Глава 25

— А ну-ка погоди, — пробормотала Вика, вглядываясь в боковое зеркало. И поскольку муж продолжал выкручивать руль, намереваясь отъехать от тротуара, она пихнула его в бок. — Погоди, говорю!

— Ты че, Вик? — удивился Слава.

Только что он получил разнос за опоздание. Вика, как дура, четверть часа торчала у парикмахерской, хотя ясно было сказано, что встречаемся в семь, скоро закроется магазин, и они опять не купят эти чертовы карнизы для штор. То «давай шевелись», а то вдруг «погоди!». Чего стоим, кого ждем?

Вика снова пнула его, теперь чтобы молчал. Любкин объект как раз проходил мимо машины. Вика в зеркале разглядела его хорошо, даром что очки темные нацепил. Впрочем, бедному Славке досталось совершенно зря, да и Вика могла не прятаться. Колосов ее никогда не видел. Когда он приходил, она либо не работала, либо сидела у себя в маникюрном закутке. Она сама знала его лишь по рассказам подруг и по Настиному «фотороботу». А здорово девка нарисовала — как живой. Интересно, это какой из них: тот, что не может жене детей сделать, или его брат?

А что, собственно, странного, что он здесь ходит? Он же живет рядом. Вернее, сейчас тут живет его брат. Придумают же люди, ни стыда ни совести.

Вика в этой истории абсолютно не сочувствовала Вадиму Колосову и немного жалела его жену. Тем более после этой аварии. Надо же, сбить вот так человека насмерть. То, что Алина не виновата, Вика знала со слов Лены, и была полностью с этим согласна. На свете полно идиотов, которые бросаются под колеса, не глядя по сторонам. Особенно это любят делать молодые соплюхи в мини-юбках. Вика подозревала, что они специально лезут на дорогу, чтобы показать водителям свои ноги сверху донизу. На тротуаре-то кто их разглядывать станет. Да и народ на тротуарах совсем другой, несолидный, малообещающий, не то что за рулем иномарок.

По мнению Вики, ноги нужны были для того, чтобы ими ходить. Ее полненькие ножки, похожие на перевернутые бутылочки, подходили для этого идеально. Дурочки, которые считают, что вся улица должна любоваться их ногами, заслуживают того, чтобы давить их джипом.

— Ладно, давай, — буркнула Вика. — Ну, что ты смотришь? Знакомого увидела.

— Какого знакомого? А чего не поздоровалась? — спросил муж.

— Чего, чего! Мимо прошел. Выезжай уже, хватит пропускать всех по… Стой!

— Ну ты рехнулась, что ли, мать! — рассердился обычно незлобивый Слава. — Стой — поехали. Поехали — стой. Опять знакомый?

— Опять, — прошептала Вика, хватая мужа за руку и вглядываясь в лицо нового прохожего, отраженное в боковом зеркале. — Тихо, Славик.

— Ну-ка вперед! — так же шепотом скомандовала она чуть погодя. — Вдоль тротуара, ме-едле-но… Ну не обгоняй же ты!

— Вик, ты чего? А карнизы? — только и произнес Славка, ввинчиваясь в уличный поток.

— Давай, Славик, милый, давай! И не то-ро-пись… А теперь направо.

— Да нет здесь правого поворота!

— Тьфу ты, черт! Тогда тормози. Потом меня догонишь.

И Вика, чуть ли не на ходу вывалившись из машины, ринулась в вечернюю толпу.


Тело Вадима Колосова обнаружила его жена. Он полулежал на диване в синем халате с кистями, как будто задремал во время чтения. Книга выпала из рук, в мягком свете бра его лицо казалось умным и значительным, как на портретах мыслителей. Рядом валялась полупустая упаковка сердечных таблеток. Покойный был склонен к меланхолии, и трудно сказать, вылил ли он чрезмерную дозу сильного препарата намеренно или по рассеянности.

Выслушав обескураженную Алину, молодой оперативник из районного отделения сочувственно кивнул. Он успел разглядеть на полках книги Булгакова и о Булгакове, которого со школы считал довольно мрачным писателем. Неудивительно, что человек, который всю жизнь посвятил изучению его творчества, мог наглотаться убийственного снадобья.

Отец прислал машину, и Алина поехала к родителям, надеясь, что к ней не будут приставать с вопросами. Впрочем, приставать было некому — Великий, как всегда, пропадал на работе, а мать медитировала с подругами в зимнем саду и вряд ли вообще поняла, что случилось с дочерью.

Алина присела на край кровати в своей бывшей детской. Ее заботливо отвели в комнату, где была уже постелена постель, принесли чаю с душистыми травками. Если что-то понадобится, она может звонком вызвать прислугу. Прямо как в отеле, подумала Алина. Поселившись отдельно, она отказалась от слуг, даже убирала квартиру сама. Ей не хотелось видеть у себя чужих людей, она устала от них в доме родителей.

