Без права на эмоции

Глава 3

Проснувшись на следующее утро так рано, что еще и отец не встал с кровати я, наспех позавтракав бутербродами и кофе, пошла в гардеробную и закрылась там, дабы сосредоточенно начать подбивать свой мышиный, каким мне казался в сравнении с Хильзой Миллер, облик под вид этой красавицы. Достав новое купленное платье, я натянула его и скривилась, посмотрев на себя в зеркало. Платье хоть и было самым что ни на есть откровенным из всех перемеренных мной в магазине, но оно ни на йоту не походило на образ дерзкой немки. Подумав пару минут, я дополнила платье тонким черным поясом, который подчеркнул мою тонкую талию, и недовольно передернув плечами перешла к прическе. Взяв нагретые щипцы, я накрутила несколько крупных локонов и уложила их вокруг своего лица, оставив открытым свой высокий лоб так же, как это выглядело на фотографии Хильзы. Уложив остальные волосы в пучок, я вполне была довольна результатом. Далее я перешла к лицу. Посмотрев внимательно на себя, я нанесла тонкий слой ароматной пудры, скулы подчеркнула румянами, глазам с помощью карандаша придала миндалевидную форму и нанеся последний штрих в виде кроваво-красной помады посмотрела на себя в зеркало и ахнула. На меня смотрела пусть и не идентичная, но вполне себе сносная копия Хильзы. Приняв томное выражение лица и слегка приоткрыв рот, я усмехнулась и схватив маленькую сумочку вышла в прихожую, где уже одевался мой отец.

− Что за черт! − испуганно посмотрев на меня выругался отец и спустя мгновение зашелся смехом. – Это что за образ такой новый?

− Образ черта, ты правильно выразился. Точнее чертовки, которую я буду играть в Кракове, если Чернов выберет меня, − улыбнувшись ответила я отцу.

− Ох, дочка, − неодобрительно ответил отец и мы, выйдя с ним из квартиры направились к машине, которая, как и вчера, отвезла меня в штаб, отца же в ГРУ.

В здании штаба было тихо. Хоть и было еще раннее утро, но из-за закрытых дверей доносились звуки размеренного стука пишущих машинок и разговоры, что говорило о том, что в здании уже во всю кипит работа. Подойдя к кабинету Гордеева, я прислушалась. Услышав за дверьми разговор, я поняла, что Гордеев не один, а с Андреем. Усмехнувшись я покряхтела, дабы сделать голос более мягким и постучавшись без спроса открыла дверь.

− Можно к вам? – томно произнесла я бархатным голосом.

− Девушка, вам не было разрешено входить, выйдите, будьте так добры, − едва взглянув на меня проговорил Гордеев.

− Не могу, вы будете ругаться, если я опоздаю,− перейдя уже на свой голос проговорила я и легкой походкой впорхнула в кабинет и сделав оборот вокруг себя остановилась по центру комнаты, давая мужчинам хорошо рассмотреть меня. – Знакомьтесь, Хильза Миллер, − добавила я на чистом немецком и достав из сумочки сигарету мастерски подкурила ее красивой зажигалкой и пустив густой клубок дыма томно облизнула свои ярко-красные губы.

Мужчины посмотрели на меня с легким изумлением, затем переглянулись и Гордеев сказал:

− Вы, надеюсь, в таком виде не ходили по улицам?

− Нет, меня привез отец, − усмехнувшись проговорила я.

− Это хорошо. А то у нас люди сейчас обозленные, увидев такую фифу, камнями могут забить, − строго проговорил Андрей.

Я посмотрела на его серьезное лицо и опустила руки:

− Что, все так плохо?

− Нет, отчего же. Очень даже похоже, − проговорил он, подойдя ко мне.

− Тогда что не так?

− Вы читали донесение? – спросил он.

− Читала, − пожав плечами проговорила я.

− Что вы можете сказать об этой женщине, в которую нужно перевоплотиться?

Разведя руками я почти слово в слово пересказала текст донесения о Хильзе.

− Хорошо. И вы считаете ваш образ идентичным ее?

− Ну…да, − уже неуверенно проговорила я.

Мужчина вздохнул и усадив меня на стол спросил:

− Косметичка при вас?

− Да, − ответила я и вытряхнула ее содержимое подле себя.

Намочив платок в графине с водой Андрей осторожными движениями стер с моего лица все краски. Затем начал наносить грим сам, периодически отстраняясь от меня и оценивая свою работу. Когда он закончил, то снял меня со стола и подвел к высокому зеркалу, стоящему в углу. На меня смотрела все та же новая Хильза в моем исполнении, но немного другая, более романтичная и загадочная.

− Видишь разницу? – спросил он тихо, вытаскивая локон из моей прически и бросая его небрежно на мое плечо. – Миллер не работница борделя. Она утонченная аристократка немецкого происхождения. Да, она красится ярко, но не кричаще. Поняла теперь? – проговорил он, повернув к себе и приподняв мое лицо за подбородок.

От такого его жеста я нахмурилась и отпрянула.

− Ну и как ты будешь играть любовницу Штольца в моем исполнении, если ты боишься даже того, что я беру тебя за подбородок? – едва сдерживая улыбку спросил мужчина и сел за стол.

− Привыкну, − неуверенно ответила я, с негодованием окинув взглядом мужчину.

− Привыкай. Если хочешь попытаться сойти за Хильзу. Иди еще раз прочитай донесение и подумай хорошо, осилишь ли ты такое ее вызывающее поведение. Испуганной ланью быть не получится, Ольга, − строго проговорил Андрей.

В этот момент в дверь постучались и на пороге появилась еще одна Хильза, образ которой сотворила Нина. Девушка подошла к столу, плавно покачивая бедрами, затем села на колени Андрею и страстно поцеловала его в губы. Гордеев, наблюдая такую картину, только присвистнул. Я же от злости стиснула зубы.

− Это уже другое дело, − спокойно проговорил Чернов и посмотрев на меня добавил, − учись.

− Я пойду, можно? У меня карты сейчас у Туза, − спросила я у Гордеева, оставив реплику Андрея без ответа.

− Конечно, идите, Ольга, − кивнув ответил Гордеев, и я пулей выскочила из комнаты.

Немного отдышавшись и приведя нервы в порядок, я зашла в кабинет, где меня уже ждал Туз.

− Вот так вот, день ото дня краше! Уж не ко мне ли так хорохорилась, конфета? – улыбаясь спросил Туз.

− Не к тебе, − зло ответила я и села за стол.

− Злая. Случилось что? – нахмурив брови спросил мужчина.

− Это все без толку. Меня все равно не утвердят на это место, − расстроенно проговорила я.

− Ну, раз так рано нос вешаешь, значит так оно и будет, − ответил мужчина.

− Да как не вешать? У Нинки это все в крови, ей и учиться ничему не надо. А мне столько всего нужно освоить, чтобы сойти за свой объект, − грустно проговорила я, теребя руками край скатерти.

− Это той змее что ли? Нинке? – презрительно спросил Туз.

− Да, ей, − устало ответила я и облокотилась локтями на стол, подперев при этом голову руками.

− Ты мне вкратце расскажи, что тебе нужно сделать, чтобы ты смогла обойти эту кобру. А я уже чем смогу, тем помогу, − улыбнувшись спросил мужчина, наклонившись ко мне и поддев мой подбородок пальцем руки, заставив меня посмотреть на него.

− Да я же не могу всего сказать, − ответила я.

− Мне всего и не надо. Только то, что можешь расскажи, − проговорил Туз, отпустив меня и беря свою колоду карт в руки.

Я вкратце рассказала мужчине то, в какой образ мне нужно перевоплотиться и то, как умело это проделала уже Нинка. Мужчина усмехнулся и сказал:

− То есть тебя нужно научить перевоплощаться в благородную распутную девицу?

− Нужно, − утвердительно ответила я.

Мужчина облокотился на стол локтями и сцепив руки в замок начал перебирать большими пальцами, обдумывая что-то. Затем он приподнял бровь и сказал:

− Есть у меня одна краля знакомая. Софьей зовут. Раньше с ней часто кувыркался по молодости. Занятная личность. Она уже отошла от дел, пригрела одного из наркома, так он ее уже какой год содержит. Живет недалеко от Тверского бульвара. Я тебе черкану адресок и письмецо, передашь ей. За ней должок имеется, вот она так и расплатится со мной. Поднатаскает тебя, конфета.

− Но ведь она вам должна. Может вам лично когда-то ее помощь понадобится? − строго спросила я.

− А я ж не просто так помогаю тебе, конфета,− усмехнувшись сказал Туз, окинув меня взглядом.

− Так, а что же я вам буду должна взамен? – прищурив глаза спросила я.

Туз встал и подойдя к окну молчал пару минут, потом заговорил с едва различимыми нотами грусти в голосе:

− Была у меня любовь раньше, Галина Скворцова, тихая такая, воспитанная, красивая дюже баба. Цепануло меня тогда ох как. Глазищи у нее чернявые такие были, большие. Как глянет было на меня из-подо лба, все – на все был готов. Закрутило нас сильно тогда, она ребенка понесла от меня. Жениться хотел, да Саву, моего подельника бывшего, тогда взяли да в тюрягу упекли, ну а он всех наших и сдал, скот, − проговорил Туз и сплюнул с ненавистью на пол. – Меня посадили, и Галка отвернулась от меня. Переехала на другую квартиру, мальчонку родила, а потом исчезла. Долго я ее искал, да так и не нашел. Слух был, что померла она от чахотки, когда сыну исполнилось пять лет. Если то правда, пацаненка, поди, в детдом отдали. Искал я, да так и никакой зацепки пока не нашел. Помоги мне, найди моего парнишу, уж больно душа за него болит, − проговорил Туз, проглотив ком в горле. – Я тебе до гробовой доски благодарен буду.

