Белый Дух

Тактика упреждающих молний

– Карл!

Герда любила повторять его имя, когда Рейтер входил в неё.

– Карл!

В звуке его имени ей слышалось нечто древнее, величественное, загадочное. Ей нравилось, когда свет был приглушён, это придавало соитию особое очарование. Пожалуй, ни с кем ей не приходилось испытывать такого сладостного замутнения сознания во время секса, как с Рейтером. Он наполнял её незнакомыми чувствами, которым она не могла дать определения. Это приводило Герду в восторг. По своей природе она была человеком простым, прямолинейным, склонность к романтизму не была ей знакома, поэтому она легко справлялась с любым поручением, всё делала с «холодной головой». Но Карл Рейтер пробуждал в ней что-то особенное, что-то неведомое, глубинное. И виной тому были не только его мужская сила, мускулистое тело, могучий член, заставлявший Герду по-животному трепетать. Нет, причина крылась в чём-то другом.

И это другое отрывало Герду от привычного мира и уносило в неведомые ей дали.

Вот и сейчас ей казалось, что к ней прижимался не Карл Рейтер, а некто иной, и за спиной его ей виделись не стены хорошо знакомой квартиры, а каменная кладка средневекового замка, головы оленей и горных баранов, факелы.

– Карл! – снова выдохнула она.

Он сильно взмок. Она чувствовала, как с него стекал пот. Иногда капли падали ей на лицо с его головы, тонкими тёплыми струйками сбегали по шее на подушку.

Карл громко зарычал, будто испытав приступ боли.

– Всё! – рявкнул он, вылезая из женских недр.

– Карл, позвольте я докончу, – проворковала она, скользя ртом вниз по его телу.

– Не нужно… Я устал нынче… Хочу просто полежать…

Он уставился в потолок. В полумраке комнаты Герда ясно видела блестевшие у него на лбу крупные капли пота.

«Похоже, ему нездоровится».

Его член всё ещё оставался большим. Герда обожала трогать его сразу после соития. В нём пульсировала какая-то особая сила, которую она не встречала у других мужчин. Под тугой оболочкой чувствовалась задремавшая мощь первобытного зверя.

Она положила голову Рейтеру на грудь, не выпуская из руки любимой «игрушки».

– Тяжело, – проговорил он, вздохнув, – слабость в теле…

– Вы всё равно великолепны.

– Когда ты скажешь мне «ты»?

– Не знаю. Есть своё очарование в том, что я говорю «вы». Я чувствую себя подчинённой.

– Тебе нравится положение подчинённой?

Она не ответила.

– Что-то меня мутит, – проговорил он. – Должно быть, коньяк после вина был лишним. Голова плывёт.

– Тошнит? Принести пилюли? У меня есть прекрасное противорвотное.

Герда с готовностью выпрыгнула из постели. Рейтер распластался перед нею, слегка раскинув ноги. Из густой заросли волос на паху вывалился увесистый хобот, утомлённый, полусонный, но по-прежнему плотный, наполненный притягательной силой. Герда почувствовала, как в ней снова шевельнулось желание.

– Может, воды… Принеси холодной воды, – попросил Карл.

Она быстро выбежала на кухню, схватила с полки большой стакан из толстого стекла и, не включая лампу, открыла кран. Вода шумно ударила в дно стакана.

Возвращаясь, она наткнулась на дверь и ушибла колено.

В спальне горел крохотный ночной светильник, рассеивая по комнате тусклый зеленоватый свет. Герда остановилась. Карл сидел на кровати, прижавшись спиной к стене и издавал невнятные судорожные звуки. Его лицо дёргалось, тело мелко тряслось. Казалось, он был охвачен паникой. Герда стояла, не зная, что случилось.

– Карл?

Он не слышал её.

Он вдруг издал непонятный звук, похожий на всхлипывание, и схватился за горло. Герда бросилась к нему, выронив стакан с водой. Стекло разлетелось кусками по полу, брызнув водой. Она отскочила в сторону, чтобы не наступить на осколки.

– Карл! Что с вами?

Он задыхался. По его телу обильно стекал пот, мокрая простыня прилипла к бёдрам и ногам, словно Рейтера окатили водой из ведра. Герда никогда не видела, чтобы люди так сильно потели.

«Что мне делать? Что происходит? – пульсировало у неё в голове. – Может, вызвать врача?»

Рейтер медленно поднялся на кровати, придерживаясь обеими руками за стену. Теперь его крепкое тело, блестевшее от пота, показалось Герде огромным, чуть ли не до потолка.

– Что тебе надо? – проговорил он с трудом. – Зачем ты здесь?

– Как? Мы же… Это моя квартира, Карл. – Герда растерялась.

И тут она поняла, что он обращался не к ней. Он смотрел не на неё. Его взгляд был зафиксирован на какой-то точке в пространстве, в ужасе вглядывался в эту точку.

Вдруг Рейтер спрыгнул с кровати и закричал, указывая Герде на что-то, видимое только ему одному:

– Это он! Это он! – Губы его побелели, рука затряслась.

