пана догони, убей и гусли верни!

Палочка так и сделала.

Пришел Иван домой и отдал пану гусли.

— И пани свою загубили, и Ивана не убили! — говорит пан своему батраку.

На другой день снова пан батрака за Иваном посылает. Приходит к нему батрак и говорит:

— Ступай, Иван, к пану!

Делать нечего, думает Иван, надо идти. Приходит он к пану и спрашивает, что ему делать.

— Иди, Иван,— велит ему пан,— на тот свет и спроси там у своего батьки, где он деньги спрятал.

Пришел Иван домой и плачет, а жена спрашивает:

— Чего ты, Иванушка, плачешь?

— Да вот, посылает меня пан на тот свет.

— Ничего, не бойся, Иванушка.— На тебе клубочек, иди с батраком: куда клубочек покатится, туда и вы ступайте.

Взял Иван клубочек, и пошли они.

Катится клубочек, а Иван с батраком следом идут.

Идут они, идут, приходят на тот свет и видят: какой-то человек плетень подпирает. С одного боку зайдет, а плетень на другой бок валится, и никак не подопрет.

— Эй, человече! — закричал ему Иван.— Я подопру с этого боку, а ты с того, вот плетень и будет стоять.

А человек отвечает Ивану:

— Иди куда идешь! Там свое найдешь.

Пошли они дальше, глядят: пташка с пташкой бьется.

Батрак и говорит:

— Я бы оттуда шахнул, оттуда бы махнул — и убил бы вон ту!

— Иди куда идешь! Там свое найдешь.

Идут они дальше и видят — молодица в молоке плавает и никак на берег не выплывет.

Батрак ей кричит:

— Эй, баба, я бы оттуда шахнул, оттуда бы махнул — ты бы и выплыла.

А молодица отвечает:

— Иди куда идешь. Там свое найдешь.

Пошли они дальше.

Видят: на Ивановом отце смолу возят.

— Иди сюда, батя,— говорит ему Иван,— надо кой о чем потолковать с тобою.

— Ой, сынок, сам видишь — некогда.

— А вот у меня свободный человек есть,— он подсобит.

Запрягли они батрака смолу возить, а сами сели толковать.

Спросил Иван отца, куда он деньги спрятал, а отец говорит:

— Один сундук денег под кормушкой, а другой — в углу, где хомуты вешают.

Пошли после этого Иван с батраком обратно к себе, на белый свет. Идут они, идут — глядь, а молодица, та самая, в молоке плавает и говорит им:

— Вот была я на том свете ведьмой и отбирала у коров молоко, так у меня на этом свете молока вволю.

Идут они, идут с батраком и видят: те самые пташки бьются. Одна пташка и говорит:

— Была я на том свете колдуньей, и она была колдуньей, я ее заколдовала, а она меня. Вот мы на этом свете бьемся с ней, бьемся, а никак не одолеем друг друга.

Идут они дальше, глядят: тот самый человек все плетень подпирает, увидал их и говорит:

— Худо жилось мне на белом свете и просил я у бога смерти да чтоб на том свете мне хоть плетень подпирать. Вот помер я и теперь здесь плетень подпираю.

Пришли наконец Иван с батраком на белый свет и прямо к пану.

— Ну, пан,— говорит Иван,— один сундук денег под кормушкой, а другой — в углу, где хомуты висят.

Сказал и пошел домой.

А пан советуется с батраком, как бы Ивана погубить.

— Не знаю, пан, как вы его погубите,— отвечает батрак.

— Так вот что,— говорит пан,— ступай-ка ты, мой верный слуга, да вели, чтобы из каждой хаты по три горшка смолы принесли.

Принесли все по три горшка смолы.

Пан приказал батраку положить всю смолу в котел и растопить ее так, чтобы она закипела, а потом послал за Иваном.

Как только явился Иван к пану,—тот приказывает ему лезть в котел.

Отпросился Иван у пана домой, с женой попрощаться.

Приходит Иван к жене, а сам плачет горючими слезами.

— Чего ты, Иванушка, плачешь? — спрашивает его жена.

— Да вот, пан велит мне лезть в горячую смолу! — отвечает Иван.

— Ну что ж, Иван, пойдем вместе.

Пришли они, прыгнули оба в смолу и оборотились золотом. Стало пану завидно, прыгнул он тоже в котел, да и сварился в смоле.

Тогда Иван с женой вылезли из котла, зарыли пана под плетнем, а топорику приказали построить новый дом. Топорик за сутки и выстроил им дом. Тогда Иван взял отцовские сундуки с деньгами, и живут они с женой, поживают да добра наживают.

СИНЯЯ СВИТА — НАЛЕВО СШИТА — СОЛОМЕННЫЙ КОЛПАК

Жил-был царь, а у царя была дочь. Вот задумал царь свою дочь замуж отдать. Кликнул он клич:

— Выдам дочь замуж и отдам пол царства тому, кто может от меня схорониться, чтобы я не нашел.

А был тот царь волшебник.

Вот день прошел, другой прошел — нет охотников.

На третий день пришел добрый молодец по прозванию Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак и говорит:

— Я схоронюсь от тебя, царь.

— Ладно,— отвечает Царь-волшебник,— схоронишься, женю тебя на своей дочери и дам пол царства, а нет — мой меч — твоя голова с плеч.

Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал за тридевять земель, в тридевятое царство, и там на заповедном лугу обернулся цветком.

На другой день царь встал раненько, умылся беленько, почитал волшебную книгу и говорит:

— Слуги мои верные, ступайте в тридевятое царство на царский заповедный луг, сорвите там все цветы и принесите сюда.

Принесли ему слуги цветы, царь выбрал один цветок, дунул на него, и стал из цветка добрый молодец.

— Ну, что, Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак, на первый раз не мог от меня схорониться.

На другой день Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал в тридесятое царство; прибежал к большому болоту, обернулся окунем-рыбой и нырнул в бездонное озеро. А царь взял волшебную книгу, прочитал и говорит:

— Ступайте, мои верные слуги, в тридесятое царство, осушите там большое болото, закиньте сети в бездонное озеро и выловите мне рыбу-окуня.

Принесли слуги того окуня царю-волшебнику. Он дурул на негр, и стал вместо окуня добрый молодец.

