Без права на эмоции

Глава 2

Проснувшись рано утром я увидела, что заботливо укрыта пледом. Встав с дивана, я тихонько вышла из гостиной. В квартире было тихо и я поняла, что отец уже уехал на работу. Состряпав на кухне себе незатейливый завтрак из яичницы и бутербродов, я заварила крепкий кофе. Наспех позавтракав и приняв холодный душ, пошла в гардеробную. Нужно было возвращаться к жизни. Выбрав элегантное красное платье и такие же туфли на каблуке, я оделась, собрала волосы в красивую прическу, схватила маленькую сумочку и вышла из квартиры, оставив ее томящую тишину за тяжелой дубовой дверью. Быстро сбежав по лестнице, я вышла на улицу и заскочила на заднее сиденье служебной машины моего отца, которая, как и прежде, ожидала меня возле дома, чтобы отвезти на работу. Подъехав к зданию управления, я выскочила из машины и, поблагодарив шофера, пошла внутрь. Идя гулкими коридорами в свой кабинет, я словно заново начинала все с нуля. Все осталось таким же вокруг, как и было. Но не было его, моего Димки, и я понимала, что для меня все теперь будет иначе. Что я сама по себе. Что я заново должна учиться жить без оглядки на те счастливые мгновения моей жизни, которые остались далеко позади. Пройдя мимо двух девушек, я краем уха услышала, как одна другой прошептала:

− Ишь ты, вырядилась как. Только недавно ребенка потеряла и мужа-красавца, а уже пестрая вся какая! Словно королева приперлась на работу.

Остановившись я кинула взгляд на девушек и увидела, что та, которая произнесла эти слова, была моей бывшей однокурсницей, Ниной Глебовой, которая все пять лет учебы с ней под одной крышей не упускала ни одного момента, когда могла меня задеть. Улыбнувшись я подошла к ней и проговорила, проведя рукой по рукаву ее ядовито-зеленого платья:

− А ты все такая же, Нина…ядовитая. Все так же брызжешь ядом и не преминешь укусить человека.

Затем я развернулась и гордо вскинув голову пошла дальше, звонко постукивая своими каблуками. Девушки за спиной что-то снова прошептали, но меня уже это мало волновало. Зайдя в кабинет, я поздоровалась с Валей и усевшись за стол спросила ее:

− Нина Глебова у нас работает?

− Да, она в новой группе, которую скоро будут забрасывать, − ответила девушка, ритмично постукивая по клавишам печатной машинки.

− В какой группе? – спросила я, разглядывая документы, которые необходимо было отнести на подписи.

− Да там, − отмахнулась Валя неуверенно и взяв папку со стола вышла из кабинета.

Поглядев вслед девушке, я встала и подойдя к ее столу, на котором лежала кипа папок с информацией об агентах, начала перебирать их. Найдя папку с надписью: «Нина Глебова», я открыла ее и начала перелистывать напечатанные листы. В самом конце небольшой стопки информации я увидела лист с напечатанными словами: «Немезида. Польша», внизу стояла подпись моего отца и дата, которая означала, что начало операции назначено через две недели. Нахмурив брови, я снова пролистала папку и положила ее на стол. Через пару минут вернулась Валя и испуганно на меня посмотрела, поняв, что я читала документы.

− Рассказывай, − строго проговорила я.

− Я не в курсе, Оля, правда, − заикаясь проговорила девушка.

− Что за группа, которую забрасывают в Польшу? – задала я еще один вопрос девушке.

− Оля, я ничего не знаю, ты же понимаешь это. Все, что могу тебе сказать, это то, что через две недели в Польшу отправится группа из трех человек, один из которых – Нина. Все остальное спроси у отца. Ты видела, что он подписывал допуск. Что это за операция, в какой город будет заброска и прочее, я ведь не знаю всего этого! − ответила девушка и села за стол с таким видом, будто бы я была надоедливой блохой.

Схватив папку, я быстро вышла из кабинета и поднявшись на третий этаж без стука влетела в кабинет отца, напугав его секретаршу, и швырнула папку ему на стол.

− Операция Немезида через две недели в Польше, это по фон Герцену? – едва сдерживая гнев спросила я.

− Оля, успокойся, − строго проговорил отец, убирая папку в стол.

− Успокоиться? Ты же сказал, что заброски группы не будет ближайшие два месяца!

− Д, я так сказал.

− Почему ты меня обманул?

− Я знаю, что ты хочешь, Оля. Но я такого тебе не позволю! – едва сдерживаясь, чтобы не потерять самообладание проговорил отец.

− Ты же знаешь, папа, что у меня личное. Ты не можешь мне отказать в таком!

− Ты не будешь в составе группы! Ты моя дочь! Я не отправлю тебя в дорогу, которая, возможно, будет в один конец! – тихо проговорил отец.

− Я уже на дороге в один конец, ты что, не понимаешь этого!? Я успокоилась только потому, что знала, что будет группа новая, которую ты будешь забрасывать туда. И я должна быть в ее составе! Если я туда не поеду, мне нет смысла жить, папа. Я должна отомстить, как ты этого не понимаешь?!! – начиная срываться на крик проговорила я.

− Нет! – твердо сказал отец и махнул рукой в сторону двери, давая понять, что разговор окончен.

− А я сказала да! – так же беспрекословно проговорила я.

− Ты вся в мать! Такая же упертая и своенравная! – гневно проговорил отец.

− Чем тебе мама не угодила?! Она жизнь свою посвятила тебе и твоей службе! Ты ведь только тем и жил, что строил свою карьеру, совершенно не замечая того, как она страдала! Ты сам виноват в том, что она ушла тогда к твоему другу! Ты даже меня забрал у нее, не давая видеться с ней!

− Я все ей дал, твоей матери! Что ей не хватало? Денег? Нарядов? Побрякушек? У нее все было! – заорал он на меня в ответ.

− Ей не хватало тебя. У нее сейчас ничего нет. Нет таких денег. Нет побрякушек! Но она счастлива с дядей Юрой. И она никогда о тебе ничего плохого не говорит, в отличие от тебя! – едва сдерживая слезы проговорила я.

Отец посмотрел на меня и видя, что я на грани срыва, подошел и обнял меня.

− Извини, дочка, я не хотел. Я просто не могу справляться с тобой, когда ты так себя начинаешь вести. Но ты же понимаешь, что я не могу отправить тебя в Краков. Я потеряю тебя и не переживу этого. Это опасная операция. Это не просто разведка. Это разведывательно-диверсионная группа под прикрытием будет. Это уже совсем другой формат, ты пойми! Все могут погибнуть. Я не подпишу твое назначение. У меня рука не поднимется! – хриплым голосом проговорил отец, держа меня за плечи и вглядываясь мне в глаза.

Я взяла лицо отца в свои ладони и сказала тихо:

− Папочка, если я не поеду, я погибну здесь. И вероятность этого больше, чем если я поеду в Краков и буду участвовать в операции. Фон Герцен забрал у меня все. Он убил меня уже тогда, когда отдал приказ расстрелять Димку. И там, подле него есть тот, кто слил информацию по нашим ребятам. Папа, я должна, понимаешь?Если ты сейчас не дашь добро на мое назначение, я доберусь до Кракова сама. Ты меня знаешь. Но в этом случае не будет гарантии точно, что я вернусь. Ты же понимаешь это?

