Беседы о вере и церкви

О Церкви

В прошлой беседе мы с вами подошли к тому, что есть Церковь и зачем она нужна. Мы говорили о падении человека, о домостроительстве спасения и выяснили, что спасение наше устроено по благоволению Бога Отца Сыном Божиим, Господом Иисусом Христом, а каждому из нас усвояется оно Духом Святым, Который, по вознесении на небо Господа, был послан Им от Отца. Сошед на землю, Дух Святой почил на Апостолах, и через них была на земле устроена Церковь, в которой теперь и совмещено всё, потребное для спасения.

Церковь есть ковчег спасения, где Духом Святым мы приобщаемся Христу и живем жизнью Божией; Церковь имеет своей Главою Господа Христа — Он стяжал Себе ее честною Своею Кровию; Церковь есть жилище и пребывалище Святого Духа; в Церкви человек сподобляется богообщения, приходит к Отцу, говоря словами Евангелия (см. Ин. 14:6); Церковь не ограничивается личным спасением каждого, но объединяет всех спасенных и спасающихся в духовное единство в любви —- в Тело Христово; Церковь не заканчивается здесь, на земле, но простирается в вечность, в Царство Небесное; она и есть это Царство, предначинаемое на земле. Церковь — конечная цель и завершение домостроительства нашего спасения.

Мы также сказали, что многие люди не осознают необходимости Церкви для спасения. «Я верую в Бога внутри себя; зачем еще нужны все эти Таинства, обряды, догмы и прочее?» — задают очень часто такие вопросы. Здесь нужно сказать вот что. Необходимость Церкви для спасения есть не человеческая выдумка, а установление Божие. Почему Бог так установил? Мы уже говорили, что такие вопросы бессмысленны. Мы дознали и ниже еще убедимся из Священного Писания, что Бог именно так благоволил устроить дело нашего спасения, а не иначе; это — самое твердое основание нашего убеждения в необходимости Церкви. Но и здравое рассуждение подтверждает нам это.

В самом деле, наше спасение не есть нечто аморфное, размытое, неопределенное; оно вполне ясно очерчено. Люди, отрицающие Церковь, думают (если они, конечно, думают о спасении души), что для спасения достаточно внутреннего, единичного акта веры и больше ничего не нужно, что Бог духовен и требует только соответствующего настроения духа; а во всем остальном — делай что хочешь: зачем связывать себя многочисленными церковными установлениями? Но из устроения нашего спасения с очевидностью усматривается, что Бог спас не только дух человека, но и душу, и тело — всего человека в его целокупности. Причем спасение не есть некий внешне–принудительный магический акт, меняющий человека так, что ему самому ничего и делать не надо; спасение дается человеку как дело, как труд, как свободный и сознательный подвиг. И вера сама по себе есть только начало, только условие принятия спасения; само же оно совершается делом. Дело это не есть какое–то пятое или десятое в ряду человеческих дел; нет, оно главное, несравнимое ни с чем по значимости занятие человека.

Коль скоро это так, значит, спасение должно охватывать всего человека, все его силы — и дух, и душу, и тело, и всё течение его жизни, не исключая ни малейшего дела, события, ситуации. Причем дело спасения, как мы сказали, вполне определено, не оставлено на произвольное изобретение каждого. Раз так, оно требует определенных условий, определенной среды; всё таковое и содержит Церковь.

В самом деле: для спасения человеку необходимо получить благодатный, сверхъестественный дар оправдания и освящения. Где его взять? Мечтательно изобретать, выдумывать, искать, как нечто неизвестное? Но Бог уже определил, где взять этот дар: в Таинствах Церкви. Человек нуждается в уяснении пути ко спасению, в знании о Боге, о мире, о себе: где его взять? Искать, выдумывать? Оно уже есть — это откровение Божие, Св. Писание, вытекающее из него догматическое учение; а содержит его Церковь. Человек должен взращивать в себе полученное им благодатное семя вечной жизни, бороться с грехом, со страстями: как это сделать? Церковь содержит нравственное учение и опыт благочестивой жизни. Человек должен окружить себя средой, благоприятной спасению, чтобы не разорять его; должен выстроить всю свою жизнь так, чтобы спасение содевалось наилучшим образом. Церковь содержит освятительные и молитвенные чины, обнимающие всю жизнь и все потребности человека.

