Берко кантонист

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Со времени первого раздела Польши при Екатерине II границы России раздвинулись в сторону юго-запада, где жило много евреев. Царская власть, стараясь внедрить евреев в состав коренного населения России, усиленно заботилась о том, чтобы подчинить евреев и своим завоевательным задачам и военному строю государства.

При Павле I и при сыне его Александре Павловиче евреи несли денежную воинскую повинность, вернее, откупались от воинской повинности: за каждого рекрута в царскую армию, который приходился на долю евреев по разверстке, еврейские общества платили установленную законом сумму — от 360 до 500 рублей, наравне с русскими купцами, освобожденными от воинской повинности «в натуре».

Воцарение Николая Павловича после неудачного восстания декабристов 14 декабря 1825 года принесло коренную перемену в отбывании евреями воинской повинности. 26 августа 1827 года Николай Павлович издал указ «об обращении евреев к отправлению рекрутской повинности в натуре, с отменою денежного с них сбора, вместо отправления оной положенного». В указе и говорилось, что он имеет целью уравнять всех «верноподданных» царя в поставке рекрутов для армии. Но в уставе рекрутской повинности и военной службы евреев были особенности, которые делали рекрутскую повинность более тягостной для них, чем для иных народов России.

Уставом возраст рекрутов из евреев был определен от 12 до 25 лет, но николаевский двадцатипятилетний срок действительной военной службы начинался для евреев-солдат не с 18, а с 12 лет. Нельзя не отметить, что это печальное преимущество начинать «царскую службу» в детском возрасте евреи разделяли с некоторыми группами коренного русского населения: солдатскими детьми, сыновьями обнищавших помещиков и чиновников, а потом и с детьми ссыльнопоселенцев и каторжан.

При осмотре рекрутов-евреев в возрасте от 12 до 18 лет по новому уставу требовалось только, чтобы рекруты не имели никакой болезни и недостатков, не совместимых с военной службой; прочие требуемые общими правилами качества оставались при приеме евреев без «рассмотрения». А общие правила требовали, чтобы рекрут был высокого роста и имел большой объем груди; низкорослых и слабогрудых в солдаты не брали. Вот эти-то «общие правила» к малолетним рекрутам евреям и не применялись. Понятно, что мальчик в 12 лет никак не мог быть ростом с солдата, а узость груди, говоря о слабом развитии тела, не могла служить препятствием к приему, потому что малолетних рекрутов ожидала особенная судьба. Если рекрут-еврей не был уродом — хромцом или горбунчиком, если у него были целы все пальцы на руках, приемщик кричал: «Солдат хорош!» И с этого мгновения мальчишка делался солдатом. Малолетних еврейских рекрутов наравне с солдатскими детьми и сыновьями бедных служащих отправляли в военно-учебные заведения. Ученики этих школ назывались «военными кантонистами».

При разверстке рекрутов перед набором с каждой тысячи душ коренного населения назначались семь рекрутов, с тысячи же еврейских душ брали десять рекрутов. Очередные ежегодные наборы иногда миновали русскую деревню; в среднем коренное население давало через год. Поэтому неравенство еще усиливалось. Евреи в общем должны были давать на десять тысяч душ сто рекрутов, а остальное население — около сорока. Введение нового устава встретило сопротивление евреев. Они уклонялись от воинской повинности всеми доступными способами. В этом евреи, впрочем, следовали примеру других народов России. У кого были деньги, покупали рекрутские квитанции, подобно богатым русским людям, или приписывались к купеческой гильдии, иногда тратя на патент последние средства, или даже занимали деньги для этой цели у ростовщиков, попадая в их полную власть. Занятие земледелием освобождало по уставу 1827 года евреев от натуральной воинской повинности. Поэтому и в еврейские земледельческие колонии шли люди, которым была тягостна военная служба, и тем разрушался смысл этой николаевской затеи; в членовредительстве рекрутов евреи не отставали от мужиков, про которых николаевская армия пела удалую песню:

Рекрутская недоимка за евреями росла. Правительство Николая Павловича возложило ответ за исправную поставку рекрутов на еврейские общества. В каждой административной единице — городе, местечке — евреи составляли общество; оно выбирало каждые три года свое правление, которое именовалось кагалом. Через кагалы правительство Николая Павловича рассчитывало управлять евреями, не нарушая народных еврейских обычаев, подобно тому как мещанские общества в городах коренной России управлялись мещанскими старостами, общества купцов имели магистраты, а дворянские общества — предводителей. Кагалы входили в сословный строй России. Власть смотрела на евреев как на особое сословие.

Указом от 12 апреля 1835 года правительство Николая Павловича ввело новое «Положение об евреях»; на кагалы была возложена обязанность наблюдать, «чтобы предписания начальства, собственно к сословию местных жителей из евреев принадлежащие, были исполняемы в точности». Этот указ дал кагалам в руки большую власть над еврейскими обществами. В кагалы избирались люди богатые, от которых зависела всецело еврейская беднота. Когда над Россией после революций 1848 года нависла с Запада близкая военная гроза, правительство начало усиленные военные приготовления. Кагалам представили требования, чтобы недоимка по воинской повинности была погашена. Начались злоупотребления. Кагалы, возбуждая ужас в сердцах еврейской бедноты, начали сдавать в кантонисты мальчиков, не достигших и двенадцати лет; кагальные служители — ловчики — следили за каждым евреем, прибывшим со стороны, и если у него не было паспорта, то его сдавали как «бродягу» в зачет рекрутской недоимки с общества. Недаром в еврейской народной памяти эта пора получила имя «бехолес»!