Несколько раз он оглянулся, словно потеряв из виду того, на кого показывал рукой, затем его взгляд снова поймал кого-то.

– Пришёл сюда, – всхлипнул Рейтер и, обмякнув, опустился на пол. – Ты играешь мной, играешь всеми нами! Я не хочу, чтобы ты был, не желаю! Тебя нет! Уйди, скройся!

Карл обхватил голову руками и уткнулся лбом в пол.

Герду начало мелко колотить. Всё тело её наполнилось безудержной дрожью. Ужас парализовал её. Она ничего не могла понять, ни на что не могла решиться.

Речь Карла потеряла всякий смысл, он принялся выкрикивать какие-то странные сочетания слов, повторяя то и дело: «Браннгхвен, меня лишили моей Браннгхвен! Где ты, Белая Душа?» Потом он замолк, но продолжал беззвучно шевелить губами. Он лежал на полу, подтянув колени к животу и вывернув грудь вверх, и казался неуклюже слепленной куклой. Мышцы его тела напряглись, надулись, сжавшиеся в кулаки пальцы побелели от напряжения.

– За что ты преследуешь меня? – проговорил он после долгой паузы, медленно и отчётливо произнося каждое слово. – Не я, а ты переступаешь через Закон. Оставь меня в покое, Нарушитель…

После этого Карл затих. Из глаз его текли слёзы.

Минут десять Герда стояла неподвижно, затем опасливо приблизилась к Рейтеру и спросила, продолжая дрожать:

– Вам помочь, штандартенфюрер?

Его лицо выглядело постаревшим, щёки впали, кожа вокруг глаз потемнела. Он сфокусировал взгляд на Герде.

– Это ты?

– Здесь больше никого нет, только я, – прошептала Герда.

– Браннгхвен, любовь моя, – прохрипел он, глядя в глаза Герде.

– Карл! Карл! Придите в себя!

По его лицу пробежали судороги, он заставил себя сфокусировать взгляд на склонившейся над ним женщине.

– Герда?

Она неуверенно коснулась пальцами его лба.

– Что с вами было?

– Когда?

– Только что? Этот припадок… Что это? С кем вы разговаривали?

– Я разговаривал? – Рейтер оторвал голову от пола и осмотрелся.

Обнаружив себя на полу, он растерялся.

– Со мной что-то случилось? – В его глазах появилось беспокойство. – Герда, что было?

– Не знаю. Вы кричали. Вы с кем-то разговаривали. Называли его Нарушителем.

– Кого называл?

– Откуда мне знать? – Она громко сглотнула и поёжилась. – Пойдёмте под одеяло. Мне холодно.

Карл медленно поднялся и ощупал себя.

– Я мокрый.

– Это пот, вы ужасно вспотели. У вас был припадок.

– Припадок? – Рейтер дошёл до кровати и сел, глядя в пол. «Какой припадок? Разве у меня может быть припадок? Я абсолютно здоров! Что происходит? Как это могло случиться? Да ещё на глазах у постороннего человека. Дьявольщина… Я катался по полу в припадке, бредил, и Герда меня видела!» Он протянул руку и нащупал женское плечо. – Расскажи мне подробно.

– С вами это уже происходило раньше?

– Никогда со мной ничего не происходило! – Его голос охрип. – Никогда со мной не случалось никаких припадков! Ты слышишь?! Никогда! Я абсолютно здоров! А сегодня… Я не понимаю, не знаю, не могу объяснить… Расскажи мне.

Он забрался в постель и склонился над Гердой. Она вздохнула.

– Мне трудно говорить, Карл, никак не оправлюсь после того, что было… Может, выпьем? Там ещё остался, кажется, коньяк. Я налью?

– Налей.

Женщина торопливо выскочила из кровати и подбежала к столу.

«Припадок? Как это омерзительно, – размышлял Рейтер, наблюдая за действиями Герды. – Она видела меня и непременно доложит об этом».

Она вернулась с рюмкой. Карл медленно выпил коньяк и глубоко вздохнул. На душе было муторно.

– Пожалуй, я в норме. – Он натянуто улыбнулся. – Пойду приму душ. Ты пока поменяй постельное бельё… Попробуем поспать…

– Карл, – с тенью беспокойства проговорила Герда, – может, всё-таки вызвать врача?

– Не надо! – с напором ответил он, вставая. – Не надо врачей! Со мной всё в порядке! Слышишь? Всё в полном порядке! Не хватает только прибегать к услугам тупоголовых медиков, когда можно обойтись обыкновенным коньяком.

Он ушёл в ванную и, включив холодную воду, сжал кулаки.

«Что ж это такое? Откуда этот проклятый приступ? Вот ведь свинство! И надо ж было попасться на глаза постороннему человеку в такую минуту!.. Но кто же знал? Со мной никогда ничего подобного не было… И кто этот человек, которого я видел? Мне кажется, Герда сказала, что я как-то назвал его… Не помню имени… Что-то всплывает в голове, но очень мутно… Герда, Герда, моя нежная пантера. Слишком ты твердолоба, слишком следуешь партийным установкам. Чует моё сердце, что ты доложишь об этом кому-нибудь по инстанции. И тогда меня запишут в эпилептики. А это – верная гибель. С учётом развернувшейся сейчас кампании против душевнобольных… Нет, нельзя допустить, чтобы о случившемся стало известно за пределами этих стен… И обязательно надо выяснить у неё всё подробно… Что же со мной было? Что я делал? Что она видела?»

