Бессменная вахта

А. ЖДАНОВ, генерал-майор внутренней службы в отставке, председатель совета ветеранов МВД Казахской ССР ВЕТЕРАНЫ В СТРОЮ

Пачки писем, фотографий разных времен, вырезки из газет, журналов… В этих бесценных документах, присланных ветеранами, их воспоминания о днях былых, планы и думы, мысли и пожелания людей, отдавших многие годы своей жизни делу укрепления правопорядка в городах, селах и аулах нашей республики.

Ветераны — наша гвардия, слава и гордость органов внутренних дел! Всю жизнь посвятили они своей полной риска, трудной и сложной работе — борьбе с преступностью. Многие находились на переднем крае, встречались в опасностью лицом к лицу. Но и сейчас большинство из них не порывает связей с органами внутренних дел, участвует в работе совета ветеранов, оказывает помощь в расследовании преступлений, вносит свой посильный вклад в многогранную деятельность милиции и других служб МВД. Они — желанные гости в школах повышения профессионального мастерства, в городских и районных отделах, где помогают и советом и активным участием.

Главное у ветерана — его богатый, накопленный годами, проверенный на практике опыт. Но один лишь опыт — это еще далеко не все. Ветеран остается солдатом до тех пор, пока он в коллективе, пока делится своими знаниями, пока сам находится в строю.

Ветераны могут многое. Вот что, например, рассказывает подполковник внутренней службы в отставке Петр Павлович Витвицкий, фронтовик, многие годы посвятивший борьбе за нового человека:

Таких ветеранов, как подполковник П. П. Витвицкий, у нас много. Перелистываю письма, старые газеты. Вот что пишет в своем письме в совет ветеранов Министерства внутренних дел Казахской ССР персональный пенсионер союзного значения Александр Григорьевич Мелкумов:

Живет он сейчас в Краснодарском крае. Но долгие годы, после окончания в 1931 году Центральной высшей школы Рабоче-Крестьянской милиции в Москве, был связан с Казахстаном. Сюда Александр Григорьевич приехал закаленным в боях гражданской войны воином, за активное участие в них и проявленную храбрость был награжден двумя орденами Красного Знамени, Почетной грамотой Реввоенсовета.

Работая начальником Ленинского райотдела милиции Карагандинской области, Мелкумов участвовал в ликвидации бандитских шаек, которые мешали трудящимся казахам строить новую жизнь.

…По следам лошадей проводник давно определил, что в банде Кадырбая тридцать басмачей. В милицейском отряде было девять человек. Чтобы добиться успеха операции, Мелкумов решил применить испытанный в борьбе с белогвардейцами маневр — на рассвете, когда сон особенно крепок, внезапно напасть на бандитов.

Сильный порыв ветра сменился затишьем. Проводник сказал, что бури не будет. Когда, по словам проводника, до трех холмов остался один переход, решили устроить привал. Допоздна пасли лошадей, ели сушеные дыни, спали. В середине ночи двинулись в путь. Набравшиеся сил лошади шли ходко. Как только заря на востоке заиграла красками, милицейский отряд осторожно подобрался к желанным холмам. На них установлены и замаскированы пулеметы. Мелкумов прекрасно знал, что выставлены дозорные, без них басмачи спокойно спать не будут. Нужно было их тихо снять.

Одного дозорного сняли бесшумно. Другой оказался бдительнее, успел выстрелить, за что поплатился жизнью. Но басмачей всполошил. Все пришло в движение. Бандитский стан загудел, как встревоженный улей, раздались беспорядочные выстрелы. Тут же с холмов застрочили пулеметы, и огненные трассы прижали бандитов к земле. Но вскоре они оправились от испуга, собрались в цепь и открыли стрельбу по холмам. Мелкумов понял, что задуманный план внезапного нападения на басмачей не удался.

Уже разгоралось утро, а перестрелка все не смолкала. Теперь в лощине, подернутой слабым белесым туманом, хорошо различались фигурки басмачей.

К Мелкумову подполз боец, доложил:

— Товарищ начальник! Проводник узнал Кадырбая. Вон, смотрите, коренастый, подвижный, тот, что в зеленом халате, малахай у него приметный — из белого барашка. Видите, как мечется от одного басмача к другому. Не иначе что-то замышляют, бестии. Видно, приняли какой-то план действий.

Зрение Мелкумова обострилось. Не спуская с мечущейся зеленой фигурки глаз, Мелкумов отложил в сторону маузер и взял в руки винтовку. Начальник милиции тщетно ловил на мушку по-бесовски верткого главу басмачей. Словно почуяв намерение Мелкумова, Кадырбай ловко и изворотисто ускользал то в одну, то в другую сторону, не давая посадить себя на злосчастную мушку. Мелкумов приказал милицейскому отряду прекратить стрельбу. Басмачи тоже перестали стрелять, видно, решили беречь патроны. Озадаченные наступившей тишиной, они бросились к своим лошадям, сбившимся в кучу в низине лощины.

Мелкумов спокойно и терпеливо целился, стараясь улучшить удобный момент. Ему необходимо было сразить Кадырбая с первого выстрела.

Одиночный выстрел разрезал тишину. Человек в зеленом халате упал на землю, как подкошенный. В стане бандитов произошло смятение. Гибель Кадырбая словно парализовала их ужасом. Они в панике побросали оружие на землю,: вскинули руки.

Это был последний выстрел в жизни Мелкумова. Как самые дорогие реликвии тех лет хранит он сегодня кавалерийское седло и именную шашку. Приезжая в Казахстан, Александр Григорьевич Мелкумов обязательно бывает в райотделах, встречается с сотрудниками, делится воспоминаниями о героических годах становления милиции республики.

Без малого четыре десятка лет отдал службе в органах внутренних дел генерал-майор милиции Фазин Кипчакбаев, Первые строки его биографии схожи с теми, что писали многие его сверстники — мальчишки тридцатых годов. Учился в железнодорожной школе ФЗО, слесарил в Джамбулском вагонном депо, потом техникум…

В сорок первом комсомолец Кипчакбаев ушел на фронт. Уже в первых боях молодой воин проявил мужество и отвагу. В 1942 году разведчика Кипчакбаева переводят на оперативную работу. Тысячи огненных верст по дорогам войны прошел молодой чекист. Он освобождал родную землю от фашистских захватчиков, участвовал в штурме вражеских городов, раскрывал гитлеровскую агентуру. Его ратный труд отмечен боевыми орденами и медалями, благодарностями Верховного Главнокомандующего.

…Отгремели последние залпы войны. По партийной путевке пришел Ф. Кипчакбаев на работу в органы внутренних дел. Опыт разведчика и чекиста пригодился ему и в мирные дни. Работая оперуполномоченным УВД Джамбулского облисполкома, Кипчакбаев не раз с честью выходил из сложных ситуаций в схватках с преступниками. Уже опытным офицером милиции возглавил Фазин Кипчакбаев Джамбулское областное управление внутренних дел. Многие его воспитанники стали мастерами своего дела, работают сегодня на различных ответственных постах. Среди них Е. Демесинов, В. Шумов, Б. Джаксиев, А. Азтаев, А. Васильев и многие другие. За долголетнюю и безупречную службу генерал-майор милиции Ф. К. Кипчакбаев занесен в Книгу почета МВД СССР.

Сегодня ветеран на заслуженном отдыхе. Но не в отставке. Он щедро делится с молодыми сотрудниками управления своими знаниями, богатым опытом. Его личный пример учит верности Присяге, высокому долгу чекистов.

В Министерстве внутренних дел Казахской ССР, во всех подразделениях республики хорошо знают полковника внутренней службы Бориса Трофимовича Мельниченко. Он и сейчас часто бывает в райотделах, в исправительно-трудовых колониях. Его служба началась давно. Идет уже пятый десяток лет.

Лето 1942 года. Выпускник Свердловского медицинского института молодой врач Борис Мельниченко отправился в действующую армию. Боевое крещение получил на Калининском фронте в жаркие дни наступления наших войск на Ржев. Медсанбат не успевал принимать раненых. Они ждали своей очереди со жгутами на ранах, что приводило нередко к тяжелым осложнениям.

Прибывший в медсанбат главный хирург армии профессор Д. А. Шраер впервые в практике военно-полевой хирургии предложил прямо на передовой накладывать раненым вместо жгута кровоостанавливающий зажим. Поручил провести этот эксперимент бывшему своему ученику Мельниченко.

Борис Трофимович вместе с медсестрой Т. Максимовой и санитаром И. Ванкотиным на автомашине направились на передовую. В пути их обстреляли немцы. Медсестра была ранена. Отправив ее в медсанбат, Мельниченко и санитар поднялись на правый берег реки Вазузы и в случайно сохранившейся избушке развернули медицинский пункт. В течение суток без отдыха накладывали зажимы раненым. За выполнение этого задания Борис Трофимович Мельниченко был награжден орденом Красной Звезды.

За годы войны медицинский персонал подразделения, возглавляемого Б. Т. Мельниченко, оказал помощь десяткам тысяч раненых, которые после выздоровления продолжали сражаться с врагом.

Младший врач, хирург операционной приемно-сортировочного взвода и роты отдельного медсанбата, старший врач, полковник… Калининский, 3-й Белорусский, 1-й Прибалтийский фронты — все это вехи военной биографии Бориса Трофимовича Мельниченко.

Родина высоко оценила ратные заслуги Б. Т. Мельниченко. Он награжден орденами Отечественной войны I и II степени, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» и другими наградами.

После войны Борис Трофимович несколько лет служил в рядах Советской Армии, а в марте 1948 года Главным военно-медицинским управлением Вооруженных Сил СССР был откомандирован в распоряжение МВД Казахской ССР.

Несколько лет он был врачом-инспектором, а в начале 50-х годов — главным врачом и затем начальником госпиталя министерства. Борис Трофимович в то же время не прекращал хирургической практики. Проводил сложные операции.

Учитывая деловые качества и организаторские способности Б. Т. Мельниченко, его выдвигают на пост начальника медицинского отдела МВД республики. На этом посту он проработал более 25 лет.

За добросовестную службу в послевоенное время Борис Трофимович награжден орденом «Знак Почета», знаком «Отличник здравоохранения», Почетной грамотой МВД Казахской ССР. Указом Президиума Верховного Совета Казахской ССР ему присвоено звание «Заслуженный врач республики».

Уйдя в 1978 году на заслуженный отдых, Борис Трофимович не усидел дома, снова вернулся в строй.

Большую работу в совете ветеранов МВД ведет Жакипбек Сербаевич Сербаев. Как и многие его сверстники, он прошел суровую школу Великой Отечественной. Не одна награда украсила грудь фронтовика, окончившего войну в Берлине.

На многих ответственных участках работал после войны Жакипбек Сербаевич Сербаев. Но самым главным он считал работу в МВД, куда вернулся после многолетнего перерыва. Отсюда и провожали его на заслуженный отдых. Но в его понимании отдых — это деятельность.

Ж. Сербаев — член Алма-Атинского городского комитета народного контроля, Совета ветеранов министерства, частый гость средней школы № 25 имени Ф. Э. Дзержинского, где он помог создать музей боевой славы.

Авторитет, ордена ветеранов — это всегда уважение и награда за верность избранной профессии, своему делу, за долголетний труд.