— Ну, вот, Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак, и другой раз не мог от меня схорониться. Если и третий раз не схоронишься, голову тебе отрублю.

И в третий раз Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал за тридевять земель в самое дальнее царство, добежал до высокого дуба, корни в земле, а макушка в небе. Влез он на тот дуб, обернулся малой иголкой, схоронился под корой, сидит.

Прилетела птица Нагай, села на тот дуб и спрашивает:

— Что за человек тут схоронился?

— Я, Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак.

— А сюда попал как?

— Хочу на царской дочери жениться. А царь свою дочь отдаст за того, кто может от него схорониться. Два раза он меня находил, коли третий раз найдет, не быть мне живому.

— Я тебе, молодец, помогу,— говорит птица Нагай.

И обернула она малую иголку в пушинку, укрыла пушинку себе под крыло и полетела к царю-волшебнику. Когда царь-волшебник лег спать, птица Нагай положила малую пушинку царю за пазуху.

Утром царь встал, волшебную книгу прочитал и дал такой приказ:

— Слуги мои верные, ступайте за тридевять земель в самое дальнее царство. Найдите в этом царстве самый большой дуб. Тот дуб спилите, на дрова поколите, в костры сложите, а костры сожгите, в золе найдите малую иголку и мне ту иглу принесите.

Слуги все сделали, как царь приказал, а иголки не нашли.

Когда царь о том узнал, он вышел на крыльцо и зовет:

— Эй, Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак, покажись.

— Нет, не покажусь,— отвечает ему из-за пазухи малая пушинка,— ты сперва бояр собирай, дочку под венец наряжай, тогда покажусь.

Делать нечего царь-волшебник бояр собрал, дочку в карету посадил и кричит:

— Покажись. Все сделал, как ты хотел.

Вдруг вылетела малая пушинка и обратилась добрым молодцем.

Тут сыграли свадьбу, и стал Синяя свита — Налево сшита — Соломенный колпак с молодой женой жить-поживать, половиной царства управлять.

ТРИ ВРАТА И СТАРИК

Жили три брата: двое умных, а третий дурак. Пошли они в лес на охоту. Ходили, ходили целый день и заблудились. Видят, что приходится ночевать в лесу. А как ночевать, коли нет огня? Старший брат и велит среднему:

— Залезь-ка, брат, на елку, не увидишь ли где огонька? Тот взобрался на самую высокую елку и говорит:

— Братцы, вон в той стороне словно бы огонек виднеется! Старший брат и пошел за огнем. Приходит он в чащобу к самому болоту, глядит: стоит избушка на курьих ножках. Вошел охотник в избушку, лежит старичок, сам в уголке, нос на крюке, ноги на потолке.

Охотник ему и говорит:

— Здорово, старинушка!

— Здорово, детинушка!

— Дай-ка, старинушка, огня!

— Скажи сказку, да присказку, да еще небылицу. А коли не скажешь, так я у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру и огня добуду.

Не сумел старший брат рассказать сказки. Тогда взял старик да со спины у него полосу и вырезал, об ось потер и добыл огня.

Охотник взял огонь и пошел. Совсем было уже дошел до места, как вдруг спина у него разболелась, и огонь погас. Приходит он к братьям и говорит:

— Погас огонь.

И приказывает среднему:

— Ступай теперь ты за огнем.

И со средним братом приключилось то же, что со старшим, и этот не принес огня. Посылают дурака.

Пошел дурак за огнем, а умные меж собой разговаривают: — Пусть старик и нашему дураку полосу вырежет, не одним нам страдать.

А дурак отыскал избушку, вошел в нее и видит: лежит старичок, сам в уголке, нос на крюке, ноги на потолке. Дурак и говорит:

— Здравствуй, старинушка!

— Здравствуй, детинушка!

— Дай, старинушка, огонька.

— Скажи сказку, да присказку, да еще небылицу. А коли не скажешь, так я у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру — вот и огонь будет. ^

Отвечает дурак:

— Сказку-то я скажу, только не говори мне «врешь»! Если же скажешь, так уж я сам у тебя со спины полосу вырежу, об ось потру и сам огня добуду.

На том и порешили, и начал дурак сказку сказывать:

— Вот, старинушка, первая сказка. Жил я с дедом, а батюшка тогда еще не родился. Как батюшка родился, послал меня соседей на крестины звать. Пошел я, два двора миновал, а третий позабыл. Всю деревню обошел и никого не позвал, вот и привалило на крестины народу видимо-невидимо, так что и посадить негде. Да ведь я догадлив: кого на кол, кого на рогатину — всех рассадил.

А у дедушки моего был ковш, из железа выдолбленный. Вот и стал я соседей из этого ковша потчевать: два раза по лбу, а третий с водкой. Так их употчевал, что из-за стола не вылезут.

Ну, кое-как прочухались и разошлись по домам.

Захотелось тут моему деду дичинки. Взял я топор, взял пилу и пошел на охоту. Вижу—гора высокая. Я давай на ту гору лезть.

Лез, лез, шилом подпирался. Влез на гору, глянул: там озеро, плавают три уточки, две беленьких, а третья ну что твоя снежиночка. Я как запущу в них топором: по двум промахнулся, а в третью не попал — всех трех убил. А топор соскочил с топорища, да и плавает, а топорище утонуло. Как его достать?

Я и давай вокруг липняк да орешник рубить, да корзины плесть. Наплел корзин и начал ими воду из озера черпать. Всю воду до капельки вычерпал, достал и уточек и топор с топорищем. Принес домой, а дедушка говорит:

— Благодарствую, внучек! Вот я с крестин-то подкреплюсь маленечко дичинкой!

Захотелось тут мне еще больше ублажить дедушку, и пошел я снова для него на охоту, а топор-то захватить и забыл. Иду это я около тростника, а в тростниках дятлы пищат. Примерился я, как этих дятлов взять, а рука не пролезает. Ну, я туда голову засунул да всех их там и поел. Хотел идти, а голова обратно не лезет. Что тут делать? Я голову оставил, сбегал домой, взял топор, вернулся к тростнику, голову разрубил, взвалил на плечи и пошел.

Иду себе вдоль речки по крутому бережку, захотелось мне напиться. Снял я со своей головы черепок, зачерпнул воды, напился, положил черепок обратно на голову и пошел дальше.