Всякое человеческое дело, коль скоро оно определено, — а любое дело стремится к своей цели, не бывает неопределенных дел, — требует определенных же, соответствующих цели и средствам условий, установлений, ограничений, законов; почему же лишать дело спасения этих логически необходимых вещей? Все такие вещи и содержатся в Церкви, поэтому возражение против нее незаконно. Да оно, как показывает практика, делается людьми, именно не желающими трудиться ради своего спасения и хотящими оправдать свое это нежелание; поэтому и отвергается ими необходимость Церкви.

Говорят еще: «Мне не нужен посредник в отношениях с Богом». Но это непонимание смысла Церкви. Церковь — не посредник (действительно, между человеком и Богом посредников нет), а воплощенное домостроительство спасения в действии. Это всё равно что сказать: тело — посредник между человеком и движением. Человек, вставший на путь спасения, всеми фибрами души ощущает, даже без рассудочных выкладок, необходимость Церкви для спасения и великую благотворность так называемой «связанности» себя церковными установлениями. Вот что можно сказать по поводу этого распространенного мнения о «ненужности» Церкви.

Сделав такое вступление, перейдем к основной теме. Теперь весь наш дальнейший разговор будет посвящен именно Церкви — как она устроена, как в ней жить, что в ней есть что. Начнем с имеющихся определений Церкви.

Обратимся сначала к Священному Писанию, как к основному источнику нашего вероучения. В Евангелии от Матфея мы читаем, что Господь обратился к Своим ученикам с вопросом: А вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая, сказал: Ты — Христос, Сын Бога Живаго. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах; и Я говорю тебе: ты — Петр (камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16:15-19).

Здесь мы видим очень важное обетование — о вечности Церкви; что здесь, на земле, не коснутся ее врата адовы — т. е. какие бы ни были искушения, внешние и внутренние, Церковь останется Сама Собою; и что дело, начатое и исполненное здесь, связанное или решенное, простирается и на небо, в вечность.

Далее Господь усваивает Церкви высший авторитет в вопросах, так сказать, судебных, нравственных, касающихся отношений между людьми. Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; …если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух…; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь (Мф. 18:15—17). Такой же высший авторитет усвояется Церкви и в деле мировоззренческом: знай, — пишет ап. Павел Тимофею, — как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины. И далее Апостол уточняет, что же это за истина: И беспрекословно — великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе (1 Тим. 3:15 — 16).

Далее мы видим в Новом Завете учение о Церкви как о Теле Христовом. Ап. Павел пишет, что Бог все покорил под ноги Его (Христа), и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем (Еф. 1:22 — 23). Эта полнота проявляется в том числе и как единство людей в Духе в Церкви: Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, — так и Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом… Страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы — тело Христово, а порознь — члены (1 Кор. 12:12–13; 26–27).

А вот еще очень полное описание Церкви как Тела Христова: Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас. Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова… И Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями, к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова… дабы мы… истинною любовию все возращали в Того, Который есть глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви (Еф. 4:4-7, 11-12, 14-16).

Отношения Христа и Церкви исполнены такой любви, что ап. Павел уподобляет их отношениям мужа и жены, подчеркивая таинственность этой любви. Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела (Церкви). …Церковь повинуется Христу… Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего–либо подобного, но дабы она была свята и непорочна… Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены Тела Его, от плоти Его и костей Его… Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви (Еф. 5:23-30, 32). В Откровении Иоанна Богослова Церковь называется Невестой Христовой (см. Откр. 22:17).

И напоследок — еще один отрывок из ап. Павла, указывающий на Христа как Главу Церкви и обозревающий с этой точки зрения дело нашего спасения: Благодарим Бога и Отца… призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего, в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов, Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; …и Он есть прежде всего, и все Им стоит. И Он есть глава тела Церкви; Он — начаток, первенец из мертвых, дабы иметь Ему во всем, первенство, ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное. И вас, бывших некогда отчужденными и врагами, по расположению к злым делам, ныне примирил в теле Плоти Его, смертью Его, чтобы представить вас святыми и непорочными и неповинными пред Собою, если только пребываете тверды и непоколебимы в вере и не отпадаете от надежды благовествования, которое вы слышали (Кол. 1:12–23).