…Первое знакомство с будущей профессией полковника милиции в отставке Михаила Павловича Васютина произошло в 1931 году на строительстве Ульбинской гидроэлектростанции в Восточном Казахстане, где он как секретарь комсомольской организации возглавил бригаду содействия милиции. Сотрудников милиции в те годы было мало, а на отдельном Мало-Ульбинском участке, куда можно было проехать только верхом, все вопросы охраны общественного порядка решались бригадмильцами.

Когда в 1935 году Риддерский горком комсомола направил Михаила Васютина на работу в уголовный розыск, он с радостью принял назначение. С тех пор прошло более 40 лет. За плечами годы нелегкого труда, курсы руководящих работников уголовного розыска в Москве, должность начальника уголовного розыска в Караганде, затем в республиканском управлении милиции, руководство управлением внутренних дел Целиноградской области. Много на его личном и на общем коллективном счету его сослуживцев раскрытых сложных и запутанных преступлений.

Вспоминается дело братьев Дарвиных, убивших милиционера Сулейменова, совершивших целый ряд разбойных нападений и грабежей. При задержании преступников отличились начальник отделения уголовного розыска Михаил Михайлович Решетов, водитель Кадыр Ахметов, опытнейший оперативник Андрей Георгиевич Свинаренко, сотрудник отдела борьбы с бандитизмом Ибрагим Есенов… Вечером того же дня Михаил Павлович Васютин докладывал министру внутренних дел об успешно завершенной операции по задержанию шайки матерых бандитов.

Каждый вечер в районном штабе добровольных народных дружин Ленинского района Алма-Аты можно застать ветерана милиции подполковника в отставке Ишмухамета Абайхановича Абайханова. Он — начальник штаба — отвечает за четкую и слаженную работу всех сил общественности, за обеспечение образцового порядка на территории района. Весь свой богатый опыт отдает Ишмухамет Абайханович этой благородной работе, делу обучения и воспитания дружинников. Его заслуга и в хорошо организованном социалистическом соревновании среди ДНД района, своевременном подведении его итогов. Образцовой признана добровольная народная дружина управления механизации строительства Алма-Атинского ремонтно-строительного треста. В ее рядах 42 ударника коммунистического труда, 25 коммунистов и 28 комсомольцев. Дружинники управления стали инициаторами многих починов.

За последние десять лет в коллективе управления не совершено ни одного правонарушения, между подразделениями организовано соревнование за звание цехов, участков и бригад без нарушений дисциплины и общественного порядка. За большие успехи в охране общественного порядка, в борьбе с преступностью дружине управления вручены Почетные грамоты МВД СССР и МВД Казахской ССР, а командир добровольной дружины Г. Б. Бурумбаев награжден медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».

В грозные военные годы начал свою службу помощником оперативного уполномоченного в отделе уголовного розыска УНКВД Алма-Атинской области полковник в отставке Павел Яковлевич Рылов. На его счету немало успешно раскрытых опасных преступлений. Одно из самых памятных произошло декабрьским вечером 1942 года в Каскеленском районе. В колхозе имени Ворошилова во время заседания правления через окно выстрелом из ружья был убит председатель колхоза Бартасевич. Это преступление, которое в военное время рассматривалось как террористический акт, всколыхнуло всех. В оперативную группу по поиску преступника включили и Павла Рылова.

Удалось выяснить, что председателя колхоза убил вооруженный двумя наганами и ружьем житель села Чемолган Литвинов. Это убийство он совершил, мстя за то, что еще в далекие 20-е годы председатель и активисты колхоза отобрали у Литвинова излишки земли. Узнав, что на Литвинова может повлиять его мать, решили через нее и жену склонить бандита к явке с повинной. И эта операция удалась, преступник сдался.

…В Аральском районе Кзыл-Ординской области в 1951 году преступниками было разграблено семь магазинов, из которых похищено товаров на 300 тысяч рублей. Для оказания помощи сотрудникам РОВД в Аральск направили П. Я. Рылова. Через несколько дней ему удалось узнать, что в городе Аральске появился ранее судимый Зенков, который, нигде не работая, выдает себя за специалиста, прибывшего на судоремонтный завод. Он часто выезжает за пределы района, а в городе встречается с ранее судимым Юрьевым, который «сорит» деньгами, говорит, что много заработал на Севере.

Кропотливая работа, опыт и мастерство помогли П. Я. Рылову обезвредить грабителей, орудовавших в Аральске и в Талды-Курганской области. Всего было арестовано более двадцати грабителей и их пособников.

Более шестидесяти лет назад по направлению уездного комитета РКП(б) пришел на работу в милицию Николай Емельянович Рябинин. И хотя в 1951 году он в звании майора милиции вышел в отставку, до сегодняшнего дня Николай Емельянович считает себя причастным к этой нелегкой профессии. Много воды с тех пор утекло в родной речке Убе, что в Восточном Казахстане. Но в тех местах еще помнят секретаря сельской комсомольской ячейки, бойца-чоновца Николая Рябинина. Затем — Красная Армия, штурм Перекопа и разгром Врангеля, борьба с басмачами в Средней Азии. Закаленным в боях пришел он на работу в милицию. И здесь продолжил, работу с недобитыми врагами Советской власти, с преступниками всех мастей. За отличную службу в милиции Родина наградила его орденом Ленина, многими медалями. За личную храбрость и героизм ему было вручено именное оружие, хранящееся ныне в музее революционной и трудовой славы МВД Казахской ССР.

И сегодня, несмотря на возраст, Николай Емельянович — агитатор, член товарищеского суда, заведующий нештатным бюро жалоб и предложений Алма-Атинского комитета народного контроля.

Многих ветеранов милиции опалило своим дыханием пламя Великой Отечественной войны. Тысячи из них ушли добровольцами на фронт, успешно сражались с врагом в дивизиях НКВД и истребительных батальонах, а после победы вернулись на свои боевые милицейские посты. А полковнику в отставке Георгию Анисимовичу Котышеву, ветерану милиции республики, после окончания войны довелось еще несколько лет помогать немецким товарищам создавать национальную полицию Германской Демократической Республики. Он возглавлял в союзной комендатуре комитет общественной безопасности, а в 1949 году — отдел внутренних дел земли Мекленбург и Западной Померании.

Примером доблести и героизма, проявленных в годы войны, может служить боевой путь Порфирия Максимовича Бельчикова, ушедшего на фронт добровольцем с должности старшего инспектора отдела службы транспортной милиции.

Много лет проработал начальником детских колоний на территории республики Иван Дорофеевич Маркевич. И как благодарность за его душевную чуткость и доброту, талант воспитателя хранятся у него в домашнем архиве десятки писем от бывших воспитанников, ставших настоящими гражданами своей страны.

Сотни ветеранов органов внутренних дел, несмотря на свой пенсионный возраст, продолжают трудиться в различных отраслях народного хозяйства республики, в общественных организациях. Это ветераны партии, участники Великой Отечественной войны. Среди награжденных знаком «50 лет в КПСС» — С. Г. Прохоров, Л. М. Андрейчик, Ш. Куанышев, Д. Кусмангалиев, И. Ф. Огородников, А. К. Суворов, Х. Г. Султангалиев.

И сегодня активно участвуют в воспитании молодых работников ветераны МВД М. П. Васютин, А. В. Гончаров, Ж. Жаманбаев, Л. А. Мокрышева, О. М. Григорьева, А. Е. Фишер, Д. С. Сагантаев, П. П. Витвицкий и многие другие.

Ветераны — люди неиссякаемой энергии, высоких нравственных качеств. Они с честью несут это высокое звание, щедро делятся своим опытом и мастерством, воспитывая на своем примере молодое поколение солдат правопорядка.

П. ВИТВИЦКИЙ, подполковник внутренней службы в отставке МУЖЕСТВО

По узкой улочке небольшого колхозного села на предельной скорости, виляя из стороны в сторону, мчался грузовик, а следом, стремясь опередить его, — мотоцикл. Кто сидел в грузовике, разглядеть со стороны трудно. На мотоцикле были милиционеры. Неожиданно грузовик резко свернул в сторону и с грохотом врезался в ворота. Мотоцикл налетел на грузовик и перевернулся. Один из милиционеров остался лежать неподвижно. Другой с трудом приподнялся и, прихрамывая на правую ногу, побежал через разбитые ворота в глубь двора.

«Только бы не потерять сознание… Еще немного… совсем немного… Я должен… я должен догнать его…» Спина преследуемого уже перед глазами. Однако силы на исходе, совсем перехватило дыхание. И все же милиционер собирает в кулак всю свою волю, протягивает руку, хватает убегающего. Теперь не отпустит… Бандит ножом ударяет его по руке, по голове. Раненый придет в себя только через несколько часов в районной больнице.

Изрезанный ножом, с серьезным повреждением бедренной кости, могло случиться, он вообще не встал бы на ноги… Врачи сделали невозможное. И вот наступил день, когда Анатолий Толкунов поднялся с больничной койки.

Он прошел отличную школу жизни во внутренних войсках МВД, был вынослив, силен. Не раз приходилось ему вступать в схватки с бандитами. И всегда побеждал. Благодаря мужеству, силе, опыту.

В этот день он находился в составе патрульной группы. Толкунову и его напарнику Кадырбаеву нужно было осмотреть базу коопторга. Она у них на особом счету. Сразу же за поворотом они увидели грузовик, стоявший у обочины.

— Странно, в такой-то час… — подумал Толкунов и осветил грузовик фарами.

Оставив напарника у мотоцикла, Толкунов направился к машине, обошел ее сзади, заглянул в кузов. В нем лежали тюки. Подошел к кабине. В ней сидел человек. Он притворялся спящим. Толкунов решительно потребовал:

— Ваши документы!

Незнакомец как бы спросонья буркнул:

— Нет документов, забыл захватить.

— Тогда поедемте в райотдел…

Но едва грузовик тронулся с места, как на подножки с обеих сторон вскочили двое, до этого прятавшиеся за изгородью. Навалились на Толкунова. Анатолий действовал, как всегда, решительно и хладнокровно, заставил бандитов повиноваться.

Плотник по профессии, Анатолий все в жизни делал основательно, добротно. Глядя на его литые плечи и широченные ладони, в которых топор казался детской игрушкой, друзья, смеясь, говорили: «Ты как скала, за тобой не страшно».

Когда подошел срок солдатской службы, собрал он вещевой мешок, доставшийся ему в наследство от старшего брата, нехитрые свои пожитки и поехал с такими же стрижеными хлопцами навстречу неизведанной армейской жизни.

Службу рядовой Толкунов нес во внутренних войсках так же основательно и степенно, как работал. Уверенно, шаг за шагом, шел он к воинскому умению. Никогда не произносил вслух слово «долг», но чувство долга жило в нем, двигало всеми его поступками. Не случайно Толкунову доверили отделение. До чего же разные эти солдаты! Вот Владимир Аксюченко, первогодок. Обычно новички ко всему приглядываются с жадным любопытством, а этот скрытен, молчалив, всегда в стороне. Или взять Николая Кораяниди. Служит последний год, парень развитой, остер на язык, а дисциплина хромает. Чудов попроще, весь как на ладони. А Рахимкул Ахметов — сгусток энергии… И вот таких разных людей, составляющих отделение, ему, командиру, нужно было слить в коллектив.

