Глава 20

Хуан не знал прежде подобной боли. Она даже не походила на ту нестерпимую агонию, что испытал он, когда его подстрелили в ногу. Эта боль стремительно расползлась по всему телу, захватив мышцы, так что каждое малейшее движение приносило адское мучение. Мышцы ног и спины приняли на себя всю нагрузку парапланинга, и ощущение было такое, словно они горели изнутри. Он не мог разжать пальцев рук, уже более трех часов сжимавших тормозные тросы парашюта. Они посинели и совершенно его не слушались. Он не мог расслабить ни один нерв, ни один мускул своего тела. Да этого и нельзя было делать, иначе он потерял бы управление парашютом, и сильным порывом ветра его бы отнесло в сторону от колеи.

Делать было нечего, и Хуан так и продолжал свой полет над пустыней.

Однако через некоторое время он заметил, что начал уж совсем выбиваться из сил: на поворотах все слабее и слабее работал тормозными тросами, а когда приземлялся на верхушки дюн ради мимолетного отдыха, все с большим трудом вновь пускался в полет.

С тех пор как Макс сообщил ему по спутниковой связи, что Эдди, Майка и Ски взяли, Кабрильо еще ни разу толком не отдохнул.

Из разговора, который Линк услышал по наушнику радиосвязи, когда схватили его сослуживцев, он мог сделать вывод, что это были отряды африканцев, охранявших в Дьявольском Оазисе Мозеса Ндебеле, лидера оппозиции, выступившего против правительства Зимбабве.

Согласно результатам проведенного Линдой расследования, через несколько дней должен был состояться суд над Ндебеле, в ходе которого ему, скорее всего, вынесли бы смертный приговор. В Зимбабве ввели военное положение, а в ее столице Хараре — комендантский час.

Линда выяснила, что у Ндебеле имеется огромная сеть последователей, затрагивающая и многие воинственные африканские племена. Оппозиция во главе с Ндебеле имела все шансы свергнуть коррумпированное правительство страны и установить демократию, благодаря которой некогда Зимбабве была одной из самых богатых, процветающих стран на африканском континенте. Однако в настоящее время голод и болезни нанесли серьезный удар по ее возможностям, резко сократив численность населения. Хоть в те времена, когда Зимбабве была известна под названием Южная Родезия, а управляла страной кучка белых людей, о Ндебеле бытовала слава как о жестоком лидере партизанской оппозиции, но все же он призывал идти по ненасильственному пути свержения старого режима, и в этом Линда увидела отголоски политики Ганди.

Линк уже связался с Максом и передал ему полученную информацию, и тот успел уже перенаправить ее Лэнгстону Оверхольту. Лэнг ответил, что спасение Ндебеле весьма удачно скажется на взаимоотношениях Африки и Америки, значительно укрепив позиции последней на побережьях южной Африки. Конечно, рано было еще делить шкуру не убитого медведя, однако Лэнг заверил Макса, что удачный исход этой операции обернется многими миллионами долларов.

Макс также сообщил Оверхольту, что Сьюзен Донливи отнюдь не была жертвой похищения, оказавшись с похитителями заодно. И, улучив удобный момент, она выстрелила в грудь ученого Джеффри Меррика, но Линг затруднялся ответить, насколько серьезно ранение.

Поскольку остальные члены операции оказались в плену, Линк поинтересовался у Макса, как ему следует поступать дальше, ведь охрана вот-вот обнаружит его. Следует ли ему отразить нападение или лучше убраться подальше от тюрьмы на одном из мотоциклов?

— И каково было твое приказание? — поинтересовался Хуан.

— Думаю, здесь не трудно догадаться.

— Да, должно быть, тяжело оставлять команду в такой ситуации. Но это было правильное решение. — Хуан точно знал, что иного выхода и быть не могло.

— Да, хотя это равносильно предательству.

— Ты засек его?

— Он уже в двадцати милях от того места, где Малыш посадил самолет. На мотоцикле он выжимает в среднем около тридцати миль в час. Кстати, ты и сам-то не подкачал: преодолел уже более сорока миль.