Отец тяжело вздохнул и отошел от меня к окну. Так он стоял, отвернувшись от меня, несколько минут. Затем сел за стол и кивнул мне на стоящее напротив кресло, предлагая сесть.

− Хорошо. Лично я разрешу тебе участвовать. Но брать тебя в группу или нет, будет решать другой человек, − проговорил отец, теребя в руках перо.

− То есть ты так хочешь переложить на другого отказ мне? – гневно спросила я.

− Этот человек не послушает меня, если посчитает, что твоя кандидатура будет более подходящая, чем кандидатура Нины Глебовой, − проговорил отец, посмотрев на меня из-подо лба.

− Кто этот человек? – поведя бровью спросила я.

− Я вас познакомлю через пару часов, когда он приедет сюда, − уклончиво ответил отец.

− Спасибо, папа, − с облегчением проговорила я.

− Оля, операция опасная. Очень опасная. У тебя есть два часа на раздумья. Далее я подпишу твое назначение параллельно с Глебовой и дороги назад не будет, если тебя утвердят на это место.

− Папочка, ты же знаешь, что я ничего не боюсь. Ты хорошо меня воспитал. Кроме того, я военный переводчик и мое образование предусматривало то, что я могу оказаться на задании, которое, возможно, будет последним для меня. Хоть за два часа, хотя за два дня, я не передумаю. Я все решила для себя еще тогда, в больнице. И я очень рада, что ты понимаешь меня и даешь добро. Спасибо тебе, − проговорила я и слезы потекли по моим щекам.

− Рано говорить спасибо. Ты еще никуда не едешь. Я же тебе сказал, что не я буду решать, будешь ты в составе группы или нет, − строго проговорил отец, но по его глазам я видела, что он очень был расстроен тем, что я приняла такое решение. – А теперь иди к себе и жди. Секретарша вызовет тебя, когда будет необходимо, − добавил он, и я, чмокнув его в щеку, помчалась на первый этаж.

Зайдя в кабинет, я подошла к столу Вали и положив ей на плечо руку проговорила:

− Ты извини меня, что я так разговаривала с тобой. Когда я увидела папку, то просто не смогла совладать с собой, боясь, что отец хочет оградить меня от всего того, что касается смерти Димки.

Валя отодвинула стул и внимательно посмотрела на меня.

− Оля, ты взрослая девушка. Сейчас война и нужно уметь держать свои эмоции в узде. Нам всем сейчас нелегко. Мы все кого-то потеряли на этой войне или у нас у всех есть те, за кого мы очень сильно переживаем. Твоего мужа уже нет в живых, ты уж прости меня за эти слова, но есть те, кому еще жить и жить. Отец твой сильно за тебя беспокоился, когда ты в больнице лежала. Побереги его, ели уж сама себя не бережешь. И не лезь туда, куда ты так отчаянно рвешься, до добра это не доведет тебя, - строго отчитала меня Валентина и погрузилась в свои бумаги.

Я тоже погрузилась в свои бумаги и два часа пролетели как одна минута. К нам в кабинет зашла секретарша моего отца и пригласила меня зайти к нему. Быстро вскочив я помчалась на второй этаж. Постучавшись, я зашла к отцу и села напротив с немым вопросом.

− Скоро подойдет, − ответил он, как обычно словно читающий мои мысли. – Не передумала? – спросил он строго.

− Нет, наоборот, − едва сдерживая улыбку ответила я.

− Ну-ну…, − окинув меня неодобрительным взглядом проговорил отец и закурил трубку у окна.

Спустя несколько минут я услышала шум приближающихся шагов и повернула голову к двери, нахмурившись при этом. Уж больно очень знакомым был четкий, размеренный звук отточенной походки, эхо которой доносилось из коридора. Спустя мгновение дверь открылась, и я в изумлении открыла рот. На пороге стояла высокая, стройная, подтянутая фигура моего преподавателя по военному делу и немецкому языку в университете. Мужчина строго посмотрел на меня своими серыми глазами и нахмурившись перевел взгляд на моего отца.

− Проходи, Андрей Владимирович, пожалуйста, − с улыбкой проговорил отец, жестом указывая на кресло.

− Здравствуйте, − поздоровался мужчина и занял место подле меня.

− Да ладно, папа! Поэтому ты так и сказал, что решать не ты будешь! Ведь знал, что операцией руководить будет он, − в ужасе посмотрев на мужчину проговорила я, встала с кресла и подошла к окну.

− Оля, успокойся, − строго сказал мне отец и сел за стол.

− Какое успокойся! Ты знал! Мало того, ты предвидел, что я захочу поехать и поэтому назначил его руководить! Ты же знал, что он никогда не одобрит мою кандидатуру. Ты знал! Как ты мог! Ты даже не сказал мне сегодня, что он будет в группе главным! – едва сдерживая эмоции проговорила я.

− Ольга Александровна, сядьте и успокойтесь! – тоном, не принимающим возражения, строго сказал мужчина и резко кивнул головой на кресло, давая мне понять, чтобы я села.

− А вы вообще молчите! – возмущенно проговорила я, гневно сверкнув глазами в сторону своего бывшего преподавателя.

− Ты как себя ведешь со старшим по званию, Ольга! − взревел отец и я, не ожидая от него такой реакции, замолчала и молча села подле мужчины.

− Извини, Андрей, за поведение моей дочери. Сам понимаешь, нервы и все пережитое, − проговорил отец, которому было неловко за мою реакцию.

Мужчина только едва уловимо кивнул, давая понять, что понимает и извиняться перед ним не нужно.

− Вы вызывали меня для чего? – спросил мужчина у моего отца, окинув меня взглядом.

− Через две недели ты с группой вылетаешь в Краков. Я подписал назначение на твою напарницу, Нину. Но тут такое дело. Оля хочет лететь вместо нее. Я влиять на твое решение не буду, я ей это уже сказал. Но для нее это личное. Фон Герцен приказал расстрелять Диму, ее мужа, ты знаешь это. Поэтому она и рвется так туда. Я прошу тебя сейчас, в ее присутствии, посмотреть ее в деле во время подготовки и, если она окажется лучше Нины, взять ее к себе в напарницы, − проговорил отец и посмотрел на меня.

− Нет, − не раздумывая ни секунды ответил мужчина и встал с кресла.

− Я же тебе говорила. Я знала, − прошипела я отцу, гневно окинув взглядом Андрея.

− Ольга Александровна, ничего личного, просто вы не подходите для такого задания по своим личностным качествам, это во-первых. А во-вторых, агент с личными мотивами−это бомба замедленного действия. Эмоциям там места не будет, а вы не умеете их сдерживать, − строго сказал мужчина.

Я вскочила и подойдя вплотную к нему проговорила, начиная задыхаться от нахлынувших чувств:

− Кто бы сомневался, что я не подойду! Я всегда была плохой студенткой в ваших глазах! Плохой немецкий, ужасное произношение, идите еще учите, два за семестр, − передразнила я его.

− Но так и было, − спокойно ответил мужчина.

− Так было тогда. Но не сейчас! – гневно воскликнула я.

− Мне достаточно пяти лет знакомства с вами, чтобы понимать, что вы провалите задание и погубите всех нас, − все так же, не меняя тона проговорил мужчина, изучающе смотря на меня.

