БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

Бессловесная тварь

Молчаливость — истинно мужская добродетель. Атос — вот эталон мужественности. Вместо слов у него дела, вместо эмоций — сила воли. Женщины, окруженные эмоциональными болтунами, от этого образа млеют. Млеют, млеют, пока такой Атос не достается им в ежедневное пользование.

Вот Атос молча пришел с работы, молча поел, молча сел и молча молчит.

— Ну как у тебя дела, Атосик? — спрашивает женщина.

— Нормально, — отвечает Атос.

— Как на работе? Много гвардейцев кардинала сегодня заколол?

— Угу.

— Ты что, устал?

— Не…

Тут уже женщина начинает как-то волноваться. У нее в голове, напирая друг на друга, скачут объяснения. А) Атос на что-то обиделся. Б) Атос ее больше не любит. В) Атос ей изменяет с какой-нибудь шалавой-фрейлиной. Возможно — за эту спасительную версию женщина цепляется, пытаясь быть оптимисткой, — у него просто крупные неприятности на работе. И раз он молчит, то просто не хочет о них рассказывать.

— Ну ладно, — говорит она, слегка обидевшись. — Ты, наверное, хочешь спокойно посидеть, я пойду в будуар, займусь макраме…

Мужское молчание легко принять за безэмоциональность. Но, как говорят гомеопаты, если мы чего-то не видим, это не значит, что его нет.

Дятел долбит кору дерева, даже если муравьи не ползают по поверхности. То же и с эмоциями молчаливого мужчины. Они есть, просто они ползают под толстой корой стереотипного мужского поведения. И если женщина хочет, чтобы Атос наконец раскрыл свой рот и что-то сказал, ей придется стать дятлом, продолбиться сквозь «жаловаться — не мужское дело», сквозь «все нормально», сквозь «я просто немного устал» и «могу я спокойно посмотреть телевизор?».

Девушка, сидящая на танцах, хочет танцевать, а не сидеть. Просто она ждет, чтобы ее красиво пригласили. А молчаливый мужчина ждет (не признаваясь себе в этом), чтобы его разговорили.

Ему просто нужно задать правильный вопрос. А чтобы задать правильный вопрос, как известно, нужно знать бомльшую часть ответа. «Как дела?», «Ты устал?», «Чего такой мрачный?» — неправильные вопросы. Правильный вопрос — тот, на который Атос не сможет ответить «нет». Например: «Ветер сегодня холодил былую рану?» Или: «Потертое седло опять скрипит?» Или: «Гасконец достал своими песнями?»

После пары-тройки правильно заданных вопросов даже самый молчаливый мушкетер, к удивлению окружающей женщины, разразится каскадом признаний, откровений, а может быть, и рыданий. Более того, вербализация эмоций будет иметь психотерапевтический эффект, особенно если помогать ему, непривычному, с формулировками: «Тебя это обижает?», «Ты разочарован?», «Ты жалеешь об этом?».

После десятка-другого сеансов игры «Угадай мои мысли, и тогда я о них поговорю», Атос станет податливее. Он поймет, как вредно держать эмоции в себе, как хорошо бывает выговориться, как понятнее самому становится проблема, когда ее сформулируешь вслух, как здорово, что мы об этом поговорили, как полезно иногда бывает поплакать, как здорово бывает пересказать весь свой рабочий день с подробностями, где он обедал, что ему сказали коллеги и что он об этом подумал, и что ему сегодня снилось, а куда ты пошла, тебе что, не интересно?..

После чего вдруг становится понятно, почему молчаливость — все же истинно мужская добродетель.

Вам, молодым, все слишком легко достается!

Я вот в школу на лыжах ходил через лес. Шесть часов в одну сторону. С вечера выходил и всю ночь шел, чтобы к первому уроку поспеть. В левой руке тетрадка, в правой — перо, на поясе чернильница — уроки по дороге делал. Когда чернила замерзали — кровью писал. На большой перемене спал. А большие перемены у нас были по две минуты. А потом обратно шесть часов. Домой приходил, только чтобы лыжи смазать. Лыжную мазь сам делал из медвежьего помета.

