Глава 4 Итальянский анабазис

Разговор со смершевцем или гебистом, не знаю, кто был этот советский офицер, закончился незадолго до рассвета. Идти на базу я не рискнул — комендантский час, а вот до хозяйства Ранковича прошмыгнул, пользуясь вызовом. К Леке меня сразу не допустили — он вовсе не спит, как можно подумать, а занят. Раньше-то «молодых» прикрывала широкая спина маршала, а теперь сами, все сами, к задачам разведки и контрразведки добавились и политические разборки.

Ну раз занят, то я по-простому улегся прямо в коридоре через минуту сильно затруднял работу «обавештајне и контраобавештајне службе» чудо-богатырским храпом. Минуток сто ухватил, а с первыми лучами солнца меня разбудили и провели к Ранковичу. Он поднял припухшие от недосыпа веки, сощурился и заржал:

— Ну и рожа у тебя, Владо! Ох, и рожа! Смотреть страшно!

— На себя посмотри, щеки впали, глаза красные, чисто Кощей.

— Кто?

— Баш Челик у русских.

— Да? — он вынул из ящика стола зеркальце для бритья, глянул в него, хмыкнул и передал мне.

— Да уж…

Правую щеку и лоб пересекал след от воротника, который я подоткнул под голову, когда спал. Отлежанная о куртку сторона покраснела от раздражения и контрастировала с остальным лицом, бледным от недосыпа. Чисто польский флаг.

— Пошли, умоемся.

На дворе Лека поплескал в лицо холодной водой и энергично растер его, а я почуял, что спать мне сегодня не дадут, разделся до пояса и вылил на себя два ведра. Лека отскочил, чтобы не попасть под брызги.

Взбодрившись и малость приведя себя в порядок, мы вернулись к столу.

— Чего от тебя русские хотели?

— О четниках спрашивали, о всех контактах с ними.

— И все?

— Еще о Милице и Верице. Подробно, вплоть до плана дома в Карабурме.

— Цветом белья не интересовался? — фыркнул Ранкович.

Стоило представить чулочки-подвязочки, как повело меня, чуть не улыл в воспоминания и мечты о завлекательных округлостях сестричек и прочей постельной акробатике. Едва слюну не пустил, но тут очень вовремя ввалился заместитель Леки, Слободан Пенезич по прозвищу Крцун и бухнул на стол полтора десятка папок.

От природы худой, он тем не менее выглядел заметно лучше своего начальника — наверное, потому, что не имел головной боли в виде борьбы за власть в партии.

— Ознакомься и распишись, — сунул мне Крцун под нос типографский бланк.

Мать моя женщина, да это же подписка о неразглашении! Настоящая!

— Вы что, мне не доверяете?

Ранкович поморщился, как от лимона:

— Доверяем, но порядок должен быть.

— Да-да, порядок и неразглашение. А откуда советские про Милицу узнали, а?

— Давай-давай, это формальность, — увильнул от ответа Крцун.

Вот сто пудов, этой бюрократии их научили советники из миссии генерала Корнеева. Но опять же, это симптом перехода от самодеятельности к правильно организованным «силовым ведомствам». Подумав немного, я умакнул перо и вывел подпись.

— Короче, так, — распахнул верхнюю папку Слобо и выудил оттуда список пунктов на сорок. — Помнишь бумаги, что ты из Бари привез?

— Усташские?

— Да. Там перечислены полсотни адресов в Италии и Югославии, мы организовали проверку тех, что в освобожденных зонах.

Глаза мои сами раскрылись пошире.

— Похоже, это сеть явок, усташское подполье еще с довоенных времен. Мы арестовали несколько человек, при обысках нашлись похожие бумаги, понемногу раскручиваем.

— Отлично, а я тут причем? Могли бы мне этого не говорить, подписку не совать…

— Твоя группа полетит в Бари для обучения и согласования планов по спасению пилотов.

— Ну да, — настороженно подтвердил я.

Похоже, граждане начальники собрались припахать меня в какую свою оперативную комбинацию. Так и оказалось:

— Это очень кстати, подбери человек пять-шесть, кто полетит с тобой, чтобы там адреса проверить.

— Что, полсотни???

