Без обмана 3

Глава 28

Хаяко Кэнскукэ, вице-президент ассоциации Сумо, оказался ожидаемо большим человеком. Я и сам крупный за счет лишнего веса, но бывший борец раза в полтора тяжелее. Лет шестидесяти, абсолютно лысый, с отполированной до блеска головой и очень добродушным выражением лица. Вот смотришь на него и недоумеваешь, как обладатель этих румяных пухлых щечек мог выходить на дохё. Современный деловой костюм делает его похожим на популярного персонажа американских комиксов, короля преступного мира из Нью-Йорка.

Поговорили десять минут о вечном – о погоде. Наверное, это самая универсальная тема, которая волнует всех людей, независимо от страны и континентов. Только мы с Хаяко-самой построили вежливую беседу вокруг недавнего наводнения, жители Сибири обсуждали бы традиционные июньские морозы, а в Техасе ворчали бы по поводу бесконечных торнадо.

Я не очень люблю все эти витиеватые разговоры по нормам вежливой речи, но деваться было некуда. Как гость, я принял правила, установленные хозяином и терпел церемониал до тех пор, пока вице-президент не перешел к делу.

– Ниида-сан, не затаите обиду, если скажу прямо? В ассоциации известно, что вы никогда не были сумотори, а популярное видео с вашим лицом – дипфейк, который не разоблачили только из-за редкости исходного материала.

– Всего лишь шуточный ролик, созданный моей сестрой, которой хотелось заполучить крутого старшего брата, при том, что в распоряжении только я. Не претендую на звание сумотори.

– Но вот ваше удостоверение члена ассоциации Сумо. Вы заслужили его популяризацией японской борьбы. Впервые за последние пятнадцать лет популярность сумо растет среди молодежи. Если для продолжения роста надо, чтобы бухгалтер избивал снежного человека, так и будет. Кроме того, семьдесят четвертый йокодзуна – ваш должник, как и некоторые другие люди, крайне влиятельные.

– Мне очень лестно слышать ваши слова. Без обмана, большая честь для меня. Но прежде чем принять удостоверение, я хочу знать, к чему оно меня обяжет и какие бонусы выдаст.

– Для меня соглашение с вами выглядит, как деловой контракт. Вы разрешаете Сумо Кёкай использовать ваше имя, взамен получаете стандартные привилегии по посещению турниров.

– Зачем они мне? Я не люблю спорт. Но не отказался бы от десяти процентов с выручки от мерча.

И пошли торги. Есть стереотип о профессиональных спортсменах, якобы что они туповаты. Встречаются и такие, не буду спорить. Но Хаяко-сан показал себя очень умным человеком, не зря занимающим высокий пост. Вцепился в меня, как борец в пояс другого сумоиста. В итоге мы договорились о пяти процентах. Десять – это уже уровень йокодзуны. Не поймут действующие борцы, если столько же выскочке вроде меня начнут платить. Сколько это будет в деньгах – пока не знаю, но не удивлюсь, если сумма мою зарплату перекроет. Вообще, у нас в стране не принято торговаться, но это на рынках, а при обсуждении сделок топ-менеджеры компаний смело выбивают условия получше.

Сожалеть о том, что я мог бы получить больше, не стал. И так возможный заработок, на который я планов не строил. Тем более, что ничего, кроме имени, от меня не просили. Никаких съемок, интервью или чего-то еще, требующего потери времени.

На выходе из кабинета вице-президента меня встретил широко улыбающийся якудза Тора-сан.

– Здорово, братан! Ну что, как тебе мой подгон? Не просто так я твои интересы продвигал? Как увидел то интервью с тобой и твоей мелкой, сразу понял, что шанс. И к Хаяко-семпаю пошел. Он не дурак, мгновенно потенциал оценил. И вот ты тут, настоящий сумотори, и может быть, еще и при бабле, если не лопухнулся. Ну как, закрыл я долг жизни? Пойдем отпразднуем. И девчонку свою бери, конечно.

– Я благодарен вам за всё сделанное для меня, Тора-сан, но праздновать сегодня не могу. Во-первых, я за рулем, во-вторых, отвечаю за двух несовершеннолетних школьниц. Давайте в другой раз.

– Какой ты скучный, братан, – по-настоящему расстроился якудза. – Но долг я хотя бы закрыл.

