Без права на эмоции

Глава 8

На следующее утро мы с Андреем встали ни свет, ни заря. Быстро одевшись и наспех позавтракав, сели в машину и поехали в сторону озера Морское око, где среди многовекового леса на старом заброшенном еще до войны хуторе стоял партизанский отряд. Проезжая последний пост один из солдат долго не пропускал нашу машину, заставив нас порядком понервничать.

− Господин Штольц, мисс Миллер, будьте осторожны, в лесу могут быть партизаны. Зря вы выбрались в такой путь без сопровождения, − строго проговорил мужчина, отдавая нам документы.

− Мы не далеко поедем, − прощебетала я, показывая на корзинку, полную еды и давая понять немцу, что мы просто хотим побыть с Андреем наедине. – Если что-то случится, то вы будете совсем рядом, − улыбнулась я во все тридцать два.

Немец пожал плечами, всем видом давая понять, что я явно не дружу с головой, раз мне в такое время захотелось устроить отдых на природе. Я хохоча послала ему воздушный поцелуй и захлопнув дверцу автомобиля сосредоточенно посмотрела на Андрея.

− Ну актриса, − покачав головой проговорил Андрей. – Я почему-то уверен, что Миллер в твоем исполнении на все сто процентов соответствует оригиналу.

− Не знаю. Жаль, что я так и не смогу с ней пообщаться после всего этого. Мне было бы интересно узнать, на самом ли деле она была такой, какой ее описывали в донесении.

− Не забивай себе голову этим. У каждого свой путь. У Миллер был такой. Яркий, но короткий. Если бы не горела столь ярко, сжигая все на своем пути, то и прожила бы дольше, − недовольно проговорил Андрей, которому явно личность Миллер претила своим образом.

− Никто не знает, кому сколько отведено. Ярко, не ярко, только там известно, кому сколько гореть, − тихо произнесла я, посмотрев из окна автомобиля на голубое небо, вспомнив Димку, который тоже не отличался спокойным характером и был всегда первым среди друзей. Первым из них и мир покинул.

Наш автомобиль мчался по дороге, по обе стороны от которой был непроходимый многовековой лес, так бережно укрывавший тех, кто не хотел мириться с существующим режимом и уходил под его покров в ряды партизан. Оставив машину у обочины спустя час езды, мы пошли вглубь лесной чащи по наполовину заросшей дороге, совсем не видимой со стороны проезжей части, которая спустя какое-то время вывела нас к старому хутору, на берегу небольшого лесного озера. Окинув взглядом это тихое место, я поняла, что такой красоты я не видела никогда. Передо мной мирно дремало тихое, голубое озеро, прозрачную гладь которого тревожил лишь налетающий ветер, заставляя ее морщиться от недовольства. На другом берегу, на многие километры простирался лес, постепенно поднимающийся ввысь по склону гор, вершины которых виднелись вдалеке и заканчивали своим величием картину, именуемую природой. Едва мы ступили на территорию хутора, Андрей издал три прерывистых свиста и в ответ из старых полуразрушенных домов вышли люди. Один из них стал быстро пробираться к нам сквозь образовавшуюся толпу. Приглядевшись, в нем я узнала Пашку, нашего радиста. С диким визгом я кинулась ему на шею и радостно расцеловала его в неизменно румяные щеки, которые оттеняли рыжину его волос, и веснушки, которыми было покрыто все лицо моего друга по университету.

− Ну ты, Олька, даешь! Никогда бы не подумал, что ты, дочка полковника, ввяжешься в такое дело и окажешься так далеко от дома! Тебя же раньше из города и то было ох как непросто выманить на природу, а теперь вон оно как. В Польше, в образе немки, да еще в партизанской берлоге очутилась! Рисковая девка ты, как оказалось! – проговорил парень, приподняв меня за талию и покружив вокруг себя.

− Да какая там рисковая. Это я такая смелая пока Андрей рядом, − обнимая мужчину сказала я.

Пашка удивленно приподнял брови и стеснительно поприветствовал его.

− Андрей Владимирович, вы с Олей вместе?

− Вместе, Паша, − улыбнулся Андрей.

− Вот уж никогда бы не подумал, − все так же удивленно проговорил парень, поправив свою кепку.

− Ты бы не подумал?! Вот я никогда бы не подумала! – воскликнула я. – Помнишь, как мы журнал его стащили и в подсобке запрятали, а журнал оказался не его, а математички. Как она кричала на нас тогда и заставила две недели на лишнюю пару оставаться, − восторженно протрещала я, вспоминая наши лучшие студенческие годы.

− Ну да. Или как ты натерла стол лимонными корками, зная, что у Андрея Владимировича аллергия, а нам пары заменили и пришла Изольда Игоревна, с такой же проблемой, только еще и с астмой в придачу, и через пять минут задыхаться начала. Ей скорую вызвали, а нас к декану. Вам-то ничего, а мне влетело. Это же я из столовой лимон унес, а повар видела это. Отгреб по полной тогда, − проговорил Пашка.

− Вижу я многого не знал просто. И все, что мне довелось вытерпеть – это лишь маленькая толика того, что мне было уготовано, − усмехнулся Андрей.

− Да, вы же попали под пристальное внимание Соколовой, а она еще тот противник, − подмигнул мне парень.

− Ладно, студент, показывай свою берлогу, − сказала я, натянув кепку Пашке на глаза, и мы с Андреем прошли за ним в старый дом из сруба.

В просторной комнате с низким потолком, пропахшей дымом от старой печки и ароматом махорки по центру стоял большой неказистый стол, сколоченный из кривых досок, на котором находилась рация − боевое оружие Пашки. За столом, рассматривая карту, сидел мужчина лет шестидесяти, с легкой сединой на висках и шрамом, рассекающим одну щеку. Увидев нас, мужчина поднялся и подойдя к Андрею пожал ему руку.

− Ну, вот ведь где свиделись, Андрей. Вырос, какой стал! А то помню тебя в училище, худой, длинный, неказистый. Зато потом, как выпускал уже ваш курс, то хоть на что-то посмотреть можно было. Красивые, подтянутые, статные хлопцы стали. А теперь так вообще, красавец-офицер из тебя вышел. Рад тебя видеть, дорогой, − едва сдерживая слезы на глазах сказал мужчина.

Я недоуменно смотрела то на одного, то на другого и дослушав речь спросила:

− А вы знакомы, что ли?

− Да, это Гришаев Лаврентий Гаврилович, мой бывший преподаватель в военном училище, − ответил Андрей. – А это Ольга Александровна, моя напарница и невеста, − добавил он, представив меня мужчине.

При слове невеста я испуганно посмотрела на Андрея, но потом, быстро совладав с эмоциями, улыбнулась и пожала руку пожилому мужчине.

− Краса-то какая, − подмигнув Андрею сказал мужчина. – Рад за тебя, сынок. Ну, чтоб только в добрый путь вам. Ты заслужил счастья после того, как Жанка из тебя сколько крови-то повыпила, стерва, пусть земля ей пухом. Мать твоя рассказывала мне, сколько ты из-за нее пережил, − махнув рукой добавил мужчина.

− Гаврилыч, это все в прошлом, − нахмурился Андрей, явно не желающий вспоминать былое.

− Ох, да, извините. Это я так. Переживаю за него, он мне как сын. Своих бог детей не дал, так курсанты у меня все, как сыновья мне, − потрепав Андрея по плечу засмеялся Гаврилыч обращаясь ко мне.

− Соколова у нас хорошая, не пропадет с ней Андрей Владимирович, − шутя вставил свои пять копеек Пашка.

Услышав мою фамилию Лаврентий Гаврилович недоуменно посмотрел на меня и осторожно спросил:

− А Ольга Соколова это не…? – не договорил он фразу.

− Да, она самая, − ответила я, поняв, что хотел узнать мужчина. – Я жена Дмитрия, группа которого последней здесь погибла.

− Дочка, − тяжело вздохнув сказал Гаврилыч. – Уже чай как пол года прошло. Хороший парень был, умный. На карту, помню, раз глянет и как сфотографирует. Все до мельчайших подробностей запоминал. Жаль парня, да всех их жаль. Как они так туда угодили, ума не приложу. Все ведь продумали! Ну до мельчайших подробностей все перешерстили и так…Эй, − мужчина грустно махнул рукой и сел за стол, закуривая самокрутку.

− Можно мы не будем об этом? – попросила я, чувствуя, что слезы предательски начали накатывать на глаза.

− Да, извини. Просто у меня все время такое чувство, что я мог ведь что-то сделать, а не сделал. Когда на расстрел их вели, мог ведь что-то попытаться сделать, а не сделал.

− Да что вы могли, Гаврилыч, со своим-то отрядом в десять человек на тот момент. Это сейчас нас здесь вон сколько. А тогда что? Десяток, пусть и военных, но всего десяток, − проговорил Пашка, который явно очень переживал за своего командира.

− Ладно, давайте правда не будем пока о том, что было. У нас с Олей мало времени. Паша, нужно передать срочно в Москву и ждать тут же ответ, самому генералу, − проговорил Андрей, протягивая на листе бумаги текст.

Пашка быстро подсел к рации и надев наушники стал ритмично отстукивать донесение. В доме воцарилась тишина. Каждый погрузился в свои мысли в ожидании ответа из столицы. Я подошла к окну и с грустью выглянула во двор, где все обитатели этого секретного места занимались каждый своим делом. Женщины вывешивали выстиранную одежду, некоторые мужчины учились метать ножи или чистили оружие, кто-то колол дрова, а кто-то просто сидел на земле, задумчиво попыхивая сигаретой. Так же и Димка проводил здесь свои последние часы перед гибелью. О чем он думал тогда? Чувствовал ли он, что это с виду легкое задание станет для него последним? Хотя вряд ли. Он всегда действовал без оглядки на то, что подсказывало сердце и никогда не задумывался над будущим и прошлым. Жил здесь и сейчас. И меня так всегда учил жить. Хотя я, со своими вечными переживаниями, так этому и не научилась. А надо было бы.

− Есть, − прервал тишину в доме звонкий голос Пашки. – Ответ есть! – записывая на бумагу проговорил он.

− Читай, – сосредоточенно сказал Андрей.

− Задание прежнее. В Москву вывезти фон Герцена. Штурмбанфюрер Гюнтер фон Риц – личность неприкасаемая, совершать какие-либо действия в отношении него запрещается. Вопрос относительно предателя оставить в ведении команды Гришаева, − прочитал Пашка, и мы с Андреем переглянулись непонимающим взглядом.

− Ты точно все записал? – сомневающимся тоном спросила я.

− Точно! Я лучший радист на курсе у нас был! – обиделся Паша.

− Андрей, что это такое? Почему такое пришло из Москвы? Как это неприкасаемый он? Он же Димкину команду под расстрел отдал! Как это он неприкасаемый?! Андрей! Он же с доносчиком общается, он через него информацию получает! Как он может быть неприкасаемым! – задыхаясь от негодования проговорила я, понимая, что на меня накатывает волна возмущения.

− Оля, успокойся. Таков приказ, мы не можем идти против него, − ответил Андрей, потерев ладонью лоб.

− Но он же столько знает! Он все знает! Ты же понимаешь это! Получается, что мы не из-за предателя сюда приехали! Фон Герцен же ни при чем! Он даже не знает, кто информацию достает по нашим ребятам и откуда! – вглядываясь в глаза Андрея, словно давая понять, как для меня это важно.

− Ольга, наверху виднее, что мы должны сделать! Мы не каратели, мы разведчики с определенным заданием. Сказано фон Рица не трогать, значит так и сделаем. Сказано, что фон Герцена нужно попытаться вывезти, значит так и сделаем. Сказано, оставить вопрос по предателю, значит оставим, − строго сказал Андрей.

− Но ты ведь знаешь, что это все отец. Ты ведь понимаешь это. Это он там заправляет нашим заданием. Он просто не хочет, чтобы я рисковала, − проговорила я, смахивая предательски побежавшие слезы по щекам.

− И он прав, − сказал, как отрезал, мужчина.

− Он прав? А как же то, что чувствую я? Как же мое, сокровенное? Для чего это все мне? Для чего мне было играть эту чертову Миллер? Ради того, чтобы на Аушвиц полюбоваться? Ради того, чтобы ночью от немца услышать, как он меня поимеет и голой перед ним на коленях стоять? Ради того, чтобы увидеть, как сотню евреев на моих глазах расстреляют? Этот чертов спектакль ради того, чтобы какого-то там фон Герцена вывезти? Да мне он триста лет снился! Я не ради этого сюда приехала жизнью рисковать! Изначально ведь задание касалось информатора! – прошипела в бешенстве я.

− Оля, я знаю. Но у нас есть приказ, ослушаться мы не можем! – притянув меня к себе пытаясь успокоить сказал Андрей.

− Это ты не можешь ослушаться, а я могу! – с болью в голосе сказала я.

− Нет, не можешь. Я твой командир и это приказ. Сделать все, чтобы вывезти фон Герцена и вернуться в Москву. И пойми ты уже наконец! Рискуя ты своего мужа не вернешь, его больше нет, Оля! Он умер! А ты жива! Тебе еще жить! – встряхнув за плечи гневно сказал Андрей.

− Это для тебя его и не было, а для меня он и не умирал, − разочарованно сказала я и высвободившись из рук Андрея направилась к выходу.

− Оля! – выкрикнул Андрей вслед мне, но я даже не обернулась и вышла в сени.

− Не тронь, сынок. Пуская придет в себя. Бабы, эмоции. Куда им воевать, − услышала я грустную реплику Гаврилыча и вышла на улицу.

Подойдя к берегу озера, я опустилась на землю и зачерпнув пригоршню воды умылась, пытаясь привести свои бьющие через край эмоции в порядок. Понурив голову, я оперлась руками на колени и посмотрела в отражение.

− Как бы поступила ты, Хильза Миллер, в такой ситуации? – тихо прошептала я, обращаясь к образу той, которую изображала.

В этот момент ко мне подошел Пашка и сел рядом.

− Оль, ну ты чего. Андрей Владимирович ведь прав. И отец твой прав. Мы сами разберемся с тем, кто сдает ребят наших. Найдем мы его. Не переживай.

