День ото дня Мари, которую звали теперь Белый Дух, чувствовала себя всё увереннее. Индейцы совсем перестали пугать её. Ни их манера легко воспламеняться во время разговора и, раз начав ссору, долго потом ругаться, ни их внезапные бешеные пляски, ни резкий запах свежеразделанных туш оленей и бизонов, шкуры которых были натянуты на деревянных рамах по всему стойбищу на земле и на деревянных каркасах, ни набросанные всюду после ночных пиршеств кости – ничто уже не пробуждало в ней неприятных эмоций. Окружавшая её жизнь была во многом непонятной и непривычной, однако Мари никак не могла сказать, что эта жизнь вызывала в ней отвращение. Единственное, что по-настоящему мешало и её раздражало, так это едкий дым от горевшего посреди палатки костра. Несмотря на постоянно открытые клапаны дымохода, жилище всё время было наполнено клубами; от дыма слезились глаза и першило в горле; лишь у самой земли дым оставлял в покое, поэтому ночь, когда все ложились спать, приобрела для Мари особую прелесть.
Прихода ночи Белый Дух с нетерпением ждала и по другой причине: это было время, когда девушка давала волю своей неуёмной страсти…
Но наступили дни, когда Крапчатый Ястреб перестал проявлять интерес к своей белой жене. Она заглядывала ему в глаза, но он отворачивался. Когда же она пыталась навязать ему свои ласки, он возмущался и злился. Мари испугалась.
«Я в чём-то провинилась, – рассуждала она, – только не возьму в толк, что я сделала не так. Я каждый день со старухой чищу шкуры, каждый день мы с ней собираем ягоды, каждый день ходим за хворостом… Не понимаю, почему мужчины не занимаются заготовкой дров. Ведь женщинам трудно таскать такие тяжести…»
Однажды утром она услышала, как в разных концах лагеря запели мужские голоса. Затянул песню и Крапчатый Ястреб.
– О чём ты поёшь? – спросила она по-французски.
Муж не отозвался. Он словно не услышал её.
«Он злится на меня… Он делает вид, что не слышит меня… Как жаль, что я не понимаю их речи. Я должна скорее выучиться их языку…»
Крапчатый Ястреб стоял спиной к входу и привязывал к волосам чучело воронёнка, которое было на нём в день их первой встречи. Судя по тому, что он складывал перед собой оружие, он куда-то собирался.
– Ты уезжаешь?
Он не обращал на неё внимания.
«Почему он избегает меня?» – Мари едва не расплакалась.
Она не понимала, что Крапчатый Ястреб вовсе не охладел к ней. Причина его кажущегося равнодушия крылась в том, что он собрался в рейд против Вороньих Людей. Он пообещал соплеменникам вызволить из неволи похищенных из родного стойбища женщин. К военному походу всегда готовились, ревностно соблюдая множество установившихся веками правил, в числе которых было и строгое сексуальное воздержание. Индейцы свято верили в то, что совокупление с женщиной отбирало у воина значительную часть силы…
Мари не догадывалась об этом, поэтому серьёзно беспокоилась и заметно погрустнела. Когда Крапчатый Ястреб вышел из палатки, наряженный в боевую рубаху, разрисованную магическими символами, девушка снова попыталась заговорить с ним. Он повернулся к ней, скупо улыбнулся и поднял к груди два крепко стиснутых кулака.
– Держись, Белый Дух. Я не знаю, как долго продлится поход, – проговорил он и прижал один кулак к своей груди, другой – к её.
«Нет, он не злится на меня. Он по-прежнему тепло относится ко мне. Я чувствую это. Просто я ничего не понимаю в их обычаях».
Её внезапно охватило такое чувство любви к Крапчатому Ястребу, что она не удержалась и порывисто обняла его. Мужчина погладил её по плечам, легонько отстранил от себя и зашагал прочь, ведя коня на поводу. На тёмном крупе и на груди коня ярко выделялись пять жёлтых отпечатков ладони, поставленные для того, чтобы противник уже издали увидел, сколько врагов сразил Крапчатый Ястреб в рукопашной схватке. Также на груди коня виднелся нарисованный красный круг – туда однажды попала стрела в бою.
Крапчатый Ястреб остановился возле палатки, где уже собрались три десятка воинов. Мари Белый Дух успела заметить, что в это жилище никогда не заходили женщины. Похоже, там было место воинских сходок, оттуда часто слышались пронзительные песни, доносился бой барабана, туда всё время тайком заглядывали мальчишки, вытянувшись перед палаткой на животе и приподнимая нижний край её кожаного покрова.
– Хороший день для похода! – воскликнул Крапчатый Ястреб, воздев руки к небу, и вспрыгнул на своего скакуна. – Помните, братья, что мы с вами отправляемся не за лошадьми ненавистных нам Вороньих Людей, а чтобы испить их крови и отомстить за наших погибших друзей и родных. Мы заставим их людей рыдать! И мы возвратим к родному очагу наших сестёр и жён!
Старый Медвежья Голова ходил по лагерю с погремушкой и возвещал о выступлении военного отряда. Он перечислял участников похода по именам и просил соплеменников молиться за воинов. Вскоре отряд стремительно умчался, оставив после себя клубящуюся в утреннем солнце пыль.
– Что же будет теперь? – спросила вслух Мари, ощутив острое чувство одиночества. В Крапчатом Ястребе она видела уже не только своего покровителя, но и близкого ей человека. К своему огромному сожалению, она плохо понимала его, но ей было хорошо рядом с этим мужчиной.
Теперь, когда он уехал на неопределённое время, она почувствовала себя брошенной…
Часто по вечерам в стойбище слышался стук бубна, вокруг большого костра по кругу танцевали юноши и девушки, взявшись за руки. Мари смотрела на веселье туземцев со стороны, иногда усевшись на земле неподалёку от сходки, иногда – прямо из своей палатки, устроившись у входа. Её по-прежнему изумляло, что дикари умели улыбаться и смеяться; она уже вполне освоилась среди этих людей, но в душе продолжала считать их существами иного сорта, поэтому всякое проявление добродушия и иных вполне человеческих качеств всякий раз глубоко удивляло её, но вместе с тем внутренне сильно сближало с Черноногими. Было в этой жизни что-то по-настоящему родное и зовущее. Изо дня в день она всё меньше чувствовала себя посторонней.
