Беременная невеста короля Братвы

Глава 20 — Майя

Мои глаза нервно бегают из стороны в сторону, когда стерильный запах родильной палаты обжигает мои носовые пазухи. Онемение ниже пояса, благодаря действию лекарств, которые мне давали ранее, я все еще иногда ощущаю боль и растяжение. Я морщусь, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать крик, который хочет сорваться с моих губ.

Рядом со мной Доминик, его рука сжимает мою, как якорь, подтверждая, что я не одна. Его хватка крепкая, и он не разу не отпускал мою руку, и я прильнула к нему. Я уверена, что моя мертвая хватка, усиливается рывками из-за схваток, причинила бы боль другому мужчине, но как бы сильно я ни сжимала, его это не беспокоит. Он беспокоится только обо мне.

Предвкушение и тревога, родственные эмоции, сопровождавшие наших близнецов в палату, витают надо мной. Меня не так сильно волнует прерывистый ритм аппаратов, нежное бормотание медсестер.

Время идет, мой дискомфорт растягивается и распространяется, заставляя секунды тянуться с мучительной медлительностью. Я молча молюсь, чтобы пережить это и увидеть конечный результат, моих детей.

Я не могу видеть выражений лиц медсестер в масках, за исключением их глаз, которые были непроницаемыми.

— Все будет хорошо, — продолжает повторять Доминик, и в какой-то момент мне захотелось, чтобы он прекратил. Через некоторое время мне кажется, что он говорит это больше для себя, чем для меня.

Но он был сильным ради меня. Он здесь. Мне нужно отплатить ему тем же.

Что бы ни происходило подо мной, я расположена так, чтобы не знать и не видеть.

— Давайте закончим, — сказал доктор.

Что это значит? Как насчет детей? Что-то случилось?

Доминик больше не смотрит на меня. Его взгляд направлен на мои ноги, он ничего не говорит. Я выжидающе смотрю на него, потому что он был моей единственной понятной картой в этот неясный и мистифицирующий момент.

Я чувствую, как у меня на лбу появляется складка, а брови сходятся вместе. Машины только подпитывают мои страхи, поскольку я никак не могу понять, что они сообщают. Наркотики помогают мне успокоиться, но я не успокоюсь, пока не услышу эти крики, крики, которые являются частью моей души. Крики, о которых я мечтаю и которых жажду.

Затем до моих ушей доносится прекрасный звук.

Доминик смеётся сквозь маску и смотрит на меня, его глаза блестят.

Мой лоб разглаживается, когда меня озаряет радость. Даже в моем усталом состоянии я улыбаюсь.

Теперь я могу прочитать по их лицам в масках: все хорошо. Мои дети живы.

Я слышу шуршание и бег воды, когда младенцев впервые купают, и две медсестры приносят их к Доминику, который приближает одного из них к моему лицу, достаточно близко, чтобы я могла понюхать и поцеловать в лоб близнеца. Он кладет другого мне на грудь, и я поступаю с этим близнецом точно так же.

Их крики смягчаются до недовольного бормотания, когда они прижимаются к своим родителям. Их крошечные формы совершенны, каждый их вздох был чудом.

Моя радость оживает, вся боль забыта. Каждый момент, ведущий к этому, останется в прошлом.

Меня переводят в отдельную палату, мои дети неподалеку. Доминик, вернулся в свой обычный наряд, темный костюм-тройку, стоит над детскими кроватками и смотрит на них обоих с выражением удивления на лице.

Морщины на его лице разгладились, сменившись восторгом, письменное свидетельство того, насколько хорошо прошел день. Он был последним отцом в городе, и, глядя сквозь слегка приоткрытую занавеску, открывавшую вид на коридор, я могу разглядеть фигуру в костюме. Без сомнения, он был вооруженным охранником, это так похоже на Доминика, охранять свои самые драгоценные сокровища. Только сейчас я задумываюсь, буду ли я по-прежнему частью этого сокровища.

Может быть, теперь, когда я родила, он выбросит меня из своей жизни, чтобы продолжить свою. Быть оторванной от моих детей будет душераздирающим, худшим наказанием, которое только можно вообразить. Я отдам все на свете, чтобы увидеть, как они растут. Я вынашивала их все это время, лелея в своей утробе, насколько они принадлежали Доминику, настолько они были и моими.