− Найдете? – сказала я, гневно сверкнув глазами в сторону друга. – Сколько времени прошло уже? Полгода? Вы хоть что-то узнали? С кем встречается Гюнтер? Почему он на фон Герцена стрелки переводил в делах поимки разведгрупп? Куда делась радистка? Что вы узнали? Или вы все здесь, как и Андрей – погибших не вернешь, надо жить дальше и тому подобное?! Димка твой друг был! Он погиб, а где ты был в это время?! Здесь отсиживался? Конечно, радист же, этакая ценность! За полгода не смог узнать, кто вывел Гюнтера на команду. Ненавижу тебя! Ненавижу! – поднявшись с колен и разревевшись орала я на Пашку.

Парень обхватил меня руками и крепко прижав к себе поцеловал в макушку, тихо говоря при этом:

− Поплачь, Оля, поплачь. Легче станет.

Так мы и стояли какое-то время. Я ревела, а Пашка обнимал, прижавшись своими губами к моим волосам. Когда, вдоволь наплакавшись, я немного успокоилась, то отстранившись от парня, проговорила, шмыгая носом:

− Расскажи мне, пожалуйста, все что знаешь. Мне нужно знать все.

Усевшись на стоящую рядом скамейку Пашка сказал:

− В то утро ребята на минирование собирались. Склад огромный боеприпасов у старого форта у немцев находился тогда, которые должны были через два дня переправлять на фронт. Димка должен был сорвать отправку, подорвать склад и взять языка. Мы знали все с точностью до секунды − где, когда с каким интервалом проходит патруль, схему расстановки охраны, время смены караулов и прочее. Они ушли утром, а я остался ждать взрыва и должен был сразу же отправить подтверждение в Москву. Время шло, но взрыв так и не прозвучал. Я не спал и как только стемнело отправился в город. Покрутившись среди горожан узнал о том, что ребята были задержаны. Радистка наша, которая работала на заводе, подтвердила информацию. Спустя два дня их расстреляли, − хриплым голосом сказал Пашка, играя скулами от напряжения.

− А Гюнтер? Что о нем знаешь?

− Да о нем ничего особенного не знаю. Я даже не знал, что это он отдавал расстрельный приказ. Даже удивился, когда сказали, что он руководил всеми поимками наших ребят. Фон Герцен тут такой порядок установил, что пикнуть без его ведома никто не может, а тут такое вдруг. Гюнтер, насколько я знаю, больше по евреям работает. Каким его ветром занесло в историю по нашим разведчикам, ума не приложу. За такое время четыре группы погибли. Да, они не многочисленные, всего шестнадцать человек, но все же! За такое время провал за провалом. И все расстрелы во время отсутствия фон Герцена. Черт его знает, что там такое происходит у них, − сплюнув на землю зло проговорил Пашка.

− А про фон Герцена что можешь сказать?

− Это тварь еще та, − проговорил Пашка и я, услышав такую реплику, удивленно на него взглянула. – Ходят слухи, что он многих девушек погубил здесь. Польки, с которыми он завязывал отношения, пропадали вскорости. Может на потеху солдатам отдавал, после того, как сам наиграется, а может…да черт его знает.

− Может просто слухи? – осторожно спросила я.

− Не знаю. Откуда им взяться, просто слухам? – окинул взглядом меня Пашка.

− Интересно, − нахмурив брови сказала я, пытаясь понять, где я просчиталась в отношении немца.

− А у тебя о нем другое мнение сложилось? – недоумевая, откуда такое могло взяться в моей голове, спросил парень.

− Другое, − протянула я. – Ладно, спасибо тебе, Паша. И прости меня за мои слова, я не со зла, − опустив глаза сказала я, поскольку мне было действительно стыдно за то, что я ему наговорила.

− Ничего, я все понимаю. Скажи, а с Андреем Владимировичем у тебя как, и правда серьезно? Ты не пойми неправильно, просто я как вспомню, как ты с ним цапалась в университете, прям не верится, что вы вместе.

− Ой, Паша, не знаю я ничего уже, − устало закрыв глаза проговорила я, испытывая в душе ужасную обиду на Андрея.

− Оль, ты слушай его. Он на эту ситуацию, в отличие от тебя, трезво смотрит, − беспокойно сказал парень, который, как и раньше в студенческие годы, пытался наладить между мной и Андреем отношения.

Усмехнувшись, я чмокнула друга в щеку и сказала:

− Все перемелется. Перемелется и будет все хорошо. Нам через неделю нужно будет улетать. Если все получится, конечно. А ты береги себя здесь и обязательно возвращайся. Вернешься и первым делом к нам с отцом в гости. Он будет рад увидеть тебя.

− Обязательно. Будем живы − не помрем, − сказал мой друг-вечный оптимист и отправился в дом.

Я же стала ждать Андрея, облокотившись на высокую сосну, одиноко стоящую возле дома. Спустя пол часа на пороге показался Гаврилыч, а за ним и Андрей.

− Ну, теперь с богом, − проговорил Гаврилыч, пожимая Андрею руку и посмотрев на меня добавил, − а ты, девка, держи себя в руках! Горе горем, а тут думать головой надо, а не сердцем.

Я ничего не ответила, лишь едва уловимо кивнув на прощание развернулась и пошла к лесу вслед за Андреем.

«Думать головой, а не сердцем. А я вот не умею думать только головой, и сколько раз мне это жизнь спасало», − подумала я, срывая травинки вдоль дороги, которые потом грызла, прямо как в детстве у бабушки в деревне.

Андрей шел молча, и когда мы были уже достаточно далеко от хутора, повернулся ко мне и сказал:

− Оля, я знаю, что ты сердишься на меня. Но ты должна понимать, что я обещал твоему отцу вернуть тебя в целости и сохранности. И если он оттуда, сверху, дает такую команду, то ослушаться приказа мы не можем. Никто не может, понимаешь? Если мы не вывезем фон Герцена, то провалим операцию и будем объясняться тогда уже не перед твоим отцом. И если нам не засветит трибунал, то это будет большим чудом. Ты ведь это понимаешь!?

− Я понимаю сейчас только то, что отец отпустил меня сюда только потому, что понимал, что я буду зажата рамками приказа и мое чувство ответственности перед командой возьмет верх над моими эмоциями. А там, глядишь, я вернусь и у меня, насмотревшуюся на все прелести войны, не останется более желания возвращаться сюда. Он видит меня насквозь, мой самый лучший отец в мире. Но он не учел того, что я упрямая настолько же, насколько и ответственная. Я выполню задание, мне всего-то надо будет выманить фон Герцена в обозначенное место. Встреча уже назначена, так что с этим проблем не будет. Поэтому, следующую неделю я посвящу поиску нашего информатора. А вы, Андрей Владимирович, занимайтесь…ну чем там обычно занимался Штольц в таких случаях. И мне не мешайте, − зло прошипела я. – Более того, не вздумайте мешать мне. Я все сделаю сама!

− Ольга, не лезь к Гюнтеру! Это приказ! – гневно сказал Андрей.

− Приказ! И ты веришь в то, что я подчинюсь? – вздернув подбородок спросила я. – Я безгранично благодарна тебе за то, что ты вытащил меня из моего отчаянного состояния, но это дело касается лично моей боли, только моей. Поэтому, слушать тебя я не буду, Андрей. Но я даю слово, что буду по максимуму осторожной. Если узнаю, кто информатор, не буду лезть на рожон, а приду к тебе и ты сам решишь, что с ним делать. Если же за неделю я не продвинусь ни на шаг, то в назначенный день мы вытащим фон Герцена и улетим в Москву. Я не прошу меня понимать, мне нужно лишь только не мешать. Пожалуйста.

Мужчина смотрел на меня так же, как и тогда, в университете – строго, без единых эмоций на лице, лишь только в его глазах бушевало пламя, порождаемое его желанием задать мне трепку.

− Хорошо, − спокойно ответил Андрей, явно лишь делающий вид, что согласен со мной. – Но делать мы будем все вместе. Приедем домой, обговорим все с Гордеевым и если он даст добро, то только тогда будем решать вопрос, который тебя так волнует. Мы не одни здесь, Оля. Мы должны отвечать за всю нашу команду. Жизнь каждого здесь зависит от наших решений и поступков. Пойми это.

− Ну и прекрасно, − ответила я, сделав вид, что согласна с ним, в душе же зная, что Гордеев поддержит Андрея и скажет, что нужно выполнять приказ и если я не возьму все в свои руки, то за то время, что осталось, ничего мне узнать не дадут.

Усевшись в нашу машину, мы вернулись в город в молчании, которое знаменовало собой нашу первую крупную размолвку. Пока Андрей принимал ванную после нашей поездки, я наспех переоделась и выскользнула из дома через заднюю дверь, не желая попадаться на глаза Гордееву, дабы не отчитываться перед ним насчет того, куда я иду. Направилась я к Ваське, моему маленькому другу-разбойнику. Пройдя несколько улиц я, порядком уставшая, наконец оказалась подле нужного мне дома и постучавшись вошла в открытую дверь.

− Васька, − позвала я, но ответа не последовало.

Обойдя пустую квартиру, я недоуменно посмотрела на стол, на котором одиноко стоял приготовленный остывший завтрак. Осмотревшись и не найдя ничего, что указывало бы на то, куда подевались мальчишки с матерью, я вышла из дома, закрыв на щеколду дверь. Спустившись по ступенькам, я оглядела пустынную улицу и уже было направилась в сторону места встречи с Тузом, как вдруг из-за дверей стоящего напротив дома меня позвал тоненький детский голосок:

− Мисс Миллер?

Подойдя поближе я увидела маленькую девочку лет семи, с длинными, небрежно заплетенными косичками, держащую в руках грязного плюшевого мишку без одной лапы.

− Да, это я, − присев подле девочки на присядки ответила я.

− Меня зовут Агнешка. Мне вот Васька сегодня оставил, просил передать вам, − разжав свою маленькую ладошку девочка отдала мне скомканный обрывок тетрадки.

Развернув его дрожащими руками, я прочитала одну единственную фразу, написанную корявеньким детским почерком: «Не фриц».

− Агнешка, где Васька? – с ужасом спросила я.

− Утром, когда я играла в песке, − указывая на песочницу сказала девочка, − к дому Васьки подъехала машина и из нее вышли немцы. Они забрали Ваську, его братика и их маму. Васька вырвался было и быстро побежал ко мне. В него выстрелили. Он упал возле меня, выронив эту бумажку и потом прошептал: «отдай мисс Миллер». Затем закрыл глаза. Я быстро схватила бумажку, немцы не заметили ее. Когда они подбежали к Ваське, то он уже не двигался, умер, наверное. Они на меня закричали, и я убежала в дом. Потом вот вышла и ждала вас, − грустно сказала девочка, засопев носом, пытаясь подавить набегающие слезы на глаза. – Они не вернутся уже? Да, мисс Миллер?

Как в тумане поднявшись на ноги я погладила девочку по голове и сказала:

− Агнешка, то, что ты мне передала. Об этом никто не должен знать. Ты поняла меня? А насчет Васьки я узнаю и все потом тебе расскажу, обещаю. А сейчас иди в дом.

Девочка, прижав крепко мишку к себе, попрощалась со мной и быстро прошмыгнула за дверь. Я же, хватая воздух как рыба, выброшенная на сушу, стояла так несколько минут. Затем, с огромным трудом совладав с собой, направилась в сторону гестапо, поскольку кроме как туда, никуда более увезти Ваську и его семью не могли. Проверив со мной ли мои документы, я, подходя к зданию, вздернула подбородок и соблазнительной походкой вошла внутрь.

− Ваши документы, − преградил мне путь громила-дежурный.

− У меня специальное разрешение от штандартенфюрера фон Герцена. Мне разрешен вход в любое здание этого очаровательного города, − улыбаясь протянула я приказ, подписанный немцем.

Мужчина, окинув взглядом бумагу, отдал мне честь и пропустил внутрь.

Обойдя здание, я нашла кабинет начальника и постучавшись заглянула в приемную, где сидела молоденькая секретарша.

− Господин штурмбанфюрер занят, − не отрывая взгляд от печатной машинки проговорила она.

− Для меня у него время найдется, − улыбаясь сказала я и быстро прошмыгнув мимо ее стола постучалась в дверь.

− Войдите, − услышала я недовольный ответ за дверью и зашла в комнату.

− Мисс Хильза Миллер, репортер, − улыбаясь проговорила я высокому мужчине лет пятидесяти, стоящему у окна с сигарой в руках.

− Чем обязан? – уже более приветливо спросил немец.

− Понимаете, я отдала в ремонт одной порекомендованной мне женщине очень дорогую мне вещь. Сегодня должна была забрать ее, но оказалось, что всю семью увезли сюда. Мне так неприятно! Я ведь теперь не знаю, как вернуть эту вещь! Может можно как-то увидеть эту женщину? – сделав возмущенный вид проговорила я.

− Как звали ее? – усмехнулся немец, подходя к столу, на котором лежали документы.

− Ксения Бордовская с сыновьями.

Пролистав напечатанные листы бумаги, мужчина отложил их в сторону и сказал:

− К сожалению, мисс Миллер, они вам уже ничего не скажут. Их повесили.

− Как повесили? За что? – едва устояв на ногах спросила я.

− Поддельные документы. Оказалось, что они были евреями, но им каким-то образом удалось скрыть это, − пожав плечами безразлично ответил немец.

− Как такое возможно?! А как это выяснилось?

− Было анонимное донесение, и группа выехала для проверки. В доме действительно нашли доказательства, что они были евреями. Этим людям и так дали возможность жить в гетто, так нет, они еще и документы подделывают! – скривившись проговорил немец.

− Анонимное донесение. То есть, кто донес неизвестно?

− Нет.

− Ясно, ну что же, придется распрощаться с моими вещами, − грустно проговорила я и, протянув руку для поцелуя, простилась с немцем и вышла из кабинета.

Попросив у секретарши воды, я залпом выпила целый стакан и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице на первый этаж, у выхода я столкнулась с Гюнтером.