Я удивленно смотрела на этого пропитанного криминалом мужчину и в моей голове крутилась только одна мысль – я никогда бы не подумала, что у человека с самого дна общества могут быть такие чувства, простые человеческие чувства – привязанность, переживание, боль за близких. Мне такие люди всегда казались непрошибаемыми, шагающими по головам всех, даже самых родных, а оно вон как оказалось.

− Ну что, поможешь? – спросил Туз таким тоном, который с головой выдавал то, что он очень сильно сомневался в том, что я отвечу согласием.

Я открыла свою сумку и достав оттуда блокнот и ручку положила их на стол, и пододвинула в сторону Туза.

− Пиши все, что знаешь о сыне и своей Галине Скворцовой. Все до мельчайших подробностей. Если мальчик где-то в детдоме в Москве, я его найду. Ну, а если нет, то по максимуму узнаю о его матери все, что смогу, − проговорила я.

На лице у Туза появилось выражение благодарности и хлопнув в ладоши он быстро сел за стол. Бегло нацарапав на листке бумаги адрес Софьи, к которой я должна была обратиться, и черкнув пару строк от себя, он вырвал листок из блокнота и протянул мне.

− Это тебе. Найдешь Софью, на словах передашь, что должок закрыт будет, если она тебе поможет,− сказал со счастливым видом Туз и принялся писать информацию о своей женщине и сыне. – А это все про моих, − проговорил он и протянул мне свои записи.

Я взяла в руки блокнот и быстро пробежалась глазами по ровным строчкам текста, отметив для себя, что Туз хоть и вращался в криминальных кругах, но писал он очень и очень грамотно, что для такого рода людей в наше время было более чем необычно.

− Туз, а ты откуда-то сам? – прищурив глаза спросила я мужчину.

− Я из репрессированных. Обречен по рождению так сказать, − грустно проговорил мужчина. − Мой отец занимал высокую должность ранее при царе, затем был выслан и расстрелян. Нас с матерью не тронули каким-то чудом тогда, но жизнь попортили. Мать не прожила долго после расстрела отца и померла. Меня забрала тетка. Потом и она померла. Я оказался на улице и попал в банду Косого. С того самого времени и веду такой образ жизни, − закончил рассказ Туз.

Я с грустью кивнула головой и подумав спросила:

− Ты в Польше был? Знаю банда Косого гастролировала в свое время и там невесть каких дел натворила.

− Был и в Польше. В Кракове, Варшаве, да и Познань не минула нашего внимания, − скривив губы в усмешке проговорил мужчина.

− А язык ты знаешь?

− Знаю. Польский, немецкий, французский, − ответил мужчина, проговорив несколько фраз с довольно-таки хорошим произношением на каждом из языков. – Батя с матерью много сил в меня вкладывали. Я у них единственный сын был, наследник. Учили меня с самих пеленок. Сколько и помню себя, вечно что-то учил со своей гувернанткой. Как сейчас помню ее тощую, сухую фигуру, неизменные очки на носу и волосы, стянутые в тугой пучок на затылке. И ее коронную фразу: «Игорь Михайлович, будьте так добры, не шалите, а то выпорю и заставлю учить на два абзаца более, чем положено». Так и жил − учеба, строгость и контроль. А потом, − махнув рукой закончил рассказ Туз, давая понять, что все пошло под откос.

− И братки у тебя остались знакомые в Польше? Такие, чтоб надежные, есть? – не переставала расспрашивать я Туза.

− Остались и надежные. А тебе это зачем, конфета? – прищурив глаза спросил мужчина, беря в рот спичку.

− Да так, интересно. Да и смотрю на тебя, и твоя внешность совсем не вяжется у меня с твоим поведением, − ответила я и положив в сумку блокнот и записку вытащила карты и положила на стол. – Ладно, а теперь давай покажу, как я дома отточила то, чему вчера у тебя научилась, а затем далее продолжим мое обучение.

Туз кивнул и начал смотреть на мои выкрутасы с картами, одобрительно кивая головой.

Выйдя от Туза, я сразу направилась к Гордееву, поскольку урока пения у меня сегодня не было. Постучавшись и зайдя в кабинет, я увидела, что мужчина одет в спец костюм для прыжков с парашютом.

− Переоденься, сейчас поедем прыгать, − сказал он, кивком головы указывая на аккуратно сложенную на столе одежду.

− Прыгать? – с испугом спросила я.

− Прыгать, Соколова, прыгать, − ответил мужчина, застегивая пряжки.

− Хорошо, − положив на стол сумку я развернула пахнущую льном одежду и, когда мужчина вышел из комнаты, быстро натянула ее на себя и вышла из кабинета.

На улице уже стояли и ждали меня Гордеев, Нина и Андрей. Посмотрев на то, как Нинка улыбается Андрею во все тридцать два, кокетливо накручивая волосы себе на палец, я поморщилась. Подойдя к ним, я сказала, обращаясь к Нине:

− Глебова, манеры Хильзы оттачиваешь?

− Да, я вживаюсь в образ любовницы Штольца. А тебе что, завидно? – слащаво улыбаясь проговорила Нинка и взяла под руку Чернова, которому, на первый взгляд, все происходящее было безразлично.

− Нет, чему тут завидовать? – пожав плечами проговорила я.

− У меня еще будет одно требование. Мое личное, − прищурив глаза и окинув нас взглядом проговорил Андрей. – Кадры из фильма вашей личной неприязни мои глаза более чтоб не видели, вам ясно?

− Ясно, − обидевшись ответили мы с Нинкой и прошествовали в автомобиль, который отвез нас четверых на аэродром, где нас ждал наш крылатый друг, который через четверть часа уже поднимал нас высоко в небо.

Сидя в самолете я поняла, что совершенно не готова к такому развитию ситуации. Нацепив на себя парашют, я начала застегивать пряжки, но мои пальцы от все более окутывающего меня ужаса совершенно не хотели меня слушаться, и я бессильно опустила руки. Подняв глаза на остальных, я увидела, что Нинка уже со всем справилась и смотрела на меня с такой ядовитой насмешкой, которая даже в самом бесстрашном парашютисте могла посеять зерна неуверенности. Затем она что-то тихо прошептала на ухо Андрею и тот только покачал головой. Спас ситуацию Гордеев. Он подошел ко мне, взял мои руки в свои крепкие ладони и спросил тихо:

− Боишься?

− Боюсь, − ответила я и на мои глаза навернулись слезы.

− Я тоже боюсь. Каждый раз, когда прыгаю – я боюсь, − просто ответил он, помогая мне застегнуть ремешки.

− Да ладно вам, вы, наверное, ничего не боитесь, − шмыгая носом ответила я, недоверчиво глядя на мужчину.

− Отчего же, боюсь. Страх-это нормальное состояние. Его стесняться нечего, − по-отечески потрепав меня по плечу проговорил Гордеев так же, как и когда-то мой отец.

Посмотрев на мужчину, я не удержалась и легонько чмокнула его в щеку в благодарность за такую мне необходимую в эту минуту поддержку, чем вызвала у него добрый смех.

− Видишь, Андрей, а ты говоришь, что она в обморок упадет, если ей придется мужчину поцеловать. Подход к девушке нужен правильный, товарищ майор, − проговорил Гордеев, садясь на свое место.

Я после этой фразы нахмурилась и посмотрела в сторону невозмутимо взирающего на меня Андрея и поморщилась, поняв, что раз он обсуждает такие вещи с Гордеевым, то уж точно сомневается в том, что я смогу сыграть любвеобильную немку. Прищурив глаза, я покачала головой, наматывая на ус все происходящее, и когда прозвучал сигнал первой подошла к открывшемуся люку самолета. Стоя над простирающейся передо мной бездонной пропастью, я невольно зажмурила глаза. Мои ноги начало трясти от ужаса и я, проглотив комок в горле оглянулась, беспомощно посмотрев на того, кто стоял позади меня. Ним оказался Андрей. Мужчина посмотрел на меня своими серыми глазами и успокаивающе улыбнувшись, сказал:

− Прыгай, Ольга. Нет ничего такого, чего не смогла бы осилить та девчонка, которую я помню. Ты не изменилась. Поэтому прыгай.

Я кивнула и повернувшись сделала шаг навстречу самому ужасному за всю мою жизнь страху – страху высоты. Порыв ветра подхватил меня, и я начала стремительно лететь вниз. Дернув кольцо парашюта, я была подкинута вверх и уже через мгновение парила над зеленеющими просторами своей Родины. Такого ощущения свободы у меня не было еще никогда. Это был не просто прыжок для меня, это был огромный шаг на пути к гармонии в себе. Ведь каждый раз, когда мы делаем что-то, превозмогая над своими страхами, мы становимся сильнее. Так было и в этот раз. Помня то, насколько страх высоты всегда мучил меня, я осознала сейчас, чувствуя глубоко в груди укореняющееся ощущение удовлетворения от победы над тем промозглым чувством, что я становлюсь сильнее, становлюсь терпимее, становлюсь ближе к тому ощущению штиля в душе, о котором говорил мне Туз. Когда парашют опустился, я встала на ноги и отцепила его, затем подняла глаза к небу и закричала от радости, настолько чувство, переполняющее меня в тот момент, было прекрасным. Через пару минут все остальные тоже опустились на землю, и я радостно побежала к ним. Нинка невозмутимо стояла подле Андрея сгребая свой парашют в кучу, я же с диким визгом подлетела к ним и всех по очереди обняла и расцеловала.

− Это так классно! Это просто что-то невероятное! Это чудо! − восторженно говорила я, глядя на мужчин, которые едва сдерживали улыбку при виде моей неподдельной радости.

