Белый слон Карла Великого: Невыдуманные истории

БЫЛА ЛИ СОЖЖЕНА ЖАННА Д’АРК?

ак называлась статья популярного автора, помещенная несколько лет назад в одном из наших весьма популярных журналов. Вопрос вроде бы праздный: всему свету известно, что Жанна д’Арк была сожжена в Руане в 1431 г. Но беда в том, что названная статья (написанная довольно хитро) носит несколько двусмысленный характер, и у читателя возникает сомнение: «А может быть, и правда?» Во всяком случае, пишущему эти строки студенты не раз заявляли «А ведь вы рассказывали нам неправильно! Оказывается, Жанна д’Арк вовсе не была казнена!» И поскольку подобные реплики продолжают проскальзывать и по сей день, а на родине Жанны но этой «проблеме» сложилась обширная литература, считаю долгом снова к ней возвратиться. Причем поставить вопрос в более широком плане: прижизненная и посмертная судьба героини в свете современного состояния историографии.

Жанна, простая крестьянка из приграничной лотарингской деревушки, едва достигшая шестнадцати лет, совершила беспримерный подвиг, точнее, серию подвигов, которые спасли Францию от иноземного нашествия. Она сумела возглавить патриотическую борьбу народа против захватчиков-англичан, воодушевить солдат, обеспечить радикальный перелом в военных действиях и даже в какой-то мере предопределить исход всей войны. Как это удалось неграмотной девушке, почти девочке?

Конечно, маленькая крестьянка из Домреми не была обычной девушкой. Все известные нам факты биографии Жанны говорят о том, что она была уникальной личностью. Обладая исключительной силой воли, бесстрашием, самоотверженностью, великодушием, до предела целеустремленная, всецело отдавшаяся великой идее, Жанна остро чувствовала все, что этой идеи касалось. Доверчивую и бесхитростную, в этом ее обмануть было невозможно. Она, казалось, была наделена редкой способностью многое верно предугадывать. По общему мнению, она была ясновидящей. Интуитивные побуждения воспринимались экзальтированной девушкой как веления свыше, как голоса, идущие от Бога и святых. Отсюда исключительная уверенность Жанны, твердость, непреклонность во всем, что связано с ее миссией; отсюда же и вера в нее сотен тысяч людей.

И все же одними внутренними свойствами Жанны объяснить ее подвиг невозможно. Нельзя забывать, что дело происходило в XV столетии, в период, когда каждый простолюдин испытывал тяжелый сословный гнет, освободиться от которого было не так-то просто. В те времена ведение войны было привилегией «благородных», а крестьянам запрещалось даже носить оружие; что уж тут говорить о положении крестьянской женщины, скованной патриархальными принципами средневековой семьи! Как же в подобных условиях юная крестьянка сумела выйти на старт своего подвига? Даже если принять во внимание всю необычность ее личных качеств.

В этом вопросе историки обычно уходят от прямого ответа, а между тем ответ весьма прост: путевку в жизнь героине дала католическая церковь. Именно церковь признала Жанну, объявила ее миссию угодной Богу, санкционировала ее действия — и этого оказалось достаточно, чтобы открыть дорогу бесстрашной девушке.

Вот тогда-то, в канун ее выступления, и был проведен первый из пяти судебных процессов, которые пришлось претерпеть девушке и при жизни, и посмертно.

Когда весной 1429 г. впервые появилась юная крестьянка, уверенная, что она призвана спасти «милую Францию», Карл VII ухватился за это, как утопающий соломинку. Однако король не мог ничего предпринять без согласия своих советников, прежде всего советников духовных. Опрос, которому подвергло Жанну придворное духовенство, не дал ощутимых результатов: у девушки нашлись защитники, в числе которых один из главных сановников Карла VII — архиепископ Реймский, в целом мнения разделились. Решено о обратиться к более компетентной инстанции. В конце марта Жанну под усиленным конвоем отправили в Пуатье — временную столицу Франции, где находились видные богословы и законоведы. Девушка очутилась перед синклитом специалистов по борьбе с еретиками и ведьмами.

Согласно королевскому письму, им поручалось разобрать дело Жанны. Комиссия состояла из пятнадцати человек. Главную роль играли мэтр Жан Масон, доктор канонического и гражданского права, и личный духовник короля, мэтр Жерар Маше. Под их началом в числе прочих находились четыре доминиканца — братья Тюрлюр, Боннэ, Эмери и Сеган, весьма искушенные в вопросах веры. Комиссии надлежало выяснить, от Бога или от дьявола шли «голоса», которые слышала Жанна, и определить, может ли она быть допущена к войску. Хотя протоколы комиссии до нас не дошли, сведения хроник и писем дают возможность довольно ясно представить, что происходило в Пуатье.

Жанну допрашивали ежедневно в течение трех недель. Дознания тянулись много часов подряд, причем церковники, сменяя друг друга, спрашивали по нескольку раз об одном и том же, запутывая девушку в богословских тонкостях. Они упрекали ее за ношение мужской одежды, за то, что короля она называла дофином[9], добивались подробностей о ее видениях и голосах. Сначала Жанна вела себя спокойно; она рассказала о том, что призвана помочь армии, сражающейся у Орлеана, что второй своей задачей считает поход на Реймс, где Карл VII будет законно коронован. Потом, чувствуя, что ей приходится все труднее, девушка взмолилась:

— Мессиры, зачем вы учиняете мне этот допрос? Я не понимаю, чего вы от меня хотите! Ведь вам же известно, что я не читала ваших книг, что я не знаю ни «а», ни «б»!..

Ее ответы становились все смелее. Иногда она подсмеивалась над допрашивающими и даже дерзила им. На требование совершить чудо в знак того, что она Божья посланница, Жанна с гневом возразила:

— Я пришла в Пуатье не для того, чтобы совершать чудеса. Отправьте меня в Орлеан, и я докажу на деле для чего послана!

В запальчивости девушка была не всегда осторожна. Раздраженная ухищрениями богословов, она воскликнула:

— В книгах Господа нашего написано больше, чем в ваших писаниях!

После этой реплики члены комиссии переглянулись. Проверяемая, наконец, оговорила себя: она призналась в приверженности к ереси! Ибо принижая церковные книги и ратуя за «чистого Бога», Жанна, не ведая того, приблизилась к теориям средневековых еретиков, отрицавших официальную церковь!..

В целом у комиссии набралось достаточно материалов, чтобы заключить Жанну в темницу, а затем, быть может, отправить на костер. Однако ученые мужи ничего этого делать не собирались. Они были трезвыми политиками и с самого начала знали, к какому выводу придут. Они понимали, что правительство хотело использовать бесстрашную крестьянку. Кроме того, они сами владели землями и доходами в областях, захваченных англичанами, и мечтали вернуть свои богатства. И они решили посмотреть сквозь пальцы на все, что с точки зрения веры компрометировало подсудимую. Заключение, отосланное в королевскую резиденцию, начиналось словами: «Считаясь с необходимостью монарха и королевства, а также с молитвами несчастного народа, жаждущего мира и справедливости, мы не находим нужным оттолкнуть и отвергнуть Деву...» Дальше, правда, следовали различные оговорки и предупреждения, которыми судьи хотели застраховать себя на всякий случай. И все же это было разрешение, без которого смелый план девушки никогда бы не претворился в жизнь.

