Беседы о вере и церкви

Таинства Церкви

Итак, мы пришли к выводу, что главный источник вероучения Церкви — Священное Писание, богодухновенное Откровение Божие. К нему, как к основе, как к высшему авторитету, возводится всё содержимое Церковью — догматическое и нравственное учение, вся жизнь Церкви. Далее, мы имеем Священное Предание. Оно исходит из постоянной, непрекращающейся жизни и действия Святого Духа в Церкви и есть некая констатация этой жизни, описание духовного опыта Церкви, выявление тех или иных действий в ней Духа Святого. Св. Предание существует, во–первых, в зафиксированном виде — это постановления Вселенских Соборов, догматическое и нравственное учение, выраженное в едином и согласном мнении Св. Отцов в их творениях; это основы канонической и литургической жизни Церкви, содержимые в книге Правил и богослужебных последованиях. Во–вторых, Предание осуществляется в непосредственной жизни Церкви, в ее духе, в каждом из нас — постольку, поскольку мы являемся настоящими христианами.

Главное же, что составляет сердцевину Священного Предания, есть образ совершения Таинств Церкви и учение о них. Это учение, как и всё в Предании Церкви, не существует в виде неких параграфированных учебников; оно непосредственно, жизненно. И наша задача — дать, насколько это возможно, некую систематизацию этого учения, осмыслить жизнь Церкви в Таинствах, имея целью единственно то, чтобы мыслить о них именно церковно и правильно жить в Церкви, избегая заблуждений и неверного представления о Таинствах.

Итак, какое же место занимают Таинства в жизни Церкви? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны предварительно уяснить для себя: в чем новизна нашего Нового Завета? Почему он называется Новым? Чем принципиально отличается Христова Церковь от всех остальных религий и нравственных учений, что в ней именно нового? Давайте посмотрим, является ли принципиально новым учение Христово? Строго говоря, нет: взятое как нравственные максимы, оно, можно сказать, общечеловечно — в большинстве религий содержатся достаточно стандартные морально–нравственные предписания. Христос продолжает и углубляет ветхозаветные заповеди, уже существовавшие в ветхозаветной Церкви.

Что же здесь нового? А то, что в христианстве мораль и нравственность имеют не центральное, но прикладное значение. (Здесь, кстати, ошибка всех моралистов, например Льва Толстого, которые видели в христианстве лишь совершенный нравственный закон.) В христианстве нравственность служит средством приближения к Богу, ко Христу, и условием богообщения. Это не означает принижения морали, а означает то, что для человек а недостаточно быть существом только моральным; его цель — быть богоподобным, для чего нравственность есть хотя и обязательная и неотъемлемая, но — подготовительная ступень. В центре христианства — мы уже говорили об этом — стоит не абстрактная мораль и не те или иные внешние формы церковные, — а Сам Христос, Его Божественная Личность; и всё в христианстве — нравственность, внешние и внутренние формы церковной жизни — направлено ко Христу и в Нем только и получает свой смысл и значение.

Вот в чем новизна Нового Завета: Божественная Личность Христа, моего Спасителя и Бога, — и мое личное с Ним общение. Общение не как у людей: поболтали — и разошлись; а ежеминутная, непрестанная жизнь со Христом, жизнь свободная и сознательная — в этом смысл христианства и Нового Завета человека с Богом; для этого всё — Церковь, нравственность, догматы, обряды; без этого они — безразличная мертвящая шелуха. Христос Бог пришел к людям, спас их, — но не только спас, а и дал нам Себя Самого. В этом — «превышающая всякое разумение любовь Христова», в этом — смысл нашей религии. Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком (Ин. 10:10). Я есмъ путь и истина и жизнь (Ин. 14:6). Пребудьте во Мне, и Я в вас (Ин. 15:4). Се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20). Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин. 6:56). Ядущий Меня жить будет Мною (Ин. 6:57), — говорит Господь.