Пожалуй, единственным настоящим неудобством было тяжёлое кожаное платье. Зато не требовалось никакого нижнего белья и корсетов. Возможно, неосознанное стремление к освобождению от городской чопорности и строгого надзора вечно раздражённой матери нашло выход в обществе дикарей.
Мало-помалу индейский лагерь околдовал Мари, внушив спокойствие, убедив в надёжности. Хотя какое там спокойствие!
Как-то раз обезумевшая лошадь наскочила на соседнюю палатку и без труда опрокинула её, переломав длинные шесты. Под громкие возгласы хозяев индейцы пронзили взбесившееся животное стрелами.
Старики отрезали лошади голову и унесли её куда-то, оставив обезглавленный труп на съедение собакам, которые тут же набросились на окровавленную тушу и весьма быстро изорвали её на куски, жадно рыча и громко похрустывая костями. Буквально на следующее утро на краю стойбища послышались пронзительные крики, и через несколько минут мужчины приволокли дрыгавшееся тело тяжелораненого вражеского лазутчика. Белый Дух побежала со всеми посмотреть на него, и перед ней разыгралась чудовищная сцена жестокой расправы над беспомощным человеком: женщины, омерзительно визжа, принялись молотить раненого палками по голове и тыкать в него ножами. В считанные мгновения его тело превратилось в нечто бесформенное, и Мари поспешила отбежать, сжавшись от приступа тошноты и боясь лишиться чувств. Вдоволь насытившись своей ненавистью к врагу, женщины отрубили ему руки и ноги и привязали их к шестам, которые водрузили в центре лагеря. Очень скоро к этому месту нельзя было подойти из-за слетевшейся мошкары.
Кровь была естественным спутником индейцев, беспощадность составляла неотъемлемую часть их мира, равнодушная жестокость являлась сутью их образа жизни. Белый Дух очень скоро поняла это, хотя глубоко укоренившаяся в ней христианская мораль и не позволяла спокойно взирать на кровавые картины. Перестав содрогаться от ужаса, девушка всё же отворачивалась и уходила прочь, когда дело доходило до убийства…
Однажды на деревню обрушился шквальный ветер, опрокинувший несколько палаток и разметавший по всему стойбищу шкуры и одеяла. Следом пришёл проливной дождь, не прекращавшийся двое суток. Казалось, кожаные стены жилищ не выдержат такого потока воды и вот-вот лопнут под тяжестью небесной хляби…
Какая уж там надёжность! Каждый день мог принести смерть, боль, поворот к пугающей неизвестности…
Когда у Мари первый раз случились месячные, Женщина-Дерево отвела её в палатку, стоявшую в стороне от других жилищ, и дала понять, что покидать ту палатку нельзя. Внутри находились ещё две женщины в таком же состоянии и совсем дряхлая старуха, ухаживавшая за ними. Ближе к вечеру с Мари сняли платье и, подпалив какую-то сплетённую в косичку траву, стали окуривать всё её тело ароматным дымом. Особое внимание индеанки уделяли её влагалищу, окуривая его дымом и омывая ключевой водой по нескольку раз в день.
«Они уделяют много внимания всему, что происходит с телом, – рассуждала Белый Дух, наблюдая за действиями женщин. – Сколь беспощадны они к телу врага, столь же трепетны они по отношению к телу соплеменника, особенно к женскому… И они всегда окуривают людей дымом полыни. Похоже, эта трава занимает важное место в их жизни…»
Через неделю Белый Дух, когда кровотечение кончилось, хорошенько пропарилась в полукруглой палатке-бане, плотно закрытой бизоньими шкурами, и Женщина-Дерево отвела её обратно в свой дом.
Дни казались однообразными, но проходили незаметно. Домашних дел было так много, что скучать не приходилось…
Почти месяц минул с тех пор, как Крапчатый Ястреб увёл отряд в поход. И вот как-то под вечер в стойбище на полном скаку влетел Волчья Рубаха. Он размахивал над головой ритуальным копьём, украшенным вдоль всего древка чёрными перьями, и громко кричал что-то. Люди сбежались со всех сторон и радостно заголосили, услышав Волчью Рубаху. Из тех немногих слов, которые Мари уже усвоила и сумела распознать в речи прискакавшего индейца, она сделала вывод, что с Крапчатым Ястребом и его спутниками всё в порядке.
– Я хочу понимать всё! Помоги же мне, иначе я сойду с ума! – Мари схватила Женщину-Дерево за плечи и нетерпеливо потрясла её. Старуха хрипло заверещала в ответ на своём языке и указала на ближайшие холмы. Там появилась неторопливая процессия.
Верхом на лошадях к стойбищу двигалась вереница Черноногих. Их было не тридцать, как в день отъезда, а гораздо больше. Белый Дух различила среди всадников женщин и несколько детских фигур. Все были раскрашены в красный, белый и чёрный цвета, на головах некоторых мужчин белели пышные головные уборы из орлиных перьев. Отряд громко и торжественно пел.
– Они победили! – закричала Мари, вдруг испытав прилив бурного счастья.
Разглядев Крапчатого Ястреба, она бросилась ему навстречу и схватила мужчину за ногу, страстно прижавшись к ней щекой.
– Как я рада, что ты наконец вернулся! Мне было так одиноко без тебя!
Крапчатый Ястреб важно посмотрел на неё и на сопровождавших его индейцев. Затем он протянул руку и указал на ехавшую рядом молодую женщину.
– Это Неподвижная Вода, – сказал он. – Моя жена. Я вернул её.
Мари ничего не поняла, но радостно закивала.
– Я очень рада, сударыня! Я не могу назвать себя хозяйкой в полном смысле этого слова, но буду рада принять вас в нашем доме. Видите ли, я ещё совсем чужая здесь, но я уже осваиваюсь… Может, если вы погостите у нас, мы с вами подружимся? Я научу вас некоторым французским и английским словам..
Крапчатый Ястреб удивлённо поднял брови, не ожидая такой многословности от своей белой жены. А она всё лопотала и лопотала…
Вечер прошёл за долгими разговорами. Вернувшиеся по очереди рассказывали о своих подвигах, указывали друг на друга, призывая товарищей в свидетели. Слушатели громко охали, кивали, смеялись, а Белый Дух плакала, чувствуя себя почти отверженной. Она сидела за спиной Крапчатого Ястреба бок о бок с Неподвижной Водой и не понимала ровным счётом ничего. Но душа её стремилась понимать и участвовать. Ей мучительно хотелось вскочить и закричать на всех, чтобы они прекратили болтать на своём тарабарском наречии и заговорили наконец на нормальном человеческом языке.