У вас сейчас дома ванная, душ. А мы горячую воду покупали на черном рынке. Сто рублей ведро. И всей семьей одним ведром мылись. А вместо мыла у нас была лыжная мазь. А лыжную мазь делали из медвежьего помета. Ну и что, я уже это рассказывал! Ты еще раз послушай деда, дед помрет скоро и некому будет рассказывать. Что значит, я все только обещаю? Сказал — помру, значит — помру. Дед свое слово держит. Обещал тебе глиняную свистульку сделать — и сделал! Мало ли что ты не просил. Свистулька — лучшая игрушка. У меня в детстве и такой не было. Мне дед глиняную свистульку из фашистской бомбы сделал. Мы с братом, чтобы посвистеть, вдвоем ее еле от земли поднимали, пока она не взорвалась. Деревья в радиусе ста метров повалило, а нам хоть бы хны. Потому что здоровые были, не как вы сейчас. Все натуральное ели — грибы, ягоды, шишки, березовый сок с мякотью. А воздух какой был! Кислородные подушки тогда как делали? Выйдешь на крыльцо, наволочкой воздух зачерпнешь — и вот тебе кислородная подушка.

Но жили тяжело. Это у вас сейчас пуховики, дубленки. У меня из теплой одежды был только пионерский галстук. Им же вытирался, им же укрывался. Им же волков отпугивал.

Сейчас у вас телевизоры, кинотеатры. У нас даже немого кино не было. У нас слепое кино было! Сидишь в клубе, смотришь на стенку и домысливаешь. Фантазия такая сильная становилась от этого, что я ей дрова колол! Потому что топор занят был все время. Мать им маникюр делала всей деревне — крутилась как могла. А вместо косметики у нее смородина была. Черная для глаз, красная для губ.

Покемонов они ловят! Мы, знаешь, как покемонов в детстве ловили? Меня отец запер в сарае и поил неделю самогоном. И на восьмой день появились покемоны. Я их собрал и у пленных немцев на жвачку выменял. Мать у меня ее отобрала и давала нам с братом жевать, если мы заканчивали четверть без троек. И в тот день мы уже не ужинали. А четвертей в учебном году было девять.

Мороженое теперь на каждом шагу продается. У нас, знаешь, какое мороженое было? Когда морозы вставали, бабушка обмазывала качели медом и мы его слизывали. И ничего вкуснее я с тех пор не ел. Потому что трудом досталось! А вам сегодня все слишком легко дается. Ладно не хнычь, скажу тебе пароль от моего вай-фая. Dedushka777. Да, опять поменял! Потому что ты как придешь, сразу утыкаешься в свой телефон. А так хоть послушаешь деда, запомнишь, своих внуков пугать будешь.

Верность

За двадцать лет катания на сноуборде Леша сменил свою амуницию несколько раз. Саму доску и ботинки три раза, куртку четыре, перчаток у него было несколько пар, маску (которую Леша первые лет десять позорно звал «очками») он надевал по погоде и настроению, выбирая из трех вариантов. Даже шлем, который он очень долго игнорировал, и то успел поменять, а вот штаны…

Эти штаны были куплены двадцать лет назад вместе с остальными причиндалами, когда они с первой женой первый раз выбрались на горнолыжный курорт — в Финляндию. С тех пор в Лешиной жизни были другие жены, места жительства и работы, а штаны продолжали служить верой и правдой — серые бёртоновские штаны, с молнией в промежности для регуляции теплообмена и кучей удобных карманов. Правда, резиновые лямки уже растянулись, так что штаны, сколько ни старались защитить хозяина, все же иногда пропускали снег за пояс при падении. Да декоративная прострочка на коленках истёрлась местами. Зато в них никогда не было ни холодно, ни жарко, их можно было надевать даже в мороз без термобелья. А некоторая потрепанность штанов, как казалось Леше, придавала ему бывалый вид — столь нужное ощущение для человека, который катается раз в году.

Он уже выделял штаны в своем сноубордическом гардеробе и, доставая их из шкафа перед очередной поездкой, мысленно говорил: «Вставайте, старые штаны, едем в Альпы! Довольны? Послужите еще?» И штаны, тускло сияя облупившимися клепками, казалось, виляли растянутыми лямками и радовались, что могут еще быть полезными. Буду их носить, пока не развалятся совсем, думал Леша…

Он сидел на солнышке, развалившись в шезлонге, приятно уставший после трех часов катания. Подошел друг Серега.

— Держи! — сказал он, протягивая бутылочку «Егермайстера». — О! Да у тебя штаны поехали.