– Простите, но я считаю вашу жизнь большей ценностью, чем контракт с Сумо Кёкай. Может быть, поможете мне еще кое с чем? У меня пытались вымогать деньги и дважды ограбили квартиру. Но полиция никого не нашла по всем трем случаям. Там, где официальные власти не работают, люди просят помощи у истинных хозяев улиц. Не так ли?

– Да без базара, братан. Рассказывай, кто и когда на тебя наехал. Кумо-кай разрулят. Притащим ублюдка к тебе и поставим на колени, чтобы умолял.

– Мне будет достаточно, если после того, как я узнаю, кто это был, эти люди меня больше не потревожат. Я про инициаторов, не про исполнителей. Если вернут украденные вещи, будет совсем хорошо, но это необязательно.

Пришлось рассказать Торе-сану все три истории. В слегка отредактированной версии. Запись разговора с “Бандой адского пламени” я ему не отдал, пересказал по памяти, изменив момент, где уверенно называл Кумо-кай своей крышей, на “я с ними знаком и обращусь за помощью”.

– Они трупы! – воскликнул якудза, дослушав меня. – Никто не смеет так называть нашу семью. Тебе надо было сразу мне позвонить, братан, а не этому тупому копу. Ближе к вечеру свяжусь с тобой, дам примерный расклад, когда наши умники что-то нароют носом.

На том с бандитом и распрощались. Очень не уверен, что не зря к нему обратился, но как-то слишком нервирует меня сложившаяся ситуация. Если полиция на меня обиделась и не хочет работать, то пусть теневая власть потрудится. Тем более бесплатно, в счет долга.

Нашел своих девочек гуляющими в том парке, где я с Тикой-тян познакомился. Сразу воспоминания нахлынули. Вот на этой лавочке сестренка, одетая в нелепую мужскую школьную форму, мне билеты продавала. А вон там, ближе к выходу, негодяй охранник ее в сарайчик потащил.

Наступал самый сложный момент. Мне предстояло выжить во время шоппинга, не заработать себе сердечный приступ, глядя на цены за брендовые вещи. Так-то у меня здоровое сердце, но при виде самой обычной розовой женской маечки стоимостью в половину моей зарплаты у самого крепкого и спокойного человека кровяное давление поднимется.

В миллион мы не уложились. Потратили лишних триста тысяч сверху. Да мне машина в разы дешевле обошлась, чем куча пакетов из бутиков, не поместившаяся в багажник его величества Марка Второго. Часть покупок пришлось расположить в салоне, под ногами у пассажиров. Денег жалко, чего скрывать? Но зато Хина выглядела самой счастливой школьницей страны, что меня примирило с расходами.

Мы следовали от магазина к магазину и в каждом девушки примеряли кучу вещей. Самая плохая часть шоппинга – еще и на меня постоянно что-то найти старались. Уж кому, а себе я вещи по оверпрайсу покупать не намерен стопроцентно. Вот на Мияби совсем не жалко. Она себе купила умеренно дорогую лакированную сумочку, “о которой всю жизнь мечтала”. Так себе мечта, всего лишь аксессуар. Я моду никогда не понимал. С моей точки зрения, дорогая одежда из бутиков мало отличается от обычной, которую можно приобрести в торговом центре во время распродажи с большими скидками. Но женский взгляд с моим не совпадает. Приятно то, что и Ринне, и постоянно находящаяся на видеосвязи Тика себе много вещей не просили, понимали, что сегодня не их день исполнения желаний.

Всё кончается. Закончился и этот мой персональный кошмар.

– Ниида-сама, спасибо вам огромное, вы настоящий Санта-Клаус, – глубоко поклонилась мне Хина, назвав гайдзинским сказочным духом, делающим детям подарки. До Рождества, правда, далековато, но что-то общее у нас с ним есть. Как минимум, Санта тоже толстый. Пожалуй, самое лучшее воспоминание за сегодня, перекрывающее все нехорошее – и грызущую меня жадность, и общение с якудза. Делать добрые дела приятно. Исполнять данные обещания тоже.