– Ты ведь понимаешь, о чём они болтают? – шёпотом спросила Белый Дух, подёргивая Неподвижную Воду за рукав. – Ты понимаешь? Ты из этого племени?
Индеанка долго и внимательно разглядывала белую девушку, но ничего не ответила. Затем она похлопала Крапчатого Ястреба по плечу и спросила:
– Откуда в нашем доме эта белая женщина? Ты взял её в плен?
– Я привёз её, – ответил он гордо. – Я заплатил за неё кровью. Я сделал её моей женой…
Неподвижная Вода нахмурилась.
– Я не хочу, чтобы у тебя была вторая жена. Отправь её обратно. Разве я не устраиваю тебя?
– Замолчи, не то я рассержусь. Сегодня прекрасный день. Мы вернулись домой. Никто не пострадал, если не считать сломанной руки Енота и мелких порезов на плече Длинной Лисицы. Всё хорошо. Зачем ты хмуришься?
– Я не желаю видеть чужую женщину в нашем доме.
– Она не чужая. Я сделал её женой! Теперь замолчи, иначе я поколочу тебя при людях…
Ночью, когда многочисленные гости разбрелись по своим домам, Мари увидела, как Неподвижная Вода, ничуть не смущаясь её присутствия, прижалась к Крапчатому Ястребу и быстрыми движениями возбудила его, после чего встала на четвереньки и приняла в себя мужчину. Мари наблюдала за ними, затаив дыхание. Напрягая зрение, она вглядывалась в то место, где мускулистые мужские бёдра шлёпали о круглые женские ягодицы и то и дело в красном свете углей вырисовывался могучий скользкий орган, с которым она была уже хорошо знакома. Иногда она встречалась взглядом с индеанкой и видела в нём вызов… Удовлетворив жену, мужчина оскалился и откинулся на спину, но тут же почувствовал на себе нежную руку подкравшейся Мари. Теперь настал черёд молодой индеанки следить за яростным и шумным спариванием. А Женщина-Дерево спокойно сопела, завалившись в самую глубину жилища и зарывшись сморщенным лицом в мягкие звериные шкуры…
Поведение Неподвижной Воды в доме Крапчатого Ястреба не сразу привело Мари к мысли, что индеанка уже раньше жила здесь, хотя Неподвижная Вода по-хозяйски копалась в вещах и отыскивала то, что ей было нужно. Белая девушка объясняла это тем, что у дикарей везде всё одинаково и что они в любой палатке чувствуют себя как в родном доме. Что касается половых сношений Крапчатого Ястреба и Неподвижной Воды, то Мари приписала их вседозволенности туземной морали, не понимая, что молодая индеанка была законной женой, а не случайной прихотью мужчины, которого сама Мари мысленно уже называла своим супругом.
«Отец говорил, что язычники рождаются во грехе, поэтому не отличают добро от зла и не понимают, что можно делать, а чего нельзя… Но мне хорошо, когда я живу так. Вероятно, однажды я предстану перед Вседержителем и понесу наказание за мою распутную жизнь, но сейчас меня не одолевает стыд, когда я смотрю, как они любят друг друга, и когда присоединяюсь к ним. Пусть это лишь физическая любовь, но разве не Господь послал её людям?.. Зачем отец и матушка учили меня другому? Теперь я вижу, что в действительности можно поступать совсем не так, как это втолковывали мне с детства, и это никому не приносит вреда…»
Рассуждая таким образом, Мари пришла к заключению, что у туземцев не было никаких ограничений ни в чём. Она видела, что индейцы не старались сдерживать свои чувства, безудержно рыдали всем племенем на похоронах сородича и так же безмерно ликовали, изуверствуя над трупом врага. Совокупление на её глазах Крапчатого Ястреба с другой женщиной заставило Мари думать, что взгляды Черноногих на половые отношения отличались такой же безграничной вольностью. Она не предполагала, что законы племени позволяли сильному воину иметь несколько жён, но ни одна из женщин не могла обзавестись несколькими мужьями. Белая девушка даже не представляла, что неверную жену муж мог не просто поколотить и выгнать, но и отрезать ей нос, чтобы заклеймить навечно и чтобы весь народ знал о её похотливости и несдержанности.
В те годы многие индейцы, выходя на люди, часто пользовались шкурой бизона, набрасывая её на голое тело, или же надевали только длинную рубаху, спускавшуюся до самых колен. Женщины по вечерам, сидя у семейного очага, тоже укрывались только шкурой, чтобы не стеснять себя платьем. Никого это не смущало, потому что так было удобно. Однако никогда женщина не позволяла себе обнажиться перед посторонним человеком. Нравственность ставилась высоко. Этого белая девушка по прозвищу Белый Дух не поняла. Она любовалась мужчинами, с удовольствием разглядывая их мускулистые фигуры. Особенно привлекали её те, что были прикрыты только набедренными повязками. Она откровенно пялилась на их крепкие бёдра и голые ягодицы, испытывая закипавший в ней огонь страсти.
Она не понимала слишком многого.
Ей нравилось каждый вечер без стеснения раздвигать ноги и впускать в себя крепкое мужское тело, орошавшее её горячим семенем. Зов плоти был силён и заполнял каждую клеточку её молодого существа. Он звучал сквозь глубину времён, пробивался через поколения гладко выбритых и напудренных предков, отдавался эхом в пении птиц, храпе лошадей, призывных голосах оленей. Мари открыла для себя в Крапчатом Ястребе подлинную суть природы, от которой была отрезана в родительском доме и по которой, как оказалось, тосковали её тело и душа.
В последние дни сентября деревня снялась с места и отправилась на зимнюю стоянку.