Как видите, речь здесь — о непосредственной жизни Бога в человеке и человека в Боге. А Петр говорит, что от Бога нам даровано соделаться причастниками Божеского естества (2 Пет. 1:4). Для того чтобы мы имели эту жизнь, это причастие Богу, для того чтобы богообщение не осталось для человека только лишь желательным, абстрактным, мечтательным, но стало реальным, непосредственным, — Господь и основал на земле Церковь, а в Церкви этой цели и служат прежде всего Св. Таинства. В Таинствах мы непосредственно, теснейшим, ближайшим образом соприкасаемся с Богом, становимся гражданами Царства Небесного, причастниками жизни вечной — сынами Божиими. Поэтому как в жизни христианина центр ее, начало, цель и смысл, альфа и омега — Христос, так и в Церкви самое главное — это Таинства. Они, собственно, и делают Церковь Церковью; через них Богом Отцом подается нам Дух Святой, который и соединяет каждого из нас со Христом Спасителем, и в Нем — друг ко другу, в Тело Христово. Это и есть собственно Церковь. Ясно поэтому, что Таинства занимают в жизни Церкви центральное место: всё, что есть в Церкви, проистекает из Таинств как из источника, а всякий внешний церковный чин служит совершению Таинств и достойному принятию их: и храмы, и Богослужения, и канонически–дисциплинарная практика, и всё прочее.

Вот катехизическое определение Таинства: «Таинство есть от Бога установленное церковное священнодействие, которое под видимым образом сообщает душе верующего невидимую благодать Святого Духа». Из этого определения мы видим:

1) что Таинства установлены Богом — они не есть и, конечно, не могут быть человеческим изобретением;

2) содержатся Таинства в Церкви и ею совершаются;

3) Таинство есть священнодействие, т. е. такое действие, которое совершается не каждым христианином лично, а полнотой Церкви, особо уполномоченными ею на то лицами — священством;

4) Таинства имеют видимый образ, т. е. определенный Церковью чин совершения, и

5) условием принятия благодати Св. Духа является вера, и Таинство преподается только верным, а не всем подряд.

Церковь содержит семь Таинств: Крещение, Миропомазание, Покаяние, Причащение, Брак, Священство, Елеосвящение. Почему именно семь, почему не больше? Ведь если формально брать приведенное выше определение, то видно, что в Церкви гораздо больше, чем семь, священнодействий, которые под видимым образом сообщают нам невидимую благодать Божию. Например: освящение воды, монашеский постриг… Любое вообще молитвенное действие Церкви обильно преподает душам верующих благодать Святого Духа.

Сама Церковь не проводит резкой границы между Таинствами и прочими освятительными чинами: в древней Церкви не было такой дифференциации. Здесь можно думать, что богословие руководствуется в этом вопросе двумя вещами: 1) важность священнодействия для спасения и жизни вечной. Очевидно, что если сравнивать Крещение с помазанием елеем на праздничной утрене, то ясно, что без первого спасение невозможно, без второго же вполне может состояться. 2) Таинства установлены непосредственно Самим Богом и восходят к Св. Писанию; освятительные же чины установлены Церковью и к Св. Писанию не восходят.

Так, например, Таинство Елеосвящения по значению своему менее важно, чем Крещение и Причащение, но оно установлено Самим Христом и уже в апостольские времена приняло свой чин, о чем ясно свидетельствует Св. Писание; поэтому оно содержится Церковью как Таинство. А, скажем, монашеский постриг, хотя и больше меняет человека, большее оказывает на него воздействие, не считается Таинством (хотя некоторые Св. Отцы считали его таковым). Чин монашества возник в Церкви не сразу; и хотя содержание монашеской жизни укоренено в Евангелии, но формы ее возникли в процессе исторического бытия Церкви и непосредственно ко Христу и Апостолам не восходят. Поэтому монашество существует в Церкви не как Таинство, а как чин жизни.

Еще различие: Таинство меняет природу человека, закладывает в него нечто новое, принципиально иное, кардинальным образом воздействует на человеческое естество; иные священнодействия влияют на человека более частным образом, с меньшей силой. Можно сравнить Таинства с решительной хирургической операцией, когда организм уже не справляется с болезнью и требуется вмешательство извне; а другие священнодействия — с мягким терапевтическим лекарственным лечением.