Оставалась еще катана для кендоиста Ошимы-куна. Как удачно, что мне снилось, где ее можно достать. Хотя разбогатевшие потомки автослесаря не факт, что пожелают признавать старые долги своего предка. В этом случае придется закрыть обещание уже после суда, когда будет на руках крупная сумма денег. Пока же идея выполнить чужое желание, почти не потратившись финансово, кажется мне очень перспективной.

Художественный Музей Сантори располагался чрезмерно удачно, совсем поблизости от района Харадзюку. Не пришлось объясняться со спутницами, почему мне захотелось побывать именно тут. Ехать недалеко, посмотреть интересно. Под выставочные помещения выделялось два этажа в здании торгово-развлекательного комплекса. Билеты недешевые, по две тысячи йен со взрослого и по тысяче с ребенка. Конечно, заплатил за всех. Не настолько я жаден, чтобы заставлять женщин и детей ждать в машине, пока любуюсь картинами.

Первый музейный этаж – выставка больше историческая, посвященная эпохе Эдо. Одежда, оружие, доспехи, бытовая утварь. Многое знакомо по опыту обучения у Хидео-сана, потому взял на себя роль гида и начал рассказывать девушкам о назначении того или иного экспоната. Харизма Хидео-сана начала работать и тут. Меня слушали. С открытыми ртами. Причем не только мои спутницы, но и случайная экскурсионная группа в форме незнакомой мне школы, включая учителя, заслушалась, когда я рассказывал о чайной церемонии на примерах имеющегося тут фарфорового чайника и иной атрибутики.

Ничего удивительного, что в картинную галерею школьники пошли вслед за нами. Про картины я так много рассказать не смог бы, но “Звук забвения” находился почти у входа, возле него я и остановился.

– Перед вами последний шедевр одного из основоположников японского абстракционизма Цукино Тенкая… – начал я.

– Да как вы смеете?! – нагло меня прервали. Говорил молодой, года на три-четыре меня младше мужчина в деловом костюме и с пластиковым бейджиком на лацкане пиджака. – Как вы смеете проводить тут экскурсии, не имея лицензии экскурсовода? Это должна была быть моя группа. Вы отнимаете мой заработок, да еще и действуете непрофессионально. Что вы вообще можете знать о том, какой тонкий смысл вложил великий Цукино-сама в свою картину?

– Извините меня пожалуйста, я не проводил тут экскурсий, просто рассказывал своей семье о том, что знаю, – никакой вины я не чувствовал, но чем больше извинений, тем меньше проблем. – Но про Цукино Тенкая и его творчество я немного в курсе и потому считаю себя вправе о нем говорить.

– Ну, давайте послушаем ваше обывательское мнение, – с легким оттенком презрения обратился ко мне молодой человек. Зря он так. Не люблю высокомерие.

– “Звук забвения” – это не просто картина, это шепот, проникающий в сердца готовых услышать, доступный лишь тем, кто открыл образу на полотне своё сердце. Каждый мазок, каждая волна на полотне – это часть вечного звука, который мы слышим всегда, но не способны осознать. Забвение – не пустота. Это напоминание о том, что мы привязаны к памяти, как к тем цепям, которые тянут нас вглубь прошлого.

Но что, если нам по силам отпустить прошлое? Что, если нам позволено забыть? Это не значит потерять, наоборот, это шанс освободиться от лишнего тяжкого груза. Эта картина звучит не в тишине, а во время паузы, на которую мы ставим вселенную, придерживая головку патефона. Во время паузы, в которой исчезает все, что мы считали ценным, и остаётся только подлинная суть бытия.

Всмотритесь в картину, но не пытайтесь увидеть ее сразу целиком. Пусть ваше зрение постепенно погружается в слои и волны, как в медитацию, и тогда, возможно, ваших ушей достигнет настоящий “Звук забвения”, который раскроет вам все тайны. И вы услышите уже не мой голос, а своё подсознание, которое долго и безуспешно пытались заглушить.

Лютый бред, конечно. Я почти дословно процитировал речь Цукино Тенкая при представлении своей картины избранной богеме. В точности скопировал все интонации Хидео-сана в тот момент. Уж кто-кто, а старый мошенник умел работать на публику.

Я всего лишь подражатель, копия. Но, стоит признать, у меня получилось близко к оригиналу. Эффект, во всяком случае, был тот же. Все заткнулись. Замолчали и позволили тишине захватить окружающее пространство. Как будто погрузились в ту самую медитацию, дающую шанс услышать себя.