Как-то вечером, когда воздух стал совсем серым и пропитался туманом, племя остановилось. Индейцы радостно заговорили, оживлённо жестикулируя и качая головами. Вдалеке Мари увидела живую коричневую ленту, которая пересекала реку и тянулась в сторону поросших хвоей горных склонов. В первые минуты девушка не могла понять, что происходило, но в конце концов разглядела, что это были олени, собравшиеся в великом множестве – тысячи оленей, десятки тысяч. Огромные ветвистые рога, слившиеся в единую массу, делали гигантское стадо похожим на движущийся лес. Никогда прежде Мари не видела ничего подобного и не могла представить, что животных могло быть так много. Все люди, которых ей пришлось повстречать за семнадцать лет своей жизни, вместе не составили бы сотой части этого невероятного стада.
Мари Белый Дух была потрясена открывшимся зрелищем. Она решила, что на её глазах происходило редчайшее из чудес, не догадываясь, что это было обычным явлением: лесные олени дважды в год – весной и осенью – предпринимали далёкие переселения, уходя на сотни километров. Душа единого стада увлекала их тогда по одним и тем же тропам, заставляла переплывать реки в одних и тех же местах. Самки с телятами шествовали во главе, могучие самцы замыкали гигантскую колонну, а следом за стадом бежали волки, рыси и росомахи…
У Мари перехватило дыхание. Впервые в жизни она всем своим существом ощутила первозданность окружавшего её мира. Ноздри её затрепетали, голова закружилась, пространство изогнулось, вытянулось, двинулось на Мари с четырёх сторон, сияя прозрачностью и проникая свежестью в глубину души. Впрочем, и Черноногие были явно взволнованы, хотя для них подобное зрелище не было редкостью. Некоторые из них затянули приветственные песни, где-то в голове отряда застучал бубен. Всякий раз, соприкасаясь с величием живой природы, индейцы выказывали своё уважение и преклонение перед творением Стоящего-Над-Всеми.
А через два дня она увидела большое стадо бизонов. Тёмно-бурая масса лениво текла по живописной долине, не обращая ни малейшего внимания на людей, ехавших по верхним склонам. Индейцы сделали привал, и после небольшого совещания мужчины снова сели на лошадей и поскакали вниз по горной тропе. Прошло не меньше получаса, прежде чем они достигли долины и помчались к стаду. Женщины, старики и дети спускались по тропе неторопливо, то и дело сдерживая своих коней, чтобы поглядеть на стремительную охоту.
Белый Дух хорошо видела, что бизоны двигались с изумительной лёгкостью, хотя были существами очень громоздкими и неуклюжими. Несмотря на короткие ноги, они мчались так быстро, что охотники на лошадях нагоняли их, только напрягая все силы. Над долиной завис гул тысячи копыт, и было похоже на то, что гремел гром. То и дело какой-нибудь бык спотыкался и замирал на земле.
Когда женщины спустились в долину, охота уже завершилась. Множество чёрных туш валялось на пыльной земле. Охотники ездили от бизона к бизону, высматривая свои стрелы, но не слезали с лошадей, дожидаясь прихода жён и сестёр. Они выполнили свою работу, теперь дело было за женскими руками. Мари присоединилась к Неподвижной Воде и Женщине-Дереву, внимательно следя за ними и повторяя их движения. Крапчатый Ястреб, гарцуя вокруг, любовался своей семьёй. Он был отличным охотником, непревзойдённым воином, прекрасным мужем, добытчиком. Он гордился собой и не скрывал этого.
– Хорошо, – сказала Мари, остановившись возле мёртвого бизона и глядя на мужа. Мало-помалу она осваивала язык Черноногих, и хотя её словарный запас был ещё крайне скуден, она не стеснялась своей неуклюжей речи, щедро приправляя её фразами на французском языке. Но сейчас она хотела объясниться так, чтобы муж понял её. – Очень хорошо. Ты сильный, красивый…
Крапчатый Ястреб улыбнулся. Мари впервые спросила себя, почему лицо индейца поначалу казалось ей чуть ли не отвратительным, в нём не было ничего привлекательного, а теперь его черты были для неё самыми желанными.
– Я влюблена в тебя настолько, – восторженно добавила она по-французски, – что хочу отдаться тебе прямо сейчас, у всех на глазах, потому что чувствую, как во мне бьёт ключом вся первобытная сила этой земли, и хочу, чтобы все видели это… Жаль, что ты не понимаешь меня…
Индеец вопросительно поднял брови и проговорил что-то, сопровождая, как это было принято у дикарей, выразительными жестами.
– Я знаю, – кивнула Мари, – надо разделывать тушу, нельзя отвлекаться…
Яркое осеннее солнце стояло высоко, когда Мари отправилась на реку, чтобы наполнить водой бизоний пузырь, и сбросила с себя платье, заодно решив ополоснуться. Она присела на песок среди мелких камней и начала плескать на себя холодной водой. Солнце ласково играло жёлтыми лучами на её светлой коже.
Шагах в десяти от неё, скрываясь за отливающей золотом листвой, неподвижно стоял Одиночка. Он подкрался незаметно, проследовав за девушкой от самого лагеря, и не выдал себя ни звуком, несмотря на тяжёлую бизонью шкуру, наброшенную на плечи. Почти каждый день он поглядывал на светлокожую жену Крапчатого Ястреба, но уже не тем испепеляющим взглядом, которым наградил её при первой встрече. В его глазах не осталось и следа неприязни, теперь в них горел острый интерес мужчины к женщине.
Поначалу Одиночка не обратил внимания на своё изменившееся отношение к Белому Духу, просто он как-то незаметно для себя и для других перестал всюду говорить, что в белой девушке притаился Дух Зла. Затем Одиночка стал украдкой следить за Мари, где бы она ни была и чем бы ни занималась. Когда же несколько дней назад он крадучись последовал за ней к реке, он внезапно понял, что находится во власти женских чар.
«Она захватила моё сердце! – подумал он. – Я волнуюсь, глядя на неё! Я хочу смотреть на неё постоянно! Она влечёт меня к себе!»
Он испугался, но не мог уже отказаться от Белого Духа. Он хотел её душой и телом.
И вот сегодня он опять любовался белой женщиной, терзался поселившейся в сердце тоской и не в силах был отвести взор от Мари.
Когда она опустила руку в воду, чтобы ополоснуть бёдра, Одиночка не выдержал и мягко вышел из укрытия.
– Белый Дух! – проговорил он негромко.