Его мозг лихорадочно нащупывал выход из создавшегося положения.

Рейтер выключил воду и прислушался.

«Нет, всё тихо. Она никому не звонит. Она ещё не осмыслила до конца… Но она непременно доложит руководству… Выслужиться, любым способом выслужиться – вот её единственная мечта… В какое же дерьмо я вляпался!.. Мне необходимо опередить Герду. Нужно заткнуть ей рот!»

Он вышел из ванной, беззаботно улыбаясь.

– Лучше? – спросила Герда, сидя на краешке кровати.

– Будто ничего не было… Ну? Укладываемся?

Он остановился перед женщиной и прижал её голову к своей груди. Между её губ прорывалось горячее дыхание.

«Как жаль, – подумал Рейтер, – как жаль, что придётся избавиться от неё. Мне никогда ни с кем не было так хорошо. Её тело создано для меня… Может, она не скажет никому? Промолчит?.. А если не сдержится? Нет, нельзя рисковать. Надо действовать решительно и без промедления. Либо она сдаст меня, либо я сдам её. Меня устраивает только второй вариант».

Он лёг и укрылся одеялом. Герда устроилась рядом, стараясь дышать как можно тише. Внутри у неё всё ещё вибрировали струнки ужаса. Подняв глаза к потолку, она наморщила лоб. Наполнявшая квартиру мгла постепенно сгущалась, по крайней мере так казалось Герде Хольман. Тревога не отпускала её, но нервное перенапряжение давало себя знать, и мало-помалу веки её сомкнулись.

«Что это было? – рассуждала она, незаметно погружаясь в мякоть сна и видя неясные движения ночного воздуха. – Должно быть, это связано с какими-то экспериментами. Карл возглавляет столько направлений! И всюду – оккультизм. Карл запросто может сойти с ума на этой почве… О чём я думаю? Что я позволяю себе?.. Но ведь это так… Всё может быть… Карл… Кар-р-рл… Жрец Чёрного Ордена СС… Он видел что-то страшное… и важное… До чего жутко лежать сейчас у него под боком…»

…Над её головой беззвучно пролетела большая пушистая птица, обдав тёплой волной тропического воздуха. Зазвенели цикады. Тяжёло зашелестела густая листва, сбросив с себя затерявшиеся в ветвях дождевые капли. Далеко в стороне послышался вой шакала.

«Где я?» – спросила себя Герда, и сон окончательно поглотил её…

Когда она проснулась, Рейтер уже умылся, побрился и почти облачился в свою чёрную форму. Заметив, что она открыла глаза, он подмигнул ей, но его лицо было хмурым.

– Как спалось?

Она потянулась, высунула ногу из-под одеяла, и Карл с удовольствием остановил взгляд на крепких мышцах.

– До чего же ты хороша, – сказал он, холодно улыбнувшись. – Только не нужно этих потягиваний, не то ты соблазнишь меня.

– Сколько времени?

– Пора подниматься. – Его голос звучал отчуждённо. – Я дал тебе поспать чуть дольше.

Она рывком выскочила из постели и помчалась на кухню варить кофе, надевая на бегу халат.

Вернувшись с кофейником, она увидела, что Рейтер устроился в кресле, забросив ногу на ногу, и просматривал вчерашний номер «Чёрного корпуса».[13] Она поставила поднос с кофейником на стол.

– Пойду мыться. – Она развязала на халате пояс, свисавший длинными концами почти до её колен.

Рейтер молча кивнул и потянулся к кофейнику.

Едва зашумел душ, Карл решительно подошёл к телефону.

– Соедините меня со штандартенфюрером Клейстом… Алло, Фридрих, здравствуй. Послушай, я сейчас на квартире у Герды Хольман. Да, мы с тобой как-то беседовали о ней… Похоже, твои подозрения были верны. Она устроила мне неприятную сцену, требует, чтобы я сделал её руководителем лаборатории. Да, да, это смешно звучит, но она требует. После смерти Брегера у неё это стало навязчивой мыслью. – Рейтер посмотрел через плечо на дверь ванной комнаты. – Я даже начал подозревать, что самоубийство Брегера – вовсе не самоубийство, а инсценировка. Последние дни она часто проводила у него на квартире.

– Ты хочешь сказать, что это её рук дело? – уточнил Клейст.

– Думаю, что так.

– Что навело тебя на эту мысль?

– Она угрожала мне сегодня.

– Что значит «угрожала»?

– Шантажировала, почти открыто. Сказала, что хочет за меня замуж и что если я откажусь, то она напишет на меня донос.

– Донос?

– Будто я сошёл с ума на почве своих исследований.