− Хильза, вот так встреча! Что привело вас сюда? – улыбаясь спросил немец.

Я как вкопанная стала и не отвечая ничего смотрела на мужчину четверть минуты, затем тряхнув головой проговорила:

− Простите, Гюнтер, но я ни видеть вас, ни разговаривать с вами сейчас не имею желания.

− У вас что-то случилось? –нахмурился мужчина.

Я только руками развела, давая понять, что совершенно не хочу общаться с ним. Выйдя на улицу, я сделала глубокий вдох, приводя нервы в порядок. В голове крутилось только одно. Что хотел сказать мне Васька? Что значила фраза на обрывке тетрадки? Неужели их забрали из-за того, что Васька что-то узнал такое, чего знать ему нельзя было? То, что они не были евреями, я была уверена в этом на все сто. Кто-то намеренно подбросил им улики, а затем сообщил в гестапо. Бедные дети и несчастная их мать. Получается, что я косвенно была виновата в том, что произошло. Васька знал, что для меня это было важно и попал в ловушку из-за этого. Я была в этом уверена. Еще раз развернув и прочитав бумажку, я положила ее в сумочку и пошла туда, где обитали Туз с Нинкой.

Возле большого двухэтажного дома, находящегося на другом конце города, я оказалась уже тогда, когда на улице начало смеркаться, поскольку нужно было подумать и неспешная ходьба по городу была мне как нельзя кстати. Постучав в дверь и ожидая пока мне откроют, я присела на стоящую подле дома скамейку. Спустя какое-то время входная дверь приоткрылась и в проеме появилась молодая девушка лет двадцати в откровенном наряде и с сигаретой в зубах.

− Чего надо? – нахально спросила она.

− Я к Тузу, − произнесла я, вставая и подходя к ней.

Девушка выпустила густой клубок дыма мне в лицо и окинув надменным взглядом отошла в сторону, пропуская меня внутрь. Пройдя по длинному коридору, оклеенному пестрыми обоями красного цвета, я обернулась к идущей следом девушке.

− На второй этаж и комната прямо, − проговорила она, проходя мимо меня, словно я для нее была какой-то незначительной блохой.

Поднявшись по скрипучей, резной, деревянной лестнице, я очутилась в просторном холле, уставленном красивыми цветами. Подойдя к двери, я прислушалась и услышав за ней разговоры и смех тихонько приоткрыла ее. В довольно-таки большом помещении, по центру которого стоял карточный стол, находилось десять человек. Пятеро мужчин и пятеро женщин. Окинув взглядом обстановку, мне в голову пришла мысль, что я попала в какой-то развратный бандитский притон. Мужчины, одетые в дорогие костюмы и курящие дорогие сигары, сидели за столом и играли в карты. Откровенно одетые женщины сидели около столика поменьше, разговаривая и потягивая шампанское. Даже Нинка! Всегда одетая, как прекрасная леди, выглядела она как дорогая куртизанка в коротком платьице с туго зашнурованным корсетом, чулках с гипюровыми подтяжками, выглядывающими из-под юбки, с полуобнаженной грудью, украшенной черной мушкой, ярко красными губами и щедро накрашенными тушью ресницами. Сидела она на руках у Туза и, покусывая ему ухо, что-то с улыбкой шептала ему. Увидев сие зрелище, я испуганно открыла рот.

− Миллер! –увидев меня Нинка вскочила с рук Туза и со смехом бросилась ко мне, смешно перебирая ногами, облаченными в туфли на огромной шпильке.

− Мама моя дорогая! Это что за диво разврата! – пробормотала я, оглядывая девушку.

− А это у нас тематический день такой. Маскарад, так сказать. У Марьяны день рождения. Так вот ее друг, − прощебетала она, указывая на невысокого мужчину крепкого телосложения, сидящего по правую руку от Туза, − он привез всем такие костюмы. Марьяна в прошлом в кабаре танцевала, даже в Лондоне была. Это для нее ностальгический вечер такой организован.

− Для нее или для них? – с насмешкой сказала я, указав на мужчин.

− Да брось ты! Тут весело так, − радостно щебетала Нинка, схватив меня под руку и таща через всю комнату к женщинам.

− Здравствуйте, − напряженно поздоровалась я с девушками, с насмешкой взирающими на меня.

− Откуда у тебя, Нина, чопорные знакомые такие? – спросила одна из них, высокая длинноногая брюнетка по имени Катаржина. – Гляди, с каким удивлением смотрит на нас. Чего, барыня, девок в таких костюмах не видала аль ни разу?

− Отчего ж не видала? Видала, − проговорила я спокойно.

− А чего зыркаешь тогда так из-под лба на нас? Аль ты кобыла что ли необъезженна? – нахально засмеявшись проговорила девушка. – Так смотри, если с этим проблема у тебя, то наши мужики быстро это исправят, − кивнула она в сторону мужчин, которых то, что происходило у нас, больше стало интересовать, чем карты.

− Ты сама, кобыла, смотри, кабы я не объездила твою морду так, что ни один мужик не захочет более смотреть на тебя, − прищурив глаза прошипела я в ответ.

Девушка откинулась на спинку стула и глубоко затянувшись сигаретой окинула меня взглядом, затем приподняв бровь встала и протянув руку сказала:

− Строптивая, мне нравится, − усмехнулась она. – Присаживайся, знакомиться будем.

Катаржина среди женщин явно была авторитетом и от того, примет ли она или нет гостью, зависело многое среди этих разодетых в пух и прах красивых спутниц бандитов, сидящих за игровым столом.

Нинка захлопала в ладоши и постучав по пустующему месту подле нее предложила сесть. Опустившись на диван подле девушки, я сказала:

− Я ненадолго. Мне с Тузом парой слов перекинуться надо.

− Да брось ты. Раз уж попала к нам на праздник, то просто обязана выпить с нами по бокалу за здоровье нашей Марьянки, − проговорила Катаржина, протягивая мне полный бокал искрящегося напитка.

Сделав глоток, я бросила взгляд на Туза, который сосредоточенно смотрел на меня, давая понять, что тут нужно играть серьезно, поскольку в комнате были те, кому всего знать не надо было. Я едва уловимо кивнула и переключила внимание на девиц.

− А ты Тузу кем приходишься? – прищурившись спросила Катаржина.

− Да, собственно, никем. Я с ним познакомилась у фонтана. Он ведь любитель живописи, как и я. Оказалось, что и игрок он отменный. В общем, точки соприкосновения общие имеются, − потягивая шампанское безразлично ответила я.

− Это хорошо, что общие точки соприкосновения есть. Главное, чтоб они не касались постели. А то наша Нинка еще та мегера. Она волосы да повыдерет тебе быстро за своего кобеля. Хотя и я за такого, как гарпия, держалась бы. Они ночью такое у себя в комнате выделывают, что даже мне завидно становится, как слышу их стоны, − громко засмеявшись сказала девушка.

Услышав эту реплику, я поперхнулась шампанским и с ужасом посмотрела на Нинку, которая только плечами пожала, затем на Туза, который, казалось, совершенно не обратил внимание на речь Катаржины.

− Ясно, − приподняв брови сама себе сказала я и выпив залпом шампанское протянула бокал Катаржине, которая снова наполнила его до краев.

− Ладно, девочки, мне нужно идти на первый этаж. Скоро клиенты подтянутся, нужно посмотреть, все ли девчонки похожи на конфетки, − вставая из-за стола и направляясь к выходу проговорила невысокого роста блондинка с пышным бюстом.

− А что это за место? – спросила я у Катаржины.

− Это? Бордель на первом этаже. Второй этаж – карточный дом, − усмехнувшись сказала она, видя мое замешательство.

− Одни бордели, − скривившись ответила я.

− О, не скажи, милая. Этот особенный, − поведя бровью сказала девушка.

− И чем он такой…особенный? – хмыкнула я.

− Здесь особые условия. Сюда мужчины приходят, чтобы получить запретные удовольствия, − усмехнулась она и подойдя к стоящему у окна комоду достала оттуда черную плеть и покрутив ней запрятала обратно.

− Да уж, − скривилась я. – И кто же захаживает к вам?

− Только те, у кого ну оооочень большой кошелек. В основном высший офицерский состав, ну и некоторые денежные поляки, которые на короткой ноге с немцами. Но многие просто так, поиграть сюда приходят, не только расслабиться, − ответила Катаржина.

− А вы здесь тоже работаете? – приподняв бровь с интересом спросила я.

− Мы? О нет! – засмеялась девушка. – Мы просто развлекаем любителей карточной игры. Артур, − указала она на мускулистого брюнета в белой рубашке, который то и дело посматривал в нашу сторону, − владелец этого заведения, а я его подруга. А девчонки подружки остальных мужчин. Ну а вы, мисс Миллер? Чем вы занимаетесь?

− Да так, я репортер в одной газете в Берлине, − уклончиво сказала я.

− И о чем вы пишете? – не унималась Катаржина.

− Просто о жизни наших офицеров в Польше, − пожала плечами я.

Девушки переглянулись и зашлись звонким хохотом.

− О, мисс Миллер, мы бы вам рассказали ооочень много всего интересного из жизни ваших офицеров, − проговорила Катаржина, сделав ударение на слове «ваших». – Да только вы ведь все равно не напишете об этом.

− А вы расскажите, а там посмотрим, − поведя бровью проговорила я.

− Нет, не дай бог это выйдет за пределы этих стен, нас всех перестреляют, − усмехнулась Катаржина, делая глоток шампанского.

Спустя какое-то время пустой болтовни девчонки все пересели поближе к своим мужчинам, и мы с Катаржиной остались за столом одни.

− Я слух один слышала. Не знаю, как к нему относиться, если честно, верить или нет, − осторожно проговорила я, внимательно следя за девушкой.

− Какой слух? – безразлично спросила она.

− Штандартенфюрер фон Герцен. В городе слух ходит, что он девушек многих загубил. Заводил отношения с польками, а потом они чудным образом пропадали, − закуривая сигарету проговорила я.

Катаржина услышав имя фон Герцена заметно напряглась и нахмурившись спросила:

− А вам зачем знать такое? Вам не все ли равно, что вытворяет здесь ваш бравый немецкий офицер? Для Германии ведь главное, какие победы он приносит, а не то, сколько душ он сгубил.

− Для Германии одно главное, для меня, как для репортера – другое. Ну так как, правда это?

− Правда. Промышлял он одно время таким здесь. Наиграется и на потеху солдатам отдаст. Причем девчонок выбирал молоденьких, скотина. Правда, за последние несколько месяцев ничего более не происходило такого. Не знаю в чем причина. Надоело, наверное. Баба у него появилась. Брюхатая от него скорее всего. Он к ней часто захаживает. И не грызет же совесть, − презрительно скривив губы ответила девушка.

− А по поводу штурмбанфюрера Гюнтера фон Рица что сказать можете? – спросила я, рискнув узнать по возможности больше информации, пока девушка была склонна разговаривать об этом.

− По поводу Гюнтера? – пожав плечами спросила она. – Не знаю даже. Вежливый, воспитанный, никогда из девчонок никого не обижает. Он больше к Лёле любитель захаживать, его наши развлечения не интересуют. Но вот в карты любит играть здесь. Такой весь аристократ из себя. Хотя я таких даже больше боюсь, чем тех, кто и крепкое словцо может применить, и напиться до поросячьего визга может. А такие, как Гюнтер, они же, как вам это сказать, не знаешь, что у них на уме. Вроде бы само благородство, а быстрее пристрелит, чем тот, кто ведет себя паршиво. Хладнокровный, вот как я могу окрестить его одним словом.

− А он всегда один сюда приходит?

− Да, один. Сегодня как раз должен быть здесь.

− Правда? – едва сдержав цепкое чувство ненависти проговорила я, поскольку все произошедшее с Васькой и его родней я всецело записала на Гюнтера, ведь он один знал, что я должна была прийти к ним в дом сегодня. А значит и подставил их всех он.

− Если у вас больше нет вопросов, вы не будете против, если я пойду к Артуру, а то он уже заскучал без меня, − послав воздушный поцелуй мужчине сказала она, и я утвердительно кивнула.

Когда Катаржина отошла от меня, Туз что-то сказал на ухо Нинке, и та повернулась к одиноко скучающему мужчине подле нее, а сам же направился ко мне. Долив мне шампанское в бокал мужчина сел рядом и тихо сказал:

− По карте почти все, передашь Андрею. Два места только не удается никак найти, а так полностью все проверено и зарисовано.

− Я не поэтому здесь, − тихо сказала я.

− А что такое? Случилось что? – спросил мужчина, затягиваясь сигарой.

Я рассказала о нашем с Андреем визите в отряд и о том, что сегодня произошло у дома, где жил Васька. Затем достала из сумочки клочок бумаги и раскрыв ладонь показала ему.

− Вот. Что это может значить?

Мужчина нахмурившись взял клочок в руки, затем вернул мне его и сказал:

− Не фриц. Не знаю, Оля. Если рассматривать вариант, что он хотел сказать тебе, кто предатель, то мальчик должен был знать, что ты не немка. Он ведь не знал этого?

− Нет, − пожала плечами я.

− Тогда я не знаю. Какой смысл в этой фразе? И никого не осталось, чтобы можно было спросить об этом? Их всех повесили?

− Да, всех. Ваську застрелили еще там, около дома, а мать и брата повесили. Может кто из подполья знал что-то еще? Когда Гюнтер тогда меня провожал, и мы помогли скрыться мальчишкам, то он сказал, что они из подполья. Но я не знаю никого, чтобы вот так можно было пойти и спросить.

− А Гюнтер значит знает, кто подпольщики? – нахмурившись спросил Туз.

− По-видимому да.

− Знает и молчит?

− Молчит. У него своя история, не будем сейчас об этом.

− Я попробую узнать все у одного человека. Может он сведет с кем-то из тех мальчишек, которые были тогда с Васькой. Завтра утром обязательно все сделаю, конфета, − усмехнулся Туз.

− Спасибо тебе, − со слезами на глазах проговорила я.

− Ну, ты чего? – притянув к себе сказал мужчина, целуя меня в лоб.