Это было формальное определение, что такое Таинства. Теперь нам нужно посмотреть, что они есть по отношению к нам, или, другими словами, как правильно относиться к Таинствам, как их правильно принимать, с каким расположением души, и к чему они нас обязывают. Опять возвратимся к тому, что наша религия называется — Новый Завет; о «Новом» мы уже сказали. Теперь обратим внимание на «Завет». «Завет» — слово славянское; его можно перевести как «договор». Мы заключили с Богом некий договор: Господь уготовал нам Царство Божие, а мы обязываемся, для получения его, соблюдать заповеди и, обще говоря, понуждать себя жить христианскою жизнью. Причем это не есть какая–то юридическая формальность, а органичный принцип духовной жизни — не только Бог дает нам что–то, но и мы должны направить к тому наше усилие. Любое явление духовной жизни, как пишет свт. Феофан Затворник, совершается взаимным действием Божией благодати и нашей свободной деятельности. Не бывает так, чтобы мы сидели сложа руки, а Бог бы одаривал нас «духовными подарками»; не бывает также, чтобы мы могли достичь чего–либо исключительно своими усилиями, без благодатной помощи Божией. Духовная жизнь дана Богом человеку как задание, как то, над чем он должен напряженно трудиться, свободно, сознательно, но и лично–ответственно, подтверждая тем свой завет с Богом; Господь же на каждое духовное усилие человека дает ему Свою благодать, и она, пришедши, навершает всякое действие человека, немощное и несовершенное само по себе, своею крепостью и незыблемостью, делает его совершенным. Это и есть синергия — сотворчество Бога и человека.

Таким образом, усиленно трудясь и обретая помощь Божию, христианин постепенно стяжавает себе Царство Божие. Только в этом контексте и нужно говорить о Таинствах. Они не есть некая конечная точка, на которой духовная жизнь останавливается и завершается. Таинства — да и всё в Церкви — есть, помимо прочего, семя, которое всаживается в нас и которое мы должны взрастить, трудясь сами, с помощью Божией. Таинства — это задание нам от Бога и вместе с тем — получение нами благодатных сил на выполнение этого задания.

В пояснение этого нужно обратить внимание на разницу между восприятием нами падшей природы Адама и нового, обновленного во Христе человеческого естества. От ветхого Адама каждый из нас получает падшую, поврежденную природу; причем мы получаем ее страдательно, как данность, без участия нашего произволения, сознания, воли — пассивно: мы рождаемся такими и повлиять на это никак не можем. От Нового же Адама — Христа — мы получаем оправдание и освящение другим образом: не как данность, а как возможность — возможность не только избежать участи Адамовой, но и неизмеримо больше — достичь обожения.

Таинства, через которые Святым Духом человек усвояется Христу, и делают нас способными к этому, вселяют в нас силу Христову, помогающую нам действовать в этом направлении. Но они не превращают нас волшебным образом в уже спасенных, оправданных, освященных так, чтобы на будущее время от нас не требовалось никаких своих действий к содеванию спасения. Опыт свидетельствует об этом: из купели Крещения мы выходим не такими, каков был Адам до грехопадения; грех не умирает в нас, телесного физического бессмертия мы не приобретаем, страсти и болезни продолжают действовать в нас, — но нам дается сила жизни о Христе, власть наступать на змию и на скорпию и на всю силу вражию (см. Лк., зач. 50 — 51); спасение вручается нам, как задача, как семя; вырастить же это семя, выполнить это задание зависит от нашего свободного произволения, ибо как Адам свободно и сознательно отверг заповедь Божию, так и мы должны свободно и сознательно потрудиться, чтобы быть с Богом, чтобы не допустить до себя греха, разлучающего нас со Христом.

С этой точки зрения Таинства можно разделить на две группы: неповторяемые (Крещение, Миропомазание, Священство, в идеале — Брак) и повторяемые (Покаяние, Причащение, более частно — Елеосвящение). Неповторяемые Таинства меняют нашу природу таким образом, что в нее всаживается это семя жизни вечной, человек делается способным к жизни со Христом, к спасению, он получает дар Божий — исцеление природы, но как залог, как начаток собственной духовной деятельности. Господь говорит об этом в притчах — о горчичном зерне, о закваске, о возрастании в Царство Божие, о внутреннем развитии от маленького семечка в великое дерево (см. Мф. 13). С принятием этого дара Божия начинается жизнь, но для ее совершения нужна всеусиленная деятельность. Сам человек, по причине повреждения своей природы в грехопадении, не в состоянии эту духовную деятельность осуществлять как должно; но в повторяемых Таинствах, к которым христианин регулярно и часто прибегает, Господь помогает ему, укрепляет, очищает, возобновляет теснейшую связь с Собою.