– Но это полный бред!

– Я понимаю, однако ты знаешь, как сейчас смотрят на такие вещи.

– Но как она может обосновать это?

– А не нужно ничего обосновывать. Достаточно просто анонимной бумаги, чтобы заклеймить человека. Сомнение в голову руководства легко заронить. А у нас в Институте мы занимаемся такими делами, что нас всех впору объявить безумцами. Слишком много невероятных вещей. И Хольман, похоже, решила воспользоваться своей осведомлённостью. Она даже сказала мне, что готова присягнуть, что у меня случаются приступы эпилепсии! Подозреваю, что кто-то научил её этому.

– Что ж, – было слышно, как Клейст кашлянул, прикрыв трубку рукой, – думаю, что наступила пора побеседовать с фройляйн Хольман.

– Фридрих, мне бы не хотелось, чтобы эту женщину истязали. – Рейтер придал своему голосу оттенок грусти. – Мне трудно представить, что кто-то будет издеваться над её красивым телом.

– Карл, откуда в тебе эта сентиментальность? Мы с тобой прошли через огонь и воду.

– Всё-таки эта женщина мне дорога. Я бы даже мог сказать, что…

– Любишь её? – Из трубки донёсся смех Клейста. – Тем больше я буду ценить тебя, дружище. Человек, способный перешагнуть через свою привязанность ради Рейха, достоин глубочайшего уважения… Ладно, ты сейчас у неё?

– Да.

– Побудь там ещё минут двадцать, я вышлю людей за фройляйн Хольман.

Карл повесил трубку и посмотрел на дверь, за которой шумела вода. Обычно после секса Герда мурлыкала себе под нос какую-нибудь песенку. Сегодня она принимала душ молча.

Рейтер взял чашку и сделал небольшой глоток. Кофе был вкусен, как всегда.

Шум воды смолк, Герда вышла из ванной и внимательно посмотрела на Рейтера.

– Как вы себя чувствуете, Карл?

– Хорошо. Можно подумать, что никаких неприятностей не было. – Его голос прозвучал сухо, натянуто.

– Надеюсь, этого больше не повторится. – Герда остановилась перед ним. – Я так перепугалась.

– Лучше забыть об этом.

– Наверное, вы переутомились, Карл.

– Давай не будем говорить об этом, – нахмурился он.

– Хорошо…

Когда раздался громкий стук в дверь, Герда сидела перед зеркалом и укладывала волосы. Она уже надела форму, но китель был расстёгнут. Она удивлённо посмотрела на Карла:

– Кого это принесло?

Рейтер пожал плечами и спросил:

– Ты откроешь?

Стук настойчиво повторился.

– Придётся открыть, – проговорила она, поднимаясь со стула и всё ещё глядя в зеркало.

Она прошла в коридор и повернула ключ. Рейтер выглянул в окно. Возле дверей подъезда стоял чёрный автомобиль. Карл отодвинулся от окна и достал сигареты из кармана. Щёлкнув зажигалкой, он закурил и неторопливо двинулся к двери в коридор.

Там уже стояли три человека в форме: два рядовых эсэсовца и гауптштурмфюрер.

– Герда Хольман? – спросил гауптштурмфюрер.

– Да, – отвечала она, недоумённо глядя на строгие лица незваных гостей.

– Прошу вас поехать с нами, – с холодной вежливостью проговорил гауптштурмфюрер.

– Что-нибудь случилось?

– К вам есть несколько вопросов.

– Странно. – Герда чуть отстранилась от них, но в её голосе не было ни намёка на боязнь. – Чем же я могу помочь гестапо?

– Не могу знать, фройляйн Хольман, – с прежним холодом отозвался офицер.

Рейтер вышел из комнаты и обвёл взглядом пришедших.

– Чем обязаны вашему визиту, гауптштурмфюрер? – строго спросил он.

Солдаты и офицер щёлкнули пятками и синхронно подняли руки в приветствии.

– У меня есть предписание, штандартенфюрер. – Офицер даже вздёрнулся всем телом, стараясь вытянуться ещё больше. – Я должен доставить фройляйн Хольман на Принц-Альбрехтштрассе.

– Она в чём-то подозревается, обвиняется?

– Не могу знать, штандартенфюрер.

Рейтер посмотрел на Герду.

– Ты не догадываешься, в чём дело? Зачем тебя просят приехать в гестапо?

– Нет.

– Что ж, – Рейтер пожал плечами и опять посмотрел на Герду, – ты поезжай, а я тем временем позвоню туда, выясню, в чём дело.

Они вышли все вместе. В дверях подъезда Рейтер, проверяя карманы, спохватился:

– Что за чёрт! Герда, дай мне ключи, я, похоже, забыл у тебя пропуск. В Институте я верну тебе ключи. А если ты задержишься по какой-то нелепой причине до вечера, то я буду ждать у тебя на квартире.

Она достала из нагрудного кармана ключи и протянула их Рейтеру. Он слегка подмигнул ей, подбадривая.