− Вы даже шанса мне не даете! Как и тогда, когда все могли переписать курсовой, чтобы получить хорошую отметку, мне вы в ответ говорили «нет» и ставили двойку, заставляя потом писать целых две работы, чтобы исправить оценку! – со слезами на глазах сказала я, понимая, что мне теперь ничего не светит и никакого Кракова не будет.

− Мы более не в университете, Ольга Александровна. От этого задания зависит слишком многое, чтобы я мог взять с собой капризную девчонку, для которой это задание всего лишь личная вендетта и не более, − строго оборвал мою речь мужчина.

Я разочарованно посмотрела на него, затем перевела взгляд на своего отца и поняв, что он заступаться за меня не будет, со слезами на глазах выбежала из кабинета. Спустившись на первый этаж, я забрала свою сумку и стремглав бросилась из здания управления к себе домой. Открыв дверь в квартиру, я швырнула сумку с ключами на стул и пройдя на кухню взяла в буфете бутылку вина, которую дарили нам еще на свадьбу. Вино было дорогим, из коллекции какого-то сомелье, и мы с Димкой решили, что выпьем его тогда, когда будем праздновать пятилетие нашей годовщины с дня свадьбы. Поглядев на красивую бутылку, я откупорила ее и села за стол, налив терпкий напиток рубинового цвета в высокий бокал. Выпив немного, я закрыла глаза и погрузилась в воспоминания моих студенческих времен.

Я тогда была и правда капризной, избалованной дочкой папы-полковника, у которой было все, включая связи в университете. Училась я так, шалтай – болтай и особо к знаниям не стремилась, поскольку и так получала хорошие отметки благодаря отцовскому влиянию. Когда в середине первого курса нам заменили преподавателя немецкого и военного дела, никто не ожидал, что место пожилого и лояльного ко всем бывшего военного займет молодой и амбициозный красавец-мужчина лет тридцати. Все девчонки таяли от его взгляда и наперебой начали усиленно учить немецкий, дабы своим усердием привлечь к себе внимание. Но я на тот момент уже встречалась с Димкой и мне было совершенно все равно, кто вел у нас пары по немецкому и военному делу. А, следовательно, мое старание как было на нулевом уровне, так и осталось. И все бы ничего, но мое безразличие к учебе наткнулось на беспрекословную требовательность нового преподавателя. Вот тут-то я и взбунтовалась. Между мной и мужчиной завязалась настоящая негласная война. Я упорно не хотела учить, он же в ответ упорно не хотел мне ставить оценки просто за то, что у меня такой влиятельный отец. Дошло даже до того, что меня вызвали к ректору. Но и там я топнула ножкой и меня отпустили. Вечером того же дня меня ждал неприятный разговор с отцом, который приказал мне, другого слова я просто не могла подобрать, приказал мне слушать преподавателя и делать то, что тот от меня требовал. Я откровенно испугалась тогда такой реакции отца, который за всю жизнь ни разу так себя не вел строго по отношению ко мне. С того дня я начала усиленно зубрить языки, поскольку ослушаться отца не посмела. Но вот мое дерзкое отношение к молодому преподавателю ничуть не изменилось, даже наоборот. Я стала просто невыносимой. Могла дерзить ему на парах, болтать с кем-то на последнем ряду во время лекции, насмехаться исподтишка над его солдатской выправкой, которая просто бесила меня своей безупречностью и над его четкой походкой, отдававшей в гулких коридорах своим безукоризненным и сразу узнаваемым эхом. Я даже ходить научилась, как он и всегда передразнивала его перед парами, которые вел Андрей, приводя этим в неописуемый восторг своих однокурсников. Мужчина, казалось, совершенно не обращал на все это внимание и только лишь задавал мне втрое больше заданий, чем всем остальным, приводя меня этим в бешенство. Спустя пять лет, на выпускном, когда каждый из студентов произносил речь для какого-либо преподавателя, я встала и подойдя к микрофону сказала, глядя в голубые глаза мужчины:

− Какое счастье, Андрей Владимирович, что пять лет бесконечной зубрежки немецкого языка и военного дела закончились! Я бесконечно рада, что теперь наши пути разойдутся и мы будем вспоминать друг друга только смотря на фотографии нашего выпускного альбома.

Мужчина только кивнул мне в знак согласия тогда и выйдя из зала более в нем не появился. Отец, конечно, отчитал меня в тот момент, но мне уже было все равно, ведь я знала, что выйду замуж через месяц и была бесконечно счастлива.

Открыв глаза и вернувшись в реальность, я залпом выпила бокал до дна, затем еще и еще один, пока из бутылки не была вылита последняя капля. Изрядно опьянев я пошла в комнату отца, в которой он всегда оставался, когда приезжал к нам в гости, и нашла спрятанную небольшую бутылку коньяка, которую он усердно скрывал под комодом, думая, что я ничего не знаю. Выпив три рюмки мне стало нехорошо, и я, заревев, опустилась на пол подле дверей кухни. Алкоголь сыграл свое злое дело. Мне стало так жаль себя, в голове была такая каша, что я невольно встала и взяв в ванной бритву села за стол с явным намерением перерезать себе вены. Когда я уже приставила лезвие к запястью, в этот момент раздался звонок в дверь. Выругавшись, я швырнула бритву на стол и держась за стены пошла открывать тому, кто посмел нарушить мою пьяную идиллию с надвигающейся смертью. Распахнув дверь я в ужасе отпрянула. На пороге стоял виновник моего теперешнего состояния.

− Я войду? – строго спросил он, окинув меня недовольным взглядом.

− Зачем? Снова будете меня отчитывать? Я более не студентка и чтение морали меня не интересует, − проговорила я заплетающимся языком и сделала характерный жест рукой, давая понять, что мне все равно.

− И все же, − ответил мужчина.

− Валяйте, − кинула я любимую похабную фразу моей бабушки, и отошла в сторону, давая ему войти.

Мужчина прошел внутрь и захлопнул за собой дверь. Затем подошел ко мне и схватив на руки, чем привел меня в немое изумление, потащил в ванную и открыв ледяную воду подставил меня под нее. Я заорала на него матом и попыталась вырваться. Он же крепко ухватив меня за плечи заставил стоять под водой, приводя в чувство. Минут через десять такой ледяной встряски весь алкоголь практически выветрился и меня начала бить дрожь. Мужчина, сняв с вешалки большое полотенце, выключил воду и укутав меня в него, отнес на кухню и усадил на небольшой диван, стоящий у стола. Я пришла в себя и разревелась, утирая слезы мохнатой тканью.

− Кофе есть? – спокойно спросил мужчина.

− Да, в голубой банке на средней полке, − проговорила я, вытирая свой красный от слез нос.

Мужчина взял кофе и насыпав в кофеварку уже через несколько минут поставил передо мной чашку ароматного напитка.

− Пей, − проговорил он и сел напротив меня за стол.

− Вы зачем пришли? – шмыгая носом спросила я, делая глоток живительного напитка.

− Я знал, что ты натворишь что-то после нашего разговора, − ответил он, разглядывая меня.

− Можно подумать вам есть дело до меня, − скривившись проговорила я.

− До тебя может и нет. А вот до твоего отца есть. Не хотелось, чтобы он через пару дней хоронил свою дочь, − проговорил мужчина, указывая на оставленную мною на столе бритву.

Я хмыкнула и проговорила:

− Не сегодня так завтра. Вы ведь не будете подле меня вечно.

Мужчина покачал головой и спустя минуту молчания ответил:

− Что за капризный и бессовестный ребенок!