Бежали неторопливо солдатские будни. Пришел день, когда младшего сержанта Толкунова, отличника Советской Армии, и его товарищей связало слово «подвиг».

…Развод подходил к концу. Осужденные рассаживались по машинам. Угрюмые лица, взгляды исподлобья. На совести у некоторых не одна судимость, не одно преступление, даже в колонии они продолжали жить по своим законам и за это переведены на строгий режим.

Анатолий перевел глаза на бойцов охраны, и теплая волна поднялась в груди. «Замечательные хлопцы! — такие и в беде помогут, и в бою не подведут».

А «замечательные хлопцы» в ожидании, когда осужденные рассядутся в машины, весело перешучивались.

Был десятый час утра, но солнце припекало не на шутку. Машины гуськом шли по узкой дороге, то круто взбиравшейся на холм, то нырявшей в лощину.

До мраморного карьера, куда вывозили осужденных на работу, было пятнадцать километров среди сопок. Они горбились насколько хватал глаз. Среди них, испещренных темными выходами гранита и зарослями карагачника, человек мог затеряться, как иголка в стоге сена.

Колонна машин подъехала к карьеру. Развернувшись, первая машина задом сдала к подножью сопки и остановилась, вторая стала рядом.

— Разгружаться! — скомандовал Толкунов.

Кораяниди передал сержанту свой автомат, спрыгнул на землю. Толкунов, свесившись через борт, тоже протянул ему оружие.

— Ну-ка, держи и мой автомат.

Но не успел Николай сделать и трех шагов в сторону от машины, как на него обрушилось что-то тяжелое. Он почувствовал, что его руки, занятые оружием, стиснуты кольцом чужих рук. Он резко присел, освободившись от захвата, обернулся и прямо над собой увидел лицо озверевшего бандита. «Оружие, — мелькнула мысль, — оно ему нужно. Только бы не отдать оружие!» Кто-то навалился сзади, заламывая руки, жарко дыша в затылок. Кораяниди упал, крепко прижимая к себе автоматы.

События разворачивались так стремительно, что Толкунов на миг растерялся, когда высокий рыжий осужденный Ярунов перемахнул через борт и подмял Николая. Толкунов был безоружен. Судьба его и его товарищей решалась в эти мгновения внизу, на земле, где шла борьба за оружие. Командир рванулся к борту машины. Кто-то сзади дернул его за плащ: «стой, начальник!»

Держали крепко. Толкунов обернулся: налитые ненавистью бандитские глаза, но в глубине их прячется страх. Сержант вывернулся, оставив плащ в руках бандита, спрыгнул с машины.

Навстречу метнулась невысокая фигура. Толкунов ударил нападавшего в подбородок, вложив в удар всю силу. Бандит упал. Но с машины один за другим посыпались его дружки. Их было около двадцати. Они сжимали и сжимали кольцо вокруг конвоя.

В сумятице схватки Толкунов ни на секунду не забывал о Николае, но пробиться к нему было невозможно. Однако ярость удесятеряет силу. Сержант схватил поперек туловища одного из бандитов, поднял его над головой и, действуя им как тараном, расшвырял нападавших. Он подоспел вовремя. Кораяниди, прижатый к земле, увидел, как в руке осужденного блеснул нож. «Все…» — мелькнуло в сознании, но в ту же секунду Толкунов заслонил товарища и принял удар на себя…

Похожее произошло и во второй машине. Передав оружие Чудову, Аксюченко перелез через борт и сразу же ему на плечи спрыгнул осужденный. Владимир пригнулся, и бандит перелетел через него, но тут же поднялся и, набычившись, медленно пошел на солдата, настороженно ощупывая его маленькими глазками. Прыжок — челюсть бандита натолкнулась на удар кулака.

Сбив противника с ног, Аксюченко перевел дыхание и услышал за спиной в машине возню.

Чудова оглушил сильный удар камнем в лицо. От резкой боли потемнело в глазах, ноги стали точно ватными. Чудов прислонился к кабине, медленно теряя сознание, но еще успел ощутить, как один из бандитов швырнул ему в глаза песок. Чудов упал на землю, закрыв телом оружие.

На него сразу же навалилось человек семь, вырвали автомат, ломая руки, добирались до второго. Но боль вернула солдата к жизни. Он рывком поднялся — откуда только взялись силы — нападающие от неожиданности попятились. Однако быстро спохватились, кольцо снова сомкнулось. Чудов вертелся вьюном, уклоняясь от ударов.

— Сейчас я его успокою, — злобно выдавил сквозь зубы тот, что отнял автомат. Передернув затвор, бандит пустил очередь. Чудова сильно толкнуло в бок, и он медленно опустился на ставшую вдруг мягкой и желанной землю…

Преодолевая ручей, машина Кандыбина отстала от головных. Подъезжая к карьеру, Федор увидел, как поднялись осужденные и, еще не успев осознать значение увиденного, сердцем почуял беду. Его друзьям грозит смертельная опасность… Не раздумывая, он бросился на помощь, безоружный, с заводной рукояткой в руке. Это было в ту минуту, когда Толкунов принял на себя удар ножа, предназначавшийся Кораяниди.

Кораяниди, увидев бегущего Кандыбина, выбросил навстречу ему автомат, но бандит успел перехватить его и, вскинув, прицелился в Федора. Кандыбин увидел черный зрачок ствола. По спине пополз холодок. «Ну, пришел твой конец, Федор Иванович», — мелькнуло в голове, и он шагнул вперед навстречу смерти. Осужденный замешкался, попятился назад, руки его дрожали. Непонятное бесстрашие, решимость этого худощавого солдата пугали. Бандит нажал на спусковой крючок. Выстрела не последовало: в спешке он не снял автомат с предохранителя. Озлобленный неудачей, преступник замахнулся прикладом. Кандыбин вмиг уклонился, и приклад, скользнув по руке, очутился у него под мышкой. Мгновенно прижав приклад к себе, солдат вырвал автомат и, дослав патрон, выстрелил. Напуганные выстрелом осужденные с его машины попадали в кузов и не поднимались.

— Охраняй машину! — крикнул он Ахметову и поспешил на выручку товарищам.

Удар ножом пришелся Толкунову в руку. Он ногой опрокинул бандита. Но сзади ударили еще и еще, и Толкунов почувствовал, как потеплела и взмокла от крови гимнастерка. Однако свалить богатыря-сержанта было не так-то просто. Он боролся, как раненый медведь. И тут подоспел Кандыбин. Бандиты посыпались в разные стороны.

Порядок на первой машине был быстро восстановлен.

— Вы ранены, товарищ сержант? — тревожно спросил Кандыбин, увидев на гимнастерке Толкунова кровь.

— Ничего, Федя. Спасибо за помощь. Давай выручать Аксюченко.

Оставив Кораяниди охранять осужденных, солдаты побежали ко второй машине, где после ранения Чудова Аксюченко сражался один.

Молодой сержант держался стойко. Ловким ударом выбив у осужденного автомат, он открыл огонь. Бандиты залегли. Трое стали уходить лощиной, маскируясь в высокой траве. У них остались еще два автомата. Толкунов, Кандыбин, Аксюченко бросились в погоню. Один из бандитов залег в высокой траве и стрелял короткими очередями, не давал поднять головы. Этим он обеспечивал возможность уйти двоим. Толкунов привстал для перебежки, но тотчас же приник к земле и уронил голову на руки — давали знать потеря крови и слабость.

А бандит все стрелял с упорством затравленного зверя.

— Товарищ сержант, разрешите, я его… — попросил Аксюченко.

Сержант кивнул:

— Давай, Володя.

Аксюченко ящерицей пополз по траве. Очутившись за спиной у бандита, прижался к земле, выбирая удобный момент. Владимир отчетливо видел хрящеватое ухо, чувствовал сладковатый запах пороха. Ствол автомата бился в злобной дрожи, угрожая смертью товарищам. И солдат встал во весь рост, прыгнул на бандита.

Однако тот успел обернуться. Аксюченко удалось схватить ствол автомата, он прижал его вниз. Грянул выстрел, ногу обожгло чем-то горячим.

Толкунов и Кандыбин бросились выручать Аксюченко. Но пока они бежали, все было кончено. Аксюченко, улучив момент, повернул ствол автомата в сторону отчаянно сопротивлявшегося бандита и нажал на спусковой крючок.

К тому моменту, когда к месту происшествия прибыла оперативная группа, осужденные лежали в машинах под надежной охраной. Толкунов, еле держась на ногах, подошел к командиру и поднял руку к козырьку, чтобы доложить обстановку, но командир обнял его за плечи.

— Спасибо, товарищи! Вы — настоящие герои! А сейчас — в медчасть.

Давно все это было. Давно разъехались по стране однополчане, найдя себе работу по душе. Анатолий Толкунов пошел служить в милицию, отдавая справедливому делу все свои знания, силы и сердце.

…Он сидел торжественный и смущенный, в парадной форме, с наградами. Двадцать лет отдано службе в милиции, и вот теперь весь городской отдел внутренних дел до единого сотрудника собрался сюда, чтобы отметить эту торжественную дату.

Один за другим поднимаются со своих мест сослуживцы, чтобы сказать доброе слово о нем, о Толкунове.

— Надежный товарищ, — говорит о нем заместитель начальника отдела по политико-воспитательной работе капитан милиции Н. Суслов.

— Скромный человек, безупречный труженик, — отзывается секретарь парторганизации.

— Есть у Толкунова одна характерная черта — умение убеждать людей не только словами, но и своими поступками, — характеризует его участковый инспектор П. Лобаченко.

Накануне Анатолия признали лучшим по профессии. Приказ должен был зачитать сам начальник отдела. Не успел. Прозвучал сигнал тревоги. Совершено нападение на сберегательную кассу.

Толкунов подоспел к месту происшествия в числе первых и сразу увидел, как высокий плотный человек лихорадочно шарит в сейфе. В правой руке у него револьвер.

До кассы остается метров десять. Это много! Преступник успеет выстрелить. Толкунов зигзагами бросается вперед. Пламени, вырвавшегося из револьверного дула, он не увидел. Один за другим раздались два выстрела. Но Толкунов уже рядом с преступником. Тот пытается еще раз выстрелить, но поздно. Рывок! Удар что есть силы по вытянутой руке с револьвером. Какой прием применил старшина милиции — самбо или дзюдо — неважно. Бандит на полу. Револьвер отброшен в сторону.

— Встать, руки назад и лицом к стене!

Через полторы минуты подбежали товарищи из оперативной группы.

— Ты что бледный? — участливо спросил его бывший напарник по наряду Зотов. — Плохо?

— Да нет. Все в порядке. Только вот ушибся, наверное.

Сунул руку под китель. Она оказалась в крови.

В госпиталь к нему приходили каждый день, а то и по нескольку раз. Просто некуда было складывать цветы. Неудобно было принимать их, но еще хуже отказаться.

Н. ЛИСИН, полковник милиции УСТРЕМЛЕННОСТЬ

Подполковник милиции Александр Игнатьевич Плетень — заместитель начальника следственного управления МВД Казахской ССР. В нем удачно сочетаются качества юриста высокого класса, умелого руководителя, активного коммуниста и художника.

Казалось бы, трудно себе представить такое необычное сочетание — следователь и художник. Художник-пейзажист. Его работы лиричны, пронизаны любовью к природе. Они утверждают: жизнь прекрасна!