Более трёх часов Герда просидела в серой камере, чувствуя себя почти оглушённой неожиданным арестом. В том, что это был арест, сомневаться не приходилось. Она слышала, что в гестапо иногда люди попадали по ошибке и что их, разобравшись, отпускали. Но сердце подсказывало ей, что произошедшее с ней носило отнюдь не случайный характер. Она сидела за небольшим столом, безвольно бросив голову на руки, и неподвижным взглядом смотрела в дальний угол камеры. Из-за стены доносились чьи-то крики.

Когда в дверь вошёл невысокий мужчина с редкими волосами, прилизанными и аккуратно разделёнными на пробор, Герда почти вскочила со стула.

– Здравствуйте, – сказал мужчина.

Его наружность была настолько невзрачной, что Герда приняла бы его за уборщика, зашедшего смахнуть пыль со стола, но значок СС, красовавшийся на сером галстуке, говорил о другом.

– Как вы себя чувствуете? – вкрадчиво спросил мужчина.

– Почему я здесь? – мрачно проговорила Герда.

– Сейчас мы с вами во всём разберёмся, – по-прежнему вкрадчиво продолжил мужчина. – За этим я и пришёл.

– Вы следователь?

– Да. Вы догадливы. – Следователь сел на стул и положил перед собой блокнот. – Вам очень идёт форма СС.

– Благодарю. Но давайте перейдём к делу и закончим побыстрее это недоразумение.

– Да, да, недоразумение, – закивал он и улыбнулся. – Чтобы расставить все точки, нам надо выяснить некоторые вопросы, касающиеся смерти гауптштурмфюрера Брегера.

– Я уже давала показания по поводу его самоубийства. – Герда устало опустилась на стул. – Меня из-за этого привезли в гестапо? И почему в гестапо? Почему этим вопросом вдруг занялась не криминальная, а политическая полиция?

– А вы настаиваете, что это было самоубийство? Вы продолжаете настаивать, что из пистолета стреляли не вы?

– Что? О чём вы говорите? Почему я должна была убивать его? Какое свинство думать так обо мне! – Герда почти перешла на крик. – Да Людвиг был моим женихом, если вам угодно!

– Женихом? Любопытно. А со штандартенфюрером Рейтером вы всё-таки встречались, будучи невестой Брегера, не так ли? Надо полагать, ради карьеры?

– Вас это не касается. Не суйтесь в мою личную жизнь! – вскипела Герда. – Я состою в партии с 1937 года и ни разу не дала повода усомниться в моей преданности Рейху! Моя личная жизнь принадлежит только мне!

– У члена партии нет личной жизни, – почти равнодушно отозвался следователь. – Жизнь любого из нас без остатка принадлежит Рейху. Так что о ваших сексуальных сношениях мы имеем право спрашивать всё без стеснения. Кстати, сколько раз вы вступали в связь с мужчинами неарийской расы?

– Никогда!

– А с Вацлавом Галеком? Вы отдаёте себе отчёт, что нарушили закон о расовой чистоте?

– Но мне было велено… – Герда смешалась. – Я выполняла поручение штандартенфюрера Рейтера.

– Он велел вам переспать с чехом? Он так и сказал? Вы думаете, я поверю?

– Галек интересовал Рейтера как крупный историк. Я должна была максимально расположить его к себе, сделать так, чтобы он чувствовал себя комфортно, уютно.

– Поэтому вы раздвинули для него ноги?

– Ради дела можно лечь в постель даже с негром! – выпалила Герда.

– Насколько я знаю, совместной работы с Галеком не состоялось. Стало быть, ваше «старание» не пошло на пользу Германии… Кстати, Галек уже отправлен в лагерь, там разберутся, как его лучше использовать. Но уж никак не в качестве жеребца для осеменения немецких женщин… Итак, что вы ещё имеете сообщить мне насчёт гауптштурмфюрера Брегера?

– Я уже говорила, что не убивала Людвига.

– Так, так… Упорствуете… Жаль, фройляйн.

– Вы хотите, чтобы я оклеветала себя? Зачем?

– Я ничего не хочу. Я лишь исполняю возложенные на меня обязанности… Что ж… Сейчас к вам придут. Вам надлежит переодеться. Нехорошо оставаться в форме СС, будучи заключённой.

– Переодеться? Почему? – У неё перехватило дыхание. – Что происходит?

Дверь снова открылась, и на пороге появился широкоплечий человек с большой головой, тяжёлой нижней челюстью, огромными руками. Он бросил на стол охапку тряпок.

– Раздевайтесь, – грубо произнёс он, – догола. Мне нужно убедиться, не спрятано ли чего на теле.

– У меня ничего не спрятано. И вообще… Разве это нужно? Какой смысл? Не понимаю…

– Скидывайте форму.

Герда недоумённо посмотрела на следователя. Он не уходил, на его лице застыла неприятная улыбка. Глаза его говорили: «Давайте, фройляйн, давайте. Мне не терпится увидеть вас нагишом». Впервые Герда испытала ужас омерзения и унижения. Она вдруг ясно ощутила себя на месте тех людей, которых втаскивали в её лабораторию, чтобы зарезать на жертвенном тольтекском камне. Всего вчера она была распорядителем чужих жизней, равнодушно смотрела на то, как жилистые руки Генриха вытаскивали из распоротой грудины пульсирующие сердца приговорённых… И вот она уже не смеет ступить и шагу без разрешения надсмотрщика.

