БЕЛЫЙ СЛОН КАРЛА ВЕЛИКОГО


звестно ли Вам, читатель, что Карл Великий, основавший грандиозную средневековую империю на Западе, и повелитель мусульманского Востока, герой «Тысячи и одной ночи», багдадский халиф Харун ар-Рашид были современниками? И даже находились в оживленных дипломатических отношениях, оставивших след в истории?

Правда, отношения эти столь слабо освещены в источниках (мусульманские историки даже не знают имени Карла!), что характер их до сих пор вызывает горячие споры специалистов. И все же, если сопоставить все известные факты и поразмыслить над ними, вырисовывается довольно яркая картина, небезынтересная и для нашего современника.

Наиболее общие сведения об этом дает Эйнгард, царедворец и биограф Карла, человек, причастный ко многим событиям эпохи. Вот что пишет он в своей «Жизни Карла Великого»:

«...Аарон (т. е. Харун.— А. Л.), король персов, владевший всем Востоком, за исключением Индии, был так по-дружески расположен к Карлу, что предпочитал его любовь приязни всех королей и князей земли и считал его одного достойным уважения и даров. Впоследствии, когда послы Карла, отправленные с приношениями к святейшему Гробу Господню, явились к Аарону и изложили ему желание своего государя, Аарон не только согласился на все, о чем его просили, но и уступил Карлу самую святыню и место спасения; при возвращении же послов присоединил к ним своих с огромными дарами, в числе которых были одежды, благовония и другие богатства Востока, а незадолго до этого отправил слона, о котором Карл просил, хотя сам Аарон имел в то время только одного...»

В этом отрывке особо заслуживает внимания подчеркнутая близость отношений между двумя государями, благорасположение Харуна к Карлу, причем столь значительное, что халиф подарил королю и Гроб Господен, и своего якобы единственного слона. К Гробу Г осподню мы еще вернемся, а сейчас поговорим о слоне, ибо со слона, собственно, все и началось.

Среди многочисленных сокровищ Карла, накопленных за годы войн, особое место занимал большой полированный рог, украшенный причудливой резьбой. Когда король спросил о материале, из которого сделана необычная вещь, ему сказали, что это клык слона. Карл был крайне удивлен. Он не представлял себе зверя, из зуба которого можно было вырезать подобный рог. И у него возникло страстное желание: во что бы то ни стало этого Зверя увидеть...

Так повествует легенда. Трудно сказать, основывается ли она на реальном факте. И трудно поверить, будто властитель франков совсем ничего не знал о слонах и пришел в такое изумление при виде слоновьего клыка: конечно же, он читал или слышал старые повести о походах Ганнибала и Александра Македонского, он должен был видеть изображение слона на миниатюрах. Но живой слон... О нем Европа давно забыла. В VIII — IX вв. он представлялся людям Западной Европы загадочным, почти мифическим существом, столь же недоступным, как и сказочные богатства далекого Востока...

Именно поэтому Карл, считавший, что для него нет ничего невозможного, решил заполучить это чудесное животное любой ценой.

Задача оказалась не из легких.

Известно, сколь большое значение имели слоны в эпоху древнего мира для торговли и военного дела. В то время их доставляли преимущественно из двух мест — из Северной Африки и из Индии. Африканские слоны, впрочем, очень трудно поддавались приручению и, кроме того, к VII в. на севере континента они совершенно исчезли: хищническая охота ради драгоценной слоновой кости заставила этих животных отступить в глубь материка. Оставалась Индия. Здесь ко времени Карла Великого слоны также становились редкостью. Эти животные, считавшиеся «царскими», в Индии очень ценились, но все же их можно было добыть. Индийские раджи и сановники посылали багдадскому халифу слонов в дар или в качестве дани; один лишь наместник Синда ежегодно отправлял в столицу халифата по крайней мере трех слонов. Таким образом, ближайшим соседом франкского государя, к которому можно было обратиться с просьбой прислать слона, оставался Харун ар-Рашид.

Согласно франкской летописи, в 797 г. король Карл снарядил свое первое посольство к халифу. В состав посольства вошли сановники Лантфрид и Зигимунд, а также некий еврей Исаак, выполнявший, по-видимому, функции толмача. Цель, поставленная перед посольством, была сформулирована вполне ясно и определенно: достать и доставить ко двору слона.

Труден и долог был путь франкских послов. Они благополучно прибыли в Иерусалим. Дальнейшие их похождения остались невыясненными. Как добрались они до Багдада? Как были приняты халифом? Легко ли добились просимого? Обо всем этом источники молчат. Известно лишь, что ни Лантфрид, ни Зигимунд домой уже не вернулись: оба они погибли в чужой стране. Труды их, впрочем, не пропали даром.