Конечно, Таинства не исчерпываются этой педагогической стороною: они есть действия Божии и поэтому глубоки, неисчерпаемы; Таинства имеют и объективное действие, они глубочайшим образом духовно меняют и преображают человека, а через него — и весь мир, они строят Церковь, они — источник жизни христианской. Но я обращаю ваше внимание именно на педагогический аспект Таинств, потому что именно здесь кроется главная ошибка в восприятии их, да и вообще в восприятии церковной жизни.

Речь идет о магизме, одной из самых серьезных проблем современной церковной действительности. Для очень многих людей Таинства суть магические действия, — т. е. такие, которые не предполагают своей личной внутренней духовной работы. Магизм базируется на том, что духовный мир независим от человека, от его внутреннего состояния, человек — его пассивная часть, деталь, механическая игрушка на волнах неведомого для большинства потустороннего мира. Можно, однако, воздействовать на этот мир и направить это воздействие так, чтобы получить некий ожидаемый результат. Для этого особое посвященное лицо, жрец или маг, должно точно выполнить то или иное обрядовое действие, и если оно правильно совершено, если учтены все значимые потусторонние обстоятельства дела, то результат гарантирован независимо от внутренних расположений сердца человека, от его веры, взглядов, дел, нравственного состояния и проч. Главное — учесть все обстоятельства и скрупулезно точно, посвященным лицом исполнить определенный род действий.

Если магизм проникает в Церковь, он коренным образом извращает внутренний строй христианина, так что он фактически перестает им быть, хоть может быть внешне весьма воцерковленным человеком. Магизм в Церкви прежде всего извращает отношения человека и Бога, извращает саму мысль о Боге. Бог становится не любящим Отцом, а неким абстрактным принципом, внушающим прежде всего не сыновнюю любовь, а боязнь подчиненного к загадочному начальнику. Между человеком и Богом невозможными становятся личные отношения, а именно в них суть нашей религии; возникают отношения формальные, юридические; благоугождение Богу переносится из сферы нравственной исключительно в исполнение определенных внешних правил. Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно и вовремя исполненный; в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.

Это приводит, прежде всего, к ужасной скованности внешним, рабской зависимости от него, к приданию ему самостоятельного значения, к погружению в обрядовость. Рядом с этим стоит и крайняя безответственность. Человек снимает с себя ответственность за свою религиозную жизнь и возлагает ее на форму, на обряд, на внешнее, отчего происходит сакрализация формы, придание ей мистического значения: обряд, правило сами по себе становятся спасительными. В дальнейшем мы проследим этот момент: многие церковные понятия, такие, как, например, послушание, духовное руководство и др., воспринимаются магически. Магизм лишает человека христианской свободы: от обряда ожидается детерминированный результат, обусловленный исключительно соблюдением формы. Кроме того, человек попадает в рабскую зависимость от совершителей обряда, воспринимая их также магически.

Наконец, и главное — всё это приводит к необязательности и ненужности нравственных усилий: форма автоматически всё сделает, ибо ею исчерпывается религиозная жизнь. Всё это сочетается с прагматизмом религиозных потребностей: от религии нам нужен не Бог, а обеспеченная Им (при помощи, естественно, исполнения внешнего) комфортная жизнь здесь и сейчас. Вышеназванным живут многие церковные люди. Церковь для них — это свечки и записки: достаточно поставить свечку и подать записку — и уйти по своим делам: свечка с запиской всё сами сделают. Часто можно услышать: а какую молитву прочитать от того–то или для того–то? или: мне дайте самую сильную молитву, самый действенный псалом и проч., и проч.; явно, что здесь упование на форму, а не на молитвенное усилие сердца; о нем вообще речи нет.