«Всё образуется, это какая-то дикая нелепость», – успокаивала она себя.

Герда медленно принялась раздеваться, дрожащими руками расстёгивая блестящие пуговицы. Впервые в жизни она ощутила не только неловкость, обнажаясь перед мужчинами, но и непосильную тяжесть на душе.

«Всё образуется…»

Но внутренний голос нашёптывал, что она расставалась с чёрной эсэсовской формой навсегда.

– Вы на редкость хороши в мундире, – повторил следователь. – Можно только позавидовать мужчинам, познавшим ваше тело.

Раздеваясь, Герда складывала форму на стуле, машинально расправляя складки. Наконец она предстала перед мужчинами нагишом и опустила глаза к полу.

– Нагнись, – приказал человек с тяжёлой челюстью. – Раздвинь задницу. Так, теперь надень на себя это. – Он подвинул к ней брошенный на стол ворох тряпок.

– Меня оставят здесь, на Принц-Альбрехтштрассе? – спросила она у следователя, облачаясь в тюремный бесформенный наряд.

– Нет, вас будут держать в Плётцензее.

– В Плётцензее?

Герда вздрогнула, услышав название самой известной берлинской тюрьмы.

– Но ведь там… – Её голос упал.

– Да, там обычно приводят приговоры в исполнение, – закончил следователь.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился у двери. Когда вышел надзиратель, следователь повернул голову к Герде. В его прозрачных глазах она разглядела досаду.

– Жаль, что мы познакомились при таких обстоятельствах, – негромко сказал он. – Я был бы счастлив помочь вам, но это выше моих сил…

– Вы хотите сказать, что всё решено?

– Я так думаю.

– Но почему? Что я сделала?! Я никого не убивала!

– Не шумите, фройляйн… Вы даже не понимаете, как вам повезло, что всё решено заранее. Вас не станут вздёргивать на дыбе, не будут вставлять вам в анальное отверстие раскалённый железный прут… Вам повезло, вы умрёте легко… Но чёрт возьми, как мне жаль, что я лишён радости насладиться вашим телом. Какой-то дешёвый чех трогал и целовал вас, а я не могу… Горько и обидно осознавать это…

– Если вы поможете мне, я буду вашей вечной рабой, – прошептала Герда.

– Фройляйн, это не в моих силах. – Он шагнул к ней и проговорил ей в самое ухо, чтобы никто другой не мог услышать его: – Неужели вы настолько глупы, что верите в способность человека решать что-то самостоятельно? Мы же с вами – куклы! Безвольные куклы! Я только исполняю, но не решаю ничего…

Он отодвинулся от Герды и погладил её по щеке вспотевшей ладонью.

– Прощайте…

Когда день казни был определён, Герду Хольман поместили в особую камеру, находившуюся в подвале. Тесное и холодное помещение скудно освещалось лампой, которая находилась в отверстии для вентиляции над дверью и почти не давала света. Этот свет угнетал Герду, она то и дело поднимала голову к лампе, глядя на неё с такой ненавистью, что человек от такого взгляда испытал бы ужас. Герда хотела остаться в темноте, но выключатель находился в коридоре, свет горел постоянно.

С тех пор как её перевели из здания гестапо в Плётцензее, никто не допрашивал её. Несколько раз к ней приходили какие-то люди, уточняли зачем-то данные её биографии, словно желая удостовериться, та ли она Герда Хольман, которую предстояло казнить.

– Как я умру? – спросила она однажды.

Зашедший к ней мужчина, одетый в тёмно-серый костюм, долго молчал, глядя на неё, затем ответил:

– Вас обезглавят.[14]

– Отрубят голову? Разве не расстреляют?

– Вас что-то не устраивает? Уверяю вас, это очень быстрая процедура.

– Скажите, вы имеете отношение к руководству?

Он кивнул.

– Почему меня не допрашивали? Разве министерство юстиции Рейха может допустить такое отношение к арестованным? Ведь я ни в чём не виновата, меня схватили без всякой причины. Как член партии и член СС я имею право…

– Всё это в прошлом, фройляйн, – ответил посетитель вежливо. – Теперь вы приговорены, у вас нет регалий, званий, у вас нет ничего, кроме головы, с которой вам предстоит расстаться.

– Неужели никто не выступил в мою защиту? Неужели штандартенфюрер Рейтер ни разу не справился обо мне?

– Не знаю. – Он вышел.

Дверь громко хлопнула, лязгнул засов, загремел ключ в замочной скважине.

– Отрубят голову, – повторила Герда.

Она бессильно опустилась на цементный пол и заплакала.

– Боже, как хочется жить! Как мне хочется жить! Выпустите меня отсюда! Отстаньте от меня!