Человеку, занимающемуся изо дня в день, в течение многих лет расследованием уголовных дел, постоянно сталкивающемуся с преступниками, с людьми, у которых трудная судьба и ущербная психология, казалось бы, трудно отойти от этого. А вот нет же. За более чем два десятка лет работы в органах внутренних дел не растерял Александр Игнатьевич доброты душевной, чуткости, оптимизма, любви к прекрасному. И, наверное, в этом немалую роль сыграло то обстоятельство, что он — художник. Он, партийный секретарь, выработал в себе устойчивый иммунитет к тому негативному, с чем приходится сталкиваться по долгу службы, не огрубел, не потерял веры в людей.

По-настоящему талантливый человек, как правило, равно одарен во многих областях деятельности. И что примечательно, от таких людей никогда не услышишь слова «трудно». Единственно, на что они сетуют, это на то, что в сутках всего 24 часа, но даже при этой неразрешимой проблеме они все успевают и везде поспевают, потому что знают цену каждому часу, каждой минуте, потому что они у них заполнены не времяпрепровождением, а творчеством.

Родился Александр на Украине, в городе Пологи Запорожской области. Едва исполнилось ему четыре года, как разразилась война, и семья Плетень эвакуировалась в Азербайджан.

Саша запомнил, как уходили на фронт его братья Иван и Николай. Незадолго до войны, на день рождения, Иван подарил Сашку коробку цветных карандашей и сказал: «Рисуй, братишка, нашу землю, рисуй солнце…». Через месяц ушел на фронт и сложил голову за Родину. Не вернулся и Николай — погиб в 1945 году, когда отгремели победные залпы.

Во Львове, где в это время жила семья Плетень, к Сашку пришел первый успех. За живописную композицию «Синопский бой» он получил грамоту, а сама работа была передана на постоянную выставку городского Дома пионеров.

В 1954 году, когда в стране началось освоение целинных и залежных земель, семья Плетень переехала в Казахстан. Здесь Саша окончил среднюю школу в селе Боголюбове Приишимского района, вступил в комсомол. Отсюда был призван в ряды Советской Армии. Служил Александр хорошо. Имел 16 благодарностей от командования, был членом комсомольского бюро, редактором стенной газеты, помощником руководителя группы политзанятий. Пользовался заслуженным авторитетом у товарищей и командиров.

Январь 1959 года для Александра Плетеня незабываем. Он стал кандидатом в члены КПСС. И в этом же году воинская часть рекомендовала его в Минскую специальную среднюю школу милиции МВД СССР.

За успехи в службе Александр Плетень награжден знаком «Отличник милиции».

Работая, он учился заочно в высшей школе МВД СССР, по окончании стал следователем.

…В девятом часу вечера Александр вернулся с работы. Когда все уснули, он по старой привычке перед сном мысленно вернулся к дневным заботам. Подвел итоги дня и удовлетворенно отметил: «Все идет хорошо, финиш близко». Это о деле по хищению большой партии запасных частей с завода. Сегодня с помощью работников БХСС ему удалось добыть неопровержимые улики против организатора группы. При повторном обыске в сарае обнаружили большую сумму денег и записную книжку, а этой книжке цены нет. На ее страницах такие заметки! Данные, о которых следователю можно было лишь мечтать, и вот они, в руках! Теперь уж финиш близко… Приятные мысли прервал телефонный звонок. От неожиданности Александр вздрогнул, поздние звонки всегда тревожны.

Дежурный сообщал о ЧП: на улице Энергетической в подъезде одного дома обнаружили женщину без сознания. По всей вероятности, нападение.

— Машину я за вами выслал, — доложил дежурный, — на ней выехал уполномоченный Василишин.

— Где сейчас потерпевшая?

— Сразу же на «скорой» отправили в больницу.

Когда Александр вышел на улицу, машина уже ждала у дома. Шофер предупредительно открыл дверцу, и тотчас «газик» резко взял с места.

Оперуполномоченный Леонид Василишин молча кивнул, приветствуя. Его можно понять: в зоне два нераскрытых преступления. На оперативке утром ему досталось от начальника, а теперь вот еще. Александр же ощущал легкое волнение. Он всегда волновался, когда приходилось вот так неожиданно выезжать на место происшествия. Тревожился, что там впереди.

Подъехали к пятиэтажному дому. Участковый Захар Павлович Нестерук доложил. Личность потерпевшей установлена: Толстикова Анна, двадцати четырех лет, год назад вышла замуж, муж работает токарем. Сейчас находится на заводе. О случившемся ничего не знает. Живут в этом подъезде, на втором этаже, в однокомнатной квартире.

— Какие у них взаимоотношения?

— С кем? — не понял участковый. — Ну, между мужем и женой.

— Не уточнял. Соседка только сказала, что Аня в положении.

— Захар Павлович, берите машину и на завод. Под каким-нибудь предлогом проверьте, не отлучался ли он с работы. Ему пока ничего не говорите. И сразу же возвращайтесь назад.

Нестерук уехал, а Василишин и Плетень приступили к работе. Оперуполномоченный пошел опрашивать соседей, а Александр Игнатьевич, взяв понятых, приступил к осмотру места происшествия.

Главное, ничего не упустить, не проморгать. Да, сейчас задача — получить информацию с места происшествия. Пройдет ночь, утром следы уже исчезнут.

В подъезде вкрутили электрическую лампочку, стало светло. Со стороны кажется, работает следователь машинально, иногда перебрасывается словечком с понятыми. На самом деле он сосредоточен: весь внимание. Делаются различные замеры, описания, фотографируются двери, лестница, площадка, батарея парового отопления. Под батареей обнаружены два окурка. Это уже кое-что, отмечает Александр Игнатьевич. Осторожно пинцетом берет один окурок, показывает его понятым, затем второй. Один из них — почти целая сигарета «Орбита», едва раскурив, ее бросили. От другой остался только фильтр. Следователь осторожно вкладывает окурок в пробирку, плотно закрывает пробкой.

Возвратился участковый. Отозвал в сторону и сообщил, что муж потерпевшей на работе, пришел без опоздания. У них сейчас аврал, выполняют какой-то срочный заказ. Не отлучался. Участковый заехал и в больницу: потерпевшей делают операцию, состояние крайне тяжелое, исход неизвестен.

Подошел Василишин и коротко изложил добытые сведения. От соседей узнал, что жили Толстиковы очень хорошо, мирно, родственников в городе у них нет.

Время близится к полночи. Заканчивается составление протокола. Понятые подписывают его. Усталость дает себя знать. Но Плетень вызывает дежурную машину и едет в больницу. Осматривает вещи потерпевшей. Все на месте: обручальное кольцо, наручные часы, дамская сумочка, в ней 70 рублей и разная косметическая мелочь. Головной платок в крови. Кровь уже засохла. На платке видны повреждения — небольшие разрывы.

Заходит к дежурному хирургу, слушает его: первый удар был очень сильный в теменную часть, чуть справа. Второй — более слабый, пришелся в правую лобную часть. Можно предположить, что первый удар наносился сзади, а второй в тот момент, когда потерпевшая обернулась. Действовал преступник твердым тупым предметом.

Александр Игнатьевич, услышав определение, невесело улыбается: твердый тупой предмет фигурирует почти в каждом деле о телесных повреждениях.

Утром после оперативного совещания начальник задержал у себя Плетеня и Василишина. Подвели итоги.

— Итак, никакой зацепки. На нуле, — резюмировал начальник отдела. — Если лицо, совершившее преступление, не установлено, мы с вами сделаем так. Через час прошу вас представить подробный план оперативно-следственных мероприятий. Имейте в виду, больше никого в помощь дать не могу. Будете раскручивать втроем. Да не забудьте, предупредите работников больницы, чтобы немедленно сообщали обо всех, кто будет интересоваться состоянием больной. Вот, пожалуй, и все.

Отрабатывали сразу несколько версий, но какая из них верная, поди скажи.

К концу дня были допрошены сослуживцы потерпевшей, подруга, муж. Ничего, что хотя бы немного прояснило. Глухо. Александр Игнатьевич с нетерпением ждал звонка из больницы. Наконец сообщили; опасность миновала. Но к Толстиковой его не пускали. Только на третьи сутки разрешили побеседовать с ней. Александр Игнатьевич примчался в больницу. У дверей палаты его встретил врач:

— Рассчитывайте не более чем на две минуты.

Включен диктофон. Осторожно подвинут стул ближе к койке.

— Анна Сергеевна, все будет хорошо. Скажите, вы его видели?

— Нет, — ответ он скорее угадывает, тихо, чуть слышно прошелестел ее голос.

— Что вы запомнили?

— Когда вошла в подъезд, то почувствовала запах табачного дыма. Подумала… алкаши в подъезде распивают… а тут кто-то лампочку разбил.

Больная замолчала. Ей с трудом далось это предложение. Врач, внимательно наблюдая за пациенткой, сделал предостерегающий жест рукой: пора кончать беседу.

— А что потом, Анна Сергеевна?

— Потом… потом — резкая боль в голове… мне показалось, что… загорелась лампочка…

Глаза больной стали наполняться слезами.

На четвертые сутки после преступления, наконец, появилась небольшая зацепка. Сообщение принес участковый Нестерук. Он зашел в кабинет к следователю, не торопясь повесил на вешалку свою полевую сумку, сел на стул, достал папиросу, постучал мундштуком о пачку и стал прикуривать. По его нарочито равнодушному виду Александр Игнатьевич понял, что участковый — с приятной новостью.

— Захар Павлович, не томите душу, — взмолился он. — Ведь что-то добыли? Выкладывайте.

— Так вот, я отрабатывал ту вечернюю школу, что недалеко от дома, в котором совершено преступление. От учительницы английского языка узнал, что в тот вечер на ее урок, третий по счету, опоздал Качанов, а живет он на той же улице. Опаздывал он и раньше. Но учительница обратила внимание на его странное поведение. Какой-то он не такой был в тот вечер. Бывало, только за один урок он получал до десяти замечаний, а по окончании урока первым выскакивал из класса. А в этот раз сидел тихо, как будто его и вовсе не было. Словно подменили парня. На перемене даже из класса не выходил.

— А вы, Захар Павлович, не догадались спросить, был ли он на первых двух уроках?

— Догадался, Александр Игнатьевич, догадался. Не был, вот так-то.

Александр Игнатьевич с уважением посмотрел на этого солидного, неугомонного человека. Ему уже и до пенсии осталось немного, а работает — молодые не угонятся. Нестерук очень опытный работник. На участке он все знал, как говорится, кто, где, когда родился и кто когда женился…

— Ну, рассказывайте же, — торопил его Плетень. — Вы ведь навели справки о Качанове?