Глупо, конечно, но Хуан все же поинтересовался у Макса, далеко ли ему еще было до самолета.

— Более ста пятидесяти миль.

До того как взойдет солнце, он не успеет преодолеть и половины пути, поэтому надо позаботиться об укрытии, иначе обезвоживания ему не избежать. Конечно, был и другой выход: связаться с Хендерсоном, чтобы он сел где-нибудь неподалеку от Кабрильо. Но Хуан и сам понимал, что это вряд ли возможно, поскольку его окружали сплошь песчаные дюны, и возможность найти какую-нибудь ровную поверхность, способную выдержать вес самолета, была одной на миллион.

— Если террористы не засекли Линка, пусть тогда они с Малышом и Хакс ждут меня на месте.

— Что ты задумал?

— Пусть ждут так, на всякий случай. Вдруг я наткнусь на что-нибудь интересное.

Кабрильо никогда не делал ничего просто так.


С того момента прошло уже два часа, самых долгих в жизни Кабрильо.

Он немного расслабил правый тормозной трос, поскольку ветер слегка сменил направление, а впереди возвышался хребет огромной дюны. На протестующих против всякого движения ногах он заскользил по склону. Колея, шедшая у него справа, теперь оказалась левее: во время полета сменившееся направление ветра слегка отнесло его в сторону. Впереди показалась очередная дюна, однако эта была значительно выше всех остальных, что он уже преодолел за время своего путешествия. Высота, на которой он приближался к дюне, оказалась недостаточной, чтобы пластина, прикрепленная к его ноге, опустилась на хребет, пустив его, тем самым, по склону дюны. Пластина слегка взъерошила песок на хребте, и Хуан, потеряв скорость, начал усиленно натягивать то правый, то левый тормозной трос, стараясь не потерять равновесие и не упасть.

Физическая работа настолько сильно истощила ресурсы его организма, что каждое движение он делал на автомате; мозг его, так страстно желавший опрокинуться в пучину сна, отказывался работать; его внимание и рефлексы притупились, он лишь мечтал о недосягаемом покое и отдыхе. Когда он скользил по склону, ему приходилось резко отклоняться назад, подчиняясь полету парашюта, поскольку тот находился теперь у него перед глазами, так что спина практически касалась склона дюны, невыносимо напрягая мышцы ног. Вдруг внезапным порывом ветра, подхватившим парашют, Хуана стремительно понесло к подножию дюны, и только тут он с ужасом заметил, что прямо внизу, светя ему навстречу фарами, в ряд остановились четыре грузовика. Один из них, по-видимому, сломался, поскольку вокруг него сгрудился экипаж всего конвоя, причем двое мужчин, взобравшись на бампер, старались выяснить причину поломки, скрывшись под капотом. Однако они не забыли о мерах предосторожности: несколько солдат ежеминутно обходили временный лагерь, баюкая в руках штурмовые винтовки. Кабрильо планировал осторожно приблизиться к ним и перед тем, как вступить в контакт, выяснить, на чьей они стороне.

Однако внезапный сильный порыв ветра подхватил его и грозился опустить прямо в сердце их вынужденного места стоянки. Он резко нажал по тормозам, и едва коснувшись песка ногами, стал отчаянно комкать руками парашют, чтобы поскорее скрыть его из поля видимости конвоиров. Он еще надеялся вскарабкаться обратно по крутому склону дюны, чтобы уйти незамеченным. Только Хуан добрался было до хребта дюны, изо всех сил упираясь руками и ногами в мягкий песок, как вновь налетел сильный ветер и сбил его с ног, и он, путаясь в нейлоне парашюта, кубарем покатился вниз. Через несколько секунд он оказался у подножия дюны, крепко обернутый в парашют, словно древняя египетская мумия; песок забился ему в ноздри и рот. Отчаянно отплевываясь и кашляя, он попытался высвободить хотя бы одну руку, чтобы разрезать тот плотный кокон, что сдавливал ему грудь, однако ничего не выходило. Тут же он увидел, как четверо мужчин, вооруженных штурмовыми винтовками, отделились от остальной команды и бросились к нему.