Посмотрел на тот берег и вижу: медведь шмеля дерет. Я через речку перескочил прямо к медведю да как хвачу его топором, он наземь и повалился.

— За что ты его дерешь? — спрашиваю медведя.

А медведь отвечает:

— Обещался он мне два пуда меду дать, да обманул, вот я его за это и деру.

Я, старинушка, медведя прогнал. За это шмель мне два пуда меду дал. А во что мне этот мед взять? Да я догадлив: надрал лыка, к лыку весь мед привязал да за пазуху. Прихожу к берегу, а перейти негде. Тогда сгоряча-то перепрыгнул, а теперь, с медом, не могу. Вдруг вижу под кустом две лодочки: одна дырявая, а другая без дна. В дырявую я сам сел, а в другую, без днища, мед положил.

Переплыл реку, побежал домой, заложил кобылу в телегу. Приехал за медом, поклал на воз сколько мог, да еще малость осталось. Привез домой, а тут, на тебе, воз в ворота не лезет. Недаром я догадлив: пробуравил подворотню буравчиком — кобыла с возом и проскочила. Кобылу я отпряг, привязал, начал мед прибирать, а кобыла оторвалась, пошла к речке, наелась из лодки меда, напилась воды, да и издохла.

Нашел я кобылу у речки, содрал с нее шкуру и поволок эту шкуру домой. Оглянулся назад: идет моя голая кобыла. А мужики у дороги гречку сеяли. Кобыла и улеглась на пашню. И что ты скажешь, на моей кобыле стала расти гречиха! Росла, росла, зацвела и уже поспевать стала.

А тут еще завелись в гречихе тетерки. Я и тут догадался: приладил к кобыле два короба, а к хвосту привязал колотушку. Как сходит кобыла в поле, так два короба тетерок и принесет.

Ходила моя кобыла под дубами. Свалился желудь да прямо на нее, забился между ребрами, и, хочешь верь, хочешь не верь, начал расти на кобыле дуб. Вырос он высокий-превысокий — под самые небеса.

Вот как, мой старинушка! Скоро говорится, да не скоро делается... Ну потом я полез на тот свет поглядеть, как там живут. И что ты думаешь? Вижу мой батька на твоем батьке смолу для грешников возит.

Дед как закричит:

— Врешь!

А дурак ему и говорит:

— У нас с тобой уговор был слова «врешь» не говорить. Подставляй-ка спину!

Вырезал он у старика со спины полосу, добыл огня и пошел с ним обратно, к своим братьям.

Братья и спрашивают:

— Ну что, брат, вырезал у тебя старик полосу? -

— Нет, я сам у него вырезал.

Братья подивились, подивились и пошли восвояси.

ПРО ГОРОШИНКУ, ВЫРОСШУЮ ДО НЕВА, И ПРО КОЗОЧЕК ОБ ОДНОМ, ДВУХ И ТРЕХ ГЛАЗАХ

Жил дед с бабой. Раз, когда они обедали, у них со стола упала горошинка. И стала эта горошинка расти. Росла, росла и выросла под самые полати. Разобрал дед полати, а горошинка выросла под потолок. Дед и потолок разобрал, а горошинка выросла под крышу. Делать нечего, разобрал дед и крышу.

А горошинка росла, росла и доросла до самого неба. Вот старуха и говорит деду:

— Влезь-ка ты, дед, на горошинку да погляди, что там на макушке.

Дед лез, лез, взобрался наконец на самую макушку и видит: там хатка стоит, а в хатке и печь, и лавки, и стол—всё из масла да из творога. Наелся дед до отвала и под лавкой схоронился.

Вернулись домой козы, хозяйки той хатки, увидели, что кто-то у них нашкодил, и завыли в голос:

— Кто нашу творожную печь обглодал? Кто наши масляные лавки облизал?

Собрались козочки снова на пастбище, а одноглазой козе велели дом стеречь. Когда козы ушли, старик запел:

— Спи, глазок, спи, глазок!

Глазок закрылся, и козочка заснула.

Старик снова наелся досыта и шмыг под лавку.

Козы, вернувшись, отлупили спящую козу, а вместо нее уже оставили двуглазую. И с этой козой то же самое случилось.

На третий раз стерегла дом коза трехглазая. Старик-то и проглядел у нее на лбу третий глаз. А тот все стариковские проделки и увидел.

Хотели было козочки запороть старика рогами, а потом одумались и взяли его пасти их, доить да молочко собирать.

ОГОНЬ В СЕРДЦЕ, А РАЗУМ В ГОЛОВЕ

Давным-давно, когда я еще была девчонкой, рассказывала нам старенькая бабушка всякие сказки. Много она рассказывала (а слышала она их еще от своего покойного деда). Да такие складные сказки — заслушаешься. Да позабыла я их, детки: больно долго живу, скоро ведь мне девяносто. Известно: волос седой — и память долой. Видите, как меня согнуло. А когда-то была молодица кровь с молоком, коса об колени билась. Вот сидим мы, бывало, чуть ли не всю ночь при лучине и прядем тонко-тонко, чтобы сорок пасм через перстенек пролезли. Сидим мы, а бабушка сучит нить да рассказывает сказки, чтобы мы не заснули. Вот, дай боже памяти, и вспомнила одну сказку. Так слушайте, как дело было.

Жил один человек. Хотел он все знать. Куда ни глянет — все спрашивает, что это да зачем. Толковали ему люди, толковали, да и говорят:

— Чудной ты человек, сколько . ни спрашивай — дураком помрешь, ведь всего знать нельзя.

Бросил он хозяйство и пошел по белу свету.

— Пойду,.— говорит,— к ясному солнышку: оно всюду светит да все видит, значит все знает. Спрошу я у него, почему так неладно на свете.

Вот идет он, идет, видит—сидит около дороги на камне человек и кричит:

— До каких пор я буду сидеть?