— Сколько сможете, — успокоил Лека, — мы выделили четыре, вот их обязательно. Бари, Салерно, Неаполь, Фоджа.

Я мысленно представил карту и присвистнул:

— Вы что, там же сотни полторы километров, как прикажете добираться? И вообще, там режим прифронтовой зоны!

— Будут документы инструкторов Верховного штаба и членов миссии НОАЮ при союзниках. Машину организуем.

Похоже, не отвертеться, но я сделал еще одну попытку:

— У вас что, своих людей нет?

Лека нахмурился, Крцун поморщился — понятненько, не хотят светить. Но скорее, вся операция сверстана на коленке, информации кот наплакал, чего ждать и к чему готовиться, неизвестно.

— Поди туда, не знаю куда…

— Ну, к чему такой пессимизм? Вы все равно там проторчите неделю-другую. Связи у тебя остались?

— Какие?

— В госпитале, Мак-Кэроу.

Вот такие вещи они почему-то знают! Я скорчил крайне скептическую рожу, на что Лека проникновенно заметил:

— Владо, другого шанса может и не быть. Привлекать итальянских товарищей тоже не дело. Ты уж постарайся, выйдет — хорошо…

…а не выйдет — мы тебе голову оторвем и скажем, что так и было. Знаем мы эти штучки.

— А если союзники заинтересуются, что это мы тут делаем?

— Родственников разыскиваете, мы документы выправим с теми же фамилиями, что по адресам, — успокоил Лека. — Вот списки, выучи наизусть, с собой брать не стоит.

— Ладно, списки это прекрасно, а что насчет денег? — бросил я последний козырь.

Эти двое уткнулись в папки.

— Один преподаватель в корпусе, — начал я вкрадчиво, — говорил, что любую задачу можно выполнить при наличии трех ресурсов…

Крцун оторвался от бумаг, Лека уставился на меня исподлобья.

— … времени, денег и полномочий. Ни один из них не должен равняться нулю, недостаток одного компенсируется двумя другими.

Товарищи разведчики и контрразведчики настороженно переглянулись.

— Полномочий вы мне дали вагон и маленькую тележку, времени у нас в обрез, денег нет вообще. В общем, я заранее умываю руки.

— За каким чертом тебе вообще деньги? — вспылил Лека.

— Ну вот простая ситуация, в Бари или в миссии нас накормят, а поехали мы в Неаполь, там как? Грабежами заниматься? Увлекательно, но американцы не оценят.

Лека резко захлопнул папку:

— Подумаю.

И то хлеб.

— Да, еще, говорил с младшим Черчиллем, англичане подкатывают на предмет вербовки. Что делать?

Они опять переглянулись и выперли меня, а на встрече позже выдали, пусть и немного, денег, и прямо разрешили вербоваться хоть к богу, хоть к дьяволу, но с непременным условием обо всем докладывать. Но что-то меня расклад типа «слуга двух господ, агент трех разведок» не очень прельщал.

Ситуативный союз «военной группы» с «младоюгославами» вполне естественно перерос в системный. Сыграли и совместная попытка отбояриться от полупросьбы-полутребования Москвы, и большая склонность «стариков» к кабинетной работе, и многое другое. Например, близость по возрасту — Арсо всего на четыре года старше Милована, плюс совместный боевой опыт, полученный ими под Плевлей.

В немалой степени повлияло и отсутствие политических разногласий и некоторое разделение — «молодые» не лезли в чисто военные вопросы, чем грешил покойный Иосип Францевич. А военные не лезли в политику, тот же Арсо коммунист номинальный, в партию его, что называется, вступили. Типа народно-освободительным движением руководит партия через Верховный штаб, так что будь любезен. Заявление Арсо подал, его единогласно приняли, но позиций в КПЮ он не приобрел.

Понемногу образовался вполне крепкий и взаимовыгодный союз «по расчету», результат которого я и наблюдал на полевом аэродроме Виса.

Друже Джилас улетал в Москву.

Улетал «на смотрины», оттого и маршрут ему проложили не «боевой», над Румынией и фронтами, а «представительский», обходной, через Каир, Тегеран и Баку. Трое суток в пути, конечно, не сахар, но зато без ежеминутных опасений, что по дороге попадется какая-нибудь сволочь с крестами на крыльях.