− Ну да. Особенно, когда ты будешь лететь, а немчура будет обстреливать тебя, такую беспомощно висящую на парашюте. Вот будет клаааассно, − протянула недовольно Нинка, которая как всегда не могла терпеть мои эмоциональные выходки.

− Да ну тебя. Если есть повод и время для этого – надо радоваться, Нинка, − проговорила я. – Потому что, потом такой момент может уже и не подвернется никогда, − грустно закончила я фразу и нахмурившись стала так же складывать свой парашют.

Андрей подошел ко мне и протянул руку для пожатия. Я неуверенно дала ему свою ладонь, и он проговорил:

− Вот теперь я узнаю ту взбалмошную девчонку-студентку, которой ты была всего несколько лет назад, Соколова. Молодец, девочка. Глядишь, и выйдет что из тебя, − сказал он и усмехнулся.

Я пожала его руку и уже с улыбкой закинув на себя парашют, потащила его к ожидавшей нас машине. По дороге в штаб все молчали, погруженные каждый в свои мысли. Вернувшись в здание, мы переоделись и разошлись каждый по своим делам.

Выйдя из штаба, я развернула записку, которую мне дал Туз и направилась по тому адресу, где жила Софья. Найдя нужный мне дом, который выделялся на фоне остальных своим отделанным лепниной фасадом, я поднялась на пятый этаж и постучала в дубовую дверь, которая спустя мгновение отворилась. На пороге я увидела небывалой красоты женщину лет сорока пяти, одетую в элегантный длинный шелковый халат бежевого цвета. Женщина удивленно окинула меня взглядом и проговорила:

− Здравствуйте, вы по какому вопросу?

− Здравствуйте. Меня зовут Оля. Я от Туза, − проговорила я и протянула женщине записку.

Женщина бегло пробежала по ней глазами и уже с интересом перевела на меня взгляд.

− Он сказал, что если вы поможете мне, то долг будет закрыт, − тихонько прошептала я и добавила, − помогите, пожалуйста.

Женщина молча улыбнулась и отошла в сторону, давая понять, что я могу войти. Пройдя внутрь квартиры, я огляделась и ахнула, настолько красивым было помещение, в котором жила эта красавица. Женщина заметила мою реакцию и снисходительно махнув рукой сказала:

− Это все мишура, не обращайте внимание.

− Да уж, мишура, − проговорила я, все так же восхищенно рассматривая окружающую обстановку пока мы шли на кухню.

Зайдя в небольшую комнату с красивой кухонной мебелью, женщина указала мне на стоящий у стола диван, и я села. Сама же она облокотилась о стену и закурив сигарету внимательно на меня посмотрела.

− И чем я могу помочь такой воспитанной девушке, как вы? – проговорила она, давая понять, что мы из разных кругов и мне не стоит ничему у нее учиться.

− Понимаете, я разведчица. То есть еще не разведчица. Но могу ею стать, если за две недели научусь всему, чтобы сойти за одну даму, немку весьма определенного круга и специфического поведения, − проговорила я и дословно передала описание Хильзы Миллер Софье. – У меня так не получается себя вести. А вот у моей напарницы−это просто в крови все. Она такая красивая, грациозная, смелая в делах с мужчинами. Если я не научусь быть такой же, то мою кандидатуру отвергнут и поедет она. А мне просто необходимо это назначение. Жизненно необходимо.

− Жизненно необходимо…не видела я еще человека, который бы так рвался навстречу своей смерти, − проговорила женщина, выпуская густой клубок дыма. – Тебе что, не сидится в Москве под теплым боком своего мужа? – спросила она, указывая на мое обручальное кольцо.

Я перевела взгляд на свою ладонь и потерев кольцо, которое так и не сняла до сих пор после известия о Димкиной смерти ответила тихо:

− Это прошлое.

− Разошлись что ли? Иль погиб? – спросила Софья, все так же изучающе смотря на меня.

− Он разведчиком был. Его самого и всю группу поймали и расстреляли, − проглотив комок в горле ответила я.

− Так ты потому так рвешься на фронт, что умереть хочешь? – приподняв бровь спросила женщина.

− Нет. Мое задание напрямую связано с тем, кто виновен в смерти моего мужа. Меня туда направят, понимаете? Если я смогу туда попасть, я смогу отомстить и спать спокойно. Если не погибну, конечно, − ответила я.

− Ясно, − проговорила женщина, гася сигарету о хрустальную пепельницу. – Хорошо. Помогу. Уважаю в женщинах такую самоотверженность. Сама когда-то такой была. И Тузу передашь тогда, что должок закрыт. А то он на мне как камень висел все эти годы. Все думала, чем же мне расплачиваться придется с ним. А такой вид расплаты мне уж очень по душе, − нараспев проговорила женщина и подойдя ко мне подала руки, заставив меня встать на ноги.

Я встала, и Софья обошла кругом меня, затем подняла подбородок, развернула мои плечи назад и шлепнула ниже поясницы.

− Нда, − констатировала она только ей одной ведомый факт и вытащила шпильки из моих волос, заставив их рассыпаться по плечам. – А теперь пройдись, − сказала она отойдя в сторону и я прошла из кухни в коридор и обратно под пристальным взглядом моей новообретенной наставницы.

− Ну что? – спросила нетерпеливо я, совсем не понимая, что во мне могла видеть Софья, разглядывая мою походку.

− Ну что-что?! Запущенный вариантик. Эдакая девчушка в длинной юбке без капли раскрепощенной. Ты точно замужем была? – с насмешкой спросила меня Софья.

− Точно, − обидевшись ответила я.

− Поверю на слово, − скривившись ответила Софья и добавила, − понимаешь, детка, тебе надо сыграть тигрицу, а ты – мышь, ну на худой конец…даже нет, ты – мышь и не более того.

− Да ладно вам, я всегда нравилась мальчишкам, − так же обиженно ответила я.

− Вот именно. Мальчишкам. А эта особа, − сказала она, беря в руки фотографию Хильзы и показывая ее мне, тыча при этом пальцем в образ немки, − эта особа нравится не мальчишкам. Она нравится матерым волкам. Мужчинам такого уровня, которых ты и в жизни то не встречала, поскольку сидела под папкиным крылом, который и близко бы тебя к ним не подпустил. Тебе нужно ее сыграть, эту волчицу, и без капли оттенка того, которой ты являешься сейчас.

− Ну так научите, как стать волчицей, − строго проговорила я.

− Научите, − хмыкнула Софья и небрежно кинула фотографию на стол, затем выражение ее глаз сменилось на искрящееся и игривое и она, прикусив свою пухлую нижнюю губку алого цвета кокетливо произнесла, − научу. Только не обижаться, не ныть, не стесняться и впитывать все как губке, поняла меня?

− Поняла, − серьезно произнесла я.

− Да и, кроме того, то, чему я тебя научу поможет тебе в будущем и себе найти не мальчишку, а матерого волка, − с улыбкой проговорила женщина, взяв меня за руку и стягивая обручальное кольцо с пальца и кладя его на стол, кивая при этом в сторону него своей хорошенькой головкой. − А это – прошлое. Самое прекрасное, самое волнующее и дорогое. Но это – прошлое. Такого, что было у тебя с твоим первым мужчиной, более у тебя не будет ни с кем. Это нужно принять и понять. И отпустить. Но будет еще что-то, что будет иметь свое очарование и красоту. Будет мужчина, девонька, вот увидишь, будет такой, который тоже заставит биться твое молодое сердечко так же сильно, как оно билось при встрече с тем единственным, за которого ты когда-то замуж выходила.

Софья произнесла эти слова с такой уверенностью и добротой, что я почему-то вздохнула с облегчением, глядя на одиноко лежащее на столе маленькое колечко золотого цвета. Эта красивая молодая женщина в ту минуту вселила в меня веру в то, что жизнь у меня не закончена. Выполнить бы мой долг перед Димкой и жить дальше…если судьбе будет так угодно. Я подняла свои красные от надвигающихся слез глаза на эту великолепную женщину и обняла ее, сказав тихое «спасибо». Софья потрепала меня по щеке и проговорила:

− Первое правило – никаких эмоций. Такие женщины, как эта немка, и эмоции показывают только тогда, когда им это выгодно. Поэтому. Плачешь только тогда, когда понимаешь, что это повлияет на мужчину в хорошем смысле этого слова. Некоторых мужчин просто выводят из себя слезы, поэтому плакать при них запрещено категорически, там другие приемы работают. Но об этом позже. А сейчас пойдем в гардеробную, оденем тебя и будем учить.

Пройдя через всю огромную квартиру, мы зашли в довольно-таки внушительную комнату, всю завешенную нарядами. Посреди нее стоял стол, накрытый красивой бархатной скатертью, в дальнем углу красовался белый туалетный столик с зеркалом, а возле одной стены стояло огромное зеркало, к которому и подвела меня Софья.

− Чтобы вести себя так, как та женщина, нужно любить себя, свое тело, свое отражение в зеркале. Зеркало – твой самый лучший друг, потому, что оно помогает тебе видеть себя в любом свете, − проговорила Софья, расстегивая на мне платье и стягивая его на пол, благодаря чему я осталась стоять перед своим отражением в одном только белье.

Подтянув бретельки на бюстгальтере, она помогла мне красиво уложить свою грудь, которая тут же приняла пленительные очертания, вызвав у меня улыбку.

− Ты молодая и очень красивая девушка, Оля. Нужно только научить сиять эту красоту в нужном свете, а для этого ее необходимо обернуть в нужную обвертку, − проговорила Софья и достав одно из платьев из стоящего рядом шкафа помогла его надеть.