Она вздрогнула и повернулась на голос. Одиночка медленно приближался. Его волосы были тщательно расчёсаны, и ровно остриженная прядь, густо смазанная медвежьим жиром, аккуратно лежала посредине лба, спускаясь к самой переносице. Мари поднялась. Его взгляд прилип к пучку волос в самом низу её живота. Она не прикрылась, наоборот, распрямилась, показывая себя. Зелёные глаза её остановились на лице Одиночки, и он вздрогнул. Этот зелёный взгляд переворачивал всё у него внутри. Опасная женщина. Коварная женщина.
Он подошёл вплотную к ней и остановился.
Она протянула руки, откинула край тяжёлой шкуры, в которую кутался Одиночка, и дотронулась до живота мужчины. Скользнув ниже, Белый Дух нащупала горячий пах. Бизонье покрывало громко свалилось на землю.
– Я, наверное, очень распутная тварь, – проговорила она по-французски и улыбнулась.
Одиночка жадно вслушивался в незнакомую речь. Он не понял смысла сказанных слов. Тогда она добавила на языке Черноногих:
– Хорошее тело, большое. Мне нравится большое тело. – И её руки быстрыми движениями привели мужской член в боевую готовность.
Он притянул Мари к себе, припал ноздрями к её коже, жадно вдохнул и повалил на густой бизоний мех. Молодая женщина с готовностью приняла в себя мощного индейца, дрожа от возбуждения и холода…
На следующий день, отправляясь за водой, она увидела Одиночку и присела на корточки, словно поправляя мокасины. Дикарь сразу заметил её игривый взгляд и неторопливо, как будто маясь от безделья, побрёл по стойбищу, следуя за ней.
И снова Белый Дух впустила в себя Одиночку, наслаждаясь его горячностью.
– Как мне повезло, что я попала к вам, – шептала она на ухо ему. – В моём доме я никогда не смогла бы получить всего этого, а мне так хотелось…
Семь дней они встречались, и всякий раз Одиночка уводил Мари подальше от посторонних глаз, а она не могла взять в толк, почему он хотел спрятаться.
– Я думала, что вы здесь не стесняетесь никого… Или я не понимаю чего-то? – спросила она сквозь смех. – Почему ты спешишь уйти в сторону, когда я направляюсь к тебе? Ты боишься моего мужа? Зря… Может, ты не знаешь, но он тоже спит не только со мной. Разве ты не знаешь об этом? Неужели он поступает так вопреки вашим правилам? Может, я открываю нашу семейную тайну? Скажи, у вас есть какие-то запреты? Как досадно, что никто из вас не знает французского языка…
Индейцу нравилось, когда женщина говорила на непонятном ему языке. Её голос будоражил его. Особенно возбуждало то, что слова Мари ничего не означали, это было просто журчание женского голоса, не имевшее смысла…
– Послушай, мне не хочется встречаться в лесу, – сказала однажды Мари, когда дикарь влил в неё очередную порцию семени. – Здесь холодно. В палатке горит огонь, там тепло.
Мари потянула Одиночку за собой, взяв его за запястье, но тот вырвал руку и остановился.
– Иди одна! – грубо проговорил он. – Нельзя, чтобы нас видели вдвоём. Крапчатый Ястреб поколотит тебя, а то и изуродует тебе лицо.
Индеец достал из чехла нож и поднёс его к носу Мари.
– Он разорвёт тебе ноздри, – сказал дикарь, делая угрожающее движение лезвием. – У наших людей принято наказывать жену, сошедшуюся с другим мужчиной. У Крапчатого Ястреба вспыльчивый характер, он может отрезать тебе кончик носа или порвать ноздрю, чтобы все знали, что ты совокупляешься не только с мужем.
– Я не понимаю твоих слов и не понимаю, что так злит тебя. – Она пожала плечами. – Зачем ты размахиваешь ножом перед моим лицом. Мне не нравится такое обращение! Я чем-то обидела тебя? Я же старалась быть ласковой. Если бы ты только знал, что сказали бы обо мне в Сен-Августине, если бы узнали о моём поведении!.. Ах, как я устала не понимать вашу речь…
Она подошла к Одиночке и сказала на его родном языке:
– Красивый, сильный…
Он улыбнулся, но сразу же быстрым шагом пошёл в сторону стойбища, спрятав нож в чехол. Мари тяжело вздохнула. Набрав из реки воды в бизоний пузырь, она медленно направилась домой. Она не видела, как посреди лагеря Крапчатый Ястреб остановил Одиночку и резко сказал:
– Зачем ты следишь за моей женой? Разве не ты говорил, что в ней живёт Дух Зла? Ты ведёшь себя странно!
– Почему? Разве я не могу ходить там, где мне хочется?
– Ты похож на юношу, который бродит вокруг дома своей избранницы, распустив хвост. Запомни: в моём доме нет невест! Здесь живут мои жёны и моя мать! Или ты хочешь взять в жёны мою мать?
– Пусть твой язык покроется древесной корой! – воскликнул Одиночка. – Кому нужна Женщина-Дерево?
– Тогда мне остаётся думать, что ты хочешь опозорить одну из моих жён, – нахмурился Крапчатый Ястреб и скрестил руки на груди. – Но я не позволю никому дурно поступать ни с Белым Духом, ни с Неподвижной Водой!
– Ты слишком много говоришь.
– Я предупреждаю тебя, не подходи близко к моим жёнам, иначе я разделаюсь с тобой, даже если нарушу при этом закон племени.
– Ты умеешь только говорить. Твоя воинская сила давно исчерпала себя. Ты уже не можешь вернуться невредимым из похода. Ты потерял свою неуязвимость. Мне ли бояться тебя? – Одиночка понемногу заводился. Сначала он смутился, встретившись лицом к лицу с Крапчатым Ястребом, но теперь осмелел. – За последнее время я пригнал двадцать лошадей из вражеской деревни, а ты не привёл ни одной!
Крапчатый Ястреб взялся за рукоять ножа. Казалось, он потерял над собой контроль. Его лицо пылало гневом. Но всё же он сдержался. Неподалёку, услышав ссору, остановилось несколько человек. Какая-то старуха, потрясая корявой палкой, шагнула между Одиночкой и Крапчатым Ястребом.
– Какими глупыми становятся мужчины с годами! – заскрипела она беззубым ртом. – Мои глаза совсем ослепли, но я всё ещё легко могу разглядеть, когда два воина становятся бестолковыми задиристыми мальчишками! А ну как я пройдусь по вашим крепким спинам дубиной?!