Тревожились за другое — как еще обернется в Москве, признает ли вождь и учитель право «молодых» в целом и Джиласа в частности руководить Югославией? Оттого проводы странным образом сочетали большие надежды и несколько наигранную радость.

Крутил винтами американский «дуглас», заставляя придерживать пилотки и фуражки, поднимались тучи пыли и гнулся от ветра виноградник сразу за краем летного поля.

Помимо преувеличенно бодрого Джиласа, энергично жавшего руки, делегация состояла еще из двух членов Верховного штаба, дюжины помощников, секретарей и переводчиков. Арсо негромко давал последние указания своему земляку, соученику и заму Велемиру Терезичу, летевшему главным по военной части, ради чего ему навесили звание генерал-лейтенанта. У лесенки сутулился и близоруко щурился и протирал напоследок сверкавшие золотой оправой очки Эдвард Кардель, ему что-то втолковывал Ранкович.

Вся первая тройка делегации принадлежала к победившим фракциям, «старичков» от такого важного дела оттерли. Формально все верно — из наличных руководителей Джилас лучше всех владел русским, Терезич военными вопросами (не считая оставшегося на хозяйстве Арсо), а Кардель представлял «регионалов».

Механик в бейсболке с загнутым вверх козырьком захлопнул лючок у хвоста и показал большой палец. Штурман с верхней ступеньки лесенки прокричал что-то в кабину и рядом с ним появился пилот, на ходу заправляя в карман свисавший разъем от наушников, надетых прямо поверх фуражки с большим орлом-кокардой.

Вот что мне нравилось в этих американцах — никакого лишнего пиетета перед военной формой, чисто утилитарное отношение. Штаны коротковаты? Ну и хрен с ними. Длинны? Подвернем, не проблема. Хлопок, свободный покрой, не то что суконные мундиры европейцев. Впрочем, это из-за военного времени, на моей памяти армия США докатилась до «роботов» из почетного караула у могилы Неизвестного солдата, а также до точности в полмиллиметра и полградуса при креплении на липучку нашивок и шевронов. И где — в боевых частях морской пехоты!

Тем временем летчик внимательно посмотрел, как трепыхался на ветру полосатый конус «колдуна», сверкнул рекламной улыбкой и сделал приглашающий жест пассажирам:

— Let’s go, friends!

Делегация последний раз помахала руками из дверцы и через окошки, самолет величественно тронулся на рулежку. Пробег, взлет — а у меня защемило сердце: не дай бог что случится, если не чужие истребители, то непогода, авария, да и в Москве еще незнамо как повернется.

Тряхнул напоследок руки Арсо и Леке, и к своим, ждать уже нашего вылета на запад, в Бари. Глиша наглым образом давил массу, Марко и Живка обнимались чуть в стороне, Небош терзал Ромео на предмет итальянских глаголов. Коминтерновец летел с нами не столько, как связной, переводчик и проводник, а в рамках задачи о волке, козе и капусте. Я забирал его с Виса, где оставалась Альбина, которую категорически отказались отпускать доктор Папо и старший брат. Еще одного парня Крцун оторвал от сердца, чтобы в группе был хоть кто-нибудь, знакомый с основами контрразведки. Блондинистый хорват Славко выглядел совсем молодо, мне под стать, но послужной список имел внушительный, что подтверждал шрам над правой бровью.

На подлете нас встретила дежурная пара истребителей — декабрьский налет немцев, при котором союзники лишились трех десятков судов и многих тонн грузов, не прошел даром. Аэродром, город и порт таращились в небо частоколом зениток.

После взятия Неаполя движуха в Бари несколько притихла, но в городе все равно витал дух крупной перевалочной базы, даже несмотря на переезд многих складов и полевых госпиталей поближе к линии фронта.

Американцы встретили нас и передали капралу-очкарику на обустройство.

— Приятель, а 45th General Hospital в городе, не уехал? — спросил я, погрузившись на пассажирское сиденье Доджа «три четверти».

— Здесь, а что нужно?

— Знакомого найти, капрала Мак-Кэрроу.

— Эндрю? — обрадовался очкарик. — Он все там же, можем завернуть по дороге.