— А что наводить, когда я его и так как облупленного знаю. Когда в школе он учился, пришлось повозиться с ним. Ушел из восьмого класса. Часто дрался, были приводы в милицию. Однажды обворовал газетный киоск. Но по малозначительности и малолетству уголовного дела не возбуждали. До армии не работал, сидел на шее у родителей, с которыми постоянно конфликтовал. Единственный человек, которого он любит, — младший братишка, больной с рождения. Демобилизовавшись из армии, три месяца болтался. Потом после нескольких напоминаний устроился на работу. И знаешь куда? В РСУ-5. То самое, где работает потерпевшая. А в день нападения у них давали зарплату. Вот теперь и думай, следователь, что к чему. А я пошел на участок…

Александр Игнатьевич анализировал полученную информацию. Давали зарплату. Аня получила деньги. Но ведь преступник ничего не взял. Может, ему помешали? Вот и не довел задуманное до конца…

Вечером с оперативником обсудили все имеющиеся материалы и решили задержать Качанова на следующий день после работы. А в течение дня поручили Василишину наблюдать за ним. Василишин позвонил уже после обеда и сообщил, что Качанов почти весь обеденный перерыв крутился возле горбольницы и даже заглядывал в приемный покой.

Александр Игнатьевич подсказал Василишину, чтобы при задержании Качанову не говорили причину: приглашают, мол, для выяснения кое-каких вопросов.

Согласно избранной тактике, Александр Игнатьевич начал беседу с обстоятельств, не имеющих никакого отношения к делу о нападении на женщину. Вопросы задавал отвлеченные: о друзьях, о работе, о больном брате. Качанов отвечал нехотя, односложно, как бы выдавливая из себя слова.

— Ладно, Качанов, все это не главное. Я хочу тебя спросить… — Качанов даже привстал со стула, приоткрыл рот, на лбу появилась испарина. — Я хочу тебя спросить, — продолжал Александр Игнатьевич, — ты прекрасно знаешь о групповом хулиганстве на ГРЭС, что было две недели назад. Не мог бы ты сказать, кто из зареченских ребят в этой драме участвовал? Ведь зареченские издавна враждуют с вами, грэсовцами.

Качанов прямо на глазах изменился, даже как-то поерзал на стуле, усаживаясь удобнее. Потом вздохнул облегченно, заговорил.

— Да, известно кто… Двоих же милиция уже забрала, а еще братья Ватутины. Старшему, говорят, самому крепко Досталось.

Качалов заговорил спокойно, приняв свой обычный, развязный тон. Самое время, подумал Александр Игнатьевич и задал следующий вопрос очень равнодушно, как бы мимоходом:

— Скажи, Качанов, а почему ты ничего не взял у Толстиковой, ведь напал на нее ради денег?

В первое мгновенье на лице Качанова появилось недоумение, потом оно сменилось испугом, шапка, которую он держал в руках, упала на пол. Но Качанов и не заметил этого. Следователь, стараясь не упустить момент, потребовал уже категорически:

— Отвечай, Качанов, на вопрос.

— Испугался, — вздохнул тот.

В течение пяти дней дело было закончено и передано в суд.

Казалось бы, не такое уж это сложное дело, но Александр Игнатьевич не делит дела на важные и неважные. Он руководствуется тем, что каждое преступление должно быть раскрыто, чтобы каждый преступник понес заслуженное наказание и ни один невиновный не был бы привлечен к ответственности. И следовательно, мелочей в его работе не может быть.

Руководство Борисовского городского отдела внутренних дел Минской области, где в то время работал Плетень, наметило незаурядные способности молодого следователя и назначило его начальником следственного отделения. Работы прибавилось. Но, судя по тому, что за три года работы в этой должности он награжден тремя медалями и семь раз отмечен различными поощрениями, Александр Игнатьевич Плетень со своими обязанностями справлялся успешно. Приказом МВД СССР в мае 1972 года майор милиции Плетень был награжден золотым нагрудным знаком «Отличник милиции». Он пользовался авторитетом опытного специалиста. Одним из первых применил диктофон в следствии, киноаппарат, умело использовал фотоаппарат и другие технические средства. Активно участвовал в общественной жизни коллектива, выступал с лекциями и докладами перед личным составом, трудящимися, дважды избирался председателем суда чести офицеров, руководил кружком молодых сотрудников по изучению и применению специальной техники. Опыт и мастерство позволили ему рационально рассчитывать время, и наступил момент, когда, несмотря на загруженность, он стал находить время посидеть за мольбертом, выкроить часок-другой для этюдов.

В июле 1973 года Александр Игнатьевич с семьей переехал в Казахстан, в Алма-Ату.

Его приняли в центральный аппарат министерства следователем следственного управления. Времени для адаптации понадобилось немного. Общительность и человеческое обаяние располагали к себе, а безотказность в работе вызывала уважение. Наверное, потому на очередном отчетно-выборном партийном собрании Александра Игнатьевича избрали в партийное бюро, затем заместителем секретаря бюро, секретарем.

В 1982 году за высокие показатели в работе, активную общественную деятельность и пропаганду милицейской службы средствами изобразительного искусства заместитель начальника следственного управления, секретарь партийного бюро, самодеятельный художник, лауреат Всесоюзного фестиваля творчества трудящихся Плетень Александр Игнатьевич приказом министра внутренних дел Казахской ССР отмечен премией.

Искусствовед Надежда Полонская пишет, что искусство и работа А. И. Плетеня — настолько тесно связанные понятия, что мешать одно другому может только в смысле дефицита времени. И то только на первый взгляд. А если посмотреть в корень, то аналогий между тем и другим очень много. И прежде всего это — необходимость творческого подхода как к следственной работе, так и к труду художника.

Это стремление к творчеству, воспитываемое и развиваемое занятием живописью, подкрепляется постоянными поисками наиболее оптимального и гармоничного решения следственной задачи. И не только следственной, но и задачи идеологического воспитания коммунистов, повышения активности в нелегкой милицейской службе.

Н. ЛИСИН, полковник милиции ПО ПАРТИЙНОЙ ПУТЕВКЕ

Сегодня у капитана милиции Павла Гавриловича Заячникова двойной юбилей: исполнилось 60 лет со дня рождения и 30 лет, как он начал работать участковым инспектором. Собрались друзья, сослуживцы, руководство. Говорят теплые, задушевные слова, благодарят за хорошую работу.

Начальник городского отдела милиции по поручению руководства УВД Уральского облисполкома вручает ветерану именные часы.

И радостно и грустно Павлу Гавриловичу. Радостно от теплого внимания товарищей, грустно от того, что уж очень быстро бежит время. Невольно всплывает в памяти прошлое. Вспоминается, как умер отец в 1919 году. Осталось их, сирот, девятеро, мал мала меньше. Трое старших братьев ушли добровольцами в Красную Армию, да так и не вернулись, остальных развезли по детским домам. До сих пор Павел Гаврилович никого из них не нашел. В 1927 году, восемнадцатилетним, он вступил в комсомол, окончил рабфак, стал коммунистом. Был направлен на работу в городской комитет партии.

Тогда всюду действовали комсомольские отряды легкой кавалерии. Вместе с ребятами из этих отрядов выявлял он скрытых хапуг, спекулянтов и жуликов. Выросший в бедности, он знал цену куску хлеба и органически ненавидел тех, кто наживается нечестным путем.

В 1938 году партия приняла решение направить в органы милиции лучших коммунистов из рабочих. От Уральского городского комитета партии получил путевку и Павел Гаврилович Заячников. Твердо знал, доверие партии оправдает, чего бы это ему не стоило. Это произошло более 30 лет назад. И вот сейчас, на торжественном собрании, вспомнив все это, он снова ощутил то же волнение.

Вначале его назначили политруком отдельного взвода Рабоче-Крестьянской милиции. Рослого, ладно скроенного, общительного, боевого политрука, который не только словом, но и делом показывал, как надо служить своей Родине, все любили. Умел он толково объяснить политическую обстановку, международное положение, и о чем бы ни говорил, всегда выходило, что их служба — самая ответственная в государстве, что от того, как они будут нести ее, зависит крепость республики. Подчеркивая значимость службы, он ценил людей, с пониманием входил в их заботы и радости, принимал как свои. Поэтому, когда политрука перевели на должность инспектора политуправления УРКМ по Западно-Казахстанской области, товарищи провожали его с великим сожалением.

Война спутала все планы. И пошел уральский участковый уполномоченный по трудным, огненным дорогам самой жестокой, беспощадной войны. С 1941 по 1946 год Павел Гаврилович прошел половину Европы.

Будучи в десантных войсках, больше двадцати раз прыгал он с самолета на фашистскую территорию, вступал в бой с озверелым врагом. Форсировал Днепр, брал Вену, отбивал Будапешт. С победой вернулся в родной Уральск.

Когда уходил на фронт, сказал жене: «Ты смотри, Лиза, если понадобится, замени меня». Елизавета Ивановна поняла эту просьбу как наказ и пошла служить в милицию. Работала в том же отделе. Хорошо работала, не считаясь со временем, во всем старалась подражать своему Павлу. После возвращения его с фронта Елизавета Ивановна отрапортовала: «Вот, Павлуша, я твое задание выполнила, честно отслужила всю войну в милиции, не посрамила нашу семейную честь, а теперь принимай у меня дела». Порадовался Павел, вот так жена! И мальчонку выходила, и мужнину службу справляла, как положено. Можно сказать, что стаж работы в милиции и не прерывался. Но когда Павел пришел в горотдел, ему предложили: может быть, куда-нибудь на другую работу пойдете?

«Это как же, на другую? — возразил Заячников. — Меня горком партии сюда направил. Это большое доверие, а что отсутствовал пять лет, так причина уважительная. Гитлер виноват. Нет, не отговаривайте. Да и должность у меня очень нужная людям». И был Павел Гаврилович назначен на довоенную должность — участковым уполномоченным.

В свои 60 лет он бодр, подтянут. Чувствуется, любит форму, и она молодит его. Как прежде, он переживает за отдельные неудачи на участке, волнуется. А участок в городе у него большой — около 13 тысяч человек проживает, около двадцати предприятий располагается, да еще школы, учреждения.

Участковый хорошо знает людей в своем районе, многих по имени-отчеству. Еще бы, помнит их еще босоногими мальчишками, для некоторых он — дядя Павлуша, совсем близкий, хотя и строгий.

Ему приходилось участвовать в раскрытии больших и малых преступлений. Обычно преступники стараются уйти от возмездия. Но все для них заканчивается скамьей подсудимых. Многие из тех, которых ему приходилось в свое время задерживать и передавать в руки правосудия, стали честными гражданами, хорошими семьянинами.

Был случай у меня, рассказывает ветеран Заячников, появились на участке воры, вернее, не воры, а мелкие пакостники. Особенно под праздники ночью залезут в сарай или кладовку очистят. Известное дело, в сараях продукты хранят, разные соленья-варенья. Вот незваные гости и забирают припасы. Жители роптать стали. Кто-то шкодит, а ты поймать не можешь.

Стал я присматриваться к молодым парням, а что это дело рук подростков, не сомневался. Кто же это все-таки?

Иду как-то ночью, слышу шум у дома. В чем дело? Оказывается, снова сарай обчистили. Причем, самым наглым образом. Взяли детские саночки в соседнем доме, погрузили украденное и увезли. На дороге след от саночек остался. И привел меня этот след к дому уважаемого человека. Как же так, думаю, время далеко за полночь, а сквозь ставни виден свет и музыка играет. Долго открывать не хотели. Наконец, открыли. Оказалось, два молодых лоботряса привезли ворованное к своим подружкам и устроили вечеринку, благо, родителей дома не было.

Дорого обошлось любителям совать нос в чужие сараи, да и подружки, говорят, с тех пор к варенью охладели. Ведь что обидно, украдет такой подлец на рубль, а настроение испортит рабочему человеку на целый год.