Итак, трибунал в Пуатье оправдал Жанну из Домреми. Мало того: он санкционировал ее миссию.

Подписав акт признания Жанны, богословы и царедворцы полагали, что одновременно устанавливают предел ее действиям. Святая дева казалась им весьма удобным орудием их воли. Они рассчитывали сделать Жанны своего рода икону, с помощью которой можно будет направлять народ в нужную сторону. Им и голову не приходило, что неграмотная крестьянка будет претендовать на нечто большее, чем роль слепой исполнительницы их указаний. Однако уже первые её шаги заставили сановников и прелатов насторожиться. Когда Жанна появилась под Орлеаном, положение крепости было удручающим. Более полугода город оборонялся от англичан, обложивших его со всех сторон почти отрезавших от остальной Франции. Армия, находившаяся в Орлеане, бездействовала. «Отцы города» уже начали переговоры с герцогом Бургундским о сдаче крепости. Падение Орлеана, открывая завоевателям путь в Центральную Францию, сулило им быструю и полную победу. Прибыв в Орлеан, Дева нейтрализовала пассивное военное руководство, сумела наладить дисциплину в армии, воодушевила на сопротивление горожан и на девятый день сняла осаду. Возглавляемая Жанной армия перешла в наступление и освободила от англичан всю Среднюю Луару. Казалось бы, куда лучше! Но в правительственных кругах судили иначе.

Было замечено, что девчонка, к которой церковь и «благородные» отнеслись столь снисходительно, вовсе не собиралась проявлять покорность, служить орудием чужой воли. Напротив, под Орлеаном она всё повернула по-своему, сорвала планы знати и действовала вопреки указаниям приставленных к ней лиц. Сделавшись кумиром черни, она руками простых воинов и горожан освободила Орлеан и одержала победу на Луаре. Но для двора подобная победа хуже поражения! Ведь от неё всего один шаг до крамолы и бунта!

Так утверждали многие царедворцы, в том числе и монсеньор Реньо де Шартр, архиепископ Реймский, который теперь сильно раскаивался в покровительстве, оказанном девушке, и срочно изыскивал способы изменить ситуацию.

Было решено действовать в двух направлениях. Во-первых, следовало показать всему свету, что в одержанных победах меньше всего заслуг самой Жанны. Никто не должен даже подумать, что враг разбит благодаря ее бесстрашию, силе воли, способностям и смекалке. Надо всячески разъяснять, что сама Дева — всего лишь слепое орудие Господа, избравшего ее исполнительницей своей воли. И во всех ее действиях проявляется лишь божественная благодать! Значит, солдаты, мужики и горожане должны пасть ниц перед Богом и его волеизъявительницей — католической церковью! Это, полагали прелаты, отвлечет чернь от опасных мудрствований, смирит и успокоит. И еще одно, не менее важное. Раз все зло — в союзе Жанны со средой, из которой она вышла, значит, ее нужно удалить из этой среды. Ее надо облагородить, возвысить до уровня того круга, которому Бог дарует победы; только в этом случае подвиги ее потеряют подозрительный привкус!..

Двор и церковь обладали достаточными средствами, чтобы реализовать этот замысел. К их услугам были королевская канцелярия и многочисленная духовная братия. Попы и монахи, странствующие проповедники, компиляторы старых хроник и сказители, питавшиеся от щедрот клира,— все они были верными слугами и старательными исполнителями. И вот рассказы о подвигах Жанны стали обрастать невероятными подробностями. Оказалось, что о спасении Франции Девой пророчествовали еще в далеком прошлом — уже несколько веков назад все было определено и предсказано. Прославленный авторитет в области догматики, эмбренский архиепископ Жак Желю и знаменитый парижский богослов Жан Жерсон составили обстоятельные трактаты в духе настроений двора. Эти и многие другие труды, вне зависимости от их объема и формы, были пронизаны одной идеей. Они утверждали, что чудесные победы Девы были исключительно делом рук Божьих.

Одновременно были предприняты шаги и по другой линии. Девушку постарались наделить определенными атрибутами, отвечавшими ее новому положению. Жанне выделили постоянный штат, несколько комплектов рыцарского вооружения и конюшню. Ее одеждой занялись придворные портные. Вскоре после орлеанской победы король пожаловал Жанне герб, что означало возведение в личное дворянство. Позднее специальным письмом-патентом Жанне и всему ее роду присвоили наследственное дворянское звание и новую фамилию дю Лис («Лилия»[10]). Девушка, впрочем, не проявила интереса к этой акции. Она отказалась от герба и не приняла новой фамилии. Такой же успех имели и другие меры. Летом 1429 г. Жанна совершила новый подвиг, который свел на нет всю возню «благородных».

Существеннейшей частью своей миссии девушка считала коронацию Карла VII. В глазах всех французов коронация в Реймсе — церковной столице страны — должна была узаконить положение монарха и содействовать объединению Франции. Кроме того, реймский поход в случае успеха сулил победителям немалые стратегические выгоды. Он ослаблял позиции англичан и усиливал колебания их ненадежного союзника, герцога Бургундского. Двигаясь вдоль Шампани, французы могли отсечь Нормандию, где группировались основные силы англичан, и ударить по Парижу. Однако, ратуя за реймский поход, Жанна не встретила сочувствия вельмож и прелатов. Все они предпочитали вести войну не спеша, стремясь, чтобы каждый из сеньоров реализовал свои притязания, чтобы монарх не слишком упрочил свою власть, а народ не слишком себя проявил. Вторжение в глубь Шампани, через страну, завоеванную врагом, представлялось королевским военачальникам верхом безумия. Они наложили запрет на план Девы. Но к этому времени Жанна уже пренебрегала их запретами.

Тысячи людей ждали сигнала. И как только сигнал был дан, они потянулись по дорогам и бездорожью, через дремучие леса и полноводные реки со всех сторон многострадального Французского королевства. Шли крестьяне, покинув оскудевшую землю и полуразвалившиеся лачуги. Шли ремесленники, забросив инструменты и мастерские. Тащились на хромых клячах полунищие рыцари, заложив остатки имущества, чтобы купить панцирь и меч. К концу июня собралось до тридцати тысяч человек. Воины Орлеанской девы не собирались медлить, подобно благородным господам, они были заинтересованы в быстром и полном успехе.

Жанна сумела убедить нерешительного монарха, и вопреки всему поход состоялся. Он превратился в подлинное триумфальное шествие и закончился коронацией Карла VII. Дева присутствовала в Реймском соборе во время торжественного обряда, сжимая древко своего знамени. В этот миг она не могла не испытывать гордости: ее славная миссия была успешно завершена.

После реймского похода любовь народа к Жанне стала доходить до поклонения. В честь бесстрашной девушки возводили алтари и часовни, устраивали молебны и религиозные процессии. Во Франции освобожденной и Франции, все еще стонущей под игом оккупантов, не было человека, не знавшего о спасительнице родины и не благословлявшего ее успехи. Стремясь всячески воспрепятствовать этой любви простонародья к Жанне, правящие круги лишь содействовали росту ее популярности.