− Понимаешь, я здесь, я так близко, прям чувствую это. Но у меня так мало времени, чтобы узнать, кто информатор. Всего неделя. Кажется, что вот-вот, но мозаика так и не складывается, только все более запутанной становится. А теперь еще и приказ не трогать Гюнтера и вывезти фон Герцена. Я знаю, что это отец там всем заправляет. Он переживает, но я-то сюда ради себя ехала, как бы не звучало это кощунственно. Мне очень нужно знать, кто убийца моего Димки, кто сдал команду, − грустно сказала я мужчине.

− А Андрей что?

Я не ответила, отведя взгляд от голубых глаз мужчины, которые словно сверлили меня.

− Ясно. Он все делает по уставу. Приказ есть приказ. Так? – спросил Туз.

− Так, − проглотив ком в горле ответила я.

− Слишком он правильный для тебя, Оля. Хотя может оно так и нужно, чтобы сберечь тебе жизнь. Он был здесь пару часов назад, искал тебя и попросил, если ты сюда придешь, чтобы я тебя отсюда не выпускал и оповестил его. Он боится, что ты дел натворишь. Он беспокоится, это видно. Ладно, попробуем без него что возможно разузнать. Кстати, Лёля описала того человека, с которым встречался Гюнтер у нее. Я набросал портретик, погляди, − сказал Туз вытаскивая из внутреннего кармана пиджака бережно сложенный лист акварельной бумаги.

Взяв в руки рисунок, я долго смотрела на него и спустя какое-то время сказала:

− Я где-то видела его. Не могу только вспомнить где, − наморщив лоб проговорила я. – Я заберу, Андрею покажу, может он знает, кто это. И Андрея оповещать не нужно. Сейчас не происходит ничего такого, с чем я бы не смогла справиться.

− Да я тоже думаю так. А рисунок, конечно, бери, − сказал Туз и пока я прятала рисунок в сумку спросил. − Оль, если все выгорит, отец твой сдержит слово?

− Ты насчет обнуления твоего дела? Да, сдержит. А что такое?

− Мне с этой принцессой после всего, что между нами было, делать что-то надо, − сказал Туз, кивнув в сторону Нинки. – Она не заслуживает мужа-уголовника.

Я посмотрела на Туза и у меня на душе так стало хорошо. Он и правда был удивительным человеком, этот красивый мужчина с такой непростой судьбой, прошедший через семь кругов ада и сохранивший в себе человечность. Как ему это удалось, было загадкой для меня.

− У Нинки будет самый лучший муж на свете, и она это знает, − сжав ладонь мужчины сказала я. – И ей все равно, кем этот мужчина был. Ты разве не видишь этого? – прошептала на ухо я ему, указывая на Нинку, которая, поймав на себе взгляд Туза, расцветала как роза.

− Может сыграем партийку? – с улыбкой проговорил мужчина, решив сменить тему. – Вдруг ученица обойдет самого учителя?

− Давай, − весело сказала я, почувствовав, как после общения с Тузом у меня поднялось настроение.

В этот момент двери комнаты распахнулись и на пороге показались два офицера, одним из которых был Гюнтер. Улыбка моя сползла с лица в два счета при виде этого человека. Гюнтер приподнял удивленно бровь и подсаживаясь к нам за стол сказал:

− Мисс Миллер, вторая неожиданная встреча за день.

− Я бы сказала нежеланная встреча. – с сарказмом ответила я.

− Да чем я вам так не угодил вчера, что вы так на меня шипите сегодня? – с усмешкой проговорил Гюнтер, пока я сдавала карты.

− Ваш ход, − проигнорировав реплику Гюнтера сказала я, обращаясь к Тузу.

− У нас ведь сегодня день игры на долг или просьбу, ведь так? – спросил Гюнтер, рассматривая свои карты.

− Что за долг? – спросила я у Туза.

− Не обращайте внимание, Хильза. Дамы это не касается, − спокойно ответил он, делая ход.

− Почему это не касается? – прищурив глаза сказал Гюнтер. – Игроки за столом все равны. Или нет? – с насмешкой окинув меня взглядом спросил Гюнтер у Артура.

− Да, игроки все равны. Но мисс Миллер не была поставлена в известность до начала игры. Поэтому, она может покинуть ее, если захочет.

− Нет, не хочу, − поразмыслив проговорила я, не желая пасовать перед этим насмехающимся надо мной типом. – Только поподробнее мне расскажите о правилах игры. Обычно играют все на деньги. А тут на просьбу.

− На деньги не так интересно, мисс Миллер, − проговорил Артур. – И бывает такое, чего за деньги не купишь. А если учесть то, кто находится за нашим столом, − сказал он, имея ввиду верхушку офицерского состава немцев, − то крайне выгоднее играть на просьбу. По крайней мере для нас.

− Как интересно, − окинув взглядом сидящих за столом мужчин ответила я. – А что можно просить, если выиграешь?

− Что угодно, − пожав плечами проговорил Артур.

− Но ведь попросить могут действительно что угодно, − нахмурившись проговорила я.

− В том то и дело, что попросить могут все, что угодно, мисс Миллер. Поэтому может пока не поздно покинете игру? – насмехаясь проговорил Гюнтер.

− Нет, я вам такого удовольствия не доставлю,− хмыкнула я.

− Как бы вам потом действительно не пришлось доставлять мне удовольствие, если мы останемся с вами в паре и в итоге выиграю я, − с видом хищника проговорил немец.

Поглядев на сидящего напротив меня Туза, который едва уловимо отрицательно дернул головой, давая понять, что играть мне не нужно, я мысленно отмахнулась от него и заменив карту сказала Гюнтеру:

− Я рискну. Чем черт не шутит.

− Вы отчаянная женщина, Хильза, − проговорил Гюнтер, делая ход.

Внутренне я на самом деле безумно испугалась таких правил игры и мои пальцы, держащие карты, едва уловимо дрожали. Игра продолжалась достаточно долго, поскольку каждый игрок тщательно взвешивал каждый ход. Никому не хотелось в итоге стать проигравшим. Сначала из игры выбыл Артур, затем пузатик невысокого роста, который наряжал девушек, затем пришедший с Гюнтером офицер, затем еще один завсегдатай и наконец вылетел и сам Туз, едва сдержавший свое негодование от этого. Я даже боялась смотреть на него, поскольку понимала, что по его лицу увижу сразу, есть ли у меня шанс обставить немца или нет. Колода карт, лежащая на столе, через пять минут закончилась, и я в отчаянии смотрела на то, что было у меня в руках, поскольку картинку оно мне выдавало не очень оптимистичную.

− Ваш ход, Хильза, − с насмешкой проговорил Гюнтер.

Сделав отрывистый выдох, я положила карты на стол и закрыла на мгновение глаза в ужасе, поскольку понимала, что не была готова к такому окончанию. Но, услышав тихое ругательство Гюнтера, я открыла глаза и с удивлением увидела, что была в выигрыше.

− Моя девочка, − довольно прошептал мне на ухо Туз, похлопав по плечу.

Опустив на секунду голову на руки, я едва сумела унять бешенное дыхание.

− Ну так что, кто там у нас кому удовольствие будет доставлять? – расхохоталась я, вскинув голову.

− К вашим услугам, мисс Миллер, − поцеловав мне руку проговорил Гюнтер, которого не сильно то и расстроило, что выиграла именно я.

− И что, я теперь могу пожелать все, что захочу, и вы это должны исполнить? – наигранно восторженно произнесла я.

− Все, что захотите, − спокойно ответил немец.

− Такая удача, это же надо. Я так сразу и не придумаю, что же такое можно попросить у вас. А можно сделать это потом? Позже попросить то, что хочешь?

− Нет. Все играющие в такой день изначально сюда идут с тем, что их волнует. Это не совсем игра, мисс Миллер, с нашей стороны по крайней мере. Здесь порой решаются очень серьезные вопросы. Правила таковы, что выигравший в этот же вечер должен озвучить должнику свою просьбу, − сказал Артур.

− И что, прям при всех это нужно озвучить? – скривившись спросила я.

− А у вас что-то непристойное? – засмеялся Гюнтер, но увидев мой недовольный взгляд перестал подшучивать надо мной и сказал, − Нет, при всех говорить не обязательно.

− Хорошо. Тогда давайте так. Вы меня отвезете домой, и мы по дороге обговорим все, можно? – спросила я у немца.

− Конечно, вы сейчас хотите уехать?

− Да, только попрощаюсь со всеми, − улыбнулась я и подойдя к Катаржине, поблагодарив, обняла ее.

Нинка же, обнимая меня прошептала на ухо:

− Я наблюдала. Он даму скинул был специально. А так ты бы проиграла.

Я удивленно посмотрела на нее, она же, потрепав меня по плечу обняла Туза, который поцеловав мне руку тихо сказал:

− Не натвори глупостей, Оля. Попроси какую-нибудь побрякушку и все.

Я лишь молча улыбнулась, взяла под руку Гюнтера, вышла с ним на улицу и села в машину.

− Вы же меня не завезете куда не нужно, как в прошлый раз?

− Думаю, сейчас такой надобности нет, − ответил мужчина, заводя автомобиль.

− Почему вы даму скинули? – спросила я спустя несколько минут езды.

Мужчина удивленно посмотрел на меня и спросил:

− Вы ведь не заметили этого.

− Я не заметила, это правда. Мне Нина сказала. Ну, так почему?

− Вы так переживали всю игру, что мне стало не по себе, если честно. Порой я предпочитаю, чтобы женщина воспользовалась мной, чем я ею. Поэтому и дал вам шанс выиграть, − спокойно ответил немец.

− Но вы ведь не знаете, что я попрошу у вас. А если это будет что-то такое, из-за чего вы пожалеете о той сброшенной даме?

− Вы не можете пожелать ничего такого, о чем я буду жалеть, − пожал плечами немец.

Отвернувшись к окну я отчаянно начала взвешивать все за и против дальнейшего моего шага. Я понимала, что спросить о том, что действительно меня волновало, я не могла, но узнать у этого человека хоть что-то я должна была. Собравшись с мыслями, я сказала:

− Остановите, пожалуйста, машину.

Гюнтер свернул на обочину и повернувшись посмотрел на меня. Я же достала из сумочки рисунок, который дал мне Туз, и спросила:

− Кто он?

Гюнтер, нахмурив брови взял рисунок из моих рук и едва уловимо покачал головой. Затем достал зажигалку и, прежде чем я смогла что-то сказать, поджег рисунок и швырнул его в открытое окно.

− Что вы делаете!? – возмущенно воскликнула я.

− Вы правы. Я уже жалею о сброшенной даме.

− Гюнтер, кто этот человек? Вы мне должны сказать.

− Мисс Миллер, вы жить хотите? – задал мне вопрос Гюнтер.

− Я хочу знать, кто этот человек! – проигнорировав угрозу сказала я.

− Я у вас спросил, вы жить хотите?

− Я вам уже ответила.

− Зачем вам это нужно знать? У нас с вами договоренность. Не ставьте меня в такое положение, когда я буду вынужден напоминать вам о жизни вашей дочери. Я очень и очень не хочу вам угрожать.

− Это информатор? По русским, − решила напрямую спросить я, раз уж он не хотел отвечать сам.

− Да на что вам так сдались эти русские и их информатор?! Какая разница, кто сдает их, Хильза?! Вам, как немке, должно быть все равно, кто их сдает! Главное, что он это делает и все! И если вас по этому автопортрету интересовала только эта информация, то нет, это не информатор! Довольны?

− А кто он? – не унималась я.

− На волнующий вас вопрос я уже ответил, более я вам ничего не должен. А насчет того, кто этот человек, если вы узнаете, мне придется убить вас, − проговорил мужчина и заведя машину направил ее к моему дому.

Всю оставшуюся дорогу я молчала. Сказал ли Гюнтер правду, я не знала, но почему-то была уверена, что так оно и было. Смысла лгать мне у него не было. Подъезжая к дому, я увидела большие клубы дыма, взмывающие вверх за стоящими зданиями. Смутное предчувствие беды всколыхнуло меня изнутри, и я напряглась, ухватившись за дверную ручку автомобиля. Гюнтер тоже понял, что случилось что-то неладное и нахмурившись добавил скорости автомобилю. Когда машина выехала из-за поворота и едва притормозила, я пулей вылетела из нее и побежала к дому, в котором мы остановились. Здание пылало необъятным пламенем, пожирая все, что было в нем. Вокруг дома столпились зеваки, которые о чем-то перешептывались и недоуменно качали головами. Солдаты громко кричали и суетились, пытаясь загасить пожар. Я словно в тумане шла, расталкивая людей и моля бога о том, чтобы не случилось то, чего я так боялась. В стороне я увидела группу немцев во главе с фон Герценом, который отдавал какие-то указания, и Свету, чумазую, испуганную, с вымазанным в сажу мишкой в руках. Девочка стояла судорожно вцепившись в китель немца своими тоненькими пальцами, словно боясь того, что если она его отпустит, то с ней случится что-то ужасное, и смотрела куда-то в сторону. Переведя взгляд туда, куда смотрела малышка, у меня внутри все оборвалось. На земле, накрытые тканью, лежали три тела, одно из которых было женским, скорее всего служанки. Судорожно хватая воздух, я остановилась, не в силах сделать ни шагу. Гюнтер, который все это время молча следовал за мной, осторожно взял меня за предплечье и сказал:

− Не нужно, не смотри.

Я же только зло вырвала у него руку и пошла к телам. Фон Герцен увидел меня и крикнул Гюнтеру, поняв, что мы пришли вместе:

− Уведи отсюда ее!

Гюнтер попытался остановить меня, но я с таким ужасом от него отшатнулась, что он невольно отступил. Подойдя медленно к лежащим на сырой земле людям, я тихонько опустилась на колени и откинула ткань, скрывавшую от меня, как мне казалось, ещё один ужасный кошмар в моей жизни. На земле лежали рядом, словно спали, Гордеев, немецкий архитектор и горничная. Все трое были застрелены. Меня словно водой холодной обдали. Андрея среди погибших не было. Испытав невероятной силы облегчение, я засмеялась. Затем опустила голову и оперевшись на землю вонзила в нее свои пальцы, словно благодаря ее за то, что она в этот раз не пыталась забрать у меня того, кто был так дорог мне. Раз среди погибших Андрея не было, то была хоть маленькая вероятность того, что он был жив. Подняв голову, я посмотрела на стоящего рядом Гюнтера и прошептала:

− Его здесь нет! Он не погиб!