Просит он путника, чтобы тот спросил у солнца, когда он встанет. Пошел он дальше и видит, что какой-то человек забор подпирает. Посмотрел и никак не поймет, для чего. Идет дальше. Вот две женщины переливают в реке воду. Дивится он, да не знает, что такое они делают, и дальше пошел. Совсем уже близко подошел он к солнцу, к тому месту, где оно из-за земли всходит на небо, и видит: какой-то человек разгребает мусор. Пошел он дальше в лес и, как взглянул, так сразу глаза зажмурил — такой там блеск. Подошел он ближе, а это дворец солнышка блестите золоте, будто огбнь горит. С трудом пробрался он туда, чуть не ослеп от блеска.

Встретил он во дворце старуху — мать солнца. Она и спрашивает, зачем он пришел.

— Пришел я,— говорит,— к солнцу, чтобы спросить, почему так неладно делается все на свете.

А она отвечает, что солнце поднялось на небо осматривать землю.

— Обожди, оно скоро вернется.

Вот достал он хлеба с салом и стал есть. Наелся сала с хлебом. Захотелось ему пить. Пошел он к реке. Только он наклонился к воде, как оттуда выплыла необыкновенной красоты девица. Взглянула на него, и остановился он, будто вкопанный. Стоит, любуется и глаз не может отвести от нее. Понравился он этой девице. Вот она и говорит ему:

— Не пей воды из реки, а то солнце тебя сожжет.

И повела его к старому дубу, где был колодезь. Наклонился он и начал пить чистую и холодную воду. Сколько он ни пьет, все больше хочется.

Посмотрел он, а солнце опускается с неба в свой дворец.

Нужно идти туда, но не может он отвести глаз от этой девицы. А она и говорит:

— Вот мой отец вернулся домой. Смотри ничего не говори ему о том, что ты узнал, и о том, что видел меня.

Сказала это, поднялась ввысь и заблистала оттуда ясной звездочкой.

Пошел он к солнцу во дворец. Увидело солнце, что человек осмелился прийти к нему, да как начнет жарить, а он напился холодной воды, ему не жарко. Рассердилось солнце, давай еще пуще жечь, а он шапку надвинул на глаза и подходит ближе. Видит солнце, что ничего не поделаешь с упрямым человеком, и спрашивает, что ему надо. Рассказал человек солнцу, зачем пришел, оно и говорит:

— Будешь все знать — скоро помрешь.— И блеснуло ему

солнце в голову. Вот и почувствовал, он, что много знает, голова горит, а сердце холодно, как лед.

Снова встретил он мать солнца. Она и говорит ему:

— Умрешь ты, человек, если не согреешь сердца; сгорит твоя голова.

Страшно стало человеку жить с холодным сердцем.

«Как же согреть свое сердце?» — думает он. Пошел искать он дочку солнца, может она горю поможет. Услыхала про это дочь солнца, покатилась с неба ясною звездочкой и обернулась перед ним пригожей девицей. Вот и загорелось у него сердце, и понял он: покуда будет огонь в сердце, а разум в голове, будет он все знать, все уметь, себе и людям счастье приносить.

Поженились они и пошли в его край. Вот приходят они к тому месту, где человек разгребает мусор.

— Ой, человек,— говорит он,— ты в мусоре ищешь потерянные деньги, зря ты тратишь время. Ступай лучше трудиться, заработаешь больше, чем потерял.

Понял тот человек свою ошибку, занялся делом и стал счастливым.

Пошли дальше, встретили женщин, переливающих в реке воду. Растолковал он им, что вода водой и останется, так же как слова без дела останутся словами, сколько бы их ни говорили. Идут дальше, вст|речают человека, а он все еще подпирает забор, и говорят ему:

— Не поддерживай в жизни всякую гниль, все равно она рухнет.

Наконец подошли они к тому человеку, который сидел на камне, но не остановились и прошли мимо. И издали сказали ему:

— Сидеть тебе тут, покуда не сядет другой, в жизни каждый занимает свое место.

Вот пришли они в его край, нашли ту деревню, где он жил, но хатки его и след простыл: растащили ее на дрова. Ничего не поделаешь, надо жить как приходится. И начал он заново строить себе дом и заводить хозяйство. Отстроились они и стали жить, поживать да добра наживать. И дивились люди, что они никогда не тужат. Стали его спрашивать, почему они так хорошо живут, а он и говорит:

— Потому мы хорошо живем, что у нас огонь в сердце, а разум в голове.

ИВАНКА ПРОСТАЧОК

В некоем краю жили люди, как в раю: сеяли да жали и горя не знали. Свет велик; земли кругом много; везде тебе вольно, всего и дела, что хозяйством правь да господа славь! И жили там люди в мире да согласии. Весь день трудились, а ночь придет — отдыхать ложились, а напасти случались — всем миром спасались: бедным, хворым помогали и беды не видали.

Только вот откуда он взялся, а повадился летать к ним страшный змей. Стал летать, стал добро отнимать, а под конец и людей хватать да к себе таскать. Нахватает отовсюду людей, сгонит их в одно место, да и заставляет строить хоромы, окапывать их рвами, обводить валами да огораживать частоколом, так, что никто не мог туда ни пройти, ни проехать. Строят люди, копают рвы глубокие, насыпают валы высокие и до тех пор трудятся, пока там же и не загинут.

А змей хватает да таскает туда все новых да новых людей.

Вот настроил он много таких городов, проложил между ними дороги, летает вдоль них да таскает в те города и людей и людское добро.

Гнут люди спину у себя на поле, наработают кое-чего, а тут налетит змей, опустошит все дочиста, словно пожар, да и запрет у себя за валами да за рвами, а обобранные им люди пухнут с голоду и мрут как мухи. И что дальше, то хуже, нет защиты, нет спасения от лютого змея.

А тем временем и сами люди, которых змей натаскал в свои хоромы, жрут себе чужое, ничего не делают, одно знают — жир наращивают. Не только змей, а и сами они, забыв отцов и братьев, начали вылезать из городов на дороги, как муравьи из муравейника, начали похаживать по белому свету и забирать себе чужое добро.

И стало людям еще горше от людей, чем от змея, потому что известно — злых этих слуг у змея великое множество. Они повсюду находят людей и отнимают у них все, что попадется. Нету у них жалости — с живого шкуру дерут. И стали они «считать людей хуже скота, стали стыдиться того, что сами они люди, стали придумывать себе всякие прозвища. Кто назвал себя змеем, кто волком, либо медведем, или другим каким зверем, кто орлом, коршуном или иной птицей, кто каким-нибудь деревом. И только простых людей зовут они по-прежнему людьми, будто это самое зазорное имя. Вот откуда взялись паны Свинские, Волки и другие.