Но мы предпочли сперва разобраться с документами и проживанием. Доложились в миссии, доложились в американской Службе спасения пилотов, везде вытребовали удостоверения в придачу к бумагам от Верховного штаба. В Службе выдали новую форму (теперь не только я щеголял в десантной крутке), и даже джип для разъездов. Выглядели мы странновато — вроде американцы, только звездочки не белые, а красные. Но никого это не удивляло: тут еще водились англичане, поляки, французы, немного итальянцев и даже бразильский экспедиционный корпус. Прямо-таки Вавилон.

Андрею в подарок привезли никелированный «вальтер», чему он несказанно обрадовался — в госпитале негусто шансов добыть приличный ствол. Он хотел было отдариться, но мы взяли талонами на бензин и подорожной от госпиталя, это куда важнее, чем прочие ништяки.

Костяк инструкторов ожидался через три дня и мы, пользуясь паузой, с раннего утра рванули в Фоджу, оставив Марко и Живку на временной базе. Пусть порадуются в уединении, да и тащить братца на первое же свидание с усташами я не рискнул.

Джип — машина культовая, но чтобы проехать на ней махом сотню километров, надо иметь железную задницу и дубленую рожу. Ромео сзади все время бурчал, что мы идиоты, не догадались выцыганить у американцев очки — в идеале летные, но сгодились бы те, что носили аэродромные механики. До Фоджи добрались пропыленные и обветренные, как истинные фронтовики. Наверное поэтому к нам и не придирались английские посты — город был в зоне британской армии.

Первый адрес мы нашли с трудом, в закоулках между железнодорожной станцией и городским кладбищем. Но как только на зов вышла мощная тетка в черном, я почуял — пустышку тянем. Так и оказалось, искомое семейство съехало с адреса еще до войны. В перерывах между проклятиями на головы прежних жильцов, тетка сообщила Ромео, что те оставили после себя сущее разорение: стену, кусок крыши и дымоход пришлось восстанавливать за свои деньги.

— Тут ловить нечего, — резюмировал я, а на молчаливый вопрос пояснил: — именно эти три места были указаны как тайники. Очевидно, что их выпотрошили и мы ничего не найдем.

— Возвращаемся? — с надеждой спросил Ромео.

Славко глянул на часы:

— Вообще-то рано, даже не полдень. Давайте в Салерно?

Ромео застонал — еще полторы сотни километров, а потом еще столько же обратно!

— Там и заночуем, а?

— Поехали, — решил я.

Прифронтовые дороги, наверное, похожи всегда и везде — колонны грузовиков, разъездные машины, пыль, крики, регулировщики, посты… В небе кружили самолеты, прикрывая тылы от налетов, по обочинам порой сквозили мотоциклисты на «индианах» и «харлеях». Вот у них с очками все, как надо.

Рокадную дорогу до Салерно мы проскочили быстро и так же быстро наши второй адрес, где обитал одинокий дедушка.

Опознав в нас земляков, он обрадовался, как родным и засуетился с причитаниями, чем бы нас угостить — все кончилось, вот если бы мы приехали вчера, а еще лучше позавчера, но ничего, еще есть кусочек сыра и сейчас…

Мы оставили Славко за столом расспрашивать хозяина, а сами проверили места из списка — везде пусто, но без пыли.

— Куда закладки дел, старый?

— Ничего не знаю, — зло зыркнул дед, сразу помолодевший лет на двадцать. — Ходят, ходят, выспрашивают, все что-то нужно. Отстаньте от меня уже, помереть спокойно хочу…

— Мы еще разок посмотрим, есть кое-какие соображения, — уже в дверях сказал Небош и они с Глишей вышли.

Ромео осматривал тяжелый шкаф в углу, простукивая стенки и я не заметил, когда дед скользнул рукой под стол. Только и услышал, что два удара — Славко пробил хозяину по запястью, а потом вырубил коротким тычком в нос.

— Проверь под столешницей, — вытащил он из кармана вязки.