Затем я погладила по волосам Гордеева и, поцеловав на прощание его в лоб, протянула руку Гюнтеру, который помог встать мне на ноги. Отряхнув колени, я направилась к фон Герцену и подойдя к нему лишь взглядом задала вопрос.

− На дом было совершено нападение, − ответил мужчина. – Все трое были застрелены, а господина Штольца ранили и увели. Девочка все видела.

Кусая губы от напряжения, я опустилась подле Светы на присядки и спросила:

− Ты все видела?

− Да. Я была в маленькой комнате, играла с Тимми, − сказала она, указа на медвежонка. – Потом услышала шум на первом этаже и тихонько вышла на лестницу. Двое мужчин зашли в гостиную со стороны черного входа и застав всех врасплох расстреляли. Господина Штольца ранили в плечо и схватив потащили к выходу. На шум выбежала служанка, и они ее тоже убили. Один из них приказал другому проверить второй этаж. Когда он начал подниматься наверх, я быстро спряталась в ваш большой чемодан и через щелку видела, как человек обошел комнату сначала вашу, потом и другие. Затем он вышел в коридор, и я услышала запах бензина. Вдруг в коридоре вспыхнул огонь и я, дождавшись, когда стихнут шаги, быстро выбралась из чемодана и едва смогла выбежать на улицу, поскольку весь второй этаж уже полыхал пламенем. На улице я увидела, что немецкие солдаты, которые охраняли дом, тоже были мертвы, зарезаны. Я побежала к соседям, и пожар начали тушить. Затем приехал господин фон Герцен. И все, − испуганно тараторила девочка, все так же держась мертвой хваткой за китель немца.

Обняв девчушку, я поцеловала ее и встав на ноги подняла глаза к небу, мысленно моля, чтобы Андрей выжил, где бы он ни был.

− Гюнтер, вы же квартируетесь в доме мадам Лёли? Заберите мисс Миллер к себе. Я думаю, что хозяйка не будет против еще одного квартиранта. Точнее двух. Дом у нее огромный, места всем хватит, − сказал фон Герцен, указывая на Свету и на меня.

− Конечно,− ответил немец и подхватив девочку на руки кивнул головой, давая понять мне, чтобы я следовала за ним.

− Я завтра к вам зайду, мне нужно будет обговорить все произошедшее с вами, − проговорила я, обращаясь к фон Герцену, который утвердительно кивнув направился к машине.

Я же пошла следом за Гюнтером в его машину и уже спустя пол часа мы были в доме, где жила мадам Лёля. Женщина с радостью приняла нас, выделив мне комнату, Свету же поселила у себя. Кроме Гюнтера в ее доме более не было постояльцев, что меня несказанно порадовало. Когда Лёля пошла укладывать девочку спать, а затем уехала в кабаре, я прошла в огромную кухню на первом этаже и усевшись за стол налила себе чашку крепкого кофе. Уставившись в его темную гладь, источающую едва заметный пар, начала думать. Просидела я так достаточно долго и когда поняла, что не могу сложить воедино все обрывки картины и совершенно не понимала, как могло случиться то, что случилось и где был Андрей, то на меня накатило такое мерзкое отчаяние, что я начала взахлеб рыдать и даже не заметила, как на кухню вошел Гюнтер.

− Хильза, все будет хорошо. Фон Герцен уже дал команду искать вашего спутника. Я завтра утром прикажу делать то же и своим людям. Мы его найдем, − проговорил мужчина, с виду обеспокоенный моим состоянием.

− Хильза, − прошипела я насточертевшее мне имя и с ненавистью посмотрела на немца. – Найдете его? Это вы виноваты, больше чем уверена! Это ваши происки! Это вам только мог мешать он! Что, ордена зарабатываете, господин офицер? − вставая я стала медленно приближаться к немцу.

− Я ничего об этом не знаю! – нахмурившись ответил Гюнтер. – Успокойтесь, мне это совершенно не нужно было!

− Как же! Не нужно! А кому тогда нужно было? Это ведь вы заведуете здесь уничтожением всех, кто прибывает с русской стороны, вы всех косите, как смерть косой! – проговорила я, находясь под истеричной пеленой и совсем не замечая того, что начинаю нести не то, что нужно. – Ненавижу вас, ненавижу! – заорала я на немца, отвесив ему пощечину.

− Мисс Миллер, возьмите себя в руки. И при чем здесь русские диверсанты!? Почему вы все время о них вспоминаете? – гневно спросил Гюнтер, схватив меня за плечи.

− Да потому, что я не Миллер! – заорала я на него, решив, что с меня хватит играть эту проклятую немку, по крайней мере перед этим двойным агентом, сделав ставку на то, что если он работает на англичан, то вполне себе была вероятность того, что он не сдаст меня немцам.

На лице Гюнтера после моей фразы появилось выражение немого недоумения. Окинув меня взглядом он с силой дернул меня за руку, подтащил к столу и усадив меня подле него, заорал:

− А теперь рассказывай мне все!

Я взяла дрожащими руками еще теплую чашку с кофе и, смотря на севшего напротив меня немца, начала рассказывать все с самого начала вплоть до сегодняшнего вечера, умолчав только о том, что в нашей команде еще был Туз с Ниной и что нам нужно было вывезти фон Герцена в Москву. Гюнтер слушал меня и чем больше я говорила, тем мрачнее становился он. Когда я замолчала, он взял сигарету и закурив подошел к окну, где простоял молча достаточно долго, словно принимая решение, что делать дальше со мной. Затем он повернулся ко мне и подойдя вплотную одним рывком поставил на ноги. Схватив за подбородок, мужчина провел пальцем по моим губам, вызвав внутри меня целую волну ужаса.

− Сейчас ты пойдешь спать, а следующий день проведешь здесь, не ступая за порог ни ногой. Будешь сидеть и ждать меня. Если я вернусь и узнаю, что ты меня ослушалась, я вас с Андреем расстреляю. И не только вас. Ты поняла меня? – зловеще проговорил мужчина и я испуганно кивнула. – Вот и умница, девочка, − добавил он и отпустив меня взял свой китель и направился к выходу.

− Гюнтер, если вы хоть что-то сделаете мои друзьям, вы не забывайте, что я много чего знаю о вас, − окликнула я его уже возле выхода.

Немец остановился и повернувшись ко мне в пол оборота сказал:

− Верь мне, если сделаешь как я сказал, все будет хорошо.

Когда за ним закрылась дверь, я устало опустилась на стул и положив голову на руки завыла, понимая, что ступила на такой скользкий путь, который выведет неведомо куда не только меня, но и всю нашу команду. Вдоволь наплакавшись, я не заметила, как уснула прямо на кухне и очнулась только утром, когда мадам Лёля вернулась из кабаре и тихонько потрепав по плечу разбудила меня.

− Мисс Миллер, ну что же вы так себя измучили? Это же надо так, заснули прямо за столом, − ласково проговорила женщина, наливая мне чашку кофе и ставя передо мной только что испеченные оладьи. – Я уже и Свету покормила, и оладьи испекла, а вы спите и даже не обращаете внимание на шум.

− Простите, я просто так перенервничала вчера, что просто отключилась прямо здесь,− потирая сонные глаза ответила я.

− Не переживайте так, Гюнтер найдет вашего друга. Он мастер в таких делах, − сказала Лёля, усаживаясь напротив меня.

− Да уж, найдет, − буркнула я себе под нос, не представляя себе даже, чего можно было ждать от этого человека.

− Нет, правда, вы его просто не знаете, − улыбнулась мадам Лёля. – Этот человек из-под земли может достать самого дьявола.

− Да лучше бы и не знала. Много не потеряла бы, − устало ответила я, делая глоток горячего напитка, который тут же начал приводить меня в себя.

Мадам Лёля только улыбнулась и спросила у меня:

− Вы любите его? Мистера Штольца.

− Люблю ли? – задумчиво проговорила я, задавая и себе этот вопрос. – Люблю, очень, − спустя пару минут сказала я и заревела, понимая, что это было действительно так.

После потери Димки я никогда не думала, что скажу еще когда-либо эту фразу. Но теперь, когда Андрея не было рядом и был он неизвестно где, и был ли он вообще жив, я поняла, какой эгоисткой была по отношению к нему, и на все сто процентов я поняла, что люблю этого человека.

− Так прекрасно, что в наше непростое время в сердцах людей зарождается это прекрасное чувство! – мечтательно проговорила женщина.

− Да, прекрасно. Если смерть не забирает того, кого ты любишь, − проглотив комок в горле проговорила я. – Как по мне, так война не лучшее время для любви.

− Нет, Хильза, в любом случае, когда нам судьба посылает любимого человека, за это нужно благодарить. Даже если ты провел с этим человеком так мало времени и вас разлучила смерть, смирившись нужно жить дальше и вспоминать минувшие дни с радостью и благодарностью за то, что они были. Некоторым и этого не дано было в нашей жизни. – печально ответила женщина.

− Может вы и правы, − пожав плечами сказала я. – Как там Света? Она такой кошмар вчера пережила, − беспокойно спросила я.

− Да вроде бы ничего. Я ей куклу подарила, ткань дала, так она сидит платье ей мастерит, − улыбнулась женщина. – Я так всегда хотела себе дочку, но бог так и не дал мне ребенка, − сказала женщина захлопав своими накрашенными ресницами, словно пытаясь прогнать набежавшие слезы.

− А я потеряла ребенка, пол года назад, − с такой же грустью проговорила я.

− Ну, вы еще молодая, вам господь бог обязательно пошлет еще деток, − погладив меня по руке ласково проговорила женщина.

− Я тоже очень на это надеюсь, − едва улыбнувшись ответила я, вставая из-за стола, и вымыв чашку направилась в свою комнату, где, упав на кровать, уставилась в потолок в ожидании прихода Гюнтера.

Пролежала я так несколько часов, периодически засыпая, потом опять просыпаясь и когда на улице стало уже сереть, я вышла в коридор и направилась на кухню, где мадам Лёля собиралась в свое увеселительное заведение.

− Хильза, вы сама не своя на вид. Может со мной пойдете в кабаре? А за Светой я попрошу присмотреть соседку, − нахмурившись предложила Лёля, видя, как я слоняюсь, заламывая руки в ожидании Гюнтера.

− Нет, он сказал ждать и из дома ни ногой, − нервно проговорила я.

− Ну раз так сказал, тогда да, лучше его слушать, − нахмурилась женщина, обувая красивые туфли на невысоком каблуке.

− Лёля, скажите, что вы думаете о Гюнтере? Ему можно доверять? – спросила я, усевшись на кресло и обхватив колени руками.

− Доверять, моя дорогая, сейчас нельзя никому. Даже себе, − задумчиво проговорила женщина. – Что до Гюнтера. Он живет у меня около двух лет уже, с того самого времени, как его сюда прикомандировали. Не буду пугать вас, но это не тот человек, который может быть другом. Уж слишком жестокий, как по мне, − пожав плечами сказала Лёля и накинув на плечи накидку из черного гипюра подошла ко мне и потрепав по плечу добавила, − но к вам у него симпатия, может то, что я вам сказала, вас и не коснется.

Женщина вышла из дома, а я, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла и судорожно выдохнула. Спустя какое-то время немного успокоившись, или может мне так казалось, и я просто была вымотана всем тем, что происходило вокруг меня, я легла немного отдохнуть. Сном это назвать нельзя было, так, простой дрем. Я периодически открывала глаза и прислушивалась к тому, что делала в соседней комнате Света. Девочка что-то щебетала, играя со своей куклой и мне напомнило это мое беззаботное детство под заботливым крылом моего отца. Когда за окном стемнело в дверь тихонько постучали и мою сонливость как рукой сняло. С тревожно бьющимся сердцем я на цыпочках подошла к двери и поинтересовалась, кто там стучит.

– Оля, это я, – услышала я хриплый голос Андрея и незамедлительно открыла дверь и бросилась на шею мужчине.

– Боже мой, ты живой! – заревев я еще крепче прижалась к мужчине. – Как тебе удалось сбежать?

– Гюнтер в доме? – спросил Андрей, слегка отстранившись от меня.

– Нет, он ушел, тебя искать, – проговорила я, целуя мужчину.

– Оль, прости, ничего личного, – сказал мужчина и в этот момент из темноты ко мне подошли двое мужчин и схватив под руки, не дав мне опомниться вытащили из дома и буквально поволокли к стоящей за воротами машине. Сначала, окунувшись в какое-то шоковое состояние, я просто безропотно пошла туда, куда меня вели, но спустя мгновение я уже брыкалась и изо всех сил сопротивлялась, пытаясь вырваться. Один из мужчин отвесил мне тяжелую пощечину, от которой у меня загудело в голове, и спустя мгновение я уже сидела между похитителями на заднем сиденье автомобиля. Придя в себя, я посмотрела на сидящего за рулем Андрея и спросила у него, едва сдерживая дрожь в голосе:

– Андрей, что происходит?!

Но мужчина вел автомобиль, не желая ничего отвечать.

– Да скажи же хоть что-нибудь! – заревела я, совершенно не понимая в какую передрягу попала.

Никто из мужчин не произнес ни слова, и я в ужасе уставилась в окно, чтобы понять, куда меня везли, но за окном была такая темень, что увидеть хоть что-то мне так и не удалось. Спустя где-то пол часа езды машина остановилась около какого-то дома. Меня выдернули из автомобиля и повели внутрь. В просторной комнате усадили на стул и связали. Перекинувшись с Андреем парой слов на польском один из мужчин покинули дом, второй же устроился за столом, вытянув ноги.

– Пожалуйста, что бы ни было, скажи мне, что происходит? – тихо спросила я, вглядываясь в глаза мужчины.