А тем временем змей постарел, обессилел и лежит, как падаль. Лежит он на одном боку тысячу лет. И начал он гнить и так смердеть, что с души воротит. Разошелся там смрад по всем хоромам, запоганил весь город. Свежему человеку и подойти-то близко нельзя, так разит гнилью, такой тяжелый дух идет от этого змея.

А паны принюхались, да и говорят, что это-де не вонь, а душистый запах, вроде как благоухание, что это только темные мужики не понимают, что смердит, а что пахнет. А тем временем змей все гниет да гниет, и так запоганил город, что уже и панам невмоготу стало. Начали они у змея отсекать гнилые ноги либо что другое. Отсекут одно, а вместо того вырастает пять, а то и больше. Ну вот как молодые ростки на пне. И разросся тот змей, как гора, разросся и заполонил собою весь город. Загнил город, пошел смрад по всему свету. И начали паны сами гнить, как падаль.

Еще горше стало людям потому, что гниют паны, едят их черви, точат жуки, а кто здоров, те ловят людей, тащат их в город да заставляют обмывать гной и кормить эту падаль.

Вот служат люди дохлому змею, служат прогнившим панам, отдают им последнее, а сами ходят голодные, холодные и за работой света божьего не видят. Так и живут они из века в век. Одни помирают, другие нарождаются, и нет им никакого облегчения. И до того дожили люди, до того притерпелись они, что уж и не думают о лучшем житье. Сдается им, что так и надо, что коли начать иначе жить, так будет светопреставление. «Так жили наши прадеды и деды, и нам велено блюсти их обычай»,— говорят люди и ничего не делают для лучшей жизни.

Вот родился в том краю хлопчик. Был он вовсе плохонький, худенький; каким немощным родился, таким и жить стал. Ни паны никто его не трогает потому, что такой он никудышный, что никому не нужен.

Уж он и большой вырос, а все играет с ребятами, будто маленький. И прозвали его люди Иванкой Простачком. Зимой Иван сидит себе на печи, игрушки из лучинок мастерит, а лето придет — с малыми детишками на дворе песочек пересыпает. Так прожил он лет тридцать.

Вот как-то раз сидит Иванка Простачок на земле у завалинки да с песочком забавляется. Идут трое нищих. Подошли они к хате и присели на завалинку отдохнуть. В селе — ни души: пан всех на работу выгнал. Пусто, хоть поджигай. Сидят нищие, отдыхают да набивают табаком свои трубочки. Хватились — нет огня, и просят они Иванку, чтобы он им огонька раздобыл. Побежал Иванка в хату, набрал в пригоршни угольков и приносит нищим. Те закурили трубочки, поблагодарили Иванку, да и спрашивают, что, дескать, он делает.

— Песочек пересыпаю,— отвечает Иванка,— потому что ведь работа — нам, а урожай — панам. А люди у нас глупые, сами из себя тянут жилы, работают изо всей силы, бьются, над сохою гнутся, а с нуждой никак не разминутся. Ведь паны-то все себе гребут, с мужиков три шкуры дерут, а иных и насовсем к себе берут, со свету сживают, увечат, мучают, забивают и жалости не знают.

Послушали это нищие, головами покачали да на гуслях заиграли.

Первый раз заиграли — Иванке разум дали, другой раз заиграли — в сердце жалости нагнали, третий раз заиграли — язык Иванке развязали.

Пропали тут нищие, словно их и не бывало, глядь — а Иванка Простачок уже не прежний дурачок, стал он за дело приниматься да в свет белый собираться. Смастерил он себе дудку-самогудку, да и заиграл так-то жалостно, так-то задушевно, что не только люди, а и звери с птицами стали диву даваться да вокруг него собираться. И пошел Иванка Простачок по свету ходить, на дудочке играть, людей собирать да им правду открывать. Как заиграет, так и узнают люди, что правит на свете великая кривда: одни держат кнут, другие под ним спину гнут. Одни богатству счету не знают, другие с голоду подыхают. И разнесся голос той дудки по всему свету. Стали люди к этому голосу прислушиваться да ума-разума набираться; стали думать да гадать, как за правду постоять.

Вот услыхали и во дворцах тот громкий голос, всполошилась слуги змея, стали они войско скликать да Иванку Простачка искать. Услышат голос с восхода—они скорей туда. Палаши блестят, пики, как лес, торчат, пушки гремят, а Иванки не видать.

Притаятся, будто на охоте, стоят, слушают. А уж голос с заката слышится, играет дудка-самогудка, играет — людей научает. Идет отголосок по полям, по лесам, от села до села, от края до края. Кинутся туда, коней гонят, сами бегут, саблями звенят, из пушек стреляют, а Иванки никак не поймают. Гудит дудка, играет: то засвищет, то журавлем закурлычет, то затихает тонко-тонко, ну будто паутинка, то так дробненько защебечет, что у панов аж коленки трясутся и мороз по спине подирает, будто мыши туда забрались и скребут когтями.

С той поры те слуги змея ни днем, ни ночью не знают покоя. Ждут они себе беды, словно вол — батога.

Дудка свищет, дудка играет, ее голос по свету гуляет, людей научает. Его ни словить, ни из пушек убить. Он вольно по свету гуляет, никаких тебе загородок не знает. Хоть сам без тела, а делает великое дело. Играет-играет, а час пробьет — всех поравняет.

Ой ты, дудка моя, самогудка моя!

ЖУРАВЛИНЫЙ КОШЕЛЬ

Жили себе дед с бабой. Не было у них ни детей, ни родичей, так и доживали они свой век вдвоем в хате. Кое-как перебивались с хлеба на квас.

Известно, были они очень старые, годов так по восьмидесяти, а может, и больше,— прежде-то старые люди долго жили. И вот дожили они до того, что есть стало совсем нечего.

Только, тем и держались, что дед по миру пойдёт да сухариков насбирает.

Но вот дождались они — пришла весна-красна.

Баба деда и наставляет:

— Дедка, люди вон всё сеют, посеял бы и ты хоть проса, что ли, с гарнчик-то мы бы наскребли. Хоть бы нам, беззубым, кашки мягкой отведать на старости лет или крупяной похлебки тепленькой, а то эти сухари уж поперек горла становятся.