Вот таковы важнейшие свидетельства о Церкви Священного Писания Нового Завета. Это не определения в строгом смысле слова, а скорее указания. Они указывают на Церковь как на таинственное Тело Христово, возлюбленное Ему, которое стяжано Честною Его Кровию и служит для спасения и освящения и жизни вечной, приобщая человека Богу Духом Святым. Церковь незыблема, имеет высший авторитет в вероучительной и нравственной сфере жизни. В книге раннехристианского писателя Ерма «Пастырь» Церковь уподобляется, в том числе, строящемуся зданию, цель и завершение которого — в Царстве Небесном.

Существует катехизическое определение Церкви. Вот оно: «Церковь есть от Бога установленное общество верующих во Христа, соединенное Словом Божиим, священноначалием и таинствами, под невидимым управлением Самого Господа и Духа Божия, для вечной жизни и спасения» (Православная Богословская Энциклопедия. Ст. 2329). «Церковь» — слово греческое, означает «собрание». Это определение несколько формально. Мы видели из Священного Писания, что Церковь — это не просто общество верующих, но органическое единство их, Тело Христово. С другой же стороны, в Церкви главное — спасение каждой личности, или, иными словами, в Церкви человек прежде всего реально, онтологически соединяется с Богочеловечеством Христа, Его воскресшей природой. Вот эта сторона не отмечена в катехизическом определении. Между тем Церковь органично и сбалансированно объединяет эти вещи в единство: личное богообщение и личное спасение — и общение в духе и любви с другими, спасающимися и уже спасенными христианами. Если что–то из этих двух сторон христианской жизни выпячивать или, наоборот, умалять, то исказится правильный строй духовной жизни. Понимание этого момента очень важно, чтобы избежать перекосов.

Еще четыре определения Церкви дает наш православный Символ веры. В 9–м его члене мы исповедуем: «Верую во Едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь». Рассмотрим эти определения.

Церковь Единая. Это значит: 1) Церковь едина единством веры — т. е. Церковь всегда и везде содержит определенное и неизменяемое, всегда одно и то же догматическое учение; Церковь едина единством нравственного учения и единством духовного опыта; Церковь едина единством устроения своей жизни в основах канонического и литургического строя. То есть: мы веруем, устрояем свою церковную жизнь и живем духовной христианской жизнью в своих основах (это важно: не во всем объеме, а именно в основах) так же, как и Церковь XV, X, VI, II веков. Формы жизни Церкви (внешние) меняются, а основы незыблемы. Из этого истекает — 2) временное единство Церкви: на всем протяжении истории она одна и та же, к Единой Церкви принадлежат люди всех времен; 3) пространственное единство — Церковь едина в любом уголке земного шара; хотя есть различие во внешнем, но суть Церкви и устроение ее одно. Православная Церковь, мы знаем, существует в виде самостоятельных Поместных Церквей; самостоятельность их исключительно административная, внешняя, никак не нарушающая единства веры, священнодействий, духовного опыта. 4) Наконец, это единство духовное: это единство земной, воинствующей, и Небесной, торжествующей, Церкви; в силу этого мы молимся святым, получаем их скорую помощь, а также поминаем усопших, а они, кто имеет дерзновение, в свою очередь молятся за нас. Единство Церкви имеет выражение в евхаристическом общении христиан, то есть общении в Таинствах. Грех против единства Церкви свидетельствуется прерыванием евхаристического общения.

Церковь Святая. Часто люди внешние ждут от нас, членов Церкви, немедленной и абсолютной святости и, столкнувшись с церковной действительностью, разочаровываются, говоря: что же, вы должны быть святыми, а вы — такие же, как мы, а то и еще хуже. Получается: Церковь святая, а мы — грешные: как это увязать? Здесь нужно разобраться. Церковь свята тем, что она — источник освящения. Церковь свята прежде всего своею Главою — Господом Иисусом Христом. Церковь свята живущим в ней Св. Духом. Церковь свята своим единством с Небесной Церковью. Свята Церковь своею целью, призванием, назначением. Свята Церковь всем своим устройством.