Именно в это время — в конце лета и осенью 1429 г. — двор и церковь радикально изменили свое отношение к Жанне. Она становилась опасной, они боялись ее. Девушка просила короля отпустить ее в родную деревню. Но ей было отказано в этом — подобный уход не устраивал духовную и светскую знать, стремившуюся полностью избавиться от ненавистной простолюдинки. Прежде всего был сорван ее поход на Париж. Затем распущена народная армия. Наконец, Деву бросили на второстепенные операции, рассчитывая, что в этих боях она сложит голову...

Историки до сих пор спорят, случайно ли ворота Компьеня оказались закрытыми, когда 23 мая 1430 г. после неудачной вылазки Жанна попыталась вернуться в крепость. Случайно ли?.. Нет документов, позволяющих прямо ответить на этот вопрос. Но все последующие события неумолимо свидетельствуют: случайности и не было — было преступление.

Герцог Бургундский, чьи солдаты взяли девушку в плен, смотрел на нее как на военную добычу. Он с радостью готов был продать пленницу французскому королю, видя в этом удобный предлог для мирных переговоров. Но король и пальцем не шевельнул ради своей спасительницы, а архиепископ Реймский стал распространять пастырские воззвания, в которых утверждал, что Бог отвернулся от Девы из-за ее строптивости. Незадолго до того Жанну спросили, боится ли она чего-нибудь, девушка, не задумываясь, ответила: «Я боюсь только предательства». Она предвидела свою судьбу. Церковники, некогда благословившие ее, теперь, как и двор, отреклись от нее, перечеркнув решение суда Пуатье, предав врагу освободительницу Франции.

Так и не дождавшись предложений Карла VII, герцог Бургундский продал пленницу англичанам за десять тысяч ливров — выкупную цену принца крови.

Жанна оказалась в руках заклятых врагов. Отныне ей приходилось ждать ни помощи, ни пощады. Но английские оккупанты стремились не просто убить ее: за это не стоило платить таких денег. Главная цель кардинала Винчестерского, верховного правителя Англии при малолетнем Генрихе VI, заключалась в дискредитации военных успехов французов. Если бы это удалось, полагал Винчестер, в войне мог бы произойти перелом. Нужно было лишь доказать, что французскими войсками руководили нечистые, колдовские силы, воплощенные в этой крестьянке. А кто же мог сделать это лучше, нежели католическая церковь, столь опытная в охоте на ведьм?..

Винчестер действовал уверенно. Он знал, что Жанной давно уже интересуется Святая инквизиция. Шел беспокойный XV век. Трое пап на соблазн верующим предавали анафеме друг друга. Повсюду распространялись семена антикатолических идей. После английских лоллардов поднялись чешские табориты[11]. Они угрожали собственности церкви. Когда во Франции объявилась «Божья дева», духовные власти не могли скрыть тревоги. Их опасения оказались ненапрасными: в Пуатье Жанна высказала мысли, близкие к тезисам еретиков. И хотя в то время ее судьи прикинулись непонимающими, инквизиция все прекрасно поняла и запомнила. Шаг за шагом следила она с тех пор за поступками Девы. И что же? Первоначальные подозрения подтверждались! Она пренебрегала опекой духовенства, якшалась со всяким сбродом и составила из него армию! Она заявляла, что действует от лица Бога! Она стала идолом, которому низы поклонялись как Богу!.. Нет ничего удивительного, что при первой возможности инквизиция заявила о своих правах на «колдунью».

Отцы-инквизиторы не без оснований рассчитывали на помощь столпов католической учености — богословов Парижского университета. Университетская братия жила и жирела от щедрот англо-бургундской партии. Доктора и магистры получали хорошее жалованье, имели доходные бенефиции. И какого же страху нагнало на них появление Жанны под Парижем! Забыть это было невозможно. Покусившаяся на их благополучие, она должна была погибнуть только по их приговору!

Столь же легко разыскало английское правительство и человека, способного взять на себя роль режиссера задуманной мистерии. Им оказался епископ Бовеский Пьер Кошон. Подобно богословам Парижа, он имел личные счеты с Девой. Благодаря ее военным успехам он был вынужден покинуть сначала Реймс, а затем и Бове. Какова же была радость Кошона, когда он узнал, что Жанна схвачена на границе его диоцеза[12]! Поэтому, когда Винчестер намекнул, что утраченная Бовеская епархия может быть компенсирована архиепископством Руанским, Кошон с радостью согласился взять на себя и труды, и ответственность, связанные с судебной расправой над Жанной. Он возбудил процесс о колдовстве. Английский король по ходатайству епископа передал обвиняемую духовным судьям, но с оговоркой: если те не «вразумят» ее, она должна быть возвращена англичанам. Но Кошон не собирался выпускать жертву из своих рук и поспешил организовать «образцовый процесс».

Инквизиционный трибунал заседал в Руане, центре оккупированной англичанами Нормандии, в старом Буврейском замке, в одном из казематов которого уже несколько месяцев томилась Жанна. В состав суда вошли кардинал, одиннадцать епископов, десять аббатов, тридцать два доктора и пятнадцать бакалавров богословия, семь докторов права и сто три ассистента. Живейшее участие в нем приняли Парижский университет и корпорация нормандских богословов и юристов. Всего было привлечено около трехсот человек. Три месяца тянулось предварительное следствие. Оно дало ничтожные результаты. Агенты Кошона, посланные на родину Жанны и в места ее деяний, не смогли собрать требуемых улик: люди говорили о добром сердце девушки, чуткости, религиозности, хорошем поведении. Мало помог и шпион, подсаженный в камеру Жанны. Но инквизиторы исходили из заведомой виновности подсудимой: не судьям нужно было доказывать ее вину, а ей надлежало доказать свою невиновность...

Силы сторон были слишком неравными. Триста богословов, умудренных в тонкостях церковной схоластики, против измученной долгой неволей юной девушки, не знающей, по ее собственному выражению, ни «а», ни «б»! Иногда под перекрестным допросом Жанне приходилось так тяжело, что она молила:

― Почтенные господа, пожалуйста, не говорите все сразу, а то я не могу вам отвечать!

И все же им пришлось немало повозиться, прежде были найдены мотивы для обвинительного заключения. Читая протоколы процесса, поражаешься, с какой выдержкой, каким достоинством и умом справлялась неграмотная крестьянка с хитрыми подвохами допрашивавших.

На одном из первых заседаний ее спросили:

― Считаешь ли ты себя пребывающей в состоянии благодати?

Это был коварный прием. Ответить «да» значило проявить гордыню, недостойную христианки, ответить «нет» - признать, что она не является Божьей посланницей. Жанна интуитивно разрешила трудную проблему с удивительной легкостью:

― Если я вне благодати, молю Бога, чтобы Он

ниспослал мне ее; если же пребываю в ней, да сохранит меня Господь в этом состоянии.

И на каждый вопрос она находила простой и точный| ответ.