Послушался дед бабы и посеял по весне проса. Расчистил лядце и посеял.

А посеявши, целую неделю не ходил глядеть, взошло просо или нет.

На другую неделю пошел — выросло просо чуть не по пояс.

То, видно, бог поторопил, чтобы росло оно для старых да бедных, которым есть нечего.

Раз приходит дед к своему просу и видит: стоит в просе журавль, да такой большущий!

Дед взял палку, подошел да как запустит в журавля. Тот поднялся и улетел.

Стал оглядывать дед свое просо, а оно все начисто побито, потоптано, поломано.

Тогда он вернулся домой и говорит бабе:

— Вот, бабка, дал нам бог хороший урожай, да не даст он снять его.

— Почему это не даст снять?

— Да повадился журавль в наше просо и прямо не клюет, а косит — все начисто побил, поломал.

— А ты же, дедка, прежде был охотником, так возьми ты свою кремневку, почисть ее, подкрадись, да и убей журавля. Вот и мясо нам будет!

Послушался дед бабы, достал из клети кремневку, почистил и утром пошел к своему просу.

А журавль-то прилетал перед полуднем. И пока дед подползал, пристраивался да примеривался, как ему убить журавля, глядь, а он уже там. А какой хитрый этот самый журавль, ну что твой змей: только дед подошел, а он уж и оборотился — то птицей был, а то стал паном, аж весь сияет, при всей форме и лицом румяный.

И говорит пан деду:

— Стой, дедушка, не убивай меня! — говорит.

А потом спрашивает:

— Это твое, дедушка, просо?

— Мое.

— Что ж ты хочешь за свое просо?

Испугался дед, видит: пан, как-никак, а он такой бедняк, оборванный, залатанный, закопченный. Будто из черной бани из какой!

— Что,—говорит,—я хочу? Нет у меня никого—ни детей, ни родичей, и кормить меня некому.

— Ну, дедушка, коли нет у тебя никого и некому тебя кормить, так иди ты вслед за мной зеленой тропой, шелковой травой, выйдешь на поляну, там будет мой дом. Да не иди ты к крыльцу оттуда, где солнце заходит, а иди с юга. Там увидишь Другое крыльцо, на него подымись и войди в дом. Там будет страж стоять. Он спросит у тебя, куда ты идешь, а ты скажи, мол, к Журавлевому. Он тебя и пустит. А может, я сам услышу либо в окно увижу и двери тебе отопру!..

Сказал он это, и — хлоп-хлоп! — сделались у него руки крыльями, поднялся он и полетел.

Идет дед зеленой тропой, шелковой травой, выходит на поляну и видит посреди поляны дом, да такой красивый, что ни вздумать, ни гадать, только в сказке сказать. Такого другого, может, во всем нашем царстве нету — так и сияет.

Подходит дед к тому крыльцу, которое на юг глядит, а там стража.

— Ты куда,— спрашивает,— идешь, бродяга ты эдакий? Как ты смеешь тут шляться?!

А тот, журавль-то, услыхал, отворяет одни двери, потом другие:

— А ну, иди, иди сюда!

Стража сейчас же отступила в сторону. Вот дед прошел один покой, другой покой, входит в третий.

Журавль усадил его в кресло, как вот примерно вы меня, и поставил ему угощение — продуктов, фруктов разных, вина всякого, показал перед ним весь свой стол, на котором разве что птичьего молока не было.

Накормил-напоил деда и снова спрашивает:

— Что ж ты, дедушка, хочешь за свое просо?

— Панок! Золотой мой! Как я могу сказать? На что ваша милость будет, то и дадите!..

Тогда пан пошел в другой покой, вынес ему кошель и говорит:

— Ну, дед, коли ты по дороге захочешь есть, скажи только: «Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!» Он откроется, и будет тебе из этого кошеля и стол, и пища, и все то, что ты у меня ел. А как наешься-напьешься, открой кошель и скажи: «Питье да еда, схоронитесь сюда!» Тогда все и попрячется, а ты сверни кошель и ступай себе домой. Только помногу не пей, а то захмелеешь и кто-нибудь украдет у тебя кошель.

Идет дед домой, и страх как хочется ему поглядеть, правда ли то, что журавль говорил. Прошел он полдороги, не утерпел — сел, вынул кошель, раскрыл его и велит:

— Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!

Отведал дед понемножку того-сего и говорит:

— Питье да еда, схоронитесь сюда!

Все и попряталось обратно в кошель.

Приходит он в свое село, входит к себе в хату.

— День добрый! — говорит.— Жива ли тут моя старуха?

— Да я-то жива, дедулька, а ты жив ли?

— Я жив-здоров.

— А я уж думала, что тебя либо волки съели, либо медведи задрали, во мхи затащили, закопали и колоду навалили!

— Нет, бабулька, и волки не съели, и медведи не задрали, а принес я тебе хлеба-соли. Будет нам по гроб жизни. Садись-ка, бабка, за стол,— может, ты месяц не ела,— да и я рядком сяду. Будет нам еда и питье.

— Что ты, дедулька, откуда ж ты возьмешь еду и питье?

— Садись-ка, садись!

Сели они за стол, вынул дед кошель, положил его на стол, а стол-то корявый,— известно, в курной избе!

Раскрыл дед кошель.

— Ну,—говорит,—кошелек, кошелек! Чтобы мигом были и еда и питье.

И тут — откуда что взялось!

Была курная изба, а тут стали покои, может, получше этих, да что эти! Может, и в целом царстве таких больше нету. И разная-разная еда и питье, тух тебе и вина, и бабки, и пироги — всего было вдоволь.

Дивится старуха:

— Господи, господи! Откуда все это?

— А вот, бабка,— отвечает дед,— как послала ты меня убить журавля, так прихожу я к своему просу, а он уж там. Только я приладился его убить, а он обернулся паном, да таким, что аж весь сияет. «Что ты, говорит, хочешь за свое просо?» А я ему говорю: «Никого у меня нет, кормить меня некому». Тогда он говорит: «Иди ты ко мне домой зеленой тропой, шелковой травой, там я тебя награжу!» Пошел я туда, домой "к нему, он меня накормил, напоил и вот кошель дал.