Спустя два года Карл получил первые вести с Востока. В 799 г. к королевскому двору в Ахен прибыл монах из Иерусалима и привез королю подарки, присланные иерусалимским патриархом. Монах этот, вероятно, рассказал и о судьбе сановников, отправленных в Багдад. Отпуская иерусалимского посланца, Карл направил вместе с ним в Палестину своего человека — дворцового священника Захария, которого снабдил ответными дарами и крупной суммой денег для раздачи милостыни.

Захарий управился с заданием быстро. К концу 800 г. он прибыл в Рим, где находился в то время Карл. Его сопровождали два иерусалимских монаха, передавшие Карлу благословение патриарха, а также святые реликвии, в числе которых находились и ключи от Иерусалима.

Все эти факты довольно знаменательны. Они показывают, что дело, сводившееся, на первый взгляд, к желанию Карла приобрести слона, имело довольно серьезную подоплеку и зашло далеко. Совершенно ясно, что церковная миссия из Иерусалима не могла быть отправлена без санкции халифа, который владел Палестиной и был в курсе всего, что там происходило. Значит, посольство Лантфрида и Зигимунда, вне зависимости от своей официальной цели, выполняло и некое неофициальное поручение, о котором источники по вполне понятным причинам молчат и с которым послы прекрасно справились. О характере этого поручения мы можем лишь догадываться по событиям, которые вскоре последовали. Действительно, если халиф проявил такое уважение к франкскому королю, что разрешил, вопреки своему отрицательному отношению к христианам, установить прямые отношения между ахенским двором и Палестиной, причем сопровождавшиеся таким символическим жестом, как посылка европейскому монарху ключей от Иерусалима, значит, халиф был весьма заинтересован теми предложениями, которые ему передали послы. Что же это были за предложения? Нетрудно догадаться, на какой почве могли сблизиться мусульманский Багдад и христианский Ахен: у них были общие соперники и враги. К ним принадлежали прежде всего испанские Омейяды, будущие халифы Кордовы, — самозванцы и еретики, с точки зрения багдадских Аббасидов, только и помышлявших о том, как бы их ослабить и уничтожить. В этом плане та ожесточенная борьба, которую, начиная с 778 г., Карл вел в Испании, была вполне на руку Харуну ар-Рашиду. Еще более объединяла интересы обоих государей политика в отношении Восточной Римской империи (Византии), причем здесь роли потенциальных союзников менялись: главным партнером становился франкский король, а территориальная война, почти ежегодно возобновляемая арабами на восточных границах Византии, была как бы вспомогательным средством, вполне устраивавшим Карла.

Но почему франкский король находился во враждебных отношениях с государством, с которым ему, казалось бы, нечего было делить? Почему враждебность эта достигла таких размеров, что в борьбе с христианской державой христианскому королю пришлось прибегнуть к помощи мусульман, врагов христианской религии? Все это может быть объяснено лишь при учете основных направлений большой политики той эпохи.

Начиная с 476 г., когда захвативший Рим германский вождь Одоакр формально упразднил Западную Римскую империю и отослал знаки императорского достоинства в «новый Рим» — византийскую столицу, восточные императоры считали себя единственными законными наследниками Цезаря и Августа. В VI в. властитель Константинополя Юстиниан попытался даже реставрировать империю во всем ее прежнем объеме; и хотя это ему не вполне удалось, его преемники не отказались от былых претензий. Понятно, что в их глазах «варвар» франк, развивший весьма бурную деятельность на Западе, был личностью более чем подозрительной. Вся его политика в Италии, от завоевания Лангобардского королевства и до установления протектората над югом Апеннинского полуострова, рассматривалась как цепь «узурпаций», противозаконных актов, имевших целью ущемить наследственные права законных владык.

Но главная «узурпация» (и ее возможные плоды не могли не беспокоить Карла) была впереди. Она готовилась в глубокой тайне в те самые дни, когда король принимал уполномоченных иерусалимского патриарха, и местом ее проведения должен был стать Рим.

История этой акции такова.

Более тридцати лет подряд завоевывал Карл соседние с Франкским королевством земли. Одна за другой приграничные области захватывались и поглощались без остатка франкской монархией. Присоединение Аквитании и Северной Испании, Саксонии и Баварии, Адриатики и Италии удвоило его королевство по сравнению с тем, каким оно было при его отце, Пипине Коротком. Теперь по своим размерам государство Карла лишь немногим отличалось от бывшей Западной Римской империи. И король, дабы усилить свою власть, поднять свой авторитет у подданных и соседей, решил оформить новое положение вещей особым демонстративным актом.

...Это произошло на Рождество, 25 декабря 800 г. Карл слушал в соборе Святого Петра праздничную мессу. Вдруг папа Лев III, приблизившись к королю, «неожиданно» надел ему на голову императорскую корону. Все находившиеся в соборе франки и римляне дружно воскликнули:

— Да здравствует и побеждает Карл Август, Богом венчанный великий и миротворящий римский император!..