Тридцать лет проработал я на небольшой должности, говорит Заячников, все эти годы сознавал, что уполномочен представлять Советскую власть, которую с оружием в руках отвоевывал у врага, дойдя до логова фашистов. Жизнь моя прошла не гладко, но интересно.

После этого памятного дня Павел Гаврилович проработал еще два года. Ему было присвоено звание майора милиции. Вскоре он ушел на заслуженный отдых, но и теперь не теряет связи с милицией, помогает воспитывать молодых сотрудников.

Л. ИЗВЕКОВ, подполковник милиции ПЕНСИОНЕР

Петра Петровича Завьялова, подполковника милиции, провожали на пенсию. Сослуживцы произносили прощальные речи, преподносили подарки. А он смущенно улыбался, рассеянно благодарил и с грустью думал о будущем.

Еще сегодня утром он чувствовал себя частью коллектива. Размышлял вместе со всеми о проблемах отдела, а вот сейчас, слушая речи своих товарищей, как-то незримо отошел от них.

Завтра для него начнется новая жизнь. Необычная, непонятная. Тридцать лет работы в органах. Без уголовного розыска он себя не представлял. Правда, со слов товарищей, которые уже несколько лет были на заслуженном отдыхе, на пенсии жить можно. Но как жить, если ты оторван от дела, которому отдавал себя долгие годы? Как жить, если ты и розыск — единое целое?

«Кто ты теперь, Петр Петрович? — грустно иронизировал он. — Прошлое ушло безвозвратно… А будущего пока нет. Только настоящее — проводы на пенсию… Печальная, оказывается, это штука…»

Наступившая тишина прервала размышления Завьялова. Все выжидающе смотрели на него. Он должен сказать несколько слов товарищам по работе. Но нужных и точных слов не было. Они затерялись в гуще нахлынувших чувств.

Завьялов медленно поднялся. Вся его жизнь, со стороны, может быть, и ничем не примечательная, промелькнула перед глазами. Ремесленное училище. Фронт. Уголовный розыск. Вереницы напряженных и беспокойных дней… Сменил бы он эту жизнь на другую? Нет, не сменил бы! И если бы снова довелось прожить ее сначала, то, как ни банально это звучит, он выбрал бы тот же путь.

«Что я могу сказать сидящим здесь людям, — Завьялов переводил взгляд с одного на другого. — Вот напротив сидит Иманбетов. За десять лет совместной работы мы знаем друг о друге все, не раз были в переделках. Дружно работали, как надо… А что я могу сказать Фролову, которого два года, как говорят, водил за руку? Все, что знал, рассказал, все, что можно, показал. Он теперь сам неплохой сыщик, сам любого научит… Садыков, Корольков улыбаются. Вот хорошие парни. Что я скажу им? Говорить дежурные слова не хочу. Но если скажу все, что на сердце, боюсь показаться слезливым стариком».

— Спасибо, ребята, спасибо, — дрогнувшим голосом сказал Завьялов. — Ваша теплота меня растрогала… Я благодарен вам за все… Но, разрешите, я сяду… Сегодня я как-то не в форме.

С работы домой Завьялов почти всегда шел пешком. Такая прогулка, считал он, не только полезна для здоровья, она позволяет оценить работу прошедшего дня, настроиться на дела завтрашние.

И сегодня Петр Петрович медленно шел по любимой аллее. Шел и думал: «Я — пенсионер. Пенсионер. Какое непривычное слово. Что изменилось вокруг? Ничего. По улице так же снуют машины, на скамеечках сидят пожилые люди, у фонтана резвятся дети… Мог бы еще работать. Никто не намекал на возраст… Но сердце, сердце!.. За последние полгода оно дважды предательски обошлось с ним: в самый неподходящий момент, когда работы было невпроворот, уложило его в постель… В первый раз — когда выходил на группу грабителей, а второй — когда задержали мошенника Рыдванова… Хитрющий был пройдоха. Целый месяц ребята из опергруппы не могли доказать его вину… А надо же, на чем сгорел… Действительно, на каждого мудреца довольно простоты».

Осень уже. Завьялов остановился и стал разглядывать пожелтевшие листья клена. Осыпаются. Летит время, летит.

И вот замелькали «пенсионные» дни Завьялова — день за днем, день за днем. Он часто приходил к «своему» клену подумать, повспоминать. Сейчас на дереве уже не было листьев, на ветвях лежал снег.

Пронзительный крик разорвал тишину. Завьялов резко повернулся. По проезжей части дороги бежала маленькая девочка. А на нее стремительно мчался перегруженный дайман, сотрясаясь от экстренного торможения всеми частями механического тела.

Успел ли в этот миг подумать, принять решение Завьялов? Наверное, нет. Он сработал по устоявшемуся правилу, ставшему для него непреложным законом: опасность — немедленное действие. Даже ценой собственной жизни.

И он метнулся к девочке. Поймал ее за капюшон желтенькой курточки и с силой отбросил от надвигающейся мрачной тени.

Боли Завьялов не почувствовал. Только тяжелый удар в бок. И весь мир с яркими осенними красками начал стремительно сжиматься, пока не превратился в одну яркую и жгучую точку.

Сознание к Петру Петровичу возвращалось медленно. Сначала он стал различать звуки. Затем тени превратились в дома, в деревья… Долго не мог понять, почему он здесь, почему вокруг собрались люди.

Ю. ЕРШОВ, журналист ПРОФЕССИЯ НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Ему вручили повестку. Иван покрутил-повертел ее в руках, с недоумением пожал плечами. «Вроде бы ничего не натворил… Зачем вызывают в милицию?» Отец окатил суровым взглядом:

— Смотри, парень, не играй с огнем. Помни, в какой семье растешь.

Селиверст Спиридонович только в крайних, ответственных, как он считал, случаях напоминал о своей принадлежности к революционному движению. Он гордился этим и не мог допустить, чтобы кто-то бросил тень на боевое прошлое.

Даже приветливая встреча, рукопожатие начальника горотдела не привели Ивана окончательно в чувство, пока тот не объяснил причину вызова в милицию. В то время создавались отряды содействия милиции. Многие комсомольцы становились добровольными ее помощниками. Ивану Мартьянову предложили быть таким помощником.

— Не знаю я, — нерешительно ответил он. — Будет ли от меня какая польза?..

— Все зависит от тебя самого, — объяснял начальник горотдела милиции Бавин. — Помнишь, как еще в речном флоте разоблачил опасного преступника? Вот таким же проницательным и требовательным надо быть всегда. Удача тебя не обойдет…

Иван плавал на пароходе. Старенькое судно пришвартовалось на Уральской пристани. Однажды весь плавсостав отправился по домам, а Мартьянов остался дежурить на пароходе. Среди ночи он услышал осторожные шаги. «Кто-то по палубе крадется, — мгновенно мелькнула мысль. Прислушался, шаги затихли. — Неужели к машинам спустился? Надо посмотреть».

Иван тихо направился к машинному отделению. Резко распахнул дверцу и крикнул.

— Кто там?! Выходи!

Тишина. Но чувствовалось, кто-то затаился.

— Выходи! — повторил Мартьянов.

Снова ни звука. Иван стал спускаться вниз, вглядываясь в темные силуэты машин. Около двигателя в дальнем углу заметил человека.

— Кто ты? — строго спросил Иван.

— Свой, свой… — отозвался наконец голос. — Проверить хотел, не спишь ли на дежурстве. А ты, оказывается, молодец, по уставу службу несешь.

— Зазуля, ты?

— Как видишь, — Зазуля подошел к Мартьянову, дружелюбно похлопал по плечу. — Ну, ладно, друг, я домой. С утра мне на работу…

— Э-э, нет! Никуда не пойдешь. Завтра выяснят, зачем ты пожаловал ночью и прятался здесь.

Маленький, тщедушный Зазуля и не пытался вырваться из крепких рук Мартьянова. Стал уговаривать Ивана, но тот втолкнул его в каюту, закрыл дверь на засов. А утром вместе с капитаном судна прибыл милиционер. Через несколько дней в управление пароходства сообщили, что пойман давно разыскиваемый вор-рецидивист.

…Мартьянов помнил этот недавний случай. За находчивость ему объявили тогда благодарность. То был только один, единственный случай, а здесь предлагают постоянное сотрудничество. Но надо, значит, должен.

Вскоре Ивану доверили первое дело. Он принялся за изучение архивных документов известной в уголовном мире аферистки Соньки Жереховой по кличке Японка. Ему поручили проследить за ней.

Он встретил ее на улице. Она была красива и, как ни странно, одета скромно, опрятно, шла под руку с уже немолодым мужчиной. Какой-то парень окликнул ее. Она поспешила на зов, оставив спутника.

Японка пошепталась с парнем, одернула жакет и решительно направилась к пожилому. Он обрадовался:

— Куда отправимся повеселиться? Ресторан подходит?

Сонька выдержала паузу и кокетливо согласилась:

— Подчиняюсь мужской воле… Только спиртного, пожалуйста, поменьше. Наука доказывает, что пьющие женщины быстро стареют. Я же не хочу стать старухой…

Мартьянов проводил парочку до ресторана и бросился к телефону.

— Дежурный? Соедините с кем-нибудь из сотрудников, занимающихся делом Японки. Что, на заседании? Никого нет? Тогда передайте, что Мартьянов вышел на группу, подозрительных. Приму решение в зависимости от обстоятельств, самостоятельно. О результатах доложу…

Сонька пила много и не пьянела, много выпил и ее спутник. Уже к закрытию ресторана они, захватив с собой сверток, принесенный официанткой, ушли.

Город засыпал. Мартьянов неотступно следовал за парочкой, не спуская с них глаз. Свернув на одну из темных улиц, Японка со своим провожатым остановилась около; небольшого дома, взяла его за руку и увлекла во двор. Калитка захлопнулась. Мартьянов — к забору. Через некоторое время он услышал возню и просящий голос:

— Отпустите меня! Заберите все, оставьте только документы.

Мешкать было нельзя. Он перемахнул через забор и осветил двор фонариком. «Ухажер» стоял в одном нательном белье. Рядом застыли Сонька и тот парень, с которым она шепталась. Мартьянов крикнул:

— Руки вверх!

Грабители подчинились.

Над южной окраиной Уральска разливался малиновый звон колоколов Михайло-Архангельского собора. Было воскресенье. Старушки, побросав свои нехитрые дела, спешили в церковь.

Вместе с ними на этот раз неистово крестились и двое парней. Отвешивая поклоны всевышнему, они бросали вокруг любопытные взгляды, внимательно изучали церковное убранство.

Дня через два, когда в церкви было мало людей, парни снова появились здесь. Один из них, усердно молясь и шепча молитву, придвинулся к самому алтарю.

— Батюшка, — обратился он к попу. — Дело к вам важное…

— Слушаю тебя, отрок.

— Обвенчаться мы хотим с невестой… Как бы это сделать без лишней огласки? А то сами понимаете…

— Приходите после вечерней службы, — поп усердно, замахал кадилом.

Когда церковь после вечерней службы опустела, к ней подкатила пролетка. Извозчик резко натянул поводья. На паперть взбежали четыре человека, один остался у железной двери, другие прошли в церковь.

