В 1663 г. в нескольких сотнях шагов от Сент-Омера у большой дороги, ведущей в Париж, стоял довольно миленький домик. Живая изгородь из боярышника и бузины окружала небольшой сад, где в живописном беспорядке росли цветы и резвились козы и дети. Там же, конечно, копошились и куры с цыплятами, а уж про увешанные плодами грушевые деревья и говорить было нечего.
Описывать ли сам домик, радовавший любое сердце? Но если виноградные лозы вперемежку с плющом обвивали его стены, то стоит ли продолжать дальше? Искушенному читателю следует доверять. Внесем лишь одну необходимую деталь. Веселый шум, доносившийся из сада, был результатом совместных усилий четырех существ, обитавших там: трех детей хозяина домика Гийома Гринедаля, чьи имена были Жак, Клодина и Пьер, и петуха, имя которого до сих пор пока не установлено.
Гийом Гринедаль — папаша Гийом — был в свое время сокольничим, известным на всю провинцию Артуа. Но теперь он уже не практиковал свое искусство, а лишь подрабатывал да экономил. Главной же его заботой были дети.
Старший, Жак, лет семнадцати-восемнадцати, выглядел на все двадцать. Он не болтал, а действовал с упрямой решительностью, если был в чем-то убежден. И все подвергал сомнению. И если его можно было бросить на землю десять раз, он десять раз поднялся бы. Но если его не пугал десяток солдат короля, он заикался и бледнел перед маленькой девочкой, моложе его года на четыре. Звали её Сюзанна Мальзонвийер.
Отец Сюзанны был откупщиком, разбогатевшим во времена Фронды, когда другие разорялись. Теперь он ожидал случая сделаться бароном или кавалером. Часто отлучаясь по делам, Мальзонвийер поручал свои владения опеке Гринедаля, как самого честного управляющего в Сент-Омере. А так как у Сюзанны было много разных учителей, детям Гринедаля удалось получить лучшее образование, чем сверстникам из Сент-Омера.
Зато у Жака было любимое развлечение — соревноваться с отцом в стрельбе из аркебузы. Господин Гринедаль был отличным стрелком, впрочем, ничего, кроме удовольствия от забавы, из своего занятия не извлекавшим. А Жак к тому же старался почаще носить панцирь, да и шпагу иной раз нацеплял. Когда же по утрам его с улыбкой встречала Сюзанна, счастливей парня не было во всем мире. Они нередко прогуливались по саду Гринедаля, являя удивительный контраст. Огромный Жак сверкал черными глазами из-под белокурых кудрей. Зато Сюзанна, в пятнадцать лет выглядевшая двенадцати-тринадцатилетней, с бледным лицом и тоненькой талией, выглядела существом утонченным и нервическим. А уж её ручки и ножки казались совсем детскими. Зато взгляд больших голубых глаз не оставлял никакого сомнения в её жизненной силе и интеллигентности. Она была существом с телом девочки и улыбкой женщины. Немудрено, что один её голос уже приводил в трепет душу Жака.
За пять лет до описываемых событий, в мае 1658 года, незадолго до знаменитого сражения у Дюнэ, Жак, прогуливаясь в поле недалеко от Сент-Омера, столкнулся с каким-то бродягой в лохмотьях. Жак подумал, что это просто сельский коробейник. Тот шастал по огородам, но поравнявшись с Жаком, пристально на него взглянул и подошел поближе.
— Ты здешний, мальчик? — спросил бродяга.
— Да, мсье.
Назвать коробейника «мсье» — это, конечно, было странно, тем более для Жака, сына Гринедаля, но… Горделивый и надменный вид незнакомца был, пожалуй, почище, чем у самого господина Мальзонвийера.
— Тогда скажи мне, кто здешних мог бы совершить долгую прогулку верхом.
— Я.
— Ты? Но ты же слишком молод! Ты сможешь проскакать семь-восемь лье без остановки?
— Нужна лишь лошадь.
Улыбка слетела с лица незнакомца.
— Лошадь неподалеку.
Они пошли в ближайший лесок. Там Жак увидел красивую лошадь, куда краше лошадей Мальзонвийера. Он смело вскочил в седло.
— Знаешь, где деревушка Виттернес?
— В лье с небольшим отсюда, справа.
— Не доезжая до нее, сверни налево по ржаному полю к ферме с четырьмя окнами. Стукнешь трижды в дверь и громко скажешь:"Бергам.» Выйдет человек. Ему ты передашь эту записку.
Человек вынул из кармана клочок бумаги.
— Читать умеешь?
— Да, мсье, очень хорошо.
Незнакомец задумался. Затем все же вынул из кармана карандаш и что-то написал. Жак взглянул на текст.