− Какой есть, − безразлично проговорила я.

− Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – строго проговорил мужчина.

− Более чем понимаю. Вы даже себе не представляете насколько! – гневно окинув его взглядом ответила я.

− Перерезать себе вены. И это на такой бессмысленный конец жизни согласна та бесстрашная, дерзкая и самовлюбленная девчонка с игривым огнем в глазах, которая каждую проводимую мной пару в университете превращала в сущую пытку? – с усмешкой проговорил мужчина, смотря мне в глаза.

Я с удивлением посмотрела на него и ответила:

− Да ладно, прям таки пытку! По вашему невозмутимому виду не было этого видно. Это вы меня доводили до белого каления своей требовательностью.

− Ну и что бы ты делала сейчас без моей требовательности? На каком уровне был бы твой немецкий? Как бы ты сейчас могла претендовать на назначение агента под прикрытием? Если бы не знала немецкий на таком уровне, который я вышколил в тебе, − все так же усмехаясь спросил мужчина.

− Это сейчас. А тогда я вас просто ненавидела! Когда все шли гулять, а меня ждал пересказ Гете в оригинале и без малейшей тени акцента в произношении, − скривившись ответила я.

− Ты училась на военного переводчика. Я обязан был требовать от тебя достижения того уровня, на который только ты в группе была способна.

− Я способна? Я вас умоляю! Тогда я была способна только часами выбирать себе платье и накручивать волосы перед зеркалом, − улыбнувшись ответила я.

− Вот поэтому мне и приходилось вести себя так, дабы вынудить тебя делать то, что ты упорно не хотела, − проговорил мужчина.

− И у вас очень хорошо это выходило. Я вас единственного из всех преподавателей запомнила до мельчайших подробностей. Ваши жесты, походку, недовольный взгляд, надменную улыбку, отменную осанку и даже вашу подпись! Я все это запомнила на всю жизнь и если бы не встретила вас более, то через пару десятков лет так же безошибочно могла бы все описать. Вот как вы мне тогда въелись в память со своими требованиями, − с насмешкой ответила я.

− И что, теперь, когда ты знаешь, что я буду руководить операцией, у тебя не возникает желания отказаться от затеянного?

− Нет. Для меня это задание очень важно! Это мое задание, которое я готова выполнять, даже если мне придется подчиняться вам еще раз в своей жизни. Я переживу это. Надеюсь, − проговорила я, зыркнув на мужчину из-подо лба.

Мужчина опять молча начал меня изучать и затем добавил:

− Я дам тебе шанс, раз уж для тебя это так важно. Две недели осваивать все наравне с Ниной. В конце этого срока я устрою экзамен. Та из вас, которая, по моему мнению, мне больше подойдет, отправится со мной в Краков. Буду оценивать беспристрастно, невзирая на наши прежние разногласия, обещаю. Но ты должна понимать, что юлить так, как ты это делала в университете, здесь не получится. Ты – такая же, как и все остальные. На задании мне нужна сильная партнерша, способная в любой момент сделать невозможное.

− Вы шутите сейчас? Вы правда дадите мне шанс попасть к вам в группу? – недоверчиво спросила я.

− Дам шанс, почему бы и нет? − ответил мужчина. – Но ты должна дать мне слово, что ты более не будешь думать о том, что хотела сделать сегодня, если я не выберу тебя. Я же в ответ даю тебе слово, что даже если ты и не будешь в составе моей группы, я сделаю все от меня зависящее, чтобы фон Герцен и его информатор ответили за то, что сделали с твоим мужем.

Я, все так же недоверчиво смотря на мужчину, проговорила:

− Хорошо, я обещаю, Андрей Владимирович.

− Зови меня просто Андрей. Тебе нужно привыкать к такому личному ко мне обращению, поскольку задание далее обяжет нас к более тесному контакту. А теперь мне нужно идти. Тебя я жду завтра в восемь часов утра, и ни минутой позже, в нашем штабе подготовки, − сказал мужчина и встав направился к выходу.

Я вскочила с дивана и засеменила за ним, укутавшись в полотенце. Открыв дверь и отойдя в сторону, давая ему выйти я проговорила:

− Спасибо вам…Андрей.

Мужчина едва заметно улыбнулся и вышел за порог, оставив меня одну.

Закрыв за ним дверь, я удивленно подняла брови, явно не до конца еще осознавая то, что сейчас произошло. Сам Чернов Андрей Владимирович собственной персоной в моем доме! Скажи мне кто о таком в мои студенческие годы, я бы только рассмеялась. Зайдя на кухню, я выглянула в окно на улицу, наблюдая за тем, как мужчина вышел из дома и направился к стоящей у обочины машине. Словно почувствовав, что я за ним наблюдаю он поднял голову и посмотрел на мое окно. Я подняла руку и помахала, он же кивнул с улыбкой и сев в свой автомобиль уехал. Я же продолжала все так же смотреть на улицу, размышляя над всем тем, что он сказал. Вспоминая, каким он был тогда и сравнивая с тем, каким он стал сейчас, я сделала для себя вывод, что он практически не изменился. Два года прошло после окончания университета. Сколько ему было сейчас лет? Тридцать шесть где-то, наверное. Странно так, вот ведь как может закручивать судьба наши жизненные дороги. Мне тогда, на выпускном, казалось, что я вряд ли увижу этого мужчину еще раз. А вышло так, что я не просто его увидела, а снова попала под его строгий контроль, из которого так хотела в свое время вырваться в университете. Андрей. В жизни не подумала бы, что он попросит так его называть! С такой мыслью я пошла в спальню и упав на кровать проспала до следующего утра, поскольку выпитый алкоголь взял свое от моего организма, заставив его провалиться в зыбучую пучину тревожного сна. Когда на следующее утро прозвенел будильник, оповещая о том, что мне пора вставать, я на удивление быстро пришла в себя и приняв холодный душ, который смыл остатки вчерашнего моего единоличного кутежа, зашла на кухню, где уже завтракал мой отец.

− Доброе утро, дочка, − улыбнувшись проговорил отец. – Я тебе омлет сделал, позавтракай. И кофе в кофеварке только что сварил, еще горячий.

− Что бы я без тебя делала! – радостно проговорила я, целуя своего отца в щеку.

− Ты, вижу, радостная сегодня, − проговорил отец, с интересом наблюдая за тем, как я напеваю себе под нос детскую песенку, которую всегда пела еще маленькой в те минуты, когда что-то замышляла.

− Мне, папа, Андрей шанс дал, представляешь! – радостно проговорила я, усаживаясь за стол. – Он вчера сюда приходил и сказал мне, что я могу пройти подготовку наравне с Ниной, а потом он решит, кто из нас поедет в Краков.

Отец нахмурил брови и строго посмотрел на меня, грустно проговорив при этом:

− Даже здесь добилась того, чего хотела.

− Ну, я еще не добилась ничего. Но я буду стараться и очень надеюсь, что у меня все выйдет, − уплетая омлет за обе щеки проговорила я.

− А я буду надеяться, что ты провалишь все, ты уж меня извини, дочка. Но это не то, за что я буду скрещивать пальцы, в надежде, что ты все осилишь, − ответил отец.

− Папа,− укоризненно проговорила я, посмотрев обиженно на отца.

− Ладно, буду надеяться на то, что Андрей так же, как и тогда в университете, будет натягивать твои поводья и ты не выдержишь и психанув забросишь все к черту, − недовольно проговорил отец и встал из-за стола.