— Где же ваша невеста? — удивился батюшка.

Вместо ответа «жених» достал из-за пазухи револьвер:

— Ложись!

Обшаривали собор спешно, но тщательно. Ценности, деньги перекочевали к налетчикам.

На другой день в горотдел милиции явились служители церкви с просьбой организовать срочный поиск грабителей.

Утром встревоженный голос сообщил, что в рабочем поселке за вокзалом ночью ограблен магазин. В считанные минуты на место происшествия выехал наряд.

Воры взломали замки, проникли в помещение, похитили ценные товары и крупную сумму денег. Рассыпанные по полу монеты, разбросанные везде вещи — все это говорило о том, что грабители опытное жулье, с мелочью не связываются.

Такое же заключение сделал и Бавин. Он сказал:

— Мы имеем дело с квалифицированными налетчиками. И мне кажется, грабеж собора и магазина совершила одна и та же группа.

Разработали план, каждый участник операции получил конкретной задание. Оперативные работники проверяли всех подозрительных, но безрезультатно. Бавин предложил привлечь к поискам добровольных помощников милиции.

Иван был готов к действиям немедленно, по уполномоченный Ивлев остудил его пыл.

— Поспешишь — людей насмешишь. Давай-ка лучше выясни у церковнослужителей все подробности. Да и на участок свой наведайся, послушай, может, услышишь что…

Единственно, что вспомнил поп из особых примет — это золотые зубы у одного из грабителей. Мартьянов ходил по улицам города и приглядывался к молодым парням. Несколько раз он встречался с такими людьми, но, наблюдая за ними, убеждался, что это не те. И вот однажды у кассы кинотеатра в компании подвыпивших парней он увидел крепкого телосложения юношу с золотыми зубами.

«Неужели тот самый?» — остановился он в раздумье. Подошел поближе, повернулся к ораве спиной и сделал вид, что ждет, когда откроют кассу. Прислушался к разговору.

— Зацепим наверняка, — уловил он первые слова, — с кушем отвалим… А у Дуськи спрячем — надежная квартирка.

Они перешли на шепот, Иван не расслышал больше ничего, кроме «завтра уже навара не будет». Парни, видимо, окончательно сговорившись, направились к выходу.

Выждав минуту, Иван устремился за ними. Один из преследуемых оглянулся и что-то сказал своим дружкам. Парень с золотыми зубами свернул в скверик, за ним вся ватага.

«Их пятеро, я один! — на ходу оценивая обстановку, отметил Мартьянов, — не исключено, что они вооружены… но упускать их нельзя».

— Шагай, подходи ближе, — позвали из-за кустов. — В бок получишь.

Пора действовать. Мартьянов выхватил пистолет и сделал предупредительный выстрел в воздух.

— Ни шагу! Иначе стреляю…

Не ожидая, видимо, такого оборота, парни застыли на месте. Только тот, с золотыми зубами, метнулся в сторону, но… На выстрел с ближайшего поста подоспел милиционер. Через несколько секунд задержанных обезоружили.

— Запасливые, — постовой рассовывал по карманам отнятые у бандитов ножи. — Давай, Мартьянов, в отделение их!

Состоялся суд. Преступники Лягов, Шахин, Беляк и еще двое других признались в грабеже собора и магазина. По расчетам бандитов они должны были выехать с награбленным добром в Саратовскую область. Не вышло.

За смелость и проявленную инициативу при разоблачении шайки Мартьянову была объявлена благодарность.

Был и такой случай. В отделение милиции прибежал человек. Тяжело дыша, сообщил:

— Конкин я, шофер. Со мной случилась беда… Ехал я на грузовой машине из Чапаевского района. Вез на элеватор пшеницу. Не доезжая несколько километров до города, светом фар осветил справа от дороги трех парней. Они подняли руки, «проголосовали». Я подумал, что-то у ребят случилось, подвезу, остановил машину. Двое подошли, один с правой стороны, другой — с левой. Куда пропал третий, в темноте не заметил.

— Что стряслось? — спросил я.

Вместо ответа один из них нахально распахнул дверцу кабины, наставил на меня пистолет и грубо сказал:

— А ну, вылазь из машины! И ни слова!

У меня в кабине было ружье и патроны. Но я не успел достать их. Они схватили меня, выбросили из кабины в кювет. Было темно. Я вскочил и побежал в лесок. Парни, видно, торопились, искать меня не стали, развернули машину и помчались по гурьевскому тракту к Чапаево.

«Могут натворить много бед», — отметил про себя дежурный по отделу. Доложил об этом происшествии начальнику.

Подполковник Седов вызвал Мартьянова.

— Берите с собой трех человек. Будете старшим.

Мартьянов прикинул, где может находиться похищенная машина. Если она шла на предельной скорости, преступники проехали уже поселок Янайкино.

Вскоре оперативная группа прибыла в центр Чапаевского района. На одной из улиц поселка сверкнули фары и тут же погасли. Не та ли машина?

Но автомобиль был другой. Зато хозяин его сообщил, что, когда рано утром ехал из Калмыкова, недалеко от Каленого увидел машину, которая свернула к лесу. А в поселке Антоново у магазина собрался народ. Дверь магазина была взломана.

Оперативные работники, посовещавшись, пришли к единому заключению: магазин ограбили, вероятно, те, кто угнал машину… Теперь они скрываются в лесу. Следы шин вели к реке. Замаскировав машину на опушке, оперативники пошли туда.

— Где-то здесь недалеко должны быть, — тихо проговорил Мартьянов.

Пробирались по кустам осторожно, стараясь не выдать себя. Впереди чернел какой-то предмет.

— Это бочка моя, я в ней бензин возил, — шофер пнул ее ногой. — Пустая.

— Тихо! — предупредил его Мартьянов.

Было жарко, хотелось пить.

— Вижу машину! — вдруг сказал Галдин. — Вот она!

Они залегли неподалеку. Бандиты были вооружены пистолетами и в похищенной машине лежало ружье, поэтому подходить к преступникам было небезопасно.

В лесу стояла безмолвная тишина, даже неугомонные птицы подевались куда-то.

— И птицы перелетели поближе к воде, к прохладе, — заметил один.

— Может, и преступники пошли искупаться…

У машины показались три парня. Один из них забрался в кабину, а двое других, пробираясь меж кустарников, направились к реке. Оперативники лежали, наблюдали за ними. Высоко в небе парил беркут. Один бандит вынул из кармана пистолет, прицелился. Все ждали, грянет выстрел. Но другой предостерегающе махнул ему. Тот спрятал пистолет.

— За мной, ребята! — негромко скомандовал Мартьянов. Они бесшумно окружили бандитов.

Третьего взяли спящим. Он испуганно заморгал глазами, полез было под сиденье, но сильные руки вытащили его из машины.

— Без шуточек! Давай оружие!

Иван вытащил из-под сиденья шесть пистолетов «ТТ».

— Вот это склад, — удивился он. Вспомнил, что в уголовном розыске недавно открыто дело по хищению восьми пистолетов.

Хорошо помнит Иван Селиверстович Мартьянов еще одно чрезвычайное происшествие.

Всю ночь дул холодный ветер, а к утру землю сковал легкий морозец. Голые ветки деревьев заблестели серебром. Зима!

— Наконец-то после слякоти хорошая погода, — вместо приветствия проговорил вошедший с улицы молоденький лейтенант, но, увидев невеселые лица товарищей, спросил:

— Что случилось?

— За одну ночь сразу три квартирные кражи, — пояснил дежурный.

Такого давно не было. Начальник отдела сидел за столом задумавшись. Оперативные работники собрались вокруг озабоченные, молчаливые.

— Мы имеем дело, — заговорил Бавин, — с рецидивистами и, пожалуй, с приезжими. «Гастролеров», считаю, всегда легче обнаружить. Обязываю Талихманова, поскольку он первым побывал на местах происшествий и уже начал изучать преступления, в самое короткое время раскрыть эти кражи. Помощников пусть выбирает сам. Все!

Талихманов взял в помощники двух оперативников — Бориса Каллистратова и Ивана Мартьянова. Первая их задача была поимка Гнилоедова.

На полу в одной из ограбленных квартир нашли записку, подписанную этой фамилией. Хозяева такого не знали. Возможно, она принадлежала вору.

В адресном бюро Гнилоедовых не оказалось. Где он прячется? И вообще, существует ли на свете? Нужен тщательный поиск. И Мартьянов с Каллистратовым начали искать. Они посещали скупки, расспрашивали горожан, ежедневно навещали рынок. Но все безрезультатно, никто ничего не мог сказать. Были проверены и все известные неблагонадежные квартиры. Преступники и краденые вещи будто в воду канули.

И вот, наконец, прояснилось.

Борис Каллистратов узнал, что в загородном поселке появились неизвестные парни. Днем пьянствуют, спят, а ночью где-то пропадают.

Оперативники решили проверить эту компанию. Стали наблюдать за подозрительным домом. Живущую по соседству старушку расспросили, кто живет в нем. Она рассказала, что несколько дней подряд, чаще всего вечером или рано утром, туда приходят два парня и девушка.

— Не приносят ли эти люди что-нибудь с собой? Узлы, чемоданы… — спросил Талихманов.

Старушка задумалась, вспоминая.

— Да, — сказала она. — На прошлой неделе та самая девушка, которую я видела с парнями, принесла узел.

Потом призналась, что ее сноха купила у них по дешевке хороший пуховый платок. Возле дома оставили пост. И вот как-то утром, когда дежурили Талихманов, Мартьянов и Каллистратов, к дому подошла девушка с узлом. Талихманов остановил ее. Та — бежать.

— Воровка, определенно воровка, — убедительно заверял Мартьянов.

— А мы сейчас проверим.

Талихманов на ходу отдавал приказания.

— Я и Мартьянов пойдем к дому, а ты, Каллистратов, оставайся здесь и смотри в оба. Если будут заходить в дом — пропускай, а из дома — задерживай.

Талихманов остановился у дома, а Мартьянов осторожно обошел вокруг. На задворках в плетне заметил проем. Пролез во двор, без шума вошел в избушку. За столом сидел давно знакомый милиции Шатров.

— Добрый вечер, — поздоровался Иван.

— Здравствуйте, гражданин начальник.

— Давно освободились из заключения?

— Больше года.

— Ну, как живете?

— Все, гражданин начальник, завязал навсегда. Работаю.

— Честно?

— Без шуток.

Иван заглянул в полутемную комнату, увидел там лежащего на кровати парня. В противоположном углу за столиком сидела девушка.

Иван обратился к Шатрову:

— Гости?

— Да, знакомые из Пензы, — вздохнул Шатров.

Мартьянов подошел к парню.

— Ваша фамилия?

— Горшков Иван, — ответил тот. Маленькие глаза быстро забегали, на щеке явно обозначился косой шрам.

— Документы?

— Нет у меня их. Потерял, — быстрым движением он опустил руку в карман.

— Руки вверх! — приказал Мартьянов.

При обыске у Горшкова были обнаружены заряженный наган и три железнодорожных билета до станции Саратов.

— Кто едет? — спросил Мартьянов, указывая на билеты.

— Сам соображай, — грубо ответил Горшков.

— Гнилоедов знаком?

— И это уже известно… Ладно уж, я и есть Гнилоедов, — парень обреченно вздохнул.