Восклицание было повторено трижды.

Затем папа, следуя обычаю древних времен, преклонил колена перед императором.

Так произошло событие мирового значения: на Западе вновь появилась империя.

Биограф Карла Эйнгард сообщает, что франкский государь был якобы неприятно поражен случившимся. Карл будто бы даже заявил, что знай он о намерениях папы заранее, он, при всей своей любви к Богу, никогда бы не пошел в этот день в собор Святого Петра. Вряд ли можно верить этим словам. В действительности событие 25 декабря было подготовлено заранее и разыграно как по нотам, причем Карл был и автором, и режиссером всего спектакля. Внешне выражая недовольство случившимся и возлагая всю ответственность на папу, новый император хотел лишь ослабить впечатление, которое коронация должна была произвести на берегах Босфора. Но могла ли столь грубая уловка ввести в заблуждение искушенный в политических интригах византийский двор? В обычных условиях — конечно же, нет. Но расчет Карла как раз и строился на том, что для проведения своей акции он выбрал не совсем обычное время.

В те дни у власти в Византии находилась императрица Ирина, женщина, взошедшая на трон ценою кровавого преступления. С ней уже давно Карл вел интенсивные переговоры. Теперь, после «неожиданной» коронации, новый император Запада, заявляя о своем желании сохранить полное «единство» империи, с благословения папы отправил в Константинополь особое посольство, дабы предложить руку и сердце повелительнице православного Востока. И посольство было принято весьма благосклонно. Казалось, заветная мечта Юстиниана о полной реставрации прежней Римской империи (правда, под эгидой Запада, а не Востока) вот-вот должна была осуществиться...

В последний момент, однако, все сорвалось.

Против Ирины, ослепившей и заточившей в монастырь своего родного сына, давно уже зрело недовольство. По-видимому, маневр Карла ускорил возникновение заговора. И вот 31 октября 802 г. буквально на глазах уполномоченных франкского государя произошел переворот, в ходе которого Ирина была низложена, а византийский престол занял ставленник знати Никифор. Ситуация радикально изменилась. Новый император вообще отказался признать западного «самозванца».

В воздухе запахло войной.

Вот тут-то Карл и решил разыграть свой главный козырь — союз с багдадским халифом. Франкская летопись глухо сообщает о новом посольстве Карла к Харуну и об ответном багдадском посольстве, прибывшем в Ахен в 807 г., в самый разгар военных действий, начавшихся на Адриатическом море. Но если франкские источники молчат, то греческие и арабские материалы свидетельствуют, что именно в это время происходит серия весьма упорных баталий, в которых Харун ар-Рашид выступает против Византии. Параллельно Карл усиливает давление на Восточную империю и по другой линии, опять-таки используя добрые отношения, установившиеся между Ахеном и Багдадом. Уже упоминалось, что в 800 г. иерусалимские послы поднесли франкскому государю ключи от их города. Событие это наделало много шуму в историографии. Уже Эйнгард, как мы видели, интерпретируя патриарший дар на свой лад, утверждал, будто Харун ар-Рашид уступил королю франков «из любви к нему» Гроб Господен, т. е. дал утвердиться его власти в Иерусалиме. Это положение, подхваченное последующими хронистами и сказителями, переросло в легенду, сделавшую Карла не только паломником в Иерусалим, но и властителем всего Востока. Позднее эту версию подхватили и некоторые историки, заявившие о существовании «французского протектората» над Палестиной в IX в. В действительности дело обстояло иначе. Пресловутая посылка ключей была не более чем символическим актом доброй воли со стороны Багдада. Карл, однако, сумел мастерски использовать ситуацию. Его агенты проникли в главные города Северной Африки — Карфаген и Александрию, он продолжал обмениваться посольствами с Иерусалимом, посылая патриарху большие денежные суммы, но его почину в Палестине возводились церкви и странноприимные дома, оказывалась материальная помощь паломникам-христианам. И главное, есть указания на то, что франкский монарх активно вмешивался в споры о церковной догматике, имевшие место в Иерусалиме, добиваясь проведения западной (католической) линии по всем спорным вопросам. Таким образом, и здесь Карл наносил удары своей сопернице Византии, вырывая из-под ее духовного влияния земли, некогда ей принадлежавшие.

Все это — и довольно быстро — принесло желаемые результаты. Византия, зажатая между Франкской империей и Халифатом, одновременно атаковавшими ее с запада и востока, не могла слишком долго им противостоять. В 810 г. начались мирные переговоры, завершившиеся официальным признанием новой империи и ее основателя.