− Не заброшу. Я уже не та девчонка, которая мечтала только о красивых нарядах и прекрасном принце. Интерес к нарядам потерял свою прелесть, а прекрасного принца убили, − строго ответила я отцу и закинув тарелку в мойку пошла одеваться на работу.

Надев строгое платье серого цвета и черные туфли-лодочки, я заплела косу и уложила ее вокруг головы, заколов затейливыми шпильками с бусинками на конце, и поглядев в зеркало была вполне довольна своим образом молодой строгой барышни, которая готова учиться, учиться и еще раз учиться. Затем я вышла на улицу и села в машину моего отца, который сегодня лично решил меня отвезти в штаб подготовки, дабы как всегда все держать под своим неусыпным контролем. Мы с отцом практически не разговаривали всю дорогу, погруженные каждый в свои мысли и спустя час езды остановились подле невысокого трехэтажного здания, которое стояло на окраине Москвы. Выйдя из машины, мы зашли внутрь. Отец сразу пошел в кабинет к тому, кто курировал деятельность штаба, я же, оставшись одна покружилась вокруг себя, рассматривая строгую военную обстановку сего здания. Затем задумчиво подошла к окну и остановилась, разглядывая снующих снаружи людей в военной форме.

− Ну что, Оленька, папина дочка, и сюда пробралась? – услышала я за спиной слащавый голосок и испуганно обернулась.

Передо мной стояла Нина, наигранно радостно улыбаясь и хлопая своими длинными накрашенными ресницами.

− Не пробралась, а была назначена. И я тоже рада тебя видеть, − ответила я ей тон в тон.

− Как же, была назначена. Кем? Папочкой? – спросила с насмешкой девушка, накручивая на палец свои длинные волосы, которые тяжелой гривой ниспадали ей до самого пояса.

− А хоть бы и так. Тебе-то что с того? – ответила я, окинув ее презрительным взглядом.

− Мне – ничего. Но только ты не думай, что Андрей возьмет тебя в Краков вместо меня. Избалованная девочка решила отомстить?! Похвально! Да только не потянешь ты такое задание, уж больно ты привыкшая к роскоши и обходительному отношению. А там то что? Там же фрицы, смерти вокруг, стрельба, ужас просто! − закончила она насмешливым устрашающим шепотом.

− Я думала, что ты рада будешь появившейся возможности как всегда миновать опасностей. А ты рвешься в самое пекло. Помереть хочется, да, Ниночка? – ответила я таким же шепотом.

− Я не помру. Никто не помрет…Если конечно вместо меня не поедешь ты, − ответила Нина и окинула меня презрительным взглядом.

− Какая ты, Нинка, злая. Откуда это в тебе? – осуждающе спросила я девушку.

− Ты бесишь меня просто, Соколова, с самого первого дня нашей учебы в университете ты меня бесишь, − зло прошипела девица мне в ответ.

− И что, легче становится, когда ядом поливаешь меня?

− Легче, представь себе!

− Ну ты и стерва, − вспылив сухо кинула я.

− Сама такая, − выкрикнула в ответ Нина.

− Ану прекратить! – услышали мы за спиной строгий выкрик Андрея и разом обернулись к нему. – Не забывайте, где находитесь!

− Извините, Андрей Владимирович, больше такое не повторится, − тоненьким голоском промолвила Нина и потупив глазки быстро забежала в кабинет, откуда только что вышел наш командир.

Мужчина недовольным взглядом окинул меня и нахмурился.

− А что сразу на меня так смотрите? – воскликнула я.

− Иди в кабинет, Ольга, − сухо кинул мне Андрей и когда я зашла в комнату закрыл за нами дверь и уселся за стол.

В кабинете помимо нас был еще один человек, мужчина высокого роста и крепкого телосложения, с пронзительными карими глазами, волевым подбородком и темными волосами, подстриженными по последней моде. На вид мужчине было около сорока – сорока пяти лет. Он то и дело прищуривал глаза и периодически осуждающе качал головой, словно был не в восторге от того, что под его крыло попали такие молодые и неопытные разведчицы. Он посмотрел на нас с Ниной и представился:

− Я капитан Гордеев Владлен Юрьевич.

− Очень приятно, товарищ капитан, − в один голос ответили мы с Ниной.

− Я, товарищ майор Чернов и одна из вас, девочки, будем выполнять задание под прикрытием в Кракове, − проговорил Гордеев и прикрепил на доску три фотографии.

На одной из них была изображена красивая молодая женщина с игривой улыбкой, тонкими чертами лица, большими глазами, обрамленными длинными ресницами и русыми волосами, причудливо уложенными в затейливую прическу. На двух других были изображены мужчины, возраст одного из которых примерно совпадал с возрастом Андрея, возраст другого же с возрастом Владлена.

− Это Вернер, барон фон Штольц, − проговорил мужчина, указывая на одного из мужчин, − один из засекреченных контрразведчиков Абвера. Направляется обычно в самые важные части оккупированной немцами территории для выявления там деятельности вражеских агентов. Цель его – наш агент при фон Герцене и вся подпольная агентура Кракова. Ехать он будет с якобы репортершей-помощницей, Хильзой Миллер, которая на деле является его любовницей и правой рукой. Сам же он в этот раз будет работать под видом репортера газеты «Ангриф».

− То есть одна из нас будет играть любовницу? А товарищ майор Штольца? – напряженно спросила я.

− Да, − ответил Гордеев и продолжил, − Хильза Миллер, умная, ветреная, капризная, бесшабашная молодая немка, любительница драгоценностей, красивых нарядов и развлечений, такова ее роль при Штольце. На самом деле такой типаж выбран ними не случайно. Закатывая приемы для офицерского состава Хильза пристально наблюдает за всеми и умело может определять тех, на ком нужно поставить знак вопроса. Да и развязывать языки мужчинам она может так же мастерски, как и организовывать развлечения. Она хорошо играет в карты, поет и танцует. В общем является образцом этакой красавицы-распутницы при своем любовнике. И третий персонаж, − продолжил Гордеев, указывая на третью фотографию. – Правая рука Штольца, Гельмут Штайнер, на котором держатся все организационные вопросы. Гельмут–человек немногословный, строгий и проницательный. Часто по приезду в назначенное место выходит в люди в образе гражданского и наблюдает, собирая информацию, пока Хильза и Штольц занимаются делами среди офицерского состава армии. Это мой объект, его буду играть я.

− А что до реальных людей? Что с ними? – спросила Нина.

− Через две недели они будут на подъезде в Краков. Наш отряд захватит их машину, и мы займем их места, − ответил Андрей. – Они же будут ликвидированы.

− А фон Герцен не знает, как выглядят эти люди? – с опаской спросила я.

− Никто не знает. Информация о Штольце и Миллер не передается никогда и никому. Никаких фотографий или записей. Его самого и его группу по факту принимают по приезду и все. Это точная информация от нашего человека в Абвере, поэтому переживать по этому поводу не стоит, − ответил Андрей.

− Наша задача, − продолжил Гордеев, − на месте по возможности попытаться выяснить, кто доносит информацию о перебросках наших людей в Польшу и собрать по максимуму информацию о минировании города, ну и сделать вид, что ищете в рядах офицеров советского разведчика.

− А фон Герцен? Что с ним? – едва сдерживая волнение спросила я.