Андрей нахмурившись отошел к окну и сдержанно ответил:

– Жанна не погибла тогда в бомбардировке. Ее в плен взяли на границе с Польшей. На допросе она назвала мое имя и ее оставили в живых, поскольку предположили, что офицер, находящийся в Москве, будет выполнять все требования, дабы сберечь свою женщину.

Я недоуменно посмотрела на мужчину и едва сдерживая рвущееся наружу сердце задала еще вопрос:

– Не понимаю, ничего не понимаю. Что все это значит?

– Ты хорошая девушка, Оля. Но я люблю эту женщину. Я не могу допустить, чтобы она погибла.

– А я здесь при чем? – дрожащими губами спросила я.

– Я обменяю тебя на нее, – просто сказал Андрей, словно речь шла о бартере какими-то вещами.

– Обменяешь? Ты меня обменяешь на Жанну, – проговорила я больше для себя, чем для него, пытаясь переварить сказанную ним фразу.

– Прости, – только и ответил Андрей.

– То есть ты все это время…ты играл? Ты врал? – в ужасе начиная осознавать, что случилось, диким взглядом побитого зверя посмотрела я на мужчину. – Ты ведь знаешь, через что я прошла! Я столько потеряла и ты, зная все это, поступаешь таким образом?! Как такое произошло?! Как ты на такое смог пойти?!– все еще не веря в происходившее спросила я.

– На меня вышли здесь эти люди и когда ранили, то привезли меня сюда. Потом привели и Жанну. Она такая измученная, несчастная, я просто не мог смотреть на нее в таком состоянии и понял, как я все еще люблю ее. Я не могу погубить эту женщину ради тебя. Просто не могу. Ничего личного, Оля.

– Ничего личного, – словно тень прошептала я, опустив глаза к полу. – Этот ужас когда-нибудь закончится?! – замотав головой, словно пытаясь убрать это наваждение из своей головы проговорила я. – И что дальше?

– Сейчас приедет человек, который тебя заберет, и дальнейшая твоя судьба будет зависеть целиком и полностью от твоего отца. Если он будет работать с немцами, то ты будешь жить, если же нет, то, – проговорил мужчина, пожав плечами.

– Отец не будет работать, ты же знаешь это! Он лучший в мире солдат! Он верен Родине!

– Он лучший в мире отец, Оля. Поэтому работать он будет, – ответил Андрей, закуривая сигарету.

– Андрей, ну за что? Ну как ты можешь так! – вглядываясь в глаза мужчины проговорила я, чувствуя, как по моим щекам текут и текут слезы.

– Ради нее могу. Ради ее дочери могу! А на что бы ты пошла, окажись в такой ситуации? Если бы твой Димка остался в живых и тебе предложили обменять меня на него?! – заорал мужчина.

– Не знаю. Только не на такое. Как можно губить одну жизнь, чтобы спасти другую? И дело ведь не только в моей жизни, Андрей, ты ведь Родину предаешь, ты людей губишь, – прошептала я, и закрыв глаза замолчала.

Сидевший все это время молча за столом поляк встал и вышел из дома, оставив нас одних. Буквально через несколько минут в дом зашел мужчина в немецкой форме и женщина. Не просто женщина, а Жанна, которая тотчас же кинулась Андрею на шею и поцеловала его. Увидев это, я поняла, что просто потеряла себя в ту минуту, настолько больно мне было наблюдать такую сцену. Проглотив комок в горле, я отвела взгляд от парочки и посмотрела на мужчину, который, окинув нас взглядом, подошел к Андрею и пожал ему руку.

– Вы все правильно сделали, Андрей Владимирович. Я отпущу Жанну тогда, когда буду уверен, что все договоренности с вами соблюдены, даю слово!

− Я все понял, − ответил Андрей, обняв за талию женщину.

− Андрей, я так рада, что мы скоро будем вместе, − елейно пропела Жанна, целуя его в губы.

Рассматривая Жанну у меня сразу же сложилось мнение, что передо мной была хитрая и двуличная особа, которой, по большому счету, было наплевать на всех и вся кроме себя самой. На фотографиях, висящих в квартире Андрея, она была совершенно другой. Там она выглядела простой советской девчонкой, милой и ранимой. На самом же деле передо мной сейчас была хищница. В ее раскосых, словно у лани, глазах не было и тени испуга, раскаяния, переживания или хотя бы хоть искры чувств к Андрею. Она просто томно, расчетливо на него взирала, гладя ладонью по груди, словно убаюкивая его бдительность. Как он вообще мог любить такую особу, я не могла понять. Посмотрев на меня, Жанна сказала с вполне правдоподобным сожалением:

− Вы простите, Оля, за то, что так сложилось. Но мы с Андреем созданы друг для друга и нет ничего важнее наших с ним отношений и чувств.

− А давно ты это поняла? – прошипела я. – Уж не после того ли, как накувыркалась с другим мужиком в постели, стерва!?

− Андрей простил меня и все наши прошлые обиды остались позади. А вас я понимаю и ещё раз прошу прощения за то, что вам придется пережить, − надув губки пропела женщина и подойдя ко мне дотронулась до моей щеки, от чего я дернулась, словно была ошпарена кипятком.

Затем она снова вернулась к Андрею, и поцеловав его сказала:

− Андрей, прошу тебя, сделай все, как он просит. Теперь все будет у нас по-другому, я тебе обещаю. Я столько глупостей натворила в свое время! Не пойди я тогда на поводу своих желаний, мы бы здесь сейчас с тобой не стояли.

− Я знаю, Жанна, знаю. Я очень тебя люблю, все будет хорошо, − ответил Андрей и поцеловал женщину в лоб.

Я, опустив глаза к полу, слушала эти слова и внутренне завывала. Мне казалось все происходящее каким-то страшным сном. Скользкое чувство ненависти рождалось во мне. Нет, не к ним, этим бессердечным людям, шутя ломающим мою жизнь. Это чувство рождалось во мне к себе самой, поскольку я просто ненавидела себя в ту самую минуту за то, что как глупый, наивный ребенок пошла на поводу своих чувств и надежд на то, что мне в жизни будет дан второй шанс обрести счастье. Слушая воркование этой кровожадной орлицы я в тот момент мысленно спрашивала судьбу, почему она уготовила такой финал для моей жизни. Что я сделала не так? В чем провинилась?

– Вы ведь наш резидент?! – тихо спросила я мужчину в немецкой форме, стараясь не смотреть на Андрея и Жанну.

– Да, Ольга Александровна. Русский резидент, но теперь я принял сторону, как по мне, более выигрышную, – усмехнулся он, ставя напротив меня стул.

– Почему? – в ужасе спросила я.

– По личным соображениям, – уклончиво ответил мужчина.

– Значит это вы писали анонимки эсэсовцам? – горько сказала я.

– Да.

– Но почему анонимно?

– Я делал себе имя, Ольга Александровна. Мне нужен плацдарм, чтобы меня приняли туда, куда мне необходимо. Теперь, когда я добился того, что мне нужно и среди офицерской верхушки знают, на что я способен, я без малейших потерь со своей стороны займу то место, которое хочу.

– Вы ведь русский! Как вы можете!? Вы ведь такое место занимаете! На вас столько надежд возлагают все! – воскликнула я. – И вы ведь не можете быть так уверены, что вас не запрут в клетку, так же, как и всех!

– Когда я вас приведу, то сомнений ни у кого не будет, что я очень и очень ценная личность, – с насмешкой сказал мужчина.

– Но информатор?! Я не очень могу понять одного, – пытаясь собрать мозаику из этого всего проговорила я. – Кто информатор в Москве? Так мало людей знали, что именно мы будем здесь под видом немцев.

– Валя, которая работает в штабе подле твоего отца. Она дружит с его секретаршей. Валя сделала слепки ключей от кабинета и периодически ее хитрый носик достает занятную информацию, – сказал усмехнувшись резидент.

– Но почему? Валя! Я бы никогда на нее не подумала, – недоуменно проговорила я.

– У нас с Валентиной отношения. Поэтому, чем потерять меня, она предпочла помогать мне. Бабская любовь, как это предсказуемо. Это одно. А второе, Жанна – сводная сестра Валентины. Когда она узнала, что сестра жива, то безоговорочно стала сотрудничать со мной, желая спасти ее жизнь. Андрея я в Москве не стал трогать, поскольку не знал, пойдет ли он на все ради своей бывшей, хотя Валентина и уверяла меня, что он очень ее любит. А вот когда дал ее увидеть, то все сразу стало на свои места. Вот как порой бывают полезны ложные известия о смерти родственников, Валю никто не подозревает, поскольку она потеряла на войне сестру, – ухмыльнулся мужчина.

– А Андрей? Что будет с ним и Жанной? – спросила тихо я.

– Ничего. Он вернется в Москву и дабы сберечь ей жизнь, он будет помогать мне оттуда на пару с Валей. Когда Андрей достанет мне информацию по западному фронту от твоего отца, я переправлю Жанну на нашу территорию с новыми документами, где она будет свободна. Так ведь, Андрей Владимирович? – спросил резидент и Андрей молча кивнул в ответ.

– Господи, как ты идешь на такое, Андрей! Ты ведь не думаешь, что он и правда выполнит обещание?! – закрыв глаза проговорила я. – И почему вы сразу меня не взяли, когда мы приехали сюда? Зачем весь этот спектакль?

– Ты должна была доиграть до конца свою роль, девочка, дабы наверху не возникло вопросов, так как мне нужно и дальше оставаться на своем месте и Андрею занять прежнее тоже. Ты взбалмошная молодая дурочка, папина дочка, все знают, что ты сюда ехала, чтобы отомстить и Андрея не слушала совершенно. Ну и обставим все так, будто бы ты полезла на рожон, сама угодила в капкан и погибла. Твоему же отцу донесем правду и будем надеяться, что твой папа тебя очень и очень любит, – улыбаясь сладкой улыбкой проговорил резидент.

– Да вы твари чертовы! – зашипела я на мужчин. – Будьте вы прокляты!

– Будем, Ольга Александровна, обязательно будем, – проговорил мужчина и когда за окнами мелькнули фонари подъезжающей машины, добавил, – а вот и наш высокопоставленный офицер, который ну уж очень будет удивлен, что немецкая репортерша на самом деле никакая не Хильза Миллер, а дочка полковника советской разведки.

Я в ужасе уставилась на входную дверь в ожидании исчадия ада, которое должно было меня забрать, мысленно прощаясь с отцом и прося прощения за свое вечное неповиновение, которое в этот раз завело меня в смертельный тупик.

− Ты представляешь себе, сколько сладких минут ты ему доставишь, когда окажешься под его крылом? Видел я, как ты в него ядом плевалась, когда он целовал тебя тогда, когда провожал домой, − усмехаясь сказал мужчина и я еще не успела сообразить о ком он говорит, как на пороге появился Гюнтер.

Я от неожиданности открыла рот и изумленно уставилась на него, затем перевела взгляд на Андрея, который стоял, нахмурив брови, и наконец на резидента. Опустив голову, я начала смеяться, сначала тихо, потом все громче и громче, пока мой смех не перерос в хохот.

− Черт бы вас побрал, Гюнтер, и здесь вы! – заливаясь истеричным хохотом проговорила я, поскольку поняла, что мне пришел точно конец.

Резидент подошел ко мне и отвесив пощечину заставил замолчать. Скривившись от боли, я вздернула подбородок и увидев, что Андрей отвел взгляд, прошипела на него:

− Что взгляд отводишь?! Смотри, внимательно смотри, скотина! Запомни меня хорошенько, поскольку мой отец тебя из-под земли достанет и выпотрошит за то, что ты с его единственной дочерью сделал!

− Может прекратим уже этот истеричный балаган, господин штурмбанфюрер? Вы заберете девушку, или мне ее самому в гестапо отвезти? Хотя я бы на вашем месте ее у себя оставил, убивать ее-то нельзя, если хотим, чтобы ее отец на нас работал. Придется отчитываться перед ним периодически. Да и гестапо для такой неженки может быть не очень хорошим местом, ваши солдаты сами знаете, чем там промышляют. А баба красивая, так что если у вас в планах есть оставить ее для себя, то лучше не показывать ее никому. А там, глядишь, сломаете ее и будет вам постель согревать без лишних взбрыкиваний до самого окончания войны, − с насмешкой проговорил резидент, держа меня за подбородок.

− Я сам решу, что мне с ней делать, − сухо бросил Гюнтер, взяв меня за локоть и одним рывком поставив на ноги.

− Господин штурмбанфюрер, то, о чем я с вами говорил, в силе? – спросил беспокойно резидент.

Гюнтер обернулся к нему и едва уловимо кивнув вывел меня из дома. На улице стояли три немецких солдата, и когда мы вышли Гюнтер кинул им фразу:

− Уберите их и чтоб следов не осталось.

Услышав это, я взвыла и начала вырываться. Это был порыв все той же влюбленной женщины, которая еще утром ужасно переживала за своего мужчину, не зная, какой ужасный сюрприз он ей готовит. Гюнтер только крепче схватил меня и потащил к машине под звук стрекочущих пулеметов, которые прервали жизнь всех, кто находился в доме. Усадив меня в машину Гюнтер дал указание водителю и, машина рванула с места, оставляя позади меня Андрея и еще один ужасный отрезок моей жизни. Всю дорогу я ревела, как белуга, уткнувшись в переднее сиденье лбом. Я никак не могла понять, как Андрей мог быть таким жестоким. Неужели это любовь могла так ослепить и человек мог превратиться в безжалостную машину? Спустя час езды автомобиль остановился около высокого здания, отдаленно напоминавшего костел. Гюнтер открыл дверь с моей стороны и помог выйти наружу.

− Не гестапо, − окинув здание взглядом проговорила я. − Если вы думаете, что я пойду по тому пути, о котором говорил резидент, то вы меня еще не знаете, Гюнтер, − едва сдерживая сметающую все в моей голове ненависть заорала я, пытаясь вырваться.

Немец ничего не ответил, только взяв под руку повел внутрь. Закрыв за собой дверь, он достал из сапога нож и перерезал веревку, стягивающую мои запястья. Затем провел меня через огромный зал к горящему камину и указав на кресло подле него сказал:

− Садись.