Военно-учебные заведения, или попросту школы кантонистов, куда попадали малолетние рекрута, образовались из школ, основанных в России во время войн с Наполеоном. В начале XIX века заведения эти назывались уже военно-сиротскими отделениями. Число их значительно увеличилось по окончании отечественной войны (1812–1814), когда в них добровольно поступало множество мальчиков, оставшихся после убитых в течение этой войны солдат без призрения. Следующие сведения об этих школах заимствуем из «Отечественных записок» (1871, т. 197). Предметы наук в военно-сиротских отделениях равнялись тогдашнему гимназическому курсу; военных же наук в них не преподавалось. Так отделения просуществовали до двадцатых годов. В 1826 году отделения были переименованы в батальоны, полубатальоны, эскадроны, дивизионы и роты военных кантонистов, и умственное образование в них спустили ниже уездных училищ, а на первый план выставлено было приготовление мальчиков в солдаты. Право добровольного помещения мальчиков в эти преобразованные радикально заведения сохранено было за дворянами, чиновниками и духовенством; законные же и незаконные сыновья солдат обязывались непременно туда поступать с 10 до 14-летнего возраста и учиться в каких бы то ни было гражданских училищах им раз навсегда положительно воспрещалось. Далее, на основании нескольких особых, постепенно издававшихся узаконений в те же заведения направлялись сыновья бедных жителей Финляндии и цыган, там кочевавших, польских мятежников и солдат-шляхтичей, не доказавших свое дворянство, раскольников да малолетние: рекрута-евреи, бродяги, преступники и бесприютные. Затем, по достижении мальчиками в заведениях 18–20-летнего возраста и по окончании учения, они назначались в писаря, фельдшера, вахтеры, цейхдинёры, цейхшрейберы и тому подобные нестроевые должности военного и морского ведомств, частью во фронт, а некоторые учителями в те же самые заведения, из которых вышли. Прослужить должны были: дворяне — 3 года, обер-офицерские дети — 6, духовных, например дьяконов, — 8 лет, а остальные общий тогдашний солдатский срок — 25 лет, если ранее не производились в чиновники: за отличие — за 12 лет, а за обыкновенную выслугу — за 20 лет. Всех заведений с 1826 по 1857 год включительно считалось 52, в каждом почти губернском городе по одному. Солдатские сыновья, в какой кто губернии родился — к тому местному заведению или приписывали, и до 10–14 лет они и оставались при отце или матери, которые получали на них в год рубля по три на воспитание, а потом их брали в заведение на казенное содержание; евреев же и поляков — для того чтобы ими приумножить православных — всегда пересылали далеко от родины: киевских, например, в Пермь и отнюдь не ближе Нижнего-Новгорода. Воспитывалось во всех заведениях ежегодно от 245 000 до 270 000 человек (дворяне и им подобные привилегированные мальчики составляли в заведениях самый ничтожный процент), а стоили казне все заведения от 245 000 до 270 000 рублей в год. В таком однообразном, ни в чем не измененном положении застал заведения 1857 год.

25 декабря 1856 года обнародован был знаменательный указ сената о прекращении обязательного приема в кантонисты солдатских сыновей и в рекрута маленьких евреев и всех прочих вышеперечисленных мальчиков. Мало того, тот же указ разрешал родителям, родственникам, опекунам и даже знакомым находившихся в заведениях кантонистов, без различия происхождения, взять их назад к себе и воспитывать кому как вздумается; тех же, которых никто не примет, повелевалось оставить в заведениях, причем с выходом впоследствии на службу им предоставлялись права вольноопределяющихся, т. е. покинуть службу во всякое (кроме военного) время, когда они того пожелают. Результатом этого указа на практике получилось то, что менее чем через год число кантонистов не превышало третьей части штатного их комплекта. Эта малочисленность вызвала новую реформу: в 1858 году батальоны, полубатальоны, эскадроны, дивизионы и роты кантонистов были упразднены, а вместо них открыто 20–25 училищ военного ведомства, в которые перевели кантонистов, оставшихся неразобранными в закрытых заведениях. В училища установлено было принимать вновь исключительно желающих всех без различия сословий. Программа наук в них поднялась до курса уездных училищ, фронтовые учения были окончательно похерены, мальчики названы «воспитанниками», а назначение их определялось в писаря, кондуктора и топографы военного ведомства. Прослужить в этих званиях, за воспитание, им надлежало 6 лет. Тем канули в вечность кантонистские заведения, а самое слово «кантонист» перестало означать отдельную касту людей, готовящихся в солдаты. В продолжение 31 года (с 1826 по 1857 год включительно) кантонистов прошли через заведения 7 905 000 человек, а на их содержание истрачено 20 150 000 рублей.