— Здорово, парни, — бодро произнес он, — не поможете ли мне освободиться?


После того как у них отобрали все снаряжение, включая окуляры инфракрасного и ночного видения, охрана рассадила их по одному по смежным камерам того отделения для заключенных, где держали Мозеса Ндебеле.

Джеффри Меррика забрала группа штатских. Они выглядели в точности так, как Майк Троно представлял себе экологов-фанатиков. По длинным волосам невозможно было различить их половую принадлежность. Легкий запах масла пачули едва скрывал запах марихуаны, насквозь пропитавшей их одежды.

Эдди массировал правую скулу, ноющую от удара, которым наградила его, очнувшись, Сьюзен Донливи. Охранник, что проходил мимо камеры, увидев, что он делает, самодовольно усмехнулся.

По вычислениям Эдди, тюрьму охраняли более сотни вооруженных наемников. Теперь, когда избыток адреналина покинул его жилы, и у него появилось предостаточно времени для раздумий, он мог критически оценить положение, в котором оказалась его команда. В этом отделении содержали Мозеса Ндебеле, и все это полчище вооруженных наемников его стерегло. Да это и не удивительно, он ведь был единственной надеждой оппозиции на урегулирование ситуации в стране, поэтому представители правящего режима поспешили его обезвредить, заперев в Богом забытой тюрьме на краю пустыни. Оставь они его в Зимбабве, сторонники тут же пошли бы на все возможное, чтобы вызволить Мозеса из заточения. А так никто даже и не догадывался, где он находится.

Затем он вспомнил о Меррике. Между ним и Ндебеле определенно была какая-то связь, не случайно ведь они оказались в одном месте в одно время, вот только какая? По-видимому, Дэниел Сингер пошел на сговор с властями Зимбабве, чтобы те дали разрешение на использование их старой тюрьмы.

Прошло около двух часов. Поскольку Линка не привели в одну из тюремных камер, Эдди сделал вывод, что бывший «морской котик» благополучно выбрался отсюда на одном из мотоциклов. Он облегченно вздохнул. Некоторое время назад в отделение вошел старший офицер гарнизона и объявил, что их команда будет казнена на рассвете. Поэтому не было никакого смысла Линку лезть в эту заваруху: спасти он их все равно бы не смог, судьба их уже решена, а у него еще был шанс выбраться.

С другой стороны, ждать помощи с «Орегона» тоже не приходилось. Капитан застрял в пустыне, Малыш и доктор Хаксли где-то в милях двухстах от тюрьмы. Даже если Линк уже передал Максу, что операция провалилась, и тот выслал команду и несколько самолетов им на помощь, единственным транспортным средством, которое могло бы передвигаться по пустыне, был «Харлей-Дэвидсон» Линка, находившийся на борту «Орегона»: ведь никакой самолет не сможет сесть на мягкий песок. А Линк все еще торчал в пустыне.

Окончив колледж, Эдди сразу же вступил в ряды ЦРУ. Практически всю свою карьеру он мотался из США в Китай и обратно, налаживая сеть надежных информантов и снабжая тем самым ЦРУ ценными сведениями. Весной 2001 года он сыграл важнейшую роль в операции на острове Хайнань, когда китайские террористы удерживали в заложниках экипаж самолета американской секретной разведки. Тогда ему удалось проникнуть в штаб бандитов и раздобыть важнейшую информацию, которая позднее не дала вспыхнувшему международному конфликту перерасти в военное столкновение. Эдди так лихо и искусно обвел китайские секретные службы, весьма, кстати, квалифицированные, вокруг пальца, что те даже ничего не заподозрили.

Но все-таки в глубине души Эдди Сенга все еще теплился слабый лучик надежды на то, что Хуан Кабрильо найдет способ спасти их.