Я села и потерев затекшие руки посмотрела на него из-подо лба. Немец стоял и смотрел на огонь, пока во входную дверь не постучали, и он пошел открывать. Повернув голову в сторону входа, я увидела на пороге того человека с рисунка, нарисованного Тузом.

Мужчина подошел ко мне, и я испуганно вжалась в кресло, поскольку как ни старалась, но не могла вспомнить, кто он и где я могла его видеть, а это навевало на меня еще больший ужас.

− Ну здравствуй, Ольга, − сказал мужчина и, пододвинув ко мне стул, сел напротив.

− Господи, объясните мне, кто вы такой!? Я смутно припоминаю вас, но откуда эти воспоминания не могу сказать, − проговорила я, вытерев свои зареванный нос.

− День рождения твоего отца, пятнадцать лет назад. Праздновали тогда в ресторане. Было куча народа. Я тебе тогда куклу подарил в красном платье, − прищурившись проговорил мужчина. – Давно это было, вот и не можешь вспомнить. Да и я помоложе был в те времена, − усмехнулся мужчина, закуривая сигарету.

Я недоумевая смотрела то на мужчину, то на Гюнтера, вообще не понимая, что происходило.

− Аркадий Сергеевич? – наконец вспомнила я имя мужчины. – Вы тогда еще маму пошли провожать домой, после ее ссоры с отцом. Так ведь? Это были вы?

− Вспомнила, − улыбнулся мужчина. – Майор Аркадий Сергеевич Стрельников, − сказал мужчина, отдав мне честь.

− А? – не могла я выговорить ни слова, не понимая, с чего мне начать, указывая на Гюнтера.

− Это майор сверхсекретной разведки Валдис Черновецкий, − ответил мужчина, видя мое замешательство.

− То есть вы не немец? – начиная смеяться спросила я, не в силах уже адекватно воспринимать все то, что свалилось на меня здесь, в этом городе.

− Нет, не немец. Я русский. Отец был поляком по происхождению. Мать была русской. Но их уже давно нет в живых, они умерли, когда я еще маленьким был.

− А как же вы? У вас такая биография отменная. Мы сами читали с Андреем, − недоумевая спросила я.

− Настоящий Гюнтер фон Риц погиб в автокатастрофе со своими родителями. Я тогда учился в военном училище и когда мне предложили занять его место, мне терять было нечего, я подписался на такое. Родных у Гюнтера не осталось, и вернувшись под видом него в Германию, я через юриста продал имение, в котором вырос немец, и поступил учиться в военное училище уже в Берлине. Язык я знал хорошо, но пока шлифовал произношение, мне пришлось сделать вид, что после аварии я плохо разговариваю. В течение года в основном отмалчивался, осваивая военное дело. Благо, я был похож на Гюнтера, почему и выбрали меня тогда, перешерстив не одну сотню курсантов в России. Поэтому, если кто бы и увидел меня из прежних друзей детства, спустя годы запросто мог подумать, что я так изменился. Но, так как имение, где прошли юношеские годы Гюнтера было слишком далеко от Берлина, то никого я так и не встретил, пока был там. Наш агент заменил все фотографии Гюнтера на мои в школьном альбоме в городке и когда моя карьера пошла вверх, то все проверки я прошел на отлично. Ни у кого не возникло подозрения в том, что перед ними не чистокровный ариец, а простой русский парень из Вологды, − усмехнулся мужчина.

− А verhallen? Вы же их агент, − нахмурившись спросила я.

− Да, так закрутило уже потом с Гиммлером. Да плюс на меня вышли англичане, которым нужен был кто-то обозленный на власть. Ну и пришлось начинать работать уже по-крупному, − пожал плечами Валдис.

− То есть вы крупная птица из агентуры?! Такая, что даже мы не знали, что сможем столкнуться здесь с вами, − расширенными от восхищения глазами смотрела я на мужчину, который всю жизнь положил свою на службу Родине, в то время как я едва смогла выдержать образ Миллер, который мне пришлось носить всего неделю с небольшим. Этот же человек с самых ранних лет жил чужой жизнью, шаг за шагом идя по такому непростому пути.

− Обо мне знают только несколько человек, включая Аркадия Сергеевича, моего связного с русской стороной, так сказать. Ну к их числу теперь добавились и вы, Ольга, − поведя бровью сказал мужчина.

− Если бы я знала. Но я была уверена, что вы волкодав из свиты СС, − проговорила я, рассматривая этого невероятного человека.

− Как и я был уверен, что вы волчица из свиты контрразведки Германии, − усмехнулся Валдис.

− Да куда мне до вас!

− Ох, не скажите. Я вплоть до вашей фразы, что вы не Миллер, на все сто был уверен, что вы та самая Хильза Миллер, которую мне нужно было отловить здесь по приказу англичан. Где она, кстати?

− Мертва, − грустно проговорила я.

− Я так и думал. Ну да ничего, одной фашисткой стало меньше на земле.

− Бог мой, как же тяжело так жить! – застонала я. – Как вы так живете столько лет уже? Я, когда вас увидела тогда во время расстрела евреев, то готова была поклясться, что вы головорез из банды СС. Как вы так живете? – спросила я у Валдиса.

− У меня нет никого, Ольга. Ни родителей, ни братьев или сестер. Никого. А когда нет никого, то на все смотришь по-другому. Моя семья – это моя Родина. Так и живу. Ради нее, − ответил мужчина. − А в остальном я и есть головорез. Как и все мы на этой чертовой войне. Только я не испытываю удовольствия от того, что делаю. Мне нужно это делать. Нужно жить и держать образ хладнокровного штурмбанфюрера СС Гюнтера фон Рица, − ответил мужчина и встав со стула подошел к окну.

− А как же вы? Вы ведь наших ребят, − нахмурившись и зыркнув из-подо лба спросила я у мужчины.

− Две группы из четырех живы, − проговорил Валдис. – Кроме первой и последней, − с грустью проговорил мужчина, понимая, что это будет еще одним ударом для меня.

− Но как? – почувствовав, что по моим щекам предательски потекли слезы.

− Когда погибла первая команда, я замещал фон Герцена здесь во время его отъезда. Пришла анонимная информация о том, что в городе орудует российская диверсионная группа. Причем анонимка пришла сразу всем руководящим офицерам СС, поэтому что-то предотвратить я просто не смог. Группа погибла. Затем пришла еще одна, спустя полтора месяца, и снова пришлось на то время, когда фон Герцен был в отъезде и я исполнял его обязанности. Но в этот раз я уже сделал по-другому. Всю операцию я взял на себя и в ней участвовали только наши люди. Ночью ребят переправили на наш объект, где они проходят переподготовку на разведчиков под контролем Аркадия Сергеевича, в Москву мы это доложили только сейчас, когда все по предателю встало на свои места. Выговор получим за это, конечно, но мы знали, что доносит кто-то оттуда и подай мы информацию о том, что ребята живы, выудить информатора мы уже не смогли бы.

− А кого же тогда расстреляли?

− У немцев всегда есть кто-то в тюрьме, кого можно расстрелять, − нахмурившись сказал мужчина.

− Боже мой! – закрыв глаза проговорила я. – А как погиб Димка?

− С его группой было все иначе. По ней не было донесения, поскольку он, скорее всего, операцию готовил лично и все сведения по ней шли прямиком через него. Группа просто нарвалась на патруль, который в тот день перед отправкой боеприпасов шел дополнительно. Их окружили, но ребята сдаваться живыми не собирались. Димка пытался вместе с одним еще парнем прикрыть остальных, но долго они не продержались. Остальных взяли, я ничем не смог им помочь, − опустив глаза проговорил Валдис, доставая и закуривая сигарету.

− А почему вы все списали на фон Герцена? – недоумевая спросила я.

− Он любитель славы и орденов. Я попросил об одолжении взамен на то, что я отдам все почести поимки ему. Он давно мечтал о повышении, что даже не особо вникал в то, что касалось таких скорых расстрелов в его отсутствие. А за четыре якобы расстрелянные им группы он взлетел теперь туда, куда так стремился, − усмехнулся мужчина, грустно прищурив глаза.

− А что же вы у него попросили взамен?

− Мне нужен перевод на западный фронт. Одобрение, подписанное Гитлером, уже пришло, теперь только за малым дело осталось. У меня будет самое важное задание и если я его выполню, то смогу вернуться в Москву.

− Скажите, а вы подозревали то, что резидент предатель?

− Да, мы его давно пасли. Но доказательств не было и подозрения наверх мы не докладывали, поскольку мне строго настрого было запрещено ввязываться во все, чего не мог делать немецкий офицер. Это мы уже с Аркадием Сергеевичем от себя, так сказать, ввязались в это дело, не желая, чтобы парни наши гибли. И, кроме того, мы не знали, кто сверху сливал информацию. Но сегодня все встало на свои места. – устало сказал Валдис. − Наши с вами задания шли обособленно друг от друга и операции не должны были пересечься. Я должен был быть в Варшаве, но фон Герцену я понадобился здесь и мою поездку отменили, а в последний момент от англичан пришел приказ устранить Миллер как угрозу, завербовав ее или убив. Судьба, я бы так это назвал, − проговорил Валдис, окинув меня взглядом.

− Судьба, − застонав ответила я пытаясь унять подкатывающие рыдания к горлу. − Как он так мог?! – сама себе проговорила я, пытаясь понять, как могла так ошибаться в Андрее.

− Дочка, - усмехнулся Аркадий Сергеевич. – Жив твой Андрей.

− Это шутка такая? – испуганно спросила я.

− Нет, не шутка. Валдис отдал приказ убрать резидента, Жанну и поляков. Андрей жив. Я дал ему возможность попрощаться с той женщиной. Он позже приедет, − ответил Аркадий Сергеевич.

− Почему вы мне не сказали?! Я едва не умерла! – воскликнула я, обращаясь к Валдису.

− Я ждал Аркадия Сергеевича. Без него я не имел права открывать тебе то, что я агент под прикрытием. Он должен был сам это сделать, получив на это разрешение из Москвы.

− А как все то, что Андрей говорил в доме? Это не правда? Или что это было? – поежившись спросила я.

− Когда ты мне сказала, что не Миллер и все рассказала, мне стало ясно, о ком говорил мне резидент как-то, когда просил у меня помощи в продвижении по службе в обмен на ценного заложника. Он не знал, что я русский агент, я же был в курсе того, что он наш человек. Поэтому я с ним и поддерживал тесные дружеские отношения. Когда я вас оставил в доме и поехал в кабаре Лёли, поскольку там была назначена встреча с ним, он мне все выложил. Я попросил встречу с Андреем, якобы для того, чтобы быть уверенным в том, что тот говорит правду. Когда резидент привез меня и оставил один на один с ним, я сказал Андрею чтобы он соглашался на все и как можно дольше тянул время. Мне нужна была вся составляющая команды резидента. Я сам едва пришел в себя, когда увидел, что там находится, как я понял, некогда любимая женщина Андрея. Он тебя очень любит, Оля. Он в тот момент такой выбор сделал, что сомневаться в его чувствах просто грех. Если бы он выбрал Жанну, то мы бы с тобой сейчас здесь не сидели, − сказал устало Валдис.

− А как он вам доверился? – нахмурилась я.

− Я сказал ему пароль, который был один для всех командиров, забрасываемых в Польшу. Поскольку я нахожусь здесь достаточно долго и наблюдаю, то пароль этот Москва сообщила и мне на крайний случай. Вот этот крайний случай и настал.

– Такое только в фильмах бывает, – задумчиво проговорила я, вспоминая тот кошмар, который произошел со мной. – Скажите, а почему в Москве не предполагали даже, что предатель наш резидент? Я и то думала всегда, что это он.

– Потому, что здесь помимо него есть еще несколько людей, которые были под вопросом. Вообще, конечно, было рискованно отпускать вашу группу сюда. Не знаю, чем руководствовались в Москве, ведь информация о том, что в деле будет сама дочь полковника, это ведь как манна небесная была для предателя. Это еще хорошо, что резидент на меня вышел, не зная, что я не тот, за кого себя выдаю, а так бы. Вы бы все погибли. Шкура фон Герцена и отведение подозрений от нашей резидентуры не стоили такого риска. Но с начальством не спорят. К сожалению, - сухо проговорил Валдис, по виду которого было понятно, что он не всегда согласен с решениями Москвы.

– Операция была засекречена должным образом. Отец сам отбирал людей. Он не мог и подумать, что доносчик тот, кто находится, на первый взгляд, так далеко от информации. А оно вот как получилось. Крыса грызла в том месте, где не предполагали. Мне страшно подумать, что было бы, если бы мы не встретили вас, – задумчиво проговорила я, поскольку у меня в голове не укладывалось то, как судьба могла послать нам спасение в лице этого человека.

А еще в тот момент мне в голову пришла мысль о том, что не все в жизни нашей происходит просто так, каждый наш выбор рисует нам картину дальнейшей нашей судьбы. Не спаси я тогда еврейку с ребенком, Валдис просто бы убил меня, а даже если бы и не убил, то у него вряд ли бы появилась симпатия ко мне и наши бы дороги разошлись после того, как он решил, что успешно завербовал Миллер. Судьба словно проверяла меня в тот момент, достойна ли я жить дальше или не стоит ей тратить на меня свое драгоценное время.

− А Васька? Мальчишка, который тогда убегал с лекарствами. Его за что? Что он хотел мне тогда сказать? – спросила я с сожалением, вспомнив не по-детски нахмуренный взгляд маленького разбойника.

− Скорее всего он что-то услышал и понял, что речь шла о вас. Наш резидент ведь занимался поставками лекарств в медсанчасти, возможно, в ночь кражи мальчик и правда узнал что-то, что его и сгубило. Резидент ведь следил тогда за нами, я понял это с его слов, когда он сказал, что видел, как я тебя поцеловал. Значит он слышал, как мальчишка просил тебя прийти к нему.

− Гнида, − зло выругалась я.

− Я пойду, ты объясни ей все, − сказал тихо Аркадий Сергеевич Валдису и вышел из дома.