Когда на платье была застегнута последняя пуговица я обернулась к зеркалу и ахнула. Я выглядела совсем иначе благодаря этой не такой уже и откровенной, но так мастерски подобранной под меня одежде. Мягкий голубой цвет ткани оттенял мои серые глаза, туго затянутый широкий пояс, завязанный в затейливый бант, придавал моей талии изящный вид, слегка увеличенный вырез сзади открывал соблазнительно мою спину, а красивое декольте умело поддерживало пленительные очертания моей груди. Такое ощущение, что платье было шито прямо под меня, настолько идеально оно село на мою фигуру.

− Ну? Понимаешь теперь, о чем я? − спросила женщина, видя мой изумленный взгляд.

− Да, − ответила я с улыбкой и покрутилась вокруг себя.

− Теперь походка, − строго продолжила Софья, пройдясь по комнате из одного конца в другой. – Бедра – твой главный козырь. Когда идешь, то делай едва уловимые, плавные, покачивающие движения, дабы у мужчин, которые на все сто всегда провожают женщин взглядом, разгорался интерес к твоему телу, которое при такой походке соблазнительно окутывает ткань платья.

Софья говорила и говорила, заставляя меня то и дело повторять за ней разнообразные жесты и движения, которые должна была, по ее мнению, уметь делать каждая женщина. Она учила меня красиво садиться за стол, элегантно и в то же время соблазнительно держать бокал, отпивая глоток и смотря на мужчину поверх него, завлекая его взглядом, кокетливо стрелять глазками и томно взирать, дабы увлечь, как она любила выражаться, матерого волка. Затем мы отточили описанные в донесении жесты и привычки Хильзы, присущие только ей, этой загадочной женщине, образ которой мне предстояло носить на себе в случае одобрения моей кандидатуры. Позже мы перешли на макияж и прически, благодаря чему я самостоятельно смогла нарисовать на своем лице то, что утром изобразил на мне Андрей. Мы так увлеклись, что совсем потеряли счет времени и когда вышли из гардеробной, то увидели, что на улице стояла уже непроглядная темень.

− Так поздно уже! – проговорила я с сожалением.

− Оставайся сегодня у меня. А завтра поедешь отсюда на работу. Позвони отцу и предупреди его, − предложила Софья.

− А я вам не помешаю?

− Нет, моего сегодня не будет. У них заседание допоздна, поэтому я сказала, чтобы ночевал у себя, дабы не беспокоить меня в столь поздний час, − улыбнувшись ответила Софья и повела меня на кухню, где начала готовить незатейливый ужин пока я разговаривала с отцом по телефону.

Усевшись за стол и с наслаждением отпивая из чашки кофе, я спросила:

− А как целовать мужчину, если у тебя с ним ничего нет? Как сыграть страсть и влюбленность? Этому же нельзя научиться, наверное?

− Почему? – пожав плечами проговорила Софья. – Тот мужчина, с которым ты будешь играть эту роль, он тебе не противен? У тебя есть к нему симпатия хоть какая-то? – спросила она, закуривая сигарету.

− Я даже не знаю, никогда об этом не задумывалась, − ответила я и впервые за все это время и сама задала себе вопрос насчет Андрея. – Он красивый молодой мужчина. И он ни капельки мне не противен. И можно сказать что да, он мне очень симпатичен.

− Ну и в чем тогда дело? Просто наслаждайся его обществом в такие минуты и все. Наслаждаться обществом мужчины – это прекрасно. А у вас еще, конечно опасное, но такое романтичное задание. Как в кино прямо. Так что не вижу ни одной причины, по которой мне бы нужно было тебе здесь давать указания. Нужно целовать, обнимать или еще что? Просто делай и все, − ответила женщина с улыбкой глядя на мое недоумение, написанное на лице.

− У напарницы это так хорошо выходит, прямо как по-настоящему, − проговорила я, откидываясь на спинку стула и рассказывая Софье как Нинка лихо крутится подле нашего бывшего преподавателя.

− Так может у нее это и есть по-настоящему, раз она не отлипает от него. Ты не думала об это? Может он ей нравится просто? – спросила Софья засмеявшись.

− Может и так, − задумчиво проговорила я, удивленная тем, что совсем не рассматривала такой вариант.

− Ох, девчонка ты еще, Оля,− все так же смеясь прощебетала Софья.

− А как вы с Тузом познакомились? – решив перевести нашу беседу в другое русло спросила я. – Нет, если не хотите, можете не отвечать, − добавила я, увидев на лице женщины образовавшуюся напряженную складку меж бровей.

− Отчего же. Отвечу. Рассказ, правда, не для воспитанных барышень, − с насмешкой окинув меня взглядом сказала она и продолжила, − Я раньше была девушкой не очень нравственного поведения, мягко говоря. В двадцать лет я как-то ужинала в ресторане и познакомилась с Косым. Ты я думаю в курсе, кто это такой. Ну и деньги, внимание, наряды сделали свое дело. Я стала его любовницей. Но Косой был человеком, который любил поколачивать периодически своих женщин и мне часто перепадало от него. Со временем мне все это надоело, и я решила уйти от него. Но не тут-то было. Косой упорно не хотел меня отпускать и как-то раз закрыл на одной квартире, приставив ко мне в охрану Туза, дабы я не смогла сбежать. Сам же каждый вечер захаживал ко мне и издевался, заставляя насильно ложиться с ним в постель, избивал, таскал за волосы, в общем делал все, дабы я запомнила его на всю жизнь на прощание. Как-то утром, когда Косой ушел, я сидела на кухне зареванная и услышала, как дверь в квартиру отворилась и ко мне на кухню вошел Туз. Он тогда положил передо мной на стол довольно-таки внушительную сумму денег и адрес одной квартиры. Затем сказал мне уходить и оставаться на той квартире до тех пор, пока он не уладит все с Косым. Я быстро собралась и убежала. Вечером в мое новое жилище приехал Туз с кучей продуктов и нужных мне мелочей и приказал ни под каким предлогом не покидать квартиру, поскольку взбесившийся Косой начал искать меня по всему городу. Туз тогда все так обставил, будто бы я сама расшатала решетку на окне и смогла улизнуть таким образом. Так я и жила на квартире, пока все не улеглось и Косой не нашел себе другую пассию, благополучно забыв про мое существование. Туз каждый вечер приезжал ко мне и вскоре мы стали любовниками. Он был таким со мной…Я даже не знаю, как сказать. Он не был тем криминальным отбросом, которого я видела ранее, пока была рядом с Косым. Это был совсем другой человек. Умный, начитанный, рассудительный, спокойный. Я всегда любовалась ним и думала, какая бы судьба его ждала, не случись тогда революции. Он же был человеком из высшего света, а оказался на самом дне. Затем я смогла со временем выйти из своего укрытия. Туз на тот момент влюбился в другую женщину, и я очень тяжело перенесла наше расставание. Пошла работать помощницей в подпольный бордель, где познакомилась…в общем не буду трогать эту тему. И оказалась здесь, − с улыбкой окинув свои апартаменты закончила рассказ женщина.

− Дааааа, − протянула я, с восхищением смотря на Софью. – Прямо как в сказке про Золушку.

− Да уж, про Золушку, − хмыкнула в ответ женщина. – Про Золушку из борделя. Ладно, пойдем спать, − добавила Софья и мы пошли каждая в свою кровать.

На следующее утро я проспала, не услышав будильник. Вскочив, я с ужасом увидела сколько время и начала поспешно натягивать на себя платье. Софья тоже только-только проснулась, и заспанная вышла из своей комнаты.

− Ты куда прям так срочно летишь? – зевая спросила она. – Позавтракай хотя бы.

− Да какое там позавтракай! Мне сейчас позавтракать только осталось и благополучно вылететь из штаба. Андрей прощать мне опоздания не будет, я знаю, − проговорила я, наспех умываясь и причесывая волосы.

− Андрей это тот, с которым играть нужно будет? – спросила с интересом Софья.

− Да, он такой строгий! Совсем не изменился с того времени, когда заставлял меня зубрить немецкий, − приподняв брови и покачав головой проговорила я.

− Вспоминай, что я вчера тебе говорила насчет мужчин и применяй на практике, − разведя руками с улыбкой произнесла Софья, открывая мне входную дверь. – Привет Тузу передавай. И сама как будет надобность забегай ко мне, может еще какие вопросы возникнут, − потрепав меня по плечу сказала женщина и я, утвердительно кивнув ей, помчалась в штаб. Через пол часа я, запыхавшаяся, влетела в здание штаба и быстро постучавшись зашла в кабинет Гордеева. Нинка сидела на стуле, закинув нога на ногу и снисходительно глядя на меня сказала:

− Соколова, ну ты совсем не изменилась. А сейчас время-то военное, строгое. Нельзя опаздывать.

Я закрыла глаза и вздохнула, дабы не взорваться. Затем посмотрела на мужчин и проговорила, едва переводя дух:

− Извините меня, пожалуйста. Больше такое не повторится.

− Я очень на это надеюсь, − строго ответил Андрей.

− Можно мне поговорить с вами наедине? – спросила я у мужчин, давая понять, что персона Нинки нежелательна сейчас в кабинете.

Гордеев молча кивнул Нине на двери и та, хмыкнув, оставила нас одних.

− Можно мне отсутствовать пару дней? – неуверенно проговорила я, поглядев на Андрея, который услышав такую фразу с усмешкой поглядел на меня.

− Да хоть десять, − ответил он.

− Мне правда надо. Очень, − извиняющимся тоном проговорила я.

− Я не сомневаюсь, − в таком же духе ответил мужчина.

− Да брось ты, майор, − оборвал его Гордеев строго. – Оля, если тебе нужно, то я тебе разрешаю не приходить два дня, но не более того. Но ты должна довести за эти дни вокал до ума, особенно те две песни, которые тебе написала Мария Федоровна. Договорились? – мягко проговорил Гордеев, и я облегченно вздохнула.