Хотя оба служили в ЦРУ в одно и то же время, встретились они и лично познакомились только тогда, когда ушли в отставку. Задолго до того момента Эдди уже был достаточно наслышан о подвигах Хуана Кабрильо. Решение одних из самых серьезных и опасных международных проблем в истории ЦРУ принадлежало лично Кабрильо. Тогда он действовал в одиночку, причем в самых горячих точках мира: превосходное знание многих языков, в том числе испанского, русского и арабского, уже говорило само за себя. В ЦРУ о нем ходили легенды. Из-за безупречной репутации и белокурой шевелюры его стали отождествлять с мистером Фелпсом, главным героем фильма «Миссия: невыполнима».

Выследить наркоконтрабандистов в Колумбии и Панаме или обезвредить сирийских террористов, собиравшихся врезаться в здание израильского парламента на захваченном пассажирском самолете, — все это было по плечу лишь одному Хуану.

Отсюда Эдди Сенгу оставалось только уповать на Хуана Кабрильо, своего бесстрашного и хитрого капитана, который, располагая всего лишь несколькими часами до рассвета и, мягко говоря, ограниченными возможностями, мог умудриться спасти команду и довести миссию до успешного конца.


Яркий луч света от фонаря одного из конвоиров ослепил Кабрильо. Было слышно, как щелкнули затворы предохранителей на винтовках. Хуан не шевелился. Следующие несколько секунд, когда обострились все его ощущения в ожидании выстрелов, показались ему самыми длинными в его жизни. Один из мужчин приблизился к нему, приставив к виску свой револьвер, «Уэбли» старой модели, насколько Кабрильо успел заметить. Он был старше Хуана, на вид за пятьдесят, седина уже проклевывалась сквозь его густую шевелюру, глубокие морщины изрезали лоб.

— Кто вы? — осторожно спросил он Хуана.

— Мое имя — Хуан Родригес Кабрильо.

И, исходя из возраста и обмундирования этого мужчины, а также из того, что все они были вооружены и направлялись в Дьявольский Оазис, Хуан рискнул добавить:

— Я здесь, чтобы помочь вам спасти Мозеса Ндебеле.

Пожилой мужчина еще плотнее прижал свой револьвер к виску Хуана.

Кабрильо инстинктивно сжался, молясь, чтобы его задумка не стоила ему жизни: вдруг эти люди все же имели отношение к экологам-фанатикам — внешность обманчива.

— Трое моих людей сейчас схвачены африканскими наемниками, стерегущими Ндебеле. Они проникли туда, чтобы спасти одного американского бизнесмена. Однако одному члену моей команды удалось сбежать, и сейчас он и еще пара моих людей ожидают меня около самолета моей компании, севшего в милях сорока от тюрьмы. Я собираюсь спасти своих людей и помочь вам освободить вашего лидера.

Револьвер все давил Кабрильо на висок.

— Как вы нас нашли?

— У меня не раскрылся основной парашют, и пока я планировал на запасном, увидел следы колес ваших грузовиков. Воспользовавшись пластиной в качестве доски и поймав парашютом попутный ветер, я преодолел все это расстояние вплоть до места вашей стоянки.

— Вы сами понимаете, что в это верится с трудом?

Африканец опустил пистолет и произнес что-то на родном языке, обращаясь к своему товарищу. И тот, выступив из темноты, вынул из ботинка нож.

— В подтверждение моих намерений хочу вас предупредить, что с собой у меня небольшой пистолет и автомат.

Конвоир, застыв в руке с ножом, бросил взгляд на старого африканца. Тот кивнул, и через секунду Хуан уже мог вздохнуть полной грудью. Он медленно поднялся, стараясь все время держать руки на виду конвоиров, как можно дальше от кобуры с пистолетом.

— Спасибо, — произнес он и протянул руку, — зовите меня Хуан.

— Мафана, — пожал ему руку старый африканец. — Что вам известно о нашем отце Мозесе Ндебеле?

— Знаю лишь только то, что через несколько часов его казнят, и если это произойдет, с ним умрет ваша надежда на государственный переворот.