Пожалуй, сейчас она выпьет успокоительных таблеток и ляжет спать. Милиция больше не будет ее трогать, делом займутся папины адвокаты. Если вообще тут есть какое-то дело. Ее ведь не было дома. Что же это за напасть — девушка под колесами, исчезновение Другого, смерть Вадима?..

Но на этом напасти не кончились. Через несколько дней Алину Колосову арестовали по подозрению в убийстве ее мужа Вадима Колосова. Она провела в камере всего полчаса, пока адвокат отца не привез залог. Но подозрение с нее никто не снял.


Мастер-стилист Люба Дубровская по настоянию участкового Казюпы была вызвана на опознание и подтвердила, что убитый — не кто иной, как Вадим Колосов. До этого личность Колосова подтвердила его жена, но капитан Казюпа все талдычил, что в этом деле жене доверять не следует, и нужно подтверждение парикмахера Любы, которая одна может отличить Вадима Колосова от его брата-близнеца.

Любочку вызвали с работы, у нее тряслись все поджилки, и Карина поехала с ней. Она держала Любочку за руку всю дорогу, которую они проделали в милицейской «Волге», и потом, когда поднимались по лестницам морга. Перед той самой комнатой Люба руку отняла и на опознание пошла одна, Карине сказала: «Не надо тебе, девочка». Вышла бледная, но спокойная, коротко кивнула Карине, закусила губу и расплакалась уже во дворе.

Потом с ней долго беседовал следователь. Любочка не стала распространяться о сыщицких успехах «Золотой шпильки», хотя в какой-то момент ее так и подмывало похвастаться. Она рассказала только, что заметила «неправильную» седину в волосах Вадима Колосова, а потом встретила его случайно на улице и вызвала на разговор, а в разговоре узнала про брата-близнеца из Петрозаводска и подмену одного Колосова другим.

На прощанье следователь пожал ей руку и похвалил за наблюдательность, что Любочку несказанно обидело. Она считала, что они с девочками проделали работы не меньше, а то и больше, чем этот молодой заносчивый майор, который всю дорогу принимал задумчивые позы и смотрел на нее строго и внимательно, явно подражая героям милицейских сериалов. Даже того немногого, что рассказала ему Люба, было достаточно, чтобы прояснить картину преступления, на которой иначе был бы сплошной туман.

Майор, поколебавшись, рассказал ей, что из Петрозаводска уже пришло подтверждение: Кирилл Григорьевич Колосов в момент убийства находился в родном городе, что подтверждается билетом на поезд «Москва-Петрозаводск», а также показаниями проводника, жены, соседей и сослуживцев. Таким образом, она, Любочка, не ошиблась, опознав в погибшем Вадима Колосова, мужа Алины. На это она, разумеется, обиделась еще больше — оказывается, кто-то считал, что она может ошибиться.

Третья обида, которую нанес ей задумчивый майор, заключалась в том, что на вопрос, от чего умер Вадим — убил его кто-то или сам покончил с собой, — он сухо ответил: «Ведется следствие», и встал, давая понять, что разговор окончен и парикмахер Люба Дубровская может возвращаться к своим ножницам и расческам.

В «Шпильке» Любочка объявила, что следователь зануда и жлоб.

На следующий день перед закрытием к ним в салон зашел Барабас. Ворча, он уселся в низкое кресло, растопырив толстые ляжки, дождался, пока уйдут последние клиенты, и поведал, что основная версия смерти Колосова — самоубийство, и хотя следствие подозревало жену, но прямых доказательств нет.

Лена ахнула: «Бедная — то одно, то другое…», но Барбос сердито добавил, что это не бедный старик, а богатый, имея в виду папашу Колосовой, который отмажет ее, даже если она отравит и подавит полгорода. А потому дело в ближайшее время, очевидно, будет закрыто. Съемки окончены, всем спасибо.

Все потерянно молчали и вздыхали, а Любочка, застыв на месте, шевелила губами, как будто пыталась в уме перемножить большие числа. Невежливая Настя в такие минуты говорила ей: «У тебя в голове столкнулись две мысли, и ты стоишь, потому что ждешь гаишника».

Барабас уже поднялся уходить, и вдруг раздался крик. Всегда невозмутимая насмешливая Вика кричала, чуть не плача, что она как дура бегала по улицам и ругалась с мужем, а ей никто ничего не рассказывает и даже не удосужился спросить, что она видела, потому что все такие умные, Шерлоки Холмсы, а она так, пописать зашла. Барбос строго сказал, чтоб Вика не базарила, а говорила по существу. Но Вика все кричала и не могла остановиться, потом стала всхлипывать и хохотать, в общем, с ней случилась натуральная истерика.

Загрузка...