Мы же с вами, члены Церкви, призваны к святости. Святость наша — обязательна для нас; ап. Павел называет всех членов Церкви «святыми»; но она — наше задание, наша цель, наше дело, над которым мы должны трудиться, — но еще не наше неотъемлемое достояние. Святость требует постоянной борьбы ради себя — поэтому наша земная Церковь называется Церковью воинствующей. Все святые, мы видим из их житий, подвизались до последней минуты своей жизни. Мы именно подвизаемся за святость, стяжаваем ее. Причем нужно различать святость в собственном смысле слова и особые дары Божий, которые были присущи избранным угодникам Божиим, как–то: чудотворение, прозорливость и проч. Эти дары — особое, промыслительное благодеяние Божие: к ним, конечно, нелепо стремиться и их искать; но, к сожалению, под святостью часто понимаются исключительно они. Но это вовсе не так. Святость — это пребывание в человеке Святого Духа, приобщение человека Святому Духу; это — мирное, радостное, бодрое, ясное и крепкое верой и делами христианское состояние души. К этому безусловно призваны все мы, и если христианин, хоть в малой степени, не имеет в себе этого духовного состояния, ему нужно весьма побеспокоиться о своей духовной христианской жизни. Такое состояние не особо заметно со–вне, оно — достояние внутреннего человека; внешние его не видят и не понимают. Человек, подвизаясь за это христианское устроение, бывает, и заблуждается, и ошибается, и падает; это — очень замечается внешними людьми, а сам подвиг незаметен для них.

Но, с другой стороны, когда говорится, что Церковь свята, то под Церковью имеется в виду не что–то абстрактное, не взятые отдельно сами по себе формы церковные, а — мы, члены Церкви. И поскольку мы члены Церкви, постольку мы святы, то есть — приобщены Святому Духу. Другое дело, что мы можем ежедневно, совершая грех, отпадать от Церкви. Когда мы согрешаем, общение наше с Богом пресекается, и тем самым мы отпадаем от Церкви; но через покаяние опять возвращаемся в лоно ее. Поэтому в Таинстве Покаяния Церковь молится Богу: «Примири и соедини его (кающегося) святей Твоей Церкви». Любой грех, следовательно, ставит человека вне Церкви. То есть — Церковь всегда свята — и в нас, когда мы не грешим, и когда, согрешив, каемся; а нераскаянный грешник находится вне Церкви, какое бы положение он в ней ни занимал, каким бы саном ни был отмечен, — хотя Церковь, в надежде на его покаяние и возвращение в свое лоно, не объявляет этого формально и официально, но с терпением ждет, вплоть до последнего его издыхания, и молится о нем. Есть члены Церкви действительные — это христиане, живущие церковной жизнью; а есть члены Церкви формальные — крещеные, например в детстве, или даже работающие в Церкви, но дело спасения не содевающие. Таковые вне Церкви, хоть формально и принадлежат ей, и Церковь молится за них, ожидая их покаяния. Таким образом, Церковь всегда остается святой; только мы — то принадлежим ей, и тогда и мы святы, — то отпадаем от нее, и тогда чужды святости. Конечно, бывают разные степени как греха, так и святости, но это другая тема: речь сейчас идет о принципе.

Церковь Соборная. Словом «соборная» переведено греческое слово «кафолическая», — т. е. вселенская, обнимающая собою всех людей всех времен и народов, не ограниченная пространством и временем. Эта вселенскость Церкви вытекает из ее свойства — единства, о чем мы уже сказали. Но соборность имеет еще вот какое значение: все решения в Церкви, сколько–нибудь важные, принимаются соборно, т. е. не чьим–то единоличным распоряжением, а обще, в духе любви, сообразно с учением, содержимым Церковью. Единственный Глава Церкви — Господь Иисус Христос; Он построил Свою Церковь на основании, которым явились Апостолы; не один какой–то Апостол (как считают латиняне), а именно все Апостолы и их преемники — епископы; и теперь вся власть в Церкви принадлежит собору этой Церкви, прежде всего — собору епископов, а не какому–то одному, пусть даже и самому уважаемому епископу.