− Спасибо вам огромное! Я все сделаю на отлично, − счастливо улыбнувшись я подлетела к Гордееву и поцеловав его опять в щеку, показала язык Андрею как раньше в университете, чем вызвала его усмешку, пулей вылетела на улицу и отправилась в управление к отцу.

Зайдя в кабинет отца, я плюхнулась устало на стул перед ним и бросила сумку на пол.

− Папа, ты не представляешь себе! Я с такой женщиной познакомилась! – вспоминая вчерашний день проговорила я.

− Это с той, у которой ты ночевала? – с сарказмом проговорил отец.

− Да. Папочка, она такая красивая, я таких женщин никогда не видела. Она меня столькому научила, ты не представляешь себе…потрясающая особа! – в восторге проговорила я.

− Это ради этого ты из штаба отпросилась? – строго спросил отец.

− Нет, не ради этого, − уняв свои эмоции ответила я. – Мне помощь твоя нужна.

− В чем?

− Мне нужно мальчика одного найти. Он, скорее всего в детдоме каком-то. Его мать умерла лет пять назад. И о ней бы узнать хоть что-то. Где похоронена хоть, − проговорила я, вытаскивая из сумочки блокнот с записями и кладя перед отцом.

Отец бегло пробежал глазами по записям и спросил:

− Тебе зачем это надо?

− Это не мне. Это человеку одному надо. Он мне помог, теперь я хочу хоть что-то для него сделать.

− Какому человеку?

− Осужденному одному. Его Тузом зовут. Он нас с Нинкой в штабе в карты играть учит. Немка же виртуозная картежница оказалась, вот нужно, чтобы и мы умели играть мастерски. Ну так что, поможешь? – заглядывая хитро в глаза отца спросила я.

− Осужденный…карты…немка. Оля, тебе не кажется, что не нужно бы тебе во все это лезть? Может хватит уже? Поигралась и хватит, − строго проговорил отец.

− Я не играюсь, папа. Для меня это очень важно. Я только оживать начала в надежде, что все у меня получится. Ты понимаешь, папа? Я оживать начала! – тихо прошептала я отцу.

Отец долго сидел и молча смотрел на меня. По его лицу было видно, что он радовался тому, что я действительно крылья начала расправлять после того, что со мной произошло. Но, в то же время он прекрасно понимал, что то, к чему я стремилась так отчаянно, могло в два счета лишить меня всего, и жизни, и крыльев. Посмотрев еще раз на записи, он взял телефон и попросил секретаршу вызвать какого-то человека. Через пять минув в кабинет постучали и на пороге появился молодой парень примерно моего возраста с рыжими волосами и румяным, улыбчивым лицом.

− Женя, знакомься, это моя дочь, Ольга.

− Очень приятно, − проговорил парень, улыбнувшись искренней улыбкой.

− Евгений, вот здесь записи, нужно найти мальчика одного и узнать о женщине, − проговорил отец, протягивая блокнот парню. – Возьмешь машину и вместе с Олей объедете все детские дома Москвы. Авось мальчишка где-то здесь находится. Если нет, то завтра поедешь к Михаилу Георгиевичу в управление, к тому, к которому мы ездили на прошлой неделе, и попросишь его поднапрячься, чтобы найти информацию.

− Будет выполнено, товарищ полковник, − проговорил парень и мы с ним направились на улицу, где сели в автомобиль и поехали в один из ближайших детских домов.

Подъехав к невысокому зданию, я вышла из машины и оставив моего сопровождающего на улице пошла внутрь. Найдя кабинет заведующей, я показала ей записи, которые сделал Туз, но она с сожалением покачала головой, и мы с Женей отправились дальше. Тот же самый результат ждал нас и в других детских домах. Никто не знал никакой Галины Скворцовой и мальчика с такой фамилией нигде не было. Я откровенно запереживала, поскольку понимала, что после эвакуации, затем после возвращения детских домов в Москву мы могли и не найти там мальчика. И быть он мог невесть где, если остался в живых в это темное время. Уже отчаявшись мы заехали в самый последний дом на окраине Москвы и пройдя без энтузиазма по гулким помещениям здания, в коридорах которого отовсюду слышались звонкие детские голоса я остановилась перед дверью заведующей и постучала.

− Проходите, − услышала за дверью я строгий голос и неуверенно вошла в комнату.

− Здравствуйте, − поздоровалась я, робко переминаясь с ноги на ногу, поскольку у меня с самого детства в душе присутствовал страх перед казавшимся мне таким грозным званием «Заведующая детского сада». В детском саду воспитательница вечно пугала нас, грозясь позвать в группу эту страшную женщину, в те минуты, когда наше поведение выходило из-под ее контроля.

− Проходите, присаживайтесь, − проговорила женщина, указывая мне на стоящий около стола стул. – Вы по какому вопросу к нам?

− Мне бы мальчика найти надо, − ответила я, уже в который раз за сегодня протягивая свой блокнот.

Женщина пробежала глазами по записям и отдала блокнот мне.

− А вы кем приходитесь этому мальчику? – спросила она.

− Я – никем, − ответила я. – Но его ищет отец уже несколько лет. Но, пока безрезультатно.

− А отцу вы кем приходитесь? – прищурив глаза спросила женщина.

− Тоже никем. Он мне помог очень. Я решила отплатить ему тем же, − пожав плечами ответила я. – Ну так как? Нет у вас мальчика?

− Как вас зовут? – задала встречный вопрос женщина.

− Ольга, − ответила я.

− Ольга. Я могу с вами говорить открыто? – спросила женщина.

− Конечно.

− Мальчик здесь, в этом детдоме. Мишкой его зовут. Десять лет исполнилось ему неделю назад. Но вот только я бы попросила вас не говорить о нем отцу, − проговорила женщина.

− Почему? – удивленно спросила я.

− А вы думаете мальчику будет лучше, если он будет знать, что его отец – криминальный авторитет по кличке Туз?

− Так вы его знаете? – удивленно воскликнула я.

− Знаю. Я дружила с Галиной. Когда она умирала, то просила приглядеть за Мишей. Еще она просила, чтобы я в свое время рассказала Тузу о том, что Миша его сын. Но я решила этого не делать. Приходил сюда Туз ещё в начале войны, но я сказала, что нет у нас такого мальчика. Он тогда денег много оставил нашему детдому, поскольку он был последним в Москве, где можно было найти ребенка. Меня еще тогда терзали сомнения насчет того, правильно ли я поступаю. Но потом я узнала, что у Туза разборки его банды с кем-то начались и решила оставить в неведении и отца, и сына.

− Но ведь не вам решить и не вам судить, вы же понимаете? Туз − отец Миши. Они оба имеют право знать. Туз не такой уже и плохой человек, и я думаю был бы прекрасным отцом, если бы в свое время Галина не ушла от него и не скрыла, где находится. Да, у него такая жизнь. Но он правда хороший, − проговорила я слова, которые, как мне казалось ранее, никогда бы не применила по отношению к человеку такого уровня.

− И Галка так же говорила, − со вздохом ответила женщина. – Она до последнего вздоха жалела, что ушла тогда от него. Жалела и не могла вернуться, настолько ей было стыдно перед ним. Она и захворала то тогда, наверное, из-за разлуки с ним. Помню, лежачая она уже была, бредила перед смертью и все прощения у него просила. Я ей пот вытираю со лба, а она смотрит на меня и прощения у него просит. Страшно так было, − добавила женщина, едва сдерживая слезы.

− Ну вот, вы же понимаете, что нужно познакомить отца и сына. Столько детей потеряли своих родителей. А тут и есть отец, а вы скрываете. А может этот мальчонка вытащит Туза из той криминальной ямы, в которую он попал? Может ради сына этот мужчина остепенится? – строго проговорила я.

− Наивная вы такая еще, − со вздохом ответила женщина. – Из такой ямы выход только один – на тот свет.

− Все равно. Нужно дать шанс им обоим. Так нельзя. Пожалуйста, дайте мне познакомить их! – с надеждой вглядываясь в глаза женщины проговорила я.

− Хорошо, но только один раз разрешу им увидеться. Потом, как освободится, пускай берется за ум и только тогда я разрешу ему видеться с сыном, − строго ответила женщина.

− Я заберу мальчика и привезу завтра после обеда. Можно так? – спросила я, протягивая ей свое служебное удостоверение.

Женщина была явно впечатлена тем, где я работаю и записав мои данные сказала:

− Хорошо. Завтра чтоб Мишу привезли. А теперь пойдемте в класс. У него сейчас урок рисования.

Женщина вышла из кабинета, и я проследовала за ней. Подойдя к двери соседнего класса, я удивленно прислушалась, но не услышала ни звука.

− Почему так тихо? – спросила я.

− Творят! Художники, − улыбнувшись ответила женщина и тихонько открыла дверь, давая мне заглянуть внутрь.

В хорошо освещенном солнцем классе возле мольбертов стояли пятеро мальчишек и что-то увлеченно рисовали, то и дело вытирая свои замурзанные краской носы. Один из них, светловолосый мальчуган с голубыми глазами стоял ближе всех к нам и поглядев на него я поняла, что это и был Миша, так он был похож на Туза. Те же аристократические черты, тот же волевой подбородок, те же длинные, изящные пальцы рук, уверенно держащие в настоящий момент кисточку.

− Миша, подойди сюда к нам, − проговорила заведующая, и мальчишка, отложив кисточку, с улыбкой подбежал к ней и обнял. – Я хочу тебя кое с кем познакомить, ты не против? – спросила женщина у мальчика.

− Нет, знакомьте, − ответил мальчуган с искренним интересом уставившись на меня.

− Это Ольга Александровна. Она работает в Главном разведывательном управлении. Ты представляешь, она папу твоего нашла, − проговорила женщина, пожимая руку мальчика, словно успокаивая его.