Действительно, правая штанина поехала по шву: из дырки виднелась белая подкладка, как плоть сквозь резаную рану.

— Жалко, — сказал Леша. — Хорошие штаны были. Я в них двадцать лет катаюсь.

— Оно и видно. На них уже смотреть страшно. Чего ты новые не купишь?

Действительно, подумал Леша, посмотрев на торчащую подкладку и потертые коленки с поникшими нитками.

Неприятно удивившись ценами в магазинах австрийского курорта Ишгль, он все-таки выбрал хорошие новые штаны — тоже бёртоновские, черные, комбинезонного типа, с кармашком на груди, — померил, отдал триста евро, принес их в номер и положил на кровать.

Старые штаны — мятые и, как теперь выяснилось на фоне новых, грязноватые — грустно лежали рядом, как будто что-то подозревая, даже не пытаясь выглядеть хорошо. Оставить что ли… для дачи… для грязной работы… отрывисто думал Леша. Но никакой дачи у него не было, и никакими грязными работами он не занимался. Судьба штанов была решена. Но они как будто смотрели на него, вопрошая — вот и все? Двадцать лет службы, двадцать лет тепла и комфорта внутри, снега, льда и ветра снаружи, Финляндия, Франция, Кавказ… и сегодня был последний спуск? Ладно, привезу домой и там выкину, решил Лёша, с одной стороны стыдясь своего предательства, с другой — своей глупой сентиментальности к неодушевленному предмету.

На следующее утро, стараясь не смотреть на старые штаны, он надел новые и отправился на подъемник.

— Хм, новые, — оценил Серега и достал из кармана крохотную бутылочку «Егермайстера». — Давай. За новые штаны!

Они очень старались — изо всех сил поддерживали удобную температуру внутри, не сползали, матово блестели на солнце и надежно хранили в нагрудном кармане мобильный телефон. К концу отпуска они стали уже родными и своими. Старые штаны лежали в углу серой кучей, смирившись со своей участью.

В день отлета Леша, чувствуя себя чрезвычайно мужественно и спортивно, стащил громоздкий сноубордический кофр на колесиках на первый этаж гостиницы. Старые штаны он засунул самыми последними. Парень на ресепшен с модной стрижкой и серьгой в ухе закончил ритуалы чек-аута и сказал:

— Спасибо! Приезжайте еще! А вот подарок от нашего отеля. — И поставил на стойку симпатичную стеклянную баночку. — Наш фирменный абрикосовый джем на память!

— О, спасибо! Буду есть и вспоминать! — изобразил Леша восторг, расстегнул молнию на кофре и сунул баночку поглубже в мягкие недра, чтобы она не разбилась.

— За отъезд! — сказал Серега и протянул Леше бутылочку «Егермайстера».

Дома Леша разделся и сел на диван, ощущая моральное и физическое удовлетворение от отпуска и счастливого возвращения — все пошло без накладок и без травм. Кофр лежал перед ним, знаменуя необходимость последнего рывка — распаковки багажа.

Он открыл молнию, сунул руку внутрь и почувствовал… О нет! Расстегнул пошире… О да! Банка не разбилась. Она просто раскрылась внутри и исторгла свое фирменное оранжевое липкое содержимое внутрь. Леша осторожно лизнул руку. А ведь неплохой джем! Был… Он представил доску, ботинки, шлем и одежду, перемешанные с джемом. Часы и часы отмывания, чертыхания, прилипания и отлипания, ковыряния, скобления и выскребания… Если бы проклятия были материальны, отель повалился бы прямиком в ад. На самое дно booking.com или где там еще у отелей ад…

Вздохнув и заранее содрогаясь, он расстегнул молнию до конца и открыл кофр. С того конца, где разорвалась джемовая бомба как раз лежали старые штаны, они и приняли на себя основной удар. Он начал доставать вещи по одной: куртка — вроде ничего, новые штаны — хм, вроде чистые, левый ботинок — ни пятнышка. Вскоре картина разрушений предстала перед Лешей во всей своей парадоксальной очевидности — из всех вещей пострадали только старые штаны. Поразительно, но остальные вещи остались совершенно и окончательно без сладкого!