Ее спрашивали:

― Ненавидит ли Бог англичан?

Жанна отвечала:

― Любит он их или ненавидит, мне неизвестно. Нс я уверена, что все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые найдут здесь смерть.

Её спрашивали:

― Не великий ли грех уйти из дому без согласия родителей?

― К этому призывал меня долг,— отвечала она, - и если бы у меня было сто отцов и матерей, я все равно поступила бы так же.

Ее спрашивали:

― Можно ли было атаковать Париж в день рождения Богородицы?

― Соблюдать праздники, без сомнения, хорошо, — отвечала Жанна, — но было бы еще лучше всегда действовать по совести.

Ее спрашивали:

― Какими колдовскими приемами ты воодушевляла воинов?

И Жанна отвечала:

― Я говорила им: «Вперед!» — и первая показывала пример.

Ее спрашивали:

― Почему бедняки шли к тебе и воздавали почести, словно святой?

И она отвечала:

― Бедняки любили меня потому, что я была добра к ним и помогала чем могла.

Ее спрашивали:

― Почему во время коронации в Реймсе твоему знамени было отдано предпочтение перед знаменами других полководцев?

И гордо отвечала Жанна:

― Оно было в труде и подвиге, и ему надлежало быть в чести.

Девушка держалась геройски, боролась долго. Почти месяц тиранили ее, допрашивая по нескольку раз в день, сбивая, путая повторявшимися вопросами. И конец добились своего.

Однажды словно между прочим Кошон спросил:

― Знаешь ли ты через Откровение, что тебе удастся Пастись?

Девушка почуяла недоброе. Епископ настаивал:

― Разве твои голоса ничего не сказали тебе об этом? Удар попал в цель. Девушку задело за живое.

Они сказали, чтобы я была бодрой и смелой. За мои мучения они обещали мне награду, освобождение великой победой.

― И с тех пор, как они сказали тебе это, ты уверена, что будешь спасена и не попадешь в ад?

Вопрос был поставлен хитро. Епископ незаметно подменил тему спасения из тюрьмы темой вечного спасения, спасения души. Согласно учению церкви, никто не может знать, попадет его душа в рай или в ад. Жанне следовало ответить так же осторожно, как раньше она ответила на вопрос о благодати. Но девушка была слишком утомлена и на момент утратила ощущение опасности.

― Я верю в это так же твердо, как если бы уже была спасена.

Кошон торжествовал.

― Итак, ты полагаешь, что больше не можешь совершить смертного греха?

Жанна почувствовала подвох:

― Об этом я ничего не знаю; я во всем полагаюсь на Господа.

Но было поздно. Слова были произнесены и записаны. Теперь судьи видели, как завершить следствие. Перед Жанной поставили главный вопрос, который должен был решить исход процесса:

― Желаешь ли ты представить все свои поступки и речи определению нашей матери, святой церкви? Жанна попыталась увернуться:

― Я готова положиться на суд пославшего меня Царя Небесного.

Но вопрос был повторен. Тогда она заявила, что не видит разницы между Богом и церковью. Ей объяснили, что следует различать церковь торжествующую и церковь воинствующую. Первая была небесной, втopaя — земной; первая включала Бога, ангелов и святых, вторая — папу, епископов и прочее духовенство. Торжествующая церковь ведала спасенными душами, воинствующая — боролась за их спасение. Сейчас, говоря о матери-церкви, судья как раз и имел в виду земную церковь, представленную настоящим судом.

― Ты не хочешь подчиниться церкви воинствующей?

Девушка попробовала еще раз уйти от прямого ответа:

― Я пришла к королю Франции от Бога, девы Марии, святых и небесной всепобеждающей церкви. Этой церкви я подчиняюсь и на ее суд передаю все мои дела, прошлые и будущие.

― А церкви воинствующей?

― Я ничего больше не могу добавить к тому, чт сказала.

Все было ясно. «Отцы» добились, чего желали, и узнали то, что хотели. Первая фаза процесса была закончена.

Теперь принялся за работу обвинитель, мэтр Жан Эстиве. Он произвел хирургическую операцию над протоколами допросов. Все, что говорило в пользу Жанны, было исключено. Остальное разбили на рубрики, фразам придали нужную остроту и добавили то, что, по его мнению, могло усугубить вину «колдуньи». Сначала обвинительный акт состоял из семидесяти статей. Натяжки и подтасовки в нем были столь очевидны, что судьи забраковали труд Эстиве. Надо было сделать всё тоньше, скрыть политическую направленность процесса и убрать мелочи, чтобы в них не тонуло главное.

Парижский теолог Николя Миди справился с зада чей блестяще. Семьдесят статей были сведены к двенадцати, в которых осталось лишь самое существенное с точки зрения ортодоксальной веры. Мысль о том чтобы осудить девушку только как колдунью, была отвергнута. Главный удар обвинительный акт наносил Жанне-еретичке.

Она пытается выглядеть набожной, но ее вера глубоко извращена. Обвиняемая говорит, что убеждена в спасении своей души, она отказывается от всякой помощи духовенства. Зачем ей месса, исповедь, причастие и другие обряды, если душа ее может соединиться с Богом, минуя церковь? Заявляя, что она подчиняется Богу, но не воинствующей, земной церкви, обвиняемая отвергает не только данный трибунал, но и всю католическую церковь со всеми ее учреждениями, с папой, епископами священниками, полностью отрицает ее как высшую духовную власть. Все это значит, что обвиняемая впала в ересь, отошла от заповедей истинной веры и поддалась дьявольскому соблазну. Те голоса и видения, которые она считает исходящими от Бога и ангелов, в действительности исходили от сатаны и его приспешников. Став орудием темных сил, исполняя волю врага рода человеческого, обвиняемая отошла от церкви и тем самым обрекла себя на гибель...

Двенадцать статей размножили и послали на апробацию в компетентные учреждения. Вскоре Кошон имел уже около сорока экспертных заключений, которые единодушно поддерживали обвинительный акт. Парижский университет даже направил английскому королю письмо, в котором просил «ускорить правосудие», ибо «промедление здесь очень опасно, а отменное наказание крайне необходимо, чтобы вернуть народ, который сия женщина ввела в великий соблазн, на путь истинного и Святого учения...»

Но «образцовый процесс» был еще далеко не закончен Судьям и ассистентам предстояло еще немало потрудиться, поскольку обвинительный акт мог «сработать» в нужном направлении лишь в том случае, если бы обвиняемая признала его. Было необходимо, чтобы Жанна «созналась» и публично отреклась от приписываемых ей грехов, чем окончательно бы развенчала себя. Сначала судьи «милосердно увещевали» ее. Затем увещевания сменились яростной руганью и угрозами. Наконец, девушку отвели в застенок и показали орудия пытки. Жанна не дрогнула перед палачом.

- Поистине, вы можете вывернуть мне члены и даже убить, но я не скажу ничего другого. А если и скажу, то потом заявлю во всеуслышание, что вы принудили меня говорить насильно!..