− Папу? – удивился ребенок.

− Да, твоего папу, − ответила женщина.

− И где он, мой отец? – спросил мальчик с едва уловимой дрожью в голосе.

− Если ты хочешь, то можешь поехать с Ольгой Александровной. Она отвезет тебя к отцу, а завтра вернет сюда, − осторожно проговорила заведующая.

− Конечно хочу, − заметно напрягшись от такой свалившейся на его детскую головку новости ответил Миша.

− Ну и прекрасно. Тогда можете ехать, а завтра я буду ждать вас обратно, − проговорила женщина, и Миша, схватив свою кепку, радостно подбежал ко мне.

Подав доверчиво мне свою руку, мальчишка неуверенно посмотрел на меня, будто бы не зная, чего можно от меня ждать. Я же потрепала ласково его по белокурой головке, и мы направились к ждущему нас в машине Евгению.

− О, какой парень, − улыбнувшись сказал Женя при виде нас. – Похож-то как на отца своего.

− Вы знаете моего отца? – с интересом спросил мальчик.

− Да. Имел честь в свое время пообщаться с ним, − уклончиво ответил Женька и завел машину.

− Жень, ты знаешь Туза? – удивленно прошептала я так, чтобы мальчик не слышал меня.

− Знаю. Его банда с начала войны сотрудничать начала с нашим управлением. Не вся банда, конечно, а отдельные, яркие личности так сказать, самые близкие к Тузу. Некоторых забрасываем под оккупацию, если чего узнать надо среди местного криминалитета. Лучше них никто не справляется с этим.

− Не думала, что они могут сотрудничать, − проговорила я.

− Отчего же, могут. Многие надеются на реабилитацию после войны.

− Могут реабилитировать? – удивленно спросила я.

− Могут, конечно. За особые заслуги перед родиной. Там уже как товарищ Сталин решит.

− Ясно, − задумчиво проговорила я, поглядев на мальчугана с восторженным интересом выглядывающего в окно быстро движущегося автомобиля.

− Нравится? – спросил Женя у мальчугана, тоже заметив восхищение у него на лице.

− А то! Я никогда не ездил на таком автомобиле. У товарища Сталина, поди, такой же, наверное, – проговорил мальчик, погладив рукой блестящую поверхность машины. – Я только на грузовике катался. Дядя Игнат, который продукты к нам в детдом привозит, иногда катает нас с пацанами у себя в кабине.

− Ну, грузовик — это тоже неплохо, − смеясь ответил Женька.

Где-то через час машина остановилась у моего дома. Мы с Мишкой распрощались с Евгением и поднялись ко мне в квартиру. Миша осторожно снял свою обувь, смешно поджимая пальцы в серых носках, будто бы боясь запачкать паркет. Затем так же осторожно снял пиджачок, кепку и повесил их на вешалку. Затем он вытер свой чумазый нос и спросил:

− Мне можно пройти?

− Конечно, проходи, будь как дома, − потрепав мальчугана по плечу ответила я и он медленно оглядываясь пошел рассматривать мою квартиру.

− Как тут красиво! – восхищенно проговорил мальчик и я поняла, что он и квартир-то не видел в своей жизни, живя среди сереньких стен старого детдома.

− Спасибо, но у меня самая обычная квартира, − усмехнувшись проговорила я.

− Да какая же она обычная!? Она же как из сказки. Комнаты такие большие. Даже ковер на полу есть, − изумленно проговорил мальчик, заглядывая в просторную гостиную. – Это же и кошку можно завести. Или собаку. Живя в такой-то квартире.

− Можно и кошку. Война только закончится, тогда и о кошке можно будет подумать, − улыбнувшись ответила я.

− Нет, заводить надо сейчас, когда возможность есть. Мамка тоже всегда так говорила – заведем, как комнату побольше получим. Но не получила, померла. У нас в детдоме есть кошка, Люська, старая такая, хромая. Крыс знаешь как ловит! Вот таких огромных, − восторженно проговорил мальчик, разводя руками дабы показать мне, насколько важна эта их старая кошка в детдоме. – Люська – это хорошо. А свою бы хотелось, − печально добавил мальчик.

− Будет у тебя и кошка, и собака. Подожди только немножко, − едва сдерживая слезы ответила я, опускаясь перед мальчуганом на корточки.

− Конечно будет! Теперь папка нашелся. Он заберет меня и у меня будет тоже своя квартира. Вот тогда и заведем кошку. А может Люську заберем из детдома. Она хоть и старая, но тоже, наверное, рада будет своему дому собственному. Правда крыс негде будет ловить, ну ничего, привыкнет, − проговорил мальчуган и погладив меня по голове спросил, − а ты папку моего хорошо знаешь? Он какой? Хороший?

− Хороший. Твой папка самый лучший только потому, что он твой, − с едва уловимой грустью проговорила я, не зная, как теперь выпутываться из этой ситуации.

Мальчишку нужно было представить Тузу, а как правильно это было сделать, дабы не травмировать ребенка тем, что его отец – персона криминального мира и сейчас находится в местах, не столь отдаленных, я не знала.

− А у вас с ним чего? – зыркнув из-подо лба на меня неуверенно спросил мальчик.

− У нас с ним? – удивленно спросила я, не совсем поняв сначала его вопрос, а когда до меня дошло, что он спрашивал, я рассмеялась. – У нас с ним ничего. Мы просто друзья, − закончила я фразу, не зная какое слово будет более уместно, дабы у мальчика не возникало более вопросов.

− Ну, раз у него есть такой друг, как ты, значит он точно хороший, − ответил мальчишка, и я поняла, насколько этому худенькому пареньку с искренним взглядом голубых глаз было важно, чтобы его отец был хорошим человеком.

− Хороший, не переживай. Ладно, давай я тебя накормлю и мне нужно будет отлучиться на пару часов. Ты не против, если с тобой посидит моя соседка, тетка Тоня? – спросила я у мальчишки.

− Конечно. Я подожду, не переживай, − улыбаясь ответил веселый мальчуган и вприпрыжку поскакал на кухню, где плюхнулся на диван и смешно болтая ногами начал ждать, пока я приготовлю ему ужин.

Насыпав мальчишке в тарелку картошку и поставив перед ним чашку с горячим какао я уже готова была выть, смотря на то, как мальчуган осторожно проводит своими тоненькими пальцами по причудливым рисункам, которыми была украшена посуда. До меня только сейчас стало доходить, насколько эти ребята, жители строгих стен детских домов были лишены всего того, что зовется словом комфорт. У них не было красивой посуды, не было таких игрушек, не было всего того, что могли дать родители. И хотя я понимала, что все то, что так восхищало этого мальчугана в моем доме было просто мишурой, как тогда мне сказала Софья, но и эта мишура порой приносила пусть маленькие, но радости в жизнь людей. Будь то красивая фарфоровая чашка, оставшаяся по наследству от бабушки, или же милый коврик у подножия твоей кровати, на который ты ставишь ноги промозглым зимним утром, или же уютные занавески на кухне, которые скрывают за своим пестрым покрывалом родные картины твоего любимого города. У этих мальчуганов и девчонок ничего этого не было. Отвернувшись к мойке, дабы мальчик не увидел моих слез, набежавших на глаза, я быстро вымыла кастрюлю и вышла в коридор, где постучалась к моей соседке, Антонине Петровне, добродушной старушке лет семидесяти, в прошлом учительнице немецкого языка и литературы.

− Оленька, рада тебя видеть, − проговорила Антонина Петровна, радостно мне улыбнувшись и откладывая на стоящий рядом комод вязание.

− Антонина Петровна, вы можете мне помочь? Не приглядите за мальчуганом одним у меня дома? А я отлучусь на пару часов и быстро вернусь. Пожалуйста, − попросила я пожилую женщину.

− Отчего же, пригляжу, конечно! – улыбнувшись ответила старушка, прихватив ключи от квартиры она захлопнула дверь, и мы с ней направились ко мне.

− Здравствуйте, − проговорил вежливо Миша, уже успевший убрать со стола и вымыть за собой посуду. – Я Михаил, − представился он женщине.

−Ох, ты какой воспитанный, − подмигнув ему ответила старушка. – А я – Антонина Петровна.

− Очень приятно, − сказал мальчик и помог женщине снять теплую вязанную кофту и повесить ее в шкаф.

− Ну, я побежала? – задала вопрос я Антонине Петровне и когда та утвердительно кивнула, быстро накинув на плечи пиджак выскочила на улицу и помчалась к моему бывшему преподавателю домой.

Жил Андрей совсем недалеко от моего дома, минутах в десяти езды на трамвае. Но я не стала дожидаться транспорт и быстро пошла пешком в нужном мне направлении. После случившегося, когда в сорок первом я ехала на трамвае и началась бомбежка, я испытывала жуткий страх перед таким видом передвижения по городу. Я тогда, помню, упала на пол и не могла пошевельнуться от дикого ужаса, охватившего меня. Все люди ринулись из вагона, а я лежала, накрыв руками голову, пока какой-то детина-солдат не дернул меня, поставив на ноги и со словами «Беги, дура!» не вытолкал меня на улицу. Отбежав всего на несколько метров и спрятавшись за баррикаду, я увидела, как в одиноко стоящий трамвай попала бомба и он разлетелся на куски. Ощущение того, что моя жизнь всего каких-то пару минут назад висела на волоске, напрочь отбила у меня желание ездить на трамваях, хотя раньше, когда еще была маленькой, я дико визжала от восторга, сидя на коленях у отца и смотря на мелькающие за большим окном дома, машины и людей, чем вызывала у него улыбку.