Я пошарил под тяжелой даже с виду доской и нащупал вставленный там в крепления пистолет. Хороший дедушка, добрый… Свалить троих из «беретты» в упор — как нечего делать, а потом уж и удрать можно. Я внимательно посмотрел на лежащего в отключке — нет, не дедушка, помоложе. Лет сорок пять, не больше. Да, седой и морщины ранние, типаж из тех, кто до полудня ненавидит всех, а после полудня себя.

— Во! — радостно ввалились Небош с Глишей и бухнули на стол сверток, перетянутый веревкой.

— Где сыскали?

— Где надо, — осклабились бывшие уркаганы. — Все и всегда прячут одинаково.

В свертке нашлось все то же самое — бумаги, чистый испанский паспорт, сандаловая иконка и банкноты с капитолийской волчицей, Юлием Цезарем и античными богинями.

— Живем, — обрадованно хмыкнул Глиша, — с голоду не помрем.

Хозяин пришел в себя, когда Славко закончил вязать ему руки. С ненавистью оглядев нас он зло сплюнул в угол:

— Убьете?

— А что с тобой делать?

— А если скажу, где остальное?

Мы со Славко переглянулись, он чуть заметно кивнул.

— Тогда будешь жить.

— Поклянись.

— Какой смысл? Не веришь — не показывай.

Но он неотрывно смотрел на меня и я сказал:

— Ладно, если покажешь, оставлю в живых, слово.

— Ваша взяла, — прошипел хозяин. — Пошли.

В бочку для дождевой воды влезало, наверное, литров четыреста. Стояла она под сливом с крыши сарая на большом плоском камне.

— Под ней.

Небош примерился, обхватил бочку руками, присел…

Смотревший вроде в его сторону Славко вдруг заорал:

— Стой!!!

— Что? — шарахнулся Небош.

— Все в укрытие! Веревкой сдернем.

— А-а-а, гады!!! — забился в истерике хозяин.

Славко заткнул его самым простым способом — сунул нож под ребра.

— Ты чего вдруг?

— Понимаешь, — вытер лезвие хорват, — уж больно он плотоядно щурился, а как Небош бочку взял, смотрю, уголки губ дрогнули и вверх полезли. Заминировано там, чем хочешь побожусь.

Бочку мы сдернули из-за угла, под ней действительно рванула осколочная граната. Может, и не одна, но никто не всполошился — город частенько бомбили и жители привыкли к гораздо более громким звукам.

— Камень интересный, — потыкал граблями Глиша, — дышит.

И точно, основание, на котором стояла бочка, гуляло как неплотно пригнанный люк.

— Копать надо и подбираться сбоку, — вспомнил я давние уроки Владо Руса-Смирнова и недавние уроки Красовского и Хариша.

Почти как археологи мы обкопали камень со всех сторон и нашли три проволочки, шедшие из-под него, каждая крепилась к вбитому и закопанному в землю колышку. Предусмотрительные, суки — поставили на неизвлекаемость, если кто с кондачка решит залезть, то и сам сдохнет, и содержимое вдребезги.

Ковыряться с заминированным тайником и потрошить его закончили уже после заката, в нем же прикопали хозяина.

Славко разбирал бумаги, а нам досталась тяжеленькая шкатулка и два фибровых чемоданчика. В первом лежал комплект, при виде которого Глиша радостно ухнул — отмычки, фомки, гусиная лапка, балеринка и прочий инструментарий медвежатника. А во втором мелкие резцы, баночки-скляночки и формочки.

— Это для печатей, — прогудел Небош. — Доводилось видеть в работе.

И вот ради этого криминального арсенала мы чуть не взлетели на воздух? Но шкатулочка вознаградила нас за труды — десяток паспортных бланков Испании, Аргентины, Кубы, Чили и три скрутки золотых монет.

— Ну вот мы и в хопре, — пробормотал я под нос.

— Это надо сдать, — строго констатировал Славко.

— По паре монет каждому, — возразил я, — на крайний случай.

Он вскинулся спорить и даже раскрыл для этой цели рот, но Небош, Глиша и через секунду Ромео придвинулись поближе ко мне.

— Хорошо, тогда спать, с утра в Неаполь.

Жалкие пятьдесят километров до последнего адреса мы тащились два часа — движуха на дорогах в направлении к фронту и обратно заметно плотнее, чем на рокаде. Адрес на виа Романи в южном пригороде нашли быстро — в качестве ориентира выступала известная всем в округе часовня Мадонны дель Арко.