Этот принцип власти мы видим в Церкви с самого начала ее бытия: уже в книге Деяний апостольских мы читаем, что решение о вхождении язычников в Церковь принято Собором Апостолов (гл. 15). Так и продолжается в Церкви до сего дня. Высший авторитет для нас — Вселенский Собор, т. е. собрание епископов всех Поместных Церквей. Таким образом, соборность — это принцип жизни Церкви, принцип принятия решений. Его суть — единодушие, единомыслие во Христе. Еще: вселенскость Церкви — то, что она несводима к национальным и социально–культурным формам; хотя Церковь и облекается в них, но она и по сути, и по своему самосознанию выше их — вселенская.

Церковь Апостольская. Как мы уже говорили, Господь основал Свою Церковь через св. Апостолов; ими она получила свое устроение в основах — догматических, нравственных, канонических, литургических. И Церковь остается Церковью, только когда она восходит к Апостолам. Это значит, во–первых, апостольское преемство в Таинстве Священства. Апостолы, просвещая светом Христовым вселенную, везде оставляли своих преемников — епископов, продолжающих апостольское служение; епископы, отходя в жизнь вечную, также оставляли после себя преемников; и так, друг–другоприимательно, апостольская благодать священства пребывает в Церкви до сего дня. Во–вторых, в Церкви все должно возводиться к апостольскому авторитету. Догматический ли, нравственный ли, канонический, литургический — любой вопрос в Церкви должен быть поверяем и возводим к Апостолам: так ли учили, так ли установили Апостолы? Если то или иное явление коренится в апостольских установлениях — а их мы узнаем из Священного Писания Нового Завета и Священного Предания Церкви, — то оно церковно; а если нет — значит, к Церкви оно имеет опосредованное, а может быть, и враждебное отношение. Это очень важно. Многие воспринимают Церковь как, например, святоотеческую, или Богородичную, или мистически–чудесную, или державнообразующую, или еще какую–нибудь; но она Апостольская, и только таковая и есть Церковь.

Вот, кратко, об определениях, что есть Церковь, взятых из Священного Писания, Катехизиса и Символа веры.

Теперь для лучшего понимания темы нужно сказать, что не есть Церковь, то есть определить некоторые идеи и явления, которые, хотя и выдают себя за нечто церковное, присущее Церкви как бы неотъемлемо, на самом деле вовсе Церкви не принадлежат. Все такие идеологемы являются подменой идеи Церкви: они рядятся в церковные одежды, причем иногда назойливо, но по сути представляют собою явления антицерковные.

Здесь нужно отметить прежде всего, что мы с вами живем в период упадка церковного сознания — то есть когда идея Церкви в мировоззрении и в духовной жизни христиан не сознается и не чувствуется в чистоте: люди не знают церковного учения, не имеют потребности знать; а если это знание до их сознания и доходит, то иногда предпочитают оставаться со своими заблуждениями. Этот упадок имеет исторические причины, на которых мы не будем останавливаться; характеризуется он прежде всего недостаточностью церковного образования, в течение десятилетий искореняемого, в том числе и у духовенства. Каждый из нас непременно сталкивается с этими подменами когда под Церковью понимают не то, что она есть.

Не будем рассматривать все эти подмены — это отдельная тема, а отметим актуальные сегодня примеры такого рода: 1) подмена Церкви культурно–социально–национальной составляющей,

2) подмена Церкви народной стихией и

3) подмена церковности некоторой лубочностыо, фантастичностью, не–реальностью, апокалиптичностью.

Прежде всего, как некий критерий, мы должны сказать об одном важном принципе: Церковь на земле выполняет исключительно одну, единственную задачу: Церковь спасает людей, соединяет их со Христом. Причем спасает и приобщает Христу не абстрактные народы, нации, государства — а личности, каждого захотевшего этого человека, индивидуально. Все, следовательно, проявления Церкви в оформлении, в действовании ее преследуют только эту цель. Больше ничем Церковь не является и не занимается. Она может прикасаться и обнимать собою любое явление: культурное, социальное, национальное и прочие, — но в них она ищет, как бы спасти людей, привести их ко Христу. Только то, что соответствует этому критерию, может считаться собственно церковным; и наоборот, если то или иное выдающее себя за «церковное» явление не отвечает этому критерию — оно к Церкви отношения не имеет, пусть даже это некая укрепившаяся идеологема, почитаемая многими как «подлинно церковная».