Все вышеизложенное позволяет сделать вывод: отношения между двумя выдающимися государями конца VIII — начала IX в. во многом повлияли на ход событий. Переговоры, начавшиеся с просьбы о присылке слона, привели к последствиям глобального масштаба, не говоря уже о том, что они полностью определили политический курс Карла Великого в последний период его царствования.

На этом можно было бы и закончить. Но осталась невыясненной судьба главного героя этой истории — слона. А слон был. И имел весьма звучное имя; франкская летопись сохранила его: Абу-ль-Абба. Послы Лантфрид и Зигимунд, сложившие свои кости в песках знойного Востока, с честью выполнили и официальную часть поручения своего государя.

Когда после коронации, весной 801 г., император возвращался из Рима на родину, близ Верчелли его нагнали восточные послы. Они сообщили, что еврей Исаак, отправленный четыре года назад к Харуну ар-Рашиду, благополучно возвращается с подарками и слоном. Исаак задержался в Северной Африке, ибо у местных правителей не оказалось достаточно средств, чтобы переправить слона через Средиземное море. Карл незамедлительно отправил своего канцлера Эрканбальда в Лигурию с приказом подготовить корабль и обеспечить переправу. Исаак, погрузив слона и другие дары халифа, благополучно совершил морской рейс и прибыл в Порто-Венере в октябре 801 г. Оттуда он двинулся на север Италии, но в связи с приближавшимися холодами не рискнул в этом же году переправлять слона через Альпы и зазимовал в Верчелли. Очевидно, путешествие по горным перевалам оказалось не из легких, ибо в Ахен слон был доставлен только 20 июля 802 г. ...

Появление слона произвело фурор. Он затмил все другие подарки. О нем оставили свидетельства все местные летописи, в том числе даже те, которые славились своей лаконичностью. 802 год для Франкского государства можно смело назвать «годом Слона», ибо появление «гостя» из далекой Индии потеснило все другие события, сколь бы важными они ни были.

Карл поместил слона в свой знаменитый охотничий парк, славившийся различными диковинками и чудесами природы, и здесь Абу-ль-Абба стал объектом «научных» наблюдений, которые современные эрудиты приводили в своих трудах. Так, известный в придворных кругах грамматик и географ Дикуил упрекал автора одного компилятивного трактата за утверждение, будто слон никогда не ложится. «...Слон, — писал Дикуил,— напротив, лежит, подобно быку, что все люди Франкского государства наблюдали на примере слона императора Карла...»

Но недолго длилось безмятежное пребывание Абу-ль-Абба в уютном охотничьем парке. У престарелого императора была укоренившаяся с годами привычка во время походов или путешествий брать с собой жену, детей, а то и весь двор. Не желая расставаться со своим новым любимцем, Карл и его стал повсюду возить за собой. Так продолжалось до 810 г., ставшего роковым для заморского животного. В этом году император отправился на север, в Саксонию. Перейдя Рейн у Липпехама, он стал поджидать войско. И вот во время этой стоянки и околел бедный Абу-ль-Абба. Быть может, он стал жертвой эпидемии, косившей в том году скот во многих северных областях государства.

Гибель слона произвела не менее сильное впечатление, чем его прибытие. О ней опять писали все летописи, приравнивая печальное известие к самым тяжелым событиям года. Например, некая хроника сообщала о смерти сына Карла Пипина в следующей форме: «...в том же году, когда умер слон, скончался и король Италии, Пипин...» Другой летописец, повествуя о всевозможных несчастьях, обрушившихся на Франкское государство, уточнял: «...и король Пипин, сын императора, оставил юдоль земную, и знаменитый слон, которого Аарон прислал императору, внезапно умер...»

Так закончил свои дни знаменитый Абу-ль-Абба, прожив при франкском дворе около девяти лет и всего лишь на год пережив своего первого хозяина — багдадского халифа.


Харун ар-Рашид умер в 809 г. Характерно, что с его смертью окончилось франкское влияние в Палестине. Гражданская война, вспыхнувшая в Халифате, не пощадила и христианских святынь. Многие храмы Иерусалима и окрестных мест были разрушены, монахи покинули свои обители. Из франкских источников почти исчезли сведения о событиях, связанных со Святой землей. В начале 814 г. скончался и сам Карл Великий. Его могущественная империя быстро пришла в состояние хаоса и распалась. На ее развалинах образовались современные Франция, Германия и Италия. А контакты Востока и Запада возобновились спустя два столетия в эпоху крестовых походов.


Вместо эпилога — одно уточнение.

Действительно ли слон был белым?

В этом мы не уверены. Ни один из сохранившихся источников об этом не упоминает. Быть может, именно в этом смысле надо понимать Эйнгарда, который, заявляя, что Харун прислал Карлу своего единственного слона, имел в виду единственного белого слона? Может быть. А может, и нет. Скорее всего, версию о белом слоне создала поздняя традиция. И подхватила художественная литература.


Загрузка...