Вот только вместо дома и парочки соседних имелись одни развалины — тут бомбили куда серьезнее, чем в Боснии.

Славко пролез через завал из камней и дерева и свистнул:

— Давайте сюда, тут полдвора уцелело.

Но у нашего джипа, скрипнув тормозами, остановился такой же, только с крупными буквами «МР» на бортах. Офицер и трое солдат встали в линию, рассматривая нас без малейшей приязни. Каски с белой полосой, на рукавах черные повязки, и везде те же самые буквы «МР».

Military Police, военная полиция.

Первым заговорил лейтенант:

— Кто разрешил?

Сразу же стало ясно, что перед нами человек ответственный и предусмотрительный.

— У товарища здесь дядя жил, — выдал я заготовку, — заехали проведать, а тут такое…

Славко вытащил из-за пазухи письмо, потыкал в адрес и в свои документы. Вот же сукины дети, меня заставили все запоминать, а своему выдали в письменной форме!

Сличив фамилию на письме и фамилию в документах Славко, лейтенант передал письмо водителю и коротко бросил:

— Проверь!

Джип рыкнул мотором, обдал нас пылью пополам с выхлопом и умчался. Пока он катался, лейтенант просмотрел все остальные наши бумаги — и от Службы спасения пилотов (на английском), и от миссии НОАЮ (на сербско-хорватском, с переводом на английский) и от Верховного штаба (на сербско-хорватском). Чего он хотел найти в последних, бог весть, но время провел с пользой.

Водила примчался из комендатуры с подтверждением — да, жил здесь такой, и мы разошлись, как в море корабли.

Еще три часа возни с разминированием, раскопками и вскрытием небольшого несгораемого ящика — Глиша провел его с явным удовольствием и весьма артистично, использовав добытый в Салерно чемоданчик — и мы владельцы картотеки, толстой книжки с адресами от Загреба до Буэнос-Айреса (у меня даже снова проснулось желание уехать в Аргентину) и денег в разной валюте.

С чувством хорошо исполненного долга тронулись обратно. Лиры пригодились уже на полдороге до Бари, когда стало ясно, что доехать до темноты не успеем. Нашли таверну, заплатили за ночлег. Перекусили, макая хлеб в оливковое масло с перцем, запили вином и всю ночь менялись на карауле — слишком серьезный груз, да и местные мальчишки наверняка не прочь открутить что-нибудь полезное с американской машины.

С утра за руль село Ромео — нужно гнать, а у него, как-никак, опыт вождения по здешним дорогам больше. Но вся наша спешка закончилась в пятидесяти километрах от цели, когда тупо кончился бензин. Мы пошарили по карманам — талонов тоже нет, а толкать машину еще часов десять так себе идея.

Как ни упирался Славко, но несколько долларов мы пустили в дело. Первый водитель, медлительный и грузный парень из Айовы, ни продать, ни поделиться горючим не пожелал. Зато второй, итальянец из Бруклина после разговора с Ромео, слил нам пару галлонов и на аэродром Бари, в Службу спасения пилотов мы успели вовремя.

Первое же занятие было посвящено набору выживания для летчиков — американцы подошли к делу обстоятельно и широко. Кроме очевидных компаса, ножа, консервов, аптечки, таблеток для обеззараживания воды в него входили рыболовный комплект, сигнальное зеркальце, разговорники на четырех балканских языках, и даже заранее заготовленные фотографии пилотов в штатской одежде.

— Зачем?

— Для изготовления поддельных документов, — серьезно пояснил инструктор.

Нас, в основном, расспрашивали о дополнительных предметах, которые могли бы пригодиться сбитому пилоту, уточняли переводы фраз и некоторые положения.

После первого занятия начальник учебного курса подошел ко мне с вопросом:

— Тут группа сербских эмигрантов предлагает помощь в поиске и спасении пилотов. Поскольку у нас соглашение с командованием НОАЮ, я отложил ответ до консультации с вами.

— Что за группа? Кто в ней старший? — сдвинул я пилотку на затылок.

— Dragolub Mikhailovitch, — с трудом выговорил американец.

Загрузка...