Месяц спустя
Джейк
Не думаю, что смогу измениться полностью — думаю, это вообще не в силах человека. Но я вырос от того человека, кем был, до того, кем стал. Раньше я шутил про всё и всех вокруг, тем самым не давая окружающим повода искать во мне и моем поведении какого-то глубинного смысла, и это срабатывало. Теперь же я использую слова, чтобы выражать то, что чувствую. Или, по крайней мере, пытаюсь так делать. Говорить не всегда легко. Сарказм мне нравится, он делает мое самовыражение проще.
Я не видел Эдди месяц — целый месяц — и это меня убивает. Такое чувство, что мы соединяемся только для того, чтобы в очередной раз расстаться. Она попросила меня никому не рассказывать о ее беременности — не хочет, чтобы другие люди знали. Хочет дождаться безопасного срока, чтобы сообщить окружающим. Не знаю, что это значит, но не делиться этой новостью с Роуз и Блэком сложно. Блин, Блэку я вообще рассказываю все, так что эта часть особенно сложная.
— Эдди, — говорю я в трубку.
Так поздно она обычно не звонит, потому что уже спит. В последнее время она в таком состоянии почти всегда.
— Джейк. — У нее очень расстроенный голос, это заметно сразу.
— Что такое, Эдди?
— Джейк, у меня идет кровь. — Эдди всхлипывает, и я понимаю, что она плачет. — Думаю, я теряю ребенка.
Она начинает рыдать.
— Эдди, я звоню Бэкке. Оставайся там, где сидишь. — Я вешаю трубку, хватаю сумку и бегу к двери, направляясь прямо в аэропорт. По пути звоню Бэкке, которая говорит, что тоже едет на место и отвезет Эдди в больницу.
Впервые в жизни я молюсь.
Отчаявшись найти Эдди, я бегаю от двери к двери. Когда, наконец, нахожу, она лежит в палате одна, свернувшись на постели в клубок. И плачет. Я подхожу к ней, мягко касаясь руки. Она открывает глаза и видит меня, а я забираюсь к ней и обнимаю, пока она горестно плачет.
— Я потеряла ребенка, — с трудом произносит она, когда слезы останавливаются.
Не знаю, что сказать, чтобы облегчить боль потери, поэтому делаю то, что могу придумать в этот момент — обхватываю ее лицо ладонями и целую. Губы Эдди соленые от слез. Она снова начинает плакать, прижимаясь ко мне.
— Все хорошо, Эдди. Мы справимся.
— Ощущается не как «хорошо». Я неудачница.
— Не правда, не говори так. — Снова обхватываю ее лицо ладонями и заглядываю в глаза. — Ты не можешь быть неудачницей, поняла меня? Без шансов.
По щекам Эдди катятся слезы. Она убирает мои руки, но только для того, чтобы прижаться ко мне ближе.
Я замолкаю, надеясь, что она уснет, и просто остаюсь рядом, успокаивающими движениями поглаживая ей спину.
Заканчивая обход, врач говорит, что мы можем уйти. И мы едем к Эдди домой. Там тихо, как никогда. Я стараюсь всегда касаться ее хоть как-то — рукой, бедром, как угодно. Когда делаю это, она заметно расслабляется.
Мне больно, и не только потому, что Эдди потеряла ребенка — меня не было рядом, я отсутствовал, пытаясь стать лучше. Это заняло много времени. Терапия помогла мне понять, что я не так уж сломлен, как думал — просто разбит на куски, которые, со временем, можно собрать. И это помогло. Я изменился. Передал права на Клуб Бадди — он это заслужил, и сможет позаботиться обо всем и обо всех, уверен. Он предложил мне членство, но из меня херовый член Клуба, и так было всегда. Очевидно, что я отказался, желая быть подальше от той части своей жизни.
Потом у меня была терапия, направленная на то, чтобы бросить пить. Это было сложно, намного сложнее, чем мне казалось.
Алкоголь — очень сильная зависимость.
Я всегда был хорош в обращении с компьютерами. В школе, конечно, не очень хорошо учился, но технологии мне здорово помогали. А сейчас вдруг это умение пришлось к месту. Я начал работать на Сакса — отслеживание, хакерские штучки — и это тоже помогло. Черт возьми, это реально помогло, заняв мои мозги и руки так, чтобы не хотелось пить. Раньше я спасался только ею, Эдди. Простое прикосновение — и в моих мыслях была только она.
Забавно, что человек может так сильно изменить твои цели и устремления, даже не поняв это.
Даже не зная, что сделал.
Я люблю ее, я же не дурак. Я и Роуз любил, и думал, что больше такого не почувствую. А потом появилась Эдди и просто забрала меня — вот так сразу. Думаю, я знал это, еще увидев ее впервые. Она заставила меня вернуться к началу, втянуться, даже без понимания, что процесс пошел. И, почувствовав ее прикосновение, я возвращался снова и снова, чтобы вновь испытать это чувство. Потому что, коснувшись, Эдди украла у меня тот самый битый осколок, который не давал мне жить. Теперь, касаясь ее в ответ, я думаю, что делаю для нее то же самое. Прикосновение — малая, но ужасно важная часть восстановления, особенно если ты любишь.
Теперь я не воспринимаю это как данность и хочу касаться ее все время. Даже если не нахожусь рядом.
— Джейк, — шепчет она, очнувшись от дремоты.
Я иду прямо к ней — делать мне больше нечего, чтобы отвлекаться на мелочи. Мысли слишком навязчивы. Когда я подхожу, Эдди уже сидит, и в ее глазах слезы. Она тихо говорит:
— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
— И все?
Она кивает.
— Разве ты не знал, что твои поцелуи успокаивают боль? Когда ты меня целуешь, я обо всем забываю. Так что поцелуй меня, пожалуйста, — просит она, не переставая плакать.
Я обхватываю ладонями ее мокрые от слез щеки, наклоняюсь и мягко целую. Нежно пробую ее слезы, собирая их губами. Забираю ее боль, даря слабое освобождение. Она выдыхает мне в губы, будто верит, что я могу исправить все, что произошло. Это опасная сила. Это значит, что кто-то считает вас способным снять чужую боль. Это пугает.
Эдди приоткрывает рот, и мы касаемся языками. Потом она придвигается еще немного ближе и прижимается сильнее. Воздуха не хватает — мое дыхание становится ее дыханием, и наоборот.
Я целую ее, пока слезы не высыхают, пока не слышу, что хаотичное биение сердца под моей ладонью не приходит в норму. Потом выпускаю ее и снова мягко целую в губы. Она смотрит с легкой улыбкой, а затем прижимается головой к моей груди. Так мы и засыпаем, в последствии оставаясь в постели всю неделю, вставая только для того, чтобы поесть или сходить в туалет.