Тогда решили прибегнуть к последнему средству. Девушку отвезли на кладбище Сент-Уэн. Здесь, после долгой проповеди и нового требования отречься, епископ Кошон начал читать приговор. И тут сердце бесстрашной Девы впервые сжалось. С ужасающей ясностью она поняла, что никто ее не спасет: ни Бог, ни ангелы, ни «милый дофин». Девушка испугалась костра. А вокруг нее толпились попы и шептали с притворным участием:

― Положись на милосердие церкви! Покорись, и ты спасешься!

Расчет был верен. Жанна громко крикнула:

― Я желаю подчиниться церкви!

Епископ прекратил чтение приговора. Прочитали текст отречения. Он был кратким: Жанне предписывалось подчиниться церкви, обрить голову и надеть женское платье. Девушка не заметила, что на подпись ей дали другой документ, состоящий из нескольких страниц. После этого епископ огласил приговор, рассчитанный на отречение подсудимой:

«Хотя ты и тяжело согрешила по отношению к Богу и Святой церкви, мы, учитывая твое добровольное покаяние, милосердно смягчаем приговор и осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечное заточение, чтобы ты, оплакивая свои грехи, провела остаток дней в тюрьме, на воде скорби и хлебе горести...»

Огласив этот акт «беспримерного милосердия», епископ приказал отвести Жанну не в церковную тюрьму, как следовало по закону, а обратно в Буврейский замок к жестоким тюремщикам-англичанам.

Итак, девушку обманули. Чего не удалось добиться угрозами и силой, добились хитростью и ложью. Теперь, используя фальшивый акт отречения, ее можно было обвинить в чем угодно. Теперь, когда она считала себя спасенной, ее можно было убить.

Убить? Но как? Ведь она же была «окончательно и бесповоротно» осуждена на пожизненную тюрьму!

У церкви имелось в запасе простое средство. Всякий «впавший в ересь» мог спасти тело и душу чистосердечным раскаянием и отречением. Однако если бы он «снова впал», его ничто не могло спасти: «вторично впавшего» неизбежно ждал костер. Обманув Жанну и снова бросив ее в Буврей на издевательства тюремщиков, Кошон не сомневался, что вскоре девушка сделает или скажет нечто такое, что можно будет истолковать как "вторичное впадение в ересь». Епископ не ошибся: долго ждать ему не пришлось.

Всего два дня понадобилось Жанне, чтобы осмыслить происшедшее. Девушка поняла, что она подло обманута. Поняла она и то, что поддалась слабости: из страха смерти поверила лжецам и негодяям, смирилась перед продавшими родину. Она поступила дурно — дурной поступок необходимо исправить... Проснувшись на третье утро, Жанна вновь надела мужское платье, хотя и понимала, что этим обрекает себя на смерть...

— Кто подбил тебя на это? — спросил епископ.

— Я сделала это по своей воле.

— Слышала ли ты вновь свои голоса?

Жанна поняла, зачем задан этот вопрос: «раскаявшись» и «отрекшись», она отказалась от своих видений голосов. Однако она смело ответила:

— Да, я слышала голоса.

— О чем же они тебе говорили?

— Они сказали мне: Господь сожалеет, что ради спасения жизни я проявила слабость. Они сказали, о, спасая жизнь, я изменила Богу и Бог отвернулся от меня. Они сказали, что на кладбище я должна была смело отвечать проповеднику — ведь он все лгал...

Клерк, строчивший протокол, записал на полях: «Rеsponsio mortifera», что значит: «Ответ, ведущий к смерти». И правда, Жанна «вторично впала в ересь», и теперь ее ожидала смерть.

Немедленно был возбужден новый процесс. Он оказался коротким. Судьи после формальных дебатов приняли решение: «...передать осужденную в руки светских властей, прося их действовать с предельной мягкостью». Эта лицемерная формула означала, что Жанна будет возведена на костер.

Она была сожжена в Руане на площади Старого рынка 30 мая 1431 г. Память о ней предали проклятию. Всем европейским дворам были отосланы реляции вместе с фальшивым актом отречения.

Но Жанна д’Арк не принадлежала к числу людей, чья жизнь кончается с физической смертью. Своим подвигом Орлеанская дева обеспечила себе вечную жизнь. И каких бы анафем не провозглашали ее палачи, крестьянка из Домреми в конце концов должна была восторжествовать и одержать полную победу над врагами.

Сильные мира, убившие Жанну, хорошо знали о любви к ней простых людей Франции. Знали они и то, что большинство населения страны не поверит в смерть чудесной воительницы. Поэтому во время казни, едва лишь девушка задохнулась от дыма костра, было приказано отодвинуть пылающие поленья, дабы все удостоверились, что обгоревшее тело по-прежнему пребывает на эшафоте. Жители Руана должны были увидеть, что Дева не улетела вместе с дымом, не растаяла в воздухе, не спаслась. И все же миллионы безвестных помощников и приверженцев Жанны, сражавшихся под ее знаменем и благословлявших ее успехи, не допускали и мысли о ее гибели. Их не могли убедить ни рассказы очевидцев, ни грамоты, ни заявления глашатаев. Люди с нетерпением ждали новых вестей о героине, ее новых чудесных подвигов и побед. На этих настроениях не прочь было сыграть и правительство. Мертвая Жанна была не страшна царедворцам, а имя ее можно было использовать для поддержания энтузиазма рыцарей и солдат. Только при учете этих обстоятельств можно понять успех самозванок, искавших популярности и средств под именем Орлеанской девы.

В мае 1436 г., через пять лет после гибели Жанны д’Арк, в одной из деревушек Лотарингии появилась девушка лет двадцати пяти, сопровождаемая группой всадников и утверждавшая, что она Жанна, спасшаяся от костра. Ее повсюду принимали за подлинную Орлеанскую деву. Население встречало ее дарами, которые она охотно принимала. Самозванка пользовалась поддержкой королевской администрации и даже вступила в переписку с Карлом VII. Впрочем, новоявленная Жан на вершила свои «подвиги» вдали от театра войны. Три года подвизалась она при дворе герцогини Люксембургской, участвовала в разных интригах и вышла замуж за некоего Робера д’Армуаза, знатного сеньора, которому родила двоих детей. С супругом, однако, она не ужилась и в 1439 г. бежала от семьи во владения французского короля. Но и тогда, вместо того чтобы сражаться с англичанами, она предпочитала морочить добрых людей и мирно пожинать плоды своей популярности. Особенно хорошо она поживилась в Орлеане, жители которого благоговели перед памятью Жанны. Но неожиданно ее авантюра оборвалась.

Девять лет прошло со дня руанского костра. С именем бессмертной Девы на устах французский народ продолжал одерживать победы. Многие области и города, в том числе и столица Франции, были отобраны у завоевателей. Герцог Бургундский вступил в сговор с Карлом VII. Исход войны не вызывал сомнений. В этих условиях двор пересмотрел своё отношение к самозванке. Она не оправдала надежд и не стоила затраченных на нее средств. По мере того как война близилась к концу, придворные склонялись к мысли, что выгоднее использовать память о подлинной Жанне, нежели зависеть от авантюристки, спекулирующей на этой памяти. Идея оправдания Орлеанской девы оборотной стороной имела отказ от Девы самозваной...