— Я не понимаю.
Незнакомец улыбнулся.
— Не огорчайся, клади записку в карман и трогай. Отлично! Да ты, парень, лихач! Следи за ушами лошади. Когда она хочет прыгнуть, она ими шевелит…Смейся, смейся, но это так. И еще. Есть ли здесь где-нибудь дом, где я мог бы тебя дождаться?
Жак рассказал незнакомцу про дом своего отца.
— Черт меня побери, если меня там не будет, — ответил тот с усмешкой.
Он отпустил поводья, и лошадь поскакала, унося Жака.
Четверть часа спустя незнакомец входил в сад Гринедаля. Сокольничий при виде него, разумеется, выхватил пистолет.
— Что вам нужно?
— Гостеприимство.
— Входите. Вы его получите.
— Благодарю. Я коммерсант, иду из Арра в Лилль. Края эти мне неизвестны, поэтому из предосторожности я отправил в Виттернес моему слуге просьбу о посылке через вашего сына.
— Вы сделали правильно. Но у меня дома можете не скрывать ваш язык и манеры.
Собеседник вздрогнул и остановился.
— Нет, я не спрашиваю вашего имени, — продолжил хозяин. — Просто у меня полно детей, а они быстро разгадают фальшь. Мне же все равно, как вы себя поведете.
— Вы молодец! — воскликнул незнакомец. — Вас не проведешь, мэтр Гийом…
Прошло несколько часов. Нестала ночь. Наконец, незнакомец, уже начавший беспокоиться, двинулся к садовой калитке. Там его ожидал молчаливый Гринедаль.
— Ваш сын — честный малый? — резко спросил незнакомец.
— Как шпага.
— Тогда я боюсь за него, мэтр Гийом.
Гринедаль ничего не ответил, но даже при свете луны незнакомец заметил, как побледнело его лицо. Оба молча уставились на белую ленту дороги. Не выдержав, незнакомец прошептал:
— Я дал бы сейчас тысячу луидоров за цокот копыт.
Едва он закончил, где-то вдалеке прогремел выстрел.
— Вы слышали? Мушкет! — произнес незнакомец.
— Слышал.
Раздались ещё два выстрела. Гринедаль приложил ухо к земле.
— Ну? — спросил незнакомец.
— Пока ничего…Ничего…А, вот, слышу шум… Тихо! Вот шум опять. Скачет лошадь.
— Ваш сын молодчина! — радостно произнес незнакомец и бросился обнимать сокольничего.
Но тот со слезами на глазах принялся тихо благодарить Господа. Незнакомец отступил и снял шляпу.
Спустя некоторое время появился всадник. Отец с сыном радостно обнялись. Но тут Гринедаль заметил кровь на одежде Жака.
— Ты ранен?
— Нет, просто царапина на плече от пули.
— Да ты настоящий мужчины! — вскричал незнакомец. — Ты ещё будешь драться под знаменами его величества короля Людовика! Да, а где сумка?
— У седла.
— Бедняга Феб! Тебе трудно пришлось, правда? — спросил незнакомец, подходя к лошади. Та мордой коснулась одежды незнакомца. Потом пошевелила ушами.
— А, так за тобой гнались? — Вопрос был к лошади. Ответил Жак:
— Кучка испанских мародеров в одном лье от Виттернеса. Потом, чрез две мили, банда имперских гусар. Четверть часа они гнались за мной. Но Феб — замечательный конь. При въезде в лес они нас потеряли. Да, я забыл: Бергам дал мне для вас письмо. Вот оно.
Незнакомец быстро подошел к окну и при свете, падавшем из дома, прочел письмо.
— Отлично, мой мальчик. Не исключено, мы ещё можем встретиться у твоего гостеприимного отца мэтра Гийома.
На рассвете незнакомец вышел оседлать Феба, одетый в костюм артуанского крестьянина.
— Прощайте, Гийом, — сказал он, пожимая руку сокольничему. — Ваше гостеприимство, я знаю, не требует платы. Вот всего лишь моя рука. Но я знаю: я держу руку благородного человека. А ты, Жак, друг мой, храни вечно свою честность и храбрость, и они тебе всегда помогут. Я же, будь на то случай, так же помогу тебе, как ты помог мне.
Большие черные глаза Жака светились горделивой радостью при взгляде на незнакомца. Когда же тот подал руку, сердце его так забилось, что биение это почуял своими боками даже Феб. Конь рванул с места, и всадник быстро скрылся за садом. Жак отвел взгляд и тут заметил блестящий предмет на песке. Это был золотой медальон с узорами.
— Смотри, отец, — обратился он к сокольничему, — это же наверняка потерял он.
— Храни его, сынок. Может быть, само привидение его тебе посылает.