Девушка тоже оказалась без документов.

Внимание Талихманова привлек шум мотора грузовой машины. Она остановилась у ворот. Из кабины выпрыгнул человек, пошел к дому. Талихманов приготовил оружие. Человек заглянул в окно и отпрянул. Он бросился к сараю. Там что-то загремело, и через минуту он появился с двумя огромными тюками. Озираясь, двинулся к проему в заборе. Талихманов бросился наперерез. Стараясь быть незамеченным, обогнул дом и встал за углом. Торопливые шаги приближались.

— А ну, хлопец, стой! — неожиданно вышел вперед Талихманов.

Парень бросил ношу и побежал. Прогремел предупредительный выстрел. Он остановился и поднял руки. Из-за голенища его сапога Талихманов вытащил финку.

— Давай-ка, бери свои пожитки, — скомандовал сотрудник. — Зайдем в дом, при свете разберемся.

Документов у задержанного, как и у всех, не оказалось.

Во дворе в курятнике обнаружили краденые вещи, уже упакованные.

Ворам не удалось уйти от правосудия.

С. ЗОЛОВКИН, журналист КОЧЕТКОВ И ПАЛЫЧ

Кочетков жил в сонном городке с тесными улочками, укрытыми высокими тополями и устойчивой тишиной. Служил он следователем. Под вечер, ровно в шесть складывал дела и шел домой. В пятнадцать минут седьмого проходил мимо Палыча. Все так и звали его — Палыч, и никто не знал, с каких времен доживал старик одинокий свой век в комнатке на втором этаже их дома.

Палыч сидел у подъезда тонкошеим морщинистым грибком и охотно, с радостью кивал любому, входящему в дом. А дом не замечал старика. Дом бурлил своей жизнью, торопясь мимо тусклых глаз и усталой улыбки.

Кочетков, как и все, кидал на ходу «здрасте» и, перепрыгивая через две ступеньки, подымался к своей Ирине и карапузу Юрке.

Иногда случались вызовы, и Кочетков возвращался поздно, усталый, пыльный. Но Палыч и тогда срывался навстречу с зачерненной темью скамейки, а если тревожный телефон подымал Кочеткова глубокой ночью, то Палыч на следующий день непременно узнавал об этом каким-то глубинным, безошибочным чутьем и бормотал сочувственно вслед: «Опять не спалось кому-то, язви те в бок»…

10 ноября, в день милиции, Кочетков не работал. Но, как и все его коллеги, надел парадный костюм и пошел в райотдел. На этот раз был большой и круглый юбилей, было много поощрений, наград и приятных слов, а Кочеткову присвоили звание отличника милиции.

Возвращался Кочетков домой радостным, шагал так прямо и строго, что озябшие тополя дважды смахивали голыми ветками его шапку в стекленеющие лужи.

Палыч встретил его на площадке и с неожиданной, но деликатной настойчивостью затащил к себе.

У старика было пусто и неуютно, стоял тот тяжкий, горьковатый, ни с чем не сравнимый запах одинокой угасающей старости, которую не спрячешь ни бодрой наигранной радостью, ни сиротливой бутылкой вина на шатком столе. Палыч, выпив стопку, взялся неровным пятнистым румянцем.

— Эт-то Ваня Киселев… в войну без вести… Кирилл Порубайко — от рака в пятьдесят четвертом… Валера Грушкин, при задержании в двадцать седьмом… — показал он на фотографии. Несуетно и светло, с надсадной, сжавшейся болью перечислял: «пропал, умер, убит…» — и гладил корявым пальцем хрупкие фотокарточки.

Сквозь желтизну смотрела на Кочеткова молодыми и ясными глазами почти вся милиция далекого, незнакомого и такого же небольшого, как их, городка.

— А вот эт-то — я, агент УГРО второго разряда, такая тогда должность была. Какие ребята были, какие ребята! Настоящей милицейской закалки. А до такого вот праздника один я… живу-доживаю, а как увижу красный околыш, все вспоминаю наше время. Хорошо обмундируют вас, справно.

Кочетков рассеянно кивал, поддакивая, прикидывая между тем, что гости наверняка собрались и что Ирина даст взбучку, глянул тайком на часы. Но Палыч заметил, встряхнулся конфузливо: «Что же, эт-то, заболтался, заждались тебя, поди…». И суетливо открыв сундучок у кровати, кряхтя, извлек оттуда пронафталиненный сверток. Это была милицейская гимнастерка, какие Кочетков видал только в фильмах: густой синевы, неуклюжая, долгополая, с высоким глухим воротом, с потемневшими от времени пуговицами.

Сухой ладошкой Палыч оглаживал измятую изветшавшую ткань, а Кочетков подумал, что владельца гимнастерки, вероятно, давно нет в живых, потому как зияли под левым карманом две аккуратно обожженные дырочки, одна к одной, а много ли ему надо, человеческому сердцу, чтобы умереть.

Палыч рассыпался невеселым смешком.

— Пятьдесят два года в себе ношу. Одну вынули, а другая осталась. С того времени и хожу в инвалидах. Говорили — не жилец, а живу вот.

Потом Палыч нескладно и длинно рассказывал, каким был из себя Яшка Сверчок и как искала этого рецидивиста-мокрушника вся губерния, и как столкнулся Палыч с ним совершенно случайно, у парка, и оба узнали друг друга. Выхватил Палыч револьвер сноровистей и стрелять было с руки, но как тут выстрелить, если прикрылся Сверчок прохожей старушкой, а пока пытался Палыч спасти случайного человека, Сверчок успел достать браунинг и из-за живого испуганного тела в упор дважды прожег грудь, обтянутую вот этой гимнастеркой. Палыч вздохнул, порывисто отгоняя кричащую память, и робко протянул гимнастерку Кочеткову.

— Подумал я — и вот. Если не против, пусть у тебя она будет, Ваня, сохрани. Стар я, недолго осталось… Чую. Тем же хлебом живешь… И горек же он, хлеб наш милицейский — сбивчиво объяснял Палыч.

— Ну зачем же так? — благодушно заметил Кочетков, — зачем же? Время сейчас другое, отец. И люди другие. Тех «сверчков» давно в углы загнали. Так что работа как работа, хлеб как хлеб. Реальность. Как у других — не знаю, слышал, бывает покруче, а я вот в своей конторе с девяти до восемнадцати ноль-ноль, как часы. Тишь да гладь. Средняя нагрузка — одна целая три десятых дела… Сиди, пиши, канцелярщиной занимайся. Ничего рискового. Хулиганье, аварии, кражи. Я своего «макарова» и в руки-то не брал.

— Это как же, — забеспокоился Палыч, — как? А знак почетный за что дали?

Кочетков отмахнулся неуверенно.

— Пять лет без замечаний отработано — и весь подвиг. Преувеличиваете вы трудности, отец, говорю же, время другое.

— Время, говоришь, другое? Так есть же суть, которая в корнях, которая в молоке матери твоей, в самой земле нашей! И ты это охранять поставлен! С тебя народ востребует, если что не так: и храбрость, и отвагу, и жизнь. Присягу давал? А ты что… рутина, контора.

— Ой, да не то вы говорите, — досадливо поморщился Кочетков, не на шутку задетый словами старика. — Зачем лишнее-то? Конечно, всякие высокие качества необходимы, но они, по-моему, реального применения уже не найдут. Цивилизация! К двухтысячному году подходим.

— Нет, Ванюша, ох, не то ты говоришь! Я же тебя каждый вечер, как сына, с тревогой ждал, как мол, там… А ты — канцелярский работник… Дай-ка, — Палыч сердито вырвал сверток…

Кочетков хлопнул за собой дверью.

В эту ночь ему не спалось. Он ворочался, вставал, уходил на кухню, где вяло смолил «Приму». И было на душе неуютно и зябко.

Два дня Кочетков, проходя мимо знакомой скамейки, думал, что надо бы зайти к Палычу и не решался. На третий собрался, но на полпути с работы в 18.00 (он почему-то запомнил время с точностью до минуты) увидел, как во дворе Семушкиных, ступая босыми ногами по неплотному снегу-первенцу, прижимая к груди малышку, пятится к воротам женщина, простоволосая, в легком платье, а за ней, боком, голова к плечу — сам Семушкин, давно и верно спивающийся мужик. В руках у него тускло и беспощадно приседало и кралось к беззащитной, объятой ужасом женщине настороженным слепым зрачком длинное жало тридцать второго калибра.

Кочеткову сразу сделалось холодно и невесомо. Подумалось, что такого не может быть, что это ему кажется, да и не он сам готовится или уже готов к тому единственному, что должен сделать. Сердце застучало гулким перебоем. Рядом предлагающе и пустынно темнел переулок. Кочетков спокойно, на удивление спокойно рассчитывал, сможет ли он пробежать двадцать метров, перескочить забор и выбить ружье до выстрела у охваченного белой горячкой Семушкина, повторявшего одну и ту же фразу. Вдиралась она в морозный воздух по-птичьему картаво, чужеродно: «Пр-ри-говор-р, р-рас-тр-трел, п-р-р-риговор-р-р-р»…

Кочетков успел еще скинуть шинель, чтобы не путалась под ногами, успел преодолеть неслышно, крадучись эти двадцать метров, успел даже, неизвестно к чему, глянуть на часы — 18.08, когда сухо и неотвратимо щелкнул взводимый курок, взметнулась отчаянным криком Семушкина, зашлась, захлебываясь, дочка. И тогда, понимая, что опаздывает, хрипло и яростно Кочетков окликнул Семушкина, отвлек на себя его внимание. Перекидывая молодое свое тело через занозистый шаткий забор, подумал: если Семушкин станет целиться, можно будет дотянуться до ствола и остаться живым.

Семушкин не стал целиться. Повернул бледное пятно лица с пустыми, туманными глазами в сторону Кочеткова и выстрелил. В лицо Кочеткову полыхнуло жарким тугим снопом, ударило по плечу беспощадной и резкой болью, развернуло в воздухе и бросило навзничь под многоголосый перезвон в плотную и вязкую тишину…

Придя в себя, Кочетков понял, что он в больнице, узнал в белом халате Ирину, сидевшую у кровати, враз осунувшуюся и постаревшую, увидел спасенную им Семушкину, которая смотрела на него из коридора сквозь мутное дверное стекло.

Потом он бредил и все звал не жену, не своего сынишку, а старого Палыча, пытался что-то объяснить и досказать… А в это время, через три стены, в узкой и хмурой палате одиноко угасал Геннадий Павлович Сергиенко, светлый и невесомый на жесткой больничной койке. И с легкой воздушной обидой шелестело на губах: «Ваня, эх ты, Ваня, как же эт-то…»

…Ровно в шесть, как всегда, Кочетков сложил папки и в пятнадцать минут седьмого миновал запорошенную снегом скамейку, старательно глядя в сторону. Дома Ирина готовила пакет для химчистки. Кочетков долго скрипел вокруг нее половицами, потом осторожно взял у жены окровавленный и разодранный китель, помял податливую и крепкую ткань. Потом вытащил подаренную все-таки Палычем перед смертью гимнастерку, бережно сложил вместе со своим израненным кителем. Цвет маренго слился с густой синевой.

За ужином Кочетков все никак не мог проглотить кусок. В груди остро и длинно ныло.