Весной 1440 г. «Жанна» направилась в Париж, надеясь облегчить кошельки доверчивых жителей столицы. Но там её уже ожидали. Духовная верхушка хорошо помнила проверку в Пуатье и процесс осуждения, вследствие чего не могла обмануться в личности дамы д'Армуаз. При этом, по-видимому, имелись и достаточно четкие инструкции от королевского совета. Для самозванки наступили печальные дни. Ее перехватили по дороге и препроводили прямо в парламент. Она была допрошена, разоблачена и выставлена у позорного столба С этого момента сведения о «Жанне» Армуаз (подлинное имя было Клод) исчезают со страниц истории. Так выглядела прелюдия «воскрешения» Жанны д'Арк. Характерно, что деятельность других самозванок обнаружившихся в ходе оправдательного процесса и после него, была пресечена довольно быстро; теперь они были не только бесполезными, но прямо вредили планам двора и церкви.

Вопрос о пересмотре дела Орлеанской девы впервые был поставлен открыто в феврале 1450 г., вскоре после освобождения Руана, за три года до окончания войны. Карл VII поручил доктору Парижского университета Гийому Буйе провести предварительное расследование обстоятельств руанского процесса. Дело это затрагивало престиж короля. Овладев наконец почти всей Францией, Карл VII не желал, чтобы думали, будто корону ему дала ведьма и еретичка. Нужно было установить, что все шло от Бога, а не от дьявола. Это можно было сделать, лишь ревизовав предыдущий процесс и доказав его несостоятельность. Однако, несмотря на то что начиная с этого времени король и его советники ни на момент не выпускали дела Жанны из поля зрения, прошло шесть лет, прежде чем удалось довести его до конца. С самого начала возникли юридические трудности. Поскольку Дева была осуждена церковью, расследование Буйе как представителя светской власти являлось неправомочным. Тогда решили обратиться к папской курии.

В апреле 1452 г. папский легат кардинал д’Эстутвиль начал наконец официальное расследование. Вместе с главным инквизитором он допросил шестнадцать свидетелей, из которых пятеро — участники процесса осуждения — уже допрашивались Буйе. Затем легат передал собранные материалы двум экспертам — знатокам канонического права. Юристы не замедлили ответить внушительными записками, в которых, критикуя руанский процесс с правовой точки зрения и по существу, отметили все его сомнительные моменты, а также то, что оправдывало поведение подсудимой. В целом, хотя и не формулируя окончательных выводов, они показали полную несостоятельность процесса осуждения.

Одновременно сонм церковных авторитетов поднялся на защиту Орлеанской девы как во Франции, так и вне ее. Начался второй тур славословий. Подобно тому как это имело место в 1429 г., появилось несметное множество различных сочинений, авторы которых — богословы и юристы — весьма рьяно доказывали необходимость оправдания Жанны. И вот что примечательно: в этом хоре громче всего звучали голоса тех, кто раньше усерднее других подпевал англичанам и кто должен был бы в первую очередь отвечать за смерть героини!..

В 1453 г. окончилась Столетняя война. И сбылось предсказание Жанны, некогда брошенное неправедным судьям:

— Все англичане будут изгнаны из Франции, за исключением тех, которые найдут здесь смерть!..

А между тем апостолической санкции на открытие нового процесса все еще не было. Только через два года после окончания войны новый папа Каликст III издал указ, назначавший архиепископа Реймского и епископов Парижа и Кутанси верховными комиссарами по пересмотру руанского приговора.

И опять, в четвертый раз, собрались богословы и юристы, чтобы определить (на этот раз посмертно) судьбу скромной крестьянки из Лотарингии. 7 ноября 1455 г. новый трибунал приступил к работе. Так же, как двадцать четыре года назад, суетились судьи и ассистенты, так же рассылали уполномоченных для опроса свидетелей в места, где жила и действовала Жанна. Но теперь все это делалось с обратной целью: искали не дьявола, а ангелов, не колдовство и ересь, а небесное Откровение и Божье предопределение. Именно поэтому оправдательном процессе на первое место вышло все то, что когда-то епископ Кошон старательно отодвигал в тень. Перед членами нового трибунала прошли десятки лиц, знавших Жанну в различные периоды ее жизни рассказавших о ее необыкновенных качествах. Однако при этом следователи намеренно обошли целый период в жизни Жанны — от коронации до пленения девушки под Компьенем, поскольку именно тогда коренным образом изменилось отношение двора и церкви к ней, а об этом не хотели вспоминать. И еще одно. Новый трибунал не имел подсудимого. Дело формально возбудила мать Жанны, главным истцом в день объявления приговора выступил брат казненной, а вот ответчиков не оказалось. Это было естественно: не могла же церковь супить самое себя! Всю вину переложили на тех, с кого уже нечего было взять: на покойных Кошона, Эстиве и других. Что же касается живых, то в большинстве их даже не потревожили допросом. А некоторые из участников прошлого процесса, в свое время осудившие Жанну, теперь выступали чуть ли не как благодетели казненной.

В мае 1456 г. следствие было закончено. Верховные комиссары объявили день вынесения нового приговора. Этим днем стало 7 июня. В назначенный час в том же самом зале, где заседал когда-то трибунал Кошона, собрались члены нового суда во главе с новым архиепископом Реймским. Он огласил новый приговор.

Перечислив злоупотребления, имевшие место в прошлом процессе, он заключил: «...мы отменяем, кассируем и аннулируем прежние приговоры и лишаем их силы. И мы объявляем названную Жанну и ее родных очищенными от пятна бесчестья».

Так четверть века спустя после своей гибели была оправдана крестьянка Жанна, спасительница Франции. Но на этом ее посмертные приключения отнюдь не кончились.