Спустя пол часа я уже стояла у дома Андрея и взирала на красивое здание из кирпича. Я всего лишь раз была подле этого дома, когда в конце первого курса я с несколькими мальчишками и девчонками, такими же нерадивыми учениками, как и я, нарисовали стенгазету со смешными рожицами и подписав ее не очень хорошими словами в день рождения нашего строгого преподавателя тихонько пробрались в подъезд и наклеили наше творение на стену прямо перед дверью в его квартиру. Затем с диким хохотом выбежали на улицу и помчались в университет. Когда Андрей вошел тогда к нам в аудиторию, то все заливались смехом. Некоторые мальчишки и девчонки, у которых с ним были хорошие отношения, строго шикали на нас, но нам было все равно. Помню я встала тогда, и спела песенку на немецком языке, поздравляя его с днем рождения. Андрей же тепло поблагодарил меня и всех моих подельников без тени обиды, и сказал, что лучшего подарка он в жизни не получал, ведь в него, дескать, было вложено столько чувств и труда, что грех было называть его плохим сюрпризом. Подняв брови вверх, я вздохнула, ведь только сейчас поняла, каких дров я наломала тогда и как нехорошо себя вела по отношению к нему.

Поднявшись на второй этаж, я тихонько постучала и через пару минут дверь мне открыла пожилая женщина с измазанными тестом руками и обсыпанным мукой переднике. Подле нее стояла девчушка лет семи и жевала пирожок с интересом разглядывая меня.

− Ой, я ошиблась, наверное, − испуганно проговорила я, окинув взглядом женщину и девочку. – Я ищу квартиру майора Чернова Андрея Владимировича, я была уверена, что он живет здесь.

− Живет здесь майор, − улыбнувшись проговорила женщина. – Андрей мой сын.

− Простите, я не знала, что он живет с вами, − все так же испытывая неловкость проговорила я.

− А вы кто будете? – спросила женщина.

− Я работаю с ним. Точнее он мой наставник сейчас, − проговорила я и добавила едва улыбнувшись, − можно его увидеть?

− Андрей приедет через пол часа не более, можете зайти и подождать его здесь, − ответила женщина, отходя в сторону и предлагая мне войти.

− Спасибо, − ответила я и зайдя в квартиру, в которой вкусно пахло свежеиспеченными пирожками скинула с ног свои туфли-лодочки и прошла за женщиной в гостиную.

− Подождите здесь, − кивнув мне на стоящий у стены диван сказала женщина, − а я сейчас закончу печь пирожки и чай вам сделаю, отужинаете с нами.

− Спасибо, с удовольствием, − проговорила я, усаживаясь на мягкое полотно дивана.

Женщина вышла из гостиной, оставив меня одну. Я огляделась и увидев на противоположной стене висящие фотографии встала и подошла к ним. Из-за до блеска отполированных стекол на меня смотрела красивая молодая девушка с курносым носиком, длинными толстыми косами и кокетливыми ямочками на щеках. Окинув взглядом другие фотографии, я увидела, что вся стена увешана изображениями этой красавицы. Сняв одну из них, я поднесла к свету, дабы поближе ее рассмотреть.

− Это моя мама, − в этот момент услышала я подле себя тоненький голосок и едва не выронила от испуга рамку.

− Твоя мама? – спросила я, посмотрев на девочку.

− Да. Красивая, правда? – задала вопрос девочка и провела своей маленькой ладошкой по стеклу.

− Очень, − улыбнулась я и повесила рамку обратно. – А твоя мама здесь тоже живет? – осторожно спросила я.

− Нет, моя мама погибла. На фронте. Она – герой, − с гордостью сказала девочка, откинув свою тяжелую косу с плеча.

Я напряженно посмотрела на девочку и мне стало неловко от того, что я не знала о жизни Андрея ничего. Оказывается, он был женат и у него росла маленькая дочурка. Издав прерывистый вздох, я села на диван и в этот момент в комнату вошла мать Андрея, неся перед собой небольшой пузатый самовар и ставя его на круглый стол, находящийся по центру просторной гостиной.

− Присаживайтесь, − мягко проговорила она и я подсела к столу.

Далее женщина принесла дымящиеся пирожки, от которых исходил запах корицы и яблок, поставила чашки и блюдца, и положила на вазу чудо, которое было очень тяжело достать в то время - горсть конфет.

− Угощайтесь. Это конфеты. Папа иногда приносит их мне. Я очень их люблю, − гостеприимно проговорила девочка, беря одну конфету с вазы и кладя ее подле моей чашки.

− Спасибо, − сказала я и отпила из чашки мятный чай. – Я не представилась вам, извините, − спохватившись воскликнула я. – Меня зовут Соколова Ольга.

Услышав мое имя, женщина удивленно посмотрела на меня и сказала с едва уловимой улыбкой:

− Уж не та ли Соколова, которая на день рождения Андрея со своими одногруппниками вывесила перед дверью в его квартиру шедевр?

− Она самая, − покраснев ответила я, понимая, что уж если и мать мужчины знает об этом эпизоде, то поступок был нехорошим, мягко говоря.

Женщина встала и молча куда-то вышла, через минуту вернувшись с большим свитком, развернув который и положив его передо мной на стол сказала со смехом:

− Он до сих пор хранит сие творение.

Я поглядела на стенгазету и ужасное чувство стыда накатило на меня. С полотна смотрели на меня чертики с лицами преподавателя, какие-то лешие и домовые, по середине красовалась нелицеприятная надпись на немецком языке и возглавляла эту всю чертовщину надпись: «Лучшему в мире МУЧИТЕЛЮ!»

Я провела рукой по пожелтевшему от времени ватману и сказала извиняющимся тоном:

− Это ужасно. Как мы могли такое сделать, ума не приложу.

− Он тогда пол часа хохотал, разглядывая эту картину, − на удивление тепло ответила женщина, потрепав меня по плечу, словно давая понять, что нисколько не сердится на меня. – Затем убрал ее в шкаф и вот, хранит.

− Надо было выбросить, − скривившись ответила я, косо смотря на то, что тогда мне казалось таким смешным. – Я ужасно вела себя, когда была его студенткой.

− На самом деле, я даже рада, что вы были для него такой встряской в те годы. Он тогда только разошелся с Жанночкой и пребывал в ужасном состоянии. А став работать в университете и столкнувшись с такой избалованной студенткой, какой вы тогда были, смог отвлечься и прийти в себя хоть немного, − тепло проговорила женщина.

− А, разве…? – спросила я, недоуменно указывая на играющую с куклой на диване девочку.

− О, нет, нет. Ирочка не его дочь. Она дочка Жанны, его бывшей невесты. Они встречались. Когда Жанночка заканчивала мединститут, решили пожениться. Да только не судьба. Как-то они пошли в гости к другу Андрея, который только вернулся из Германии. Он был там на стажировке, но назревали уже разногласия между нашими странами и Олегу пришлось покинуть страну. В общем Жанна и Олег влюбились друг в друга и через какое-то время она сказала Андрею, что уходит от него. Сын был сам не свой тогда. Он работал тогда в управлении военными делами. И когда все случилось, это я ему тогда предложила сменить обстановку, дабы хоть как-то начать выходить из того состояния, в котором он находился. Так он и начал работать в университете. Ну и сразу попал под ваш обстрел, − смеясь сказала женщина. – По началу он, помню, злился так на вас. Я советовала ему отпустить ситуацию и дать вам учиться так, как самой хотелось, учитывая то, что вам покровительствовали в университете. Но Андрей очень упертый и сделать так, чтобы вы учились, было для него уже делом принципа. Потом он злиться перестал и уже со смехом нам с отцом по вечерам рассказывал про все выходки, которые вы выкидывали, чтобы позлить его.

− А девочка? Как она у вас оказалась? – осторожно спросила я.

− Олег и Жанна в начале войны на фронт пошли. Он в разведку, она хирургом. Ирочку оставили на попечение пожилой матери Жанны. В конце сорок третьего оба погибли, оставив дочку сиротой. А спустя пару месяцев умерла и бабушка Иры. Девочку хотели забрать в детдом, поскольку более родственников не осталось, кроме сводной сестры Жанны. Она, кажется, работает там же, где и вы. Но она наотрез отказалась воспитывать Иру, дескать сама ещё молодая, куда ей ребенка. Вот я по просьбе Андрея взяла опеку над ней, теперь так и живем одной семьей. Ирочка очень любит Андрея, папой его называет. А меня бабой Шурой. Вон, для нее всю стену фотографиями завесили, чтобы она смотрела и помнила о своей матери, − закончила свой рассказ женщина, быстро смахнув со щеки скатившуюся одинокую слезу.

− Жизнь, − прошептала я уныло, проведя по лбу ладонью и стараясь переварить все то, что сказала мне женщина.

− Ну ладно, давайте не будем о грустном, − тряхнув головой сказала женщина и пододвинув ко мне блюдце с пирожками добавила, − кушай, дочка.

− Это кто у нас тут дочка? – спокойно спросил Андрей, заходя в комнату и хватая на руки подбежавшую к нему малышку.

Мы так увлеклись разговорами, что совсем не услышали, как он вернулся.

− Это баба Шура Олю так назвала. Она к тебе в гости пришла, − прочирикала девочка, целуя Андрея в щеку.

− Здравствуйте, − поздоровалась я, неловко вставая со стула.

− Да сиди. Не в штабе же находимся. Будь как у себя дома, − с улыбкой проговорил мужчина, снимая китель и усаживаясь к нам за стол.

− Ну я пойду, Ирочку уложу спать, а вы пока поговорите, − с улыбкой проговорила женщина, беря девочку за руку и уводя ее в другую комнату.

− Что-то случилось, раз ты прямо домой ко мне пришла? – с усмешкой спросил Андрей.

− Вы извините, если я помешала вам, − заливаясь краской стыда протарахтела я.