− Оль, у меня к тебе предложение есть. – помолчав осторожно сказал мужчина. − Даже я по-другому бы это сказал, это приказ, но мне дали право выбирать, поэтому я это право выбора оставляю за тобой. Скоро меня будут перебрасывать на западный фронт. Ты можешь поехать со мной в качестве моей спутницы. История про гибель Штольца и Штайнера пойдет в Берлин, поскольку Андрей вернется в Москву, а Гордеев погиб. Ты же передашь все сводки наверх от имени Миллер о найденном тобой резиденте, которого ты якобы ликвидировала, и поскольку у тебя, ну или у Миллер, свобода действий от высшего начальствующего состава, то если ты будешь подле меня, вопросов не возникнет. Все пароли и прочее, касающееся Миллер, у тебя будут, англичане об этом позаботились, поэтому ты и на этот раз сойдешь за нее на все сто процентов.

− Опять эта Миллер, − вздохнув сказал я. – Я не могу больше носить эту маску, не могу, понимаете?

− Я прошу тебя. Лучшей помощницы мне не найти. Прошу тебя, Оля, − проговорил мужчина, приподняв мое лицо за подбородок и погладив по щеке. – Я не могу представить себе, что ты чувствуешь после всего, через что ты здесь прошла. Но это ведь Родина, Оля, мы должны сделать все.

− Да, это Родина, − глухо ответила я. – Но, можно мне сначала поговорить с Андреем и тогда уже принять решение?

− Конечно, − ответил мужчина, посмотрев на часы. – Время уже позднее, нужно отдохнуть и прийти в себя, Оля. Нужно возвращаться к Лёле. Андрей знает, что ты будешь там. Он приедет, когда посчитает нужным. Нужно дать ему время.

Мне так тяжело стало после этих слов, поскольку я понимала, что Андрею было не менее тяжело после всего случившегося и чем все это обернется для наших с ним отношений было под огромным вопросом. Оказавшись дома у Лёли, я упала в кровать и просто отключилась, настолько я была вымотана. На следующее утро я, едва открыв глаза, выбежала из комнаты и поняв, что Андрей так и не приходил, расстроенная села на кухне пить чай. Через какое-то время на кухне появился и Валдис. Он сказал мне, что я должна пару дней потерпеть общество фон Герцена и доложить ему о том, что якобы я ликвидировала русского резидента. А поскольку это все было сопряжено с докладами, отчетами и прочей беготней, то Валдис попросил, чтобы я это сделала без участия Андрея, давая мне понять, что пока Андрею нужно побыть одному.

Через несколько дней, в течение которых я выполняла приказ Валдиса и закрывала все вопросы по резиденту перед фон Герценом, дабы усыпить его бдительность, я была уже в бандитском убежище Туза с Нинкой. Поднявшись на второй этаж, я прошла в игровую комнату и застала там стоящего у окна Андрея. Подойдя к нему, я села рядом с ним на подоконник.

–Ты меня никогда не простишь за то, что видела и слышала там? – легонько погладив мою щеку спросил Андрей.

Я закрыла глаза и прижалась к его ладони, затем встала и крепко обняв его за шею разревелась.

– Да что ты такое говоришь?! – прошептала я.

Мужчина молча стоял, словно боясь спугнуть это мгновение, затем отстранился и сказал:

– От Пашки пришло извещение. Фон Герцена будут вербовать, используя его беременную девчонку, делать будет это новая группа, которая прибудет сюда, с нас его снимают. По новому приказу я должен сегодня вечером вернуться в Москву. Нина и Туз останутся здесь и перейдут под крыло одного человека, столице нужны свои глаза и уши здесь в таких кругах, а тебе дан выбор. Либо ты улетишь со мной, либо будешь дальше играть Миллер, но уже с Валдисом, – проговорил грустно Андрей, скорее всего боясь решения, которое я приму.

– А…Жанна, ты…? – проигнорировав его речь спросила я, не зная, как спросить о том кошмарном мгновении его жизни.

Андрей убрал мои руки со своей шеи и снова отвернулся к окну. Затем повернулся ко мне и глядя на меня своим коронным стальным взглядом, за пеленой которого он всегда скрывал свою боль, сказал:

– Я похоронил Жанну. Там же, где похоронен и твой муж.

– Ты правильно поступил, – тихо ответила я, поцеловав мужчину в щеку.

– Правильно ли? Заслужила ли она то, чтобы лежать рядом с нашими людьми? Вряд ли… – глухо ответил мужчина, прислонившись своим лбом к моему и по этому жесту я поняла, как ему было тяжело. – Ты прими решение. Самолет сегодня вечером. Либо ты летишь со мной, либо работаешь дальше, – добавил он и направился к выходу.

Недоуменно посмотрев на входную дверь, за которой скрылся Андрей, я подошла к столу и усевшись за него заревела. Где-то спустя пять минут в комнату зашел Туз и присев рядом со мной тихо сказал:

– Он который день уже ни с кем из нас не разговаривает. Видно, что последние события дались ему нелегко.

Услышав это, я почувствовала, как меня начала сотрясать едва уловимая дрожь.

– Боже мой! Он в третий раз ее потерял, – оперев голову на руки простонала я. – И я, получается, косвенно виновата в этом. Если бы не я, то Жанна бы жила здесь и резиденту и в голову не пришло бы выставлять ее жизнь против моей перед Андреем. Если бы не я, он просто бы вычислил, кто предателем был и, возможно, Жанна осталась бы жива! Никто ведь не знал, что она здесь, кроме ее сестры. Да, она шла на поводу у резидента, но она была бы жива. Господи, Игорь, Андрей же меня теперь ненавидеть будет до конца своей жизни! – заревела я.

– Оля, это война. Андрей понимает, что ты здесь ни при чем, – сказал Туз, притянув меня к себе.

– Он может и понимает, но каково ему сейчас! Что мне делать теперь? – спросила я у него, заливаясь слезами.

– Поговори с ним. Я видел, что он в сад вышел. Иди, поговори с ним, – строго произнес мужчина, поставив меня на ноги и подтолкнув к двери.

В саду Андрей сидел на скамье с закрытыми глазами, вытянув ноги и прислонив голову к растущему позади скамьи дереву. Я направилась было к нему, но в какой-то момент остановилась метрах в десяти, не смея сделать ни шагу. Не открывая глаз Андрей сказал:

– Соколова, не одна только ты узнаешь меня по шагам, я тоже где хочешь узнаю легкий шорох твоих туфель при ходьбе. Подходи ближе.

Я робко подошла и заламывая руки тихо прошептала:

– Туз мне все сказал. Ты прости меня, Андрей. Прости, за Жанну. Если бы не я, так не случилось бы. Это я виновата. Это как всегда виновата я. Если бы я знала, то наотрез отказалась бы лететь сюда!

Андрей открыл глаза и посмотрел на меня. В его глазах я никогда не могла ничего прочитать в те минуты, когда его обуревали какие-то тяжелые чувства. Так и в этот раз. Я не могла понять, винил он меня, или нет, или винил себя. Ничего, ровным счетом ничего невозможно было прочитать на лице этого мужчины. Андрей просто молчал, глядя мне в глаза. Но это молчание было самой ужасной пыткой для меня в тот момент. Слезы предательски потекли по моим щекам, и быстро смахнув их я едва кивнула ему. Развернувшись я хотела было уже уйти, как он ухватил меня за руку и легким движением дернув к себе усадил на колени.

– Ну так что, ты подумала? – спросил Андрей, прижавшись губами к моему лбу.

– О чем? – спросила я, начиная реветь.

– Как о чем? Ты обещала подумать и дать ответ, согласна ли ты выйти замуж за меня?

– Ты в такой день, когда тебе так тяжело, о таком спрашиваешь? – заревев пуще прежнего проговорила я.

– Оль, – взяв меня за подбородок сказал Андрей. – Я серьезно.

– И ты не винишь меня? – глядя на него из-подо лба спросила я.

– Конечно нет. Жанна сделала свой выбор. Она многое могла предотвратить, но пошла именно таким путем. Мне просто больно от того, что она вот так, в который раз заставила меня пережить это дикое чувство беспомощности. Она во второй раз меня предала, да и не только меня. Она Родину предала, дочку свою маленькую, которая считает, что ее мама-герой, она и ее предала. Как она так могла поступить?! Я ведь понял тогда, когда говорил с ней, что она отнюдь не беспомощная жертва в этой истории. Она мне не чужой человек, поэтому да, мне сейчас не просто. Я эти несколько дней просто не мог ни с кем говорить, ты уж прости за то, что не приехал сразу к тебе. Мне нужно было побыть одному. Но мое состояние ни в коей мере не касается нас с тобой. Я очень тебя люблю, девочка, – едва улыбнувшись и поправив локон моих волос проговорил Андрей.

– Я бы еще подумала, – успокоившись от его слов ответила я, чем вызвала его недоуменный взгляд. – Но у меня просто выбора нет, и я вынуждена согласиться.

– Это как выбора нет? – нахмурился мужчина.

– А так. Кажется, я беременна, – ответила я серьезно, вызвав этой репликой у Андрея довольный смех.

– Видишь, Соколова, у тебя по жизни со мной ну нигде нет выбора! Ты везде должна поступать так, как положено, – улыбнулся Андрей, затем поцеловал мне руку и добавил, – я рад, что ты у меня есть, Оля, и я рад, что у нас будет ребенок. И рад, что этот ребенок тоже не дает тебе выбора в том, быть тебе дальше Миллер или нет. Обойдется агентура и без тебя. Я передам Валдису, пускай рапортует англичанам о том, что троица немецкая погибла в полном составе.

Лето 1945 год. Москва.

− Ольга Александровна, − проговорила скрипучим голосом строго Антонина Петровна, заходя на кухню. – Ну как вам не стыдно, с таким-то животом и на кухне! Я же сказала, что все сделаю!

− Антонина Петровна, я должна приготовить сама, мне так хочется!

− Хочется ей, − недовольно прокряхтела старушка. – Ох уже мне эти беременные!

− И, кроме того, я очень хочу приготовить для Туза и Нины все сама, я их не видела еще с того времени, как в Кракове их оставила. Вот леплю пирожки и такое внутри чувство, что самым дорогим моим людям делаю! И живот мне в этом не помеха!

− Мама, мама, − протрещала, забегая на кухню Света, которая не иначе как мамой меня называла с того самого времени, как мы с Андреем забрали ее в Москву. − Мишка ведь тоже приедет?

− Да приедет твой Мишка, − заходя на кухню ответил мой отец. – Дай ему хотя бы со своим отцом побыть, ты и так с ним всегда рядом, как хвост бегаешь.

− Так мы как не разлей вода, правда? – улыбнулась девочка, стащив у меня с тарелки еще горячий пирожок, в ответ получив взбучку полотенцем от Антонины Петровны.

В дверь позвонили и я, быстро стянув с себя фартук, побежала открывать. Распахнув дверь, я изумленно ахнула. В коридоре стояли Туз с огромным букетом цветов и Нинка с не меньшим животом, чем у меня. Едва сдерживая слезы, я бросилась на шею Тузу, затем расцеловала Нину и щелкнув в нос прошмыгнувшего мимо меня Мишку сказала:

− Ребята, я так рада, что вы живы! И что у вас будет пополнение, − погладив живот Нинки сказала я.

− Да, и не только у нас, − сделав ответный жест засмеялась моя горячо любимая подруга.

– А вот и будущий папаша, – радостно обнял Туз подошедшего к нам Андрея.

– Я рад, что вы вернулись, – ответил Андрей. – Представляю, чего вы там натерпелись. В Польше не самые лучшие времена ведь настали, после того, как мы с Олей оттуда улетели.

− Это точно. Но, главное, что мы все живы! − сказала Нинка. – Зато я теперь знаю весь бандитский жаргон, умею играть в карты, танцую не хуже любой танцовщицы кабаре и среди людей могу в два счета определить того, кто не чист на руку. После родов мне предложили перейти работать в прокуратуру, − засмеялась она, проходя в зал и усаживаясь на диван. – А Туз у нас так и будет работать в разведштабе и учить постигать тонкости серого мира других курсантов, которым нужно будет вливаться в ряды бандитов. Ему дали звание капитана и биография у него как стеклышко! Спасибо твоему отцу, − проговорила Нинка.

− Нет, это ему спасибо. Он это заслужил, − ответила я и поцеловала Туза в щеку. – Кстати, а почему так до сих пор Туз, а не Игорь? − засмеялась я.

− Потому, что он для меня Туз из колоды моей жизни. Причем козырный, − улыбнулась Нина, прижимаясь со счастливой улыбкой к мужчине.

После веселого застолья, когда уже стемнело и все гости разошлись, мы с Андреем вышли на балкон. С ним мне было так спокойно! Да, именно тихо, ровно и спокойно. И это было самое ценное, что давал в отношениях мне этот человек. Пройдя непростой путь с Андреем рука об руку в тот кошмарный отрезок времени, я поняла, что просто не смогу жить без него и принятое тогда решение быть с этим человеком, наполненное глубокой уверенностью в том, что он, этот мужчина – моя опора, моя стена, моя защита, было самым что ни на есть судьбоносным и правильным в моей жизни. Мне было легко идти с ним рядом со своей ношей, наполненной моими травмами и переживаниями, так как я чувствовала, что нести ее я буду не одна, он всегда поможет и подаст мне руку. И это чувство было намного важнее той всепоглощающей любовной эйфории, которую испытывают молодые влюбленные. Но осознание такого приходит только тогда, когда мы, побитые и сломленные нашими жизненными неурядицами стоим у пустынной дороги жизни, боясь ступить на путь ее неизведанного.

На улице было так тихо, и просто не верилось, что мы, все мы, кто каждый день рисковал жизнью, ступая по скользкой тропе под названием «Страх», победили в этой ужасающей гонке за Победу, давшуюся нам тысячами и тысячами загубленных жизней. Прижимаясь к мужчине, который бережно обнимал меня, я подняла руку и нащупала на груди маленький ключик, висящий на шее как немое напоминание о том, что не так давно, на этом самом балконе Димка предрек мое будущее, сказав, что пройдет время и я буду так же стоять здесь и, смотря на мир, буду знать, что во мне растет новая жизнь.