Еще не просохли чернила на приговоре оправдательного трибунала, как начали складываться предпосылки для нового разбирательства только что закрытого дела. Процесс оправдания мог удовлетворить современников и потомков не больше, чем процесс осуждения. Обвиняя (и вполне обоснованно) суд 1431 г. в грубом попрании фактов, в преднамеренной лжи и клевете, судьи 1456 г. сами не проявили должной скрупулезности и любви к истине. Чтобы выяснить подлинную правду, нужен был еще один процесс, тщательно подготовленный и нелицеприятный; им мог стать только суд истории. Много препятствий оказалось на его пути. И главное из них состояло в том, что католическая церковь, некогда посылавшая проклятия в адрес «колдуньи и еретички», теперь монополизировала память о ней. Шли века. Гуманизм подготовил Реформацию, Реформация уступила дорогу Просвещению. А католические богословы и эрудиты так же цепко держали свою добычу и не собирались с ней расставаться. Это вызывало естественное противодействие, но шло оно зачастую по ложному пути. Достаточно вспомнить Вольтера с его «Орлеанской девственницей». Властитель дум XVIII века, борясь против «гадины», как он величал католическую церковь, использовал эпопею Жанны, чтобы зло высмеять мракобесие, тупость, жадность и развращенность католического духовенства. Но вольно или невольно писатель вместе с грязной водой выплеснул и ребенка: чистую и бескорыстную героиню, замученную инквизиторами, он превратил в глупую, развратную девку, не гнушавшуюся порочными связями с солдатами и полководцами обеих враждующих армий. Справедливость требует заметить, что Вольтер пытался отказаться от «Орлеанской девственницы» и в своем «Философском словаре» нашел для героини уважительные слова. Тем не менее негативная оценка образа Жанны, связанная с отношением к ней католической церкви, была характерна для просветительного движения в целом. Не лучше отнеслись к Деве и французские революционеры конца XVIII в.: после провозглашения республики, когда подверглись уничтожению статуи бывших королей, во многих местах не пощадили и изображений Жанны, а в Орлеане прекратили ежегодные праздники в ее честь, видя в ней только «орудие фанатизма» и «приспешницу деспота». Наполеон восстановил Орлеанский праздник и не скупился на хвалебные отзывы о Жанне-воительнице из чисто утилитарных соображений: первому консулу, а затем императору хотелось, чтобы в освободительнице Франции видели его патронессу. Реставрация, вернув католическую церковь, вернула и Деву, вновь утвердившуюся на алтарях, и в течение всего XIX в. прежний односторонний подход к оценке ее личности оставался помехой для историков, пытавшихся разобраться в сути дела. В то время лишь немногие из них, как Ж. Кишера, первый издатель процессуальных документов, или А. Мартен, автор монографии о Жанне, отважились выступить с частичными разоблачениями правительства Карла VII и церкви. Только в начале XX в. вышла книга, явившаяся самым сильным антицерковным выпадом в историографическом процессе Орлеанской девы.

Анатоль Франс известен миру в первую очередь как романист. Однако ему принадлежит обширное историческое исследование «Жизнь Жанны д’Арк» — плод многолетних архивных изысканий автора. Главная заслуга Франса состоит в том, что он показал живую Жанну со всеми ее радостями и горестями, с ее простой и чистой душой, с ее великой любовью к родине и маленькими человеческими слабостями. И все же книга А. Франса не в состоянии полностью удовлетворить взыскательного читателя. Разоблачив и разрушив старые и новые церковные легенды, Франс создал свою собственную. Полностью отбросив элементы чудесного, органично присущие истории Девы, писатель излишне приземлил один из наиболее возвышенных образов прошлого.

Церковь по-своему ответила на подобную трактовку героини: она решила канонизировать свою жертву. В 1920 г. Жанну официально причислили к лику святых. Так католическая церковь попыталась загладить преступление своих функционеров, погубивших Орлеанскую деву. Но и это не положило конец спорам о Жанне.

Под таким характерным названием вышла в 1962 г. книга К. Пастера. Это заглавие точно определяет ситуацию с оценкой Орлеанской девы в историографии XX в. Действительно, не успела исчезнуть опасность чрезмерного упрощения образа героини, как возникла новая: образ Жанны вдруг раздвоился и стал жить и развиваться в двух совершенно разных обличьях. Строго говоря, произошло это не «вдруг». Попытки выявить другую Жанну наблюдались и раньше, еще в XVI в. Но то были лишь робкие, неуверенные шаги... Теперь же две Жанны сосуществовали на равных, ставя подчас в тупик иного простодушного обывателя, не знающего, которой отдать предпочтение.

Две Жанны ни в чем не походили друг на друга.

Одна родилась в Домреми 6 января 1412 г., другая — в Париже 10 ноября 1407 г.

Отцом и матерью одной были крестьяне Жак Дарк и Изабелла Роме. Родителями другой — принц крови, герцог Луи Орлеанский и королева Франции Изабелла Баварская.

Первая умерла девушкой, вторая была замужем и имела двоих детей.

Первая слыла бессребреницей и всем делилась с бедняками, вторая отличалась алчностью и обирала доверчивых простаков.

Первая славилась скромностью и была умеренна в еде, вторая предавалась обжорству, пила и любила разгульные пляски.

Первая была целомудренна, вторая — развратна.

Первая не знала страха и устремлялась туда, где было опаснее всего, вторая сражениям предпочитала интриги.

Первую сожгли в Руане 30 мая 1431 г., вторая умерла естественной смертью где-то между 1443 и 1449 г.

Очевидно, читатель недоумевает. Что это? Бред? Мистификация? Шутка? Ничуть не бывало. Просто автор собрал и обобщил некоторые положения современной историографии о Жанне д’Арк. Двух Орлеанских дев, конечно, быть не могло, и любой читатель настоящего очерка не усомнится в выборе. Не сомневалось в нем и большинство французов. Для них, как и для нас, во все времена Орлеанская дева была одна: Жанна из Домреми, боровшаяся и погибшая за независимость родины. Под знаменем этой Жанны французы боролись против захватчиков-англичан в XV в., с ее именем на устах воевали они в рядах Сопротивления против гитлеровцев в XX в. И сегодня, собираясь на ежегодный праздник в Орлеане, они чтят ее, свою единственную Жанну из Домреми.

Откуда же взялась другая?

В послевоенный период в исторической науке возникла своеобразная мания — сокрушать очевидное, ревизовать устоявшееся, рвать традиции, перекраивать прошлое. Один вытаскивает старую историю «Железной маски», переделывая в ней все по-новому, другой превращает детоубийцу «Синюю бороду» в невинно пострадавшего праведника, третий реабилитирует мистификатора и шарлатана Калиостро, делая из него великого ученого, истинного пророка и чуть ли не святого. Эти «открыватели истины», падкие до сенсаций, не утруждают себя поисками фактов. Под маркой «пересмотра» и «срывания покровов с тайны» они городят подчас невероятную чепуху, лишь бы поразить воображение простака. Истории бедной Жанны, которой пришлось столько претерпеть и при жизни, и после смерти, также коснулось это поветрие.

Все началось с проблемы, послужившей заголовком настоящей работы: «Была ли сожжена Жанна д’Арк?»

Вспомним, современники, боготворившие Деву, не верили, что она погибла в Руане. В хрониках и других документах на этот счет также имелись некоторые неясности. За все это и ухватились некоторые почитатели исторических парадоксов. Согласно их версии, Жанну н последний момент якобы заменили другой женщиной. Подлинную же героиню подземным ходом вывели из Буврейского замка. Для чего понадобилось смертельным врагам Жанны спасать ее от костра, на который с таким рвением они старались ее возвести? Сторонников «спасения» этот вопрос не застал врасплох. Они заявили, что Жанна была незаконнорожденной сестрой Карла VII, и англичане хотели использовать ее как козырь при заключении мира. Сестрой Карла VII?.. Да, поскольку матерью ее была королева Изабелла, а отцом — герцог Орлеанский, любовник Изабеллы. Сразу после рождения девочку отвезли в деревню Домреми и отдали на воспитание крестьянину Дарку. Поскольку версия эта не соответствовала общепринятой хронологии, дату рождения девушки перенесли на шесть лет назад... Естественно поинтересоваться, есть ли доказательства всего этого? Нет, абсолютно никаких. Но это не смущает счастливых обладателей «истинных знаний». Полет их фантазии продолжается. Что же было со «спасенной» дальше? Англичане несколько лет держали ее в тюрьме. Потом она бежала и снова явилась миру... Вот тут-то и проделывается хитрый трюк: перебрасывается мостик от фантазии к действительности, но какой действительности! Дальнейшую эпопею «спасенной» продолжает... Жанна д’Армуаз! Да, не удивляйтесь, читатель, славная когорта парадоксалистов дружно заявляет, что Жанна д’Арк и самозванка, подлинное имя которой было Клод, одно лицо! Доказательства? По-прежнему никаких. И какие могут быть доказательства, когда мы знаем, что вся деятельность самозванки, ее нравственный облик в корне противоречат подлинной Деве, известной по источникам. Наконец, мы видели, что самозванка была разоблачена и, более того, во всем призналась сама. Но какое дело до этого «крушителям традиций»? Что им до подлинной истории, до национальной гордости — лишь бы удивить людей! Самое неприятное во всем этом, что, следуя моде, девушку-героиню подносят как некую «секс-бомбу», приписывая ей такие похождения, до которых не мог додуматься даже весьма эрудированный в подобных вопросах Вольтер. А один из «исследователей» в угоду любителям детективов превратил Жанну... в секретного агента ордена францисканцев!..