Возможность того, что Доминик выгонит меня из их жизни, настолько ужасающая, что возвращает мою тревогу. Я пытаюсь скрыть это слабой улыбкой, когда он, наконец, смотрит на меня.

Теперь мы одни, белые стены палаты наблюдают за нами.… тишина. Нет ни спешащих медсестер, ни лекарств, которые нужно принимать. Просто отдохни, и невысказанные чувства витают в воздухе, дрейфуют вокруг нас.

— Так много нужно сказать, но я просто не знаю, как это выразить, — начинает Доминик. — Ты подарила мне мир, и все же 'спасибо' кажется такой маленькой фразой за все это. Ты перевернула мою жизнь. Ты заставила меня осознать жизнь, о которой я никогда не подозревал. Подарок за пределами подарков. Вершина сокровищ.

Он смотрит на детей, затем снова на меня. — Этот мир, который я построил,.. Я бы разрушил его в мгновение ока, если это обеспечит их безопасность. Я бы смотрел, как весь мир сгорит из-за них. — Его глаза сияют, когда он кладет руку мне на щеку. — Спасибо тебе, Майя. Спасибо, что подарила мне такие сокровища… бесценные сокровища, которые я ценю гораздо больше, чем себя. Они прекрасны. Я ими очень дорожу.

Он садится в кресло у моей кровати. — Я так много хочу сказать. Так много. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я все еще дорожу тобой. Может показаться, что это не так, и я сожалею, что не сказал тебе раньше. Однако, как ты знаешь, или, возможно, подозреваешь, у меня много страстей. Только в этом отношении ты выделяешься.

Он проводит рукой по моей щеке. — Я не рассказал тебе о смерти твоего брата, потому что, по правде говоря, не хотел, чтобы ты переживала шок. Если бы я знал, что это приведет к такому, я бы сделал все возможное, чтобы скрыть это дважды и раскрыть только тогда, когда это уместно. Мне неприятно видеть, как тебе больно. Легкие боли, твои переживания, они беспокоят меня, это и мои переживания тоже… — Он замолкает, когда видит слезы в моих глазах.

— Почему? — Я спрашиваю. — Почему я заставляю тебя так себя чувствовать?

Он пожимает плечами и улыбается. — Это может звучать глупо из уст такого человека, как я, но я люблю тебя, Майя.

Его слова были стрелами, которые пронзают меня прямо в сердце. Услышать их от Доминика? Это то, чего я никогда не думала, что когда-нибудь испытаю. Это громкие слова для него, и тот факт, что он сказал их мне? Что он пытался развеять мои сомнения? Это заставляет мое сердце забиться сильнее в груди.

В глазах у меня все так расплывчато, что почти ничего не видно. Я вытираю слезы и смотрю в его глубокие зеленые глаза, затем негромко смеюсь. — Я тоже люблю тебя, Доминик.

Я слишком слаба, чтобы говорить поэтически, как он. Слова не приходят. В любом случае, я никогда не увлекалась поэзией, я предпочитаю переходить прямо к делу, излагая его так, как оно должно быть.

— Я тоже тебя люблю, — слабо повторяю я.

Доминик придвигается ближе и берет меня за руку. — Ты сокровище, дороже золота, и я позабочусь о том, чтобы сохранить тебя. — Он заглядывает мне в глаза, его голос полон искренности. — Никто никогда не заберет тебя у меня. Даже ты. Ты моя, мышонок. Моя.

Слезы текут по моим щекам. Он любит меня. У меня было чувство, что так оно и есть, но, несмотря на это, я удивляюсь, ничто из того, что произошло между нами, не могло привести к такой любви, как у него.

— Спасибо тебе, Доминик. — Я слабо улыбаюсь, сжимая его руку.

— Я всегда буду защищать вас, — яростно говорит он. — Всех вас.

Он целует мои руки и кладет их на одеяло рядом со мной. Я смотрю на близнецов, таких невинных, с такими чистыми лицами, они выглядят как ангелы, но они были моими малышами. Мои навсегда.

Мое сердце немного тает от их милых улыбок. Я чувствую себя такой счастливой, такой привилегированной, что привела их в этот мир. Они такие драгоценные и хрупкие. Как я когда-нибудь отплачу им за все, что они для меня сделали?