– Да мазня какая-то! – сказал один из школьников, разрушив торжественность момента. Так-то я с пареньком полностью согласен. Модный художник не собирался ничего вкладывать в свои картины. Нарисовал первые пришедшие в голову абстракции, а затем импровизировал на публике, говоря именно те слова, что от него ожидала услышать богема. Таков и есть рецепт приготовления шедевров современного искусства.

– Глупый мальчишка! – не выдержал критики картины придравшийся ко мне ранее экскурсовод. – Всё было сказано идеально! Неужели никто, кроме меня, не прочувствовал, как звучит пустота в наших душах? Простите за резкие слова, господин, вы, очевидно, разбираетесь в картинах Цукино-самы на уровне профессионального искусствоведа.

– Очень много читал про этого художника, – признал я, не говоря, что речь идет об единственной статье в Википедии. – Хотел бы однажды увидеть другие его работы, но увы, “Разделенные небеса” в частной коллекции, а остальные и вовсе где-то на западе. Хотя я встречал версию, что Тенкай-сама выжил и написал много картин, но, будучи от природы скромным и сомневающимся в собственной гениальности, так и не представил их публике. Возможно, однажды мы еще увидим загадочные шедевры.

Не желая больше никого провоцировать, дальше мы просто ходили и смотрели. Мазня. Прав тот мальчишка. Сложилось впечатление, что все эти абстракционисты – мошенники, не заслужившие для себя права называться настоящими художниками. Хорошо еще, не узнал меня тут никто, а то бы начали немедленно требовать историй о победе над минамигоном.

– Макото-сан, а мы ведь не просто так ходили в музей, а для того, чтобы именно на эту картину посмотреть, которая “Звук одиночества”, – прозорливо заметила Ринне-тян с заднего сидения на обратном пути.

– Все так. Подумалось, что если увижу картину, то пойму, где искать остальные. Ничего не получилось, конечно. Но зря потраченным время не считаю. Историческая часть музея мне понравилась, там интересно.

– А остальные точно есть? – спросила Мияби. Ее прекрасные глаза азартно заблестели. Моя изумительная “Лара Крофт” очевидно не против того, чтобы продолжить кладоискательские приключения.

– Пока никаких фактов, которые говорят в пользу данной версии. Но я ведь только начал исследования. С золотом тоже поначалу не получалось, пока американский профессор не помог.

Обратно доехали без приключений. Девочки сзади восторженно обсуждали покупки, периодически созваниваясь с Тикой. Мияби время от времени посматривала в мою сторону так многообещающе, что хотелось утопить педаль газа в пол, лишь бы добраться до дома поскорее. Конечно, я этого не сделал. Правила есть правила. В одиночку я их, может быть, и нарушил бы, чтобы увидеть, на что способен Король. Но не сейчас, когда под моей ответственностью сразу три пассажирки.

Завезли Хину домой. Выражение лиц ее родителей, увидевших, сколько покупок при их дочери, бесценно. Цуцуи отправилась в дом своей матери переодеться, забрав с собой и Тику-тян. Я же начал неспешно готовить ужин. Напрашиваться за стол к будущей теще каждый раз как-то неправильно. Уж лучше самому накрыть шикарный стол и позвать Хану-сан в гости. Пусть будет мне прибавка в несколько баллов.

– Добар дан! – поздоровался я на боснийском, когда зазвонил телефон и я принял вызов.

– Братан, ты какой-то странный, – сказал с той стороны линии Тора-сан. – Значит, предварительно так. У вас там в Кофу есть такая хакер Кагешуго. Первое ограбление квартиры – прямо ее почерк. Мне уже пообещали, что найдут ее и ноги переломают. И барахло твое вернут. По остальному пока голяк, не наша территория, приходится через местных узнавать.

– Тора-сан, огромная просьба не обижать никаких женщин. У полиции есть глупая версия, что Кагешуго – это моя подруга Гупта-сан. Их гипотеза ошибочна. Если к ней кто-то придет с подозрениями, нашей с вами дружбе конец.

– Не переживай, братан. Мы не копы. Без железных аргументов ничего делать не станем. Давай, покеда, как что узнаю, еще позвоню.