Напилась бабка, наелась, обняла своего деда, поцеловала и говорит:

— Ну, спасибо тебе* дедка, обрадовал меня: ведь ты все равно как с того света воротился! А знаешь что? Мы все одни да одни с тобой, ни мы у людей не бываем, ни они у нас. Давай-ка позовем мы к себе в гости старосту да писаря. У нас теперь этакий стол! И хата наша при таком-то столе краше стала.

— А как хочешь, бабка, можешь и позвать гостей, пусть побывают у нас.

Тогда баба повязалась покраше платком, пошла на село и позвала старосту и писаря:

— Приходите, детки мои, ко мне в гости.

— Ты что,— говорят,— старая карга, какие мы тебе гости? Живет в кособокой хате, может самой есть нечего, а туда же — в гости зовет!

— Нет, мои детки, тогда станете ругать, как побываете у нас и не будет для вас накрытого стола. А наперед нечего ругать!

Тогда они одумались: «Ну что ж, коли так, сходим, пожалуй!»— и пошли вдвоем в гости.

А они, значит, охотники были выпить, коли кто позовет!

Входят они в хату:

— Здорово, дед!

— Здравствуйте!

— Ну, что скажете нам?

— А вы вот сядьте, посидите на лавке, тогда и скажем и покажем.

Те сели. Один — кнут держит, а другой — плеть.

Известно, староста да писарь были грозой для крестьян, всегда с плетьми ходили по селу, на барщину из хат выгоняли.

Тут вынул дед кошель и говорит:

— Кошелек, кошелек, чтобы мигом был тут полный стол питья да еды!

И появляется тогда и питье, и еда, и соленья, и печенья — всякое угощенье для всех гостей, сколько бы их ни было,— пятеро ли, десятеро ли.

Стал старик угощать писаря и старосту. А те пьют и едят, не отказываются, только дивятся про себя: «Что ж это такое? И питье, и еда на столе, и хата посветлела? Уж не бог ли рай с неба скинул? Это и у нашего пана нет такого угощенья да украшенья!»

Наелись они, напились вволю и зеленого и вишневого, какое на свете только есть, и пошли по домам.

А баба тогда и говорит:

— Дед, а дед, знаешь что?

— А что? .

— Позовем-ка мы в гости пана.

— Что ты, баба, одурела? Вот правду говорят, что слушать бабу на свою погибель. Как же, держи карман,— пойдет пан к нам, старикам. Поди-ка, он тебе кнутом задаст!

— А! Что будет, то будет — пойду!

— Ну и ступай себе!

Пошла баба. Заходит в панские покои. Выходит пан.

— Ну что, старая, скажешь?

— А что, паночек, скажу: просит дед, прошу и я вас к себе в гости!

— Что? — рассердился пан.— Ах ты быдло! Ты меня в гости зовешь? Чтобы я да к нищим пошел!

— Нет, паночек, коли мне не верите, спросите у своих верных людей. Есть у вас писарь и староста, Вот и спросите у них—можно к нам в гости пойти или нет?

— А, ну ладно, ладно.

Позвал пан лакеев, кучеров и говорит им:

— Подите позовите ко мне старосту да писаря: пан, мол, требует!

Пошли слуги:

— Пан велел к нему прийти!

Приходят они к пану:

— Что прикажете, пан?

— А вот что. Зовет старая ведьма меня в гости, так вот — можно ли к ней пойти?

— А, можно, можно, паночек, мы и у вас не видывали такого стола, как у них. Есть у старика кошель, из него все само собой появляется: и золотая посуда, и чего там только нет. И водки разные, и вина, и еды полный стол. Можно пойти!

Послушал пан и велел своим кучерам закладывать лошадей.

Оделись они с пани и поехали не столько пить-есть, сколько правду узнать, не обманывает ли, мол, старуха.

Подъезжают они к хате, вылезают из фаэтона, а дед выходит к ним навстречу:

— Не прогневайтесь, паночек, моя хата снаружи не чиста, а в ней будут вам и кресла, и цветочки, и все убранство — такие, что мое почтение!

Вошел пан в хату и стал на пороге. А дед вынимает кошель и говорит перед паном:

— Кошель, кошель! Чтобы мигом были тут в моей хате и питье, и еда, всякое угощенье и разное украшенье!

Тут появились и питье, и еда, и разное украшенье, да такие, что в целом царстве не было стола красивей и богаче!

Видит пан, что не стыдно сесть за стол.

А старик приглашает:

— Просим, паночек, отведать нашего хлеба-соли и всякой благодати.

Стал пан разглядывать вина, видит — всё самые дорогие, заморские. t

Стали они пить да есть.

Известно, благородный человек не столько угощается, сколько доброй беседой утешается. Это не мужик, который, как говорят, чуть дорвется — так и нажрется!

Вот попили они малость, поели, пан и говорит:

— Не пристало тебе, дедушка, такой кошель иметь: ты простой мужик, а дом и стол у тебя лучше моих. Мне совестно,— говорит,— перед своими друзьями дворянами. Я тебя добром прошу — отдай ты мне этот кошель. А я тебе дам все для пропитания и крупы дам, и муки, и заправки, все, что нужно, буду тебе предоставлять. И слугу тебе дам, и корову, и свинью, и масла—ну, словом, всего. На что тебе и кошель? Я тебя честь честью схороню и панихиду по тебе отслужу, я тебя и утешу — по монастырям повожу!..

Тогда дед стал с бабой советоваться:

— Ну что, баба, станем делать? Ведь пан просит. Отдадим или нет?

— Ну что ж, дед, раз пан просит — надо послушаться. У нас все будет: и слуга будет, и одежа, и помыто, и подано!

Послушались и отдали. И остались они в своей дырявой хате как были.

А пан забрал кошель и уехал.

После дал он им и слугу и припасу всякого: пуд муки, пуд гороху, пуд ячневой крупы, пять фунтов сала, три фунта масла, десять фунтов соли — выдал им то есть все Необходимое.

Прикончили они этот паек за несколько, дней, а прикончивши, послали своего слугу в усадьбу к пану.

— Пан, прислали меня дед с бабой за харчами—те все вышли!

А пан ничего не дал и слугу в дом не пустил.