Крапчатый Ястреб стремительно повернулся и ушёл.
– Жёны мои, – проговорил Крапчатый Ястреб, переводя строгий взгляд с Белого Духа на Неподвижную Воду, – я собрался в поход. Я должен добыть священный белый свёрток Вороньих Людей.
– Ты уже ходил за этим белым свёртком. Но вместо белого свёртка ты привёз Белого Духа! – резко воскликнула Неподвижная Вода, кивнув в сторону Мари.
– Не перечь мужу, – подала голос Женщина-Дерево из глубины палатки.
Крапчатый Ястреб недовольно фыркнул и продолжил:
– Удача всё чаще отворачивается от меня. Я должен добыть свёрток.
– Избавься от Белого Духа, выгони её, – заворчала Неподвижная Вода. – От этой женщины мало пользы. Она даже шить толком не умеет. Не знаю, чем она занималась у себя дома, кто были её родители. Может, её воспитали шакалы? Она умеет ноги раздвигать! Муж мой, посмотри на неё! Она же не сделала тебе ни одной пары мокасин! Она принесла в наш дом раздор, нам всем плохо теперь. Прогони её отсюда, и твоя былая удача вернётся к тебе!
– Замолчи. – Индеец помрачнел. – Твой язык полон злобы, твоё сердце отравлено ревностью. Если бы я стал совсем никчёмным воином, то не сумел бы вернуть тебя из плена. Ты бы так и жила среди чужого народа.
– А кто тебе сказал, что мне там было плохо? – Лицо Неподвижной Воды язвительно скривилось. – Вождь Олений Рог сделал меня своей женой и не обижал меня. У него не было других жён, только я! Он был добр ко мне.
– Не от его ли доброты надулся теперь твой живот? – сурово спросил муж.
– Тебе не за мной приглядывать надо, а за Белым Духом! – выпалила индеанка. – Она уже давно не ходит в палатку для женщин, у неё давно не было лунного цикла. Когда раздуется её брюхо, ты точно не будешь знать, кто сделал ей ребёнка.
Крапчатый Ястреб поднялся, чуть ли не подпрыгнув, и одним движением очутился возле непокорной жены. Его жилистая рука стиснула её горло и со всей силы тряхнула женщину. Мари, ничего не понимавшая в происходящем, бросилась на помощь Неподвижной Воде и попыталась оттащить мужа.
– Зачем вы ругаетесь? – закричала она по-французски. – Что вас не устраивает? Ведь нам очень хорошо! Остановитесь же!
Крапчатый Ястреб посмотрел в её горящие зелёные глаза и медленно проговорил, обращаясь к своей жене-индеанке:
– Белый Дух любит тебя. Она не понимает, что ты сгораешь от ревности. Но запомни: если ты не изменишь своего отношения к ней, я прогоню тебя, а не её! Всё! Я больше не желаю разговаривать. Я ухожу и до выступления в поход буду жить в воинской палатке.
– Остановись. – Неподвижная Вода вцепилась в рукав его кожаной рубашки.
– Я вернусь сюда только со священным белым свёртком. В противном случае я не появлюсь в этом доме…
Он грубо оттолкнул индеанку и ушёл, прихватив кое-какие свои вещи.
Мари следила за происходящим с полным недоумением.
– Я ничего не понимаю, – медленно проговорила она на языке Черноногих. – Что случилось?
– Во всём виновата ты! – Неподвижная Вода со злостью швырнула в соперницу какой-то сумкой. – Раньше муж меня любил, теперь же он злится на меня. Ты принесла раздор к нашему очагу. Я ненавижу тебя, светлокожая!
Мари потеряла терпение и буквально взвилась:
– Говори медленнее, чёрт возьми! Я же ничего не понимаю! Я же знаю так мало слов по-вашему! Неужели в твоей тупой голове не укладывается, что я ничего не могу понять? – тараторила она по-французски. – Сделай милость, мне же трудно, мне дьявольски трудно! Ну хоть в ком-то из вас есть хоть чуточку милосердия? Хоть кто-то способен посочувствовать мне?
Она впервые говорила так громко и возмущённо. Неподвижная Вода и Женщина-Дерево, привыкшие к почти незаметному существованию белой женщины, смотрели на неё оцепенело.
То ли это была случайность, то ли невидимые помощники подсказали Крапчатому Ястребу, куда надо ехать, но, так или иначе, он привёл свой отряд к той самой деревне Вороньих Людей, где хранился легендарный священный свёрток из шкуры белой выдры. На дорогу ушло всего пять дней. Отряд скакал быстро, делая короткие остановки, во время которых Крапчатый Ястреб уединялся и подолгу молился Великому Духу.
Стойбище Вороньих Людей располагалось в тихой долине на берегу Берёзового Ручья.
– Ты думаешь, что это тот самый лагерь? – спросил кто-то из воинов, обращаясь к Крапчатому Ястребу.
Индейцы лежали в пожухлой траве, едва приподняв головы.
– Видишь ту разрисованную палатку? – проговорил Крапчатый Ястреб. – Я видел её во сне.
На жилище, о котором он говорил, было множество мелких рисунков: вытянутые фигурки лошадей, оленей, бизонов, а среди них возвышался огромный человек с длинной курительной трубкой.
– Там должен жить владелец священного свёртка, – сказал Крапчатый Ястреб.
Он велел воинам отойти подальше и устроиться на отдых, сам же Крапчатый Ястреб остался на вершине холма наблюдать. Внутренний голос подсказывал ему, что хозяин скоро появится.
Так и случилось. Из палатки вышел, укутанный в бизонью шкуру, пожилой мужчина. Постояв некоторое время неподвижно у входа, он сделал несколько шагов, глядя в небо, поднял руку в сторону заходящего солнца и пропел какую-то песню. Крапчатый Ястреб напряжённо вслушивался в его голос. Мужчина сбросил с себя накидку, опустился на корточки и принялся составлять треногу из лежавших возле жилища веток. Закончив работу, он неторопливо вернулся в палатку и вскоре опять появился, неся обеими руками длинный свёрток белого цвета, украшенный густой бахромой. Сердце Крапчатого Ястреба забилось учащённо.
– Я нашёл священную связку! – прошептал он.