Однако довольно об этом. Достаточно будет сказать, что в конце концов «новаторы» получили по заслугам. В 1973 г. вышла книга И. Грандо «Поруганная Жанна», в которой автор на основе кропотливого анализа источников вдребезги разбил все построения псевдоисториков и призвал их к ответу за бессовестное искажение образа Девы. Он сумел вывести историографию из тупика и дать верное направление ее дальнейшему развитию. Р. Перну, сделавшая неоценимо много для восстановления подлинного образа Жанны, в предисловии к книге Грандо назвала его труд «незаменимым».

Научные труды Режин Перну, и прежде всего ее многочисленные работы о Жанне, мне были известны давно; лично же я познакомился с ней летом 1976 г. в Москве. Я только что вернулся из поездки по Франции. Оказавшись в Руане, побывал в соборе, в архиепископском дворце, где судили Жанну, на кладбище Сент-Уэн, где ее заставили отречься, на Старом рынке, где она встретила страшную смерть. Впечатления от увиденного были совсем свежи, когда журнал «Советская женщина» организовал нашу встречу. Кинорежиссер Глеб Панфилов, создатель фильма «Начало», актриса Инна Чурикова, исполнительница роли Жанны, и пишущий эти строки старались как могли удовлетворить законное любопытство французской гостьи. Панфилов подарил Р. Перну свой сценарий «Жизнь Жанны д’Арк». Я также преподнес ей свою «Жанну» на русском языке и в переводах на латышский, армянский, татарский, болгарский, румынский и венгерский языки. Наша собеседница была приятно удивлена столь пристальным вниманием к истории Орлеанской девы.

Два года спустя я получил приглашение от Орлеанского центра Жанны д’Арк посетить Францию.

Центр, основательницей и директрисой которого является мадемуазель Перну, был создан в 1974 г. Его главной задачей стала борьба с фальсификаторами за подлинную Жанну, показ во всем величии ее самоотверженности и простоты. Центр располагает большим количеством документов и обширной библиотекой. Микрофильмы, микрокопии и ксерокопии, равно как и цветные слайды, воспроизводящие фрагменты рукописей и миниатюры XV в., дают возможность центру проводить многочисленные выставки и конференции, выпускать периодические издания.

Естественно, именно центр сыграл ведущую роль в подготовке и проведении двух главных мероприятий юбилейного 1979 г.: Орлеанского праздника и международного коллоквиума. Дело в том, что майский праздник Орлеанской девы совпадает по календарю с днем окончания второй мировой войны. 550-я годовщина освобождения Орлеана от англичан пришлась на празднование 34-й годовщины освобождения страны от гитлеровской оккупации. Это совпадение придало празднику 1979 г. особую торжественность. В день 8 мая состоялись и шествие делегатов французских провинций в национальных костюмах, и парад войск. В торжествах приняли участие гражданские и духовные власти, общества ветеранов и спортивные организации, французские и зарубежные музыкальные коллективы. В Орлеан съехались иногородние и иностранные делегации. И — самое интересное — демонстранты приносили присягу... Жанне д’Арк! Да-да, живая Жанна, в доспехах, со знаменем, в окружении оруженосцев, гарцевала в тот день по улицам города!..

На майском празднике мне побывать не довелось. Отправился я во Францию осенью, в октябре, чтобы принять участие в работе коллоквиума.

Орлеан... Город Жанны д’Арк, навсегда связанный с именем Девы... За те шесть дней, которые я в нем провел, каждый свободный час был потрачен на изучение его улиц, площадей, памятников. Конечно, в современном Орлеане от дней Жанны сохранилось не так уж много. Город вырос более чем в три раза. Старые башни и стены давно снесены, нет старого моста, по которому проезжала Жанна. Вместо него несколько западнее, против улицы Ройаль, главной магистрали города, возведен другой. Но по-прежнему, как и в XV в., величавой громадой высится собор Сен-Круа. Бомбардировки военных лет, сильно изувечившие город, его не коснулись, лишь кое-где были выбиты цветные витражи, ныне замененные простыми стеклами. Сохранилась и улица Бургонь, по которой в сопровождении несметной толпы проехала Дева в день своего прибытия в Орлеан. Неподалеку от нее — дом Буше, в котором жила героиня во время своего пребывания в городе. Правда, от исторического дома после одной из бомбежек 1940 г. остался лишь фундамент. Но по окончании войны жители Орлеана восстановили его по чертежам и рисункам; ныне он стал музеем Жанны д’Арк...

В течение тех шести дней Жанна была постоянно со мной, и не только потому, что имя ее постоянно звучало на коллоквиуме. Все в этом городе напоминало о ней. Гостиница, в которой я жил, помещалась близ площади Мартруа, неподалеку от собора. Каждое утро я просыпался под звон колоколов на башнях Сен-Круа с мыслью, что такой же звон будил и Жанну. Отправляясь на коллоквиум утром и возвращаясь вечером, я проходил через площадь Мартруа и видел прекрасную конную статую Жанны работы Фойятье, совершенно разную в лучах восходящего солнца и в лучах прожекторов. Жанна смотрела на меня с витрин всевозможных выставок, с плакатов на стенах домов, с огромного старинного гобелена в церкви Сен-Пьер, где проходило большинство заседаний коллоквиума.

Что же касается самого коллоквиума, то в данном случае вряд ли уместно на нем подробно останавливаться. Но если выделить наиболее существенное из того, что на нем прозвучало, то это многократно повторенная мысль о вечном, непреходящем значении подвига Жанны д’Арк не только для французов, но и для всего человечества. И это знаменательно: вот он, подлинный триумф Орлеанской девы!

Нет сомнения, пройдут годы, а в славном городе Орлеане будут снова и снова собираться ученые разных стран, и снова будут славить Жанну, и резонанс этих встреч будет отдаваться в Москве и Санкт-Петербурге, в Лондоне и Нью-Йорке и во многих других городах.

Ибо Жанна — воплощение великого подвига, а подвиг бессмертен.