Наплевать и забыть не получилось.
Спустя несколько дней после того, как Ракитина отказалась заклеивать окна, в вестибюле, на широченном стенде, прямо рядом с расписанием, вывесили «Молнию» – общешкольную стенгазету, где обычно продёргивали всех отличившихся.
Рисовала газету Галя Бакулина по поручению комитета комсомола. И нарисовала очень талантливо, надо сказать. Вроде и карикатуры, а узнаваемы. Ну я, во всяком случае, ещё не читая, сразу признал Ракитину в глазастом человечке, развалившемся на диване. А ниже шёл разгромный текст.
Если вкратце – о том, что некоторые личности без стыда и совести прохлаждаются, пока их товарищи помогают стране с уборкой урожая; поплёвывают в потолок, пока другие моют окна и трудятся на общее благо. Ну и всё в таком духе.
Статья заканчивалась риторическим вопросом: разве достойны такие, как ученица 10 «А» Татьяна Ракитина, быть комсомольцами? И снова тот же глазастый кривоногий человечек, только теперь он не лежал, а жалко ёжился у стенки под прицелом грозного товарищеского перста.
Заголовок тоже бил наповал: «Позор паразитам! Тунеядцам – бой!».
В «Молнии» вскользь прошлись и по другим нарушителям, но главной звездой выпуска была всё же Ракитина.
Народ толпился у стенда, обсуждая и посмеиваясь. Кто-то оценил карикатуры: «А что? Похожа!».
Ему поддакнули: «Да вообще один в один – Ракитина!».
Третий заметил: «Только ноги у неё на самом деле не кривые» и получил ответ: «Это её за тунеядство наградили».
Сама «звезда» стенгазету увидела не сразу. Опять опаздывала. Не понимаю – разве нельзя выйти из дома пораньше и прийти вовремя? Или она намеренно всех злит?
На первый урок она так и не явилась. Заболела? Или прогуливает?
Ну а после второго урока школу облетела новость: ЧП! Ракитина избила двух восьмиклассниц!
Честно говоря, я в первый момент попросту опешил. Такого не ожидал даже от неё.
Класс взбудораженно гудел, обсуждая подробности. Раечка стенала и пила валерианку, судорожно хватаясь за сердце. А я напряжённо переваривал услышанное.
Если всё так, как говорят, то Ракитина законченная дура. Ведь и без того по краю ходит, и всё равно ей неймётся. Как будто намеренно портит жизнь всем: и себе, и людям. Класс позорит, лишние неприятности создаёт. Непонятно только – чего добивается? Чтобы её из комсомола выгнали? Или сразу из школы исключили?
Впрочем, это был бы выход. Все бы сразу спокойно вздохнули. И я бы вздохнул.
И, кстати, где она?
***
В кабинете директора организовали стихийное вече.
Разумеется, я не мог остаться в стороне. Кто бы мне позволил? Раз комсорг – неси ответственность за каждую паршивую овцу. И это я ещё легко отделался. Просто пожурили мягко: недосмотрел, недоработал. Я с самым серьёзным видом покивал, мол, согласен, исправлюсь.
А вот несчастную Раечку аж потряхивало. Я не очень в курсе, как там у учителей всё устроено в плане ответственности за своих подопечных, но догадываюсь – ей наверняка прилетит за выходку Ракитиной.
Восьмиклассницы – с виду, к счастью, целые и невредимые, разве только слегка перепуганные – сбивчиво рассказывали, как дежурили в вестибюле, как Ракитина заявилась после звонка и на просьбу сообщить фамилию и класс (опоздала ведь!) послала их очень грубо, а потом подошла к стенду и, увидев «Молнию», содрала стенгазету. Они, как добросовестные дежурные, попытались ей помешать, но Ракитина одну девочку оттолкнула, а вторую – и вовсе ударила. Ну а газету порвала. А затем ушла. Просто сбежала и всё, хлопнув дверью.
Меня от злости на эту дуру скрутило похлеще, чем Раечку. Чем вообще Ракитина думает? Ну, понятно – «Молния» ей не понравилась. Наверное, неприятно это – когда на тебя карикатуры рисуют и называют паразитом, тунеядцем и всё такое, но она же сама виновата. Как себя показала, так её и изобразили.
Эльвира Демьяновна девчонок похвалила, те даже порозовели от удовольствия. И преисполненные чувства выполненного долга удалились.
Потом директриса повернулась к нам:
– Ну-с. Что будем делать?
Раечка занервничала ещё больше. Затараторила, что Ракитина – чума, катастрофа, бедствие. Что она неуправляемая и совершенно неподдающаяся, и проще зайца научить плясать, чем хоть как-то повлиять на неё. Что давно пора гнать из школы эту злостную нарушительницу. А из комсомола – так тем более. Всем только легче станет.
– Вышвырнуть человека мы всегда успеем, – властным жестом прервала её поток Эльвира Демьяновна. – Так оно и правда легче. Но у нас ведь задача совсем другая. Не только карать, но и спасать. Не только учить, но и воспитывать. Оступившимся – помочь осознать ошибку и исправить. Отбившихся – взять на поруки, чем-то заинтересовать…
Раечка слушала и с готовностью поддакивала каждому слову директрисы, будто это и не она несколько минут назад утверждала совсем обратное.
Правда, когда мы вышли, фыркнула:
– Не понимаю, почему мы должны нянчиться с этой Ракитиной…
И тут я с ней, в принципе, солидарен. Если человеку ничего не надо, почему кто-то другой должен его «спасать»? Свою ведь голову не приставишь.
В общем, нам было велено провести собрание, разобрать поступок Ракитиной, ну и коллективно решить, что с ней делать дальше. Хотя какое именно нужно принять решение, директриса совершенно конкретно намекнула. Так что это собрание – очередной театр. Ну и лишняя головная боль.