Он достал из кофра липкий серый ком и отнес его в ванну. Штаны, старые верные штаны, решили уйти красиво и, когда от них уже никто ничего не ждал, совершили героический акт самопожертвования. Согреть они уже не могли, но решили оставаться преданными до конца, поэтому закрыли своим старым телом все вещи хозяина, включая новые штаны. И вот, потратив последние силы, они лежат, еле дыша, в ванне и смиренно ждут, когда их кинут в мешок для мусора…

Два часа Леша отскребал джем со старых штанов. Джем оказался удивительно липучим, с мерзкими рыжими волокнами, которые цеплялись за ткань и отдирались только ногтями. Тяжелые штанины безжизненно обвисали в его руках. «Нет, — бормотал он, — нет, не сегодня…»

Утром штаны подсохли и выглядели как больной после реанимации — слабыми, мятыми, бледными, но живыми. Леша отгладил их и положил в шкаф. До следующего сезона.

Законопроектор

Я человек очень простой и говорю запросто. Предки мои тоже из-под сохи, я из семьи простейших. Чужих доходов не имели, жили собственными отходами, из них своими руками я себя и сделал. Рос, развивался и ходил — все только под себя. Ничем лишним не думал, в университетах не кончал, из-под младых ногтей матери впитал и до сих пор не обсохло. Так что я человек прямой, извилины у меня прямые, и мысли, которые я ими откладываю, тоже прямые. Не зря таких, как я, народ выгоняет в депутаты.

И вот мой первый законопроект.

Предлагаю запретить все плохое.

Объясню, как шла моя мысль по-большому. Все проблемы современного общества натекают из плохих вещей — пьянства, наркомании, фашизма, экстремизма, гомосексуализма и украинских остапо-бендеровцев. Если их всех запретить, то они исчезнут.

Но надо копать выше!

Плохие вещи делаются плохими людьми. Предлагаю запретить и аннулировать плохих людей.

Что я имею ввести под плохими людьми? Если государство видит, что гражданин номер такой-то свободный по такой-то статье сделал что-то плохое — гомосексуализм или фашизм, хотя это примерно один и тот же экстремизм, — значит он плохой. Вы установили слежку за моей логикой? Это все не так попросту, что я тут из себя излагаю. Сделал плохое, значит, плохой, вычеркиваем из поголовья, не обессы.

Далее движемся вспять по моему законопроектору.

Человек плохой, еще и если он сказал плохое. Внимание, тут клейкий момент. Говорить плохое — это значит говорить о плохом. Если запретить говорить о плохом, оно исчезнет! Не говорим про наркоманию, значит, ее нету. Даже само слово надо чтобы нельзя было. Кто про фашизм написал или слово «фашист» употребил, тот самый фашист и есть. Вообще все плохие слова надо запретить, а оставить только хорошие — Родина, Патриотизм, Закон, Крым, Семья, Победа, Ветеран, Безопасность, Стабильность. И чтобы все с большой буквы — так удобнее различать хорошие от плохих. Если только ими мысль выражать, плохого не скажешь, как ни старайся. Если трудно, можно прилагательных слов добавить — Суверенный, Национальный, Старинный, Великий и Всенародный.

Плохое тогда никак не сможет просочиться — ни людей нет, которые его делают или говорят, ни даже слов таких, чтобы описать.

Но как говорил в рифму философ Сократ, я мыслю, значит, виноват. Поэтому заодно надо запретить плохие слова думать. Кто их думает, у того лицо становится такое… как бы не наше лицо, не торжественное. По лицу узнаем и того — по Всенародным Законам Национальной Безопасности — в расход.

Так должны работать законы не покладая спущенных рукавов. Но не работают! Многие законы у нас не очень укоснительно выполняют себя до твердого конца, а просто приняты для какой-то галочки. С этим вопросом мы должны равняться смирно на законы физики, как это делал Ньютон, хоть он и Исаак, но у нас все нации почему-то равны, даже эта. Таким образцом предлагаю приравнять законы России к законам физики на всей ее территории России, включая на всякий случай Белоруссию, выходные и праздничные дни. Тогда они сами начнут выполняться, как яблоко падает на голову этого Исаака. На головы русских людей яблоки просто так не падают, но с этим мы завтра разберемся на босу голову.

Вот такой законный проект вышел из меня, он пока жидкий, но я его чую. Как говорится, лиха беда — отворяй ворота.

Спасибо за аплодисментовку!