− Оль, хватит меня уже воспринимать, как страшного серого волка. А то мне уже неловко, честное слово, − сказал мужчина откидываясь на спинку стула и тепло смотря на меня.

− Да, простите. Я вот по какому вопросу. Я сына Туза нашла. Он меня просил помочь ему. Туз столько лет искал его, но не смог, поскольку заведующая не захотела говорить ему, что его сын живет в ее детдоме. Я бы хотела завтра организовать встречу для них. Но чтоб как-то так, чтобы мальчик не узнал, что его отец осужденный, − проговорила я с надеждой глядя на мужчину.

− И что ты хочешь от меня? – спросил Андрей.

− Можно Тузу выйти на улицу без сопровождения военного? Просто на территорию штаба, где небольшая площадка для отдыха у нас. Пусть они пообщаются так, чтобы мальчик не понял, что Туз под наблюдением. А потом я увезу его в детдом и все, они смогут увидеться уже только тогда, когда срок Туза закончится. Ребенок так верит в то, что его отец хороший. Мне бы не хотелось, чтобы он разочаровался в нем раньше времени.

− Ольга, ты хоть понимаешь, кто такой Туз? – строго спросил у меня мужчина. – Ты хоть представляешь себе, что будет, если он сбежит?

− Он не сбежит! Я верю ему, − уверенно произнесла я.

− Веришь ты ему, − проговорил Андрей, окинув меня тяжелым взглядом. – Ты дело его почитай сначала, а потом верь уже.

− Я читала. На нем нет убийств, а это уже кое о чем да говорит, − пожав плечами ответила я.

− Помимо убийств бывают и другие нелицеприятные дела. А у него это не просто дела, а целая паутина дел, которыми он хоть и сидит, но все так же руководит, − сказал мужчина.

− А чего ж вы тогда его вытащили, чтобы он нас с Ниной учил? Другого не могли найти картежника что ли? – вспылив спросила я.

− Вытащили потому, что только его банда согласилась сотрудничать в пользу Родины. А у них он один такой виртуоз.

− Ну, вот видите. Значит я права, не убежит он!

− Ладно…приводи мальчишку завтра. Я дам разрешение на такого рода свидание с Тузом, − строго сказал Андрей.

− Спасибо! Спасибо! – затрещала я и вскочив со стула подлетела к мужчине и поцеловала его в щеку.

− Вот и мне перепала благодарность Соколовой, а не только Гордееву, − усмехнувшись сказал мужчина и тоже поднялся из-за стола.

− Мне домой пора! – в ужасе воскликнула я, разглядев на красивых деревянных часах, висящих на стене, который уже час.

− Я отвезу тебя. Время уже позднее. Нельзя одной возвращаться, − сказал мужчина и мы вышли на улицу где сели в его служебный автомобиль.

Спустя десять минут мы уже стояли подле моего дома. Андрей взял мою руку в свою и наклонившись легонько поцеловал. Я же провела рукой по его плечу и кокетливо наклонив набок голову послала ему воздушный поцелуй так, как учила меня Софья. Затем быстро развернулась и пошла в подъезд.

Открыв дверь в квартиру, я зашла в прихожую и обомлела. С противоположной стены на меня смотрел нарисованный огромный кот, на полу же сидел Мишка в компании моего отца, и они с ним на пару дорисовывали сие великолепие.

− О, дочка! – радостно сказал отец, вытирая измазанные краской руки о свои брюки. – Смотри кого мы тебе с Мишей нарисовали.

Я удивленно посмотрела на отца, потом на Мишу, который с долей испуга смотрел на меня, поскольку понимал, что картина хоть и рисовалась в паре с моим отцом, но разрешения то никто у меня не спрашивал и как я отреагирую он не знал.

− Вот это да! − только и смогла проговорить я.

− Красиво, правда? – гордо спросил отец.

− Да, красиво, − уже более спокойно ответила я, поскольку нарисованный кот и правда был великолепен.

Рыжего цвета, с огромными, хитро прищуренными зелеными глазами, лукавой кошачьей улыбкой и красивенным пушистым хвостом. Отойдя к двери, я окинула взглядом кота и сделала для себя открытие, что его как раз мне и не хватало на той пустой блеклой стене, которая располагалась напротив входной двери.

− Его Васькой зовут. Пока вы не заведете настоящего кота, этот будет всегда встречать вас на пороге. Совсем как настоящий, − по-детски наивно улыбнулся мальчик, быстро подправив кисточкой недорисованный ус моего котяры.

− Миша, ты талантище. Правда! Спасибо тебе огромное! − проговорила я, присаживаясь на пол подле отца и начиная реветь. – Мне такого подарка еще никто в жизни не делал.

− Вот видишь, а ты говорил ругаться будет, − проговорил отец, пожимая худенькое плечо моего маленького гостя.

− Так это еще и твоя идея! − вытирая зареванный нос сказала я отцу. – А где вы краски взяли?

− Да я домой съездил, там же твоих вещей тьма тьмущая. Ты же знаешь, я все храню. Так в комоде и нашел те краски, которыми ты тогда в университете тот непотреб рисовала для Андрея, − сказал отец и я с удивлением отметила про себя, что мое прошлое и та стенгазета уже третий раз за день всплывает в моем настоящем.

− Ох, папочка, как же я тебя люблю, − проговорила я, прижавшись своей щекой к сильной груди моего горячо любимого отца.

− Ладно, сорванец, давай в ванную и спать. Поздно уже, − сказал отец, обращаясь к Мишке и вставая с пола. – А ты, Оля, подожди меня на кухне, пока я Мишу уложу. Нам поговорить надо.

− Да, конечно, − ответила я и поднявшись на ноги пошла на кухню, где, заварив кофе себе и отцу, села за стол.

Минут через пятнадцать на кухню зашел отец и сел подле меня, затем взял чашку и сделав глоток кофе проговорил:

− Оль, я тут подумал. Мишу может давай у себя оставим?

− Что значит у себя? – поперхнувшись от удивления спросила я.

− Ну ты же завтра его с Тузом познакомишь, а потом что? Обратно его в детдом? Такой мальчуган талантливый, воспитанный. А через пару лет вдруг попадет под влияние подростков и все. Что его будет ждать? Та же судьба, что и отца? – с сожалением проговорил отец и я поняла, что он проникся к этому худенькому мальчишке-художнику.

− Пап, но у него же отец есть, − осторожно сказала я.

− Да я знаю. Но пока то этот отец там, а Мишка бы у нас побыл. Я уже и с бабой Тоней поговорил, она помогать будет, когда тебя или меня не будет дома. У нее никого нет, она с радостью, − проговорил отец, положив свою руку на мою ладонь.

− Ты уже и с бабой Тоней поговорил, − укоризненно сказала я. − Значит ты уже все решил, так ведь?

− Ну так да, решил, − ответил отец.

− Пап, нужно поговорить с Тузом сначала. А потом уже решать, − строго сказала я, нахмурив брови.

− Да поговорю я с Тузом. Завтра и поговорю. У меня предложение к нему есть хорошее, если он согласится, то после выполнения одного задания я смогу сделать так, что с него снимут все. Если, конечно, он отойдет от дел своих и впредь не вернется к ним.

− А что за предложение? – удивленно спросила я.

− В Кракове нужен человек свой среди криминального мира, пока вы будете выполнять задание, если Андрей тебя возьмет с собой. А лучшей кандидатуры, чем Туз не найти нигде. У него там кореша остались и связи кое-какие крепкие. Партизаны партизанами, а вот иметь поддержку на крайний случай среди криминалитета очень и очень было бы неплохо. Они ж как крысы, везде шныряют и обо всем знают. Да и спрятать, если чего, лучше них никто не сможет, и вывести из города только им одним ведомыми тропами смогут. Если он сможет организовать вам такое прикрытие в Кракове на крайний случай и выведет оттуда вдруг что, то я сделаю так, что с него не только все снимут, а еще и наградят. Да и схемы кое-какие его братки смогут зарисовать нам и передать вами, когда вы будете возвращаться, − проговорил отец, закуривая сигарету.

− То есть это ты для моей безопасности одним словом собираешь команду такую, − проговорила я, с восхищением смотря на отца, который всегда в любой ситуации подставлял мне свое сильное плечо.

− Да, − просто ответил он. – Кроме того, возможно в задании будет нюанс один насчет фон Герцена, но пока это не точно и говорить я не буду тебе до утверждения. Так что твой Туз будет в самый раз вам там.

− А Мишу ты хоть не думаешь таким образом …в заложниках держать, чтобы Туз не сорвался? – строго спросила я.

− Ну ты даешь, Ольга! Обижаешь отца! Мишка он же такой! Я правда проникся к нему.

− Извини, папа, − со стыдом в голосе ответила я.

− Побудет пока со мной Мишаня, а вы вернетесь и все уже тогда уладим для них с отцом. Я обещаю тебе, − проговорил отец, вставая из-за стола и целуя меня в лоб.

Когда отец пошел спать я допила свой кофе и устало уставилась в окно. Столько событий за день за последнее время было для меня настоящим спасением. Только благодаря бесконечной беготне я смогла отвлечься от того, что на моей кровати пустовало рядом место, от того, что любимая Димкина чашка одиноко стояла на полке, забыв про такой вкусный кофе с корицей, от того, что в ванной не было бесконечных потеков зубной пасты на умывальнике, которые неизменно оставлял Димка, сколько бы я замечаний ему не делала. Благодаря тому, что сейчас происходило я смогла потихоньку возвращаться к жизни, с надеждой смотря в завтрашний день, когда я смогу отомстить проклятому фон Герцену за то, что он и ему подобные творили с такими хрупкими судьбами наших людей, заставляя их жить неутолимой жаждой мести. Устало стянув с себя платье, я пошла в спальню, рухнула в постель и забылась таким крепким сном, которого уже давно у меня не было.