− По нему все указания будут получены нами на месте по факту выполнения задания первостепенной важности, − ответил Андрей.

− Мы должны быть очень осторожны, поскольку фон Герцен еще та птица. Вряд ли он будет доверять на все сто тем, кого не знает в лицо. А поскольку проверить эту тройку у него возможности не будет, то он будет проверять прибывших, дабы удостовериться, что мы те, кем представились. Человек он очень осторожный, поэтому мы должны отнестись к его персоне с должной осмотрительностью. Поэтому здесь, − сказал Гордеев, протягивая нам с Ниной толстые папки, − вся информация по Хильзе, Штольцу и Штайнеру. Привычки, образ жизни, предпочтения, и прочее, что мы должны знать, дабы сойти за этих немецких агентов. То, что их фон Герцен не знает лично, не снимает с нас обязанность выглядеть как они, думать как они и действовать тоже как они. За две недели вы, Нина, и вы, Ольга, должны назубок знать материалы этой папки от корки до корки. На Миллер лежит львиная доля обязанностей по отведению подозрения от нашего агента, который есть в рядах немцев, сыграть эту женщину нужно безупречно. Кроме того, фон Герцен, скорее всего, в любом случае по максимуму разузнал все о наших немецких контрразведчиках, дабы понимать, кому он будет доверять информацию о своих офицерах. Поэтому мы все должны быть убедительными как никогда, играя эту троицу, − проговорил Гордеев и поставил перед нами с Ниной две коробки. – В этих коробках разные мелочи, которыми пользуется в обыденной жизни Хильза. Мыло, духи, сигареты, косметика. Помаду она предпочитает исключительно красного цвета, поэтому никакой другой цвет использовать нельзя. Хильза большая поклонница творчества Вивьен Ли, поэтому стиль она поддерживает соответствующий. Одежда по размеру одной из вас будет ждать вас в Польше у одного нашего агента, женщины, которая занимается тем, что обшивает жен из правящей верхушки Кракова. Миллер элегантна, у нее утонченный вкус, но поведение порой слишком вызывающее, подробнее вы прочитаете из донесения. Они со Штольцем одержимы друг другом, возможно поэтому у них такой великолепный тандем в работе. Об этой их привязанности знают все в Абвере, даже те, кто никогда не сталкивался с ними. Фон Герцену, скорее всего, об этом тоже будет известно. Нужно суметь разыграть такую страсть, дабы у него не закралось и тени сомнения насчет привязанности пары. Помимо всего прочего, вам, девочки, нужно научиться играть в карты так, будто бы колода провела в вашей сумочке пол жизни. В этом вам поможет Игорь, криминальный авторитет по прозвищу Туз. После нашего инструктажа вы, Ольга, сразу пойдете к нему в соседний кабинет, куда его приведут из камеры. Миллер великолепно играет в карты, фон Герцен, более чем уверен, заинтересуется ее такой страстью к игре, поскольку и сам частенько засиживается за карточным столом. Далее необходимо выучить пару песен на немецком, которые придется исполнить, если того кто-либо пожелает. Миллер всегда с удовольствием откликается на такую просьбу, поэтому нужно уметь делать и это. Не думаю, что для вас это будет проблемой, поскольку вы пели в ансамбле при университете. С репертуаром вам поможет Мария Федоровна, к ней пойдете после Туза. Далее танцы, но я думаю, здесь особо заострять внимание не будем. Я говорил с вашим бывшим учителем танцев, танго и прочее для вас сущий пустяк. В общем первый день у вас на раскачку, с завтрашнего дня начинаете вживаться в образ. Я буду курировать эти две недели вас, Ольга, а Андрей Владимирович вас, Нина. Через две недели Андрей посмотрит вас обеих на деле и решит, кто составит ему компанию, так сказать, в Кракове. Все ясно? Вопросы есть? – закончил Гордеев и окинул нас взглядом.

− Нет пока, − пожав плечами ответила я и Нина меня поддержала.

− Ну и прекрасно, − улыбнулся Гордеев. – Я вас отпускаю. Сейчас вы, Нина, к Марии Федоровне, вы же, Ольга, к Тузу. Потом поменяетесь местами и по домам изучать дела. Завтра жду вас в такое же время, − добавил он и мы с Ниной вышли из кабинета, прихватив с собой увесистые папки, которые нам необходимо было изучить.

− Ну, как тебе заданьице? – на удивление дружелюбно спросила Нина.

− Не знаю. Сыграть такую особу-дело не из легких, − напряженно ответила я.

− Вот и я о том же, − ответила Нина и мы с ней направились каждая в свой кабинет.

Зайдя в комнату, я очутилась в небольшом помещении, по центру которого стоял круглый стол, накрытый бархатной скатертью бордового цвета. На высоких окнах красовались решетки, из чего следовало, что мой учитель карточной игры, если его можно было так назвать, личность довольно таки скользкая и на свободе, мягко говоря, нежелательная. За столом сидел мужчина лет сорока с густыми русыми волосами, тронутыми сединой на висках, легкой щетиной, голубыми глазами и аристократическими чертами лица, которые с лихвой выдавали его непростое происхождение. Особое мое внимание привлекли к себе его длинные красивые пальцы, которыми он перебирал вощеную колоду карт. «Таким пальцам не карты бы перебирать, а клавиши фортепиано», − мелькнула у меня такая мысль. Поодаль стоял военный с автоматом в руках на тот случай, если Туз решит выкинуть что-то, выходящее за рамки его теперешнего задания.

− Кааакая краля, мы такую не видали. И не видали, и не… − нараспев проговорил пошлую фразу бархатным баритоном Туз, откидываясь на спинку стула. – Чего, начальник, не сказал, что нужно будет учить играть такую деваху смазливую? – засмеявшись спросил мужчина у стоявшего у стены военного.

− Язык не распускай больно, а то сам знаешь, − строго проговорил военный и Туз скривил губы услышав такой ответ.

− Да я бы тут не только язык распустил, а еще и лапам бы волю дал, − все так же усмехаясь проговорил он и военный хотел было уже подойти к нему, дабы усмирить немного, но я едва уловимым движением руки остановила его и села за стол.

− Здравствуйте, Игорь. Или Туз? Как вы предпочитаете, чтобы я вас называла? – спокойно спросила я, улыбнувшись мужчине.

− Да и так, и так пойдет. Как самой нравится, так и называй. Такой конфете все позволю, − проговорил мужчина, похабно облизнув свои губы.

Я удивленно посмотрела на мужчину и у меня в голове уж никак не вязалась его аристократическая внешность с его нахальным поведением.

− Хорошо, тогда буду называть вас Туз. Раз уж вас так прозвали, значит не зря, − ответила я, внимательно наблюдая за мужчиной.

− Туз так Туз. Тебя-то как звать, милаха? – спросил мужчина.

− Ольга, − ответила я.

− А по батюшке? – прищурив глаза спросил мужчина.

− Для вас просто Ольга, − ответила я и улыбнулась.

− Ну, значит будем с тобой на ты, Ольга, − ответил мужчина, проделав с колодой карт такое, от чего мои глаза в восхищении расширились.

− Вы виртуоз, − сделала я комплимент Тузу.

− А то! Не зря же сама разведка вызвала именно меня, − проговорил мужчина. – Куда-то тебя направили, если нужно такое умение освоить? – спросил он, начиная быстро раздавать карты.