Церковь есть Божественное установление, она вечна и неизменна, но вместе с тем историческое бытие она проходит на земле, и поэтому она неизбежно облекается в те или иные внешние социальные, национальные и культурно–бытовые формы; но ошибка — полагать в этих формах суть Церкви, нечто необходимое, неотъемлемое по существу для нее. Для Церкви эти формы — лишь внешние соприкосновенности; Церковь к этим явлениям не сводится и ими не является. Нужно быть очень аккуратным, рассуждая с церковных позиций о патриотизме, национальном самосознании, формах государственного и общественного устройства и т. п., чтобы ими не подменить собственно церковное сознание, не мифологизировать, не профанировать его.

Вторая подмена — и это сущая беда для Церкви! — когда языческое, народное мироощущение рядится в церковные одежды. Для многих людей Церковь есть язычество православного обряда. Это явление называется «двоеверием» — когда принимается христианство, но внешне, обрядово, неглубоко, а суть религиозной жизни при этом языческая. Если брать историю Русской Церкви, то видим, что двоеверие от начала было сильно на Руси, против него боролись пастыри Церкви все время существования Русской Церкви. Каковы основные черты этого явления? Во–первых, это магизм, считающий, что главное — это правильно и точно выполнить обряд, он, как причина, автоматически повлечет за собой следствие — некий желаемый душевный или внешний результат.

Священник становится в этой системе взглядов жрецом, задача которого — точно и правильно все «сделать», а то, что он говорит, совершенно не важно. Таинства и церковные чины вместо совместного действия Бога и человека, их сотворчества, необходимо предполагающего сознательное и свободное участие человека в церковном действии, превращаются в некое волшебство, в котором совершенно не нужно принимать внутреннего участия.

Отсюда — повышенное внимание к внешнему — свечам, запискам, нательным крестикам, иконкам, источникам и совершенное игнорирование внутреннего — познания своей веры, христианской жизни. «А какую молитву читать? А куда свечку поставить? А как зажечь ее? А что написать в записке?» — все это с уверенностью, что стоит поставить свечку и подать записку — все, дело сделано: можно уходить.

Все это влечет за собой разного рода выдумки: в Церкви внешних обрядов не так–то много, и все они суть выражение молитвенного духа, внутренней жизни христианина, — а это мироощущение требует их в большом количестве, поэтому они сочиняются. Все мы знакомы с Медовыми и Яблочными Спасами (кощунство по сути — может ли быть наш Спаситель «медовым» или «яблочным»?), «крещенскими» обычаями, с трактовкой святых как регулировщиков сельскохозяйственного быта (Конон–огородник, Аким–ветродуй и проч. кощунства) и проч., и проч. Бороться с этим очень трудно, ибо это — стихия. Все церковное, к чему ни прикоснется языческое мироощущение, профанируется, извращается и опошляется.

Во–вторых, каков же вектор этого мироощущения? Все направлено не на спасение, не на общение души с Богом, а, как правило, большей частью на устроение земного благополучия. В лучшем случае — как бы не попасть в ад, чтобы и после смерти обрести нечто комфортно–благополучное. Христос совершенно не нужен, нужно, чтобы ребенок не болел, муж не пил, чтоб не сглазили, чтобы квартиру получить, разменять, — для чего, собственно, и предпринимаются все, магические по настроению для таких людей, церковные действия. Бог выступает как гарант благополучной жизни. Сам по себе Он совершенно не нужен, а нужно что–то от Него. Здесь корень увлечения в том числе и антиколдовством, широко распространенным среди языческих христиан.

Мы видим, что здесь очевидно нарушается иерархия христианских ценностей: Бог — как средство, а Церковь — как некая «белая магия», но не как ковчег спасения. Это вовсе не значит, что нужно впадать в спиритуалистическую крайность и отвергать все внешнее: нет, нужно лишь правильно расставить акценты, чтобы внешнее служило внутреннему, а не подавляло и заменяло его.