Она забилась в истерике, затем успокоилась и весь день лежала неподвижно.

На следующее утро к ней пришёл цирюльник с ассистентом. Они велели Герде сесть на стул и быстро, с удивительной лёгкостью, обрили ей голову наголо.

– Зачем? – спросила она равнодушно.

– Так положено.

Через час пришли ещё несколько человек и надели на Герду деревянные сандалии.

– Что за чушь? – по-прежнему бесцветно поинтересовалась Герда.

– Теперь снимите рубаху.

Она повиновалась. Надзиратель не удержался и потрогал её за голую грудь.

– Шикарная сиська, – улыбнулся он.

– Повернитесь спиной, – велел другой.

Герда вяло выполнила его указание. Он тут же свёл её руки сзади и защёлкнул наручники на запястьях.

– Значит, пришло время? – чуть оживившись, спросила она.

– Да, через полчаса вас поведут.

– Наконец-то, – громко вздохнула она. – Как невыносимо бывает ожидание. Не думала, что когда-нибудь буду жаждать смерти, а вот теперь жду её с нетерпением. – Она говорила негромко, но очень отчётливо. – Сейчас наступают самые счастливые минуты… Самые счастливые… Волнение… Я трепещу, как перед первым поцелуем. Скоро случится главное! Главное!.. Никто из вас не понимает, что сейчас будет. Вы только куклы в чужих руках, а я теперь свободна… Какое счастье идти к свободе, не боясь, что кто-то отнимет её у тебя…

В ту минуту штандартенфюрер Рейтер уже вошёл на территорию тюрьмы и направился к специальному бараку для казней, располагавшемуся во дворике для прогулок в середине общего комплекса тюремных зданий. При входе в барак он протянул свой пригласительный билет охраннику. На билете было написано: «На месте казни германское приветствие не отдаётся».

Оказавшись внутри, Рейтер огляделся. Барак представлял собой помещение без окон площадью примерно восемь метров на десять, стены были кирпичные, пол – цементный. Из него вела дверь в морг, расположенный в дальнем конце. Барак был разделён на две части чёрным занавесом, который мог быстро раздвигаться и задвигаться, как в театре. Перед ним, почти в центре барака, располагался стол судьи, на котором между двумя высокими канделябрами с двенадцатью свечами каждый возвышалось серебряное распятие. Член Верховного апелляционного суда был одет в красную тогу, прокурор – в чёрную мантию, священник – в чёрную сутану, все чиновники из министерства юстиции облачились в зелёное сукно, гости от СС, как и полагалось членам этой организации, были в чёрных мундирах, только врач выбивался из тёмной массы присутствующих белизной своего халата. Чуть в стороне стоял палач, одетый в визитку, за его спиной сгрудились три помощника, тоже парадно одетые.

– Карл! – шагнул навстречу Рейтеру штандартенфюрер Клейст, его рыхлое лицо улыбалось. – Ты задерживаешься. Сейчас уже начнётся.

– Я всегда прихожу на представления с опозданием, – хмыкнул Рейтер, – зато никогда не опаздываю на работу.

– Твоя работоспособность известна всем. Но временами надо отдыхать от служебных дел.

Они заняли свои места.

– Я хотел поговорить с тобой, – сказал Клейст, склонившись к Рейтеру.

– Погоди, Фридрих. – Карл указал глазами на поднявшегося прокурора.

– Переговорим позже, – спокойно согласился Клейст.

Прокурор откашлялся и начал громко зачитывать приговор. Рейтер не слушал его, охваченный своими размышлениями. Он всегда был спокоен к виду смерти, ни разу в жизни в нём не шевельнулось жалости к жертвам, однако сейчас его угнетало сознание того, что он предал Герду, поддавшись внезапной панике. Да, Герда могла донести на него, но могла и промолчать о том приступе. Он же решил поспешить, чтобы отмести саму возможность каких-либо осложнений. Рейтер злился на себя из-за этих переживаний, но ничего не мог поделать. Воображение снова и снова рисовало её образ. Отправляясь на сегодняшнюю казнь, Карл надеялся кровавой сценой смыть всё, что ему мешало. Но теперь он испытывал необычайное волнение, тревогу и даже страх. Ему было страшно от одной мысли, что он увидит, как оборвётся жизнь женщины, которая будоражила в нём самые глубокие жизненные центры…

Прокурор закончил чтение приговора, обвёл взглядом присутствующих и сказал:

– Палач, приступайте к выполнению своих обязанностей.

Палач, не меняясь в лице, резким движением отдёрнул занавес. Пришитые к верхней кромке чёрной ткани стальные кольца скользнули по металлической перекладине, издав громкий скрежещущий звук, и занавес распахнулся. В ярко-жёлтом электрическом свете перед зрителями появилась гильотина. В нескольких шагах от неё стояла женщина, раздетая по пояс. Она неуверенно сделала шаг вперёд, громко стукнув деревянными сандалиями. У неё была наголо обрита голова, руки сведены за спину, из-за чего обнажённые крепкие груди неестественно выпятились.