− К немцам под прикрытием. Нужно войти в образ женщины, которая виртуозно играет в карты, − ответила я и взяла карты со стола.

− Такую девку и к немцам? Ты, красавица, дальше папкиного дома то выходила куда-нибудь? – спросил Туз, окинув меня насмешливым взглядом.

− Нет, − ответила я честно.

Туз, не переставая на меня смотреть, повел бровью и спустя минуту молчания сказал:

− Фрицы ты хоть представляешь себе, что с тобой сделают, если раскроют?

− Не раскроют, − ответила я, решив не обращать внимания на то, что говорил Туз.

− А то так оно и будет думаешь? – прищурив глаза спросил мужчина, выкладывая передо мной две карты.

− Так оно и будет. Не раскроют, если и ты внесешь свой вклад в освоение того, что мне нужно, чтобы отменно сыграть свою роль, − проговорила я, положив свои две карты на стол.

Туз посмотрел на мой ход и скривился:

− Ну что это такое!? У тебя же там дама пик и валет крестовый, а ты такую шушваль мажешь!

− А ты откуда знаешь? – удивленно спросила я.

− Дак я же карты сдавал. Я знаю, − озорно сверкнув глазами ответил Туз, довольный тем, что произвел на меня впечатление.

− Ну вот и научи меня всему по максимуму. Всему, что сам знаешь. Это задание для меня-все! Прошу тебя. Как человека прошу, − тихо проговорила я, накрыв своей ладонью крепкую руку Туза.

Мужчина удивленно на меня посмотрел и погладив большим пальцем нежную кожу моей руки строго спросил:

− У тебя личное?

− Личное, − ответила я.

− Погиб кто?

− Расстреляли…мужа…любимого мужа, − ответила я и почувствовала, как слезы предательски начали застилать мои глаза. – Офицер один. Всю группу под расстрел. Ненавижу гада. И ещё скотина одна там, которая доносит, информацию сливает.

Туз молча забрал у меня карты и начал их перекидывать из руки в руку, проделывая такие манипуляции с ними, что я напрочь позабыла, что передо мной просто преступник. У меня было такое ощущение, что Туз – фокусник высшего пилотажа. Затем он положил колоду посередине стола и сказал:

− Я научу…За две недели будешь моей копией в женском обличье. Но, скажу тебе так, милаха. Пока ты свою вендетту не похоронишь глубоко внутри и не станешь смотреть на задание как на выполнение долга перед Родиной и не более того, заранее можешь считать операцию проваленной на все сто.

− Почему? – нахмурившись спросила я.

− Эмоции, детка. Под действием эмоций только дров наломаешь и все, − сказал Туз, глядя на меня, сцепив руки в замок при этом.

− А как побороть эти эмоции? – спросила я.

− Смотри на прошлое как на свершившееся и безвозвратное, которое нельзя вернуть, сколько бы пуль ты не выпустила в немецкого офицера, забравшего у тебя твоего мужчину. Это все прошло. Впереди твой путь, твоя жизнь, твоя судьба. Земной же путь твоего мужа окончен. Все. Помни, что отомстить ты сможешь только тогда, когда трезво будешь оценивать ситуацию, а не лезть голой грудью на амбразуру. Вот как покопаешься в себе, сможешь сделать в груди своей штиль из бушующего моря ненависти, вот тогда и сыграешь хорошо свою роль, и отомстить сможешь, и пулю ответную в лоб немцу пустишь. А если не утихомиришь себя, это все так, − проговорил Туз, снисходительно махнув рукой в сторону колоды карт, давая мне понять, что учись – не учись, все равно погибнешь.

Не то, чтобы я не знала того, что он мне говорил, но слова этого прожженного криминальной жизнью красивого мужчины почему-то возымели на меня свое действие. Я посмотрела на него и отчего-то к нему у меня возникла симпатия. Взяв колоду в руки, я перетасовала ее и поглядев серьезно на Туза сказала:

− Учи. У меня есть две недели, чтобы все освоить и добиться штиля в груди.

Мужчина довольно улыбнулся и ободряюще кивнув мне в ответ занялся моим обучением такому непростому, как оказалось, ремеслу.

Выйдя от Туза, я прошла в комнату где меня ждала Мария Федоровна, педагог по вокалу. С ней мы выбрали несколько песен из самых наиболее любимых немцами и пробежавшись по ним довольные закончили занятие. Забрав свою папку и коробку, я вышла в коридор и подошла к кабинету, на котором висела табличка «Майор Чернов Андрей Владимирович». Тихонько постучавшись и услышав разрешение войти, я открыла дверь и переступила порог кабинета.

− Ты закончила? – спросил мужчина, отрывая взгляд от стопки каких-то бумаг и строго глядя на меня.

− Вы опять на меня так смотрите, − нахмурившись проговорила я.

− Как? – приподняв бровь спросил мужчина.

− Как тогда, в университете, когда я в третий раз приносила вам переписанный мной курсовой и знала, что вы отправите все переделывать в четвертый, едва взглянув на исписанные мной листы, − строго проговорила я.

− Мне нужно время, Ольга, чтобы твой прежний образ выветрился из моей головы. Если выветрится, конечно, − ответил мужчина, с интересом разглядывая меня.

− Тот образ уже не имеет ничего общего со мной теперешней. Слишком много воды утекло, − проглотив подкатывающий к горлу комок ответила я. – Тогда я была счастливой юной барышней, любимицей папы, предметом мечтаний мальчишек и зависти девчонок. Мое прошлое «я» было похоронено под толстым слоем земли вместе с моим мужем и моим нерожденным малышом. Поэтому, не надо более на меня смотреть таким взглядом, будто бы перед вами все та же нерадивая студентка, которая превращала каждую проводимую вами пару в ад, − закончила я и одинокая слеза, которую я не смогла сдержать, скатилась по моей щеке.

Мужчина кивнул в ответ и сказал, переведя тему разговора в другое русло:

− Как тебе Туз?

− Туз? – пожав плечами спросила я. – Он умный, проницательный, хороший я бы даже сказала, если бы не знала, что он с криминальным прошлым, да и с настоящим тоже. Мне он понравился. Мы нашли общий язык и думаю я быстро освою все, чему он меня учит.

− Странно. Нина сказала все с точностью до наоборот, − сузив глаза ответил Андрей.

− Вы учили и Нину, и меня. Поэтому, раз уж вы обо мне имеете свое представление, то и о Нине тоже. Вы сами должны понимать, почему она так сказала, − уклончиво ответила я.

− Знаешь, что мне в тебе нравится, Ольга? − не переставая изучающе рассматривать меня спросил мужчина.

− Что?

− Ты никогда никого грязью не поливаешь. А это о многом говорит.

− Вам виднее, − пожав плечами ответила я и добавила, − мне можно идти?

− Да. Конечно. Завтра здесь в такое же время. И не забудь, с завтрашнего дня вживаешься в образ Хильзы Миллер. Прическа, макияж и прочее. А теперь можешь идти, − сказал мужчина и кивнул мне на дверь.

Я поблагодарила и выйдя из кабинета направилась домой, по пути заскочив в пару магазинов одежды, где подобрала себе несколько подходящих под нужный образ платьев, туфель и аксессуаров.