Магизм проникает во все сферы церковной жизни; вся, например, история с ИНН основывается на магической, нецерковной точке зрения, что человек может отречься от Христа автоматически, помимо сознания и произволения. Это же касается и Таинств — средоточия жизни Церкви. Каждый из нас, я думаю, так или иначе сталкивался с утилитарным подходом к Таинствам: чтобы ребеночка не сглазили, его нужно крестить. Чтобы семья не развалилась — венчаться. Чтобы не заболеть — причаститься, и т. д. При этом считается, что все нужное автоматически произойдет, без собственных нравственных усилий.

Но это всё — нехристианский взгляд, не так учит Церковь. Господь говорит: Сын мой! отдай сердце твое мне (Притч. 23:26), и фарисеи подвергались укоризне от Спасителя, что они очищают внешнее при полном небрежении к внутреннему. Церковное учение говорит нам о синергии – сотворчестве Бога и человека на пути ко спасению; и особенно это касается Таинств: принятие их, участие в жизни Церкви требует прежде всего наших нравственных усилий.

С другой стороны, неверно думать, что Таинства обусловлены этими усилиями, что их действительность зависит от нравственного состояния человека. Это мнение осуждено Церковью как ересь. Таинства объективно действительны и не зависят от нравственных достоинств их совершителя или принимающего их, но при недостоинстве человека они не освящают его, но служат ему в «суд и осуждение». Речь у нас идет не о действительности Таинств — она обусловливается не людьми, но Церковью: Таинства совершаются Церковью и приниматься достойно могут лишь в духе Церкви, — а о действенности их, о том, как мы должны себя держать по отношению к ним, чтобы получить плод духовный, чтобы они были действенны в нас, а не сами по себе. Бог поругаем не бывает, и Таинства Его всегда святы и действенны; дело только в нас — с должным ли расположением мы принимаем их и для чего: для того, чтобы жить со Христом, соединяться с Ним, — и тогда Таинства всякий раз больше и больше углубляют эту нашу связь с Богом, или для каких–то иных целей — и тогда они служат нам в суд и осуждение.

Из вышесказанного ясно, каким должно быть наше расположение по отношению к Таинствам Церкви.

Во–первых, это вера: Без веры угодить Богу невозможно; ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает (Евр. 11:6). Без единства веры, без правого ее исповедания невозможно участие в Таинствах. Вера же должна быть не какая–нибудь, а ясная, правая, твердо знающая свой предмет, исповедующая, что через Таинства мы преискреннейше приобщаемся Богу, соединяемся со Христом и получаем благодать Святого Духа.

Во–вторых, мы должны желать этого соединения, жаждать Бога, искать Его, и в богообщении полагать смысл и цель нашей религиозной духовной жизни, и принимать Таинства исключительно для этой цели, свободно и сознательно. Всяким иным соображением, как–то: креститься ради традиционного национального самоопределения, причаститься ради здоровья или потому, что я раз в две недели причащаюсь, или заодно с мужем (женою), чтобы не расстраивать его, венчаться, чтобы не ссориться или чтобы муж «не гулял», или собороваться на всякий случай, или исповедаться «по обычаю», не зная что сказать, — всем этим мотивам не должно быть места: это профанация Таинств. Это не отрицает внешних правил, регулярности участия в Таинствах: мы говорим о внутреннем расположении.

И, в–третьих, мы должны всячески избегать магического взгляда на Таинства и обязательно сочетать участие в них с нравственной духовной деятельностью; осознавать, что Таинства есть семя, залог, задание, а мы должны семя взрастить, залог выкупить и задание выполнить. И это возможно, если мы будем всеусиленно понуждать себя исполнять евангельские заповеди и возрастать в познании нашей веры, беречься от умножившихся особенно в наше время заблуждений. Если эти вещи, хоть в малой мере, есть в нас, тогда Святые Таинства исполнят нас благодати Святого Духа и мы будем постепенно возрастать в христианстве; если же мы уклонимся с этого правого, узкого и тесного духовного пути, если сместим акценты, покривим церковный строй мысли и внутренней жизни, — тогда мы будем подвергаться опасности приобщаться Таинствам в суд и осуждение.

Вот это краткое введение о Таинствах вообще, а теперь перейдем к рассмотрению отдельно каждого Таинства и связанных с ним проблем.