Владелец свёртка опустился на колени перед треногой и аккуратно повесил на неё свою реликвию. После этого он сходил в дом за трубкой и опять опустился перед треногой. Усевшись поудобнее, индеец достал из кисета табак и с достоинством начал набивать трубку, то и дело поднимая руку вверх и предлагая небу щепотку табаку. Курил он долго, со вкусом. Было слышно, как он беседовал с белым свёртком о чём-то. Крапчатый Ястреб жадно всматривался в очертания свёртка. Это был обычный мягкий колчан для лука и стрел, но в нём лежало что-то другое. С обоих концов колчан был перетянут кожаными шнурами, немного провисал посередине, словно надутое брюшко ящерицы.
«Теперь осталось немного. Скоро священный свёрток будет у меня!»
Понемногу стемнело. Стойбище затихло. Владелец белого колчана поднялся и ушёл в палатку. Реликвия осталась висеть на треноге.
«Великий Дух, ты необычайно щедр ко мне. Ты сделал всё, чтобы я мог без труда заполучить белую связку. Благодарю тебя!»
Крапчатый Ястреб ползком добрался до своих людей.
– Я пойду в лагерь один, – жестами показал он. – Будьте готовы к бою. Но думаю, что стрелять не придётся. Белый свёрток ждёт меня.
– Мы хотим захватить лошадей, – выразил желание один из молодых воинов.
– Нет, сегодня никто не станет красть лошадей.
– Почему ты боишься? Если ты получишь священный колчан, то удача непременно будет на нашей стороне.
– Нет. Мы пришли только за свёртком! – Лицо Крапчатого Ястреба сделалось суровым, в глазах появилась угроза.
– Но тогда мы вернёмся без трофеев! – возмутился кто-то шёпотом. – Ты получишь свёрток, а что получим мы? Как будут смотреть на нас женщины? Нас назовут неудачниками, над нами будут смеяться!
– Я прошу вас, братья, не делать больше ничего. Ждите меня здесь. Дома я подарю каждому из вас по три коня из моего табуна.
– Ладно, – согласились остальные после недолгого раздумья, – пусть будет по-твоему…
Крапчатый Ястреб беззвучно уполз.
Ровно шумела поредевшая листва, сильно оголившиеся ветви деревьев шуршали друг о друга, раскачиваясь на ветру. Индейцы ждали. Лошади были готовы немедленно пуститься вскачь, как только появится Крапчатый Ястреб. Казалось, чуть ли не половина ночи минула с того момента, как он скрылся, но никто не тревожился: никаких посторонних звуков не доносилось со стороны вражеского стойбища.
Наконец Крапчатый Ястреб вернулся. Друзья бросились к нему, пристально всматриваясь в темноте в то, что он добыл.
– Теперь удача не оставит нас, братья, – прошептал он и победно поднял над головой колчан, набитый всевозможными магическими предметами. Всем почудилось, что над его головой взметнулась мутная белая тень.
– Теперь пора уезжать, – сказал он, и все дружно вспрыгнули на коней.
Их возвращение в родной лагерь было шумным. Соплеменники радостно кричали, отовсюду слышались звуки бубнов и песни.
Крапчатый Ястреб вошёл в свою палатку и, торжественно блестя глазами, показал женщинам заветный белый колчан.
– Я добыл его! Духи покровительствовали мне! Никто из врагов даже ухом не повёл, когда я проник в их селение. А ты, Неподвижная Вода, посмела сказать, что удача отвернулась от меня!
– Муж мой, я была не права, моим языком управляла злость, – виновато ответила индеанка и прижалась лицом к его плечу.
Мари с любопытством наблюдала за этой сценой, не понимая, что именно произвело всеобщее волнение. Она протянула было руку к шкуре белой выдры, но Крапчатый Ястреб отдёрнул священный свёрток.
– Нет! Женщина не должна прикасаться к таким вещам!
– Почему столько радости? – спросила Мари на их языке.
– Ты глупая, – засмеялась Неподвижная Вода, – ничего не понимаешь.
– Я назову этот свёрток твоим именем, Белый Дух, – проговорил мужчина, глядя на Мари.
– Почему её именем? – спросила, приближаясь, Женщина-Дерево.
– Потому что из первого похода за этим свёртком я привёз её. Они как-то связаны друг с другом. Мой сон завёл меня туда, где жила Белый Дух. Так было угодно Творцу. Теперь я без труда отыскал белый колчан, потому что так тоже было угодно Творцу. Они не случайно вошли в мою жизнь, эти два Белых Духа…
– У тебя помутился рассудок, сын, – проворчала Женщина-Дерево. – Никто ещё никогда не называл священные предметы именем жены. Это не к добру…
Когда зима отступила и снег растаял, стойбище всё ещё располагалось в долине Бизоньей Реки.
Утро было холодное, наполненное густым туманом. Крапчатый Ястреб остановился перед входом в жилище старика по имени Медвежья Голова. Поколебавшись с минуту, индеец сказал громко:
– Дедушка, к тебе пришёл Крапчатый Ястреб.
– Входи, мой сын, входи. Что привело тебя ко мне в столь ранний час?
– Я пришёл к тебе, чтобы просить тебя молиться за Белого Духа. Вскоре ей предстоит рожать. Я с нетерпением жду этого ребёнка. Но на неё обрушилась какая-то хворь. Она перестала есть, она весь день лежит и не шевелится. Я не знаю, что стряслось, но Злые Духи набросились на неё и убивают. С каждым днём она ослабевает. Я очень прошу тебя, дедушка, помоги нам.
– Разве Женщина-Дерево не может справиться с недугом твоей жены?
– Моя мать отказывается. Говорит, что ей не под силу одолеть причину болезни. – Крапчатый Ястреб понурился, в его облике не осталось и следа от уверенного в себе сильного воина. – Мне кажется, что моя мать просто не хочет помочь мне.
– Что ж… – После продолжительного молчания старик медленно закивал седой головой. – Я помолюсь за твою жену. Я пойду тебе навстречу, но молиться буду не от моего имени. Я хочу, чтобы ты помнил о том, что вся тяжесть её выздоровления ляжет на тебя. Не знаю, почему ты дорожишь этой странной женщиной. Духи дали ей её судьбу, духи направляют её в нужную сторону. Ты хочешь изменить её. Я выполню твою просьбу, но вскоре ты сам убедишься, что возвращение твоей жены в жизнь ударит по тебе. Её тело станет крепким, но самое ли это нужное в жизни – крепкое тело? Белому Духу придётся пройти через новые испытания, которые, скорее всего, будут куда тяжелее, чем её нынешняя болезнь. Наша жизнь всегда усложняется, когда мы оспариваем решения Творца. Я думаю, что ты совершаешь ошибку, прося за свою жену. Но никто не должен отказывать, когда к нему обращаются за помощью…
– Благодарю тебя, дедушка.