И третья, тоже очень важная и актуальная вещь. Мы с вами даем сегодня определение Церкви: что она есть и что не есть. Но усваиваются, познаются в полном своем объеме эти определения не столько рассудком, сколько жизнью в Церкви, правильной, духовной, христианской жизнью. Рассудочные определения суть только некие указатели, не более того; Церковь предполагает и требует именно жизнь, всецело выстроенную по духу Церкви. Эта жизнь нелегка. Она трезвенна, сосредоточенна, она совершенно чужда розовой восторженности, экзальтированности, мечтательности; она сурова, правдива и реальна. Она предполагает постоянное и непрестанное усилие, направленное на понуждение себя к добру, т. е. к жизни по евангельским заповедям, и на противление греху в самом себе. Эта жизнь требует большого внимания к себе, к ближним, к действиям Божиим как внутри, так и вне себя. Эта жизнь ровная, чуждая развлечений, пусть даже и церковных, чуждая публичности. А главное — она нелжива, потому что исходит из реального положения вещей, из правды о себе, о мире, о Боге; и только будучи таковой, она может принести духовный плод, ради которого она и предпринимается. А плод этот — святость (см. Рим. 6:22), — не в смысле чудесности, мистичности, апокалиптических пророчеств и т. п., а, как мы уже говорили, — в стяжании Святого Духа, Который тих, мирен, радостен, смирен, постоянен, и сладостен, и покоен, и есть Он — Дух Истины, Который наставляет человека на всякую истину (см. Ин. 16:13).

Это и есть духовная церковная жизнь; со стороны Церкви она подкрепляется непрестанным богообщением в Таинствах и всех церковных чинах, непрестанным же общением со всеми спасающимися и спасенными христианами — общением не в смысле внешнем, типа болтовни, но внутренним, глубоким, молитвенным, подлинным и истинным общением в Духе и в любви. И жизнь эта, как уже я сказал, сложна. Сам Господь говорит, что она есть — иго и бремя (см. Мф. 11:30); что путь этот — узок и тесен, и даже что многие поищут войти тем путем, — т. е. будут искать путь спасения, — и не возмогут (см. Лк. 13:24). Итак, для жизни в Церкви нужен тяжкий труд, причем нужно очень хорошо понимать, как и на что этот труд должен быть направлен.

Но многие люди не знают и не понимают этого, не хотят знать, не хотят или не могут трудиться. По этой причине происходит подмена трезвой, подлинной церковной жизни и, следовательно, здравых понятий о Церкви разными внешними вещами, которые, как и всякая подмена, облечены в церковные одежды, но имеют к Церкви лишь косвенное отношение.

Отмечу некоторые явления такого рода: прежде всего это фарисейство, т. е. сведение духовной жизни к внешнему: правилам, хождению в храм, регламентации поведения — без внутренней работы; это по сути магическое мировосприятие Церкви характерно для многих, как мы уже сказали. Затем это:

а) лубочность, сказочность, — когда кажущаяся сухость, узость и «недостаточность» евангельской жизни расцвечивается различными «преданиями». Немало их проникло в жития святых: порой жития разительно отличаются от жизнеописаний, достоверных документов и, бывает, идут вразрез с Евангелием. Смыкается это стремление к лубочности

б) со стремлением к чудесностям, мистичностям, пророчествам, прозорливствам и проч. Чудеса сами по себе присущи нашей религии; но все евангельские чудеса, чудеса святых угодников Божиих, о которых мы знаем из достоверных источников, способствуют созданию и укреплению той духовной жизни, которая описана выше, являются лишь вспоможением для нее. Христианские чудеса всегда имеют цель — убедив в истинности христианства, обратить человека к духовной жизни, т. е. ко Христу и спасению. Без этой цели чудеса «сами по себе» сомнительны и не нужны.

Святоотеческое отношение к чудесам всегда очень аккуратное и осторожное. «Чудеса, возбуждая удивление, мало содействуют святой жизни». Я не отрицаю чудес; но когда они подменяют или отменяют собственно духовную жизнь, тогда они — действительные или мнимые — становятся нецерковными, нехристианскими явлениями.