Карл Рейтер не сразу узнал в ней Герду Хольман, настолько изменилось её лицо. Глаза её смотрели не в зал, а куда-то сквозь него, они были полны нетерпеливого ожидания.

«О чём она думает сейчас? Вспоминает ли о прошедшем? Догадывается ли о том, кто стоит за её бесславной кончиной?»

Палач шагнул к Герде и, положив большую руку женщине на плечо, подвёл её к вертикально стоявшей доске, в которой имелась выдолбленная на уровне головы большая впадина. Герда повиновалась. Он прижал её голову к впадине, и в следующее мгновение два его подручных опрокинули Герду вместе с доской, которая была прикреплена к шарнирам и легко повернулась на девяносто градусов, приняв горизонтальное положение. Герда издала негромкое «ой» от неожиданного движения доски. Карл видел, как она закрыла глаза. Теперь её голова очутилась прямо под ножом гильотины.

«Интересно, она узнала меня? Какое чудесное было у неё тело, но сейчас она выглядит совершенно иначе. Неужели наш облик так сильно меняется из-за вывернутых назад рук? Герда… Ты была настоящей женщиной, но была и фанатичной партийной стервой. Нет, нельзя было оставлять тебя», – думал Рейтер.

Палач нажал на кнопку. Нож со свистом скользнул вниз. Голова Герды Хольман упала в подставленную корзину, а тело её, не будучи привязанным к доске, вздёрнулось, забилось в конвульсиях. Торс поднялся. Ноги затряслись, с них по очереди свалились деревянные сандалии, издав громкий стук о цементный пол. Из разрубленного горла высокой дугой вверх хлынула кровь.

«Вот и всё. Теперь ты будешь ждать меня там… Теперь ты, может быть, даже вернёшься в то далёкое прошлое, которое послужило причиной нашей нынешней страсти… А я буду здесь».

Ему внезапно сделалось нестерпимо одиноко.

«Мне надо немедленно увидеться с Марией… Больше у меня никого не осталось…»

Он поднял глаза к гильотине. Кровь сливалась в специальный сток. Штора задёрнулась. Послышалось громыхание доски, звук подтаскиваемого гроба.

«Я слышал, что гробы для этих казнённых делают на двадцать сантиметров короче обычных. Экономят материалы на отрубленных головах».

Он провалился в себя, не видя и не слыша ничего…

После десятой казни занавес задёрнулся окончательно.

– Не пойду больше сюда, – сказал Клейст, поднимаясь со стула и надевая фуражку. – Нудное и бесполезное зрелище. Не представляю, кому вообще пришло в голову приглашать сюда гостей. Мне хватает кровопусканий на работе. Развлечения должны отличаться от службы, чёрт возьми!

– А что здесь делает священник? – спросил Рейтер.

– Понятия не имею. – Клейст пожал плечами, пришитый к рукаву серебряный орёл вспыхнул, попав в луч света. – Партия ведёт яростную антицерковную пропаганду, Борман считает христианство главным врагом нацизма после коммунистов, а тут торчит священник! Какая-то чушь!

– Ты хотел поговорить о чём-то со мной, Фридрих?

– Давай отложим это на другой раз, теперь я что-то не в духе. Может, заглянем куда-нибудь? Выпьем? Ты что-то совсем плохо выглядишь сегодня, на себя не похож.

– Хочется перемен.

– В какую сторону?

– В сторону дикости… Удрать бы в горы, сесть верхом на коня…

– Вспомнил наши детские игры в индейцев? – засмеялся Клейст.

– Когда-то я был воином, – взгляд Карла затуманился, – настоящим воином. На моём счету было много подвигов, кровавых подвигов. Я был отважен, горяч. Теперь же я превратился в научного червя. Мне нравится это, однако я не могу отказаться от моей работы, меня словно паутиной опутало, привязало к моим исследованиям… Как мне не хватает действия! Как мне не хватает моего прошлого!

– Я тоже часто вспоминаю начало нашего пути. Мы с тобой славно потрудились в Ночь длинных ножей. И наши усилия не пропали зря. Те дни уже вписаны в историю человечества, никто никогда не вычеркнет их… Мы вовремя взялись за оружие, Карл, в самый нужный момент. Помедли мы хоть несколько дней, Рём пустил бы на нас своих штурмовиков, а ведь они превосходили нас численностью… Ха-ха, ты помнишь, как эти вонючие гомосексуалисты кувыркались в кровати, когда мы стреляли по ним, как по жирным свиньям? Да, славное было время, стремительное, победное.

– Я говорю не о том, Фридрих, не о расправе над штурмовиками, и даже не о Германии. Я веду речь о далёком прошлом. Иногда мне кажется, что моё сердце осталось там, среди искрящихся снежных гор, в зелёных долинах…

– Не понимаю, когда ты говоришь загадками. Твоя голова забита дурацкими исследованиями. Ты совсем оторвался от действительности.

– Может быть, может быть… Меня никогда никто не понимал Я всегда был одиночкой. – Он рассеянно посмотрел на Клейста. – У меня даже имя такое было – Одиночка…