– Не благодари меня. От меня ничего не зависит.
– Но ведь ты согласился помочь.
– Я лишь выполняю твою просьбу. Это твоя воля решает, чему быть. Я – лишь нож, с помощью которого ты снимаешь шкуру с убитого оленя, но снимаешь её всё-таки ты, а не я.
Старый Медвежья Голова не спешил с исполнением задуманного, объяснив, что ему потребуется несколько дней, чтобы подготовиться к Ночной Церемонии. Наконец Медвежья Голова объявил Крапчатому Ястребу, что срок пришёл. Однако на следующий день он сообщил, что утром к нему примчался гонец из соседнего клана с известием о внезапной кончине троюродной сестры Медвежьей Головы. Это означало, что старик уходит в траур и в течение четырёх дней не будет показываться на людях, следовательно, не будет проводить и Ночную Церемонию.
Крапчатый Ястреб пришёл в отчаяние. Его светловолосая жена угасала с каждым часом.
– Терпение, мой молодой друг, на всё воля Нашего Отца, – сказал, собираясь уходить, старый индеец, и нерасчёсанные длинные волосы седыми прядями закрыли его морщинистое лицо. – Но я успокою тебя. Сегодня я видел, как прозрачная тень женщины черпала руками воду из реки. Это замечательный знак. Приходи ко мне ровно через семь дней…
Крапчатый Ястреб сделал, как было велено.
Войдя в палатку Медвежьей Головы, он увидел нескольких стариков, которые развешивали на шестах небольшие связки с подношениями Невидимым Духам. Крапчатый Ястреб положил свои дары перед одним из старцев. Всё жилище было заставлено корзинками и свёртками с едой. Через некоторое время в палатку пришли ещё десять человек. Но никто не опустился на землю, покрытую тёплыми шкурами, пока своё место не занял Медвежья Голова.
– Священные Силы, помогите нам. Мы собрались здесь все вместе, чтобы поговорить с вами. Услышьте наши песни и наши молитвы. Дайте нам силу, чтобы мы могли укрепить наших детей и внуков. Дайте нам силу, чтобы мы сумели помочь больным людям…
Одна из женщин взяла палочками красный уголь из костра и положила его на земляной алтарь, насыпанный перед огнём. Медвежья Голова посыпал на уголь душистой хвоей. После этого все присутствующие взяли двумя пальцами по тонкому кусочку мяса. Старик протянул руку и положил свой кусок мяса на земляной алтарь.
– Духи Земли, примите эту еду и благословите нашу жизнь, чтобы она не знала голода…
Собравшиеся присоединились хором к его молитве, после чего съели свои ломтики мяса. Медвежья Голова тем временем раскладывал вокруг алтаря листья полыни, неторопливо снимая их со стеблей. Завершив это, обмазал руки жиром, в котором была размешана священная красная земля, и скатал сухие листья в шарик. Как только шарик из листьев достаточно склеился жиром, Медвежья Голова бросил его в руки Крапчатому Ястребу, и тот дважды провёл им по обеим сторонам своего тела.
– Стоящий-Над-Нами, помоги мне очиститься, – повторял он. – Духи полыни, изгоните из меня дурные чувства…
Крапчатый Ястреб передал шарик человеку, сидевшему слева, и так повторялось до тех пор, покуда целительные листья полыни, склеенные красной землёй и жиром, не обошли по кругу всю палатку. Медвежья Голова всё подбрасывал хвою на угли, и душистый дым окутывал всех собравшихся.
Песни и молитвы звучали до наступления темноты. Тогда Медвежья Голова дал знак замолчать и принялся заворачиваться с головой в бизонью шкуру, расписанную специально для Ночных Церемоний особыми рисунками. Мальчик-помощник стал со знанием дела сооружать из двух палок крест и укреплять на них небольшое женское платье из оленьей кожи. Вскоре перед собравшимися появилось неуклюжее чучело с торчащими из рукавов пучками сухой травы – оно символизировало Белый Дух. Взяв чучело за основание, Медвежья Голова четыре раза медленно обошёл костёр, не испытывая никакого неудобства оттого, что был полностью закутан в шкуру, и вышел наружу.
Женщина, положившая первый уголь на алтарь, дала собравшимся знак приступать к пище. Индейцы потянулись к корзинам и сумкам и принялись жевать, изредка перебрасываясь словами. С задней стороны палатки послышалось пение Медвежьей Головы, но никто словно не слышал его. Пища была самостоятельной и не менее важной частью ритуала, чем специальная молитва старика. Люди ели, чтобы создавалась здоровая атмосфера, чтобы их тела наливались жизненной силой, передавая эту силу через молитву Медвежьей Головы хворавшей белой женщине. Её чучело, унесённое наружу, должно было вобрать в себя все недуги Белого Духа, после чего Медвежья Голова намеревался сжечь его.
Мало-помалу к песне Медвежьей Головы стали присоединяться некоторые из сидевших внутри. К Крапчатому Ястребу приблизилась старая женщина и показала, что пора готовить священный суп. В котле уже лежал отрезанный бизоний язык. Его кровь была тщательно перемешана с порошком толчёных ягод и превратилась в густую массу, которую торжественно влили в кипящую воду с варящимся языком. Когда суп поспел, старуха зачерпнула немного деревянной ложкой и выплеснула на алтарь.
– Духи Земли, угоститесь священным супом, затем мы все присоединимся к вам, после чего передадим суп Медвежьей Голове…
К утру церемония была закончена.
В тот же день Белый Дух пришла в сознание и даже попыталась подняться на ноги, а через две недели благополучно произвела на свет сына, которого Неподвижная Вода сразу понесла купать в реке.
Крапчатый Ястреб не мог сдержать своей радости:
– У меня родился сын! Белый Дух принесла мне сына! Это прекрасный знак свыше! Я отправляюсь в поход и обещаю всех захваченных лошадей отдать моему воинскому обществу!