Ярким выражением вышесказанного, и вдобавок коренящимся в стихии языческой, является в) апокалиптика, так расцветшая сегодня. Характеризуется она напряженным исканием признаков пришествия антихриста. Ап. Павел говорит о ней, как о тайне беззакония (см. 2 Фес. 2:7), и Сам Господь сказал Апостолам и всем нам: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (Деян. 1:7). Следовательно, тайна эта остается именно тайной, несмотря на все ухищрения отгадчиков ее. Но вместо того чтобы уповать на Бога, сказавшего: если он будет человеком честным, то ни один волос его не упадет на землю (3 Цар. 1:52), спокойно содевать свое спасение и предостерегать ближних от прихода антихриста не столько словами, сколько жизнью, свидетельствующей о Христе (продолжим цитату из Деян. 1,8: Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли), апокалиптики придумывают как признаки антихриста, разумеется магически–внешние, языческие, социальные (ИНН и проч.), так и способы спасения от него (бегство в Дивеево, церковно–общественная смута и проч.).При этом они весьма активны и смущают огромное количество малообразованных членов Церкви.

Все вышеперечисленное сводится к подмене реальности церковной духовной жизни фантастическим мистически–сказочно–апокалиптическим мировосприятием и смещением акцентов с внутренней жизни на внешнее. Налицо нарушение иерархии христианских ценностей: отсутствует жизнь со Христом, отсутствует содевание спасения, а присутствует каша в головах и неразбериха в духовной жизни. Причем всё вышеназванное прочно приписывается Церкви как неотъемлемое ее учение; но мы видим, что эти явления не церковные, а скорее психологические.

Итак, мы рассмотрели определения Церкви и некоторые заблуждения насчет нее. У многих возникает в связи с этим вопрос: как уберечься от них? Как избежать их? И не проще ли принимать всю церковную действительность так, как она есть, не рассуждая? Кто мы такие, чтобы обсуждать это? Такая точка зрения есть, и она распространена.

Но мы — члены Церкви, мы и есть Церковь, и здесь дело не в каком–то якобы бесчинном дерзновении. Мы имеем ясные заповеди Евангелия на то, чтобы по крайней мере думать над этими вопросами. Сам Господь уподобил Церковь полю, на котором растут и пшеница — доброе семя, и плевелы — сорняки (см. Мф. гл. 13). Ап. Павел заповедует: Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии (1 Тим. 4:7), и еще об этом: будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням; но ты будь бдителен во всем (2 Тим. 4:3-5).

Есть Церковь Христова Православная, а есть басни, сплетающиеся с ней. Мы обязаны, следовательно, избегать, отвращаться басен, быть бдительными, упражняя себя в благочестии; а для этого нужно именно распознавать эти басни, которые выдают себя за церковное учение. И главное, первое условие здесь — быть честным перед собою и перед Богом.

Нынешний упадок церковного сознания характеризуется, в том числе, и некоей боязнью правды, и даже больше — внесением лжи в Церковь. В качестве примера могу привести хотя бы приписывание свт. Филарету Московскому известной фразы: «Люби врагов своих, гнушайся врагами Божиими, ненавидь врагов Отечества». Нигде в книгах, где встречается это высказывание, я не находил ссылки на сочинения свт. Филарета. Кликушеский бестселлер «Россия перед вторым пришествием», например, приведя этот афоризм, ссылается не на творения, хоть какие–нибудь, московского святителя, а на какие–то сомнительные издания.

Мы же с вами должны искать правды и убегать лжи и не прятаться от вопросов и противоречий, но выяснять подлинно церковную точку зрения на них. Блаженны алчущие и жаждущие правды (Мф. 5:6). Ищите же прежде Царства Божия и правды Его (Мф. 6:33). Это прямая заповедь Божия. Нужно также распознавать ложь, избегать ее, бороться с ней, памятуя, что диавол — отец лжи (Ин. 8:44). Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким! (Ис. 5:20).

И смущению, что мы якобы «судим» Церковь, места не должно быть. Не Церковь мы судим: в Церкви нет лжи и не может быть. А отделить от Церкви то, что ею не является, но выдает себя за нее, — мы обязаны — хотя бы ради себя, чтобы не уклониться от правого пути. Вымыслы человеческие ненавижу, а закон Твой люблю (Пс. 118:113), — говорит Псалмопевец; если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста (Иер. 15:19), — говорит Господь через пророка.

Каковы же критерии, по которым мы можем отличить «драгоценное« от «ничтожного»? Как нам различить, где учение Церкви, а где древние, традиционные, многими почитаемые «подмены»? Эти критерии дают нам Священное Писание и Священное Предание, а что это такое — будет предметом нашего дальнейшего рассмотрения.