Зайдя домой и скинув со своих ног туфли, я на ходу начала развязывать папку с биографиями нашей тройки и сразу же пошла на кухню. Усевшись на диван подле стола, я достала скрепленные скрепкой бумаги с надписью: «Хильза Миллер». Поверх страниц была прикреплена фотография женщины и я, вытащив ее, взяла в руки и начала рассматривать, пытаясь сначала только по изображению понять, что в этой женщине такого особенного, что она занимала такую важную нишу в немецкой контрразведке. С фотокарточки на меня смотрела, бесспорно, очень красивая женщина, но не только красотой она брала то, что хотела, скорее всего. Она была умна. Я видела это по ее затянутым поволокой соблазнения большим красивым глазам, обрамленным длинными ресницами. Было что-то в ее взгляде такое, от чего даже мне, ни разу в жизни не видевшей эту женщину, захотелось поежиться. Отложив фотографию в сторону, я начала читать донесение нашего агента.

«Хильза Миллер, молодая, красивая женщина двадцати семи лет от роду. Имеет слегка вытянутое лицо, обрамленное темно-русыми прядями волос, всегда уложенными в красивую прическу. Темный цвет волос оттеняет светлую кожу, на которой всегда играет едва уловимый румянец. На лице выделяются миндалевидные глаза насыщенного серого цвета. Их обрамляют длинные, пушистые, мастерски накрашенные ресницы, которые придают ее взгляду то самое знаменитое соблазнительное выражение, от которого, как говорят, даже сам фюрер был в восторге. Когда женщина смеется, ее глаза словно искрятся, а во время того, как она слушает собеседника, ее взгляд становится томным и более глубоким. На высоком лбу выделяются темные, изящно изогнутые брови. Тонкий, слегка вздернутый нос придает лицу Хильзы Миллер игривое выражение. За полными, четко очерченными губами неизменно ярко-красного цвета прячутся ровные жемчужно-белые зубы. Высокие скулы и заостренный подбородок выдают аристократическое происхождение красавицы. Тонкий стан в сочетании с всегда прямой спиной придают этой женщине поистине королевскую осанку, а вздернутый подбородок говорит об уверенности в себе. Хильза всегда идет плавно, словно кошка. Ее движения мягкие, грациозные. Каждый жест этой красавицы изящен. Она любит грациозно откинуть прядь волос с лица, провести пальцами по щеке, поправить серьги или ожерелье. Эта женщина даже садится настолько привлекательно, что притягивает взгляды окружающих.

Оказываясь в обществе мужчин Хильза начинает вести себя в зависимости от поставленной перед собой цели. Иногда она принимает на себя образ игривой, глупенькой кокетки. Иногда это уже сдержанная, неприступная красавица. Потом раскрепощенная блудница. Доселе я так и не смог определить какая же на самом деле настоящая Хильза Миллер. Одно только остается неизменным, когда подле нее находится Штольц. В такие минуты Хильза полностью поглощена ним. Как, впрочем, и он ею. В их глазах всегда горит такой дикий огонь желания друг к другу, что мне порой кажется, что они не любят, а одержимы. Не раз я являлся свидетелем картины, когда Хильза и Штольц были на приеме, и в какую-то минуту, не важно, чем они занимались, играли ли в карты или беседовали с кем-то, Хильза могла подойти к Штольцу и обняв его что-то прошептать на ухо, потеревшись своим носом о его щеку, Штольц брал ее после этого за руку и немедленно уводил в какую-то отдаленную комнату. Проследив за ними, я понял, что они уходили, чтобы придаться любовным утехам вдали от назойливой толпы.

Одевается Хильза всегда безупречно и откровенно. У ее платьев всегда глубокое декольте, едва прикрывающее ее красивую грудь. Шьет платья она себе на заказ, поскольку такой фасон очень редко можно встретить в магазинах для воспитанных женщин.

Любит шампанское и терпеть не может красное вино. Выпивая бокал до дна всегда большим пальцем руки медленно проводит по губам, стирая с них каплю оставшегося алкоголя. Делает она это изящно и непринужденно, но в то же время с подтекстом – во мне столько страсти, что утолить ее может не каждый. Много курит. Предпочтение отдает тонким женским сигаретам, привезенным из Америки. Любимые духи – Шалимар. Смешиваясь с присущим только ее коже индивидуальным запахом эти духи дарят их обладательнице в лице Миллер непередаваемый шлейф, наполненный коктейлем обворожительных и страстных нот. Особую страсть питает к жемчугу и изумрудам.

Увлекается творчеством британской актрисы Вивьен Ли, поэтому и свой образ максимально подвела к сходству с ней.

Очень хорошо играет в карты. Часто жульничает и если кто-то из мужчин подлавливает ее на этом, то наивно хлопает ресницами и начинает извиняться, объясняя это тем, что это является ее слабостью. Но подлавливают ее крайне редко, настолько искусно она все проворачивает.

Прекрасно поет, обычно заканчивая песню мягким шепотом с едва слышимой хрипотцой. Я бы сказал, что это является маркой именно ее исполнения.

Отменно знает русский и польский языки. Произношение чистое, без тени акцента.

Эта женщина очень умна и проницательна. Когда она смотрит на кого-то, то кажется, что она читает его, как книгу. Не даром на их с Штольцем долю припадает такое количество раскрытых агентов под прикрытием.

Несмотря на то, что у них с Штольцем явные крепкие и долговечные отношения, Хильза достаточно ветреная особа. Открыто о романах ее ничего не известно, но вот флиртует она со всеми подряд. Штольц достаточно терпимо относится к ее такому пристрастию. Возможно потому, что человек он весьма сдержанный и уравновешенный, и имея в любовницах такую яркую женщину, как Хильза, смотрит на такие вещи, как флирт и кратковременные симпатии, сквозь пальцы. Но, возможно, она действительно верна ему, и он это прекрасно знает, поэтому и ведет себя так.

Не носит обувь на высоком каблуке, отдает предпочтение лодочкам и сапогам на низком ходу, либо же каблукам среднего размера.

На приемах ест только рыбные блюда и ни капли хлеба. Может выпить пару чашек крепкого кофе»

Закончив читать, я задумчиво бросила листы на стол и взяла в руки фотографию Хильзы, рассматривая ее с долей недовольства.

− Ну и попробуй возьми перевоплотись в такую как ты, Хильза Миллер, − проговорила я, глядя на фотографию женщины.

Затем я открыла коробку, наполненную мелочами, которыми в жизни пользовалась Хильза Миллер. Достав небольшой пузырек духов Шалимар, я брызнула их себе на запястье и меня тотчас же окутало облаком пряного восточного аромата, который могли носить только уверенные в себе женщины, настолько откровенным был запах, который так любила немка. Затем я достала пачку сигарет и закурила. Мягкий дым табака высшего сорта наполнил мои легкие и я одобрительно повела бровью, отдавая должное женщине, которая выбирала для себя только лучшее. Далее я вытянула коробочку с картами и вытряхнув их на стол стала пробовать воспроизведи то, чему меня смог научить Туз за сегодняшний день. Спустя пару часов неспешных проб я уже вполне сносно могла делать некоторые флориши и освоила метод тасования карт, именуемый вольтом Шарлье, при котором нужная карта всегда оставалась на одном и том же месте. Посмотрев на часы, я увидела, что время уже близилось к одиннадцати часам ночи. Собрав все предметы со стола, я наспех приготовила яичницу для отца, который приходил в последнее время далеко за полночь, и приняв ванную просто-таки свалилась в постель и спустя всего несколько минут забылась крепким сном.