— Мозес Ндебеле — первый вождь в Зимбабве, который своей властной рукой сумел объединить два воинствующих племени — матабеле и машона, — произнес Мафана. — В период войны за независимость он дослужился до звания генерала, когда ему еще не стукнуло тридцать. Но после войны правительство нашей страны посчитало, что его авторитет представляет угрозу стабильности. С тех пор его часто сажали в тюрьму по любому поводу и пытали. Последние два года они держат его в заточении и, как вы сказали, собираются покончить с ним на рассвете.

— Сколько у вас людей?

— Всего тридцать. Только те, кто остался верен Мозесу Ндебеле до самого конца.

Хуан вгляделся в лица африканских солдат. Им всем было не более тридцати, однако долгие годы кровопролитной войны уже наложили отпечаток на их лица, состарив их раньше времени. Только глаза их еще горели дерзким огоньком бесконечной верности своему вождю.

— Что с грузовиком? — поинтересовался Хуан, попытавшись ступить вперед, однако забыл, что пластина, служившая ему доской, все еще была приделана к протезу, и, споткнувшись, упал прямо лицом вниз. Двое африканцев тихонько прыснули.

Улыбаясь, Хуан перевернулся на спину и сел, при этом правая штанина его брюк задралась. Смех моментально стих, как только солдаты увидели поблескивавший в свете фар протез. Кабрильо, нисколько не смущаясь, произнес:

— Да, это протез, однако он ничуть не хуже самой настоящей ноги.

Солдаты вновь разразились смехом.

— Отвечаю на ваш вопрос: мы уже починили грузовик, теперь с ним все в порядке, — посерьезнев, произнес старый африканец, помогая Кабрильо подняться на ноги. Оба они медленно зашагали к остальным.

— Что произошло с машиной?

— Песок попал в бензонасос. Теперь нам нужно отправляться, мы уже потеряли уйму времени.

Кабрильо присел на песок около разложенной неподалеку от грузовика простыни, на которой солдаты разложили необходимые инструменты, и, позаимствовав на время молоток и стамеску, принялся отцеплять от протеза пластину.

— Каков ваш план освобождения Ндебеле?

— Мы собираемся сесть в засаду неподалеку от ворот тюрьмы и ждать, пока его не повезут к месту казни. Они, конечно, могут воспользоваться грузовиками, однако мы думаем, что увезут они его на самолете. В Хараре ходят слухи, что слушание над ним состоится всего через пару дней.

«К этому времени мои парни уже будут мертвы», — подумал Хуан. Также он моментально критически оценил план освобождения Ндебеле, поняв, что перед ним не профессионалы. Как только бандиты обнаружат засаду, они тут же пустят пулю в голову вождя. Нет, Хуану нужно было найти способ, заставить Мафану атаковать тюрьму до рассвета, иначе какой смысл ему затевать все это, если Эдди, Майк и Ски погибнут?

— А что вы скажете на мой план освободить Мозеса Ндебеле сегодня и доставить его в Южную Африку, ради его безопасности, на самолете?

— Я бы хотел поподробнее узнать детали вашего плана, — задумчиво произнес бывший партизан.

«Да, я тоже хотел бы», — пробормотал про себя Хуан, понимая, что располагает лишь считанными секундами на составление хоть какого-нибудь плана.

— Значит, для начала я хотел бы спросить, располагаете ли вы гранатометными установками?

— Да, у нас есть старые русские «РПГ-7», оставшиеся еще после гражданской войны.

Хуан тяжело вздохнул: война за независимость в Зимбабве завершилась уже двадцать пять лет назад.

— Не беспокойтесь, — произнес Мафана, — мы их уже опробовали.

— А как насчет тросов? Сколько футов у вас есть?

Мафана задал этот вопрос своему помощнику и сразу же перевел его ответ:

— Вот троса у нас много, по меньшей мере, тысячи две футов хорошего нейлонового троса.

— Ну, и напоследок, — произнес Хуан, обернувшись назад, где остался его парашют, поскольку внезапная идея озарила его, — кто-нибудь из вас умеет шить?

Загрузка...