— Хватит,— говорит,— давать: у меня много таких, которым надо давать. Мне нужно кормить тех, кто работает, а они на барщину не ходят. Пусть по миру идут да и кормятся: с миру по нитке — голому рубашка; с миру по крошке — двоим пропитаться можно!

Так и обманул пан деда с бабой, слово свое нарушил.

Пришел слуга к деду и говорит:

— Пан сказал — у меня, мол, таких много, кому надо давать, надо кормить тех, кто работает. А вам велел по миру идти и тем кормиться, а мне приказал к нему воротиться.

Сказал и ущел.

И остались дед с бабой как были: и корявые, и дырявые, в великой своей нужде.

Дед думал-думал, думал-думал: что тут делать, как хлеб добывать? И надумал: «Схожу-ка я опять к журавлю, пожалуюсь ему,— не сжалится ли он, не даст ли другой кошель? Тот, дескать, из-за бабы пропал. Сказано: слушать бабу — на свою погибель. С бабой живешь — правды не говори!»

Надумал это дед и пошел.

— Схожу-ка я,— говорит,— баба, к журавлю, не даст ли он нам другой кошель?

— Ну что ж, сходи, дед, даст ли, не даст ли, а ты сходи!..

И пошел старик зеленой тропою, шелковой травою.

Шел, шел и вышел на полянку. На той полянке журавлиный дом.

Подходит он к дому под самое крыльцо. Тут стража давай на него кричать:

— Ты куда, бродяга, нешто тебя сюда звали?

А журавль услыхал, сейчас же — раз-раз — двери растворил:

— Ну, иди, иди сюда!

Стража сразу в сторону. Вошли они в покои, один прошли, другой, входят в третий.

Журавль и спрашивает:

— Ну что, дедушка, может тебя кто обидел?

— Да что, паночек,— пан обидел. Позвала моя баба в гости старосту да писаря, напоила, накормила, а потом говорит — позовем пана! Я не хотел, да ведь сатана обойдет и соколам Пошла позвала. Приехал пан с пани. И заставил он меня отдать ему кошель. Обошел со всех сторон: «Я, говорит, все тебе буду предоставлять». Посоветовался я с бабой, а баба говорит: «Отдай, дед!

Нужно пана слушаться. Он же все нам будет предоставлять». Отдал я кошель, а пан прислал нам того-сего, а когда все вышло, он и обманул: «Пусть, говорит, по миру ходят, да тем и кормятся!..»

Ну, журавль посадил деда за стол, угощает, а тот за слезами и не ест ничего.

— Не дадите ли вы мне,— спрашивает,— еще такого кошеля?

— Ладно, дам, дам! Только дам я тебе не кошель, а бочоночек!

Пошел он в другой покой, выносит бочоночек и научает деда:

— Приди ты домой и скажи: «Слезай-ка, баба, с печи! Не принес я кошеля, а принес бочоночек!» А как баба слезет с печи, ты и скажи: «Ну-ка, двенадцать молодцов, вылезайте из бочонка, разложите эту бабу да всыпьте ей кнутом хорошенько!» Как зададут они бабе, тогда скажи: «Ну-ка, двенадцать молодцов, лезьте в бочонок!» Тогда вели бабе, чтобы накинула свой платок и к пану шла да не говорила бы, что ты принес бочоночек, а сказала бы, что принес другой кошель, еще почище того.

Позовите пана и пани, писаря и старосту, и всех дворян. А как соберутся все, посади пана и пани в красный угол, а тех всех на дворе.

После скажи: «Нуте-ка, двенадцать молодцов, вылезайте из бочоночка да всыпьте им всем!» Как зададут, слугам скажи: «Нуте-ка, двенадцать молодцов, станьте у порога!» И потребуй у пана свой кошель назад.

Поблагодарил дед журавля и пошел восвояси.

Как всыпали бабе! Та побежала позвала пана, пани, писаря, старосту и всех дворян. А как влепили им всем, и дворянам, и писарю, и старосте, и кучерам, ну всем, дед и велит:

— Ну, двенадцать молодцов, станьте у порога. А ты, пан, клади сюда кошель, а не то и тебе будет такое угощенье, какого ты отроду не пробовал и деды и прадеды твои не видывали.

— Вишь ты, грозится!

А что грозить, коли он и сам все видал и стоят у порога двенадцать молодцов с кнутами.

Видит пан, что дело плохо, да позабыл он взять с собой кошель, вот он и говорит:

— Отдам, дедушка, тебе твой кошель хлебосольный, только отпусти живого! Много ли, мало ли мне жить,— хватит с меня и своего добра. Позовите мне моего слугу!

Позвали слугу, пропустили его к пану:

— Пожалуйста, голубчик, поезжай скорей домой: там в шкафу, а может, в сундуке, лежит кошель. Возьми ты его и доставь мне сюда живым манером, а то мне здесь плохо приходится! Сам видишь: двенадцать дьяволов в шляпах стоят с кнутами!

Вынул ключик из кармана и дал слуге.

Тот поехал, взял кошель, где было сказано, и доставил пану.

66

А пан говорит:

— На, дедушка, твой кошель, только отпусти меня!

Дед кошель взял и велит молодцам:

— А ну-ка всыпьте ему! Он, когда мужиков бьет, не верит, что больно, пусть-ка и сам почувствует, как нам больно!

Взяли двенадцать молодцов да и отдубасили пана как следует, а дед говорит:

— Двенадцать молодцов, лезьте в бочонок!

Тут пан скорей ходу! Взял ли он шапку, нет ли, а только шубу ему порвали всю в клочья!

А дед остался жить со своим кошелем, со своей силой и защитой.

И никто его уже не трогал.

МУЖ БОГОДАННЫЙ

Служил у одного богатого хозяина работник, служил с малолетства и служил усердно. Был он человек верный, надежный, на всякую работу жадный, и хозяин, понятно, дорожил им. Известно, живя у чужих людей, немногое увидишь, услышишь, немногому научишься; вот так и этот работник — мало что знал, мало видел, слышал. Дожил он почти до старости, а белого света не видел. И стал он просить хозяина, чтобы тот отпустил его: — Отпусти да отпусти, хоть посмотрю на людей, весь век прожил у тебя в лесу, на хуторе, что делается на свете—не знаю.